В. Вересаев. Наплевать! Борьба за право (Рудольф фон Иеринг). В. Вересаев. Наплевать!. Борьба за право

В. Вересаев

Наплевать! Борьба за право (Рудольф фон Иеринг)

В. Вересаев

Наплевать!

Борьба за право

Всякое наше право создано борьбою. И прочны всѣ наши права только до тѣ хъ поръ, пока мы готовы за нихъ бороться. Это можно одинаково сказать и про право отдѣ льнаго человѣ ка, и про права народа.

Въ давнія, первобытныя времена человѣ къ сталъ приручать дикихъ животныхъ, – коровъ, козъ, овецъ, приручилъ и сказалъ: " это мое стадо! " Вырубилъ участокъ лѣ са, выкорчевалъ пни, распахалъ, засѣ ялъ землю и сказалъ: " Это моя земля! " Онъ въ правѣ былъ бы ждать, что всякій признаетъ за нимъ его собственность: онъ трудился, приручалъ, рубилъ, пахалъ. Хочется другому имѣ ть стадо или пашню, – поработай, потрудись, какъ я! Звѣ рья въ лѣ сахъ много, земли, – сколько угодно. Однако недовольно было человѣ ку сказать: " это мое! ", чтобы всѣ другіе признали за нимъ его право. Пришелъ другой человѣ къ, – и отобралъ у него его стадо, и снялъ за него хлѣ бъ съ пашни. И только тогда всѣ признаютъ за нимъ его право на его стадо и землю, только тогда никто не станетъ его трогать, когда человѣ къ покажетъ, что онъ умѣ етъ отстоять свое право и никому не позволитъ нарушить его.

Теперь представимъ себѣ, что рядомъ съ этимъ человѣ комъ другіе люди тоже завели себѣ по стаду или обработали по участку земли. Всѣ мъ имъ будетъ очень выгодно соединиться вмѣ стѣ и сообща защищать отъ чужихъ людей свое право на владѣ ніе скотомъ и землею. Если какой хищникъ обидитъ одного, – за него станутъ всѣ, всѣ заступятся за каждаго, потому что иначе сегодня обидятъ другого, а завтра – меня. Но чтобы дѣ ло было по‑ прочнѣ е, люди устанавливаютъ законъ, что стадо принадлежитъ тому, кто его вырастилъ, а земля тому, кто ее обработалъ. Согласны‑ ли другіе люди съ такимъ закономъ, или нѣ тъ, – все равно: имъ теперь приходится подчиниться не только потому, что это справедливо, а и потому, что, если кто попытается нарушить законъ, то все общество дружно встанетъ на защиту своего права и заставитъ человѣ ка подчиниться закону.

Такъ было въ древнія времена. Такъ было позже. Такъ оно и теперь. Всякій законъ, всякое право соблюдаются лишь тогда, когда за ними стоитъ сила, готовая ихъ защищать. Также и всякое новое право, всякій новый законъ можно завоевать только борьбою. Пока человѣ къ проситъ и ходатайствуетъ, онъ ничего не добьется. Защитникамъ старыхъ правъ невыгодно отказываться отъ нихъ, и уступаютъ они только силѣ. И вотъ тогда другъ противъ друга стоятъ двѣ партіи, два класса. И оба заявляютъ что они стоятъ за право. Только одни стоятъ за право прошедшее, за то, чтобы, все осталось такъ, какъ есть. Другіе стоятъ за право будущее, за то, чтобы стало иначе, чѣ мъ теперь; они стоятъ за вѣ чно‑ новое рожденіе и обновленіе права.

Путемъ такой вѣ ковой борьбы, упорной и жестокой, наріодъ добывалъ себѣ всякое новое право, – уничтоженіе рабства, крѣ постничества, свободу слова и вѣ ры, право самому распоряжаться своею судьбою. Куда мы ни посмотримъ, мы вездѣ увидимъ, что рожденіе права, какъ и рожденіе человѣ ка, сопровождается тяжелыми родовыми муками.

Ни одно новое право не дается народу само собою. Онъ долженъ за него бороться и спорить, сражаться и истекать кровью. Слѣ дуетъ‑ ли жалѣ ть, что это такъ? Именно страданія и борьба создаютъ между народомъ и его правами такую‑ же внутреннюю связь, каку между матерью и ребенкомъ создаютъ материнскія родильныя муки и опасность смерти. Дареное право, или право, добытое безъ труда, это – то же самое, что ребенокъ, найденный подъ капустнымъ листомъ: кто станетъ его особенно беречь? Первая встрѣ чная собака яли ворона утащитъ его изъ‑ подъ капустнаго листа, и никто даже не замѣ титъ этого. Но мать, въ крови и мукахъ родившая дитя, сумѣ етъ сберечь его и не позволитъ отнять у себя.

Точно такъ же и народъ никогда не отдастъ назадъ тѣ хъ правъ и учрежденій, которыя онъ завоевалъ кровавымъ трудомъ. Можно прямо сказать: народъ тѣ мъ сильнѣ е любитъ свои права, тѣ мъ упорнѣ е готовъ защищать ихъ, чѣ мъ труднѣ е онъ ихъ добылъ, чѣ мъ дольше и настойчивѣ е за нихъ боролся. Крѣ пкая связь народа съ его правами вытекаетъ не изъ привычки, а изъ жертвъ. Если судьба благоволитъ къ какому‑ нибудь народу, то она не даритъ ему того, въ чемъ онъ нуждается, и не облегчаетъ ему пути къ его достиженію, а, наоборотъ, затрудняетъ ему этотъ путь. Въ этомъ смыслѣ можно сказать съ полною рѣ шительностью: борьба, которая потребна для рожденія права, есть не проклятіе, а благословеніе.

Не только весь народъ, но и каждый человѣ къ въ отдѣ льности каждую минуту долженъ быть готовъ защищать свое право.

Скажемъ, кончилъ плотникъ въ городѣ свою работу, спѣ шитъ ѣ хать въ деревню. А хозяинъ при расчете обчелъ его на рубль. Чтобы взыскать съ хозяина этотъ рубль, нужно на нѣ сколько дней задержаться в городѣ, нужно ходить по всякимъ мѣ стамъ, обращаться, можетъ быть, къ адвокату. Въ десять, въ двадцать разъ больше проживешь и просудишь! Стоитъ‑ ли такъ канителиться изъ‑ за рубля? Конечно, пріятно бы проучить мерзавца‑ хозяина, да что подѣ лаешь? Выругается рабочій, скажетъ хозяину: " разживайся, подлецъ, съ моихъ денегъ! " – и уѣ детъ въ деревню.

Плотникъ поступилъ, какъ будто, правильно: большiя‑ ли деньги рубль? Стоитъ‑ ли изъ‑ за нихъ терять десять, двадцать рублей? Разсчетъ прямой. Но онъ не разсчиталъ одного: именно потому‑ то хозяинъ и обсчиталъ его, что знаетъ русскаго человѣ ка, знаетъ, что онъ не умѣ етъ постоять за свои права. Если бы каждый обсчитанный рабочій твердо и упорно боролся за свое право съ хозяиномъ, хозяинъ не посмѣ лъ бы жульничать при расчетѣ. Главное дѣ ло тутъ вовсе не въ рублѣ, не въ убыткѣ, а въ поруганномъ правѣ, въ совершенной надъ человѣ комъ несправедливости. Противъ этого человѣ къ обязанъ бороться всѣ ми силами, не разсчитывая рублей и копеекъ.

Скажемъ теперь, пріѣ халъ какой‑ нибудь англичанинъ въ чужой городъ. Прожилъ онъ, сколько ему было нужно, уѣ зжаетъ. Хозяинъ гостиницы насчиталъ на него лишній гривенникъ. Англичанинъ ни за что не заплатитъ его. Какъ бы онъ ни спѣ шилъ, – онъ останется въ городѣ на неделю, на мѣ сяцъ, затративъ сто, двѣ сти рублей лишнихъ; но своего добьется, и гривенника хозяину не заплатитъ.

Русскому человѣ ку это будетъ только смѣ шно. Онъ скажетъ:

– Ну, что за сутяжничество! Стоитъ‑ ли того! Сколько хлопотъ, непріятностей, – и все изъ за какого‑ то гривенника! Какъ не стыдно!

Иной добрый человѣ къ даже готовъ будетъ пожертвовать англичанину собственный гривенникъ, чтобы только избавить его отъ всѣ хъ этихъ хлопотъ, и очень удивится, если англичанинъ съ негодованіемъ откажется. Чего же ему нужно?

Англичанину нужно, чтобы никто не смѣ лъ нарушать его правъ. За это онъ готовъ бороться до послѣ дней копейки, до послѣ дняго издыханія. Въ этомъ‑ то вотъ и есть причина того, что въ Англіи царствуетъ настоящая свобода, что никто не смѣ етъ нарушить правъ англійскаго гражданина. Всѣ знаютъ, что за свое право англичанинъ будетъ держаться и зубами, и ногтями, что противъ малѣ йшаго его нарушенія онъ будетъ бороться изо всѣ хъ своихъ силъ и успокоится только тогда, когда возстановитъ свое право.

У насъ – какъ разъ наоборотъ.

Русскій писатель Глѣ бъ Успенскій разсказываетъ вотъ про какой случай. Ехалъ онъ какъ‑ то на пароходѣ но Волгѣ. Въ буфетной каютѣ сидѣ ли за столикомъ нѣ сколько человѣ къ и пили чай. А рядомъ за бутылкою водки сидѣ лъ урядникъ; подвыпилъ онъ уже порядочно.

Пароходъ отошелъ отъ города Углича. Одинъ изъ собесѣ дниковъ сталъ разсказывать, какъ императоръ Николай Первый когда‑ то осматривалъ Угличъ. Есть тамъ очень древній дворецъ. Одинъ купецъ и поусердствовалъ: закрасилъ на дворцѣ всѣ старинные рисунки, раззолотилъ букетами, ждетъ, что царь его похвалитъ. А царь, какъ увидалъ, – разсердился: " какой дуракъ посмѣ лъ это сдѣ лать?! "

Урядникъ вдругъ какъ вскочитъ:

– Ка‑ акъ?.. Дуракъ? … Про священныхъ особъ?!.. Протоколъ!

Поднялъ цѣ лый скандалъ. Оретъ:

– Про государя‑ императора такія слова?.. Нѣ тъ‑ съ, господа политическіе! Не позволю‑ съ! Нѣ тъ‑ съ!

– Да ты съ ума сошелъ! Чучело пьяное!

Урядникъ дрожалъ отъ злобы и трясъ пальцемъ передъ лицомъ каждаго изъ обвиняемыхъ.

– Не поз‑ во‑ лю! Не позволю политическихъ поступковъ!

– Не смѣ й, пьяный ты человѣ къ, позорить насъ передъ народомъ!

Урядникъ кричалъ:

– За носъ! За носъ политическихъ преступниковъ! Не уйдетъ отъ меня! За носъ, за носъ его, въ темненькое мѣ сто!

Хотя онъ и былъ озлобленъ, и трясъ грозящимъ пальцемъ у лица каждаго подсудимаго, но исполнить этого не посмѣ лъ и вмѣ сто того на самомъ себѣ представилъ, какое униженіе будетъ для преступника, если онъ, урядникъ, приведетъ въ дѣ йствіе свое право. Злоба его была такъ велика, что онъ рѣ шительно забылъ о собственномъ своемъ носѣ и теребилъ его съ тою‑ же злобою, какъ бы у него въ рукакъ былъ носъ преступника.

– Оторвешь носъ‑ то! – громко сказалъ кто‑ то изъ толпы.

Но урядникъ не унимался.

– Вотъ какъ! Вотъ какъ‑ съ! Пожалуйте, господинъ преступникъ, въ контору для протокола!

И онъ самъ притянулъ себя за носъ книзу, согнулся, какъ согнулся бы, по его мнѣ нію, преступникъ, и, дергая за воображаемый носъ, изображалъ, какъ онъ неумолимо тянетъ преступника съ парохода въ контору.

– Вѣ дь, ей‑ Богу, оторветъ носъ‑ то!

– Брось! Носъ‑ то посинѣ лъ!

Всѣ кругомъ хохотали, но обвиняемые, на которыхъ оралъ урядникъ, сами находили, что надобно составить протоколъ на слѣ дующей‑ же пристани и вызвать исправника.

– Исправника?! – неистово захрипѣ лъ урядникъ и показалъ шишъ. – Вотъ что исправникъ для меня означаетъ! Моя священная обязанность… Вотъ что мнѣ исправникъ!

Капитанъ парохода сказалъ:

– Очень жалѣ ю, что не ссадилъ тебя на мели.

– Ссадите его, въ самомъ дѣ лѣ, на берегъ!

– Нѣ тъ, пускай протоколъ пишетъ. Посмотримъ. Мы и сами протоколъ составимъ!

Урядникъ опять показалъ кукишъ:

– Вотъ! Выкуси, политическій!

Наконецъ, пришли къ пристани. Урядникъ нисколько не унимался.

– Извольте‑ съ пожаловать въ контору!

И быстро запрыгалъ по мосткамъ на пристань. За нимъ пошли всѣ обвиняемые, чтобы посмотрѣ ть, что будетъ творить урядникъ. Городовой побѣ жалъ въ городъ къ исправнику. Постороннюю публику урядникъ удалилъ изъ конторы и оставилъ только преступниковъ. Урядникъ принялся строчить. Но едва онъ спросилъ одного изъ преступниковъ: " имя? ", – какъ этотъ преступникъ, а за нимъ и всѣ прочіе ушли вонъ изъ конторы.

– Нѣ тъ, когда пріѣ детъ исправникъ, такъ ты тогда прежде всѣ хъ имя‑ то свое говори, а потомъ уже и мы скажемъ!

Ожиданіе пріѣ зда исправника нѣ сколько подбодрило публику. Явилась даже надежда упечь безобразника, такъ какъ было много свидѣ телей его безобразій. Но исправникъ не пріѣ халъ, а пріѣ халъ довольно поспѣ шно помощникъ пристава. Безобразникъ встрѣ тилъ его, какъ большого пріятеля, потрепалъ даже по плечу.

Обвиняемые всѣ столпились около помощника пристава. Капитанъ былъ до глубины души возмущенъ своевольствомъ на его пароходѣ, и настоятельно требовалъ составленія протокола о поступкахъ безобразника. Но сами обвиняемые сильно подпортили дѣ ло.

Они такъ‑ же громко и раздраженно предъявили свои требованія, какъ и капитанъ, но понемногу въ этихъ требованіяхъ стало слышаться слово:

– Наплевать!

Безобразникъ былъ въ это время совершенно уже не при чемъ. На лицѣ его водворилось полное спокойствіе, и онъ только по временамъ ощупывалъ свой носъ, хотя при этомъ подмигивалъ помощнику. – " Наплевать! " – сказано было съ глубочайшимъ негодованіемъ, нѣ сколько разъ, нѣ сколькими обвиняемыми. Это рѣ шеніе до чрезвычайности обрадовало помощника пристава. Пока публика шумѣ ла и галдѣ ла, онъ все только пожималъ плечами и старался доказать, что тутъ произошло " прискорбное недоразуменіе". Но когда публика провозгласила –" наплевать! ", – онъ сразу понялъ, что безсмыслица, какъ всегда, кончится ничѣ мъ.

Прижимая руки къ груди въ знакъ полнѣ йшаго согласія, помощникъ пристава восклицалъ:

– Вотъ именно, – наплевать‑ съ! Наплевать! Вполнѣ и исключительно наплевать. И конецъ дѣ лу! Почему‑ же предпочитать непріятности? Я составилъ бы, непремѣ нно составилъ бы протоколъ, но безпокойство не стоитъ игры свѣ чъ!

– Наплевать! Наплевать! Наплевать!..

Этими возгласами оглашался пароходъ, отчаливая отъ пристани, а урядникъ шелъ вмѣ стѣ съ помощникомъ пристава, обнявъ его по‑ пріятельски за спину.

* * *

" НАПЛЕВАТЬ! " Вотъ чисто‑ россійское, родное, наше словцо! Этимъ словцомъ мы защищаемся отъ всѣ хъ непорядковъ и неустройствъ жизни, этимъ словцомъ замѣ няемъ борьбу за право. Какъ говорилъ номощникъ пристава: " наплевать, – и конецъ дѣ лу! Почему‑ же предпочитать непріятности? " Слишкомъ мы боимся всякихъ непріятностей, слишкомъ оберегаемъ свое душевное спокойствіе. И не можемъ понять одного: у кого нарушаютъ права, и кто на это только говоритъ: " наплевать! ", – на того и на самого всегда будутъ только плевать.

Кто борется за свое право, тотъ борется не только за себя, но и за всѣ хъ. Въ описанномъ случаѣ съ урядникомъ это можно почувствовать вполнѣ ясно: пьяный безобразникъ наскандалилъ, набросился на невинныхъ людей, на нихъ‑ же сталъ составлять протоколъ. А люди, когда явилась возможность сократить безобразника и подвести его подъ отвѣ тственность, сразу остыли, махнули рукою и нашли въ своей душѣ только одно слово: " наплевать! " Ясное дѣ ло, урядникъ на будущее время еще больше распояшется, станетъ еще нахальнѣ е, всѣ отъ него станутъ еще больше страдать, – и это потому, что люди, которые должны были дать ему отпоръ, оставили безобразника безнаказаннымъ. И онъ привыкаетъ къ этой безнаказанности, привыкаетъ съ легкою душою топтать ногами права людей.

Трудно жить въ странѣ, гдѣ люди вяло и равнодушно смотрятъ на попраніе своихъ правъ. И ужасна въ такой странѣ судьба тѣ хъ немногихъ смѣ льчаковъ, которые не мирятся съ этимъ и упорно борятся за свое право. Союзниковъ у нихъ нѣ тъ, они борятся въ одиночку среди всеобщей трусости и неподвижности. Вмѣ сто того, чтобы помочь имъ въ ихъ борьбѣ, вмѣ сто того, чтобы присоединиться къ нимъ, люди только посмѣ иваются надъ ихъ пыломъ, говорятъ: " стоитъ того! " И одиночные борцы терпятъ пораженіе, и беззаконіе въ странѣ все больше разрастается.

Въ этомъ нужно винить не только тѣ хъ, кто творитъ беззаконія, но еще больше тѣ хъ, кто допускаетъ дѣ лать это. Людямъ говорятъ: " поступай справедливо", " не нарушай чужихъ правъ". Это очень хорошо, но еще важнѣ е говорить имъ: " не допускай надъ собою несправедливости", " борись противъ нарушенія твоихъ правъ". Такая уже у человѣ ка природа: мало кого изъ людей удержитъ отъ несправедливости собственная его совѣ сть. Но всякій поостережется нарушить право другого, если знаетъ, что его попытка встрѣ титъ со стороны обижаемаго рѣ шительный и смѣ лый отпоръ.

Мы ясно теперь увидѣ ли, что защита своего права, это – обязанность человѣ ка не только передъ собою, но и передъ всѣ мъ обществомъ. Въ СВОЕМЪ правѣ человѣ къ вмѣ стѣ съ тѣ мъ защищаетъ законъ, а въ законѣ – весь необходимый порядокъ жизни. Отказъ отъ защиты своего права есть трусливое бѣ гство изъ жизни. Право и справедливость процвѣ таютъ въ странѣ не потому только, что судьи сидятъ въ своихъ камерахъ, а вездѣ, гдѣ нужно, стоитъ полиція или милиція. Нѣ тъ, каждый гражданинъ со своей стороны долженъ содѣ йствовать поддержанію права. Каждый долженъ бороться съ произволомъ и беззаконіемъ, гдѣ они только обнаружатся. КАЖДЫЙ ИЗЪ НАСЪ – УРОЖДЕННЫЙ БОРЕЦЪ ЗА ПРАВО ВЪ ИНТЕРЕСАХЪ ОБЩЕСТВА.

Мы должны бороться съ беззаконіемъ не только тогда, когда оно касается насъ, но и когда затрагиваетъ другого. Вотъ этого мы уже совсѣ мъ не можемъ понять. Когда меня самого обидѣ ли, – ну, это понятно. Но зачѣ мъ‑ же я буду соваться въ дѣ ла другого? И мудрыя пословицы русскія этого не совѣ туютъ: " двѣ собаки дерутся, третья не приставай", " моя хата съ краю, ничего не знаю", и много еще другихъ пословицъ.

Человѣ ка на нашихъ глазахъ изобидѣ ли, опозорили. Вмѣ сто того, чтобы вмѣ шаться, заступиться за обиженнаго, мы поскорѣ е спѣ шимъ прочь: " ну, ихъ! Еще въ свидѣ тели попадешь! " Пьяный отецъ бьетъ на нашихъ глазахъ ребенка, а мы: " чего соваться? Его дѣ ло. Онъ отецъ". Посадилъ кто‑ нибудь на дорогѣ или на улицѣ передъ домомъ рядъ молодыхъ березокъ. Озорникъ‑ мальчишка примется ихъ выдергивать. А мы равнодушно проходимъ мимо, и никто не остановитъ озорника: " намъ какое дѣ ло? Не мы сажали".

Посмотрите, что сейчасъ творится у насъ во всѣ хъ общественныхъ садахъ и паркахъ. Люди ходятъ по травѣ, валяются по ней, рвутъ цвѣ ты, ломаютъ вѣ тки, рѣ жутъ ножами кору деревьевъ. И всѣ смотрятъ на это равнодушно. А если и найдется кто, если примется стыдить безобразниковъ, то никто его не поддержитъ. Не только не поддержитъ, а даже съ удивленіемъ уставится на него: " ему‑ то что? Сторожъ онъ, что‑ ли? " Мелкій примѣ ръ, а между тѣ мъ и на немъ видно, какіе мы еще плохіе граждане, какъ, не умѣ емъ мы стоять за общественное достояиіе и за общее право. Заграницей невозможно ничего подобнаго. Попробуй тамъ кто‑ нибудь сломать въ общественномъ саду вѣ тку или пройтись по грядкѣ съ цвѣ тами: вся публика сейчасъ‑ же набросится на безобразника и сократитъ его. Всякий гражданинъ считаетъ себя тамъ не только въ правѣ, но и за обязанность свою считаетъ оберегать общественное добро и защищать общественное право.

* * *

Каждый обязанъ всѣ ми силами бороться за возстановленіе своего поруганнаго права. И нельзя себѣ говорить: " это мелочь, пустяки! Не стоитъ тратить на это времени и силъ". Кто привыкъ поступаться своимъ правомъ въ мелочахъ, тотъ не станетъ бороться за него и въ серьезныхъ случаяхъ. Въ мелкой борьбѣ каждаго отдѣ льнаго человѣ ка за свое право по каплѣ создается и собирается та сила, которая творитъ въ государствѣ общія, большія права народа. Ежедневная борьба за свои мелкія права – вотъ та школа, въ которой народъ получаетъ свое государственное воспитаніе. Если вы хотите знать, какъ будетъ народъ защищать при нуждѣ свои государственныя права, обратите вниманіе на то, какъ защищаютъ отдѣ льные граждане свое право въ частной жизни.

Вспомнимъ англичанина, котораго обсчитали въ гостинницѣ на гривенникъ. Въ этомъ гривенникѣ, изъ‑ за котораго онъ такъ упорно борется, лежитъ все государственное развитіе Англіи, вся ея свобода и законность. Гдѣ каждый такъ упорно отстаиваетъ свои даже мельчайшія права, тамъ никто не осмѣ лится отнять у народа его высшихъ, самыхъ дорогихъ ему благъ.

На это мнѣ скажутъ:

– Да, англичанину‑ то хорошо бороться за каждый гривенникъ. У нихъ тамъ законы справедливые. Если человѣ къ правъ, то всегда своего можетъ добиться. А какъ у насъ‑ то было въ царское время: судись, не судись, – правъ всегда останется тотъ, кто сильнѣ е.

Это – возраженіе справедливое. Царское правительство хорошо понимало, что нужно всячески убивать въ народѣ готовность бороться за свое право. А самое вѣ рное для этого средство, – сдѣ лать борьбу, какъ можно, труднѣ е, сдѣ лать законы такими, чтобы къ нимъ страшно было и подойти. Всякій старался держаться подальше отъ судовъ и полиціи, всякій повторялъ себѣ: " съ сильнымъ не борись, съ богатымъ не тянись". Люди привыкли смиренно переносить всѣ несправедливости, считать ихъ такими‑ же неизбѣ жными, какъ слякоть осенью или морозъ зимою. И въ утѣ шеніе говорили себѣ: " Богъ съ нимъ, съ подлецомъ! Господь ему отплатитъ! " И дѣ тей своихъ учили:

Ниже тоненькой былиночки

Надо голову клонить,

Чтобъ на свѣ тѣ сиротиночкѣ

Безпечально вѣ къ прожить.

Царскому правительству было очень выгодно, что русскій народъ – такой смирный и терпѣ ливый народъ, что онъ такъ мало думаетъ о своихъ правахъ. И оно всячески старалось забить его еще больше. Получался какой‑ то волшебный кругъ: правительство не встрѣ чало отпора со стороны вялаго, приниженнаго народа, и потому попирало его права. А, попирая его прада, дѣ лало народъ еще болѣ е вялымъ и приниженнымъ.

Теперь все измѣ нилось. Царская власть пала, народъ самъ управляетъ своею судьбой. Теперь онъ имѣ етъ возможность твердо и увѣ ренно бороться за свое право.

Но проклятое наслѣ діе царской власти, какъ дурная болѣ знь, въѣ лось въ тѣ ло и кровь русскаго человѣ ка. Долго и трудно придется ему еще поработать, чтобы привыкнуть бороться за свое право и научиться уважать право другихъ, и считать своимъ долгомъ стоять за общее право. А для этого онъ всегда долженъ помнить вотъ что:

БОРЬБА ЕСТЬ ВѢ ЧНАЯ ОСНОВА ПРАВА.

Безъ борьбы нѣ тъ права, какъ безъ труда нѣ тъ собственности. Человѣ ку было сказано: " въ потѣ лица твоего долженъ ты зарабатывать хлѣ бъ свой. " Но еще важнѣ е постоянно повторять ему:

ВЪ БОРЬБѢ ОБРѢ ТЕШЬ ТЫ СВОЕ ПРАВО!

Съ той минуты, какъ пропадетъ готовность права къ борьбѣ, погибнетъ и само право. И къ праву относятся слова поэта:

Узнай‑ же высшей мудрости законъ:

Лишь тотъ достоинъ жизни и свободы,

Кто вѣ къ за нихъ бороться принужденъ.