Аннотация

К. ТРАП ДЖОНС

СНАЧАЛА УБЕЙ ВОРОНА;
БАБОЧКА

Аннотация

К. Трап Джонс - американский автор, 3-кратный номинант на премию " Сплаттерпанк", сценарист и соучредитель издательства Evil Cookie Publishing - представляет сборник своих лучших произведений за последние десять лет (Парад Сумасшедших). Ниже представлены два рассказа из этой антологии. " Сначала убей ворона" - это прямая отсылка к Эдгару Аллану По, и его известному " Ворону". Не для кого не секрет, что писатель умер в достаточно молодом возрасте, а все свои заработки спускал в кабаках. Известность к нему пришла, только после смерти. Рассказ-размышление - " Бабочка" - основан на теории Рэя Брэдбери с его " эффектом бабочки", который гласит что изменения в прошлом всегда скажутся в будущем. И вот вопрос - бабочка - это символ надежды или предвестник конца света?

“Lunatic Parade” by K. Trap Jones
Copyright © 2020 by K. Trap Jones - " KILL THE RAVEN FIRST"
Copyright © 2014 by K. Trap Jones - " The Butterfly"
© Хотимченко. К. А, перевод на русский, 2022
https: //vk. com/litskit

Перевод выполнен исключительно в ознакомительных целях и без извлечения экономической выгоды. Все права на произведение принадлежат владельцам авторских прав и их представителям.

* * *

Эти придурки ничего не понимают.

Это простое понятие, но в то же время слишком сложное и ослепленное насилием. Часто люди гибнут от подавляющей бомбардировки эмоцией гнева. Такая бесполезная, жалкая реакция, которую я, очевидно, вызываю у людей, с которыми общаюсь. Дело не в том, что я провоцирую хаос; дело в том, что хаос прилипает ко мне, как нежелательный струп. Я не знаю, когда все пошло не так, но я явно застрял в водовороте смерти; бесконечный цикл безумных исходов определяет мое пребывание в царстве чистилища. Переработанная смерть кажется единственной константой в этой психотической петле, в которой я нахожусь. Однако на протяжении нескольких смертей, которые я пережил, была одна постоянная.

Ворон.

Одинокий ворон появился из ниоткуда, как раз вовремя, когда моя ситуация ухудшилась. Этот пернатый урод прилетел посмотреть на шоу. Он не предлагает никакой помощи, когда она нужна, но оживляется, когда я встречаю жестокую смерть. Впервые я заметил его несколько недель назад, когда сидел в одиночестве в таверне. Спрятавшись в тени, занимаясь своими делами, я пил до тех пор, пока мир не стал туманным и простым. Когда я направился в уборную, то, очевидно, споткнулся о пустую бутылку, спрятанную в грязи на полу. Мой бокал с коктейлем столкнулся со лбом мужчины, когда я налетел на другого, опрокинув его назад на табурет. Мне не повезло, и я думал, что простая извиняющаяся улыбка выровняет ситуацию, но вместо этого получил удар кулаком в подбородок. Не любитель физического насилия, мой разум метался в поисках лучшего способа избавиться от ситуации, но не предложил ничего, кроме очередной улыбки и нескольких неудачных смешков. В ответ тяжелый ботинок выиграл битву с моим носом, раздробив хрящ и окрасив мои усы в пунцовый цвет. В этот момент через открытое окно бара влетел он - ворон.

Сидя на винной стойке, он просто наблюдал. Разбитая бутылка эля рассекла мою шею, позволив моему адамову яблоку свободно болтаться. В состоянии шока и с трудом справляясь с потоками крови, я попытался собрать шею обратно, но мои колени подкосились от слабости. Двое мужчин убежали из бара, оставив за собой кровавые следы на полу.

Булькая и захлебываясь собственной кровью, я лежал на земле, глядя на потолочные балки. Давление било мне в грудь, когда ворон приземлился. Его когти глубоко вонзились в кожу, захватывая мою грудную клетку.
- Вы, должно быть, По, - сказал он высоким голосом.
Не говоря ни слова, мои глаза ответили ему дрожью в своих глазницах, словно умоляя его спасти меня.
- О, я здесь не для того, чтобы спасать тебя, - ответил ворон.

Паника сжимала мой позвоночник, когда зрение стало пропадать. А через миг исчезало полностью.

Я проснулся на бесплодной дороге. Проникновение облаков грязи через ноздри заставило меня проснуться. Моим глазам предстала пустошь из пыли и сгнивших деревьев. Между перекрестками стоял истлевший указатель, выделявшийся на фоне потемневшего оранжевого неба. На одной из досок был вырезан Тартар, а на другой - Стикс. Мое сердце заколотилось в горле. Пальцами я очертил продолговатый шрам на горле, оставшийся после недавней стычки. Мой черный костюм был заляпан грязью и засохшей кровью, но это была наименьшая из моих проблем. С горизонта я увидел, что он приближается. Убегая, я обогнул дерево и вернулся прямо к указателю, где теперь появился черный ворон.
- Я не думаю, что это так работает, - сказал он, трепеща крыльями.
- Что ты хочешь от меня? - спросил я, задыхаясь.
- Ничего.
- Тогда позволь мне уйти.
- Я не могу этого сделать, - сказал он, почесывая голову.
- Тогда ты, должно быть, чего-то хочешь.
- Не совсем.
Дорога сдвинулась и превратилась в единое целое, настолько большое, что заслонило собой небо.
- Тогда помоги мне, - потребовал я.
- Я сделаю это, как только ты умрешь.
- Нет, нет, пожалуйста, я не хочу возвращаться снова.

Из облаков появилась большая коса и взметнулась параллельно земле, рассекая сгустившийся воздух, разделяя газы атмосферы. Лезвие рассекло обе мои коленные чашечки сзади, смяв кости. Нижняя часть обеих ног пошла в противоположном направлении от туловища. Пробивая когтями путь в грязи, я смог продвинуться лишь на некоторое расстояние, прежде чем холодный ветер от раскачивающейся косы снова зазвенел, зашумел в глазах. Опустив голову в грязь, я защищался, как мог, но сильная агония, когда мои руки освобождали от запястий, заставила мой разум подчиниться. Стресс от этого испытания захлестнул мои мысли и поверг меня в безумие. Перевернувшись на спину, я устроил ворону еще один раунд.
- Как дела?
Прозвучал самй идиотский вопрос, в моей ситуации. Смех от безумия приводил в движение мои телесные функции.
- Да пошел ты, - ответил я, сплевывая кровь.
Высоко в небе появилось мерцание металла, забрызганного кровью.
- Упс, мне лучше не двигаться, - заявил ворон, прежде чем взлететь.

Желчь брызнула из моего рта, когда заточенное лезвие прорвало мою грудную клетку, разделив меня на две равные части. Металл прорезал грунтовую дорогу, когда его потащило вниз, к моей груди. Разрезав мою промежность, как утреннюю колбасу, лезвие продолжало двигаться, пока не вырвалось из моей плоти. Все еще живой, но неспособный двигаться, я мог только смотреть на облака в поисках покоя. Вместо этого ворон приземлился мне на лоб.
- Знаете, иногда я вижу разные вещи, когда смотрю на облака, - сказал он.
- Пожалуйста, пусть это прекратится, - умоляла я его.

Вместо слов он позволил свежему, теплому жидкому дерьму, стекающему по моему лицу, сделать это за него. В каком-то извращенном смысле мое отвращение к нему помогает мне пережить боль, но невозможность ухватиться за его маленькую, блядскую шею расстраивает меня. Я снова умер на той грунтовой дороге, но, проснувшись, увидел, как ворон собирает меня обратно. С бечевкой в клюве он пришивал мою руку. Он просунул клюв в мое отрубленное запястье, чтобы пропустить через него бечевку. Захватив когтями мое предплечье, он смог получить необходимый рычаг, чтобы плотно соединить две раскромсанные части.
- Я не люблю человеческую плоть, - поделился он, собирая больше бечевки. - Вонь от ран мне не по душе.

Слезы текли из моих глаз. Не от боли или страдания, а от несчастья и депрессии. С каждым натяжением веревки мое тело смещалось. У меня больше не было ничего, ни мыслей, ни действий. Дать мне жить и снова дышать - вот единственная функция ворона. Если бы только его не было рядом, когда смерть постучалась, я мог бы мирно дремать в лапах своей смерти.

Это был ключ. Если ворон не был там; если каким-то образом моя смерть не находилась под его бдительным оком. На перекрестке не было места, где можно было бы остаться одному. Ворон кружил над головой, как стервятник, ожидая, когда улетит раненая добыча, и бежать было невозможно. Мои тикающие карманные часы дали прилив вдохновения, когда я заметил треснувшее стекло. Не привлекая к себе внимания, я вытащил зазубренное стекло из приспособления и крепко зажал его под рукавом куртки. Сведя руки вместе, я быстро вонзил заостренный край в запястье. Не поморщившись и не издав ни звука, я глубоко разрезал свою плоть, стараясь задеть основные вены. Мое дыхание участилось, а сердце бешено колотилось, когда кровь вырвалась фантаном наружу. Чтобы скрыть поток крови от ворона, я положил дрожащую руку в карман. Перенасыщенная влагой внутренняя подкладка не выдержала жидкости, которая потекла по ноге и попала в ботинок. Прокатившись вперед, кровь достигла лодыжки и пролилась лужей на дорогу.
- Что ты там такое делаешь? - спросил ворон, нависнув надо мной.
- Ничего, - сказала я, пытаясь сосредоточиться на каждом своем шаге и звуке.
- Я чувствую запах крови, я чувствую вкус смерти, - ответил он, оглядывая меня с ног до головы. - Ты пытаешься умереть так, чтобы я не знал?
Прислонившись к гнилому дереву, я нуждался в отдыхе.
- Надеюсь, что нет, потому что это было бы жульничеством, а я не люблю жуликов, - объяснил ворон, садясь на ветку. - На самом деле, обман был бы основанием для дополнительных страданий. Ты думаешь, что испытал все, что я могу предложить?
- Пожалуйста, нет! - сказал я с затухающим зрением.
- Есть еще столько всего, что можно отдать; есть еще столько всего, что можно вынести.

Ствол дерева сдвинулся, отчего земля треснула. Плотная кора отвалилась, а ветви закрутились и затрещали. Тяжелая ветка пробила тоннель в моей спине и торчала из грудины. Переломив мой позвоночник, удар парализовал меня ниже пояса. Ухватившись руками за дерево, я был поднят и раскачивался в воздухе, как на карусели.
- Мы только начали играть, - со смехом сказал ворон.

В мечтательном состоянии я нашел удовлетворение в мыслях о том, что ворон умирает ужасной смертью. Я выщипывал каждое его перышко и толкал клюв в противоположном направлении, пока череп не поддался. Я представлял, как на него, неспособного долететь до безопасного места, обрушивается тяжелый валун. Варил его в котле и искал удовлетворения в переваривании его крыльев.

Еще две ветки обхватили мою шею и ноги. Прижимаясь друг к другу, ветви разорвали меня на части. Когда мой последний вздох заварился в ослабевшем легком, одна-единственная мысль оставалась в безопасном месте моего неповрежденного черепа. Мысль, которую я отчаянно пытался сохранить, несмотря на то, что смерть пожирала мою душу.

Сначала убей ворона! Не дай ему прийти за тобой.

Я очнулся в той же таверне, где умер в первый раз. Все те же посетители были на месте, даже бутылка валялась на полу. Шаблон нужно было изменить. Небольшой перегиб в цепи убийств; то, что я не мог сделать, но потребовало бы помощи других. Вместо того чтобы пройти мимо стола с серьзезными людьми, я пододвинул стул и сел.
- Мне нужна ваша помощь, - прошептала я. - Прежде чем вы убьете меня, мне нужно, чтобы вы кое-что сделали.
Оба мужчины смотрели друг на друга с растерянным видом.
- О чем ты, блядь, говоришь?
- Мне нужно, чтобы ты, - я ткнул пальцам в здоровяка, - ну или ты, сначала убил ворона!
- Птицу?
- Да идиот, черную птицу, - ответил я, тревожно оглядываясь по сторонам. - Она должна умереть раньше меня.
- Ты потерял мозги, - сказал другой мужчина. - Убирайся на хрен от нашего стола.
- Нет, нет, вы не понимаете, - сказала я паническим тоном, когда ворон влетел в окно. - Он уже здесь... он должен умереть первым! Должен умереть.

Каждый из них сделал по глотку эля и рассмеялся. Разочарованный и избитый, я поднялся с сиденья и по праву занял свое место в тени. Наблюдая за вороном, я продолжил свой смертельный поход к уборной, но остановился перед тем, как наступить на бутылку. Не думая, я схватил бутылку и бросил ее в сторону стропил, где находился ворон. Бутылка разбилась от удара, заставив ворона перейти в режим защиты. Порхая вокруг, ворон привел бар в панику. Начался хаос, пока бармен не взмахнул сковородой, сбив ворона на стол двух мужчин, разливая их эль. Не испытывая угрызений совести, один из них хлопнул своей кружкой по раненой птице, раздавив ей лапки. Среди волнения я услышал карканье ворона, но еще один удар тяжелого бокала заставил его замолчать.

Протискиваясь сквозь толпу, я должен был убедиться в этом сам. Это была правда: ворон лежал на столе неподвижно, не подавая признаков жизни. Давление покинуло мое тело, когда я прислонился к столу в безмятежности. Все шрамы на моем теле, казалось, вздохнули с облегчением. Теперь оставалось сделать только одно.
- Спасибо, друг - сказал я, прежде чем ударить ближайшего ко мне мужчину. Мой кулак столкнул его со стула. Другой приятель встал на защиту.
Перевернув стол, я замахнулся и на него, но промахнулся. Каждый удар и пинок, который я получал, был приятен моему израненному разуму и телу. Сначала сломалась рука, согнутая в локте. Ножка барного стула глубоко вонзилась в мое правое бедро. Нож вонзился в мою печень, затем был извлечен и снова вошел в мое тело, пробив пищевод.

Смерть никогда не причиняла мне столько радости.

Перед вратами ада я проснулся. Смахнув с себя пыль и пытаясь привести себя в приличный вид, я посмотрел на багровое небо в поисках каких-либо признаков ворона, но их не было. Заполненный грязью воздух пещеры казался живым. Я наконец-то умер и могу жить дальше, по крайней мере, так я думал, когда ворон безшумно сел мне на плечо.
- Красиво, не правда ли? - объявил ворон, глядя на ворота.
- Ты не можешь быть здесь, я мертв, - ответила я с отвращением. - Да и ты гадская птица, тоже.
Он ничего не сказал.
- Я больше не в чистилище, - сказал я, указывая на ворота. - Я отправляюсь в ад.
Трепеща крыльями, его клюв повернулся ко мне.
- По, - сказал он, прищурив свои глаза-бусинки, - я - и есть твой Ад.

БАБОЧКА

В прохладном ветерке долины порхает прекрасная бабочка. Ей нет дела до всего на свете, и она приземляется там, где ей вздумается. Небольшой порыв ветра - это все, что нужно, чтобы поднять бабочку с ее насеста и заставить ее лететь. Ее не волнует, куда и как далеко она полетит. Когда ветер стихает, бабочка вновь обретает контроль над своей судьбой и приземляется, чтобы отдохнуть, пока ее снова не притеснят.

Бабочка уже достаточно близко ко мне. Я могу разглядеть чудесные узоры на ее крыльях. Здесь есть поразительный оттенок красного, который прекрасно сочетается с оранжевым и желтым в художественной манере. Это чудо жизни и настоящее свидетельство творческого гения природы. При всей красоте и страсти, которые олицетворяет собой бабочка, есть сильный контраст с тем, как она сидит на черепе мертвого. Она служит потрясающим символом живых в мучительной атмосфере этого жестокого мира.

Мертвые устилают долину, где я живу, но бабочка остается невредимой и свободно расправляет свои крылья. Пока мои сведенные легкие пытаются набрать достаточно воздуха, чтобы хватило моему замедляющемуся сердцу, я не могу удержаться от порождения ревности в моем разуме. Как могло такое нежное насекомое выжить в том мучительном царстве, в которое превратилась наша земля? Как могло такое крошечное существо пролететь сквозь густые, пожирающие смерть ветры долины без малейшего колебания или страха?

Я могу лишь одним глазом смотреть на зрелище бабочки; поднять мое лицо из его заключенной в грязь и землю могилы было бы слишком большим усилием и пустой тратой оставшейся у меня энергии. Где лежит мое тело, там и будет мое последнее пристанище. Моя юность прошла на этих полях, как и мои преклонные годы. Я зарабатывал на жизнь на земле, где сейчас нахожусь, и уместно, что я умру на ней.

Как и другие, я пытался убежать от ветра смерти. Как и другие, я не смог обогнать его. Не было никакого предупреждения, никакого предчувствия того, что что-то приближается из-за горизонта. День был похож на любой другой день. Солнце поднялось над поросшими деревьями горами и бросило теплые лучи на деревню. Мы начали свой день с обычных дел, но что-то за пределами нашего зрения уже зарождалось. Оно было скрыто от наших глаз, оно было скрыто от наших любопытных умов. За горами что-то приближалось.

С наступлением дня горы покрылись ползучим туманом, скрыв деревья среди серых облаков. Солнце побеждало толщу неба и оставляло нас наедине с внезапным изменением погодных условий. Все заметили быстрое изменение температуры, настолько сильное, что это остановило наши повседневные дела.

Мы видели его приближение, но не знали, на что смотрим. У нас было достаточно времени, чтобы уйти с его пути, но невежество руководило нашими мыслями и действиями. Оно скатывалось с гор, как будто кто-то распутывал одеяло. Оно медленно ползло, но нас поразила его огромная величина. Никогда прежде никто не был свидетелем такого благоговейного видения, когда небо разверзлось и вместе с облаками создало небесный плуг.

Как и другие жители деревни, я мог только издалека смотреть на его красоту. Толща облаков поглощала и деревья, и горы. В то время не было никакого беспокойства, так как оно было еще далеко, и медлительность его движения не вызывала паники. Большинство остальных вернулись к своей работе, но я не стал этого делать. Я подошел к изгороди, служившей границей нашей деревни. Цвета облаков были прекрасны и имели неестественное клубящееся движение, как в яме со спутанными змеями. В этом было спокойствие и сюрреалистическое творчество, которое трудно выразить словами. Это было небесное по своему замыслу, но мощное по своей структуре. Мы уже видели свою долю раскатов грома, но плотность этой структуры была почти магической.

Масса облаков поглотила все видение гор, как будто они исчезли. Словно река, нашедшая новый путь, она легко потекла вниз и вошла в начало долины, где лежали соседние фермы. Издалека я заметил нечто странное, что побудило меня перепрыгнуть через забор и пройти дальше вглубь пастбищ, чтобы получше их рассмотреть. Группа диких оленей вышла из серой дымки и бежала по направлению к деревне. Некоторые из них спотыкались и не могли бежать, но с такого расстояния я не мог понять, что вижу. Только когда несколько из них подошли ближе, я понял, почему они бегут. Их шерсть была испачкана кровью, а часть плоти отсутствовала, как будто они недавно пережили нападение медведя. Они были напуганы и отчаянно хотели убежать от того, кто их преследовал. Раны на ногах заставили некоторых из них упасть на землю и окутаться дымкой. Один пробежал мимо меня, и я мог видеть его грудную клетку через дыру в стекающей плоти. Другой упал прямо передо мной. Хотя животное еще дышало, его шерсть быстро исчезала. Еще больше оленей перепрыгнуло через деревенский забор, падая по всему двору. Я помню, как повернулся назад к пастбищам и увидел, что скот также отчаянно пытается бежать. Я видел, как каждого из них поглощала толща облаков. Птицы падали с неба, их крылья были полностью лишены перьев.

Когда я стоял на окраине нашей деревни и наблюдал за разрушением природы, страх охватил меня с неконтролируемой силой. Он затмил все мои рассуждения и проигнорировал все мои доводы. Не было оправданий, на которые можно было бы подумать, не было вопросов, на которые можно было бы ответить. Время не позволило бы никому из нас усомниться в том, чему мы были свидетелями. Чистый ужас был единственным, что было доступно нашему наивному разуму.

Я быстро перепрыгнул через забор и помчался обратно в деревню, крича, чтобы все бежали. За моими предупреждениями не было никаких доводов, никаких дополнительных слов, чтобы унять панику, которая скоро начнется. В тот конкретный момент всем нужно было просто бежать. Были те, кто прислушался к моим словам, а были и те, кто проигнорировал мои предостережения. Я даже не понимал, что именно я говорю, но знал, что что-то не так.

Обстановка в деревне из спокойной превратилась в безудержный хаос, когда люди хватали своих детей. Некоторые хотели забрать свое имущество, а некоторые бросали все, даже оставляли близких и пожилых родственников. Некоторые решили зайти в свои дома и испытать судьбу, запечатав двери и окна, но я не видел в этом решении никакого смысла.

Я бежал; большинство из нас просто бежали. Этот выход казался самым логичным и единственным верным. От беды - надо просто взять и убежать.

Мы бежали по дорогам, через заборы и на равнины соседних ферм. Мы могли видеть всех животных впереди себя. Все виды животных, которые когда-то сделали горы своим убежищем, оставили их позади. Не имея ни плана, ни времени на раздумья, все вслепую вышли на пастбища. Обычно мы молились о дожде, чтобы напитать корни, но в тот момент мы молились о твердой земле, по которой можно ступать. Наши ноги тяжело опускались на заболоченную местность. Грязь покрывала тех, кто пытался бежать первым. Медленность наших шагов позволила нам на короткое время оглянуться назад. В деревню проникла дымка, люди отчаянно пытались собрать свои вещи. Они думали, что у них есть время; они думали, что смогут захватить еще одну реликвию. Я не считал их жадными; я просто пологал, что они умрут раньше меня.

Страх обладает удивительной способностью заставлять даже самые простые действия казаться трудновыполнимыми. Я обошел многих, кто упал. Я уклонялся от тех, кто оказался заключенным в грязь. Они хватались за меня, когда я проходил мимо, но я не мог им помочь. Никто не мог помочь. В этом не было ничего личного, это было простое самосохранение. Лошади ржали, пытаясь подняться на копыта в надежде сделать еще один шаг в сторону от приближающейся бури. Крики наполняли ветер и несли звуки мертвых, как будто наталкиваясь на эхо в моей спине. Ужасающие вопли почти умерших застилали мне глаза и сдавливали горло. Я видел, как я приближаюсь к своей собственной гибели. Я боялся того, что не мог контролировать. Я боялся судьбы, которая уже была выбрана для меня, когда облака поглотили всю деревню и стерли ее с лица земли, но все же я бежал.

Если бы я просто остановился, все бы закончилось, но мучительные отголоски тех, кто цеплялся за жизнь, заставляли мои ноги быть сильными и двигаться вперед. Впереди меня были другие, а некоторые отставали. Время от времени я ловил взгляды своих товарищей по бегу, ведь все мы стремились к одной цели. Наши сердца обливались кровью от горя, когда кто-то из нас падал или когда кто-то физически не мог идти дальше. Это был лишь вопрос времени, когда мы все испытаем разочарование.

Грязь, налипшая на мои ноги, ступни и одежду, стала ужасно тяжелой и замедлила мою скорость. Вскоре я прошел мимо человека, который прекратил бег и просто сидел, наблюдая за облаками рядом с собой. В его глазах я увидел спокойствие, но этого было недостаточно, чтобы заставить меня остановиться. Я проходил мимо коров, которые застряли в иле, и птиц, которые не могли взлететь. Впереди меня было много бегунов, что вселяло в меня надежду и давало мне некоторое спасение. Я хотел бы оказаться на вершине одной из гор и наблюдать, как нижняя часть земли покрывается серой пеленой, но я оказался в долине, где я боролся за то, чтобы как можно больше времени наслаждаться жизнью.

Мои горящие ноги медленно несли меня вперед, когда я чувствовал зверя на своей спине. Я не смел оборачиваться и смотрел на линию ограждения впереди. Вскоре я догнал группу бегунов, но времени на добрые слова не было. Не моя скорость позволила мне присоединиться к ним, а толщина местности, которая их замедлила. При одном шаге вся моя правая нога опустилась, и я смотрел, как она исчезает, утопает в грязи. Наше продвижение вперед остановилось, и мы все скребли по земле, чтобы продолжить путь. Наши движения превратились из бега в ползание. Крики даже самых сильных людей гулко разносились по полю, когда прохладный воздух обволакивал нас. Когда мы оказались в шкуре дьявольских облаков, не было слышно ни звука. Страх сковал наши языки и сжал горло до такой степени, что мы не могли произнести ни звука.

Долина наполнилась серостью и дезориентировала нас настолько, что некоторые начали ползти обратно к деревне. Прохладный влажный воздух обволакивал нашу открытую кожу и пировал. Сосредоточившись на приближающейся смерти, я решил не концентрироваться на том, что сквозь разъеденную плоть моих ног видны кости, а моя левая рука стала скелетообразной. Я едва удерживал голову над землей и чувствовал, как ветер воронкой врывается в мои открытые раны, словно зимняя буря. Я слышал треск грудной клетки при каждом вдохе. Поскольку мышцы шеи не могли удержать мою голову в вертикальном положении, она вскоре опустилась вниз, зарывая половину моего лица в грязь, где мое зрение было ограничено одним глазом.

Сквозь искаженный ужасающий туман земли я увидел ее. На ней было белое платье, которое свободно струилось по воздуху. Одной рукой она тянула деревянную повозку, а в другой держала большой посох, которым собирала кости мертвых. Бросая трупы моих товарищей, она очищала землю. Я удерживал ее в поле зрения так долго, как только мог, пока ее платье не стало легко сливаться с серым цветом фона. Ее лицизрение поглотило весь мой оставшийся страх. Ее сущность проглотила мои слезы и высушила мои глаза.

Бабочка снова порхала под напором убийственного ветра и приземлилась на выступающую кость руки товарища по бегу. Мой один глаз хотел закрыться, но я желал, чтобы бабочка перенесла меня в загробный мир. Как могло нечто столь прекрасное существовать на этом больном поле мертвых? Цвета крыльев были такими живыми и яркими, как будто в них жили сами небеса.

Так пусть будет написано, что я отчаянно пытался удержать бабочку в пределах своего зрения, пока не перестал ее видеть. Моя мука от неумолимых ветров смерти, да будет так.