|
|||
Глава 15 Кира ВалерьевнаСлужкин сидел в учительской и заполнял журнал. Кроме него, в учительской проверяли тетради еще четверо училок. Точнее, проверяла только одна красивая Кира Валерьевна — водила ручкой по кривым строчкам, что-то черкала, брезгливо морщилась, а три другие училки — старая, пожилая и молоденькая — болтали. — Я вчера, Любовь Петровна, в очереди простояла и не посмотрела шестьдесят вторую серию «Надеждою жив человек», — пожаловалась пожилая. — Что там было? Урсула узнала, что дочь беременна? — Нет, еще не узнала, — рассказала старая. — Письмо-то Фернанда из шкатулки выкрала. Аркадио в больницу попал, и, пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ. — Так ведь Хосе шкатулку забрал к себе… — У него же эта… как ее?.. — Ребекка, которая Амаранту отравила, — подсказала молодая. — Вот… Ребекка же у Хосе остановилась под чужим именем, а он ее так и не узнал после пластической операции. — Почему? Он же подслушал ее разговор с Ремедиос… — Он только про Аркадио успел услышать, а потом ему сеньор Монкада позвонил и отвлек его. — Я бы на месте Аркадио этого сеньора на порог не пустила, — призналась пожилая. — Это потому, что мы, русские, такие, — пояснила старенькая. — А они-то нас во сколько раз лучше живут? Там так не принято. — А что — лучше? — возмутилась молодая училка. — Фернанда — простая медсестра, а у нее квартира какая? — Она же на содержании у этого американца, — осуждающе заметила старенькая. — Я бы и сама пошла на такое содержание, — мечтательно заметила молодая. — Кормит его одними обещаниями, и больше ничего… Служкин закрыл журнал, поставил в секцию и начал одеваться. На улице уже темнело, накрапывал дождь, палая листва плыла по канаве, как порванное в клочки письмо, в котором лето объясняло, почему оно убежало к другому полушарию. Служкин закурил под крышей крылечка, глядя на светящуюся мозаику окон за серой акварелью сумерек. Сзади хлопнула дверь, и на крыльцо вышла Кира Валерьевна. В одной руке у нее была сумка, раздутая от тетрадей, в другой руке — сложенный зонтик. — Подержите, пожалуйста, — попросила она, подавая Служкину сумку. — Тяжелая, — заметил Служкин. — Может, вам помочь донести? — Я близко живу. — Это как понять? — Как хотите, — хмыкнула Кира Валерьевна, выпалив зонтом. — Хочу вас проводить. — Служкин выбросил окурок, и тот зашипел от досады. — Давайте мне и зонтик тоже, а сами возьмите меня под руку. Кира Валерьевна, поджав губки, отдала зонтик и легко взяла Служкина под локоть. Они сошли с крыльца. — Отгадайте загадку, — предложил Служкин. — Моя четырехлетняя дочка сочинила: открывается-закрывается, шляпа сломается. Что это? — Зонтик, — сухо сказала Кира Валерьевна. — Я бы не подумала, что у вас уже такая взрослая дочь… — Так что ж, человек-то я уже пожилой… — закряхтел Служкин. — А у вас кто-нибудь есть? Сын, дочка, внук, внучка?.. — То есть вам интересно, замужем я или нет? — А разве найдется какой-нибудь мужчина, чтобы ему это было неинтересно, особенно если он красив и умен чертовски? Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась. — Не замужем, — вызывающе сказала она и посмотрела на Служкина. — Я так и надеялся. А какой предмет вы ведете? — Немецкий. — Когда-то и я изучал в университете немецкий, — вспомнил Служкин. — Но сейчас в голове осталось только «руссиш швайн» и «хенде хох». Не подскажете, как с немецкого переводится сонет: «Айне кляйне поросенок вдоль по штрассе шуровал»? Кира Валерьевна засмеялась: — Вы что, литературу ведете? — Географию, прости господи. — Точно-точно, припоминаю. — Она скептически кивнула. — Что-то про вас говорили на педсовете… Стихи вы какие-то, кажется, ученикам читали, да? — Жег глаголом, да назвали балаболом, — согласился Служкин. — В самокритичности вам не откажешь. — Посмеяться над собой — значит лишить этой возможности других, — назидательно изрек Служкин. — Это не я сказал, а другой великий поэт. Они остановились у подъезда высокого девятиэтажного дома. — Мы пришли. — Кира Валерьевна забрала сумку и зонтик. — Спасибо. — А мы еще, Кира, вот так же прогуляемся? — спросил Служкин. — А разве мы пили на брудершафт? — А разве это трудно? — улыбнулся Служкин. — Что ж, дальше будет видно, — усмехнулась Кира. — Как хоть тебя?.. Витя? До свидания, Витя. Она развернулась и вошла в подъезд.
|
|||
|