– Но вы думаете, что все-таки поверят?

– Скажите, какая в целом гуманитарная ситуация там, где вы находитесь, в частности, в Киеве? Вы видите, что становится лучше или хуже, налаживается ли снабжение города, функционирование городских служб?

– Я вам скажу честно, я находился всю эту неделю в Анатевке около Киева. Там ситуация правда была тяжелее, потому что кругом шли бои, Ирпень, Буча, горячие точки. Каждый день и ночь взрывы, и мы там все время принимали сотни, сотни людей: стариков, женщин, детей. У нас была база переходная, оттуда уезжали автобусы, я думаю, что тысячи, а может быть, уже десятки тысяч мы смогли эвакуировать.

Как вы знаете, это небезопасно, потому что не дают гуманитарный коридор. Не могу понять почему. Это так страшно, иногда под огнем эвакуируются люди. Я потом приехал в Киев. В Киеве я занимаюсь с волонтерами, которые привозят еду, медицинские препараты, бабушкам, дедушкам, которые лежат дома. Многие из них – тяжелые лежачие, которых покинули сиделки, которые тоже должны спасать свою семью, и просто люди остались обречены на смерть. Этим мы занимаемся, волонтеры наши, тоже не так много их сейчас, не каждый готовы рисковать. Этим я занимаюсь, но, конечно, очень много чего не хватает.

Сейчас я занимаюсь тем, чтобы доставили гуманитарную помощь из Европы, из Израиля, продукты, медикаменты и все что нужно. Много очень логистики. Надеюсь, что сейчас мы развернем на границе военный госпиталь, с израильской больницей удалось договориться, это вот новое, что сейчас произошло.

Это будет большое дело, там можно будет лечить людей. Они за свой счет все это будут делать и разобьют госпиталь, и наполнят всем, чем надо, и все оплатят. Главное – спасать жизни людей, которые сейчас так нужно спасать.

Я также контролирую, регулирую вопросы с эвакуацией людей. Тоже очень большая логистика. Я даже проехал по маршруту, посмотрел, и вижу, как страдают люди в дороге, в никуда они едут, и тоже есть тоже брошенные многие среди них. Многие организации занимаются помощью, но многие люди брошены, и просто гуманитарная катастрофа какая-то.

Я даже сегодня не могу рассказать, что здесь происходит и куда кидаться, понимаете, мне звонят с утра до ночи люди: спасите меня, я в Харькове, у меня дом разбомбили. А как спасти?.. Очень большая логистика этого, и не все возможно. Люди в Буче, в Ирпене под развалинами, их не вывезти. И что делать? Я отправил кого-то спасать. Его обстреляли российские войска. Страшно.

– Вы упомянули о разворачивании госпиталя. То есть, получается, что государство Израиль вместе с еврейской общиной разбивает госпиталь на территории страны, которую сопредельная страна пытается " денацифицировать", которую она называет " неонацистским" государством, всю верхушку этой страны, по сути, весь народ этой страны называют " нацистами". Как в целом могло так получиться, что в " нацисты" записали по сути всех жителей Украины?

– Российская пропаганда – это страшная вещь. То, что они сделали с людьми – они им промыли мозги так, как промывали в нацистской Германии перед войной. То есть, люди зомбированы, люди на черное говорят белое, люди не хотят слушать и не хотят верить в факты, в то, что происходит.

Кстати интересный факт я вам скажу: у меня тоже были мои знакомые некоторые, которые были зомбированы этой пропагандой, которые находились здесь в Украине, в Киеве и которым ничего нельзя было объяснить. Они тоже с деревянными глазами какую-то чушь несли про нацистов, которые здесь вокруг них. И вот сейчас, когда началась война, некоторые эти люди записались в тероборону. Я даже в шоке: а как это? Говорят, у нас глаза открылись, когда они увидели своими глазами, что здесь происходит, какой кошмар.

Вы видели в Фейсбуке обращение бабушек, дедушек, которые в той войне пострадали и сейчас эвакуируются в никуда (речь об этом видео, – ред. ). Евреев они идут " спасать", или русских – да русские, которые живут здесь, они все за Украину! Это все пропаганда, это все страшные вещи, за это им придется отвечать.

– Как вы думаете, сам российский народ, которому сейчас к тому же отрезают активно доступ к каким-то альтернативным источникам информации, в принципе сможет когда-то прозреть и понять, что в Украине нет никаких неонацистов, которых надо истреблять, и что российская власть по сути ведет свою страну в пропасть на огромной скорости прямо сейчас?

– Мне так кажется, что они сейчас начнут понимать. Вы знаете, главное, чтобы не было поздно. Когда немцы после чудовищной войны и разрушений которые они сделали, ужасов, убийств, они потом прозрели и до сих пор они их мучает совесть, они пытаются очиститься. И конечно, не понимают, как же их смогли так обмануть.

Я считаю, что каждый человек ответственный за то, что его дают зомбировать. Уже во времена Сталина, когда убивали миллионы людей ни в чем не повинных, другие сидели и скандировали: смерть шпионам каким-то! Потом их расстреливали, потом тех расстреливали… Один раз уже такое было, и один раз уже обожглись. Когда второй раз ничего не выучили, начинают того же убийцу Сталина, страшного убийцу, героизировать, как раз вчера или позавчера отмечали его смерть – это уже не шутки. Люди должны учиться на ошибках, когда второй раз не учатся… Мне даже жалко. Не то, что жалко, а бог этого не простит.

– Вы сами проводите параллели между нынешними событиями и событиями Второй мировой войны. Правильно ли говорить, что Владимир Путин – это такой Адольф Гитлер 21 века? И то что он делает, это то, что делала Германия в сороковых?

– Я не хочу делать громких заявлений. То что я вижу в Киеве… А в Харькове вообще – я только что общался с Харьковом, там центра нет, там разбомбили центр просто. Они бомбили мирных жителей

То, что угрожают ядерным оружием всему миру – это что такое, это нормально?! Весь мир объединился сегодня, весь прогрессивный цивилизованный мир объединился против того, что они творят. Я это своими глазами вижу и не могу поверить в то, что я вижу – это то, что я читал в книгах про войну. То что писали: великая отечественная война, Москва, Киев были в ежах противотанковых – и тут я еду по Киеву, и у меня сердце кровью обливается.

Танки идут, танки стреляют - я думаю: это " Тигр", " Пантера"? У меня сразу ассоциации из детства, какие-то немецкие танки? И вдруг это российские. Я глаза протираю, я говорю: что же вы делаете, что же вы сносите Ирпень, Бучу, Ворзель, Гостомель?!.

Люди бегут, не знают, куда убегать. Мне звонят, плачут люди со всего мира, из Израиля звонят люди: там родители у нас, спасите, любые деньги заплатим! Я говорю: а никак не спасти. Вот отправил я машину спасать, а его обстреляли из пулемета, и он раненых вывозил и еле-еле ушел от этого. И я не могу посылать туда спасать, потому что это опасно для жизни.

Это преступление против человечности. Может, если бы я был в России, я бы тоже не поверил. Но людям объясняешь, объясняешь, а они не верят. Слушайте, это уже соучастие в преступлении, когда они не верят.

– Но вы думаете, что все-таки поверят?

– После моего эмоционального выступления, очень много людей в России получили это обращение, мне начали звонить люди, которые не звонили раньше или которые были зомбированные. Но у них начало прорезаться, они начали понимать, начали говорить: мы понимаем, но мы боимся. У них железный занавес опускается страшно. Мне жалко их, конечно, как людей, у них там сейчас опять Советский Союз надвигается, от которого мы избавились, с которым я боролся.

Когда я был еще молодым человеком в Ленинграде, выступал против этого Союза и хотел выехать оттуда, но меня не отпускали, меня КГБ допрашивало... И вот какое-то дежавю такое. Я считаю, что это ненадолго, я считаю, что Всевышний поможет. У нас сейчас месяц адар, когда Аман хотел уничтожить еврейский народ (в Ветхом Завете - царедворец персидского царя, – ред. ), и были большие чудеса. Я сейчас молюсь, чтобы Всевышний сделал чудеса, чтобы у людей открылись глаза, чтобы у царей – тоже. Сказано: сердце царей в руках Всевышнего. Чтобы кровь не лилась, когда кто-то, чтобы свои амбиции доказывать, бомбит и стирает с лица земли города.

У нас бабушки, дедушки лежат, мы их эвакуировать не можем, найти еды, у нас здесь негде хоронить. У нас похоронное общество еврейское находится в Киеве. До этого кладбища не добраться, до того кладбища не добраться, что нам делать? У нас еврейский закон. У меня слов нет, понимаете.

Я не занимаюсь политикой, никогда не занимался, я занимаюсь гуманитарными делами. Но здесь это уже не политика, это спасение людей, и тот кто молчит – это соучастие в военном преступлении. И придется за это ответить когда-то, надеюсь, скоро.

⇐ Предыдущая 123 Следующая ⇒