Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Фрэнк Перетти



 

 

Фрэнк Перетти

ТИЛЛИ

Глава 1

Был апрельский день. Снова пришла весна, как обычно, смешливая и лукавая, приносящая тепло и утешение, — все та же милая, знакомая весна; она ни капельки не изменилась. Легкий ветерок — прохладное дыхание неохотно отступающей зимы — порхал по холмикам старого кладбища, напоенный ароматом распускающихся фруктовых деревьев, лилий и первой скошенной травы. Где-то за стройными рядами серых и темно-розовых надгробий щебетали и самозабвенно пели птицы.

«Апрель. Вот он снова пришел, — думала Кэти.

- Здесь все дышит весной. Весь мир наполнен апрелем. Мне должно быть так тепло сейчас».

Но ей было холодно, и она зябко передернула плечами. Кэти стояла, положив ладонь на руку Дэна и слушая заключительные слова пастора Тэйлора.

– Поскольку Господь Всемогущий взял к Себе душу нашего усопшего брата, мы предаем его бренное тело земле, из которой оно вышло. Земля к земле, прах к праху…

Пастор Тэйлор читал слова из маленькой книжечки, но читал медленно, стараясь поглубже вникнуть в их смысл, прежде чем произнести.

В уверенности, что когда земная обитель нашей души распадется, мы обретем храм Господний, приют нерукотворный, вечный на Небесах…

«Как здесь одиноко», — подумала Кэти.

Их было только трое возле простого серого гроба, украшенного одним-единственным венком из цветов. Эта маленькая заупокойная служба осталась практически никем не замеченной, и голос пастора Тэйлора разносился недалеко.

– Давайте помолимся, — сказал он.

Они, всего лишь втроем, вознесли к Небесам молитву Божью.

Пастор Тэйлор закрыл книжечку и поднял глаза.

– На этом наша погребальная служба заканчивается.

- Потом он улыбнулся, глубоко вздохнул и немного расслабился. — Благодарю вас за то, что пришли.

– Не стоит благодарности, пастор, — ответил Дэн.

– Рады оказаться полезными, — сказала Кэти.

Пастор снова перевел взгляд на гроб.

– Вы хотя бы знали Фрэнка Смита?

Дэн отрицательно потряс головой.

– Нет, пастор, толком не знал. Обычно я покупал у него газеты, вот и все.

Пастор Тэйлор посмотрел на них, а потом обвел взглядом кладбище. Дэн и Кэти тоже ощущали присутствие кладбища — широкого открытого пространства, окружавшего их со всех сторон.

Священник сказал:

– То, что вы пришли сюда, на самом деле значит много. Независимо от того, хорошо или плохо мы знали покойного, Фрэнку было бы обидно уйти не оплаканным и не помянутым в молитве.

– Что ж, — сказала Кэти, — кто-то должен же позаботиться о человеке, пусть даже и незнакомом.

Пастор кивнул и улыбнулся.

– Спасибо за заботу.

Он говорил совершенно серьезно. Впервые Кэти почувствовала тепло.

– Спасибо за прекрасную службу, — сказала она.

Старый кладбищенский сторож стоял возле своего грузовичка в некотором отдалении от них. Пастор отошел к нему, чтобы уладить последние вопросы, а Дэн и Кэти двинулись через кладбище к своей машине.

– Да, — тихо сказал Дэн. — Славный старина Фрэнк Смит. Без него Третья улица и Эмбер будут уже не те, что прежде.

– Как все это печально, — сказала Кэти. — Я никогда еще не видела таких скромных похорон.

– Ну, просто так уж получилось. Люди заняты своими делами, они плохо знали его, у всех своя жизнь…

– Интересно, заметят ли они хотя бы его отсутствие.

– Думаю, заметят. Во всяком случае, поначалу. — Они прошли еще немного в молчании, а потом Дэн высказал следующую мысль: — Он умер в одиночестве, это точно. Наверное, кто-нибудь в конце концов нашел Фрэнка в его каморке…

– Не надо… Хватит.

Дэн сменил тему:

– Я рад, что мы пришли. Это была хорошая мысль, — похвалил он жену.

Кэти улыбнулась и приняла похвалу, однако повторила:

– Как все это печально.

– Да, — согласился Дэн. — Печально. — Он нащупал в кармане ключи от машины. — Знаешь что? Я могу обогнуть кладбище и подобрать тебя возле…

Кэти вцепилась в руку мужа. Она глядела куда-то в сторону. Дэн мгновенно умолк.

Теперь он тоже увидел женщину — молодую, смуглую и очень красивую — прямо за рядом старых надгробных памятников. Она стояла на коленях на траве, с букетом цветов в руках, склонив голову в молитве. Она не шевелилась, и это сочетание красок — волос, букета цветов и травы — рождало ощущение совершенной гармонии. Картина заставила их остановиться.

Кэти смотрела с благоговением.

– Как красиво, — прошептала она.

Дэн кивнул.

Они стояли и смотрели. Женщина пошевелилась только для того, чтобы осторожно положить букет на могилу.

– Невольно задаешься вопросом, что за история скрывается за этим, — сказала Кэти. — Безвременно умерший муж, или сын, или брат, погибший на войне… — Потом улыбнулась. — Она помнит.

Дэн слегка опешил, когда Кэти двинулась в том направлении. Он удержал ее за руку.

– Эй… послушай…

Кэти попыталась высвободиться.

– Не надо. Я не собираюсь ничего делать.

– Кэти, я уверен, эта женщина не хочет сейчас ни с кем общаться.

Кэти обиделась.

– Ей и не придется. Я всего лишь хочу взглянуть на надгробный камень, вот и все.

Она высвободила руку, но Дэн не последовал за ней. Ему оставалось только смотреть издали и надеяться, что ничего ужасного не произойдет.

Кэти ступала очень легко. Она слышала приглушенную молитву женщины — тихую, проникновенную мольбу, произносимую в основном шепотом, но изредка нежно звеневшую ясным нежным тоном голоса. Казалось, женщина полностью отдалась молитве, настолько она отрешилась от окружающего мира, что в какой-то миг Кэти едва не повернула назад, чтобы не нарушить торжественность момента. Но потом она решила просто быть поосторожнее.

Через плечо женщины она смогла рассмотреть уголок надгробного камня, но яркий солнечный свет смывал надпись. Ближе. Тихо. Чуть в сторону. Вот оно.

Теперь Кэти могла прочесть имя. «Тилли».

Слово невольно слетело с ее уст. Имя глубоко поразило Кэти, тронуло сердце и вырвалось у нее прежде, чем она успела прикусить язык. Она не предполагала, что кто-то может расслышать столь слабый шепот.

Но женщина услышала. Она задохнулась от удивления и подняла на Кэти темные глаза, полные смятения.

Стыд пригвоздил Кэти к месту.

– О… простите меня… пожалуйста… Я не хотела…

Потом глаза женщины испуганно расширились.

Она отвернулась и устремила взгляд на могилу. По телу ее пробежала дрожь.

– Не надо… — пробормотала Кэти, пятясь. — Не надо, пожалуйста… Все в порядке.

Ох! Кэти наткнулась на Дэна.

– Извините нас, — сказал он с легким раздражением в голосе. — Мы собирались уходить.

Женщина не обернулась и закрыла лицо руками.

Кэти попыталась проявить дружеское участие.

– Кто… кто такая Тилли?

Женщина стремительно вскочила на ноги, словно вспугнутый зверь, рассыпав принесенные цветы, — и бросилась прочь, побежала от них во весь дух, словно спасая свою жизнь.

– Нет, подождите! — закричала Кэти. — Мы не хотели вас обидеть! Не убегайте!

Дэн крепко, почти до боли, сжал руку Кэти.

– Боже мой, просто не верится!

Кэти не удалось исправить ужасную ошибку.

– Мы уже уходим! — в отчаянии прокричала она.

Дэн сказал приглушенным голосом, надеясь, что Кэти послушается совета.

– Кэти, оставь это. Довольно.

Кэти сдалась. Женщина убежала. День был безнадежно испорчен.

– Мне дурно.

Дэну пришлось сделать над собой усилие, чтобы говорить сочувственным тоном.

– Кэти… я надеялся, ты поймешь, что это был один из самых сокровенных моментов в ее жизни.

– Я испугала ее, Дэн. Я испугала ее, но я не хотела этого.

– О… — Дэн постарался придумать ответ, который успокоил бы Кэти. — Это… гм… эмоции, понимаешь? В таком месте человек переживает множество глубоких и сильных эмоций.

– Ты заметил, какое у нее было лицо, когда она увидела меня?

– Ну… кто знает, о чем она думала? Это все эмоции…

Кэти снова посмотрела на маленький надгробный камень. Теперь она могла рассмотреть его как следует. На нем значилось одно лишь имя: Тилли.

Тилли. Она не могла отвести взгляд от надгробия. И не хотела. Где-то в этом мире Дэн продолжал говорить — о ланче, о машине, о планах на вторую половину дня. Но Кэти смотрела на могильный камень.

Тилли. А даты рождения и смерти?

Кэти нагнулась и присмотрелась. Только одна дата. Только одна. Девять лет назад.

– Кэти… — донесся до нее голос Дэна. Теперь она слышала его. — Что ты делаешь?

Кэти не могла объяснить и не могла найти объяснения.

– Тилли. Я имею в виду, тут написано «Тилли» — и ничего больше.

– Хм-м… — только и ответил Дэн.

– И всего одна дата. Видишь?

Дэн вздохнул и несколько мгновений помолчал.

– Вероятно, ты хочешь сказать, что за этим кроется какая-то история. Ты об этом думаешь?

– Да, именно об этом.

– О… нет, не совсем. — Кэти снова посмотрела на надгробный камень. — Просто… просто… я не знаю.

Она услышала звон ключей от машины.

– Я пойду к машине. Ты можешь встретить меня на выходе, возле…

– Пожалуй, я останусь здесь. — Наступила длинная неловкая пауза. Кэти легонько подтолкнула Дэна. — Ты иди. Я останусь здесь.

Он ничего больше не сказал. И Кэти услышала звук удаляющихся шагов.

Глава 2

Дэн перевернулся на бок и посмотрел на будильник­ на ночном столике. Час тридцать утра — и где, собственно, Кэти? Он не слышал, как она вставала­, но она опять ушла, как уходила среди ночи уже не раз. Дэн откинулся на спину и уставился в потолок, положив руку на лоб. «Встать и пойти поискать ее? А если она снова раздраженно набросится на меня? А что если мы снова начнем сыпать друг другу соль на раны? Боже, тогда и беспокоиться не стоит. Может, мне надо просто закрыть на это глаза, не обращать внимания, просто постараться сохранить мир в доме? »

- Господи! — Дэн то ли просто бормотал, то ли молился. — У нас возникла настоящая проблема, и я даже не знаю, что делать.

Всего несколько мгновений он лежал, размышляя, а потом решительно откинул в сторону одеяло, спустил ноги на пол, нашарил тапочки и схватил халат со стоящего рядом с кроватью кресла.

В коридоре было темно, но он увидел полоску слабого света под дверью своего кабинета. Должно быть, Кэти там.

Очень медленно Дэн открыл дверь. Да, Кэти здесь — сидит, сжавшись в комок, на маленьком диванчике при свете настольной лампы, положив на колени большую книгу. На щеках блестят слезы. Она его не заметила.

– Кэти?

Он испугал ее. Она быстро отвернула лицо в сторону, лихорадочно стирая слезы со щек.

– Ты в порядке?

Казалось, вопрос привел ее в крайнее раздражение.

– Ну конечно, в порядке.

Дэн ненадолго замешкался в дверном проеме. Он все еще раздумывал, не лучше ли ему просто уйти, оставить ее в покое.

– Можно мне войти?

Кэти не ответила. Наконец Дэн решился и вошел, не дожидаясь позволения. Очень тихо, очень осторожно он опустился в свое кресло недалеко от дива­на. Теперь он сидел напротив Кэти, и она не могла спрятать от него лицо.

Кэти вытерла глаза рукавом халата.

– Я вовсе не плакала.

Дэн не стал обсуждать эту тему. Он просто пристально смотрел на нее несколько мучительно длинных мгновений в полном молчании. Он заметил, что выбивает пальцами нервную дробь на подлокотнике кресла. И заставил себя остановиться.

– Я могу тебе помочь чем-нибудь?

Вопрос был безопасным. Кэти немного расслабилась и даже смахнула с ресниц слезинку, не скрывая этого.

– Я не знаю. — Это все, что она сказала. Дэн испугался, что на этом разговор и закончится, но у Кэти вдруг вырвалось: — Извини, Дэн, я действительно не хочу вести себя так.

– Знаю. Ты и дети, вероятно, считаете меня просто не­выносимой…

– Нет, нет, Кэти, вовсе нет. Но мы действительно очень встревожены. Прошла уже неделя.

Кэти устало потерла глаза и лицо.

– Я справлюсь с этим. Мне просто требуется не­которое время, вот и все.

– По-моему, тебе требуется немного поспать.

– Дэн, я не могу спать.

– О, я знаю. Но это меня тоже тревожит. Ты бы посмотрела на себя. Ты похожа на…

– Пожалуйста, не рассказывай мне, на что я похожа!

Дэн пошел на попятный. Он даже поднял ладонь, словно останавливая Кэти, — потом спохватился и тут же опустил руку.

Нет. Он не мог потерять ее снова. Он не мог позволить ей снова наглухо замкнуться в своих чувствах, отгородиться от него. Он почувствовал, что вот-вот расплачется сам.

– Кэти… — в отчаянии тихо проговорил он. — Я очень люблю тебя. И хочу, чтобы ты знала это.

Кэти посмотрела на Дэна — кажется, в первый раз.

– Правда?

Дэн поднялся с кресла, сел на диван рядом с же­ной и, обняв ее за плечи, притянул к себе. Она с готовностью ответила на проявление нежности и порывисто прильнула к нему.

– Я люблю тебя, — сказал Дэн. — Честное слово.

– Как ты думаешь, я хороший человек?

– Самый лучший на свете.

Губы ее задрожали, и она быстро опустила голову.

– Ну-ну, перестань, — сказал Дэн.

Первое рыдание сотрясло тело Кэти.

– Я всегда хотела быть хорошей. Я всегда старалась…

Он нежно дотронулся до ее щеки.

– Ты замечательная. Я тебя ни на кого не променял бы.

Кэти крепко прижалась к нему, ничего не отвечая. Это было чудесно. Дэн знал, как выразить свою любовь к жене, и с великим удовольствием делал это. Им больше не нужны были никакие слова — просто возможность побыть наедине друг с другом. Они воспользовались этой возможностью — и Кэти вроде бы стало немножко легче.

Он заметил большую книгу, все еще лежащую на коленях у жены.

– Что это у тебя?

Кэти бросила на книгу мимолетный взгляд. Альбом с фотографиями. Дэн взял его и раскрыл посередине. Он не сдержал улыбки.

– Ого, вот где настоящая история!

Теперь и Кэти взглянула повнимательнее.

Много раз они рассматривали старые фотографии, но сегодня ночью было настоящим утешением любоваться этими прелестными лицами — их дети, улыбающиеся, смеющиеся, пускающие пузыри. И, как всегда, казалось, все это было совсем недавно.

Светловолосая малышка Эмми в новой коляске. Шумный непоседа Брюс с футбольным кубком, завоеванным в шестом классе. Томми, гордо демонстрирующий перед фотокамерой свой только что выпавший зуб.

Перелистнув несколько страниц назад, они на­ткнулись на фотографии давнишнего рождественского праздника, и дети на них были еще меньше.

– Сколько лет им здесь? — спросил Дэн.

– Это наш старый дом в Худспорте. Значит, Брюсу три, а Эмми всего два годика.

– А Томми?..

– А Томми я еще носила в животе.

Дэн перевернул страницу.

Кэти хихикнула при виде крайне нелестного мгновенного снимка.

– Ну конечно, так оно и есть!

Дэн тоже хмыкнул:

– Ну да, так и есть! — Потом он потряс голо­вой. — Ты только посмотри на этих крошек! Брюс теперь учится в колледже, Эмми руководит школьным хором, а Томми…

– А Томми исполнилось пятнадцать!

– Да, верно. — Они оба рассмеялись и почувствовали долгожданное облегчение. — И этим все сказано!

Они еще немного посидели на диване, просто наслаждаясь обществом друг друга, тишиной и мирным течением времени.

– Ты много думаешь о детях в последнее время?

– О, я всегда думаю о детях.

– Ну конечно. Но…

– Но что?

– Ну, сегодня — альбом с фотографиями, а вчера ночью ты вытащила из чулана старые игрушки, а позавчера разве ты не просидела всю ночь в швей­ной комнате?

– Просто там было тихо.

– Раньше там была детская, помнишь? — спросил Дэн и тут же осознал опасность своего замечания.

Кэти молчала. Дэн почувствовал себя неловко. Возможно, он сказал больше, чем следовало.

– Я просто… понимаешь… — пробормотал он.

– Я была хорошей матерью?

Дэн ответил немедленно и совершенно искренне:

– Милая, ты была замечательной матерью. И такой осталась. Все наши дети выросли чудесными людьми.

– Я все делала правильно?

Значит, боль все еще оставалась. Значит, сейчас им придется снова говорить об этом.

– Дорогая моя, в самом деле, когда все сказано и сделано, тебе не в чем раскаиваться. Тебе незачем возвращаться назад и что-то переделывать.

Всего миг спустя Кэти решительно захлопнула альбом.

– Пожалуй, я пойду спать.

Разговор был окончен. Дэн почувствовал облегчение.

Кэти встала с дивана, Дэн не отходил от нее ни на шаг. Держась рядом, они вернулись в спальню.

– Спасибо за то, что любишь меня, — сказала Кэти.

– Об этом никогда не беспокойся, — ответил он.

Ранним утром Кэти наконец забылась тревожным, прерывистым сном. Дэн не помнил, удалось ли ему вообще заснуть.

Глава 3

«Я уже сто лет не пользовался этой бритвой, — думал Дэн, промывая бритву в раковине и надеясь, что она еще достаточно остра. — Надо по­стараться не шуметь, чего бы это ни стоило. Пусть Кэти поспит».

Тюбик выплюнул и разбрызгал крем для бритья на ладонь. Крем был жидкий и скользкий. Крышка тюбика начинала ржаветь. «О-хо-хо, надеюсь, я еще помню, как это делается».

Дэн чувствовал себя усталым и раздраженным, и мысли его сегодня не отличались особой последова­тельностью, но все же оставались достаточно ясны­ми. У него созрел план. Он все тщательно продумал, когда в окне спальни забрезжил рассвет.

«Я приложу все усилия, — думал он, — я сделаю все возможное и невозможное, — невзирая на по­следствия. Нам просто необходимо раз и навсегда разобраться с этой проблемой».

Он услышал шаги за дверью ванной. Должно быть, Эмми. Она рано встает.

В дверь тихонько постучали.

Дэн прошептал:

– Эмми, тише. Мама спит.

Дверь чуть приоткрылась, и в ванную заглянула Эмми. Дэн подумал, что она очень мало похожа на ту детскую фотографию, которую они рассматривали вчера ночью… или, вернее, сегодня утром.

– Она спит? — прошептала Эмми, удивленно округляя глаза. — Ты серьезно?

И скажи Брюсу и Томми, чтобы они не шумели. Я не хочу, чтобы ее что-нибудь разбудило!

Эмми слабо усмехнулась:

– Ты поэтому бреешься старой бритвой?

Дэн уже сделал несколько удачных заходов.

– Электрическая слишком шумит.

Потом Эмми встрепенулась:

– О Боже. А как же радио Томми?

Ему придется обойтись сегодня без него, это уж точно. Почему бы тебе не пробраться туда и не вы­дернуть радио из розетки?

Идея понравилась Эмми.

– О'кей.

– Да, Эмми…

Она остановилась и снова просунула голову в дверь.

– Послушай, мне нужно уехать. Ты можешь поднять и расшевелить Томми, а потом завезти его в школу? Мне не по дороге.

– Ты не едешь на работу сегодня?

– Нет. Им придется продать несколько участков без меня, только и всего. Мне нужно уладить кое-ка­кие другие дела. Я могу на тебя рассчитывать?

– Конечно.

– И я не знаю, что произойдет со мной или с твоей матерью сегодня. Ей нужно отоспаться, а я не знаю, когда вернусь…

Эмми еще больше понизила голос и подалась вперед всем телом.

– А у вас… м-м-м… все в порядке?

Дэн не хотел лгать, но задумался, прежде чем ответить.

– Мы разбираемся с некоторыми проблемами. Все будет нормально.

Эмми собиралась задать следующий вопрос, но внезапно оба они услышали грохот в конце коридора.

– Радио Томми.

Эмми в мгновение ока исчезла, и Дэн облегченно вздохнул.

Глава 4

Кэти подумала, что звук стихнет и она снова по­грузится в сон, лежа в широкой постели, не шевелясь, чувствуя многотонную тяжесть в теле, полностью отрешившись от мира. Образы сновидений легко, беспорядочно проносились в ее мозгу, одна картина сменяла другую, без всякого смысла и связи. Надежное убежище, совершенная пустота сознания. Она с удовольствием осталась бы здесь навсегда.

Но звук повторился. «О, пусть он стихнет. Я просто снова засну».

Но звук назойливо врывался в ее сны, улетал прочь и снова возвращался. Настоящее вторжение. Как неприятно. Как… как грубо!

«Ну перестаньте же, давайте досмотрим сон. На чем мы там остановились? »

Снова звук. «Дети. Вот что это такое. Мои малыши! »

«Но мои дети выросли. Это продолжение сна».

Звук вроде шума на детской площадке. Сотни голосов — тонких пронзительных голосов, которые кричат, визжат, смеются.

«Я не проснулась, — думала Кэти. — Я не хочу просыпаться. Вы не можете так поступить со мной».

Она ощутила щекой подушку, затем пошевелила рукой и нащупала пальцами простыни. Она проснулась.

И за окном спальни играли дети!

«Значит, я не проснулась. Сон все еще продолжается. У меня во дворе нет никаких детей — на самом деле нет».

Кэти несколько мгновений лежала неподвижно. Она не спала. Вне всяких сомнений. Она лежала в своей спальне, все вокруг было на своих местах. Она слышала детские голоса снаружи. Кэти начинала сердиться, выходит, она действительно проснулась.

«Эти дети разбудили меня! »

«Я не могу поверить, не могу поверить — я не про­сила этого, я не заслужила этого, и кому-то сейчас здорово достанется! »

Кэти перекатилась на бок и встала с кровати, чувствуя легкое головокружение. Занавески были за­дернуты, и слабый, рассеянный свет дня мягко освещал комнату. Который теперь час?

– Где часы? Кэти наклонилась над кроватью, стараясь рассмотреть маленький будильник на ночном столике. Будильника не было. Вероятно, Дэн куда-то переставил. Или Томми позаимствовал. Она еще вы­скажется и по этому поводу.

Кэти рывком раздвинула шторы. Ослепительный свет ударил ей в глаза, и она зажмурилась. Ей показалось, она увидела что-то за окном, какое-то движение… Но не успела рассмотреть и снова за­дернула занавески. Теперь перед ее глазами поплыли багровые круги. Кэти нашарила халат и тапочки и подошла к двери.

Она почувствовала легкий страх, холодок под ложечкой. Снова заболели глаза. Коридор никогда раньше так не выглядел, никогда не был освещен так ярко. Солнечный свет — если это был солнечный свет — лился в дом через все окна, со всех сторон. Кэти остановилась в дверном проеме, не решаясь сделать следующий шаг.

– Дэн?

Никакого ответа.

– Эмми?

В доме царила тишина — если не считать тех детских голосов снаружи.

Глаза Кэти привыкли к свету. Незаметно для нее самой страх улетучился, пропал. Она пошла по коридору, заглядывая на ходу в ванную, в швейную комнату, в спальню Эмми. Никого.

Кэти снова почувствовала прилив гнева. Они все ушли и оставили ее наедине с этой проблемой — этим грубым вторжением, этим бесцеремонным шумом, разбудившим ее! Она прошла на кухню, обо­гнула холодильник… и резко остановилась перед раздвижной стеклянной дверью. Ослепительный солнечный свет потоком лился в кухню, и Кэти снова невольно прищурилась, но на сей раз она увидела. Она увидела все.

И не поверила своим глазам.

Там, за дверью, за открытой верандой бегали и играли дети — сотни детей! Кэти прикрыла глаза ладонью от солнца. Она не могла определить границы своего двора и не могла рассмотреть забор. Она видела лишь живое, шевелящееся, буйно-веселое море детишек.

Кэти положила ладонь на дверную ручку, собрались с духом и отодвинула дверь.

Казалось, дети не заметили ее появления и не имели ничего против ее присутствия. Они продолжали играть, бегать, перебрасываться мячиками, прыгать, носиться друг за другом, забираться на фруктовые деревья и производить ужасный шум.

Кэти подошла к перилам веранды. Под всеми эти­ми маленькими топочущими ножками располагалась лужайка, молящая о пощаде. Этому буйству необходимо было положить конец.

– Эй!

Несколько малышей наконец заметили Кэти. Остальным же еще нужно было выиграть гонки, пой­мать брошенные мячи, запятнать соперников и вскарабкаться на деревья.

Тишина начала распространяться по толпе — от ближней ее части к дальней, и гомон постепенно по­шел на убыль, подобно волнам отлива. Теперь сотни маленьких глаз смотрели на Кэти снизу вверх — и смотрели с предельным вниманием. Подобная вежливость должна была бы произвести впечатление на Кэти, но сейчас она была слишком сердита.

– Что это вы делаете тут, в моем дворе? — осведомилась она, возвысив голос отчасти от гнева, отчасти из желания быть услышанной в задних рядах. — Знаете, вы играете прямо под окнами моей спальни, а я пыталась заснуть! А теперь я хочу, что­бы все вы… ну это…

Нужные слова вылетели у Кэти из головы, и она никак не могла вспомнить их. Что она, собственно, тут делает? Она… ну да, она обращается к огромной толпе детей, по непонятной причине собравшейся на ее заднем дворе.

Дети по-прежнему слушали, ждали, когда она снова заговорит. Кэти обвела взглядом всех их — от разношерстной футбольной команды

Глава 5

Старая газонокосилка с ревом ходила взад и вперед, огибая надгробные плиты, прошлась по одному ряду, повернула и пошла по другому, направляемая пожилым кладбищенским сторожем, который следовал по одному и тому же сложному маршруту, отработанному за многие годы. Вероятно, он воображал себя участником ралли или гонок по пересеченной местности или чувствовал себя под­ростком, управляющим мощным гоночным автомобилем. Это позволяло ему получать удовольствие от работы, выполнять ее хорошо, на свой манер.

Он любил слушать рев мотора, дребезжание предохранительной решетки, жужжание вращающихся лезвий. Все эти звуки говорили о том, что машина работает хорошо, а для него это было очень важно; он многие годы поддерживал свою старую газонокосилку в исправности, чтобы она работала как часы.

Но сейчас… что за посторонний звук примешивался к привычным? Неужели в механизме что-то разболталось? Должно быть, направляющий ролик на третьем лезвии. «Черт возьми! Я же буквально на днях заменил эту деталь! »

Вот опять.

Сторож сбросил обороты мотора и остановил газонокосилку, чтобы прислушаться к звукам в режиме холостого хода; стук глушителя, выбрасывающего маленькие клубы выхлопного газа, походил на мерный барабанный бой. Да в чем же тут дело?

– Эй! — раздался голос. — Эй, послушайте!

– О, кто-то кричит!

Сторож оглянулся и увидел мужчину, который подбегал к нему сзади, судорожно ловя ртом воздух, словно утопающий. «Хе-хе! Интересно, давно ли он зовет меня? »

– Ну, привет-привет! — сказал сторож. — Пре­красное утро, не правда ли?

Дэн Росс наконец нагнал старика, остановился, все еще стараясь отдышаться, и протянул руку.

– Здравствуйте. Извините, что отрываю вас…

– Бросьте, пустяки. Я рад, что этот шум производили вы, а не газонокосилка. Сейчас, минуточку. — Он наклонился и выключил зажигание. Внезапно в мире воцарилась глубокая, странная тишина. — Ну вот. Итак, чем могу быть полезен?

– Меня зовут Дэн Росс. Я был здесь на похоронах неделю назад.

Лицо старика просветлело.

– Ну конечно! Вы хоронили старого Фрэнка Смита, верно?

Дэн поразился.

– Да, верно. Ну и память у вас!

– О, я просто все подмечаю, вот и все. Когда работаешь в таком месте, нужно знать, где чья могила и кто новенький.

– Да, конечно. Тогда, наверное, вы сможете по­мочь мне. Я пытаюсь найти одну могилу. Мы про­ходили мимо нее на прошлой неделе, но я никак не могу вспомнить точное место.

– А имя на плите?

– М-м-м… Тилли. Просто Тилли.

Сторож без всякого труда вспомнил могилу. Он понимающе кивнул и оторвал косилку от земли.

– Вот сюда, следуйте за мной. Именно эту могилу я прекрасно помню. Такие не забываются.

Дэн последовал за старичком, который быстро шагал вдоль рядов могил, проводя на ходу небольшую экскурсию для Дэна.

– Да, — сказал он, — некоторые могилы здесь по­явились еще в прошлом веке. Сейчас они заброшены — уже некому приходить сюда и ухаживать за ними. А вот эти не такие старые… Некоторых людей, похороненных здесь, я знал лично. Вот тут лежит Порция Уэберли, а рядом Амос, ее муж. Они держа­ли фруктовую лавочку в Уингэйте. Бывали там?

– Да нет, я…

– А вот Тимоти Стюарт, молодой парнишка, погибший во Вьетнаме. Я знаю его родителей, Гаса и Молли. Милые люди. Вот эти два участка, сразу за могилой сына, оставлены для них. Вероятно, вы не помните Бландквистов, Генри и Ирму?

– Бландквистов?

– О-о-о, они нуждаются в прополке — вы только посмотрите!

Дэн старался быть вежливым. Он замедлил шаг, чтобы должным образом оценить ситуацию с сорняками.

Сторож ушел далеко вперед.

– Ага, вот она. Вы ее ищете?

Дэн отвернулся от могилы Бландквистов и поспешил к старику.

– Да, вот он, маленький надгробный камень, та­кой незаметный, так легко теряющийся среди множества других могильных плит — для всех, кроме кладбищенского сторожа, который все помнил.

– Это она, — сказал Дэн. И несколько нерешительно спросил: — Вы можете рассказать мне что– нибудь о ней?

Настроение старика заметно изменилось. На сей раз он не стал торопиться с ответом.

– Это одна из самых печальных историй. Тилли была совсем ребенком, крохотным ребенком. Я имею в виду, гробик был не больше коробки из-под ботинок. Да, это было действительно печально.

– Ну… а родители? Я хочу сказать, на прошлой неделе мы видели здесь женщину.

– А, миссис Мендоза.

– Вы ее знаете?

– Я знаю только имя — не помню откуда. Но она приходит каждый год в апреле, чтобы положить цветы на могилу, — неизменно, как приходит сама весна.

– Значит, это могила ее ребенка.

– Она странная женщина. Очень тихая.

Дэн вспомнил, как бедная женщина бежала от них, словно охваченная всепоглощающим ужасом.

– Она показалась нам довольно робкой.

– Так и есть. Она ни разу не обмолвилась со мной ни словом. Я почти ничего о ней не знаю.

– А вы не представляете, как ее можно найти?

Сторож на миг задумался.

– Да нет, вряд ли… Возможно, ее имя есть в телефонной книге…

– Пожалуй.

– Но знаете что… Наверное, вам стоит лучше обратится сначала в похоронное бюро. Я вроде как припоминаю, что к похоронам имели отношение братья Бендикс…

– Бендикс… 2203, Медфорд, сразу за баптистской церковью — помните, с такой высокой белой колокольней?

– А, точно… угу.

– Да, они были здесь в тот день, я почти уверен. Вам лучше поговорить с ними.

Дэн не спросил, почему лучше. Он просто сказал:

– Что ж, большое спасибо, — и снова протянул Руку.

Сторож крепко пожал Дэну руку, не сводя с него пристального взгляда.

– Не за что, Дэн Росс. Рад помочь.

Дэн повернулся и зашагал прочь.

Сторож окликнул его:

– Да, послушайте! Если вы собираетесь заводить разговоры об этом деле, не упоминайте мое имя, ладно?

– Не беспокойтесь, — сказал Дэн. — Не буду. И еще раз спасибо.

– Не стоит благодарности, — ответил старик. По­том он посмотрел на маленький надгробный камень и пробормотал себе под нос: — Был рад познакомиться, Дэн Росс. — И еще раз повторил имя: — Дэн Росс…

Глава 6

– Ты сыта? — спросила Кэти свою благовоспитанную маленькую гостью.

Тилли изящно вытерла рот салфеткой и сказала:

– Да, спасибо. Все было очень вкусно!

– Допивай молоко.

Тилли подчинилась.

Кэти просто диву давалась, насколько приятно прошел у них завтрак. Ей совершенно не пришлось нянчиться с девочкой. Тилли была идеальной гостьей.

– Знаешь, для маленькой девочки, у которой, может, есть родители, а может, и нет, ты прекрасно воспитана, мисс Тилли.

– Благодарю вас. А суп и сандвич были превосходны!

Незатейливый комплимент пролился неожиданным теплом в душу Кэти.

– Большое тебе спасибо.

Они сидели вместе в столовой рядом с кухней. Случай был особый; Кэти постелила на стол свою любимую скатерть и подала лучшую фарфоровую посуду и столовое серебро. Ей просто показалось это уместным.

– Наверное, вы замечательная мать, мисс Росс.

-Ну…

– А Брюс, Эмми и Томми считают вас хорошей матерью?

– О, да.

– А с ними вы тоже завтракаете?

– О… довольно редко. Они почти все время в школе, а после школы постоянно бегают по своим делам…

Тилли казалась страшно разочарованной.

– А я бы хотела каждый день завтракать с вами и обедать тоже.

Кэти рассмеялась.

– Ну, мы не всегда питаемся так изысканно.

– Зато вы были бы рядом!

Кэти была глубоко тронута. Она заглянула в огромные карие глаза, которые жадно смотрели на нее, и не нашла, что сказать. Все это было чудесно, но вызывало легкую тревогу. Она отвела взгляд в сторону, посмотрела на часы…

– Настенные часы… которых на стене не оказалось.

– Да что же это такое?..

Тилли не на шутку обеспокоилась.

– Что случилось, миссис Росс? В чем дело?

Кэти обвела взглядом комнату

– Я не могу найти часы.

– А что такое «часы»?

– Что такое?.. О… ну, это… такая штука, по которой мы узнаем время.

– А что такое «время»?

Ну вот, только все начало так замечательно складываться — и вдруг опять. Кэти попыталась отмахнуться от вопроса.

– Да так, не важно. — Она поднялась из-за стола. — Хочешь еще чего-нибудь?

– О нет, спасибо. — Вдруг Тилли снова встревожилась: — Миссис Росс? Что с вами?

Кэти в изумлении смотрела в окно.

– Гм… да, Тилли. Я в порядке. Я просто смотрела на улицу…

– Красиво, правда?

Кэти подошла к окну, и Тилли последовала за ней. Мир за окном изменился.

– Там стояло большое каштановое дерево, — тихо сказала Кэти. — И скамейка, и старая конура, и забор… и дом Крамеров сразу напротив… Теперь за окном были только зеленые холмы, лужайки, могучие деревья с трепещущими листьями и цветы — миллионы цветов.

– Я живу не здесь, — осознала Кэти.

– Ну да, — просто сказала Тилли. — Здесь живу я.

Кэти дотронулась до подоконника. Он по-прежнему был твердым на ощупь.

– Это мой дом.

– Да. Он мне понравился.

– Но что делает мой дом в месте, где живешь ты?

Тилли разволновалась:

– Вам здесь не нравится?

Кэти зажмурилась. По крайней мере с закрытыми глазами она по-прежнему контролировала свои чувства и мысли. «Это все происходит не на самом деле; я сплю, или что-нибудь вроде этого».

– Миссис Росс? — раздался голосок Тилли. «Сон. Все в порядке, Кэти, это просто сон. Ты же знаешь, насколько дикими и нелепыми бывают сны».

– Миссис Росс?

– М-м-м? — откликнулась Кэти.

– Как зовут вашего мужа?

– Дэн.

– Он хороший человек?

Кэти открыла глаза и посмотрела на Тилли. Девочка по-прежнему стояла рядом. Она была совершенно реальной. И ждала ответа.

– Гм… да. Да, он очень хороший человек. — Она решила ответить получше: — Он замечательный человек.

– Он вас любит очень-пре очень? Кэти с гордостью ответила:

– Да, очень-пре очень. И я его тоже люблю. Тилли восприняла ответ как желанный подарок, казалось, в комнате стало светло от ее улыбки.

– А как он выглядит?

Они говорили о реальных вещах, и это успокаивало.

– О, давай я покажу тебе фотографии. Вон там, видишь?

Кэти показала пальцем на дверь в гостиную, и Тилли бросилась туда. Ее глаза наполнились восторгом, даже благоговением, когда она увидела много­численные фотографии на стене, на столе и на ка­минной полке.

Кэти дотронулась до большой фотографии на краю каминной полки.

– Вот он, мой муж.

Тилли принялась рассматривать лицо, вбирая глазами черточку за черточкой, вдумчиво, постепенно. Сначала она приоткрыла рот, замерев от благоговения, а потом, с видом радостным и удовлетворенным, расплылась в широкой улыбке и счастливо, одобрительно закивала головой.

– Мне он нравится. Он любит улыбаться, правда ведь?

– О да, — сказала Кэти, повнимательнее вглядываясь в улыбающееся личико Тилли. — Пожалуй, это первое, что я заметила в нем.

Тилли перешла к другой фотографии, висящей на стене.

– О… а это вы?

– Да. Это наша свадебная фотография.

– Ваша свадьба! — Тилли с минуту рассматривала фотографию, а потом несколько раз перевела взгляд на Кэти и обратно на снимок. — Какая вы прелестная!

Кэти смутилась и почувствовала себя польщен­ной.

– О… Я никогда еще не была на свадьбе, но очень скоро буду.

– Правда? — Кэти была рада услышать хоть что– то, напоминающее нормальный разговор о нормальных событиях, происходящих в округе. — И кто же вступает в брак?

– Иисус вступает в брак!

Заявление застало Кэти врасплох, но она все равно пришла в восторг.

– О, ты знаешь об Иисусе?

– Да. Он живет дальше по дороге. Я думаю, Он очень важная персона, потому что к Нему постоянно приходит множество людей. Но Он все равно играет со мной и рассказывает мне разные истории.

«Так, с нормальным разговором покончено».

Тилли перешла к следующему снимку.

– Ой… а можно, я угадаю? Это Брюс?

Кэти невольно двинулась следом за девочкой, словно боясь отстать.

– Да, конечно, он. Это выпускная фотография.

– Он такой же чудесный, как вы и как мистер Дэн Росс?

– Да, верно. Он вырос замечательным молодым человеком. А вот… Эмми, правильно?

– Правильно. Она старшеклассница средней школы. А это… — Кэти замолчала, давая Тилли возможность угадать.

– Томми.

– Верно. Он учится в девятом классе.

Едва не приплясывая от восторга, Тилли пере­бегала от одной фотографии к другой, внимательно рассматривала лица, изредка поглядывала на Кэти и снова возвращалась к фотографиям.

– Итак… — решилась наконец Кэти. — Гм… Иисус… Что ты о Нем говорила?..

Но вопрос Кэти повис в воздухе. Тилли вдруг за­стыла посреди комнаты, зачарованно глядя на большую семейную фотографию, стоящую на каминной полке. Там, нарядно одетые, счастливо улыбающиеся, стояли, тесно прижавшись друг к другу, все члены семьи Россов: Дэн, Кэти, Брюс, Эмми и Томми. Девочка прикрыла рот ладошкой.

Кэти заговорила мягко, словно боясь нарушить появившееся вдруг ощущение торжественности момента.

– А это все мы вместе. Снялись только в прошлом месяце.

– Все вы… вместе, — повторила Тилли.

Кэти стала рядом с Тилли и посмотрела на фотографию. Вероятно, она никогда раньше не смотрела на нее так долго и так внимательно. У всех ее детей были ясные карие глаза и такие сердечные, веселые улыбки. Кэти снова посмотрела на Тилли. Она надеялась, что девочка не заметит ее пристального взгляда.

– Хочешь посмотреть поближе?

Тилли не отводила глаз от снимка.

– А можно?

Кэти принесла стул и поставила его под камин­ной полкой. Она взяла Тилли за руку и помогла взобраться на стул.

– Так хорошо видно?

– Да. Спасибо.

Тилли легко дотронулась до рамки, внимательно разглядывая каждое лицо. Она не хотела моргать, но невольно заморгала. И отвела взгляд от снимка лишь на миг, чтобы промокнуть глаза рукавом.

Сейчас Кэти видела лицо девочки совсем рядом с лицами всех членов семьи. Внезапно перед глазами у нее все расплылось.

– Не плачьте, миссис Росс, — услышала она прерывающийся голосок Тилли.

Кэти сморгнула слезы с ресниц и быстро приду­мала отговорку:

– Я просто увидела, что ты плачешь.

Тилли попыталась улыбнуться, хотя слезы так и струились у нее по щекам.

– Я не могу удержаться. Вы все такие чудесные.

Кэти поспешно принесла салфетку и дала Тилли, а потом нежно положила руку на плечо девочке.

– Тилли, — спросила она очень мягко, — а где твоя семья?

Тилли закончила вытирать нос и ответила:

– Обо мне заботится Иисус.

Кэти попыталась улыбнуться. Перед глазами у нее снова все начало расплываться.

– Милая, конечно, Иисус заботится обо всех нас, но…

– И обо всех моих друзьях тоже.

– О других детях?

– Ага.

– Но… Тилли, кто они такие? Откуда взялись?

Теперь Тилли не смотрела на Кэти.

– Я не знаю. Наверное, все они — как я. Они при­шли сюда, у них нет родителей, а у большинства нет и имен, и они не знают, откуда пришли.

– Тилли… — Кэти придвинулась вплотную к девочки. Посмотрит ли Тилли ей в глаза? Тилли по­смотрела. — Ты действительно не знаешь, откуда ты пришла?

Тилли перевела взгляд на фотографию. И снова улыбнулась.

– Миссис Росс, расскажите мне про Эмми. С ней интересно разговаривать? Она любит играть на улице?

Кэти ответила на вопрос только потому, что Тилли задала его.

Эмми любила бегать и играть еще с тех пор, когда была младше тебя. Она просто сгусток энергии.

– А чем ей нравится заниматься?

«Значит, мы перешли к другой теме. Ладно».

– Ну… чем только ей не нравится заниматься! Она руководит хором, она плавает, она ходит в походы, она поет и еще рисует. Она настоящая художница.

– А можно мне посмотреть ее комнату, миссис Росс?

– Конечно.

Кэти помогла Тилли слезть со стула. Девочка была готова к дальнейшим исследованиям.

А можно осмотреть весь ваш дом, миссис Росс? И комнату Эмми, комнату Томми и вашу комнату?

– Пойдем, я проведу для тебя подробную экскурсию.

– А Томми? Расскажите мне про него. Что он любит делать?

Они вышли в коридор и двинулись в заднюю часть дома, где располагались комнаты, каждая из которых была отмечена печатью личности своего владельца и могла рассказать о нем много интересного.

– Тебе бы понравился Томми, — сказала Кэти, стараясь удовлетворить ненасытное любопытство Тилли. — Он большой оригинал. Он страшно забавный, вечно носится с какими-то планами и проекта­ми… Думаю, Томми вырастет настоящим спортсменом, как и его брат. Конечно, на мой взгляд, Брюс больше философ…

Тилли жадно ловила каждое слово и продолжала сыпать вопросами.

Глава 7

Отыскав похоронное бюро братьев Бендикс, Дэн сразу вспомнил, сколько раз он проезжал мимо и не обращал на него никакого внимания. Это было одно из многих учреждений, расположенных на главной городской магистрали. Дэн представлял себе что– то вроде крупного похоронного бюро в центре города — с внушительным фасадом и белыми колоннами, окруженное высокой живой изгородью. Это маленькое учреждение выглядело куда менее впечатляюще: низенькое, окруженное соснами здание с узкими витражными окнами и простой асфальтированной подъездной дорогой, обсаженной аккуратно подстриженными розовыми кустами. Оно больше походило на маленькую церковь, чем на похоронное бюро. И на самом деле Дэн почувствовал некоторое облегчение.

Он на мгновение задержался у входной двери. Постучать или просто войти? Наконец он сделал и то и другое: легко постучал, потом чуть приоткрыл дверь, снова постучал и просунул голову внутрь. О! Похоже на холл церкви — и ни души. Он вошел и очень тихо закрыл за собой дверь. За широкой двустворчатой дверью напротив он увидел маленькую часовню — уютную, тихую и привлекательную, но совершенно пустую.

В левом конце холла находилась дверь без таблички, которая, впрочем, казалась дверью важной, — поэтому Дэн подошел к ней и снова постучал.

Дверь открыл почтенного вида пожилой мужчина.

– О, здравствуйте, — сказал он. — Вы мистер Росс?

Вероятно, это владелец похоронного бюро; его мягкий соболезнующий вид вполне отвечал черному в тонкую полоску костюму и маленьким очкам в металлической оправе.

– Да. А вы — тот самый мистер Бендикс, с которым я разговаривал по телефону?

Мужчина улыбнулся, сверкнув несколькими золотыми коронками.

– О, да-да! Входите, пожалуйста!

Мистер Бендикс широко — почти театрально — распахнул дверь, и Дэн прошел, чувствуя себя почетным гостем. «Интересно, — подумал он, — будут ли провожать меня столь же почтительно? »

Бендикс пригласил его в уютный маленький кабинет — собственно, крохотную кабинку возле окна.

– Присаживайтесь, пожалуйста. Не желаете ли кофе?

На самом деле Дэн совершенно не хотел кофе.

– О да, спасибо.

– Сливки и сахар?

– Гм… черный. Просто черный, пожалуйста.

Мистер Бендикс налил в чашку кофе из маленькой кофеварки, стоящей в углу.

– Итак… по телефону вы говорили что-то о похоронах, которые имели место… когда же? Девять лет назад?

– Да… — Дэн взял у мистера Бендикса чашку. — Спасибо. Я не знаю, храните ли вы столь старые записи… — Дэн сознавал, что просто должен сделать этот решительный шаг. — Меня интересует, не помните ли вы похороны одного очень маленького ребенка.

Мистер Бендикс сел в свое кресло и задумался, перебирая в памяти события далекого прошлого. Он печально покивал головой.

– Да, у нас было несколько таких случаев. Подобные похороны особенно трагичны и крайне сложны.

Дэн чувствовал, что ступает по тонкому льду, но продолжал:

– Я имел в виду похороны, в которых участвовала некая Мендоза. Женщина по фамилии Мендоза.

Бендикс помнил. Дэн сразу это понял.

Мистер Бендикс посмотрел на Дэна, потом на крышку стола, потом снова на Дэна.

– А… позвольте поинтересоваться, какие причины побуждают вас разыскивать эти сведения?

Дэн просто продолжал настойчиво добиваться ответа:

– Так вы помните похороны?

– О да, помню. Но вы должны понять, мистер Росс, что у нас здесь действуют некоторые этические нормы. Мы не вправе вторгаться в частную жизнь миссис Мендозы.

– А что вы можете сообщить мне?

Дэн старался держаться мягко и вежливо, но он не мог допустить, чтобы его выпроводили отсюда ни с чем. Он пристально смотрел на Бендикса.

Джентльмен сказал извиняющимся голосом:

– Я рискую совершить серьезную ошибку, если сообщу вам что-нибудь.

– Не рискуете.

Мистер Бендикс потер подбородок и взглянул на Дэна поверх очков.

– Хорошо, — вздохнул он. — Я расскажу вам только то, Что считаю возможным рассказать. Похороны состоялись в апреле девять лет назад. — Потом он задумчиво поднял глаза к потолку, вспоминая тот день. — Да, был апрель. Эти похороны я до сих пор помню совершенно ясно, потому что они были такие необычные… Необычные и очень тяжелые.

Дэн напряженно смотрел на мистера Бендикса. Казалось, пожилой джентльмен снова переживает события того дня.

– Помню, — продолжал мистер Бендикс, — к нам пришел пастор миссис Мендозы, и помню, именно с ним мы улаживали все организационные вопросы. Останки мы получили в тот же день. — Он внезапно умолк и пристально взглянул на Дэна, стараясь прочесть выражение его лица. — Вероятно, вы удивитесь, мистер Росс, когда узнаете, насколько необычным был тот случай. Не было никакого свидетельства о смерти, не было никакого свидетельства о рождении. Мы уладили дело очень быстро и тихо, как вы понимаете… Видите ли… — Тут мистер Бендикс снова замолчал. Он подпер щеку рукой с тонкими нервными пальцами и опустил глаза. — Мистер Росс, ребенок умер не естественной смертью. Он был очень маленький, даже недоношенный, и все тельце было в каких-то ужасных ожогах и порезах. Честно говоря, я страшно растерялся, столкнувшись с таким делом, но во мне заговорил внутренний голос; я почувствовал, что просто должен все сделать, что так будет правильно.

– Я заказал у нашего поставщика специальный гробик, но даже он оказался велик… — Мистер Бендикс снял очки и потер глаза, целиком погрузившись в воспоминания. — Я никогда не забуду этого. Священник провел маленькую заупокойную службу, произнес короткую молитву, буквально несколько слов из Священного Писания… И я до сих пор помню, как он стоял над крохотным гробиком, и в часовне больше никого не было, кроме… миссис Мендозы. Она сидела во втором ряду, вся в черном, одна-одинешенька — и плакала.

Мистер Бендикс нашел на столе бумажную салфетку и начал протирать очки, была в том необходимость или нет.

– Мистер Росс, моя работа, моя профессия заключается в том, чтобы приносить утешение и помогать семьям в час скорби и нужды. Я не остаюсь равнодушным к человеческому горю, но обычно сцены в часовне не потрясают меня до глубины души. Но в тот раз… в тот раз все было совершенно иначе, и я никогда не видел ничего подобного ни до, ни после того дня. Женщина… которая прерывает беременность… а потом оплакивает ребенка и устраивает ребенку похороны. Все это производило крайне тревожное и гнетущее впечатление. Я никогда этого не забуду.

Мистер Бендикс ненадолго умолк. Казалось, он вырывается из плена каких-то чар и возвращается к действительности от мучительных воспоминаний.

– Мистер Росс, — сказал он. — Надеюсь, я ответил на некоторые ваши вопросы.

Дэн услышал достаточно. Он не знал, что сказать мистеру Бендиксу. У него не было слов, не было ответов. Он хотел лишь одного: поскорее убраться отсюда.

– Мистер Бендикс… Вы мне очень помогли своим рассказом. Вы оказали мне огромную услугу. — Бендикс легко кивнул. — Полагаю, теперь мне нужно узнать имя того священника, пастора миссис Мендозы. Вы можете сообщить мне его?

Мистер Бендикс помнил имя без всяких записных книжек.

– Преподобный Майкл О'Клири. Он служит в местной церкви, которая находится в двух кварталах отсюда, вверх по улице, на правой стороне. Он должен быть там сейчас.

Глава 8

– Миссис Росс? Вы не возьмете меня за руку?

– Я хочу, чтобы вы держали меня за руку и шли рядом.

Кэти взяла мягкую маленькую ручку. Они стояли на улице, вдыхая свежий, благоуханный воздух. С осознанной решимостью Кэти повернулась спиной к дому и устремила взгляд в совершенно новый и безупречно прекрасный мир, широко расстилавшийся перед ней. Она сделала первый шаг в сторону этого чудесного мира, горя желанием рассмотреть его, узнать его, причаститься к царившему в нем покою; Она продолжала идти, ясно сознавая каждый свой шаг, по-прежнему держа за руку дитя и каким-то образом понимая, что того дома, прелестного дома на окраине города — служившего ей единственной связью с реальностью, с обычной, повседневной жизнью, — не окажется за спиной, если она оглянется. Она переходила из одного мира в другой, отдавалась сну — слишком реальному, чтобы быть просто сном.

Трава на лугу нежно колыхалась в медленном танце, и цветы приветственно кивали им. Теплая глинистая земля под ногами мягко, приятно пружинила. Кэти все принимала и просто смотрела, наблюдала, познавала.

Могучие деревья величественно вздымали над ними тяжелые ветви, и высокие густые кроны их служили надежным укрытием и защитой. Повсюду порхали птицы — большие и маленькие, сверкающие всеми цветами радуги; они звенели мелодичными голосами и опускались на ветки удивительно близко от Кэти и Тилли, чтобы прощебетать радостное приветствие гостям.

Потом, присоединяясь к птичьему хору, Тилли тоже запела необычайно нежным голоском — казалось, она изливала душу в прелестной озорной песенке, где ноты прыгали и резвились, словно дети на склоне холма. Голосок девочки звучал чисто и смело, а смеющиеся глаза ее сияли особым светом, который пронизывал здесь все пространство и лился, казалось, отовсюду.

Кэти слушала и смотрела, она не произнесла ни слова и не сделала ни одного резкого движения, которое могло бы нарушить эту восхитительную, очаровательную картину. Она видела само счастье, воплощенное в образе маленькой девочки, она видела радость, жизнь и чистоту. Здесь не было печали. Боль была далека.

Тилли закончила песню и подняла глаза на Кэти. Кэти ощутила пожатие маленькой ручки и снова увидела знакомую улыбку.

– Это было прекрасно, мисс Тилли! Огромное тебе спасибо.

Тилли лишь радостно рассмеялась в ответ.

– Ты любишь петь?

– О, здесь все поют.

– Я заметила. — Потом Кэти решилась: — Должно быть, ты очень счастлива здесь.

Но внезапно Тилли пришла в голову мысль, полностью завладевшая ее сознанием.

– Знаете что? Мы найдем самое высокое дерево, на которое еще никто не забирался до верхушки! Вот что я сделаю! Я заберусь на самую его верхушку!

– О, конечно, заберешься. А чем еще ты любишь заниматься?

– М-м-м… Я люблю сочинять истории, как Иисус. Мы с моими друзьями просто наперебой рассказываем друг другу всякие истории. Но Иисус рассказывает истории лучше всех.

Кэти не усомнилась в словах Тилли. Она поверила. Все это было частью сна — или реальности. Она не осмелилась задаться вопросом: так все же сна или реальности?

Тропинка неспешно спустилась в узкую долину, и они услышали веселое журчание ручья. Сначала Кэти увидела за стволами деревьев сверкание и блеск воды, а потом и ручей, который петлял и вился по лесу; свет, отражаясь от прихотливых волн, дрожал над ними тысячами ослепительных радуг.

Потом перед ними оказался мостик — причем весьма необычный. Мостик маленький, изогнутый аркой, но… не деревянный, не каменный и не железный. Он был живой, он рос прямо из земли. Оба конца его уходили в плодородную почву, а перила украшали ярко-зеленые листья размером с ладонь. Кэти остановилась, чтобы получше разглядеть это чудо.

– Мой любимый мост, — объявила Тилли.

– Понимаю почему.

– Давайте перейдем на ту сторону.

Кэти послушно пошла за Тилли через мостик. Она зачарованно смотрела на танец блистающих лучей над поверхностью воды.

А потом увидела камни, выстилавшие русло ручья. Нет, теперь она точно должна остановиться. Тилли тянула ее за руку.

– Подожди, подожди.

Тилли остановилась возле перил рядом с Кэти.

– Что там?

Кэти понимала, что Тилли не удивится, но не могла совладать со своими чувствами.

– Тилли… там драгоценные камни внизу…

Тилли улыбнулась.

– Ага. Красивые, правда?

– Посмотри, это же золото… рубины и изумруды…

– Пойдемте, — сказала Тилли, устремляясь вперед. — Я покажу вам свое любимое место.

Кэти последовала за девочкой и, сойдя с моста, оказалась на зеленом холме над сверкающим ручьем, полным драгоценных камней. Это было прекрасное место. Теплая земля, покрытая густым ковром травы, так и звала присесть. Радужные блики от ручья играли на стволах деревьев, и веселое журчание воды звенело в воздухе. Они опустились на траву и какое-то время сидели молча. Кэти хотела все увидеть. Хотела узнать это место получше. И Тилли дала ей столько времени, сколько требовалось.

– Тилли… здесь просто чудесно.

Тилли лишь улыбнулась в ответ. Вид маленькой девочки в столь прекрасном окружении снова вызвал у Кэти вопрос:

– Тилли, должно быть, ты очень счастлива здесь?

Тилли опустила глаза и погладила траву.

– Ну, почти всегда…

– Только почти?

Тилли перевела взгляд вдаль, за ручей — возможно, на дом, которого там уже не было. Она коротко вздохнула, снова опустила глаза и тихо проговорила:

– Я хочу видеть свою семью, миссис Росс.

Несколько мгновений Кэти молчала. Тилли только что поделилась с ней чем-то очень дорогим, очень сокровенным. «О Господи, не дай мне ранить это маленькое сердечко».

Она решилась задать еще один вопрос:

– Значит… у тебя все-таки есть семья?

Тилли не подняла взгляда, но продолжала теребить травинки, поглощенная своими мыслями и чувствами. Наконец она кивнула.

– Иисус рассказал мне о моей семье. Но она не здесь.

– А Он рассказал тебе о твоих родителях?

– Да.

Кэти почувствовала, что она заходит слишком далеко, грубо вторгается в чужую жизнь. Одна ее часть хотела отступить, не выпытывать у маленькой девочки сокровенные тайны.

Но вопрос непроизвольно вырвался у нее, и она сразу же о нем пожалела.

– А что именно Он сказал тебе?

Тилли попыталась поднять глаза на Кэти, но не смогла и снова принялась рассматривать травинки.

– Он… рассказал мне, как их зовут и что они за люди… И Он сказал, что однажды я встречусь с ними, и мы все будем вместе. — Голосок ее задрожал, но она сделала над собой усилие и решительно проговорила: — Но иногда… я просто больше не могу ждать, мне ужасно хочется увидеть их!

«Можно еще вопрос, милое дитя? Всего один? »

– Тилли…

Но тут Тилли решительно вскинула голову.

– Миссис Росс, я очень рада, что вы пришли ко мне в гости. Я хотела бы, чтобы вы остались тут навсегда.

И Кэти отступила.

– Милая моя… я даже не знаю, как я сюда попала, но я страшно рада, что все-таки попала. Мне было очень приятно познакомиться с тобой.

Тилли потеребила пальцами травинки, отвела глаза в сторону, но потом в упор взглянула на Кэти и спросила:

– Как вы думаете, вы смогли бы любить меня, миссис Росс?

Кэти хотела тут же обнять маленькую девочку, однако не сделала этого. Не смогла. Но ответила:

– Тилли… я точно знаю, что любила бы тебя.

Глава 9

Пастор Майкл О'Клири отдал своей секретарше пару коротких распоряжений:

– Джанет, не соединяйте меня ни с кем. Нас с мистером Россом не беспокоить.

Потом он бесшумно прикрыл дверь своего кабинета, отрезав его от внешнего мира и оставшись наедине с очень тихим, очень встревоженным человеком.

– Садитесь, пожалуйста, мистер Росс.

Дэн пробормотал еле слышное «спасибо» и без дальнейших слов опустился в кресло.

О'Клири пододвинул второе кресло поближе и сел рядом с Дэном.

– Я рад, что вы заглянули сюда… м-м-м… я могу называть вас Дэном?

– Конечно.

О'Клири подался вперед и заговорил тихим, отчетливым голосом.

– Дэн… с известного дня, имевшего место девять лет назад, я часто спрашивал себя, состоится ли у нас этот разговор. Очевидно, в нем должны принять участие и другие лица.

– Полагаю, вы знаете, почему я здесь.

– Ну… похоже, у нас есть общая знакомая. Анита Мендоза.

Дэн слабо улыбнулся и кивнул.

О'Клири вернул улыбку, чтобы ободрить гостя.

– Миссис Мендоза — прихожанка моей церкви, и именно она сообщила мне ваше имя. Это произошло только на прошлой неделе. Она чрезвычайно расстроилась из-за случайной встречи с вами и вашей женой на кладбище.

Дэн подпер голову рукой.

– Продолжайте, пожалуйста. Я слушаю.

– Вы помните Аниту?

– Практически нет. Полагаю, я догадался. Просто подумал, что она, вероятно…

– Анита помнит вас и Кэти очень хорошо. Она не знала, что сказать, когда столкнулась с вами у могилы. Она ужасно переживает из-за своего бегства, но… в тот момент она ничего больше не могла поделать.

Дэн посмотрел на священника и собрался с духом. Он понял, что знает ответ на вопрос, еще не успев договорить:

– Она медсестра?

О'Клири ответил незамедлительно:

– Она дипломированная медсестра.

– Она когда-нибудь работала в Центре планирования семьи на углу Бедфорд и Восьмой улицы?

О'Клири сделал выразительную паузу, прежде чем ответить.

– Девять лет назад.

Дэн молчал. Он был слишком потрясен, чтобы продолжать.

Потом, решившись наконец, он дал волю своим чувствам, и слезы — так долго, бесконечно долго сдерживаемые — хлынули у него из глаз и горячими ручьями потекли по лицу.

О'Клири положил руку на плечо Дэну. Он ничего не говорил, но Дэн чувствовал утешающее прикосновение и был благодарен священнику за поддержку.

– Мы никогда не говорили об этом, — сказал Дэн. — Я знал, что она страдает из-за этого. Я тоже страдал, но это… слишком серьезная, слишком пугающая тема, которой не хочется касаться. Вы просто пытаетесь забыть все и надеетесь, что боль пройдет. За девять лет мы ни разу не поговорили об этом. Мы привыкли говорить обо всем, мы всегда знали чувства и мысли друг друга. У нас так принято. Но теперь не знаем.

– После случая на кладбище…

– С Кэти что-то произошло. Она не спит по ночам, она не разговаривает ни со мной, ни с детьми, она… она просто стала другим человеком. Я понял, что дело в той могиле. Не знаю почему… а может, я просто не хотел признать это… Но я решил выяснить все наверняка. — Дэн вытер глаза и прямо взглянул на О'Клири. — Значит, я прав? Этот… ребенок?..

Священник сказал ясным и твердым голосом:

– Дэн… Тилли — ваша дочь. Ваш четвертый ребенок. — Потом он замолчал, раздумывая, стоит ли продолжать.

– Расскажите мне все, — попросил Дэн.

– Девять лет назад Анита присутствовала при операции в качестве ассистента. Ваша дочь была удивительно крепкой породы — она осталась жива после аборта.

Дэн хотел услышать остальное, он хотел услышать все.

О'Клири мягко продолжал:

– Она… она боролась за жизнь еще около часа, а потом скончалась на руках у Аниты. Анита забрала тело из клиники в тот же день и не возвратила. Анита решила похоронить эту… маленькую девочку… по христианскому обычаю, поэтому… я провел заупокойную службу и взял на себя некоторые расходы, связанные с погребением. С тех пор каждую весну в годовщину смерти малютки Анита ходит на могилу, возлагает цветы и скорбит. Однажды она объяснила мне: «Если не я, то кто оплачет смерть Тилли? Кто возьмет на себя труд помнить ее? »

Глава 10

Кэти и Тилли полакомились восхитительными фруктами; Тилли пропела несколько песенок и даже рассказала Кэти историю. Они замечательно проводили время.

Но теперь стало тихо. Они сидели на поросшем травой холме в теплых ласковых лучах света — и молчали. Тилли сидела в маленькой ямке, прислонившись спиной к дереву; это было удобное кресло, сделанное, вероятно, как раз для маленькой девочки вроде нее. Кэти удобно устроилась на мягкой траве, и теперь ей оставалось лишь пристально смотреть на прелестного ребенка, минута за минутой.

Возможно, потому, что у них больше не осталось безопасных, легких тем для разговора, Кэти думала:

«Милая девочка, чувствуешь ли ты сейчас то же, что чувствую я? Что творится в твоем маленьком сердечке? Если бы только ты сказала что-нибудь, если бы я только знала, о чем ты думаешь, что чувствуешь… Тилли, не отгораживайся от меня».

– Тилли…

Карие глаза напряженно, выжидательно взглянули на нее.

«Я начала, — думала Кэти, — я должна продолжать, я должна все узнать».

– Гм… — О, как сказать это? — Я все спрашиваю себя, есть ли какие-то вещи, о которых мы обе боимся говорить. То есть я боюсь, что есть какие-то вещи, о которых ты не хочешь разговаривать… Но с другой стороны, возможно, ты боишься, что есть какие-то вещи, о которых я не хочу говорить. — Тилли внимательно слушала. Казалось, она все понимает. — В общем, я пытаюсь сказать, что… если ты не против, то и я не против. Я хочу поговорить с тобой об этих вещах. — Ну давай, Тилли, скажи, что ты согласна. — Милая, я не знаю, как долго мы с тобой еще пробудем вместе. А вдруг нам больше никогда не представится возможность рассказать друг другу о наших чувствах?

Тилли выпрямилась.

– Думаю, это было бы ужасно, миссис Росс.

– Нам нужно серьезно поговорить. Как ты полагаешь, мы можем?

– Угу.

– Тилли… у тебя ведь есть мама… где-то.

– Да, мэм. Есть.

– И однажды… ты снова встретишься с ней. Так сказал тебе Иисус.

– И я очень хочу встретиться, миссис Росс. Очень хочу.

Кэти глубоко вздохнула, пытаясь справиться с волнением.

– Ты действительно хочешь встретиться с ней?

– Да.

– Но… как ты думаешь, как ты отнесешься к ней? Может, ты будешь сердиться на нее? Может, ты будешь злиться на нее за то, что она отправила тебя сюда, даже не дав тебе имени?

Казалось, чувства Кэти глубоко тронули Тилли.

– Но, миссис Росс, я ведь не страдаю. Я люблю свою маму.

– Ты любишь ее? И ты не сердишься на нее?

Тилли улыбнулась, с лицом просветленным и безмятежным.

– Я просто хочу встретиться с ней. Я все время об этом думаю.

– Правда? И о чем именно ты думаешь?

Тилли перевела взгляд вдаль, рисуя в воображении миг встречи.

– О том, что увижу ее лицо. Миссис Росс, когда я увижу мамино лицо, я буду смотреть, смотреть на него долго-предолго, пока не запомню навсегда. И еще я сяду к ней на колени, я всегда хотела посидеть у нее на коленях. — Тилли поднялась на ноги и прислонилась спиной к дереву, полностью отдавшись мечтам. — А потом… мы сможем гулять вместе, и я покажу маме все свои любимые места… а она будет объяснять мне разные вещи, именно она — чтобы я навсегда запомнила, что я узнала это от своей мамы. От своей собственной мамы! И знаете что еще? Может, она сошьет мне платьице и будет подшивать его здесь и там, пока оно не станет мне в самый раз, и будет расчесывать мне волосы, и научит составлять букеты и прыгать через скакалку… и, может, научит меня еще каким-нибудь песенкам — тем, которые она сама пела, когда была маленькой.

Тилли переместилась чуть ближе к Кэти.

– А я скажу ей, что она может обнимать меня. Я больше не буду обижаться на нее, но с радостью позволю обнимать себя крепко-крепко. И мне все так же будет нужно, чтобы она стелила теплое одеяло на мою кроватку и укладывала меня спать, и рассказывала мне на ночь свои истории. А потом мы могли бы молиться вместе, как нам всегда хотелось.

Тилли опустила глаза и потеребила подол платьица.

– Это было бы чудесно. Я до сих пор иногда плачу, когда остаюсь одна, и всегда думаю, как, наверное, было бы замечательно услышать тихие мамины шаги в коридоре и понять, что она прислушивается к моему плачу и сейчас придет утешить меня. И я всегда думаю…

Голосок Тилли прервался, и огромные глаза ее наполнились слезами невыразимой печали.

– Я всегда думаю: как она назвала бы меня? Я всегда хотела иметь свое имя — имя, которое дала мне мама, от своего сердца.

Кэти не хотела расстраивать девочку. Она постаралась сдержать собственные слезы, постаралась не расплакаться.

Тилли вскинула голову, прижав к груди стиснутые кулачки, подняла полные слез глаза к верхушкам деревьев и молящим голоском воскликнула:

– О… мамочка… пожалуйста… возьми меня к себе! Возьми меня и позволь остаться с тобой! Я всегда любила тебя, и если бы ты просто была со мной рядом сейчас, я бы никогда больше ни о чем не мечтала и ничего больше не хотела. Ты моя мама! Это все, что я знаю. Это все, что я понимаю, и… это все, чего я хочу.

– О Тилли! — Этот крик вырвался из самого сердца Кэти — обращенный к сердцу девочки. — Тилли… — Она не могла говорить от избытка чувств. Она ничего не видела сквозь слезы. — Я не знаю, как сказать тебе…

Тилли смотрела на нее. Смотрела в упор. Карие глаза встретились с глазами Кэти. И в глазах этих Кэти увидела душу, полную тоски и желания, стремящуюся к ней.

– Мамочка… — позвала маленькая девочка, и сердце подпрыгнуло в груди Кэти. — Пожалуйста… обними меня.

Кэти раскрыла объятия; все противоречивые мысли, все сомнения, все опасения разом оставили ее. Она широко раскрыла объятия, обнажая свое сердце, обнажая свою душу.

И Тилли оказалась в ее объятиях.

«Я обнимаю ребенка. Настоящего ребенка. Своего ребенка».

Прими это, Кэти. Поверь в это. Просто поверь.

Кэти чувствовала под ладонями мягкий муслин и прикосновение черных волос к щеке.

– Тилли… — тихим, мягким голосом проговорила она. — Дорогая моя… я виновата… я так виновата…

Мокрая щека Тилли прижалась к ее щеке. Нежный тоненький голосок прошептал ей в ухо:

– Не плачь, мамочка. Все в порядке. Все хорошо.

– Прости меня… пожалуйста…

– Я прощаю тебя.

– Прости меня.

– Я прощаю тебя, мамочка. Я люблю тебя. Не плачь.

Прощена. Прощена. Отравленная язвящая стрела извлечена из ее души. Кэти почувствовала, как боль внезапно отпустила ее; она едва не упала от облегчения и крепко прижалась к Тилли, чтобы не упасть.

«Моя девочка. Доченька моя».

Медленно и неожиданно все задрожало у Кэти внутри, задрожало и оборвалось — и потом из самой глубины ее души вырвался крик, неподвластный ее воле и желанию, неудержимый крик. Со следующим вздохом крик превратился в стон — пронзительный стон муки, скорби и раскаяния одновременно, исторгшийся из самого ее сердца. Стон превратился в плач, долгий и громкий плач, изливающийся из души Кэти, словно песня ее собственного сочинения, мелодия которой пульсировала вместе с болью ее сердца. Песня звучала все громче, все напряженнее, все пронзительнее, длинным крещендо — и лес тоже выводил тихую, стройную мелодию своими скорбными, тоскливыми вздохами.

Один только лес слышал Кэти. Он мягко вобрал в себя ее стоны и плач и унес их далеко на крыльях легкого ветра. Ничто не нарушило этот миг, никакое чувство времени не подгоняло Кэти. Она могла сколько угодно плакать и тихо раскачиваться, прижимая к груди маленькую девочку, в то время как лес обступал-обнимал их, и мягкий свет ласкал-утешал их, и ручей успокаивал их своей песней. Здесь царил покой, который мог защитить и оградить, пока сердце Кэти не освободится от страдания.

И много позже, излившись в слезах очищения и возрождения, горький плач начал стихать, ослабевать, постепенно сливаться с другими звуками леса. Кэти уронила голову на грудь и расслабилась всем телом. Тилли легко пошевелилась. Кэти впервые ослабила свое объятие и почувствовала, как ноют затекшие руки. Она едва могла говорить.

– О Тилли… я не могу поверить, что обнимаю тебя. Я и не надеялась, что ты когда-нибудь позволишь мне обнять тебя.

– Я не знала, захочется ли тебе.

– О, мне хочется. Правда, хочется.

Тилли продолжала обнимать Кэти за шею маленькими ручками.

– Не уходи. Меня никогда еще не обнимала моя мама.

Кэти снова крепко прижала к себе девочку, чтобы успокоить ее.

– Тилли, а ты давно знаешь?

Тилли немного отстранилась и посмотрела в глаза матери с видом удивленным и восхищенным.

– Наверное… наверное, я всегда знала, что это ты. Как только я тебя увидела, я сразу поняла, что ты моя мамочка!

– Значит… ты поэтому плакала?

– Я не могла сдержаться, мамочка. Я просто не могла сдержаться. Я наконец-то увидела тебя. Я всегда пыталась представить, как ты выглядишь. Ведь я помнила один только твой голос.

Слезы снова полились из глаз Кэти.

Тилли дотронулась до ее лица.

– Ты счастлива, мамочка?

Кэти кивнула, смаргивая слезы.

– О да, Тилли. Я очень счастлива.

– Я тоже.

– Я так тосковала по тебе. Даже когда я старалась не думать об этом, в душе я всегда тосковала по тебе.

– И я тоже тосковала по тебе.

– А потом… когда ты сказала свое имя… Тилли, глубоко-глубоко в душе, все девять лет, я называла тебя именно так. Это и есть твое настоящее имя.

Тилли несказанно обрадовалась.

– И я оставлю его. Спасибо, мамочка.

Кэти снова крепко обняла девочку.

– Не за что… Тилли.

И они остались вдвоем там, на зеленом холме, не думая о будущем до поры до времени. И они будут сидеть там вдвоем долго-долго.

Глава 11

Дэн стоял на крыльце маленького бунгало, нервно одергивая пиджак и поправляя галстук. Шум транспорта на улице знаменовал вечерний час пик: люди разъезжались по домам по окончании рабочего дня. Пастор О'Клири легко постучал в дверь, и та мгновенно открылась.

Да, на пороге стояла она. Спустя девять лет Дэн все еще помнил ее лицо.

– Здравствуйте, пастор, — сказала женщина.

О'Клири взглянул на Дэна.

– Анита Мендоза, позвольте представить вам Дэна Росса.

Она протянула руку.

– Здравствуйте, мистер Росс.

Он взял руку женщины обеими руками и взглянул в ее доброе, участливое лицо, в ее глубокие карие глаза.

– Благодарю за честь. Спасибо, что позволили нам заехать.

Она широко распахнула дверь.

– Проходите, пожалуйста.

Глава 12

Где-то в глубине леса бежали по невидимой тропинке, вьющейся среди ягодных кустов и цветов, мама и ее озорная, смешливая дочка; они кричали и смеялись, и дурачились, — словно это было для них самым обычным, самым нормальным на свете делом.

– Ну давай, начинай! — подзадорила Кэти.

– Ладно, только ты будешь подпевать! — лукаво откликнулась Тилли.

– О… — Кэти пыталась перевести дух. — Ну, откуда начнем?

Тилли пропела первые слова:

– Эй, дру-у-ужок…

Кэти подхватила, и песня началась — веселое состязание двух голосов, озорной дуэт двух невидимых обитателей леса.

 

Эй, дружок!

Выходи играть со мной,

Три мяча возьми с собой.

Влезь на наш высокий тис,

Громко крикни в нашу бочку,

По перилам прокатись,

Мы теперь друзья с тобой

Навсегда — и точка!

 

Потом Тилли крикнула:

– Спорим, я первой добегу до того дерева!

– О-о-о… — простонала Кэти. — Ты хочешь меня измотать вконец!

Вздрогнули кусты, зашелестела трава, замелькали две пары ног…

И вот они стремительно взбежали на холм и пустились вниз по склону, держась наравне — Тилли размахивала руками, что ветряная мельница крыльями, а Кэти просто старалась удержаться на ногах.

– Эй, не так быстро! — смеясь запротестовала Кэти.

А Тилли только счастливо взвизгнула в ответ.

Тилли достигла дерева первой, обежала его, а потом упала на землю и принялась кататься, кувыркаться в высокой траве, над которой мелькали лишь ее руки и ноги. Кэти добежала до дерева, радуясь, что гонка окончена. Она схватилась за ствол, задыхаясь и тяжело отдуваясь, но лицо ее при этом сияло.

Из травы вынырнула голова Тилли.

– Ты замечательно бегаешь, мамочка!

Вид Тилли позабавил Кэти.

– Ну что ж, теперь ты знаешь, откуда у тебя такие проворные ножки!

Потом она подумала о цветах, обо всех этих смеющихся, приветливо кивающих, танцующих цветах вокруг — которых были мириады — и особенно о тех, что самого глубокого, самого восхитительного пурпурного цвета, какого она никогда прежде не видела.

– О… — Новая мысль пришла Кэти в голову. — Ну уж такого случая я точно не могу упустить!

– Ты о чем это? — с любопытством спросила Тилли.

Кэти начала собирать цветы, тщательно выбирая нужные.

– Вот. Я сейчас покажу тебе, как украшать волосы цветами.

Тилли восторженно округлила глаза.

– Ты хочешь сделать меня красивой, мамочка?

– Ты и так красивая, милая моя. А ну-ка, сядь.

Тилли нашла удобный камень и села, выпрямившись и вытянув голову вперед. Она приготовилась.

Кэти вынула из кармана расческу и принялась прикидывать, как получше убрать длинные локоны Тилли.

– Я давно ждала такого случая.

Тилли заерзала в радостном возбуждении.

– Я никогда еще так не делала.

– Ну-ка, теперь сиди спокойно. Надо же! Какие у тебя густые волосы! Прямо как у твоего папы.

– А Эмми украшает волосы цветами?

– М-м-м… да, особенно весной. Но она много чего делает со своими волосами.

– Знаешь, когда вы вернетесь сюда, мы все будем вместе и научим друг друга всяким разным вещам.

Кэти не стала останавливаться на этой мысли. Сейчас она хотела только одного: расчесывать волосы своей маленькой дочке.

– Давай уложим их вот так. Я хочу видеть твои розовые щечки.

– Я жду не дождусь, когда увижу Эмми и она научит меня рисовать.

– Всему свое время. Какое это имеет значение, если мы с тобой сейчас вместе.

– Угу. Мне только хотелось бы, чтобы ты осталась здесь подольше.

«Тилли, не порти мой чудесный сон! »

– Милая, нам действительно не стоит говорить об этом сейчас.

Тилли попыталась повернуть голову.

– Мамочка… но мы должны поговорить.

Кэти пропустила ее слова мимо ушей.

– Сиди спокойно. Я создаю настоящий шедевр.

Тилли сидела спокойно, пока Кэти убирала ее волосы цветами. Тилли и цветы были созданы друг для друга.

Но Тилли настаивала.

– Мамочка, я должна сказать тебе что-то.

– Да?

Тилли что-то сказала. Кэти различила лишь несколько слов, не все. Какой-то другой звук вторгся в ее слух, какой-то другой голос.

– Тилли, что ты сказала?

– Мамочка, пожалуйста, никогда больше не вини себя. Помни, что Иисус…

Снова раздался другой голос, заглушивший слова Тилли.

– Кэти, — произнес он.

Кэти поморщилась и легко потрясла головой. Она чувствовала тревогу, раздражение.

– Тилли, извини, я не расслышала тебя.

Тилли серьезно, горячо сказала:

– Иисус простил тебя давным-давно, ты должна знать это. Пожалуйста, не вини себя больше.

Кэти посмотрела в прекрасные детские глаза.

– Тилли, ты знаешь, что для меня это самое главное.

И снова тот голос!

– Кэти… милая…

Это Дэн! Ее звал Дэн!

Кэти зажала ладонями уши.

– О, прекрати! Не надо!

Тилли впала в отчаяние. Она должна еще что-то сказать, мама должна услышать ее.

– Мамочка… послушай! Посмотри на меня!

Голос Тилли звучал еле слышно. Кэти видела дочь, но…

– Говори громче, Тилли! Я не слышу тебя!

Маленькие ручки протянулись к ней. Кэти попыталась взять их, но они уже были так далеко. Кэти шарила в пустоте.

– Мамочка, — сказала Тилли, — помни всегда, что я люблю тебя.

– Кэти, проснись… — снова позвал Дэн.

Кэти потянулась, рванулась вперед. Она нащупала маленькие ладошки и крепко сжала их.

– Держись за меня, Тилли! Не уходи!

Цветы на лужайке пришли в крайнее волнение. Они неистово раскачивались взад и вперед. Смотрите! — казалось, говорили они, — смотрите, сейчас что-то произойдет!

Дул холодный ветер, завывая в высоких кронах деревьев.

Тилли изо всех сил вцепилась в мамины руки.

– И всегда помни, что я больше не страдаю.

Кэти осознала вдруг, что кричит, боясь остаться неуслышанной:

– Ты не страдаешь… Ты уверена?

Голос Тилли звучал так, словно она находилась по другую сторону окна с двойными стеклами. Свет вокруг нее медленно угасал и превращался в зловещие сумерки, предвещающие грозу. Ветер раскачивал деревья, поднимая волнение, шум, смятение.

– Я совсем не страдаю! — послышался голос Тилли. — Я счастлива здесь!

Голос Дэна, казалось, раздался с неба — словно отдаленный раскат грома.

– Кэти… пора вставать!

Кэти посмотрела на грозовое небо и крикнула в ветер:

– Нет! Нет! Я не хочу уходить отсюда!

Тилли сжала ее руки и прокричала умоляющим голоском, который доносился откуда-то из бесконечного далека.

– Ты должна, мамочка. Ты нужна Брюсу и Эмми, и Томми, и папе… всем им. Мамочка, сейчас мы не можем быть вместе, но со мной все будет хорошо. Я буду ждать тебя. Я люблю тебя, мамочка. Я всех вас люблю.

Голос Дэна звучал теперь совсем близко.

– Кэти… Ну давай же, милая, проснись.

Кэти прикрыла глаза ладонью от ветра и всмотрелась в Тилли. Фигурка ее маленькой дочки удалялась, таяла в сером, густом тумане. «О Господи, пожалуйста, дай мне увидеть ее еще раз! »

– Покажи мне свое лицо, Тилли! Я хочу увидеть, как смотрятся цветы!

И она увидела Тилли — девочка была уже далеко, но улыбалась и махала рукой — и волосы ее лежали именно так, как их уложила Кэти, убранные такими яркими, такими прекрасными цветами.

Голос Тилли донесся через неуклонно расширяющуюся бездну между ними.

– Жизнь не так уж длинна. Ты скоро увидишь меня. И будешь обнимать меня столько, сколько тебе захочется, и тебе никогда больше не придется плакать!

– Ты выглядишь замечательно!

– Я навсегда сохраню эти цветы, мамочка!

Облаками ли заволокло тающие образы сновидения — или то пелена слез скрывала от Кэти удаляющуюся фигурку маленькой дочки? Бесценный образ уже почти исчез вдали. Пространство неумолимо поглощало его.

– Улыбнись мне! Я хочу увидеть тебя еще раз!

И снова эта улыбка. Взмах маленькой ручки. Далекий нежный голосок прокричал:

– Я люблю тебя, мамочка! Я люблю тебя!

Кэти почувствовала руку на своем плече, тепло одеяла, знакомые запахи спальни. Она с трудом различила еще одно еле слышное «Я люблю тебя», а потом услышала голос более реальный, более земной:

– Кэти…

Она вздрогнула всем телом и пробудилась с судорожным вздохом. Свет ударил ей в глаза. Мозг регистрировал поступающую информацию. Потолок. Кровать. Дэн.

Кэти порывисто села в постели. Сон медленно таял. Не желал оставаться. Глаза говорили ей жестокую правду: волшебный свет померк за окнами… во дворе тихо… будильник стоит на ночном столике, прилежно напоминая ей о том, как уже поздно. И муж, любящий муж стоит рядом, успокаивая ее прикосновением руки, утешая ласковым голосом.

«О сон, останься, пожалуйста. Не будь сном. Останься навеки частью моей жизни. Живи в моем сознании, стань явью в моем сердце. Не покидай меня».

Но сон медленно растаял, и Кэти окончательно пробудилась. Она начала плакать.

– Ну же, Кэти, — мягко сказал Дэн, — все хорошо. Это всего лишь я. Ты в порядке. Ты здесь, в своей спальне. Все хорошо.

Кэти попыталась сдержать слезы. Она обвела взглядом комнату, желая удостовериться, что все вокруг действительно так реально, как кажется. Все было реально.

– Ну что ж… — наконец покорно признала она. — Полагаю, всем нам рано или поздно приходится просыпаться, верно?

– Почему ты плачешь?

Кэти до сих пор ощущала нестерпимую боль утраты в сердце. Боль была вполне реальной.

– Я видела сон. Вот и все.

– Ты проспала весь день. Вероятно, твой сон был весьма интересным.

– О… ничего особенного… — Но нет, теперь Кэти стала другой. И многое должно было измениться теперь. — Нет! Не совсем так! Дэн, я хочу рассказать тебе свой сон. Нам надо поговорить…

– Мы поговорим. Обязательно. Я обещаю.

– Нет. Прямо сейчас.

Дэн наклонился к ней и протянул руку, чтобы помочь встать с постели.

– У нас гостья. Она хочет увидеться с тобой.

Сама мысль о встрече с кем-то показалась Кэти дикой.

– Дэн, посмотри на меня! Я не могу ни с кем видеться!

Дэн только улыбнулся.

– Не спеши отказываться. Ты не пожалеешь, обещаю.

Глава 13

Когда они шли по коридору к гостиной, Дэн обнял Кэти и успел сказать ей лишь одну фразу:

– А после этого у нас будет время для разговора.

Кэти поверила мужу. Что-то изменилось, пока она спала.

Они вошли в гостиную, и на мгновение сон снова стал явью для Кэти. Она почувствовала, осознала, отчетливо вспомнила его.

Эта женщина, которая поднялась с дивана, чтобы поздороваться с ней. Наяву ли Кэти видит ее? Памятная встреча на кладбище была, вероятно, частью сна, но… нет. Вот перед ней стоит та женщина и протягивает ей руку, застенчиво улыбаясь.

– Миссис Росс?

Кэти взяла руку гостьи двумя руками и заглянула в темные испанские глаза. «Я знаю вас. Сон остался явью для меня. Он до сих пор со мной».

– Вы помните меня? — спросила Анита Мендоза.

Кэти крепко сжала ее руку.

– Почему… почему вы назвали ее… Тилли?

Анита смущенно улыбнулась.

– Ну… она… она просто выглядела как Тилли.

Был апрельский день. Все та же старая добрая весна.

Это могли бы быть еще одни похороны: небольшая группа людей одиноко стояла среди широкого зеленого пространства старого кладбища. Но это было воссоединение.

Там стоял Дэн, крепко прижимая к себе Кэти и чувствуя, что сейчас они близки, как никогда раньше. Там стоял Брюс; ничто на свете не заставило бы его пропустить такое событие. Эмми не могла сдержать слезы радости — наконец-то она снова видела свою настоящую мать. Томми понимал не все, но относился к происходящему с предельным вниманием; когда-нибудь это событие обретет для него подлинный смысл.

Была там и Анита, теперь ее время скорбного плача закончилось. Она проводила семью Россов к могиле и скоро, с прощальным поцелуем и благословением, оставит их одних.

И Кэти останется там надолго: она будет сидеть на мягкой траве, вспоминая огромные карие глаза, звонкий шаловливый смех и любящие маленькие ручки. Она будет думать о тех особых, неповторимых мгновениях, проведенных у весело журчащего ручья, и порой будет снова видеть высокие, раскидистые деревья, и легкое дуновение ветерка снова принесет к ней благоухание тех далеких пурпурных цветов.

И она будет тихо плакать — в этом апреле и всех последующих — о детях, у которых нет имен и нет родителей, но которые продолжают жить, хотя никогда не рождались на свет.

И более всего она будет плакать о маленькой дочери, которую никогда не знала, и шептать слова, которые всегда жили в ее сердце: «Тилли, я люблю тебя».

Но сейчас в душе Кэти царил покой — и покой тот она могла сохранить. Для этого ей нужно было просто помнить.

Просто помнить.



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.