Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





«ЦАРЬ ЦАРЕЙ ГЕОРГИЙ -МЕЧ МЕССИИ».



I

 

В том году, когда по повелению царя Георгия Фарсман Перс достроил третий храм в Самцхе, на Грузию налетели грачи.

Грозовой тучей покрыли они восток. От Ширвана двинулись по Нижней Картли, пронеслись вверх по Куре до Басиани, губя на своем пути посевы.

Царь вызвал Фарсмана Перса и повелел ему истребить грачей.

Фарсман жил когда-то при дворе сарацинского эмира, владевшего Тбилиси. Отец Георгия, Баграт Куропалат, привез Перса пленным.

Стал Фарсман Перс главным зодчим у царя Георгия. Прорицатель, сведущий в арабской алхимии, звездочет, он был к тому же знахарем.

Много темных историй связывали с его именем. Суеверные говорили: держит, мол, Фарсман змею на узде и верхом на ней носится по долинам Арагвы.

Двадцать семь дней изготовляли Перс и его ученики волшебное зелье. Когда отрава была готова, ее роздали старостам, и те, пропитав ею падаль, развесили по веткам деревьев. Ненасытная птица накинулась на падаль и вся погибла.

И после этого до конца года в стране царило спокойствие. С византийским кесарем Василием был заключен мир, гянджинский эмир Фадлон, неоднократно битый Багратом Куропалатом, платил дань царю; притих напуганный тбилисский эмир; сарацины еще держались в крепости Шури.

Со спокойным сердцем разъезжал Георгий по Абхазии, Самцхе и Картли, строил крепости и замки — во время краткого мира готовился царь к будущим войнам.

Первого сентября, в день Нового года, Георгий со свитой находился в Мцхете.

На рассвете первым пришел поздравить его католикос. Он подошел к спальным покоям царя с подносом, наполненным золотом, серебром и гранатами. Поднес он царю драгоценную литую икону и крест животворящего древа, вывезенный из Кларджети. Крест покоился в высоком ларце, осыпанном драгоценными камнями.

С утра же прибыли к царю эриставы, Звиад-спасалар, мсахуртухуцеси, начальник иностранного приказа, верховный судья, царский духовник, казначей и главный виночерпий. Главный сокольничий поднес в дар царю трех кречетов стального цвета, семь соколов, вывезенных из Лазики, и позолоченную голову дикого кабана.

Ясельничий и трое эриставов привели царю в дар по семи коней каждый.

Эриставы поднесли также стрелы: бодзали — толстые — для крупного зверя; кейбуры — длинные — для хищников; томарки — с раздвоенными наконечниками; кибурджи — для птиц.

Косматый эристав Мамамзе, прозванный львом за свою осанку и мужество, выступил вперед. Взяв связку стрел и подняв их вверх, он устремил проницательный взгляд своих серых глаз на царя, восседавшего на троне.

— Да будет долговечно царствование твое по воле творца, и да вонзятся стрелы эти в сердце двоедушных. Проклятие всякому злобствующему и замышляющему измену против престола твоего!

Георгий не отличался красноречием, но был наблюдателен. Взгляд его, подобно удару меча, сразил Мамамзе. Заметались глаза Мамамзе под лохматыми бровями, как белки. Георгий перевел взгляд на спасалара.

Склонив голову, стоял Звиад-спасалар и, не дрогнув бровью, слушал речь Мамамзе. Пристально глядел он на кирпичный пол, уйдя в свои тайные мысли. Правая рука его крепко сжимала рукоять огромного меча.

Все были безоружны, лишь один спасалар стоял во время приема опоясанный харалужным мечом.

Главный ловчий, сокольничий и загонщик отвели коней, подаренных эриставами, в царский заповедник. По новогоднему обычаю, они саблями обезглавили их и раскидали туши.

До поздней ночи продолжалось во дворце пиршество. Светилыцики внесли в палаты светильное сало, шелковые фитили и зажгли огни.

Царь хотел веселиться в эту ночь, но мрачное молчание Звиада-спасалара смущало его.

Поздно разошлись именитые гости. Впереди католикоса Мелхиседека шли с зажженными факелами двое светилыциков, а впереди каждого эристава — по одному.

Царь пожелал спокойной ночи гостям, знаком пригласил Звиада остаться и удалил слуг.

Полный покой наступил во дворце. Восковые свечи мигали в нишах. От вина порозовели щеки царя, но лицо его было озабоченным. Он усадил спасалара перед собой. Некоторое время они оба молчали. Крик совы доносился из дворцового сада, да ночная стража перекликалась во мраке беззвездной ночи.

Георгий взглянул в упор в черные глаза спасалара.

— Не хотел я в день Нового года докладывать царю о постыдных делах наших, — начал Звиад, — но полночь миновала, и теперь я могу говорить. Вчера лазутчики сообщили мне, что кветарский эристав, Талагва Колонке-лидзе, вынудил к покорности пховцев, дидойцев, а за ними последовали дзурдзуки и галгайцы. Объединенные дружины их вторглись в Арагвское ущелье и внезапно окружили крепости. Без сопротивления сдались им гарнизонные начальники — в крепостях оказались сообщники язычников. Чиабер, единственный сын эристава Мамамзе, выступил вместе с Колонкелидзе и теперь с небольшим отрядом заперся в крепости Корсатевела. В этой схватке легко были ранены тринадцать пховцев и семь арагвинцев. Склонив голову, стоял Звиад-спасалар и, не дрогнув бровью, слушал речь Мамамзе. Пристально глядел он на кирпичный пол, уйдя в свои тайные мысли. Правая рука его крепко сжимала рукоять огромного меча.

Все были безоружны, лишь один спасалар стоял во время приема опоясанный харалужным мечом.

Главный ловчий, сокольничий и загонщик отвели коней, подаренных эриставами, в царский заповедник. По новогоднему обычаю, они саблями обезглавили их и раскидали туши.

До поздней ночи продолжалось во дворце пиршество. Светилыщики внесли в палаты светильное сало, шелковые фитили и зажгли огни.

Царь хотел веселиться в эту ночь, но мрачное молчание Звиада-спасалара смущало его. Поздно разошлись именитые гости. Впереди католикоса Мелхиседека шли с зажженными факелами двое светильщиков, а впереди каждого эристава — по одному. Царь пожелал спокойной ночи гостям, знаком пригласил Звиада остаться и удалил слуг.

Полный покой наступил во дворце. Восковые свечи мигали в нишах. От вина порозовели щеки царя, но лицо его было озабоченным. Он усадил спасалара перед собой. Некоторое время они оба молчали. Крик совы доносился из дворцового сада, да ночная стража перекликалась во мраке беззвездной ночи.

Георгий взглянул в упор в черные глаза спасалара.

— Не хотел я в день Нового года докладывать царю о постыдных делах наших, — начал Звиад, — но полночь миновала, и теперь я могу говорить. Вчера лазутчики сообщили мне, что кветарский эристав, Талагва Колонке-лидзе, вынудил к покорности пховцев, дидойцев, а за ними последовали дзурдзуки и галгайцы. Объединенные дружины их вторглись в Арагвское ущелье и внезапно окружили крепости. Без сопротивления сдались им гарнизонные начальники — в крепостях оказались сообщники язычников. Чиабер, единственный сын эристава Мамамзе, выступил вместе с Колонкелидзе и теперь с небольшим отрядом заперся в крепости Корсатевела. В этой схватке легко были ранены тринадцать пховцев и семь арагвинцев. Вслед за тем Колонкелидзе со своим войском совершил набег на Арагвское ущелье, разгромил церкви, повесил священников и монахов на колокольнях, а на холмах восстановил капища.

Арагвинцы присоединились к пховцам. Они совершали ночные бдения перед идолами и, по обычаю древних, приносили в жертву юношей и девушек. Трое суток длились обрядовые пляски вокруг капищ.

Так праздновали победу опоенные пивом мятежники… Эристав Мамамзе знал об этой измене.

Новое выступление мятежников беспокоило спасалара не само по себе — он был уверен, что царь справится с ним. Но этот мятеж мешал выполнению широких замыслов Звиада — отвоевать в союзе с Византией Тбилиси у сарацин, объединить все грузинские земли под одним скипетром… А теперь Чиабер, которого знают и ценят в Византии, — в рядах мятежников.

Низко опустил голову царь Георгий. Вспомнил он обманчивый блеск зеленоватых глаз Мамамзе. Не оборотень ли он? Не сатана ли вселился в него? И кто же оказался изменником? Мамамзе — неразлучный друг Баграта Куропалата и верный соратник Георгия, перенесший вместе с ним так много лишений в войнах с сарацинским эмиром Фадлоном и в Ширимнской битве с греками. Не он ли был опорой, когда от Георгия отступилась страна Эрети-Кахети и измена азнауров заразила эриставов?

Вспомнил Георгий и схватку с греками в Ниальской долине. Юный царь мечом рассек тогда греческого доместика и только повернул лошадь, как вражеский всадник убил под царем латного жеребца и копьем ранил самого царя в правую голень.

Спрыгнув с коня, Мамамзе подхватил юного Георгия, как ребенка, и усадил его на свою лошадь. Потом выхватил меч и рассеял врагов. Словно сокол налетел на воробьев. И тот же Мамамзе бесстыдно лицемерил теперь перед царем в день Нового года и клялся ему в верности.

Царю давно было известно, что ни Мамамзе, ни сын его Чиабер не были искренними христианами. Для отвода глаз они убирали крепость Корсатевелу и придворную церковь иконами и крестами и в то же время в недоступных горах и лесах строили капища и молились в них идолам.

Лазутчики сообщили спасалару о том, что кветарский эристав Колонкелидзе, Мамамзе и Чиабер были в заговоре против Георгия. Пока не удалось установить, кто стоял за ними — эмир тбилисских сарацин или кто другой.

Георгию доложили также и о том, что единственная дочь Колонкелидзе, прекрасная Шорена, еще с колыбели помолвлена с Чиабером.

Разрушая церкви, изменники лишь пробовали свои силы. А весною Мамамзе и Талагва Колонкелидзе породнятся и, соединившись, осадят Уплисцихе.

Георгий и сам был не тверд в христианской вере— увлекался учением Платона о переселении душ, следил за звездами: кто знает, быть может, на небе мерцали души людей, солнце земной жизни которых навсегда. закатилось, и все же Георгий считался заступником чри-стианства, и на серебре, которое чеканилось в его монетном дворе, была надпись:

 

 

«ЦАРЬ ЦАРЕЙ ГЕОРГИЙ -МЕЧ МЕССИИ».

Только сейчас понял Георгий причину посещения Мамамзе: для разведки прислал Чиабер своего отца.

Георгий мог ослепить Мамамзе на второй же день после Нового года и послать войска против Чиабера и Колонкелидзе, пока горы не успели покрыться снегом. Но Чиабер лишь недавно вернулся из Византиона, где за поддержку в войнах против сарацин император наградил его золотым шлемом и званием архегоса.

По возвращении из Визангиона Чиабер, окрыленный успехом, отравил аланского царя и подчинил себе аланов. Громкая слава о нем шла по Кавкасиони — он считался воином и наездником, равных которому не было.

Спасалар Звиад был вдумчивым советником, увещевал Георгия не принимать скорые решения в важных делах. Они условились на другой день поговорить с Мамамзе. Царь и спасалар решили гакже послать переоде-. тых монахов в Пхови и выяснить, на кого опираются заговорщики: на арабского эмира или, может быть, на коварного византийского кесаря.

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.