Июлья. Julcherry

Вселенская катастрофа

Июлья

ситуация: ревность) Ну такая бывает вдруг внезапно накатит что-то... в компании, например... вроде и глупо, и нелепо, и повод дурацкий, потому что фактически нет повода, но вот такая фигня. Случается)))

Герои: кто из них согласится на такую авантюру, те пусть и будут)

Таймлайн: любой.

После того как Александр Александрович Сабурский вернулся к преподаванию, во Вселенной определенно что-то разладилось. Едва заметный дискомфорт этой глобальной катастрофы Сан Саныч ощущал постоянно, и ситуация явно ухудшалась. Главный вселенский источник душевного покоя, Валька, почему-то стал время от времени прятать глаза. Тот самый Валька, который, не опуская взгляда, говорил обо всем: о своих ошибках – кому угодно, о подлости – в лицо хамью, о любви – тем, кто в ней сомневался, о сексе – Санычу в самой неподходящей обстановке. А теперь два раза в неделю, забирая Сабурского из универа после вечерних пар, Валька не только упорно смотрел на дорогу, но и большей частью молчал, причем явно чувствовал себя при этом очень паршиво. Сан Санычу каждую поездку казалось, что небо вот прямо сейчас грохнется на землю, но оно как-то держалось всю дорогу до дома, а на Галерной Валька потихоньку отходил. На следующий день оставались только слабые отзвуки вселенской угрозы, и потом все выравнивалось до того момента, когда почти новый, темно-синий сияющий Форд, Валькина гордость, не тормозил у юрфака минута в минуту с окончанием лекции.

Спросить в чем дело Сан Саныч не мог – раз Илюшин не говорит сам, значит, не хочет объясняться. Да и зачем спрашивать? И так понятно, что дело в Университете. Что до такой степени напрягало Вальку в преподавательской деятельности, пониманию было недоступно. Но это, опять же, значения не имело. Не нравится Вале универ – обойдется СПбГУ без Сабурского А. А., благо, обходился и раньше. Сан Саныч был далек от мысли, что студенты не постигнут юриспруденцию без его патронажа. Правда, заниматься с ними было интересно, особенно отвечать на вопросы, которых всегда была уйма – до самой машины не отбиться. Разгром холдинга получил широкую огласку, и студенты неутомимо штурмовали столь успешно практикующего преподавателя.

Но приоритетов это не меняло. У будущих юристов есть и другие преподаватели, и куча доступной литературы, а у Вали – никого кроме Сан Саныча. Нет, есть, конечно, и родные, и друзья, и знакомые, но нет никого, кто мог бы расстроить его так сильно. А это не дело. И причина в данном случае роли не играет.

Поэтому Сабурский заблаговременно уведомил деканат о том, что во втором семестре преподавать не сможет. От звонков с уговорами пришлось отбиваться довольно упорно, но в какой-то момент терпение Сан Саныча подошло к концу, и суровый окончательный отказ с лязгающим металлом в голосе Валька услышал через всю квартиру.

Вот уж чего Саныч не мог предположить, так это что от такого, казалось бы, простого решения проблемы Вале станет совсем худо. Глядя на склоненную лохматую голову и опущенные плечи, Сан Саныч откровенно растерялся и все-таки спросил напрямик:

- Валя. Скажи, что происходит. Ты не хочешь, чтобы я уходил с юрфака?

Валька поднял на него страдальческий взгляд и кивнул.

- Конечно, не хочу. Тебе там нравится.

- Хорошо. А почему тебя явно расстраивает каждая поездка?

Глядя, как Валька зажмурился, Сан Саныч даже испугался.

- Валя, немедленно объяснись. Я совсем ничего не понимаю и очень за тебя волнуюсь.

- Пожалуйста, просто не обращай внимания. Я не буду расстраиваться. Да я и не расстраиваюсь вовсе. Это такая ерунда, что мне просто стыдно говорить об этом. Честно.

Сабурский медленно начал заводиться. Да что за институт благородных девиц, в самом деле!

- Так вот в чем проблема – стыдно ему! И поэтому ты втихаря изводишься, не желая поделиться со мной какой-то хренью, а я с ума схожу, гадая, что случилось. Слушай внимательно. Либо ты мне сейчас же расскажешь все как на духу, либо ноги моей не будет в универе. А то, что мне там нравится, ты не ошибся.

- Ах вот в чем дело – нравится ему! – сердито передразнил Валька и уставился на Саныча лихорадочно горящими глазами. – А ты в курсе, что про тебя студенты пишут ВКонтакте?

- Нет, не в курсе, и ты об этом прекрасно знаешь. Я не регистрируюсь в социальных сетях.

- Так почитай!

- Оставь, пожалуйста, этот обличительный тон. В любом случае я не имею к этим записям ни малейшего отношения. Ты меня удивляешь. И как я прочту, если регистрации нет?

- Я сам себя удивляю, - буркнул Валька и сел за компьютер. Прошелся по клавишам, щелкнул ввод и уступил место: – Читай.

Изучал увиденное Сан Саныч долго. И, вопреки собственным ожиданиям, не покраснел. Все ж таки в краску его действительно мог вогнать только Валя, который демонстративно ушел на кухню. Наоборот, от ярости Саныча даже как-то зазнобило.

ВКонтактовская группа студентов юрфака была полна восторгами по поводу А. А. Сабурского. И восторгались отнюдь не профессиональными качествами, нет. Девицы обсуждали внешность, походку, манеру говорить и смотреть, голос, костюмы и умопомрачительную харизму. И где они ее нашли?! Молодые люди не отрицали этих достоинств, и раз за разом пытались, надо отдать им должное, вернуть обмен мнениями в юридическое русло. Иногда довольно сердито, надо сказать. Но сами же сбивались на восторги по поводу навыков стрельбы, боевых ранений и геройского послужного списка своего преподавателя. Сильно сокращенного, к счастью, но только полного еще не хватало! И все это словоблудие меркло перед темой, специально отведенной планам барышень по поводу холостого героя. Смелым таким планам. Эротическим. Откровенным. Сабурского А. А. беззастенчиво делили, соревнуясь в перспективах обольщения.

Черт, Валя прав – это было действительно неприятно. Что толку преподавать этой школоте, которую интересует не дело, а придуманный ими образ супергероя? Но ярость вызвало не это – дети есть дети. В группе красовалась ссылка на сайт, послуживший источником информации о жизни и подвигах гражданина Сабурского. Фанатский сайт, иначе не назовешь. И кто автор этой пакости, понять было не трудно: Воробьев с Гадайским, у кого еще мозгов хватит. И сведений. Вот ведь неуемные дураки!

Убью кретинов, накипал Сан Саныч. Нет, убью само собой, а еще пригрожу накрыть их хакерские халтуры, если не уничтожат эту лубочную рекламу! Выставили, понимаешь, на посмешище – забиваешь в поисковик фамилию, и вот, пожалуйста, одна из первых ссылок. Надо вызвать их повесткой за разглашение информации о частном лице, и пусть помурыжат для профилактики. Благодетели недоделанные, чтоб им провалиться!

Придумав, как урезонить самозваных пиарщиков, Сан Саныч несколько успокоился и напоследок снова просмотрел девчачью писанину. Усмехнулся – вот дурехи, теперь придется сочинить невесту. И вдруг застыл от внезапной догадки. А ведь Валька переживал совсем не из-за сайта!

Войдя на кухню, Саныч прислонился к стене и посмотрел на две остывшие чашки чая и ссутулившуюся фигуру на табуретке.

- Валь. Но это же ерунда.

- Я знаю, - сразу откликнулся тот. – И я этим козлам говорил, что тебе будет неприятно. А они мне сказали, что страна должна знать своих героев. И что тебе давно пора жениться, чтобы было кому сделать тебя по-настоящему счастливым. И что они прилагают к этому разумные усилия. Скоты.

- Валя, ну пожалуйста. Это правда полная ерунда.

- Да что ты оправдываешься, будто я не понимаю…

- Хорошо. Что мне сделать, чтобы ты успокоился? Действительно уйти из универа? Я уйду, и не пожалею, ты не думай.

- Не надо.

- Черт. Завтра сайта этого не будет, а деятели наши зарекутся мое имя произносить в суе. И зачем было молчать столько времени?

Валька, наконец, поднял грустные и очень виноватые глаза.

- А я не пошутил про стыд. Саныч, я знаю, что я кретин, и что ты тут ни причем, и я совершенно напрасно… Но вот никак, понимаешь? Как увижу, как они вокруг тебя вьются, как вспомню, что они пишут…

- А ты не читай. И группу грохни, пожалуйста.

- Уже. Восстановили. И читал я только раз – хватило. Что я, мазохист, что ли?

- Ну, это вопрос открытый…

- Не о том речь. И чего это ты веселишься?

- Я не веселюсь, я радуюсь, это разные вещи. И очень хочу снять с тебя очки.

- Знакомый эвфемизм. Снимай. А радуешься чему?

Сан Саныч встал у Вальки за спиной и притянул к себе, осторожно погладил ключицы.

- Тому, что ты такой балбес. Если бы ты раньше сказал, то давно любовался бы, как студенты ходят строем, стоят по стойке смирно и костенеют под кощейским взором. Впрочем, тебе еще предстоит это увидеть. Но тогда я бы не узнал, что ты меня ревнуешь. А мне это приятно.

- Я не ревную, мне просто не нравится, что тебя хотят женить. И то, что девицы тянут к тебе лапы.

- Они не тянут, все строго в рамках эпистолярного жанра. И это называется ревность.

- Нет.

- Да. Будем называть вещи своими именами.

- Хорошо. Да. – Валька развернулся и уткнулся Сан Санычу в живот. – Я и подумать не мог, что меня так переклинит. Не сердишься?

- Счастлив. Глупо, но факт. Если как-нибудь переклинит снова, говори сразу. А пока не хочешь ли походить ко мне на лекции? Чтобы лично видеть Кощея в гневе?

Лохматая голова вскинулась, и Саныч поплыл от знакомого, без единой льдинки, взгляда.

- А можно?

- Не вопрос.

- Хочу.

- Тогда ставь чашки в мойку, а очки кладу на холодильник. До спальни мы сейчас вряд ли дойдем.

Диво дивное

Julcherry

О том, как Валька удивил Сан Саныча (желательно в эротическом плане. Его же нелегко удивить))))

Диво дивное

Сан Саныч всегда, с самого начала знакомства, каждую минуту удивлялся Вальке, и так и не смог привыкнуть. Удивлялся искренности, удивлялся прямодушию и такту, удивлялся легкости в общении и спокойной мудрости решений. Разве к этому можно привыкнуть? Да и нужно ли привыкать к хорошему? Радоваться надо, а не привыкать, решил Сан Саныч. И удивлялся в свое удовольствие.

Зато в интимном плане Валька после первой же совместной ночи ничем удивить Сан Саныча не мог, и это тоже было прекрасно. Просто потому, что Саныч понял той ночью раз и навсегда – и здесь у Вальки барьеров нет. Никаких, совершенно. И готов был принять все, что могло взбрести тому в голову.

Так что по поводу секса Сан Саныч по-настоящему удивился только один раз, когда неожиданно обнаружил, что Валька не любит порно, а гей-порно так и вовсе терпеть не может. Мужчины, которые избегали подобных фото и видео, казались Санычу людьми закомплексованными, а с Валей это определение не вязалось совершенно. И уж совсем поставило в тупик неприятие гомосексуальной эротики.

Но эта удивительная особенность Илюшина оказалась вполне доступной пониманию. Сан Саныч часто и с тайным восторгом вспоминал Валькино пояснение, высказанное, кстати, без тени смущения:

- Все они кажутся мне уродливыми куклами по сравнению с тобой.

Действительно, чему тут было удивляться?

Новогодние разговоры

Хильда

Как Валька и Саныч вместе встречали Новый год

Новогодние разговоры

- Не думаю, что это хорошая идея. В новогоднюю ночь твоей маме вряд ли будет приятно...

- Почему это? Новый год – семейный праздник, и нечего отлынивать.

- Вот именно, семейный. Валя, давай не будем ставить людей в неловкое положение.

- Не выдумывай. Тем более что ничего нового они не узнают.

- Конечно, им будет очень приятно опять решать как себя вести. Как на похоронах Надежды Тихоновны, когда ты заявил: мама, познакомься, это Саша, нет, вы знакомы, но не в том качестве, не Александр Александрович, а Саша – и за руку меня взял. Ольга Дмитриевна чуть не заплакала.

- Я знаю ее лучше тебя, она просто очень эмоциональная. Она была рада. И на Новый год пригласила нас обоих. Если мы не придем, мама расстроится.

- Иди один.

- Это еще хуже.

- Вот черт. А кто еще там будет?

- Родня будет, кому еще там быть, скажи на милость?

- Не вижу повода для веселья. Ни одного. И как ты меня представишь?

- Саныч, ну ты как ребенок, честное слово. Я скажу, что тебя зовут Саша, и что когда мы состаримся, они, если захотят, смогут называть тебя Сан Саныч, а пока можно не утруждаться и общаться накоротке.

- Да, накоротке – это именно то, что я умею лучше всего.

- Умеешь, не спорь. И гораздо лучше многих.

- Сань, ты чего ни на кого не смотришь и молчишь?

- Потому что чувствую себя как на смотринах. Боюсь разочаровать заинтересованную публику.

- Эдак все решат, что я кого-нибудь посмелее мог бы себе выбрать.

- Не смешно. И если хочешь, чтобы я расслабился, убери ладонь с моего колена.

- Валька, вели им не наливать мне одну за другой. Я надерусь и начну буянить.

- О-оо, полцарства за коня! То есть любое царство за тебя, который буянит!

- Нехорошо распоряжаться чужим имуществом. Хлопотно, и вредно для здоровья.

- А что плохого? Представляешь, просыпаются люди завтра в каком-нибудь королевстве и узнают: они стали подданными Сабурского А. А., который за буйство во хмелю обязан теперь мудро ими править. Они должны быть счастливы! Ты же не хочешь лишить людей шанса на просвещенную монархию вместо непросвещенной?

- Мне кажется, что последний бокал был лишним. Что ты сказал про мудрое буйство во хмелю?

- Что из тебя выйдет отличный король.

- Ты пьян, Валя. Это неприлично.

- Всё. Пить я больше не могу, есть тем более, настал момент для творческой реализации. Та гитара, которую я вижу в углу, может составить мне компанию?

- Люди, передайте гитару, Саша собирается петь. Если не передумает, пока настраивает инструмент.

- Не передумаю, не надейся. Ты должен это услышать, а семейный праздник – самое подходящее место.

- Нет, за руль я тебя не пущу. Не знаю, будешь ли ты завтра убиваться по поводу своего концерта – может, и не вспомнишь, но езды в нетрезвом состоянии ты себе точно не простишь.

- Я всегда всё помню, и убиваться я не буду. Ты же предупредил всех, что они обязательно меня полюбят, так что пусть сразу узнают обо мне худшее. Так им будет легче, самое страшное они уже видели.

- Ну, законов наша семейка вроде не нарушает, и под твой карающий меч им попасть не грозит, это верно. А твое самое худшее привело их в полный восторг. Меня тоже, но едешь ты все равно на пассажирском сидении.

- Да я не спорю. Только вези нас ко мне, ладно?

- Ладно. А интересно, почему?

- Ну…

- Пристегнись. Так почему, Саша?

- Смотри на дорогу, кто здесь под мухой – ты или я? Потому что ты руки при себе держать не умеешь, а у меня кровать шире, вот почему… И эклеры в холодильнике.

- И есть гитара.

- Да. Обязательно.

Эклеры

Кейя

по девяти дням - как Сан Саныч выбирает Вальке что-нибудь сладкое или просто вкусное. В магазине или кафе. Что думает))

Валька любит сладкое, и в особенности он любит эклеры.

Про сладкое Сан Саныч понял еще до того, как они подружились, в те будоражаще-весенние апрельские дни, когда ему так страшно хотелось оказаться как можно дальше от Илюшина. Не настолько далеко, правда, чтобы совсем его не видеть, но обязательно так, чтобы Валька его не замечал. И чтобы можно было, оставаясь невидимым, неторопливо и дотошно наблюдать, стараясь выяснить для себя – что за струна звенит в этом мальчишке так, что рядом с ним, чужим, практически, человеком, гражданин Сабурский А. А. начинает чувствовать себя… дома. Другое определение подобрать было трудно, да и это далось нелегко. Но зато оно казалось более или менее точным, если иметь в виду не адрес, а то состояние, когда ты становишься собой, и это принимается как должное. И хоть Сан Саныч и понимал уже, что «мальчишка» на самом деле далеко не ребенок, и что он совершенно ничего не делает специально, все равно принудительное одомашнивание заставляло Сабурского сопротивляться, искать способы защиты, наблюдать.

Но вместо глубоко спрятанных подтекстов он видел только множество мелочей, на которые и внимания бы не обратил, если бы не имел причины присматриваться к Вальке.

Например, от работы за монитором у Илюшина в первую очередь устают глаза, а не спина, плечи или шея. Он может часами сидеть как угодно криво и напряженно, но время от времени снимает очки, и, нахмурив брови, осторожно касается пальцами век. А к концу дня уже трет глаза, ничуть не жалея длинных, светлых на концах ресниц.

Рядом с Валькой на столе всегда стоит кружка с чаем, который он себе исправно наливает, но почти не пьет, уткнувшись в свой ненаглядный монитор.

Если у Илюшина что-то не получается, он начинает рассеяно водить пальцем по губам, а потом и вовсе отправляет его в рот, прикусывая ноготь посередине – что за дурацкая, детская привычка!

И обязательно кладет в свой бесполезный чай три ложки сахара, часто покупает в столовой «Сникерсы», а из ящика стола время от времени выуживает ириски – любит сладкое, да.

Позже, уже когда они с Валькой посреди какого-нибудь общего дела или поездки заходили перекусить в кафе, Сан Саныч обнаружил, что этот не стесняющийся казаться ребенком сластена всем другим лакомствам предпочитает эклеры. С одной стороны, оно и понятно: шоколада ему вроде как нельзя также как кофе, а с другой – мало ли сладкого продается помимо шоколада? Но нет, если есть эклеры, Валька обязательно выбирает именно их, а потом уплетает с таким усердием, что Сабурский с некоторых пор стал даже смущаться, наблюдая этот процесс.

В результате оказалось самым разумным кормить ими Илюшина дома, и Сан Саныч время от времени вдумчиво и серьезно выбирает эклеры в магазине. К такому важному вопросу нельзя подойти легкомысленно – то, что доставляет Вальке удовольствие, должно быть самого лучшего качества. Никаких псевдовзбитых сливок, творожных кремов или вареной сгущенки – только традиционный масляный крем, только старый питерский «Север», и только в коробке, чтобы не помялись. О дате изготовления тоже необходимо думать.

Сан Саныч теперь хорошо разбирается в эклерах.