«Луна на Опушке Леса»

«Луна на Опушке Леса»

Вдруг раздался голос:

-Луна с месяцем являются бессменными сенешалями сна.

Тишина...

-Они отвечают за то - неожиданно заверещал тонкий девичий голосок- что бы Морфей от коварной злобы своей, лишний раз не лил бурных морей, сгоняющих сладостных фей.

Пустота...

-Именно эти феи - нараспев произнес третий - и превращаются во всех знакомых или незнакомых нам персонажей во снах - прозвучала мелодичный арфа - которые мгновенно очаровывают, рождая миллиарды фантазий и элегий и безвозвратно уходят, причём, как принято на их английской родине, не прощаясь.

Тьма...

Застучали капли дождя. Сквозь их шум раздался пятый голос:

-После волшебного сна, нагло смытого морфеем, кажется, что те боги, да богини, а может и дьяволы, что посещали, парящую в небытие голову, исчезли и их больше нельзя встретить. Однако, если ослушаться распорядителей сонного пиршества и ночью не засыпать, всех их можно увидеть.

Звон...

В единоголосие, пронзив свет, заговорили пятеро:

-Запрокинув голову над собой мы, увидим всех фей, что мерцают на небе.

-А если прислушаться, то можно услышать и брызги и брань морфея.

Вспышка!

Короткая луна светила ярко, пронзая окна вечно неспящих подъездов. В ту ночь она была везде на скамейках, пахнувших хвоей, на тротуаре, истоптанном мною, и в глазах, немногочисленных людей, чьё сознание, как и весь мир в эту ночь не могло уснуть. Потому что кроме луны на небе незримо, но несомненно это чувствовалось - присутствовало солнце. Оно сегодня было и королевой Елизаветой Второй и Фёдором Бекбулатовичем. Был день летнего солнцестояния, когда весь мир окончательно застилало море и пропадало всякое различие между небом и землёй.

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

В этот день я только под вечер вернулся с полей. Земляника, как раз стала обильно плодоносить, возвещая всех жаждущих о начале охоты. В это время, меткий охотничий глаз в широтах, лишённых интернета и канализации, легко отыщет семейства de-zemlyniko обильно аннексировавших ослепительно зелёные травяные пределы.

На небе не было ни облака, ветер лишь слегка колыхал траву, что никак не спасало от пытающего солнца. Жара стояла нестерпимая. В такую погоду самое то: оголиться до пределов приличия и вбежать в сногсшибательную волну близлежащего океана, ну или моря, да хоть реки. Но главное - раствориться в воде, природной гармонии, тишине и благодати.

Однако лужайка не речка, а дикие поля, не бассейны в Калифорнии. Здесь надо быть одетым при мундире, чтобы ни один участок кожи не оставался незакрытым. Идя в набег на хана-землука, надо быть готовым, что орды полевых кочевников: пчёл, ос, жуков, комаров, паутов и других тварей божьих ринутся, оставив все свои бездельные дела, на наглого чужака, ворвавшегося в их вольный улус.

Так, при жаре с температурой достойной пятиминутной яичницы, я был одет подобно рыцарю шерстяного королевства.

С такими условиями крестовый поход на аль-землянику казался проваленным ещё вначале. Но цель оправдывала средства, и, помолившись всем божкам, и чуть ли не бомжикам, этой поляны, я приступил к древнейшему делу всех наших прадедов - собирательству.

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

Отойдя на далёкое расстояние от цивилизации, и потеряв из виду запустевшие деревни, я вышел в слегка холмистое поле. От дальнего городского мира на нем лишь отпечаталась вереница электрических столбов, пару из которых уже опутывал дикий плющ.

Оказавшись, невесть какими дорогами - свой путь я строил хаотично - в столь анемичной современному миру среде, я отпил из фляги барбарисового чая и огляделся: кругом была ровная никем до меня не топтаная трава, вся усыпанная маленькими красненькими крапинками, несомненно, это была земляника. Её было не счесть. Абсолютно везде, и в ложбинах, и на холмах она приковывала мой взгляд. Даже всмотревшись в расположенный на ближайшем холму лес, были видны её силуэты и отсветы. Как такое место было никем до меня не замечены все ещё остаётся загадкой.

Но откуда мы знаем, что видим реальную картину мира? Ведь наш глаз лишь воспринимает цветовые блики, отражение лучей, уже начавшего припекать, солнца. Это меня и встревожило в то чрезмерно яркое утро. Вдруг, солнце, от рождения с нами говорившее, без стеснения нам врало?

Как Зорге мог донести ложные сведения секретарю, имевшему в начальниках лишь бога, да и того уже начали обзывать бродячим призраком? Но ведь Зорге за украденную информацию расстреляли... Значит, нет, Рихард не мог соврать. Как и солнце. Сколько на него не смотри, не ослепнешь, лишь в смущении от встречи с бесконечной правдой мира, сокрытой в его лучах, робко отведешь в сторону голову.

И только, закрывшись рукой от палящего диска, я понял, что все мною увиденное, на удивление, правда: и заветное поле, в которое я уже с уверенностью верил, и лес, и земляника! Матушка-эмпирика требовала от меня лишь одного окунуться, как в освежающий океан, в этот поистине вселенский луг, полный красных звёзд, ожидавших своего сбора.

Поначалу все шло успешно: я насобирал литр земляники, к жаре стал относиться терпимее. Но, когда день подло перевалил за двенадцать часов, пот начал бежать струйками с волос, и, попадая в глаза, значительно затруднял поиски ещё целых, нерастоптанных ягод. В таком неряшливом состоянии все, что у меня получилось за полчаса - это рассыпать половину уже собранных ягод. Но самое ужасное случилось, когда я попытался их собрать обратно. Притронувшись к первой земляничке, я мигом отдернул руку. Небольшая ягода, которую часто едят со сметаной, стала подобна раскаленному углю.

Ещё недавно божий луг, девственно оберегаемый природой, стал напоминать адскую картину из фильма " апокалипсис сегодня". Оказавшись посреди поля, можно было услышать вой надвигающегося авиаудара со стороны военных сил бога Ра. План к побегу оставался один - в лес! Он казался безграничный и освежающий. Вот где было спасение!

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

Очутившись в лесу, я сразу ощутил какую-то омывающую с ног до головы прохладу, свежесть, покой, тишину. Лес был таким же безлюдным, как и всё это необычное место. Кроны деревьев были так густы, что почти не давали возможности пробится солнечным лучам. Котоые совсем недавно пронзали мой дух и испепеляли землю. Но, то было в поле, а здесь все иначе.

Я стал осматриваться, и понял, что лес ещё более необычный: в нем росли все виды деревьев, встречаемые в нашей полосе, но не это самое удивительное - часами ранее со стороны дальнего холма в лесу я видел знакомые красные отблески. И зрение меня не обмануло - здесь, действительно росла земляника! Ну, спросите вы, что же может быть такого необычного в землянике, растущей в лесу. А то, что росла она не на земле, а на деревьях. Какая же это теперь земляника, это скорее пихтолика, или лесеника, древеника. Но, нет, выглядела она совершенно так же, как обычная земляника, только росла не из земли, а из деревьев. Ну, с кем не бывает, что перепутаешь квартиру и встречаешь новый год в чужой постели? Оставалось одно - попробовать её.

Сорвав одну ягоду, я внимательно рассмотрел её: красная, даже скорее, багровая от своей спелости, с идеально семеричными пупырышками, изображавшими чудесный природный орнамент, она держалась на крепком, почти несгибающимся, неспособном сломаться, стебле. Выглядела просто великолепно. Она не могла быть земляникой, что я видел до этого, она была лучшим её воплощением. Невозможно передать, как аппетитно и сочно выглядела одна единственная ягода!

Не удержавшись, я сразу, ещё не попробовав, дозаполнил всю однолитровую бутылку с просыпанной полевой соплеменницей этого чуда. Когда, наконец, крышка окончательно закрутилась на располневшей от ягод бутылке, я собрал ягод 20 в свою ладошку и мигом опрокинул их в свой рот.

Столь нежного, бодрящего вкуса я ещё не испытывал. Это мгновение казалось, а может и было, вечным, бесконечным, лёгким и незримым. Я словно растворялся во всей лесной чаще. Я становился лесом, чувствовал каждый корень, жадно впивающийся в землю, каждый лист, исполняющий сладостную мелодию, колышась на лёгком, слегка уловимом, но неустанно несущимся с дальних берегов Океании, ветром, чувствовал каждую ветку усиленно рвущуюся к солнцу. Когда же ветви пронзали небосвод, я встречал облака, туманы, грозы, молнии. Выбирая небольшое облачко, я на него запрыгивал, словно на вороного мустанга. Не жалея коня, я изо всех сил, подгоняя его шпорами, направлял во все сакральные доныне места. На что Облокогрив лишь радостно ржал, несясь вне пространства моих земных мыслей. Мы были подобны скитающемуся в поисках рун Одину, бороздили просторы магии, людям непонятой и неизвестной. Достигнув луны, я аккуратно к ней нагнулся и, словно наклонившись к прекрасной девушке, коротко её поцеловал. Тотчас я потерял равновесие, запнулся об корень и повалился вниз...

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

Заверещали соловьи, и я открыл глаза. Очнувшись, я понял, что нахожусь в лесу, но не там, где был прежде. Похоже, когда я, собирая земляничные ягоды, растущие под сосной, я запнулся об корень дерева и упал в овраг, потеряв при падении сознание.

Наручные часы показывали сорок минут пятого - самое правильное время начать выбираться домой. Благо норму в четыре литра по сбору дикой земляничной ягоды я выполнил.

Выбравшись из леса, я осознал, что та невыносимая мною жара, погубившая юные плоды природы, стала стихать. На небе стали образовываться облака, скрывающие непобедимое солнце. Мир стал оживать после страшного природного суда, обрушавшегося на этот край. Бодрящий запах проснувшиегося от свежего воздуха полевых цветов, придавал сил.

Пусть мой рюкзак и весил порядка шести килограмм, а одежда, вся промокшая насквозь, усиленно притягивала меня к земле. Но дорога домой выдалась намного легче, чем вперед. И насвистывая мотив " финской польки", я бодрым шагом удалился от чудесного места, попутно рисуя план местности, чтобы впредь вернуться сюда снова.

-щелк, щелк.

Ключ, описав изящный пируэт, ловко проскользил в дверной скважине и выполнил свою работу безупречно - дверь открылась. На меня резко повеяло застоявшейся домашней влагой и кошачьей мочой.

Замурчав, чёрная красавица выбежала мне навстречу. Обласкав мои неразутые ноги, она жадно просила меня пройти на кухню. Конечно, чтобы я рассказал ей о своих захватывающих странствиях, а не для того чтобы накормить голодающее создание. Медленно разувшись, не сняв мокрой одежды, я прошел в трапезную, которая одновременно являлась и кухней и, за компанию, кошачьей столовой.

Кошечка, имя которой не продвинулось дальше Кис-кис, успела оббежать, подобно чернокожему марафонцу, комнату по всему её периметру, примерно раз тридцать пять, прежде чем я окончательно понял, что весь кошачий корм закончился. Тогда, не чего лучше не придумав и не отыскав, я решил накормить кошку свежесобранной земляникой, иногда и львы, бывают, склонны к хипстерским идеям вегетарианства.

Увидев странное блюдо, она стала удивлённо воротить носом, действительно, где можно было увидеть, чтобы кошки ели ягоды. Я решил учтиво оставить её наедине с экзотикой. А сам пошёл менять пропотевшую одежду.

Развесив сушится свой походный прикид, я стал искать, что можно надеть для выхода в город. Пусть даже в ночной, но всё-таки не в безлюдный. Надо создавать должное впечатление, хотя бы соответствовать общему духу прохожих. А кокой сегодня должен был быть дух?

Я посмотрел в окно: звенящее солнце ещё пульсировало по раскаленному небу, однако жара спала и на небе стала проступать еле видимые заезды. Чувствовалась ночная прохлада, освещаемая безустанными жёлтыми фонарями. Иногда под ними проходили спешащие на ужин мужчины со строгим чемоданчиками, бывало, пробегали дети, которых уже изыскались кричащие родители, элегантно шагали накрашенные дамы, считающие, как и все прохожие, что идут в свете того самого фонаря. Но что фонарь? Фонарь лишь освещает ту темноту, в свету которой и проносились торопившиеся люди.

Собрав весь этот образ, подобный ночи Куинджи, в единый чёрный квадрат, я соорудить свой портрет. Джинсы, держащиеся на красных подтяжках, синяя футболка с изображение ночного неба Ван Гога, чёрная рубашка с изображением алых роз и солнцезащитные очки, держащие волосы. Образ был подобран, соответственно царившей атмосфере солнцестояния - благоговейно распущен.

Перед выходом я обратил внимание на кошкину миску, была пуста. Кошки уже не было видно, наверно, наевшись, улеглась спать. Я вышел.

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

На улице стояла тишина. Лишь изредка мимо её поста пробегал скрип сверчков да гул незримо далёких машин. Эту музыку жизни, объявшую смерть, дьявольски монотонно пронзал стук моего каблука. При каждом соприкосновении с брусчаткой он высекал искры, подобные молниям Зевса, укрощявщим грозных титанов.

В окружающем беззвучие только мой бодрый шаг позволял справиться с давящим чувством одиночества. Причем одиночество вовсе мне свойственно не было, я всегда был окружен людьми. Теряясь в одной компании, я моментально вливался в новую. С какой-то стороны, я даже был знаменит. В какой бы компании я не оказался, везде встречалась пара, другая знакомых незнакомцев, узнававших меня.

Сам город располагал к общению и новым знакомствам. Узкие улочки сами велели людям, шедшим хоть из Сеула в Иерусалим, знакомится при сближении и тосковать при развилке. А благоприятный климат, царивший в городе, каждый день и вечер наполнял улицы людьми всех пород.

Однако...

Пока я шёл по главной улице, в сторону центральной площади – места, безусловно, лобного, я никого не встретил. Обычно во время моих ночных, а при солнце и дневных, прогулках я встречал множество людей. Я ловил их взгляды, проникаясь чувствами и мыслями собеседника. Но сейчас, что меня очень удивило, единственным моим зримым собеседником было лишь мучащее меня днем солнце, а рассказчиком мой каблук, ритмично аккомпанимирующий шелесту машин.

Я шёл по артерии города - улице, безусловно, красивой, создающей жизнь в округе. Ощутив на теле нежные прикосновения милой Ноктюрн, её нежные пошоптования и тёплое дыхание, я, наконец, смог ощутить и мягкий свет. Вовсе не тот свет, что в полдень безжалостной ордой загнал меня в лес. Нет, он исходил от незнакомки - от луны и был подобен шелку. Так изящно впивался в окружающий мрак, что при слиянии с миром наполнял его легчайшим алмазным узором. Весь воздух блестел и сиял.

Я всмотрелся в луну и ощутил её взгляд. Это было подобно долгожданной встрече с дамой сердца. Этот понимающий, чуток робеющий взгляд обращался ко мне с таким трепетом, что я не мог не улыбнутся. Спустя минут пять взаимного кокетства, я вдруг понял, что уже нахожусь на луне.

Я аккуратно на носочках оттолкнулся, если так можно сказать, от земли и взлетел. Спустя миг я так же плавно приземлился в ближайшем кратере. И пошёл по её лунном экватору. На средине пути упал, лёг на спину и, сделав рывок ногами, отпрял от земли, выбросил голову вперёд.

Благодаря такой авантюре я вновь оказался на родной Земле, в привычном городе. Обратив блаженный взор к луне, меня насквозь пронзил её свет. Я весь наполнился прозрачным сиянием, сам будто растворился. Запрокинул голову над собой, и мир пронзила искрометная вспышка. Я моргнул...

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

И на площади появились влюблено проходящие парочки, музыканты, задумчивые старики, заиграли фонтаны... Затихшее, как казалось ранее, плато тут же разразилось шумом, наверное, тысячи собравшихся.

Вся эта картина резко ударила мне в глаза, и я, подобно востоку-1 приземлился на ближайшую скамейку. Осталбиневши я наблюдал за невиданной ночною живостью, пока не услышал лёгкий шёпот у моего уха. Голос был лёгким, тонким, как воробьиное перо.

-Сударь, вы сидите на моей ноге уже десять минут. А в силу обстоятельств, от меня независящих, встать я не могу. Так что либо уберите ногу, либо положите вторую, а то несуразно смотритесь.

Обернувшись на моего тактично соседа, я увидел кудрявого мужчину с лёгкой щетиной. На его ноге сидела кошка и слегка посапывала. Это и было, как я догадался, причиной неподвижности незнакомца.

Взади него прошлись две девушки в изящных шляпах и резко повернули свои головы в сторону нашей скамейки. Первая поцеловала в кудри моего соседа, вторая наклонилась к моему правому уху, укусила за мочку и с улыбкой сказала:

-Сейчас вас будут рисовать... и запрокиньте уже вторую ногу на ногу Павла Викторовича.

Девушки обошли нас и встали напротив. Откуда-то перед ними появился мольберт, и они достали кисти.

Их работа была похожа на безупречный вальс: дамы без устали кружились вокруг полотна, метая краску во все стороны. Девушки отплясывали свой демиурговский танец, полностью отдаваясь сакральному процессу. За это время весь газон покрылся разноцветными пятнами, а мы с, Павлом Викторовичем все сидели неподвижно. Мои ноги, чуть свисая, лежали на его ноге. А на второй ноге Павла Викторовича сонно сидела белая кошка.

В один момент, не переставая кружится, девушки неожиданно к нам повернулись и показали получившуюся работу. Это было великолепно! Картина получилась такой насыщенной, сочной словно утренняя, знакомая нам, земляника. Её цвета были настолько натуральными, что даже с цветом видимой реальности их нельзя было сравнить. Устремив свой взгляд на полотно, было понятно, что то, что мы привыкли называть действительностью всего лишь вид из запотевшего окна. А творение девиц было тем самым, что когда-то называли, прорубленным окном в Европу. Пётр I в свое время решительно выбил запотевшую раму, предоставив русскому человеку Руссо и Маркиза де Сада. Предоставленная нам картина давала шанс вдохнуть свежесть, окунуться в воскресный день - день воскрешения от сна.

Художницы отдали нам свое творение.

-зачет сдан - сказал Павел Викторович.

Студентки поклонились и, смеясь, пошли дальше. Их длинные волосы, отдавались ветру и слегка покачивались. Иногда они сплетались и образовывали прелестный светло рыжий узор, подобный шторму Красного моря.

Кошка на ноге Павла Викторовича проснулась, слегка потянулась, спрыгнула и потопола в свою кошачью неизвестность.

-а разве это не ваша кошка?

-нет - ответил мой сосед и добавил - картину можете оставить себе. Красивая получилась, не правда ли?

Так же как его ученицы я поклонился и двинулся дальше.

Площадь выглядела, как снег после зимних праздников - вся была покрыта блестящим конфитюром, отражающим лунный свет. То и дело вспыхивало какое-нибудь блистательное действие, порождаемое творцами и скульпторами праздника. Их ирландская полька сопровождалась бурными звуками празднества. Шумела спадающая с фонтанов вода, подобная духу свирепого льва, терзаемого могучим Самсоном. Сквозь этот шквал прибоя отчётливо слышалась сладостная музыка бесчисленных музыкантов, исполняющий оды и элегии миру.

-И этот ночной,

Призрак луны.

И этот дневной,

Дух темноты.

+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=+=

На больших монументальных часах стрелка показала ровно два часа. Пробили куранты, и все собравшиеся замерли. Музыканты смолкли, и сразу заиграли, но теперь в унисон. Играли какую-то бодрую фино-угорскую песенку, чем-то напоминающую польку, но с примесью варгана и скрипки. Мгновенно на площади образовался большой хоровод, а в центре импровизированное кострище. Люди стали по очереди подходить и кидать к будущему костру свои ярчайшие портреты.

Я не стал медлить и - как все - положил свое недавнее приобретение - олицетворение мира нам не дарованного, но дозволенного узреть его и обомлеть. Мы сжигали в атмосферу весь метафизический дух человека, чтобы после вечно вдыхать дух всего человечества. Этот ритуал раскрывал тот сакральный край во всех ярчайших красках. Тогда мы видели во всех одиннадцати измерениях, доныне скрытое в прекраснейших холстах.

Положив портрет, я бегом встал обратно в круг. Как только я вернулся на свою позицию, хоровод зашагал в такт музыки, описывая круг за кругом вокруг горящего костра, чьи языки пламени устремлялись к небу. И каждый раз, когда какая-нибудь искра вылетела из костра, на небосводе можно было заметить появление новой звезды.

С нарастанием темпа музыки ускорялся и хоровод. В какой-то моменты, мы стали двигаться так быстро, что костёр превратился в единый столб красок, летящий прямо к луне. А на моменте стыковки пылающего крейсера Аврора, который разбивался об лунный айсберг, разлетаясь на множество комет и планет, окружающих бессонное солнце - происходило рождение нового мира.

Смычок виолончелиста издал звук подобный стреле воткнутой в дерево. Музыка изменилась. Она замедлилась и стала более отчётливой. Тогда наш танец из безудержного бега сменился на карикатурное плетение девичьей косы. Мы обходили друг друга, образуя некую верёвочку из всех танцующих. Она связывала людей друг с другом. И абсолютно неважно кто чёрный, кто белый, кто правый и кто левый левы. Смешались в одно целое Христос Иуда, и Ницще и Поппер, и Маркс и Хармс, и Эрнст и Гаусс, и Путин и Трумэн, и Дугин и умер... По завершению песни я заметил, что все звезды постепенно заняли свое место и образовали животные созвездия.

На часах пробило 2. 08, и хоровод тысячи человек распался. Костёр потух, оставив на своём месте лишь пепелище. Все спокойно вернулись к прежним праздным делам. Милые девушки разносили хмельные напитка по деревянным столикам под открытым небом. Старики собирали вокруг себя ребятню и рассказывали им о былых почти полностью мифических подвигах. А юные умельцы с хохотом перекидывались друг с другом мячом. Жизнь кипела, как пельмени при ста градусах Цельсия.

Но все-таки что-то изменилось. Мир стал не тем, что прежде, реальность исказилась. И, правда, в эту тончайшую ночь нельзя было никуда деться от большого Гелиотического брата. Но сейчас в восьмую минуту третьего часа его - безжалостно жестокого, но уже такого привычного, вдруг не стало. Не ощущался нестерпимый жар его лучей, лишь доносилось их приятное отражение от зеркал и стекл. Да и общий свет стал более холодным, перестал испепелять глаза смотрящего, сделался более человечным что ли... это была настоящая революция! Победа над зверской солнечной тиранией, появление парламента, позволяющего людям parle свои мысли в их свободном образе.

Так, довольный я сидел на лужайке и, радуясь новому лунном восществию, её инаугурации, осушал очередную пинту со сладостным ароматом лесных ягод.

-шшшьяшшш

От травы исходил подозрительный шорох... в ней замелькал небольшой силуэт, движущийся прямо в мою сторону. Безоружный, я был готов к худшему, но надежду на спасение не терял. Оно приблежалось. Когда существо стало совсем близко, у меня задрожал глаз и застучали зубы. Вот он роковой момент!

И вот неожиданность - на меня выходит моя домашняя кошка. Да, да, это была именно она. Смольного цвета – чёрная, как ночь -, змеиноглазая и крайне ласковая. Она сразу взобралась ко мне на колени и зауричала. Это было успокаивающе. Я решил в ответ её погладить, моя рука нежно скользнула по её гладкой шерстке, невольно описав длинную идущую вдоль позвоночника линию.

-мррр, киса, как ты здесь оказалась...

Вдруг кошка подняла вопросительно на меня глаза, и, что было, ну совсем, обескураживающе, сказала:

-ну как так, живём с тобой уж третий год, а я все киса. Я, может, хочу быть

Наташей!

Я был в шоке! Оказывается все три года, я обращался неправильно, к своему главному собеседнику. Что оказалось страшнее: мой главный собеседник все это время слышал меня! Ну и где здесь тогда таинство Исповеди!

-ладно, не бойся, это временное. Год високосный - успокоила меня Наташка

До самого утра мы пролежали с ней на газоне, обсуждая всю мою жизнь за последние три года, чьей невольно свидетельницей смогла стать моя кошка. Она неожиданно (ну а чего здесь ожидать? Я же впервые с ней говорю, даже робею немного. Это было похоже на долгожданную встречу с интернет любовью) оказалась очень эрудированной, для своих получается, по-кошачьи, 16 лет. Она знала и про то, как Басе связан с русскими богатырями, как Кант сделал философию для немцев can, как связан коксующий уголь с бедными декабристами...

Но с первыми лучами солнца мы единодушно решили, что отдохнуть будет лучше дома. Пускай мир уже не тот, лес обновился, душа помылась, земляника отоспалась, луна короновалась, солнце в монастырь подалось, но дом, то где кровать мягка и зеркало с моим отражением, остался все так же со мной. Потому что оно было (и не куда не денется) ещё задолго до звёзд и комет, и прочей чепухи.