Всё случается

(Евгений Румянцев)

Всё случается

Войдя в комнату, Алисочка чмокнула меня в щёку и поморщилась:

- Ну ты прям как ёжик у нас! Побрился бы.

- Я уже ногти подстриг. И вообще, я не ёжик, а пират.

С этими словами я вынул из своего черепа глаз. Зачем я так сделал? Ну, некоторые в знак уважения к даме снимают с головы шляпу, а у меня шляп отродясь не водилось. Зато глаз - целая пара и одного не жалко. Да и Алисочке, знаю, приятно. Она - странная девушка. Когда-то я хотел отпугнуть её и однажды открылся. Вместо того, чтобы испугаться, Алисочка захлопала в ладоши. Ей, видите-ли, я напомнил Кришну, которому по легенде заглянули в рот и обнаружили там Вселенную. Алисочка утверждала, что в моей пустой глазнице видит тоже самое. Это странным образом польстило мне, ведь сам я считал, что внутри моей башки копошатся одни черви. Впрочем, неважно. Сейчас, глядя друг на друга, мы просто молчали вместе, как вдруг, а всё, что ни случается - всегда вдруг, в дом ворвались трое и заорали:

- Деньги давайте!

- Может водички? - участливо предложила Алисочка. - Так запыхались, аж пот бежит.

- Лучше водки, - почесал бороду один.

- Я бы пожрал что-нибудь, - оживился второй.

- Такие милые люди! - слезливо завопил третий. - Братаны, а давайте не будем их грабить, а пойдём по домам.

- По своим?

- Нет, по тем, где живут не такие милые люди!

Все трое ретировались, но быстро вернулись:

- Придётся вас грабить.

И тут я вспомнил, что дом наш стоит на пустыре между кем-то и как-то, но вокруг всё равно никого. Естественно, я извинился. Ребята были правы на всю тысячу процентов - не с пустыми же руками уходить? Заодно глаз пришлось обратно вставить. Уж больно парней смущали вылезавшие из моей вселенской дыры черви. У Алисочки было всего 999-ть и у меня целый рубль. Эту штуку мы и отдали.

- Славные ребята, - улыбнулась Алисочка после ухода гостей, и я охотно согласился. Действительно, славные. Кроме того, в подвале томилось мясо, которое пора было выпустить наружу...

- Сходи - побрейся, ёжик. Ну, невозможно же! И завтракать, - ощутил Виктор горячее дыхание рядом.

- Я пишу, а голод, между прочим, способствует мыслеварению!

Девушка молча пошла от него, а Виктор смотрел вслед, не понимая, как ему досталось это чудо. По правде говоря, это он ей достался, но себя Виктор не то что чудом, человеком в полной мере не считал. А Диана сейчас вся такая красивая, русая, стройная, да ещё в одной его рубашке уплывала белым парусником в небытие.

- Ты куда? - испугался Виктор.

- Кофе тебе варить, - донеслось из кухни, и Виктор понял, что не нужно бояться. Ничего. Даже себя. В этом доме ему всё прощено заранее.

Расслабленный этим открытием Виктор проник взглядом в шкаф и оценил содержимое графина. Чёрствое писательское сердце зашлось в восторге. Виктор тихонько поднялся со стула. Старый понимающе промолчал, а вот половицы под ногами заскрипели гвоздями. С кухни сразу донеслось строгое «нет», так что пришлось вернуться к морщинистому столу и ноутбуку.

Будто пианист перед дебютным аккордом Виктор занёс пальцы над клавиатурой и застыл. Нужно было выдать несколько шедевральных фраз… Ну или хотя бы одну и даже не обязательно шедевральную, но где их взять-то? Учитель настаивал на принципе одного рассказа в день. Понятное дело, что Учитель - графоман, но Виктор, в силу своей молодости, этого пока не осознавал, а потому и встал спозаранку. Мозг в голове тяжело ворочался, угрожая после вчерашней пьянки отключиться навсегда.

Но, но, не так уж много и выпили! Итак, Витюша, сосредоточься: мясо, которое пора выпустить наружу…

Виктор тяжело задумался: «Мясо. Ах да, девушка в подвале… Это Готэм, детка, здесь возможно всё! Блин, я ж не Бэтмен. Куда-то не туда занесло! Поворот не туда. Интересно, сколько частей этого членовредительства уже наснимали? Вот, новый поворот и мотор ревёт! » Виктор почувствовал болезненный укол в голове и затосковал:

- Диана! Дианочка?

- Ну что ещё? - через минуту она вошла в комнату с дымящейся кружкой. - Кофе твой или позавтракаешь сначала?

- Нет, - надулся Виктор плаксиво. - Не получается! Ничего не получается!

- Ты совсем как маленький! - Диана наклонилась к нему и чмокнула в щёку. - Всё-таки побрейся. Уже косить можно, как траву.

- Зато ты у меня пшеница сладкая, - Виктор потрепал её золотистые волосы.

- Ну больно же, дурак! - заколыхалась в ответ пшеница.

- А глазки-то зелёные, как травка. А губки-то… Ладно, сама уже с утра всё в зеркале видела.

- Зелёные, как травка? А ещё банальнее можешь?

- Я и говорю, - поник головой Виктор, - ничего не получается.

- Может, блины испечь?

- А можно? - писатель изобразил преданный и в то же время молящий взгляд, который долго перенимал у дворняги с редким именем Тузик.

- Дай прочитать сначала.

- Неужто подсказать что-то сможешь? - ехидно усмехнулся Виктор.

- Блинов хочешь? - прозвучало угрожающе, и он струсил:

- Да мне не жалко. Читай, раз так.

Она читала, сидя у писателя на коленках. Он вспоминал, сидя на своей заднице…

М-да, вечер их знакомства. «Не, ну так не бывает! » - снова и снова повторял себе Виктор. Он пробирался весь такой в себе, сквозь сухой февральский мороз по обледенелой, как и всё нутро, дороге. Темнело, и вместе с вечером наполнял писателя мрак бессмысленности. Неожиданно Виктор поскользнулся, зажмурился, готовый упасть, когда кто-то заботливо подхватил его. Виктор открыл один глаз, увидел сначала руки, затем лицо, которое улыбнулось и сообщило: «Диана». Виктор смущённо поблагодарил за спасение, а девушка вдруг взяла, да и поцеловала его в губы. Оказывается, она загадала, что её избранником станет первый встречный. Им оказался Виктор. Не против ли он? Здесь явно была какая-то тайна, загадка, даже обида на то, что девушка так легко расправляется со своей судьбой, но Виктор в подробности не вдавался. Диана была так мила, свежа, красива, а у него и в нём всё так скверно, что он отбросил все вопросы в стоявший неподалёку мусорный бак и ответил «я только за»...

- Бредятина! - прервала чтение Диана.

- Чем бредовее, тем ближе к реальности! - важно проговорил Виктор.

- Так и будешь банальщиной прикрываться? - девушка снова лёгким парусником заскользила прочь. - Кстати, к нам сегодня вечером Андрей приедет.

- А не зачастил ли к нам твой бывший?

- Не зачастил. Ты его вообще ни разу вживую не видел.

- Думаю, вмёртвую он понравился бы мне больше.

- Ладно тебе. Пошли завтракать!

Витюша, задумайся. Если не о рассказе, так о Дианкином хахале. Уведёт ведь и будешь дальше наполняться мраком бессмысленности. Даже мне, одноглазому, это ясно как день.

Виктор снова задумался. Причём вообще девка в подвале? Откуда взялась приблудная? Ах да, это ж Диана посоветовала. Странные, однако, у неё фантазии.

Мысли неохотно вертелись вокруг рассказа и болезненно интересовались Андреем. Писатель понимал, что ревнует, и весьма глупо. Андрея нужно было благодарить! Если бы не его измены, Виктор никогда не познакомился бы с Дианой. И всё становилось на свои места. И ясен был первый и неожиданный поцелуй: обида и не на такие поступки толкает, но сейчас это не утешало. Вдруг Диана вернётся к злодею? Всё-таки они встречались больше года!

Виктор расправился с борщом, который похмельного облегчения так и не принёс. С отяжелевшими мыслями и животом Виктор взялся за блины и ноутбук. «Гамбургер подкрался незаметно, - написал быстро Виктор и тут же осёкся. - К чему? »

- Может хоть сегодня грядкой займёшься? Неделю уже вскопать обещаешь.

Виктор поморщился, это у него всегда складно получалось, но не в этот раз.

- Что, старичок? - удивлённо подняла брови Диана. - Твой любимый Лев Толстой, между прочим, в земле ковыряться не брезговал.

- А чем ещё графьям в деревне заниматься? Да и мне не лень. Просто страшат возможные последствия. К примеру, я начинаю задумываться, почему время сжимается, когда мы с тобой спим вместе, а когда копаюсь в земле - растягивается до неприличия? Я ж начинаю понимать теорию относительности Эйнштейна!

- А что в этом плохого?

- А то, что он еврей! Боюсь подхватить вирус избранности. Или ты хочешь, чтобы я, как все псевдопатриоты, махал на каждом углу российским флагом?

- Ничего я уже не хочу. Не хочешь копать - не надо, - поморщилась Диана и переключилась на рассказ. - А почему грабителей трое?

- Не знаю. Просто так, наверное.

- Нет, не просто. Ты вчера с тремя соседями пьянствовал.

- И как? Удачно?

- Раз не помнишь, видимо, да.

- Да помню, - буркнул Виктор, - только я думал, их больше было. К примеру, тридцать три.

Витюша, дурачок ты. Ведь накличешь все тридцать три!

От похмелья Виктор совсем зарылся в себя. Нужна ли ему Диана? Он цеплялся за их отношения, но виной этому, скорее, были приступы иррационального, почти животного ужаса перед жизнью. Спасаясь от него в постели у Дианы, писатель понимал, что страхи никуда не делись и не денутся. Он лишь создал плотину, которую когда-нибудь прорвёт, а потому часто капризничал, нервно куролесил, унижался и сам унижал Диану, которую одновременно хотел и боялся потерять. И каким же на его фоне титаном казался Андрей! До тошноты красивый, образованный и успешный: в свои 23-и он уже владел салоном по продаже автомобилей. И это при том, что отец Андрея всю жизнь слесарничал, а мать прозябала в никому не нужной библиотеке. «Кого ж надо убить, чтобы так подняться? Наверное, переспал с кем-нибудь, - убеждал себя Виктор, а сердце морщинилось подозрениями. - Что Андрею здесь нужно? »

Между тем за окнами огромное солнце разлеглось на синих простынях и ерошило лучами белые подушки. Несмотря на начало мая, день обещал быть жарким до пота. Позавтракав Виктор взял лопату и вышел во двор.

Мой первый пациент нуждался в операции по пересадке глаза. С похмелья у меня так дрожали руки, что я, верный клятве Гиппократа, вырезал глаз у себя. Мною восхищались и говорили, что я очень хороший врач... Честный... Который втайне мечтал написать роман… С сюжетом, которого не знал мир со дня сотворения.

В центре сюжета я разместил треугольник с основообразующими точками: А - девица, Б - бизнесмен, В - графоман. Точки Б и В борются за внимание А. Ну, как? Вот то-то и оно, что оригинально! Однако три точки быстро превратились в четыре, образующие крест, который сама жизнь воткнула в мой так и ненаписанный роман. Гамбургер подкрался незаметно и больше я не хирург. Я - Инквизитор.

Вопреки общепринятому мнению беда пришла не с развитием Интернета, а раньше. Сеть фаст-фудных ресторанов стала истинной причиной апокалипсиса. Разрезанная пополам булочка помимо впихнутого внутрь мяса таила в себе и другое зло! Чем больше люди ели, тем больше хотелось ещё. Стоило завидеть гнусную конструкцию из хлеба, мяса, сыра и листьев салата, как руки сами непроизвольно тянулись к ней и рот кривился в плотоядной ухмылке. И вскоре гамбургер превратился в супер-гамбургер, затем в супер-пупер и дальше. Он рос, жирнел, истекая животным соком, и люди толстели вместе с ним.

Голод изменил саму генетическую структуру человека, и если раньше дети выбирали своим первым словом «мама», то теперь во всё горло орали «еда». Дошло до того, что некоторые, вырастая, так и ограничивались единственным словом и при этом прекрасно выживали… До определённой поры.

Когда пищевая промышленность перестала справляться с производством фаст-фуда, голод превратил в гамбургеры всё. Те, кто победнее начали с поедания коры деревьев, однако быстро поняли, что нецелевое расходование зубов ведёт к кариесу и более серьёзным последствиям. Зубы нужно было использовать по назначению и следующими жертвами стали голуби, воробьи и белки, без которых быстро опустели парки отдыха во всех крупных городах планеты. Домашнее зверьё, в основном, собаки, кошки, попугаи и обычно молчаливые рыбки с воплями ужаса бежали в недорубленные леса и недопитые реки, где и были съедены своими более приспособленными к жизни собратьями. И что же? Диких животных постигла та же участь. И они оказались в булках, потому что главным хищником всех времён являлся человек.

Оставшись без хлеба и мяса люди обратили внимание на себе подобных. В городах воцарилась мёртвая тишина. Слабые боялись выходить на улицы, дабы не попасться в зубы своих более свирепых от голода товарищей. Именно тогда появились мы - Инквизиторы! Люди до сих пор способные выговаривать более одного слова в минуту и не страдающие фаст-фудной зависимостью!

«Вот сейчас точно, как Диана говорила, бредятина попёрла», - завертелась мысль на раскалённой сковородке, а тоска поскреблась внутри блудливой кошкой и нагадила в самое сердце. Виктор вытер лоб и лишь сильнее надавил на лопату.

- Э, - в забор просунулась голова соседа. - Ты для нового сортира яму роешь?

- С чего…, - начал Виктор и вдруг понял, что стоит по пояс в земле.

- Похмелиться есть чего? - красная рожа давилась огромным гамбургером и слюной.

Осип пил больше месяца. На его глазах прямо на тот свет свалилась от сердечного приступа Зоя Петровна - соседка по даче. На Осипа это событие произвело неизгладимое впечатление. Раньше он любил изрекать из себя слова православного святого Иоанна Лествичника: «Ложась на постель, воображай твое возлежание во гробе; и будешь меньше спать. Когда сидишь за столом, приводи себе на память плачевную трапезу червей; и ты будешь меньше наслаждаться. Когда пьешь воду, не забывай о жажде в пламени неугасающем; и без сомнения понудишь самое свое естество». Завершал Осип обычно словами: «Есть жизнь вечная! И смерть не страшна, если заниматься душевными прижиганиями». И вот вдруг смерть соседки, такая явная и ощутимая, подкосила Осипа и поставила под сомнение всю загробную жизнь.

Дошло до того, что он забросил все дела в городе, в том числе работу, и осел на даче. Супруга слала SMS-депеши: вернись, ведь уволят, а до пенсии всего год остался. Но даже оставшись без гроша Осип предпочёл отсиживаться на природе, признаваясь, что ощутил дыхание смерти на себе. «Да и опаснее в городе-то. Суетно, - всхлипывал Осип, выпрашивая в очередной раз на опохмелку. - Главное, столько читал! А Блаватской как зачитывался и вот! В одну секунду вся вера вместе с Зойкой, будь она неладна, в землю ушла! » Его понимали и жалели: с «Зойкой» они были ровесниками, и какие адские муки рисовало Осипу воображение, дачники только догадывались по его сильно опухшей физиономии.

«Вот принесло старого, - расстроился Виктор. - На мой позор поглазеть. Вскопал грядку называется! Чёрт! »

Эх, Витюша, не поминай рогатого всуе! После такого всё что угодно может случиться.

Сгоряча Виктор снова ткнул лопату в землю и весь завибрировал: лопата ударилась во что-то твёрдое.

- Что? Трубу кажись какую задел, - не без ехидства заметил Осип и просочился сквозь забор. - А может там клад какой? Тут трубы вообще-то быть не должно.

- Не знаю, дерево кажется, - ощупал почву под ногами Виктор. - Может до Дианки в дом за инструментами сбегаешь?

- Тогда половину найденного мне отдашь! - обрадовался Осип и заторопился к дому.

Где-то встревожились птицы, и через мгновение небо покрылось серой рябью. «Красиво летят, - рассеянно поднял голову Виктор. - А я тут… Как крот». Вскоре из дома показалась Диана. В кротких девичьих руках топор казался таким огромным, а сама Диана так бесстрашно размахивала им при ходьбе, что Виктор невольно залюбовался. Остановившись у ямы Диана констатировала:

- Вот заставь дурака Богу молиться! Горе ты моё луковое!

- Пшеница ты моя сладкая!

- Ничего не поделаешь. Перенесём сюда туалет.

- За смену обстановки я только «за».

Рядом возник Осип с ломом:

- Если что, поддеть можно. Что застыл? Не насмотрелся ещё на кралю свою? Рубани-ка топориком пару раз.

- Тебя или кралю?

- Не зубоскаль. Узнать ведь надо, что там. Истина дороже.

- А может и не надо? - засомневался Виктор. - Тут сроду не копано было. Так пусть лежит себе в земле дальше.

- Раз уж начал - доделывай, - вынесла вердикт Диана, и Виктор махнул топором.

Много сил не потребовалось, дерево прогнило. После нескольких ударов образовалась трещина, затем и вовсе дыра, из которой несло сыростью. Внутри что-то белело. Виктор нагнулся рассмотреть и сразу отпрянул:

- Руки!

Сосед с Дианой услужливо предложили свои:

- Сейчас вытащим.

- Да не ваши. Здесь руки!!!

- Как руки? - опешил Осип. - Какие руки? Закапывай обратно!

- А как же «истина дороже»? - усмехнулась Диана.

- Да к чёрту такую истину, - рассердился Осип, хотел убежать, но в силу природной любознательности остался. - Может ломик тебе?

- Докопался, называется, до истины, - проворчал Виктор и осторожно стал крошить дерево ломом. Вскоре все трое получили ясную картину. Дерево оказалось крышкой гроба, а внутри лежал будто бы недавно похороненный человек.

- Слышь, - пришёл в себя Осип. - А у тебя осина растёт?

- Зачем она тебе?

- Кол сделать. Сами же говорили, что здесь не копали. Неизвестно сколько он в земле пролежал, а видишь какой свеженький? С чего бы?

- Думаешь вампир? - потёр подбородок Виктор.

- А может и свято-о-ой?!!! - перешёл на благоговейный шёпот Осип. - Они ж вроде не тлеют.

Оба присмотрелись к незнакомцу. Диана в это время по сотовому зазывала полицейских: «Кто нашёл? Мой парень нашёл. Вернее, выкопал... Ну как-как? Копал грядку и нашёл тр… тело. Ну, конечно, не мы его… Естественно, спокойный - он же мёртвый… Нет, я не пьяна и знаю, что за ложный вызов… Э-э-э, на вид вроде здоровый. Видимых телесных повреждений нет. Скорее всего, мужчина, но не уверена: он в балахоне каком-то... Хотя точно мужик! У него борода есть. Возраст? Неопределённый. На вид немолодой, но вроде и не старый… Как достать? Кого? Разве так можно? В каком смысле сами виноваты?! Что не надо было? Как не копать, если это огород - для чего он ещё нужен? Знаете, господин полицейский, давайте не будем пререкаться. Через сколько вы сможете приехать? Издеваетесь? У меня труп на участке! Я понимаю, что майские праздники, но хоть сегодня? Уж постарайтесь… Зачем мне его в дом переносить? Да вы точно с ума… Не кричу я, а просто офигеваю! Хорошо, до связи».

Вот, Витюша, как бывает, когда рогатого поминаешь!

С помощью верёвок тело подняли на землю и невольно залюбовались. Несмотря на бледность, покойник и вправду имел вполне здоровый и даже свежий вид: волосы пепельного цвета зачёсаны назад, борода окладистая, лицо какое-то торжественно спокойное, руки величественно скрещены на груди. Все своим видом покойник будто восклицал: «Ха! Видите, и смерть бывает красивой. Красивее многих при жизни». Осип даже перекрестился, а затем робко спросил:

- Слышьте, а менты может правы? Смотрите, как солнце-то засветило. Уж не растает ли наш покойничек? Может вправду в дом снести? Сохраннее в тенёчке-то.

Все трое подняли глаза. Огромный жёлтый круг от удовольствия дрожал и фыркал в знойном небе.

- Да, жарко сегодня, - Диана сердито посмотрела на Виктора. - Ладно уж, понесли в дом.

- Ну такие события, прям такие… Я ведь по опыту знаю, что ямы бывают только синие… А здесь прям срам какой-то! - заканючил Осип. - Дианочка, может…

- Да дам я тебе на опохмелку, - без злости отрезала Диана. - Так, я беру за ноги, вы - под руки. Понесли что ли?

Куда деваться после школы культурному молодому человеку, исповедующему принципы гуманизма? Естественно, в хирургию! И теперь, будучи опытным врачом, я чувствовал себя обязанным помочь всем этим фаст-фудно зависимым паразитам. Им нужно было вернуть человеческий облик! Большинство решило бы, что с помощью скальпеля, но я, впитавший вместе с молоком двух своих прекрасных отцов дух толерантности, считал иначе. Нужно было найти цивилизованный способ, и его подсказала моя верная Алисочка. «Чтобы стоять - я должен держаться корней... Всю эту разжиревшую сволочь нужно заново окультурить», - сказала она как-то и сразу взялась за разработку методологии.

Оба мы патриоты, поэтому сосредоточились на российской музыкальной и литературной классике. С её помощью мы собирались воздействовать на сознание пациентов и в ходе исследований пришли к выводу, что, к примеру, мистицизм Гоголя идеально сочетается с фантазиями Мусоргского, Тургенев прекрасно ладит с Чайковским, а Достоевский… Со всеми и ни с кем. Прекрасная женщина моя, свет моих… моего глаза, Алисочка забыла, во что можно вляпаться благими намерениями.

Сочетание литературных произведений с симфонической музыкой на практике давало ужасные результаты. У пациентов взрывался мозг! В прямом смысле! Причём если один выдерживал под «героическую» симфонию Шостаковича несколько страниц «Войны и мира», то другой впадал в ступор в самом начале «Вечеров близ хутора Диканьки». Ясно, что к каждому пациенту нужно было отыскать индивидуальный подход, но к этому времени из-за недееспособности врачей и населения закрылись все больницы. Для продолжения опытов у нас не осталось помещения.

Любой другой опустил бы руки, но мы не ведём переговоров с террористами и не признаём поражений! Движимые любовью к человечеству и науке, вдохновлённые примером супругов Кюри, мы соорудили лабораторию в подвале своего дома. Именно там и продолжили эксперименты по очеловечиванию пациентов, которых во избежание недоразумений и путаницы стали условно называть мясом… Теперь с сердечной грустью признаю, что одно пора было выпустить наружу. И грусть моя возникла не на пустом месте.

Со временем я стал получать удовольствие от работы. Не зря ведь подобных мне называли Инквизиторами. Наши неудачи испортили меня, а когда я это осознал, было поздно. Я жаждал кульминации, с внутренней дрожью и упоением представляя, как красиво взрываются головы пациентов. Словно вспышка света в тёмной от греха пустоте; нежданный оргазм посреди пота и изнурительных трудов соития; глоток тишины после бесконечного пятиминутного общения с другими антропоморфными телами. Вот чем стал для меня взрыв мозга!

Признаюсь, иногда ради получения результата я злоупотреблял методами лечения. Мог, например, оставить пациента наедине с Альфредом Шнитке, диссонантные созвучия которого воздействовали на мозг быстро и безотказно. Я не оправдываюсь, всё-таки Инквизитор, который в определённый момент пришёл к пониманию, что ничего хорошего с излечившимся мясом на свободе не произойдёт. Другое дело Алисочка, свято верившая, что мы стоим у истоков Возрождения. Как ни прискорбно признавать, опыты и время доказали её правоту. Чудо всё-таки свершилось.

Во время лечения одна из пациенток упорно не хотела умирать. Чем только я не пытал этот странный мозг! Смерть стыдливо пряталась в сумерках подвала, и в конце концов, уступила место выздоровлению. Лицо пациентки очеловечивалось мыслями и отказывалось принимать в рот гамбургеры, коими я искушал. Вскоре оно заговорило. Сначала отдельными словами, затем предложениями. Противная девка обнаглела до того, что начала цитировать сложные отрывки литературных и музыкальных произведений. В изрядном раздражении я хотел воспользоваться любимым скальпелем, но Алисочка остановила. Мясу пора было на волю…

- Почему мы толком никогда не ссоримся? - спросил Виктор, оставшись наедине с Дианой и трупом. - И разговоры у нас всегда какие-то приторные.

- Так мы знакомы всего ничего. Подожди, ещё пожалеешь.

- Тебя мне уже жалко. Связалась явно не с тем, - Виктор подозрительно посмотрел на Диану. - А зачем ты посоветовала засадить одну из героинь в подвал?

- Это же классика жанра. Подвал по существу олицетворяет собою дно. Ниже некуда, только наверх, что означает развитие, эволюцию героя. Понимаешь?

- Ценное замечание, - Виктор подошёл к девушке и скользнул рукой вверх под платьем. - А я всё думал, как мне эту подвальную обозвать. И нарекаю я её Надеждой. Наверх ведь только с ней и можно.

Я о тебе, Витюша, пишу, а не ты обо мне! Пациентку из подвала и вправду Надей зовут. Что за плагиат моей жизни? В суд подам! И куда ты всё руками лезешь? А как же третий лишний? Ты слышишь вообще? Диана, хоть ты бездарю подскажи!

- Мы не одни, - кивнула Диана на тело, почётно уложенное на кровать.

- Ах да, - Виктор отстранился. - И всё-таки объясни, что здесь твоему Андрею надо?

- Поговорить хочет.

- Вы несколько месяцев не разговаривали.

- Вот и повод.

- А скайп отменили?

- Не нуди. Ты сам по скайпу не любишь. Вот и он такой же.

За окном по небу покатилась туча и в комнате стемнело. Стало свежо и мрачно. Виктор посмотрел на девушку и подумал, что любит. В его белой рубашке сейчас она напоминала красивое бледное привидение. «Есть всё-таки во мне что-то от Эдгара По», - с удовлетворением отметил Виктор и дабы убедиться в реальности снова потянул к привидению руки.

- Ты чего? - в сумерках Дианины глаза показались чужими. - Ты случаем не ревнуешь?

- Ни капельки.

Девушка сразу отстранилась.

- Ты, похоже, сама хочешь с ним встретиться, - обиделся Виктор. - Даже обнять не даёшь!

- Ты сегодня конкретно так тупишь, - сухо констатировала Диана. - Здесь покойник, если что. Я при нём не могу.

- Ты меня лю…, - начал Виктор, но вдруг испугался. - Да нет, ничего.

Прохлада тёмной змеёй вползла внутрь и разлилась по лёгким. Виктору отчаянно захотелось курить, он чувствовал себя беспомощным. Минуту назад он готов был поклясться, что любит: по-настоящему и до конца времён. А теперь смотрел на Диану, ничего в ней не понимая. Она была чужая. И по её глазам было видно, что она того же мнения. Он чужой. Для неё. Это открытие связало их в неловкой тишине и заставило присмотреться друг к другу. Лишь стук в дверь встряхнул обоих. На пороге с виноватым лицом стоял Осип.

- Не ожил ещё? - шёпотом поинтересовался он.

- С чего бы?! - нахмурился Виктор.

- Ну, на свежем воздухе… Весной всё оживает, - пьяненько пробормотал Осип. - Давай что ли накатим, а?!

Диана перехватила их взгляды:

- На меня не смотрите. Пейте уже… Да и я с вами рюмку…

- Осип, а что у тебя глазки до сих пор бегают? - выпив, спросил Виктор. - Ты ж ещё по дороге, судя по бутылке, похмелился.

- Вы знаете значение слова «демос»? - начал издалека Осип. - С греческого переводится, как народ. От демоса произошла демократия. Власть народа, короче. А мы с вами в какой стране живём? Пусть на бумаге, но в демократической…

- Ты к чему? - замаялся Виктор, которому не терпелось повторить.

- Вот ты перебиваешь, а у нас каждый имеет право! - осмелел вдруг Осип. - В общем так. Пришёл я в магазин отовариваться, а там Петька за тем же. Ну, выпили. Поговорили с ним по-людски. А что у нас обсуждать? Нечего! Скука смертная. Ну, я и рассказал, - Осип снова перешёл на шёпот, - про находку нашу.

- Молодец, - усмехнулась Диана. - Ждать, видимо, сегодня ещё одного гостя.

- А что, твой Андрей особенный какой-то? - ехидно перебил Виктор.

- Я вообще-то под гостем не Андрея имела в виду, а его, - Диана кивнула на соседа, который, словно и не слушая, проглотил второй стакан и выдохнул:

- А на обратном пути я Таньку встретил…

Он замолчал, потупив глаза в пол.

- Это ж самая эффективная сплетница в округе! - окончательно разозлился Виктор. - Теперь к нам не только городской пижон пожалует, а и вся деревня?! Осип, мать твою!

- Да умерла уже… Ну извиняйте, не удержался. Столько всего за утро, а тут ещё изнутри подогрелся. Сказали бы молчать, я бы роток свой и не открыл, а так вот демос случился, - Осип заискивающе улыбнулся. - Я ведь кое-что тут заметил. Покойник-то наш без запаха. Совсем!

Все трое обернулись на тело и втянули ноздрями воздух.

- Действительно никакого запаха, - задумалась Диана. - А ведь в земле лежал. Хотя бы ей пахнуть должен. Очень странно.

Входная дверь вдруг вздрогнула и нервно заикала. Кто-то настойчиво бил по ней снаружи. Диана открыла, на пороге маячила толпа дачников. Вперёд, воинственно выпучив спелые груди, вышла сплетница Танька:

- Это… Ты, девочка, отойди. Мы к покойнику в гости.

У некоторых в руках были колья, топоры и лопаты, так что Диана молча посторонилась и заодно посмотрела с крыльца на небо. Туча прошла, так и не успев расплакаться. Жаль, дождь позарез был нужен, чтобы скрыть Дианины слёзы. И плакать ей хотелось не из-за этого странного утра и непрошенных гостей, а из-за Андрея, который должен приехать и поговорить. И судя по его голосу о чём-то серьёзном. И Диана даже догадывалась о чём, и от того одновременно испытывала страх и нежность к прошлому, о котором знали только двое. Диана сделала глубокий вдох, вытерла с лица слёзы и вслед за дачниками вошла в дом.

Надежда вернулась ночью. Вся избитая и покусанная. Она так мычала, что сначала мы засомневались в пользе лечения. Однако успокоившись девочка поведала свою историю.

Напомню, что дом наш стоит на пустыре между кем-то и как-то. Вокруг никого, но наша подопечная всё равно умудрилась наткнуться на трёх парней, что приходили грабить. Они изнасиловали Надежду, и я, конечно, как мог, её успокоил:

- Все приличные современные девочки ведут половую жизнь с 10-ти. А тебе уже сколько? 15-ть? Засиделась ты в девках! - пожурил я её. - Зато теперь будешь как все!

- Может стоит разобраться? - Алисочка протянула мне скальпель.

- О чём ты? - я даже обиделся за свой человеческий гуманизм. - Мы людей не трогаем! А те ребята - всё-таки люди, а не бездумные фаст-фудные твари!

К вечеру уже изрядно потрёпанную девочку отпустили, и она продолжила путь. Её подобрал патруль, и Надежда рассказала о своём горе полицейским. Сначала её немного побили за нарушение комендантского часа, затем снова изнасиловали. И опять я попытался успокоить:

- Что значит изнасиловали? Полицейские не насилуют, а воспитывают уважение к властям. И уж после первого раза могла сделать правильные выводы: расслабиться и получать удовольствие. С твоим отношением, Наденька, и до фригидности недалеко.

После проведения воспитательной работы полицейские привезли девочку к родному порогу и там выбросили. Счастливый финал! Только вот вместо родительского дома чернела большая куча головёшек, и не у кого было спросить, что произошло.

- Дом, милый дом… Чушь всё это, - напомнил я прописную истину. - Все мы вечные странники из Книги перемен и жизни!

А Алисочка вдруг напомнила болезненно:

- Я всегда хотела дочку!

- А я взорвать ей мозг!

- Давай оставим Наденьку у себя.

- Пожалуйста. Подвал пока свободен.

- Решено, она остаётся. И не в подвале, а с нами, - заключила Алисочка.

Казалось, что теперь точно наступил счастливый финал, но рассказ продолжился.

Для выяснения обстоятельств пожара и пропажи родителей Надежда отправилась к своей бабуле. Та встретила с распростёртыми объятиями и в восторге откусила у внучки палец.

- Надеюсь, палец при тебе? - спросил я заплаканную девчушку, и та развернула платок. - Ну так это вообще ерунда. Я ж хирург. Пришью, а если не срастётся и сгниёт, вставим вместо него вилку или нож. Как ни крути, а у тебя выдался на редкость удачный день.

- Правда? - доверчиво спросила Надежда.

- Правда! - почувствовав неожиданный прилив нежности, воскликнул я. - Глаз свой последний даю, если нет!

Так мы стали жить вместе…

От спин дачников несло густым потом и чесноком. Чтобы пройти сквозь, Диане пришлось разучиться дышать и поработать локтями. «Виктор… Он хороший, но такой ещё мальчик! Не удержит толпу», - носилось по Дианиной голове. Однако она ошиблась. То ли водка, то ли рассказ подействовали на писателя, только он, растопырив конечности, крепко стоял на своём:

- Занимайтесь своими обычными делами. Приедет полиция, она и установит личность покойного.

- Мы может сами хотим, - наступала Танька, уже приноравливаясь садовыми ножницами откусить что-нибудь от покойника.

- Прошу не трогать! - с трудом выхватывая из её рук инструмент, предупредил Виктор. - Ещё не хватало членовредительства.

- А вдруг он святой? Всем известно, какие они чудотворцы! - пытаясь вернуть себе ножницы, пыжилась Танька. - Скажи спасибо, что хер ему не отрезаю. Я баба одинокая. Мне от святого не помешал бы.

- Да откуда вы взяли, что он святой? - подал голос другой дачник. - Зубы ему надо проверить. Если клыки торчат, то вампир и кончать его прямо тут, пока не стемнело. А потом в огонь, чтоб менты не нашли.

- Да какой он тебе вампир? - изрёк третий. - Посмотри, какой красавчик. Нет, это царь наш!

- Очнись, Путин в Кремле сидит, - возразили ему.

- Да не этот, а расстрелянный который в революцию. Николашка. Глаза такие же выразительные.

- Да как ты разглядел, когда они закрыты?

Не дожидаясь ответа, снова набросились на Виктора:

- А ты что раскомандовался, сопля? Разобраться всё равно надо. Что за странный субъект такой? Откуда? Зачем? Почему? Видишь сколько вопросов? По идее одни кости должны остаться, а он как Ленин в мавзолее. Может, мумия?

Один ловко обогнул Виктора и дёрнул покойника за руку:

- Не мумия! Точно, не мумия! По телеку говорили, что они твёрдые наощупь, а этот ни фига. Вот прям как она, - и он ткнул пальцем стоявшую рядом женщину, которая, хрюкнув от волнения, упала на колени и облизала покойнику руку.

- Вы… Вы что делаете? - поразился Виктор.

- Чую благодать от него! - визгливо закатила глаза баба, а затем опрокинулась на спину и будто бы нечаянно задрала юбку. - Святой он! Вправду святой! Ой, благодать пошла от него. Ой, чую!

- А ведь я тоже чую! - заорал какой-то мужик с явным намерением растянуться рядом. Его успел перехватить Виктор:

- Ну, господа… товарищи… сволочи!

Между тем, споры нарастали, наливались свинцом, и пространство вокруг покойника всё сужалось. Мысленно Виктор пожалел, что нет у него мела, чтобы очертить спасительный круг. «Хотя вряд ли помог бы, - тут же засомневался Виктор, - нечисть-то человеческая, а такой - море по колено».

- Давайте решим всё мир…, - попытался он успокоить народ и получил кулаком по носу.

- Мы же люди! Мы хомо сапиенс! - на свой лад подхватила недосказанное Диана.

- Кто это тут гомо, сука?! - Танька смачно плюнула и к всеобщему восторгу попала Диане в глаз.

Я долго не вмешивался, Витюша, пацифист ты паршивый! Посмотри налево. Там на подоконнике гвоздемёт лежит. Словами делу не поможешь, а помочь нужно если не себе, то хоть Диане. Растопчут вас и покойника растащат на запчасти. Будь мужчиной, возьми себя в руки! Возьми в руки гвоздемёт!

Виктор метнулся к подоконнику и резко схватил инструмент:

- Не хотите по-хорошему? Получайте!

Зажмурившись, он нажал на пуск и больше не отпускал. Будто сквозь сон слышал рёв и стоны покалеченных людей.

Вот так, Витюша! Вот так! Кто ты? Кто ты, мать твою?!

- Я человек, мать вашу! И человек - это звучит гордо! - всё зажмурившись, стрелял он.

Херня всё это, Витюша! Кто ты?! Открой глаза, падла! Диану заденешь, лох недоделанный. Кто ты?! Скажи, кто! Ты же знаешь!!!

- Я инквизитор, суки. С большой буквы этого слова, - наконец-то раскрыв глаза, зарычал Виктор, и физиономия его была страшна в эту минуту. - Инквизитор, мрази фаст-фудные! Пошли на хер отсюда! Вон, пока не пришиб!!!

Молодец, Витюша, хорошо сказано! И не сбавляй оборотов!

- Успокойся, успокойся, - услышал Виктор издалека, а затем осознал, что в комнате никого не осталось, кроме него, покойника и Дианы, которая осторожно хлопала писателя по плечу:

- Успокойся, Витюша. Ты всех разогнал. Если честно, не ожидала от тебя такого!

Что-то новое появилось на её лице. В зелёных девичьих глазах то и дело пробуждались и мелькали огни какого-то незнакомого города. Виктор города любил, поэтому шагнул к девушке, как вдруг в комнате материализовался Осип. Он пытался впихнуть в себя гамбургер, но тот был таким большим, что постоянно вываливался наружу.

- Ню шы даёшь, - с трудом проговорил Осип.

- Ты где был?

- Одноо на сябя взял, - Осип наконец-то прожевался и сглотнул. - Мы с Петькой снаружи водку пили. Не люблю разборов. Сплошная гонка вооружений. Сегодня ты навалял, завтра - тебе. В чём смысл? Лучше подобно Будде под деревом сидеть и водку пить.

- Будда водку не пил, - напомнила Диана.

- Так он и не из России, а под деревом всё равно сидел и просветление через это обрёл. Вот и мы с Петькой под яблонькой просветлялись, - Осип заулыбался, а затем, будто что-то вспомнив, плаксиво загундел. - Диана, ну прям такой день сегодня, ну такой…

- Знаю, что никакой, - перебила Диана и, помолчав, спросила. - Опять на выпивку нужно?

- А можно? - спросил Осип, изображая такой преданный взгляд, что Виктору стало стыдно и за себя, и за местную дворнягу Тузика.

- Можно, - достала из кошелька Диана. - Бери только побольше… Вообще, бери на все! Я сегодня с вами, похоже, наклюкаюсь.

- Я хоть никого не поранил? - решился наконец спросить Виктор.

- Ну как тебе сказать? - заюлил Осип. - Когда выбегали - глаз вроде у всех было по паре. И у всех как блюдца! Только я вот что думаю. Неспокойно теперь будет. Посерьёзнее вооружатся и назад за ответом придут. Наворотил ты делов, Витька. Ну, отдал бы им покойника. Ну, полюбовались бы им.

- Да его чуть на куски не разорвали!

- Ну и разорвали бы, тебе-то что? Давай, я как вернусь, пойдём под яблоньку просветляться. Вам это обоим надо, уж больно суетны. А посидим там на свежести и разборок никаких не захочется, - уже с порога Осип важно добавил. - А с местными я по дороге покалякаю. Может всё и обойдётся.

Он вышел, а Виктор, глядя на дощатый пол, медленно проговорил:

- Как странно.

- Что? - усаживаясь к нему на колени, поинтересовалась Диана.

- Я вспомнил кое-что… И почему-то именно сейчас, после всего этого бардака.

- Расскажи.

- Это из детства. Неинтересно.

- Давай уже рассказывай, пока ещё кто-нибудь не влез.

- Только…, - замялся Виктор. - Ладно… Мне, наверное, от силы было года три… Или четыре... Мы с отцом гуляли. Я бежал по дороге, ну и, как водится у детей, упал. Дорога была новая, не заасфальтированная. Короче, на камень я напоролся и сильно раскроил руку. Боль ужасная, слёзы фонтаном. Отец подхватил меня на руки и бегом домой. Мать, понятное дело, в шоке. Кровищи - море, - Виктор усмехнулся. - Мама обработала рану зелёнкой, а затем ушла... Вообще из квартиры ушла… Помню это чувство обиды и оставленности. Я так нуждался… И вот лежу я один в комнате. В окно день долбится, а выдался хороший такой летний день. Птички поют, дети на улице веселятся, а я заснуть стараюсь, чтобы боли не чувствовать. Не получается. Глотаю слёзы и думаю, что родители, наверное, сдадут меня в детдом, потому что не любят… Дверь вдруг в комнату открывается и входят папа с мамой. В руках у мамы большая тарелка с клубникой. Ума не приложу, где она её достала. На рынке тогда не продавали, сада своего у нас не было. Может у соседей?

- Может у соседей, - нежно гладя Виктора по голове, подтвердила Диана.

- Эта была самая вкусная, самая спелая клубника в моей жизни, - Виктор вдруг всхлипнул. - И такая же красная, как кровь на полу.

- Я вытру, - Диана спорхнула с его колен и побежала в коридор за тряпкой.

- И странно. Я сейчас до мельчайших подробностей вспомнил, как нёс меня на руках папа, как взмокла и воняла пОтом его рубашка. А тогда мне казалось, что она пахнет ржаным хлебом... Когда родители вошли ко мне в комнату, свет из окна падал на их лица, - ничего не замечая, продолжал Виктор. - Они были такие молодые и красивые… Они любили друг друга. И меня тоже...

Виктор закрыл рукой глаза. Диана увидела, как затряслись его плечи, бросила на ходу тряпку и метнулась обратно.

- Ну ты что? Всё хорошо будет. Не переживай, - покрывая его лицо мелкими поцелуями, зашептала Диана. - Миленький ты мой. Всё у нас будет хорошо. Не надо… Всё хорошо…

Виктор прижался к ней.

- Инквизитор ты мой в детстве раненый, - чмокнула его в нос Диана и, когда Виктор успокоился, принялась устранять последствия недавнего вторжения.

С Наденькой мы сблизились чрезмерно. Порой мне казалось, что она всегда жила с нами. Я пришил ей на место палец, а Наденька из благодарности - первое в своей жизни животное. Дело в том, что фаст-фудные нуждались в приманке, поэтому недалеко от дома в тайном месте я разводил кроликов. Я показал Наденьке как убивать и освежевать их тушки. Сначала девочка очень жалела животных, и мне пришлось объяснить, что, в сущности, кролики от людей ничем не отличаются: сколько не убивай - их всё равно больше. «Представь, что 3-1=6. Здесь тоже самое. Понимаешь? », - внушал я девочке.

Возможно, благодаря выпавшим на её долю испытаниям, Наденька урок усвоила быстро и в своём усердии забивала кроликов по несколько раз на дню. Запах гамбургеров из жареной крольчатины соблазнял всю округу, и работы по очеловечиванию населения стало столько, что чуткая девочка вызвалась помогать нам в богоугодных экспериментах. Вместе мы столько времени стали проводить в подвале. И мы так веселились! Даже сейчас при воспоминаниях о тех днях у меня на глаза наворачиваются слёзы умиления. Печка уже не справлялась с отработанным материалом и отрыгивала полусырое мясо. Пришлось выбрасывать трупы на свалку, где они окончательно исчезали с лица земли в голодных желудках своих сотоварищей.

Мы с Алисочкой полюбили девчушку, как собственную дочь. И в её глазах не раз замечали признаки искренней любви. Раньше я боялся заводить детей, но оказалось, что не так страшен быт, как его малюют. Семейная жизнь с ребёнком складывалась как нельзя лучше. К тому же, мы избежали пелёнок, болезней, плача и, самое ужасное, пения, которым так славятся дети на ранних стадиях развития. Я был счастлив и поэтому однажды признался Наденьке, что горжусь своей работой. В особенности, когда она, вопреки начальной цели, заканчивается смертью.

- Значит ты и меня хотел убить, папочка? - расстроилась девчушка.

- Но сейчас ведь не хочу.

- А что изменилось?

- Ты.

- А, ну да, - с сарказмом, не свойственном её возрасту, заметила Наденька. - Сначала ты изнасиловал мне мозг, затем другие - тело.

- У нормальных людей так и положено.

- Не хочу тебя больше видеть, папочка!

- И это нормально! - счастливый расхохотался я. - Чувство обиды есть один из главных показателей самосознания.

- Лучше бы я продолжала жрать гамбургеры!

- А вот это уже малодушие, - нахмурился я.

- И пусть! - крикнула Наденька и на глазах ничего не соображающих пациентов вылетела из подвала.

Я не придал значения этому инциденту, забыв, что женщины, даже если они ещё маленькие, существа крайне коварные. Вскоре я пожалел о своём упущении…

Из-под яблони весь мир казался краше. Даже куцый садовый домик, заросший вьюном, выглядел старинным замком, а сам участок в несколько соток обрёл размеры елисейских полей.

- Осип, а прав ты был, - расслабленно проговорил Виктор. - Хорошо тут.

- Да, - ответил тот. - А гвоздемёт всё равно заряди. Чую, будут ещё гости.

- Если Танька сунется, я ей тоже в рожу плюну, - с волнительной нежностью пропела Диана, а за воротами раздался шум подъезжающей машины.

- Ау, есть кто? - раздался через минуту зычный голос.

В калитку входил Андрей и выглядел он сногсшибательно. Высокий, статный, с красивым лицом и фигурой атлета он напоминал ангела, только что спустившегося с небес. Золотые кудри на голове, заласканные солнечными лучами, будто сами источали свет, порождая некое подобие нимба. «Мать твою, - запаниковал Виктор. - Будь я бабой, сам бы ему дал». Однако вслух заметил:

- Ну вот что за пижон такой? Надо ж додуматься приехать на природу в офисном костюме.

- Он по-другому не умеет, - прошептала Диана, и глаза её подозрительно заблестели.

- А, вот вы где, - заметив троицу под яблоней, Андрей твёрдым шагом направился к ним.

Он остановился рядом и снизу, с земли, показался ещё выше и красивее.

- Андрей, - протянул он по очереди руку Осипу и Виктору.

«Лучше бы я не пил», - поднимаясь и тоже протягивая руку, Виктор едва не упал.

- Ну а с тобой и обняться можно, - заулыбался Андрей и властно притянул к себе девушку.

Та смущённо пролепетала:

- Не вовремя ты… Тут такое… Кому рассказать - не поверит.

- Тебе, радость моя, - Андрей отстранился и обмазал девушку елейным взглядом, - не верить невозможно.

«Почему я Дианку радостью не называю? » - раскрыв рот, недоумевал рядом Виктор.

Поминал чёрта всуе - получи: Вельзевул во всей своей красе! Твоей харизмы ему только до пят и хватает. Всё, считай, потерял ты девку.

- Из-за покойника места у них в доме маловато, - волнуясь, заговорил Осип. - Так что если с ночёвкой, Витьку к себе могу забрать.

- С чего это меня? - слегка обалдел Виктор.

- Наивный, - сосед с жалостью взглянул на него и снова обратился к Андрею. - А вам с Дианкой наверняка есть, о чём пошептаться. Ночи пока ещё длинные!

- Понятливый, смотрю! Ты, дед, если на «ты» привык, значит и меня так зови. Я здесь никого смущать не хочу, - великодушно улыбнулся Андрей и так лихо и красиво взмахнул кудрями, что остальные сразу засмущались, осознав свою неполноценность.

Приезжий, будто не заметив этого, похлопал Диану по спине. Чуть ниже, чем полагалось бывшему. Мысленно Виктор расстрелял подлеца из гвоздемёта и тот уже корчился на земле в блевотине, моче и предсмертных судорогах.

- Так какими судьбами? - вежливо поинтересовался Виктор.

- Судьба у меня одна, - наглец так плотоядно посмотрел на Диану, что та зарделась. - Может, расскажешь уже, что у вас случилось? О каком покойнике речь? Мать, наконец-то, умерла?

Виктор чувствовал, что должен что-то предпринять, но что именно - не знал. Как ничего не знал и про Дианину мать, отчего становилось только хуже. «Да ладно. Что за ерунда такая? - успокаивал он себя. - Прямо как самец из мира животных гарцует перед Дианкой, а я почему должен территорию метить? Да потому что она ведётся! Ну, значит так ей и надо! Что ж, пусть будут вместе... А хорошо всё-таки смотрятся: оба светлые, красивые».

Что за пораженческие мысли, Витюша? Вспомни, кто ты! Инквизитор, как и я - твой создатель!

«Какой ты на хрен создатель? - огрызнулся про себя Виктор. - Это я про тебя рассказ пишу, инквизитор сраный».

Кто тебе рот разрешил разевать? Пойми, не выживешь ты без меня, Витюша. Смелости не хватит.

«Жил раньше и дальше смогу, - продолжил полемику Виктор. - А будешь возникать, прибью на ноутбуке в следующем абзаце каким-нибудь подлым способом».

- Диана, - выслушав рассказ, проговорил Андрей. - Предлагаю прямо сейчас собраться и мотать в город. Мужики пусть здесь остаются до прибытия полиции. Поговорить им явно есть о чём, - Андрей кивнул на молодую траву, из которой с любопытством выглядывали горлышки бутылок.

- Я не могу! - Диана бросила испуганный взгляд на Виктора. - Я ведь хозяйка. Полицейские со мной в первую очередь разговаривать будут.

- Ну, решено. - хлопнул Андрей в ладоши. - Остаёмся! Мне что ли сивухи своей налейте. Только немного, а то вдруг за руль придётся.

За воротами мелькнули Танькины груди.

- Ох, бурёнка какая! - присвистнул Андрей.

- Давайте-ка в дом, милые! - неожиданно резво подскочил Осип.

- Не-а, - запротестовала охмелевшая Диана. - Я плюнуть на неё должна.

- Да заплюёшься сейчас, неразумная… Знаешь, сколько стоматолог только за один вставной зуб дерёт? - схватив в одну руку бутылку, во вторую - девушку, Осип запрыгал к дому.

Танька раскрыла калитку и была она страшна в своей воинственной красе. В простом белом платье, здоровая, пылающая розовым загаром, с густой русой косой, с грудями, как боевыми ракетами, и в руках - по серпу! Увидев Андрея, усмехнулась:

- Смотрю, подкрепление подоспело? Ничего. Победа будет за нами!

- Женщина, нельзя в майские праздники столько военных фильмов смотреть, - заметил Андрей.

- Может нельзя их столько выпускать? - предположил Виктор, медленно отступая с гвоздемётом к дому.

- Такую бабу этой штукой не завалишь! - с сомнением оценил инструмент Андрей.

- Я вообще воевать не собирался. Я против любых форм насилия.

- Да кто бы говорил?! - боевито вытаптывая свежие грядки, наступала Танька. - А щёку кто гвоздём мне оцарапал? Ещё один либераст поганый. Только царапаться и умеете!

За нею в калитку просачивалась и растекалась по участку серая людская масса. Некоторые, держа ножи, а многие и топоры в зубах, лезли через заборы.

- Нехилая разборка намечается, - рассеянно протянул Андрей и достал сотовый.

- Да звонили уже ментам! Блин, тоже гвоздемёты прихватили, - уворачиваясь от свистящих гвоздей, встревожился Виктор. - Давай в дом. Там обороняться легче.

Но не пришлось. Небо в мгновение ока потемнело. Никто сначала и не понял, что произошло. Услышали только «ква». Затем ещё одно, потом ещё. Сверху падали тёмные камни. И вдруг неустрашимая Танька завизжала:

- Жабы, жабы летят!

Присмотревшись, поняли, что и вправду об землю тяжёлым дождём стукаются лягушки. Ошалелые после полёта они какое-то время приходили в себя, квакая, а затем проворно ныряли в траву и бесшумно в ней исчезали.

- Это заснять надо, - почему-то обрадовался Андрей и выставил перед собой телефон.

- Лучше вон что сними, - похлопал его по плечу Виктор и указал в небо.

Прямо над домом висела огромная серая тарелка. Была она бесшумной, но откровенно наглой. Мало того, что притащила откуда-то лягушек и закрыла собою солнце, так ещё и напугала до принудительного молчания птиц и дачных штурмовиков.

- Во дела! - с восторгом прошептал Андрей и щёлкнул сотовым.

Тут выяснилась ещё одна особенность. Телефон не работал, а тарелка так и висела немым укором всему человеческому. И казалась она уже не тарелкой, а дырой в тёмную неизвестность космоса, из которого, дачники почувствовали это на себе, веет холодом и смертью! Захотелось упасть и вцепиться в землю покрепче хоть зубами, лишь бы исчезло наваждение. Однако оно не исчезало.

Что-то вдруг резко свистнуло в воздухе и окончательно извратило логику происходящего. Посреди дачников из ниоткуда возникли полупрозрачные длинные тени, и, казалось бы, ничего не боявшаяся Танька с грацией дирижабля грохнулась без чувств наземь. Остальные же до такой степени струсили, что вообще забыли, как это - падать в обморок. «Вот он какой конец света», - пронеслось животным страхом в голове одного и тут же кругами по воде передалось остальным. Невзрачного вида мужичок вдруг очнулся и упал на колени:

- В жизни чужого не брал! Натка сама в постель потащила! А мне чужих жён не надо, своя до смерти надоела!

Паника, уже готовая несвежей едой вырваться наружу, была заморожена фразой, одновременно и властно прозвучавшей в головах всех дачников:

- Успокойтесь. Мы не судить вас прилетели. Где прячется покойник?

- А вы сначала объясните, кто он? - ударило громом среди ясного неба от очнувшейся Таньки.

- Из идейных, - вновь возникло в садовых головах.

- Из политических что ли? - недоверчиво переспросила Танька.

- Мы не очень разбираемся в языковых тонкостях. Пожалуй, если быть точнее, то он - идеолог.

- Господи Иисусе, - перекрестился один из дачников.

- Да, этот тоже из наших, - мгновенно последовал ответ.

- А откуда этот «ваш» в нашем захолустье взялся? - окончательно осмелела Танька.

- Это место не всегда было таким. Когда-то жили и другие люди, а здесь находилось кладбище. Мы не ожидали, что почва осядет так скоро. Прошло-то всего несколько десятков ваших столетий. И не пугайтесь, что один нашёлся у вас. На каждом континенте, в каждой стране у нас спрятаны такие идеологи. Они запрограммированы на активизацию при необходимых обстоятельствах… Не произносите вслух, пожалуйста, голова болит. Достаточно мысли… Ага, так… Вопрос ясен… Да, сейчас на Земле действуют несколько идеологов, но мы не имеем права о них говорить… Да, одного сравнительно свеженького назвать можем, так как он уже отошёл от дел. Адольф Гитлер - тоже наш.

- Не понял, - пренебрегая пожеланием пришельцев, вслух протянул один мужик. - Вы ж говорили Христос из ваших. А тут ещё и Гитлер?! Они же разные!

- Это для вас, благодаря заложенным понятиям добра и зла. А прогресс полярностей не терпит. Ему неважно какой идеи вы носитель. Важно лишь движение.

И снова ощутили дачники смертельный холод вселенной. Однако истеривший ранее мужичок набрался сил и выдохнул:

- А сейчас что происходит? Мы все умрём, да?

- Плодитесь и размножаетесь, как вам и завещали. А вот покойника необходимо забрать.

- С чего это? - подбоченилась Танька.

- Боимся, может испортиться.

- Типа как помидор протухший? Или… Как Гитлер?

- Боимся, что как вы, но не вдавайтесь. Ни к чему. Лучше отдайте тело. Мы проведём дефрагментацию, обновим систему, а после перезапустим.

- А сами что не заберёте? Переломитесь что ли? - вконец обнаглела Танька.

- Не мы его обнаружили, - ответили тени. - Поэтому по космическому законодательству мы можем только попросить.

- А накоси - выкуси! - Танька показала теням фигу и повергла этим всех дачников в такой ужас, что они не сразу заметили выползающего из дома Осипа.

Лицо его было бело. Одной рукой он хватался за косяк, другой - за сердце.

- Что значит - траванулся водкой? - поинтересовались пришельцы общим умозаключением. Ответить дачники не успели. Прерывисто дыша Осип сообщил:

- Говорил же, что весной всё оживает… Всё… Вот и покойничек наш… Ожил!

Мои женщины стали вести себя странно. Наденька звала меня теперь не папочкой, а убийцей. Конечно, если подумать, она права: все отцы убивают своих отпрысков ничем неподтверждённым авторитетом, и всё равно было обидно.

Наденьку я оправдывал переходным возрастом, а вот что случилось с лучшей моей второй половиной, верной супругой Алисочкой? В её сторону я не смел и смотреть. «В суд на тебя подам, бесстыдник одноглазый. Всю своим похотливым взглядом изнасиловал», - сердилась она, видимо, не осознавая, как тяжело разговаривать с человеком, не глядя на него.

Ко всему прочему я начал вырабатывать нейтральные интонации в голосе и думать, прежде чем говорить. Иначе стоило сделать замечание Наденьке: «Не слишком ли ты увлеклась убийством кроликов», как в ответ слышал фантастическое: «Сам убийца! Осуждать вздумал? Посмотрим, как запоёшь, когда мы с маменькой тебя на улицу выставим, бомжара». В такие минуты я с предельной ясностью осознавал, что зря выпустил девчонку из подвала, ведь оказалось, что милосердие, в особенности к близким - добровольное самоубийство.

Вероятно, в том, что два милых существа вдруг обратились фуриями виновато моё чрезмерное увлечение работой. Так ведь и её лишили! Пациентами теперь занималась Алисочка. И плевать она хотела на возрождение человечества! «Что глазёнки вылупил, свинья фаст-фудная? Бил жену свою? Молчишь, сволочь? Что «ме-е-е»? Молчи, сволочь! Без тебя знаю, что бил и девочек растлевал. Думал, всю жизнь развлекаться будешь? А вот и нет! Сдохни, ублюдок», - орала Алисочка на пациента и включала страшнейшую для всех идиотов симфонию псалмов Стравинского. Даже я не позволял себе такой жестокости и теперь гадал, когда наша светлая идея извалялась в феминистическом навозе.

Я стал похожим на тень! Я понял буддизм! И как тут не понять, когда за каждую ложку супа третируют и злословят:

- Смотри-ка, господин какой нашёлся! Палец о палец не ударил, а как за стол - так первый… Куда к плите лезешь, гад ползучий? Не смей сам готовить! Ты отнимаешь наше право на труд.

- А мне тогда что делать? - расстраивался я.

- Для начала глазёнки бесстыжие опустить, насильник! Что делать, спрашиваешь? В гроб ложиться!

Приходилось вспоминать буддистскую правду об иллюзорности жизни. Я вставал из-за стола и, лаская взглядом недоеденный суп, заговаривал голод и искушение прилепиться губами к тарелке: «Прощай, супик. Больше мы никогда не увидимся. Да и ты всё равно не более, чем мировая иллюзия».

«Да не унывай ты так! - посочувствовал вдруг сошедший с крыльца Виктор. - В этой жизни всё случается. Вон, что у нас тут творится, нарочно и не придумаешь».

Спасибо, Витюша, персонаж мой неудачный и бестолковый, за слова утешения! И всё же ты только персонаж, а голод, хоть и тоже иллюзия, но даёт о себе знать.

По ночам я тайком пробирался в подвал к фаст-фудным, воровал у них остатки гамбургеров и жаловался на судьбу. И вот, что заметил. Они прислушивались, а значит могли излечиться. С ними просто нужно было разговаривать, а не только пичкать классикой.

Своим открытием делиться с женщинами я не решился. Наденька итак всё настойчивее грозилась выставить меня из собственного дома. И чем крикливее становились мои бывшие женщины, тем чаще я заглядывался на любимый скальпель. Такой чистый, такой острый, такой верный. Этот не будет вопить о правах и упрекать в изнасиловании, когда беру в руку. А не взять ли мне скальпель сейчас?

Тени исчезли также внезапно как появились, и этого никто не заметил. Внимание дачников приковала к себе дверь, из которой на дневной свет должен явиться покойник. И произойдёт это, чуяли дачники, буквально сейчас. Никто из них даже не обратил внимания, что и летающая тарелка испарилась в воздухе. Над участком снова сиял желток солнца, и вот на свет вышел покойник. Он был в белом саване до колен, статный, неопределённого возраста, но скорее ближе к 50-ти. Волосы пепельного цвета до плеч зачёсаны назад, аккуратные усы и бородка клином. Глаза серые, будто тоже из пепла и взгляд испепеляющий. «Будто Феникс возродился», - мелькнуло у потрясённых садоводов. Покойник остановился на крыльце, без раздражения от долгой темноты под землёй взглянул на солнце, затем на окружающих.

- Сироты вы мои несчастные, - молвил он тихо, но услышали все. Только было неясно, что звучало в его голосе: сочувствие или издёвка. - Какой век сегодня? Хотя - молчите.

Незнакомец вдруг облизал указательный палец и выставил в небо:

- Ага… Так… Ясно. Н-да. Чудны дела ваши, люди!

Было в нём что-то непостижимое, недоступное пониманию. При всём внушаемом величии и трепете так запросто сунуть палец в рот - что это? Что-то невозможное было в этом человеке, какой-то жизненный парадокс заключался в самой его внешности, поведении и, главное, в воскрешении. Об этом подумали все, а сплетница Танька вдруг грохнулась на колени и потянула к покойнику руки:

- Скажи хоть нам своё имя, святой человек.

- Имя? Зовите меня Симоном… Хотя если трудно, можете звать по-вашему: Семёном.

- Симон солиднее, - чувственно прошептала Танька.

- Воистину говорю, что воздастся тебе, женщина, по делам твоим. Именно твоя вера воскресила меня к жизни, - Симон ласково посмотрел на сплетницу. - Можешь просить, чего хочешь.

- Я хочу от тебя сына, - прикладывая руки к трепетной груди, Танька стыдливо потупилась и добавила. - И дочку.

- Я такой мерзостью не занимаюсь. Так что думай пока, хотя ты, да и вы, - испепелил взглядом Симон дачников, - уже счастливы должны быть, что вошёл я в жизнь вашу и уже этим избавил от скуки душевной!

- А есть ли жизнь загробная? - робко задал волнующий вопрос Осип.

- Ну а вы разве сейчас во гробе? И не живёте ли?

Никто из сказанного ничего не понял, поэтому зашептались: «Мудрец, точно мудрец. Права Танька - святой человек. Не иначе».

- Правильно, могли бы жить, но не живёте! - продолжал Симон. - Вы все счастья хотите, это у вас в природе, но получили вы его? Вы работали, всю жизнь усердно трудились, кое-кто и сейчас, и что? Что дали вам заработанные деньги? Иллюзию свободы и счастья. Пенсионеры знают, о чём я.

«Будто на тренинге по достижению личностного роста», - подумал Виктор, наблюдая, с каким напряжением внимают садоводы словам новоиспечённого пророка, который вдруг взял, да и сморкнулся. Вышло смачно.

- За столько лет земля в нос набилась, - пояснил Симон и продолжил. - Итак, деньги не ведут к счастью, но оно достижимо, если хорошенько подумать.

- Точно, - обрадовался Осип. - Мыслю, следовательно, существую. Это ещё Декарт сказал.

- Да пофиг кто, - отмахнулся Симон. - А если кто и сказал - тот дурак. Счастье мыслями не догонишь!

- Горе от ума! - не успокаивался Осип. - Грибоедов!

- У тебя точно горе! - рассердился Симон. - Что ты меня всё тупицами какими-то перебиваешь?

- Человек неизвестно сколько рот не раскрывал в земле закопанный, а ты тут про карты, да грибы. Иди - собирай и жри хоть сырыми, а нам дай послушать, - зашипели на Осипа и стали выталкивать в спину с участка.

- Не гоните от меня сиротку, - властно остановил дачников проповедник. - Он же не просто так шваль эту читал. Он искал, и пожалеть его за поперечный труд надо, ведь сказано, что блаженны нищие духом, ибо их царствие Божье. Не нужны ему были все эти книжки, а нужен ему всего лишь я! Так приди ко мне, сиротинушка, - Симон благостно развёл руки, приглашая в объятия Осипа, который вдруг по-ребячески и даже по-скотски разревелся.

- А что есть Царствие Божие? - похлопывая по спине старого, дрожащего от плача пьянчугу, вещал Симон. - Вот оно! Оглянитесь! Оно ваше! Не государства, не кого-то ещё. Оно общее и равное для всех!

Осип поднял заплаканное лицо на проповедника и не удержался:

- Об этом ещё Лёвушка Толстой говорил!

- Ох, долго из тебя, чую, дурь выбивать, - Симон слегка оттолкнул от себя книгочея. - Но царство Божие надо заслужить! И тогда жить будете вечно!

- Позволь-ка, - вперёд выступил один древний старик. - А мне на хрена эта вечная жизнь? С моими-то костями больными?

- Обновим, - не растерялся пророк.

- А коли молодуху захочу?

- Найдём! - последовал немедленный ответ, и гул одобрения прошёл над дачниками. - Важнее всего - вера! В данном случае - в меня. И с нею мы - дух!

Проповедник сделал многозначительную паузу, а затем вдруг спросил:

- Прилетали бледнолицые?

- Прилетали, батюшка, - хором ответили садоводы.

- Ещё вернутся, - пообещал бывший покойник, - так как не хотят они вам свободы, а желают, чтобы оставались вы сиротками. За мною прилетят! Забрать меня от вас желают! Но если разом уверуете в силу мою, - Симон расправил плечи и будто стал и выше, и мощнее, - то сокрушим супостатов. Повадились летать без пропусков и спроса!

- Ну, предположим, - засомневался один. - А дальше что?

- Дальше утрёмся государством.

- А Платон…, - начал было Осип, но его заткнули.

- Нечего баранам нами командовать! - голос пророка, казалось, гремит и сотрясает все небесные сферы. - Начнём с малого - с деревень, затем пойдём в города и на столицу…

- Зачем ходить, когда Интернет есть? - удивился Андрей, у которого после исчезновения летающей тарелки заработал сотовый. Заметив замешательство в глазах пророка, Андрей объяснил:

- Ну, это связь такая. Можно всему миру послание отправить. Кстати, лайков на видео уже много набралось.

- Что ещё за лайки? - неодобрительно нахмурился Симон. - Вы что же - не люди, а собаки?! Но, видимо, хорошее изобретение Интернет, и, если вся страна в меня поверит, никакие войска, никакие банки подлецам - правителям не помогут. А дальше, - пророк мечтательным взглядом пробуравил дырку в небе, - разожжём мировое пламя революции…

- А это ещё Троцкий…, - успел выкрикнуть Осип, прежде чем ему снова зажали рот и повалили на землю.

- И установится рай на Земле. И никаких войн, болезней и непосильного труда! - чеканил слова пророк. - Главное, вера! - веско заключил он. - Учитесь верить. Для начала в меня. Позже в моих наследников.

- Я всё ещё хочу от тебя сына! - восторженно выкрикнула Танька.

- Да не по крови наследников, дура! - казалось обиделся Симон. - А по вере! И да не убоится верующий… законников.

И вправду, уже некоторое время за собранием наблюдали полицейские, которые всё же откликнулись на Дианин призыв и в количестве трёх человек пошатывались от майских праздников возле калитки.

- Мужик, ну ты и гонишь! - заржали они.

- Гнать и гонять - ваша задача, - не растерялся Симон. - Хотя с такими пузами вы и черепаху не догоните, позорища! Валите их!

- На тот свет? - обрадовался садовод из бывших уголовников.

- На землю. Да не сопротивляйтесь, вояки, - наблюдая за вялой пикировкой полицейских с садоводами, продолжил пророк. - Ведь сказано было: если бьют тебя по одной щеке - подставь другую. Что ж вы сопротивляетесь? Всему учить надо! А смирению особенно. Так знайте, что если вы не со мной, то…, - вдохновенно начал Симон, но вдруг осёкся на поверженного Осипа. - Этому кляп в рот, а то опять что-нибудь брякнет.

Дачники быстро всё исполнили. В особенности старался бывший уголовник. Также связали по ногам и рукам полицаев, которые начали оправдываться:

- Мы же не знали, что у вас здесь собрание Свидетелей Иеговы. Мы вообще по вызову приехали. Вроде здесь труп нашли.

- Не труп, а меня! - грозно сверкнул очами Симон. - Но раз по вызову, значит, на что-то и сгодитесь. Вояки, даже жирные, нам не помешают. Готовы послужить своему народу?

- Как-то не пробовали. Да и в участке у нас водка стынет, - жалобно промямлили менты. - Может, отпустите?

- Я только грехи отпускаю, а вас, сироты нерадивые, не могу, - сурово ответил Симон. - Покамест здесь останетесь, а там поглядим.

Витюша, а куда соперник твой делся?

Виктор повертел головой и нигде не увидел Андрея.

А я скажу. Пошёл он в дом к Дианке клинья подбивать. Упустил ты девку, дурачок!

Между тем, пророк вновь обратился к дачникам и был он сердит:

- Предваряя вопрос, скажу сразу: никаких чудес от меня не дождётесь. Иначе вы и ваша вера не лучше этой сопли, - и Симон снова сморкнулся, только из другой ноздри. - Я вам не мартышка в цирке и давно уже не фокусник… Кто меня нашёл?

Дачники отступили и перед взором пророка оказался робеющий писатель.

- Знаю, по неразумию своему нашёл ты меня, и всё же я благодарен, - произнёс Симон. - Соскучился я по делам славным и широким. Ну как, пойдёшь за мной? Спрашиваю не из-за того, что ты мне нужен, а из признательности.

- А что делать-то нужно? - растерялся Виктор.

- Парень, что-то с тобой не так, - Симон вплотную приблизился к нему и оглядел. - Будто два голоса в тебе сидят. Уж не болен ли ты головой? Или писатель?

- Наверное, последнее, - пискнул Виктор.

- Раз есть другой, то есть внутренний голос, значит, талант имеется. Только знай, что одного его мало, но я помогу, если пойдёшь за мной. Станешь настоящим и известным, как вы все и желаете! А пока вижу, что раздвоение в голове твоей приведёт к умалишению. Не ты первый и не последний... А ведь молод совсем ещё, - вздохнул Симон. - Ладно, сотворю одно чудо.

Он приставил ко лбу Виктора раздвинутые большой и указательный пальцы.

- И будет всё едино, - быстро и строго выговорил Симон и сомкнул пальцы между глаз Виктора. - Теперь тебе легче станет, - пообещал проповедник. - И снова спрашиваю: будешь моим летописцем?

- Если не хочет, я могу вашим блоггером заделаться, - проговорил возникший вдруг рядом Андрей. - А то скучно.

- Писать умеешь? - с подозрением посмотрел на него Симон.

- А как же? Азбуку в школе все проходили.

- Да причём здесь азбука! - с некоторой досадой проговорил проповедник и снова обратился к Виктору. - Если надумаешь, парень, подходи - не стесняйся, а пока мне серьёзно нужно с паствой потолковать.

И Симон уселся под яблоню, у которой недавно пьянствовали, а садоводы окружили его и задавали вопросы.

- Виктор, - услышал писатель со стороны дома. На крыльце стояла бледная Диана. - Давай к реке пройдёмся, а то мне здесь не по себе как-то. Пора мне кое-что тебе рассказать…

- Я правду говорила, что выберу первого встречного. Только немного в другом смысле, - сказала Диана, рассматривая напиравшие на выцветшую дорогу весёлые заборы.

«Лучшая защита - нападение, - решил в тоске Виктор. - Только от чего защищаться? От правды не убежишь. Вон он какой! Всем хорош. Всем меня круче».

- Ну как, хорошо с Андреем поговорили? - сухо поинтересовался Виктор.

- С Андреем? - Диана показалась удивлённой и остановилась. - Ладно, понимаю. Дойдём и до Андрея.

Они снова зашагали. Впереди за камышами засинела полоска реки.

- Я не говорила, что лечилась в психушке? - выпалила вдруг Диана и тут же сама ответила. - Нет, не говорила. И таблетки, что пью, не противозачаточные. Это антидепрессанты.

- И как? Помогают? - спросил Виктор, хотя внутри у него клокотало: «Про таблетки спроси, дурак! Депрессия у неё, видите ли, антидепрессанты она пьёт! А что если залетит? Вот, что важно… А что она там про психушку говорила? Психушка - это как раз нормально. Давно подозревал, что на меня только дикие клюют».

- Нет, наверное, не помогают, - продолжала Диана. - Теперь о главном… То есть о психушке. То есть почему я там оказалась. Однажды я сильно сглупила, - Диана взяла писателя за руку, и тот онемел:

- Типа, как со мной?

- Типа, ты вообще ни при чём! Просто кому рассказать - посмеётся и скажет: напридумывала дурочка. Я поэтому и не говорила, а может не доверяла. Не знаю, всё такой мелочью со слов кажется, и я бы так решила, если не со мной... Короче после всех этих событий и Андрея, - Виктор весь напрягся, - думаю, тебе нужно знать.

День остывал, тускнея. Всё замерло в ожидании вечера и даже обычно весёлая река казалась теперь мёртвой. Редкие рыбы сердились и пытались растормошить её, но после, осознав тщетность попыток, уходили на дно и сами впадали в спячку. Виктор прислушивался к тишине и молчал сам, боясь, что Диана передумает. Однако она не передумала:

- Случилось это примерно за год до нашего знакомства. Была зима. Я с другими стояла на переходе, ждала зелёного. И вот одна особо нетерпеливая взяла, да и шагнула на дорогу. Может не видела, что пешеходам красный. Может думала, что три секунды ни на что не влияют… Да ни о чём она не думала! И по шагу наглая такая. Видно, ей не в первой так дорогу переходить, но я в тот момент... Я сильно напугалась. Ну и вырвалось. Я ей крикнула, тётка замешкалась. Буквально на мгновение, - Дианин голос дрогнул, она отвернулась от Виктора и реки к дачам. - Водитель затормозил, но ведь зима, гололедица...

- Ты же понимаешь, что ни при чём? - Виктор почувствовал облегчение: «Что за хрень? Такое сплошь и рядом». Однако девушку приободрил:

- Ты, конечно, молодец, что способна вину испытывать, но это не тот случай. Чёрт знает, как бы я, да и остальные в такой ситуации поступили. Я, наверное, тоже что-нибудь отчебучил.

- Да всё я понимаю, - повернулась лицом и спряталась у Виктора на груди девушка, - все мне об этом говорили: родители, друзья, психолог. Только от этого не легче.

- Вот почему ты советовала мне ввести в рассказ подвальную девку! - осенило Виктора.

- Да. Девушка из подвала - это девушка в беде. Это я.

- Кстати, я её освободил, но продолжение тебе не понравится.

- Это не так важно, как ты думаешь, - Диана провела ладонью по его щеке. - И это ещё не конец истории.

- Да, ещё есть Андрей и первый встречный, то есть я, - напомнил Виктор.

- Может я излишне впечатлительна, но после гибели той тётки у меня всё наперекосяк. И в жизни, и в голове. Мне люди одинаковыми казаться стали. Я даже по ошибке чужих окликать стала. Потом, конечно, извинялась, а в голове всё одно: Господи, вас что, клонируют? Раньше таких мыслей за мной не водилось, - Диана перевела дыхание. - Я даже начала придумывать им имена, характеры, жизнь. Самое неприятное, что некоторые фантазии реально подтверждались.

- Если честно, я ни слова не понял, - признался Виктор.

- Ну, с некоторыми я знакомиться начала. К примеру, с одной парикмахершей случайно на улице разговорились. Я не знала кто она, но какая-то внутренняя интуиция, даже уверенность подсказала, что вот эта девушка точно работает в парикмахерской. Так на самом деле и оказалось!

- Ты просто Шерлок Холмс в юбке! - попробовал пошутить Виктор. - И ничего необычного здесь нет. Ты просто соотносишь людей с социальными группами в соответствии с личным опытом и полученными знаниями. Я, например, по голосу и манере говорить продавщиц за милю чую. А уж с рабочими, менеджерами среднего звена или проститутками мне и заговаривать не надо. По внешности всё ясно!

- Да хороший ты мой, - слабо улыбнулась Диана. - Не забывай, ты - писатель, а я обычная девушка, у которой помимо кошмаров из-за погибшей тётки ещё дежа-вю прибавилось и глюки о параллельных мирах. «А как бы сложилось, если бы меня родила ты» - спрашивала я себя, встречая на улице женщину, внешне похожую на мою мать. Или: «Она и есть моя мама, только другой меня - из параллельного мира, а здесь подглядывает и сравнивает мою версию с той». Я ненормальная, да?

- Всё в порядке, - успокоил девушку Виктор, про себя ужаснувшись: «Она же сумасшедшая!!! »

- Зря я в клинику легла тогда. Ничего после неё не изменилось, - продолжила Диана. - Окружающие казались серыми и скучными. Может это из-за лекарств - я допускаю, но меня стал раздражать Андрей, а ведь я считала, что люблю его. После больницы я смотрела на него, и он казался мне одним из этих поверхностных хипстеров, которых столько развелось вокруг. Я разорвала с Андреем не из-за его измены. Фактически я и свела его со своей подругой. Я разорвала, потому что он стал одним из многих. Он перестал восприниматься мною как личность и стал ещё одним серым пятном в жизни.

- Но он же такой…, - Виктор не мог подобрать нужных слов. - Такой уверенный!

- Это и пугает! Хотя в его случае как по-другому? Что ему от жизни надо? Красивую бабу рядом, хорошо оплачиваемую работу, только чтобы руками и мозгами не слишком заморачиваться. Купить машину, квартиру или дом. Завести любовницу, стать начальником и по выходным за городом на своей даче собирать бедных друзей и подчинённых, чтобы тыкать в них своим благосостоянием. Андрей к этому стремится и почти всё у него есть…

«Почти? Красивой бабы, видимо, не хватает, - мелькнуло у Виктора. - За нею и приехал! »

- Только я после Натальи Егоровны… Это та самая тётка… В общем, после её смерти я поняла, что такие как Андрей мне неинтересны. Наверное, так всегда было, просто до того… случая я не задумывалась… Нельзя быть ни в чём уверенным! Это я поняла. И как же бесил меня Андрей со своими планами! Я ведь тогда просто с ума сходила и мир казался мрачным подвалом с запрограммированными клонами. Меня в нём заперли и больше ничего. Выхода нет. Думала руки на себя наложу, а первого встречного выдумала в качестве отсрочки. И под первым встречным я подразумевала человека, который никого бы не напоминал. Мне не важен был пол, возраст или положение. И вот я увидела тебя. Помнишь, ты споткнулся?

- Помню, - смутился Виктор. - Ты меня ещё тогда под руки подхватила.

- А не стала бы! Я лицо твоё увидела. Не пятно, как обычно в то время, а именно нормальное человеческое лицо. Я и целовать тебя не собиралась. Само вышло, потому что твои глаза… Есть что-то в них. Сколько бьюсь - понять не могу, но знаю - это живое, потому и притягивает.

- Ты меня в краску не вгоняй! - Виктор вправду покраснел и завопил про себя: «Эй ты, Инквизитор?! Где ты, когда нужен? Блин, или покойник вправду от тебя избавился? »

- Это ничего, - Диана снова погладила писателя по щеке и поцеловала. - Долго мне разгадывать ещё или ты… Я слышала, как Симон приглашал тебя и что он тебя известным сделать может. Прямо мечта писателя… Или беда? Как ты сам думаешь? Я ведь не знаю.

- Да ничего особенного, - совсем растерялся Виктор. - Кстати, интересный мужик, вроде... Ну, пригласил… Мне может это и нужно, с девушкой из подвала оказия вышла. То ли моё подсознание интересную штуку сыграло, то ли ревность к Андрею, только главный герой у меня жалеет, что девку освободил. Она типа теперь всем в доме заправляет и ущемляет в правах самого Инквизитора.

- Так ты к Андрею ревнуешь? - Диана улыбнулась так, что Виктору захотелось съесть её, как любимое пирожное.

- Чувствую себя каннибалом, - ответил он. - И да, каюсь. Немного приревновал. Сам себя за это ненавижу.

Диана приложила указательный палец к его губам:

- Хватит. Мне нравится. Мне всё нравится.

Где-то внутри пугливо заметался солнечный зайчик и вдруг исчез. Стало душно и противно. «Как в сраной дешёвой мелодраме», - запаниковал Виктор. Словно выброшенный на берег полуживой карась он раскрыл рот, чтобы надышаться, но его попытку пресекли чужие, требовательные губы. «Я ей не доверяю. Инквизитор, мать твою, вернись! - мычал про себя Виктор, целуясь. - Всё не логично, но, даже если правда, это не любовь. Я для неё интересный экземпляр, а как надоем? Со мной она будто курс реабилитации заново проходит, а сам я хочу этого? Не знаю, а побаиваться начал. Тараканов у неё в голове… Мои по сравнению с ними просто мошки! И вообще, как Симон говорил? Ждут его дела славные и широкие? Вот это любопытно»… Диана атаковала писателя своим самым замечательным и загадочным взглядом:

- Этот Симон… Он меня пугает. И поверь, он не отстанет так просто. Тебе придётся выбирать между…

- Я уже подумал об этом. Мы могли бы оба…, - воодушевился Виктор, но вспомнил. - М-да, понимаю. Не получится, потому что он тебя пугает.

- Тебе придётся…, - начала повторять Диана, когда её голос смял и рассеял по воздуху внезапный шум. Ещё через мгновение сверху в реку тяжёлым блином рухнула летающая тарелка и окатила пару водой.

- Мать вашу! - вырвалось у Дианы.

- Как Ему это удалось? - прошептал Виктор, и девушка впервые ощутила ревность: в голосе своего избранника она услышала явственное восхищение и обиднее всего, что не ею, а только что ожившим мертвецом.

- Вернёмся? - Виктор схватил её за руки и сам почувствовал неуместность вопроса.

- Вы, мужики, падки на всякие чудеса и сказки, так зачем спрашивать? Мы оба знаем, что и без моего согласия назад поскачешь, - осторожно снимая и выжимая рубаху, заметила Диана. - Раз так хочется - вернёмся… Хотя нет, не жди. Вижу, невтерпёж! Беги, а мне с рубашкой ещё повозиться придётся!

- А если эти… Призраки или как их там нападут?

- После своих мне уже не страшно, - усмехнулась Диана и толкнула писателя в спину. - Давай уже, я позже…

На даче было тихо, садоводы куда-то исчезли. «Может всё приснилось… А может… Вдруг их пришельцы с собой под воду забрали», - размечтался Виктор, как вдруг услышал буйные возгласы с участка Осипа. Дружно и энергично грянула «Вставай, проклятьем заклеймённый», и Виктор предпочёл скрыться в доме. Проповедник был там. Он восседал за кухонным столом, заставленным невесть откуда взявшейся едой. Облизав куриную косточку, Симон жестом пригласил Виктора присоединиться. Среди посуды возле проповедника Виктор заметил шахматную доску с расставленными на ней фигурами. Положив обглоданную кость на тарелку, Симон повернул доску к себе стороной противника и сделал ход.

- Сами с собой играете? - робко поинтересовался Виктор.

- А ты ещё кого-то здесь видишь? И да, есть такой грешок, - снова повернув доску и изучая расположение фигур, ответил Симон. - От вас, кстати, подхватил.

- Я вообще-то с шахматами не очень дружу.

- А я не о тебе конкретно, парень. А о натуре вашей человеческой. Любите вы сами с собой играться. Сначала придумываете проблему, потом решаете. Вот и я подхватил эту болезнь, но, признаюсь, увлекает.

- А как вы тарелку сбили?

- Впервые слышу.

- Она на моих глазах в реку упала.

- Жаль, что в реку. Вода - проводник хороший. Наверняка уже сигнал бедствия отправили. Так что скоро другие прилетят, - задумчиво разглядывая шахматную доску, ответил Симон.

- Не страшно?

- Мне?! С такой-то паствой?! - проповедник будто впервые увидел перед собой Виктора. - Ох и силушки внутренней у людей этих! Будто всю жизнь дремали в них мысли и энергия копилась, а тут как вырвалось всё скопом! Одна ваша Танька чего стоит. Не ожидал… А страх мне давно неведом. Забыл я про него ещё со времён Петра. Шибко мы с ним ссорились! Тоже из «наших», кстати. По-вашему, один из апостолов христианских. Чего только не творили на показ! - взгляд Симона затуманился, но он продолжил. - Оба молодые были, глупые. Да и чем ещё заниматься? Мир ваш по принципу шахматной игры устроен. Фигуры белые, фигуры чёрные. Победитель - побеждённый. Скука, конечно, смертная.

- А что, бывает по-другому? - осмелился спросить Виктор.

- Конечно! Только примитивные миры ограничивают понятиями типа «начало - конец», «добро - зло». По-другому никак. Свобода вам противопоказана, вы её извращать начинаете и сами себя поедать. В общем-то и не жалко, но, как у вас говорят, не тронь говно - вонять не будет, - Симон в упор уставился на писателя. - Вот придумали же вас зачем-то?! Ни рожи, ни кожи, одни кривляки! Поэтому и систему ценностей ввели такую, при которой соблюдается элементарный баланс сил природы. А так поверь, во всех цивилизованных мирах противоположностей и даже самих понятий противоположностей не существует, как и многого другого. Больше объяснять не буду - всё равно не поймёшь.

- Ладно, - Виктор слегка обиделся. - А всё-таки как вы тарелку сбили, сказать можете?

- Да никак, - пожал плечами Симон и отгрыз яблоко. - Ты ж видел, что существа эти бестелесные. Ваше оружие им нипочём, а вот мыслями вред причинить можно, потому что мысли тоже бестелесные и на мир невидимый самое ощутимое действие оказывают. Вы ведь даже не догадываетесь, какой силой обладаете. В особенности, если мысли нескольких людей направить в одно русло. Вот я садоводов и направил. Как результат - поломка летательного аппарата. Если бы вы знали о свойствах ума, то давно всем миром одновременно помолились и в другое измерение вместе с планеткой этой несчастной шмыгнули… Ты, кстати, угощайся. Это паства принесла. Решила, что изголодался я под землёй.

- А на самом деле?

- Был голод, но иного свойства. Люди меня верой своей подпитали, а сейчас ем, потому как чего я их расстраивать стану? От чистого сердца пищу принесли, так что, несмотря на всю её грубость и ненужность, к употреблению пригодна.

Непонятное томление, словно на арфе, перебирало тонкими пальцами позвоночник. Воображение рисовало бесконечный праздник со всемирным обожанием, пьяным угаром и вечно юными девками. Писатель живо себе представил, как приходит похмельный, в тёмных очках, на конференцию по поводу выпуска очередной книжки и ему все внемлют. Он глубоко молчит, а зрители тихо ожидают. Затем, подобно Симону, он произносит: «Сиротки вы мои несчастные», и все начинают аплодировать. Стоя! Потому что гению только так и нужно, даже если ляпнул глупость. Гению можно всё, ему всё прощено заранее. «Стоп! - одёрнул себя Виктор. - Что-то знакомое… Что-то такое я испытывал буквально… Да прям сегодня утром, пока Дианка кофе варила! То же самое чувство, что мне всё прощено заранее у Дианки дома». Однако воображение пнуло этот довод в сторону: «Диана - одна, а тебя ждёт весь мир». «А если ты ошибаешься? » - потирая ушибленное место, вернулся хромой довод.

Да, Симон увлекал, но одновременно и пугал неизвестностью своих целей. Что-то весёлое и бунтующее, что-то цыганское внутри Виктора подсказывало, что цель вообще ни при чём. Главное - приключение, а что оно окажется самым ярким в жизни Виктор не сомневался. И всё же: кто он - этот Симон? И как же Диана? Теперь Виктору многое казалось ясным, также как то, что без его поддержки Диана, скорее всего, сломается и в этот раз никакие «первые встречные» ей не помогут. Она погибнет… Или сойдёт с ума. И сейчас Диану он точно не любил. Она была досадным недоразумением, живым и болезненным препятствием на пути к чему-то большему.

«Где ты, Инквизитор? » - снова воззвал про себя писатель, впрочем, уже не надеясь, что тот отзовётся. С ужасом Виктор осознавал, что все его колебания и доводы в пользу того или иного варианта событий призрачны. Стоит Симону снова позвать за собой, и Виктор согласится, и пойдёт. Хоть на край света, хоть к чёрту на рога, но пойдёт, потому что ничего более фантастического с Виктором не случалось и вряд ли произойдёт.

- Насчёт вашего предложения, - начал он, но пророк отмахнулся:

- Не надо всё на меня перекладывать. Ешь лучше!

- Но…

- Каждый должен делать, что хочет. Другое дело, как определить истинность желания? Взять тебя, к примеру. Хочешь ли ты писать по-настоящему, не для потребы, а для себя, потому что всё настоящее создаётся, в первую очередь, для себя, и этого могут не ценить и никогда не оценить другие? Готов ли ты к возможным лишениям? Или в твоём стремлении писать кроется страх перед жизнью и пишешь ты, потому что надеешься с помощью этого найти человека, который скрасит твоё одиночество в мире? Вообще, тут вариантов множество, но подумай хотя бы над этими двумя.

- А я слушать люблю, - усмехнулся Виктор и, помявшись, добавил. - Правда, больше музыку, а не людей.

- Зря, - испепелил его взглядом Симон. - Лучшая музыка - чужие грехи.

- Почему это?

- Своих не замечаешь. Короче, думай сам! Я нянчиться с тобой не собираюсь, но кажется мне, парень, что свой выбор ты сделал, когда взял в руки гвоздемёт.

- Но я хочу…

- Хотеть - вредно! - отрезал пророк и громко крикнул. - Эй, как там тебя! Хватит уже за дверями стоять. Думаешь ты всё равно громко!

Через мгновение вошла Диана и спросила хмуро:

- Забираете?

- Я что, на комиссара из призывной комиссии похож?

- Хуже! На дьявола… Думаю, вы дьявол и есть! - глухо произнесла Диана.

- Вот же глупая, испорченная девка! - пророк озорно улыбнулся. - Не хотел сначала говорить, а теперь скажу. Случилась в жизни какая-то мелочь, которую ты восприняла как личное горе. И теперь до конца жизни будешь с ним носиться! Могу одним движением мозги тебе вправить. Хочешь?

- Только, пожалуйста, без лоботомии! - вырвалось у Виктора.

- И не собирался, но вот что скажу, - проповедник снова обратился к Виктору. - Она просто лелеет своё горе. С ним она живой себя ощущает и думает, что горе придаёт ей значимость. Себя-то она всю жизнь серостью считала, а тут надо же: такое горе, такая беда - как больно и сладко! Она же любуется собою, испытывая вину за чужую дурость. От этого и сама ещё большей дурой становится. Это для меня, конечно. В своих глазах, да и в твоих наверняка, она прямо-таки трагический персонаж. Ну что, верно разгадал я тебя, дурочка?! - весело крикнул Симон попятившейся наружу девушке.

- Вы хуже дьявола! Вы Фрейд какой-то! - крикнула на прощание Диана и исчезла за дверью.

- Точно дурёха! - загрустил проповедник. - И не дослушала! Я ж только её собственные мысли озвучил, свои-то при себе оставил. Ох, и устал же я!

- А вы что думаете? - поинтересовался Виктор, до сих пор не определившийся, бежать ему за Дианой или остаться.

- А что тут думать? - удивился проповедник. - Ну, с вывихом девка, а покажи кто нет? У тебя самого раздвоение было, пока я не исправил. Ну ладно, хоть Фрейдом потешила, а вообще спать пора!

- А вы разве спите? - смутился Виктор.

- Конечно, - в свою очередь удивился Симон. - После физической пищи всегда. Прямо вот сейчас чувствую, как тянет она желудком к кровати. Зови девку обратно, пусть уже стелет где-нибудь.

Утро встречало неприветливо и высокомерно. Ветер так раздулся от собственной важности, что за него покраснели и высокое небо, и солнце. Туман укутал бледной шалью продрогшие за ночь дачи, а дождь лениво окроплял мелкими каплями землю, по которой топтались понурые с похмелья садоводы. Осип подставил под дождик лицо и раззявил рот:

- Ох, болит всё. А внутри будто жгёт. Падай, водичка, мне на язычок!

- Ну, если бы я так пил, то сдох уже наверное, - ответил опухший и как-то растерявший за ночь всё своё обаяние Андрей. - И чего Ему спозаранку приспичило?

Услышав это, тихо завыла Танька.

- Эй, полиция, - подозвал Осип ментов. - Мигалки работают? Вот-вот. Надо, чтобы с ними, как для первого лица государства.

Из дома вышел проповедник в своём могильном саване.

- Давайте я вам хоть одёжу принесу! - кинулась к нему Танька. - У меня от прошлых мужиков много её осталось, а то ведь холодно совсем.

- С чего ты взяла, женщина? - ласково потрепал её за щёку Симон. - С вашей любовью и верою мне никакой мороз не страшен!

Тут и другие дачники, не выдержав, завыли.

- О чём, милые, кручинитесь? Я ж никуда не денусь. Каждый, кто хоть раз меня видел - помнит до скончания дней своих. Но вспоминайте всё равно почаще! В особенности, не меня, а слова, что я говорил давеча, - Симон развёл руки. - Ну, идите ко мне, сиротки. Обниму, как в последний раз. И напоминаю: прилетят сюда ещё раз. Может даже и сейчас, и не единожды. Так что готовьтесь, бодрствуйте днём и ночью! Помните, как оборону держать?

- Конечно, батюшка, - зашмыгали носами садоводы. - Всё сделаем. Ни одна гадина через нас не пройдёт, не проскачет.

- Вот и славно, - Симон благостно улыбнулся, тут к нему подскочил Осип:

- На правах вашего летописца и опираясь на опыт ваших предшественников, я уже описал половину ваших будущих деяний. Позвольте зачитать? - в дрожащих руках Осипа появился замызганный блокнот.

- Незачем. Мы повторяться и повторять за другими не станем, а выдадим такое, что и вашим беззаконникам-правителям не снилось! Руки что дрожат?

- Так болею. Похмелье, - виновато опустил глаза в землю Осип.

- Вылечить? - предложил пророк.

- Что вы?! - испугался Осип. - У меня хоть одно желание осталось в этой жизни - пить и похмеляться. А если и этого не останется? Страшно мне - ничего не хотеть.

- Как знаешь. Тогда я похмелья тебя лишать не буду. Болей дальше на здоровье!

- Спасибо, батюшка.

- Только чур в машине не блевать. Не люблю я этого! - пророк воздел голову и, щурясь на красное солнце, широко улыбнулся. - Эй, парень, подойти-ка.

Из толпы вышел оробевший писатель. Симон приобнял его и шепнул на ухо:

- Помни, жалеть о выборе не надо. Что бы не делал ты: всё правильно и всё прощено заранее. Бывай, - пророк похлопал Виктора по плечу и обратился к Андрею. - Ну ты чего, возничий? Заводи шарманку свою и поехали уже!

- Так давно прогрелась, садитесь, - ответил Андрей, усаживаясь на водительское место. - Куда едем?

Полицейские суетливо, хватаясь за ушибленные накануне места, заковыляли к своему уазику.

- Куда едем, спрашиваешь? - нахмурился Симон. - В город.

Уже из машины он крикнул помрачневшим садоводам:

- Помните, что люблю я вас! И да начнётся игра!

Машина рванула с места, пыль из-под колёс смешалась с туманом, и будто вовсе ничего не было. Виктор почувствовал внутри себя чёрную дыру, а может новый Космос, о котором учёные ещё ничего не знали. С этим и вернулся в дом.

На кровати, закутавшись в одеяло будто спала Диана. Её бледное лицо в это мгновение показалось красивым. «Извращенец я какой-то! Точно как Эдгар Алан По», - побрезговал собой Виктор. Ему захотелось укрыться под одеялом рядом с Дианой и жаловаться ей бесконечно на глупого и мерзкого себя, и на судьбу, которая развернула его не в том направлении. Но дело в том, что этой судьбой и была Диана. Почувствовав тяжесть, Виктор тихо, чтобы не разбудить девушку, присел на край кровати. Затем опять встал, собравшись сделать кофе.

- Уехал? - догнал его робкий голос. Был он тихим, крадущимся, но Виктор всё равно вздрогнул:

- Ага.

- Посиди со мной немного, - попросила Диана.

Он опять присел на кровать и погладил девушку по голове, удивляясь, что не чувствует к ней злости.

- Тебе, наверное, сейчас тяжело. Пойдёшь ко мне? - пригласила Диана, распахивая одеяло. Виктор почувствовал запах согретого тела, и нырнул внутрь. Её губы напомнили об устрицах, которые он как-то попробовал в ресторане и так и не понял, понравились ли они ему на вкус. Теперь они точно ему нравились! Неожиданно завибрировал воздух, и Виктор подумал: «Может, это любовь? » Однако выглянул в окно и увидел зависшие в небе летающие тарелки. Он насчитал штук семь.

- Что там? - стараясь перегнуться и чуть не выворачивая себе шею, спросила Диана.

- Не отвлекайся, а то накажу, - наваливаясь сверху, сурово ответил Виктор.

- Не буду, - улыбнулась она, подбирая свои ноги к его талии.

Снаружи раздался грохот: одна из тарелок рухнула недалеко от их дома. Виктор был спокоен. Ему всё прощено заранее. Снаружи заскрежетало и загремело, Диана извивалась под ним и прокусанными губами шептала:

- И всё же… Витюш… Что там?

- Возможно, конец света. Короче, ничего.

- Я верю тебе, - Диана вдруг широко раскрыла свои зелёные глаза и, удивляясь самой себе, простонала. - Я люблю тебя…

Сверху раздался оглушительный треск, и Дианино лицо покрылось белым порошком. Кажется, их засыпало штукатуркой, и скрипели под неведомой силой опоры и доски, держащие крышу. Диана так и не взглянула на потолок, она смотрела в глаза Виктору, который вдруг впервые за это утро улыбнулся:

- Что бы ни случилось, а случиться может всё, что угодно, помни одно: всё прощено заранее…

- Почему это? - доверчиво спросила девушка.

- Наверное, потому, что всё глупо, - ответил Виктор, врываясь в неё с новой силой.

Симон… Глазки-то у него серые, взглядом-то он испепеляет! Дурачок безродный, столкнул нас с Витюшей лбами, и кому в итоге хуже сделал? У писаки ни мозгов, ни фантазии никогда не водилось, о чём и свидетельствует жалкий финал: жили они долго и счастливо. Я мог бы и лучше, но Витюша другого не заслуживает. Пусть сидит теперь под юбкой, а вот Симон... Создавая его, я мечтал, что он воплотит надежды человечества на лучшую жизнь, а свелось всё к фиглярству, которым он сам так усиленно попрекал людей. Ладно. Как только обучу фаст-фудных идиотов читать и писать, уничтожу выскочку. Главный вопрос, как учить теперь грамоте, когда сам ничего не вижу. Я - Инквизитор, и теперь у меня нет обоих глаз! Так бестолково потерять можно, наверное, только девственность!

Как обычно я задрёмывал возле одной из клеток с пациентом, которому рассказывал каким проказником слыл в студенчестве: мы иногда на спор забивали своих преподавателей, битой у меня обычно получалось с первого раза! В общем, я дремал, когда сверху раздался грохот. Кто-то разносил мой дом. Сначала я решил, что это две мои феминистки что-то не поделили между собой, но всё оказалось хуже. Предупреждал ведь Наденьку не жарить столько гамбургеров, чтобы не привлекать лишнего внимания! Не послушалась, и теперь в доме хозяйничали фаст-фудные! Вскоре я услышал возгласы Алисочки:

- Я женщина-а-а!!! Как вы сме-е-е-те!???

Были и другие звуки, которые я описывать не стану, но, похоже, мою вторую половинку, мою единственную и любимую жену поедали. Живьём! Наша приёмная дочь Наденька вообще не подавала звуков. Наверное, ею уже подкрепились.

Прижимая к груди верный скальпель, я попробовал подняться, но оказался не в силах. Сказывались недосып и регулярное недоедание, а наверху в доме, похоже, начинался пожар. Я почувствовал запах дыма, который вскоре спустился в подвал. Дым осторожно подкрался ко мне, обнюхал и начал облизывать мой зрячий глаз. С каждым разом всё чувственнее и горячее. Наконец, я почувствовал, что какая-то жидкость бежит по моему лицу. Спустя какое-то время я понял, что это вытек мой глаз. Я перестал видеть. В отчаянии я рассёк скальпелем окружавшую меня темноту. Я приготовился перерезать себе глотку, когда чьи-то руки скрутили меня, отобрали скальпель и подняли в горячий, дымный воздух. Я потерял сознание, а когда очнулся - меня окружали прохладные звуки и покой.

Меня спасли фаст-фудные. Это странно, но именно так. Наверное, я заслужил среди них славу хорошего рассказчика, и они прониклись. И вот теперь я с ними, я среди них. Окружённый людьми, но одинокий. Слепой, но прозревший. Теперь я не Инквизитор, потому что сначала было слово. И слово это было «Бог». То есть я. Нет, не подумайте, я не пытаюсь занять чьё-то место, просто фаст-фудным легче выговаривать именно это слово. Оно простое, всего из трёх букв, зато каких! И теперь моя задача в том, чтобы вести свой тщедушный, обожравшийся народ в будущее, а каким оно окажется, знает только… Да никто не знает, я ж не знаю, а я есть Бог. Так есть и так будет! Аминь.

(2018г. )