Мария Морозова. Семь причин выпить

Мария Морозова

Семь причин выпить

Действующие лица:

Мамка Олька, 39 лет, все время под шафе и с сигареткой.

Дочурка Ленка, 17 лет, дерзкая, но мечтательная пацанка.

Сын Костян, 20 лет, типичный пацанчик с райончика.

Тень Папки Сашки, худосочная и бледная, тень она и есть тень. Реплик не имеет. Возраста тоже.

Понедельник.

Мамка Олька. Мне иногда кажется, что мы знали друг друга только пьяными. Прожили вместе столько лет и все время были бухими. Под шафе мы были королем и королевой темного мира баров и клубов, где каждый встречный тебе друг и брат, пока не наступит утро. Ночью мы искрометно шутили, танцевали, как черные, сбивая подметки в пыль, пели в караоке, как ангелы перед Пасхой. Нас везде принимали и знали. Мы ведь и познакомились тоже в каком-то клубе, когда заметили, что в одинаковых кедах ярко-красного цвета. И потом этими кедами истоптали всю Москву под смех, разговоры и портвейн. А утром разбегались по делам, на учебу, работу, чтобы вечером снова встретиться и снова напиться друг другом и вином.

Ты помнишь, какими страстными мы были? В туалетах клубов, в парках, в метро, на детских площадках, кажется, мы любили друг друга, где угодно, только не дома, в постели. Оргазмы всегда ярче во время опасности. Главное, вовремя натянуть трусы и лживые вежливые улыбки. В этом мы были профи — при всей нашей безудержности у нас никогда не было проблем с ментами. Один раз только пришлось заплатить штраф за распитие (выпивает стопку). В какой момент тебе стало скучно со мной — сразу, как я забеременела и почти бросила пить или когда стала курицей-наседкой для наших детей? Я думаю, что сразу. Ты не хотел семью, ты хотел только меня — королеву бала. А я вдруг забыла как плясать до потери пульса и петь как ангел. И начала твердить тебе про долг. Скука! А ведь мне тоже было скучно. " Мне скучно, бес". Мне скучно материнство, мне скучно замужество, телевидение, интернет и даже искусство. Мне скучно в своей маленькой просранной жизни, как и всем.

Фауста веселил Мефистофель, меня же веселят мои собственные бесы, но не Гетевские, а Достоевского. С ними было весело притворяться экстрасенсом, было весело спасать тонущего ребёнка в Анапе, ловить падающую с барной стойки пьяную подругу, но не поймать, бегать по пшеничному полю в драном ватнике на голое тело, падать и засыпать под открытым небом, под слепящими звёздами. Было весело слизывать кровь с коленки дочери, переплывать Волгу туда и обратно, заворачиваться в грязь, как в одеяло от холода, первый раз пить и курить, все что горит, особенно смородиновый чай, блевать не поворачивая голову на бок, любить одного тебя всю жизнь, плевать в лицо, драться за школой, перед клубами и внутри, драться с мужчинами наравне, пить с мужчинами наравне, спать с мужчинами перед клубами и внутри, дважды родить, трижды или больше чуть не умереть... Вот, наверное, и всё. И с тобой, с тобой мне было весело. А тебе со мной совсем недолго.

Дочурка Ленка. Мама какая? Ну я не знаю, она из поколения “ВКонтакте”. Знаешь, это гораздо лучше, чем поколение “Одноклассники”, но хуже, чем поколение “Фейсбук”. Она начиталась русских классиков и считает, что Россию надо поднимать, спасать и делать это своими руками и хребтом. Она не ватник, нет, она понимает, что всё плохо, но считает, что бежать из страны в такое трудное для нее время - предательство. Так же как и бросить пить. Да, она бухает. Без мордобоя, криков и истерик, сидит на кухне, бубнит что-то себе под нос, разливает всегда на двоих и пьёт. Мы к ней не лезем, она к нам.

Так бы все и тянулось, но неделю назад тетя Наташа позвала ее в Италию. Насовсем. Сказала, что нашла для неё место в какой-то экспериментальной лаборатории, вирусы изучать или что-то такое. Проект международный, но базируется почему-то в Италии. Мать обещала подумать. Сидела хмурая всю неделю, я даже решилась с ней поговорить, рассказала о своих планах, что хочу поступить на дизайнера одежды, что в Италии лучшее образование в мире в этой области, что я только закончила школу и меня легко возьмут. Она слушала и смотрела в сторону стеклянными глазами. А потом сказала только: “Бег” Булгакова прочитай, потом поговорим”. И закурила. Разговор был окончен. Да, она такая, неразговорчивая и несговорчивая. Кажется, что она может нормально общаться только с одним человеком — сама с собой. Этим она и занимается. Ну на работу ещё ходит, в НИИ своё, видимо, там Родину поднимает, не знаю. Я знаю только одно, если она не поедет, то будет дурой. Или эгоисткой. Хотя. Она же такая и есть. Да что я тебе рассказываю... Одно непонятно - мне что делать?

Мамка Олька. Помнишь, смеха ради мы решили придумать семь очень веских причин на каждый день, чтобы выпить. Не поводов, типа дня рождения или дня жестянщика, а именно причин. В понедельник мы пили из-за страха одиночества.

Не знаю, что первично, желание обладать, страх одиночества или увлечение алкоголем. Я, как ты знаешь, на самом деле очень стеснительная. Я очень боюсь быть отвергнутой, непонятой, невостребованной. Алкоголь - мерзкая жижа, которая меня раскрепощает, отводит в сторону и шепчет секреты, обдавая перегаром. Капля на 5 литров, и я вскидываю руки, показывая всем подмышки, неистово вожу бедрами, пробуждая всё первобытное, вспоминая, что я потомок Иннаны, Афродиты, Венеры, Фрейи, Живы. Смеюсь, говорю и чувствую, как меня наполняет желание обладать и сковывает страх одиночества. В итоге, мы все — пьяные люди, купаемся во взаимной порочности, разбрызгиваем её повсюду, как дрянное семя, которое не даёт плодов. А алкоголь - приятный катализатор, доступный и простой, куда проще, чем все наши страхи, желания и пороки. Он тут вообще не причём. Но без него так сложно смириться со своей порочностью. Так что за страх одиночества, дорогуша! (выпивает).

Вторник.

Сын Костян. Мне всегда казалось, что человек, который занимается моим бизнесом должен быть в дорогом чёрном костюме, дорогого итальянского бренда, ну знаешь такой, как на голливудских актёрах в вечерних тв-шоу или как у топ-менеджеров. Чтобы всегда и везде выглядеть прилично, даже если клиенты захотят товар в 2 ночи у клуба " Сохо" или в 11 утра у башни Империя.

Но я хожу в другой униформе - джинсы из секонд-хенда и чёрная куртка с большим капюшоном, чтобы лицо прятать. А мои клиенты – обычные пацанчики с района на окраине. Ага, и ещё я живу с мамкой и Ленкой в убитой хрущебной двушке, а настоящий итальянский костюм видел только на витрине. И я очень хотел костюм, представь меня в хорошей двойке, в пиджачке двубортном. Ммм? Я норм такой, стройный, а когда побреюсь и голову помою - вообще красавчик. Ленка говорит, что у меня очень честные глаза. " С такими глазами ты точно не попадешься".

И я точно не попадусь! И не из-за красивых глаз. (Шёпотом) Я заговоренный. Меня в детстве бабка-ведунья заговорила, когда у меня пупковая грыжа была. Что-то там пошептала, подула, и грыжа через два дня прошла. И вот амулет ещё подарила, там какие-то травы внутри. Ленка ржет надо мной, дурак ты суеверный, говорит. Но меня амулет уже много раз спасал. От чего? Ну, от смерти спасал. Ага. И от тюряги. Чего ты ржешь? Не веришь? Я тебе расскажу, слушай...

Мамка Олька. Из жалости к себе! Отличная причина напиться во вторник. Ты же знаешь, как я люблю напиться и порыдать. Сцена безрадостная: лежу я в говно, в слезах, голая на берегу реки и кричу: " Никому я не нужнааааа, никто меня не понимааааееет". Класс. Столько драмы, надрыва, эмоций. Актриса во мне вся от гордости раздувается. А ты прыгать начинаешь, причитать: " Ну, Ольк, ну что ты? Ну все не так, ты такая хорошая, ты всем нужна, ты мне нужна. "

Меня это злит ещё больше и я проебываюсь. Делаю вид, что в кусты пописать, а сама бегу, куда глаза глядят. Бегу пока не споткнусь. Уткнусь лицом в землю в высокой траве, нюхаю её и слушаю — идёшь ты за мной или нет. Если идёшь, то начинаю тихо постанывать, чтобы заметил, взял на ручки и унёс. Если не идёшь, лежу и жду недолго. Долго не могу, скучно и зябко. А ты все не идёшь. А я всё голая, пьяная и беззащитная. Надо выходить из убежища — сдаваться, разводя темноту руками, теплую, влажную, ощутимую. И страшно до икоты, и гордость с актрисой никак не спустятся во мне, все такие же кругленькие, упругие, надутые.

Вышла на пологий берег, луна полощется в гладком чёрном зеркале. Стало светло, стыдно и видно. Вещи, бутылку пустую, всё видно, кроме мужчины моего.

" Всё пропало! Ушёл искать меня, а нашёл другую".

Поплакала, оделась, протрезвела, собралась с силами, побрела по песочный тропке босиком. Всхлипываю от обиды и одиночества: " Никому я не нужнааааа, никто меня не понимааааееет. А нех пить, как лошадь скаковая". Пришла домой уже совсем свежая и спокойная. А ты спишь, малыш, обнимая мою пижаму. Легла рядом, подоткнула одеялко и уснула. Утром выяснилось, что ты ушёл искать меня дома. Так что, за жалость к себе! (поднимает стопку).

Среда.

Дочурка Ленка. Я какая? Я не кисуля, знаешь. Я бью наотмашь, потому что иначе моё лицо будет киснуть две недели под синими разводами. А мне так не нравится. Лучше пусть у другого. Я не веду инстаграм. По этой же причине. Я не кисуля. То есть все эти дамские штучки, качать жопу, дружить с расчёской, делать “маник и педик”, мазать, нюхать, стричь, не моё.

Мне риали пофиг, что обо мне подумают. И нет, это не подростковый нигилизм, нет, не пресловутые “Отцы и дети”, не протест и не бунт. Так просто удобно. Так удобно, как у тебя, например. Когда никто никого не любит.

Я думаю, что любить кого-то, это явно не про комфорт, то есть это впрягаться и тянуть, давать, давать, давать. Но такой любви я не видела. У вас её не было. И за нас с Костяном никто не впрягался. И я не буду.

Все, что я помню про любовь, это когда ты катал меня на шее, а сам несся по парку на лыжах. Ты кричал “Пригнись”, когда на пути попадались большие заснеженные ветки, и я обхватывала тебя за шею и клала свою голову на твою, мокрую и горячую. И кричала: “Но, но, лошадка, пошла! ”. Ты смешно фыркал, игогокал и летел вперед, тяжело дыша и потея. Да, тогда ты впрягался, а потом... Потом я заболела. Один из врачей сказал, что я ослепну. И ты ушёл, трусливо и обыденно, за сигаретами. А мне 5 лет, мама держит меня на руках, пока мне делают уколы в глаза. Я вижу, как мама плачет, ей страшно, а мне нет. Не знаю, этот ее страх- это про любовь? Мне кажется, нет. Она носила мне куриный бульон в стеклянной банке из-под огурцов, меняла повязки на глазах и опять плакала. И это точно не про любовь, это про жалость к себе.

Я, как видишь, не ослепла, а мать с тех пор запирается по вечерам одна на кухне, пьёт и говорит с тобой, хоть тебя там давно нет. Это не про любовь, это про тотальное одиночество.

Мамка Олька. Среда, причина выпить — страх смерти. Когда вам страшно, вы молитесь, мечите какашки или ругаетесь. А я пью. Пью от страха. Все хорошо - мне страшно, все плохо - страшно. Я никогда не боялась смерти, она скорее избавление, нежели пугающая неизвестность. А вот забытье пьяного - это настоящая смерть, без всякой надежды на пробуждение, а уж тем более на перерождение. Хуевый я буддист, зато хороший алкоголик.

Четверг.

Сын Костян. Я очень аккуратный пушер. Вес большой на кармане никогда с собой не ношу, клиенты у меня постоянные, ну или анонимные из Тора, на крайняк. Я вообще считаю, что попадаются только идиоты конченные. Ну и вот одного такого «умника», клиента моего, в аэропорту взяли. Прикинь, каким надо быть дебилом - взять вес с собой в Турцию! Ну и он, скорее всего, меня сдал.

И вот смотри, как амулет сработал - когда менты ко мне ввалились, они ничего не нашли! Прикинь! Это же чудо! Я Ленку надрочил чётко - если меня долго нет дома, и ты не знаешь, где я - скидывай товар. И она как-то почувствовала неладное, и все в унитаз спустила за полчаса до того, как менты с обыском приехали. Вот скажешь не провидение?

А меня менты зажали, когда я от Лампочки домой шел, у меня на кармане было 2 камня. Следак привёл меня, телефон и паспорт забрал и закрыл.

Потом Ленка рассказывала, что они весь дом перевернули, в унитаз, в вентиляцию залезли, шкафы все сняли, каждую кастрюльку, солонку, все вытряхнули, ничего не нашли и ушли. Молодец, сестрёнка, как надо сработала. Мамка только испугалась очень. " Лена, чего они ищут, что им надо в моем доме? ", запричитала. Ленка отвела её к соседке.

Меня потом мент долго уговаривал всех деляг на районе сдать.

«Ты барыга, я знаю, много не берёшь, толкаешь только гарик и траву, хмурого и фармы избегаешь, но даже этого достаточно, чтобы присесть надолго. Тебе сейчас 20, лучшие годы проведешь в застенках, выйдешь, а тебя даже мать родная не узнает. Так что давай по-хорошему».

А я ему: " Ты меня, дядь, не пугай, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь". Дураком прикинулся. Он меня до утра продержал в обезьяннике, потом молча паспорт, вещи отдал и отпустил. Потому что предъявить ему было нечего, дома ничего не нашли, хранение и распространение мне впаять не удалось. А то, что на кармане нашли, даже на грамм не потянуло. Потому что барыги своё дело знают, если ты берёшь грамм, то по весу там от силы 0. 7. " Больше денег, меньше вес, вот и весь наркобизнес". Чья-то жадность спасла меня от тюряги. Кек. Ну и амулет сработал, я тебе отвечаю.

Я вернулся, девчонки мои сидят зареванные. Ну я им праздник такой закатил. Торт, конфеты, а сестрёнке телефон новый купил — спасла ведь меня.

Потом пришёл к Лампочке, а он смотрю весь на измене: " У тебя менты были, тебя отпустили, ты всех сдал, сука". Он на хмуром сидит, нервный. Рассказал ему, как все было, он успокоился. Я взял тихонечко товар и сказал, что ни за что его не сдам, мы же бро.

Мамка Олька. Ты же помнишь свой первый раз? Нет, не когда ты подглядывал за родителями, или когда они сами предлагали, а по-настоящему? За свой счёт. За свои три копейки, нелегально, озираясь по сторонам.

Я не помню, рассказывала тебе, нет? Мой первый раз был зимой. Подруга получила паспорт, стала гражданином. Повод!

В мои маленькие, трясущиеся от холода ручонки, три девицы ссыпали всю мелочь. В палатку за бухлом и сигами всегда отправляли меня. Серьёзное лицо человека давно и навсегда обожженного суровой российской жизнью — в свои 14 я была куда брутальнее, чем сейчас.

—Сидра очаковского полторашку.

—Зачем тебе так много, девочка?

—Папу похмелить, он любит сладенькое. И Winston синий.

В подъезде нас никто не знал. В своем районе сложно найти такой подъезд. Мы ушли на окраину, дернули сильно дверь под замком и зашли. Тепло, зловонно, тихо. На 17 этаже под лестницей нашли газеты. Сели. Руки набухли от долгожданного тепла, но обессилели. Никто из нас не смог открутить голову очаковскому сидру. Он шипел, плевался и пускал газы, но не терял головы. Пах, как райский сад, как все плоды с дерева познания добра и зла.

—Давайте попросим кого-нибудь нам помочь, — предложила виновница.

—Нас запалят, а бухло отнимут.

—Давайте попросим парней.

Найти парней зимой можно только в двух местах - на кругу у палаток, т. е. там же, где мы брали бутыль, и на футбольном поле. Небезопасны оба варианта. На кругу у палаток продавщица нас бы увидела и раскрыла ложь. У футбольного поля парней было слишком много. Место маскулинной силы недосягаемо, неприступно, недоступно для женщин.

— Я одна к ним пойду, — отчаянная я была, — так меньше подозрений.

Футбольное поле кишало мужчинами, юношами, мальчиками. Они носились по колено в грязи, толкались, кричали, насиловали ногами мяч, извергая опасность. Мне было страшно и стыдно. Я стояла и смотрела на игру, держа в руках заветный пузырь. Меня не замечали. А я вдруг захотела бросить этот чертов сидр и поиграть с ними в футбол, как с папой в детстве. Так же грязно ругаясь и потея, бегать с этими полными сил мужчинами и молодеть. Мне не хотелось пить с девками, мне хотелось бежать от них, от своего пубертата, от месячных, девственности, растущей груди и неуверенности.

—Олька, Олька, ну ты чего застряла? Иди уже, мы же ждём, —требовательная женственность тянула к себе. И я пошла. Впервые, кажется, я что-то просила у мужчины. Я молча протянула полторашку толстому парню, который стоял один и не играл, а тоскливо переминался. Он также молча открыл её с лёгкостью, отпил немного, скривился и отдал.

Напились мы как полагается в первый раз — до свинячьего визга. И детство вернулось. Мы катались с горки, играли в снежки и пели " Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету". Так я поняла, что можно пить, чтобы вернуть детство. И что его можно вернуть даже с бабами, месячными, сиськами, девственной плевой и прыщами на лбу и подбородке. Так что в четверг надо пить, чтобы вернуть радость детства!

Пятница.

Дочурка Ленка. Мужская любовь, спросишь ты. Был у меня один, мне 16, ему 32, он трахал меня только в задницу, чтобы я оставалась девственницей, говорил, что я встречу настоящее счастье, но это пока что не он. Это про любовь?

Сейчас я нашла кого любить, он итальянец, с глазами-маслинами и кожей цвета мокко. Он обещает помочь мне адаптироваться, выучить язык и поступить в институт. На дизайнера одежды, как я и мечтаю. Возможно, им движет только похоть, не важно, он нравится мне, он не будет трахать меня в жопу, будучи женатым взрослым мужиком, он не будет бить наотмашь за то, что я не дала, он не бросит меня в самый тяжёлый период, а если и бросит, я буду к этому готова. Благодаря тебе, пап, благодаря тебе.

Мамка Олька. Да нет, ну конечно же я пью для удовольствия! Я слишком люблю жизнь, и те немногие приятные дары, которые она изредка раздаёт. По праздникам. На День рождения, Новый год, Пасху, День Победы, Города, ВДВ, на именины, День запуска спутника, в честь рождения и смерти, в пятницу, в конце концов. Или по поводу выхода нового фильма Альмодовара, по поводу покупки нового платья, крема, квартиры, должности. Алкоголь — это всегда приправа к радостям жизни. Я не пью одна, никогда. Даже если душу разорвут. Я не пью одна. Я не пью с горя, не считая поминок. Праздновать радости жизни нужно с человеком. Поэтому я не сопьюсь. Слишком мало стало годных собутыльников, слишком мало весёлых праздников, мало достойных поводов. Больше всего, больше, чаще. Надо же пить. Так что выпьем, дорогой!

Суббота.

Сын Костян. Но когда менты пришли второй раз, все прошло не так гладко. Они нашли схрон и увезли меня. Трое суток со мной вообще никто не разговаривал. Я просил разрешить мамке позвонить, но мне даже не ответили, как будто меня нет. Потом отвели на допрос. Там разговор начался с телефонного справочника по голове... Ну и на этот раз я всех сдал. Всех, кого знал. Кроме Лампочки. Про него не сказал, потому что знаю его, как облупленного, с 1-го класса друган мой, лысый, худой, идёт светится издалека, поэтому я его Лампочкой прозвал. Но он упертый, точно сядет, если какие-то проблемы начнутся. К тому же торчит.

Уговор с ментами был простой - жить так, как будто ничего не изменилось, продолжать барыжить потихоньку и играть в «Танчики».

Под ментами даже как-то лучше стало, спокойней. Я даже стал Лампочке помогать закладки хмурого делать, чего раньше избегал и опасался.

А потом народ начали вязать по одному. Лампочку не тронули и ещё там двоих, а тех, кто посерьезней дела крутили - взяли.

И началось - клиенты есть, а товара почти нет. Галяк полный. Я даже на работу грузчиком устроился в " Красное и белое". Ящики с бухлом по ночам разгружал, 20 оттащил, бутылку себе. Кислый бизнес, конечно, но дешёвый кайф в законе. Я уже почти не барыжил, себе только брал.

А тут под новый год мне участковый звонит на домашний и говорит, мол, дело есть.

Ну, значит, дали мне меченых денег два косаря и велели устроить контрольную закупку. " Там какие-то цыгане варят «крокодил», жуткое грязное варево, его если по вене пустить, то сразу некроз и ампутация или на тот свет, в лучшем случае. Надо сделать доброе дело". Адрес, смотрю незнакомый, но от нашего района недалеко.

Пришёл на точку, в подъезде торчки ждут, курят молча и чешутся. Я к ним встал, спросил — будет сегодня товар или нет. Кто-то сказал, что надо подождать. Ждали часа три - я уже опух, хотел свалить, жрать хотелось и спать. Но вдруг вышел какой-то человек, на цыгана не похож, обычный мужик лет 35 и сказал, чтобы заходили по одному. Я торчков всех вперед пропустил - им надо. Сам зашёл, хата стремная, мебели нет, одни матрасы ватные на полу. Таджики что ли спят, не знаю.

-Чего тебе? - мужик спрашивает.

-Мне зелёного на два косаря.

- Че-то я тебя раньше не видел.

- Я первый раз.

- И сразу зелёного? Деньги есть, а брать хочешь дрянь. У меня много вкусного на два косаря.

- Давай самое вкусное. У меня день рождения завтра, хочу угореть.

И тут трам-тарарам, маски-шоу вбегают, всех мордами в пол, я лёг, смотрю, а через два человека от меня Лампочка вмазанный лежит, вообще не отдупляет. Всех повязали, меня тоже. Привезли даже не знаю куда, в какое отделение. Меня быстро выпустили. Потому что я доброе дело сделал.

А Лампочку я с тех пор больше не видел. Мамку его в " Красном и белом" видел, за водкой приходила, спросил, как у него дела, она совсем бухая была, начала какую-то чушь нести, что его убили, как собаку, а она даже труп не видела. Совсем допилась.

Ну а я с тех пор с ментами нашими зазнакомился, сдружился. Для прикрытия в «КБ» продолжаю работать и фарцую спокойно, за это иногда помогаю всяких барыг сдавать, совсем упырей, которые грязной фармой торгуют или хмурым. Это ж лучше, чем самому сидеть.

Так что бизнес мой процветает, можно сказать. Ага. И вот недавно купил себе костюм, не итальянский, конечно, но смотрится нормик так. Сходили с Ленкой в Chips. Знаешь место? На Лубянке. Я все боялся, что нас фейс-контроль не пропустит. Но черный костюм сработал. Или амулет. Не знаю.

Мамка Олька. Самая простая причина — похмелье и похоть. Для меня они неразлучны. Похмелье я переживаю мучительно, плохо сплю, меня тошнит, мне страшно, мне кажется, что очень скоро кто-то умрёт или заболеет смертельной болезнью, мне кажется, зима, вот такая склизская и сопливая - навсегда, и при всем при этом ужасно хочется трахаться. Но трахаться в таком состоянии невозможно, и похмелье перерастает в еще одну вескую причину выпить.

Воскресенье.

Дочурка Ленка. Про Костяна ничего плохого сказать не могу. Да, барыга, да, криминал, но он за меня, за нас. Пока он в армии был, я думала с ума сойду. Мать про меня только перед ужином вспоминает, молча гречки наложит и смотрит, как я ем, стопку за стопкой закидывая. С Костяном хотя бы весело. А ещё я его от тюрьмы спасла. Но это ты у него спроси, сам расскажет. Я этим не горжусь, потому что я как бы соучастник преступления получаюсь, а я не хочу жить, как в фильмах Тарантино. Все эти пиу-пиу с разборками и долгими разговорами ни о чем. Я хочу по-другому жить. Я хочу ездить в Вену на выходные и пить там кофе со штруделем, ходить в оперу за 7 евро, на стоячие места - заходить туда ради любимой арии и только дождавшись уходить. Я хочу на поездах объездить всю Европу и смотреть, как они живут, как неторопливо проходит их жизнь под звон колоколов кафедрального собора, под кудахтанье голубей на старой площади, под шум барочного фонтана. Хочу смотреть, как они одеваются, как дерзки молодые женщины в своих мини-юбках, как элегантны седеющие дамы, как нарядны старухи с завитушками и красным маникюром, как погоняют они своих молодых внучков по узким улочкам, приговаривая: “Престо, рагаццо, престо! ”. Я хочу смотреть на их охряные черепичные крыши, разбросанные по склонам гор, хочу купаться в лазурном море и слушать, что шепчут их раковины. Хочу жить там и стать частью их жизней, потому что они проще и умеют быть счастливыми. Я не хочу никого сравнивать. Но они знают что-то такое, что мы позабыли. Нас слишком долго отучали быть счастливыми и свободными. И помнишь, я говорила, что хочу, чтобы было удобно. Вот именно удобно. Комфортно, вот. Понимаешь?

Именно поэтому, я хочу, чтобы она поехала. Чтобы она посмотрела на то, как легко и беззаботно можно жить. Жить, а не выживать.

Но она отказалась. Позвонила тете Наташе и сказала, что не планирует уезжать из России. Я, конечно, закатила скандал, кричала и била посуду. А она сказала, что видимо из-за проблем с глазами в детстве у меня теперь проблемы с мировоззрением, что у меня нет идей и нет стремлений. Что я должна бунтовать, идти на баррикады, спорить и не сдаваться, а не мечтать о комфорте, как пенсионерка. Сказала, что раз я так стремлюсь к пресловутому комфорту, то должна сама на него заработать, а не сидеть на шее у мамочки. И еще много чего сказала... Поэтому, пап, об одном прошу - дай мне разрешение на выезд, я приглашу сюда нотариуса, он все напишет, тебе нужно только подпись поставить. А, пап?

Сын Костян. Я старший, а значит сам по себе и сам за всех. С 5 лет по дворам с парнягами шарюсь, они мне семья. Ну и Ленка. Ты сам мне говорил, что настоящий мужик учится жизни на улице, в армии и в тюрьме. Я уже везде почти побывал и кое-что знаю. Я знаю, что такой же, как ты. Меня немного напрягает такое сходство - не греет перспективка к своим сорока так скатиться. Мне и жаль тебя и не жаль, вот так. Вот два этих противоположных, сука, чувства борются во мне. С одной стороны жаль, что ты по моей вине в тюрячке оказался, но это я не со зла. Не спецом. Там же всех вязали, сам понимаешь. А с другой стороны - ты ж сам кузнец своего несчастья, так? Ты мне только одно скажи, ты сам-то жалеешь о чем-нибудь? Молчишь?

Есть только одна проблемка - мамка. Она не знает ничего о тебе. Но ждет тебя. Любит, наверное. Каждый вечер с тобой на кухне разговаривает, даже наливает тебе, прикинь? Натурально, себе стопарик и тебе. И говорит, говорит, говорит. Как ты считаешь, надо ей правду рассказать?

Мамка Олька. В воскресенье особенно тоскливо. Потому что неделя прошла, а ты так и не вернулся. Я все время думаю, а если б вернулся, тогда что? Пустила бы? Простила бы?

Помнишь, как в песне Пугачевой: “Не отрекаются, любя, ведь жизнь кончается не завтра. Я перестану ждать тебя, а ты придешь совсем внезапно. Не отрекаются, любя”. (напевает).

Ты отрекся, но ты и не любил, наверное. Жизнь для тебя, как праздник, как кино, где все танцуют и белозубо улыбаются, где все в красивой одежде, где нет бытовухи, нет проблем. И ты навсегда застрял в этой неутомимой молодости, в этом вихре из людей, вечеринок, неона и выпивки. Эдакий Фитцджеральд в эпоху джаза...

Наподзавыебывала меня эта женская доля, не представляешь как. Сижу тут, как гвоздем прибитая, херею, толстею, старею и, кажется, спиваюсь. И вот знаешь, чего тебе никогда не прощу? Того, что у тебя есть хуй. Что вот тебе так можно было - встать и уйти. Что тебе всегда все легко давалось - и образование, и деньги, и женщины, и счастье, и даже смелость - встать вот так и уйти, и даже сволочизм - встать вот так и уйти...

Все говорят, что надо жить ради детей. А я никогда ради них жить не хотела. Ради тебя – хотела, ради себя – по молодости хотела. А теперь уже поздно, выросли. Один наркотой барыжит, того гляди сядет, вторая лыжи мылит отсюда подальше, от меня подальше. Все бегут от меня, как от прокаженной… Но завтра понедельник, утром мне всегда стыдно и голова болит, так что я похмелюсь и пойду на работу, а вечером выпью от страха. От одиночества. И буду ждать тебя. Ждать.