Terry David John Pratchett 7 страница

– Это означает Сытый Вторник, – пояснила нянюшка Ягг, известный международный лингвист, и повернула голову. – Эй, гаркон! Постскриптум гросс Мятн Тюльпан авек пти вазон де арахис и соль ву плюэ!

Матушка Ветровоск захлопнула книгу.

Она бы никогда и никому – а уж тем более другой ведьме – в этом не призналась, но чем ближе становилась Орлея, тем меньше оставалось уверенности в матушке Ветровоск.

В Орлее ждет ее она. И это после стольких лет! Она подглядывала за ней в зеркало! Улыбалась!

Солнце палило просто нещадно. Матушка пыталась не обращать на жару внимания, но все равно рано или поздно ей придется смириться с поражением – настанет время избавляться от очередной кофты.

Выпрямившись в шезлонге, нянюшка Ягг некоторое время гадала на картах на своих родственников, а потом зевнула. Она была ведьмой, которая предпочитала, чтобы вокруг всегда было шумно и людно. И теперь нянюшку Ягг одолевала скука. Корабль оказался просто громадным, больше похожим на плавучую гостиницу, и она была уверена, что где‑ то здесь наверняка можно развлечься.

Нянюшка Ягг положила котомку на кресло и отправилась на поиски развлечений.

Тролли мерно вышагивали по своей дорожке.

Когда матушка проснулась, солнце уже покраснело, растолстело и висело теперь над самым горизонтом. Матушка виновато стрельнула глазами по сторонам – не заметил ли кто, что она заснула? Дремать средь бела дня – удел дряхлых старух, а матушка Ветровоск становилась старухой лишь тогда, когда это ей было нужно.

Единственным свидетелем ее оплошности оказался Грибо, свернувшийся клубком в нянюшкином шезлонге. Его единственный глаз был устремлен на матушку, но кошачий взгляд был все же не так ужасен, как молочно‑ белый зырк слепого глаза.

– Просто обдумывала стратегию… – на всякий случай пробормотала матушка Ветровоск.

Закрыв книгу, матушка встала и отправилась к себе. Каюта была небольшой. На корабле встречались помещения куда просторнее, но, учитывая травяное вино и все прочее, у матушки не было сил, чтобы воспользоваться своим влиянием и заполучить каюту поприличнее.

Маграт и нянюшка Ягг сидели на койке и угрюмо молчали.

– Что‑ то я проголодалась, – сказала матушка Ветровоск. – Пока шла сюда, унюхала запах жаркого, может сходим да проверим, а? Как вы насчет этого?

Другие две ведьмы по‑ прежнему сидели, молча вперившись в пол.

– В любом случае у нас всегда остаются тыквы, – наконец откликнулась Маграт. – Да и гномьи пироги остались.

– Гномьи пироги, они есть всегда, – машинально подтвердила нянюшка Ягг и подняла голову.

Лицо ее представляло собой настоящую маску стыда.

– Э‑ э‑ э… Эсме… Э‑ э… Понимаешь ли, деньги…

– Деньги, которые мы отдали тебе, чтобы ты для надежности хранила их в своих панталонах? – уточнила матушка.

Судя по тому, как развивался разговор, этот обмен репликами был навроде первых нескольких камешков, предвещающих большую лавину.

– Э‑ э‑ э… Ну да, я говорю именно об этих деньгах… Э‑ э‑ э…

– О деньгах, которые лежали в большом кожаном кошельке и которые мы собирались тратить крайне осмотрительно? – спросила матушка.

– Понимаешь ли… Деньги…

– Ах, деньги! – воскликнула матушка.

– …Их больше нет… – прошептала нянюшка.

– Их украли!

– Она играла в азартные игры, – с затаенным ужасом в голосе пояснила Маграт. – Причем с мужчинами.

– Да какой там азарт! – огрызнулась нянюшка Ягг. – Я вообще не азартный игрок! Да и картежники они никудышные! Я, можно сказать, без конца выигрывала!

– Однако деньги все ж проиграла, – заметила матушка Ветровоск.

Нянюшка Ягг снова потупилась и что‑ то невнятно пробормотала.

– Ась? – переспросила матушка.

– Без конца выигрывала, говорю, – отозвалась нянюшка. – А под конец подумала: ба, да ведь мы можем сорвать неплохой куш – ну там, чтобы не слишком отказывать себе в городе, к тому же мне всегда везло в дуркера…

– И ты начала поднимать ставки, – кивнула матушка.

– Как ты догадалась?

– Дурное предчувствие, – устало ответила матушка Ветровоск. – И, само собой, тут всем, кроме тебя, вдруг стало необыкновенно везти, я права?

– Поперло просто невероятно, – понурилась нянюшка Ягг.

– Гм‑ м.

– Но все равно никакой это не азарт, – заявила нянюшка. – Я ведь и понятия не имела, что это азартная игра. Когда я села за стол, они и карт сдать толком не могли. А обыграть таких противников – это никакой не азарт, а самый обычный здравый смысл.

– В том кошельке было почти четырнадцать долларов, – сообщила Маграт, – не считая заграничных денег.

– Гм‑ м.

Матушка Ветровоск уселась на койку и забарабанила пальцами по деревянной отделке. Взгляд ее стал отсутствующим. У них в Овцепиках люди были дружелюбны и честны настолько, что, даже попадись им профессиональный шулер, они, скорее всего, спокойно и открыто поймали бы его за руку, не спрашивая, как он там называется. Да и выражение «карточный шулер» до их мест никогда не доходило. Но человеческая природа повсюду одинаковая.

– Надеюсь, ты не очень расстроилась, а, Эсме? – с тревогой спросила нянюшка.

– Гм‑ м.

– А помело новое я куплю, сразу как вернусь домой.

– Гм… что?

– Проиграв все деньги, она поставила на кон свое помело, – торжествующе произнесла Маграт.

– А у нас вообще осталось хоть сколько‑ нибудь денег? – поинтересовалась матушка.

Тщательная проверка многочисленных карманов и панталон принесла сорок семь пенсов.

– Хорошо, – хмыкнула матушка. Она сгребла монетки и сунула их в карман. – Этого должно хватить. По крайней мере, для начала. Ну, где эти типы?

– Что ты собралась делать? – в ужасе осведомилась Маграт.

– Играть в карты, – ответила матушка.

– Но так нельзя! Ты не имеешь права! – воскликнула Маграт, сразу узнавшая блеск в матушкиных глазах. – Ты собираешься обыграть их с помощью ведьмовства! Но это запрещено! Нельзя влиять на законы вероятности! Это нечестно!

Корабль был практически целым плавучим городом, и, поскольку теплый вечерний воздух все же дарил кое‑ какую прохладу, практически никому не хотелось сидеть в помещении. На палубе между штабелями груза группками прогуливались гномы, тролли и люди. Матушка протиснулась между ними и направилась в салон, почти такой же длинный, как сам корабль. Из салона доносились звуки шумного веселья.

Подобные корабли были самым быстрым и самым доступным средством передвижения на дальние расстояния. Как выразилась бы матушка, здесь можно было встретить самое разное отребье, а на корабли, идущие вниз по течению накануне Сытого Вторника, всегда набивались определенные любители поживиться за чужой счет.

Матушка Ветровоск вошла в салон. Со стороны могло бы показаться, что его входная дверь обладает совершенно волшебными свойствами. Матушка Ветровоск подходила к ней своим обычным шагом. Но стоило ей миновать дверную арку, как она внезапно превратилась в согбенную, едва ковыляющую старушку, являющую собой зрелище, которое тронуло бы даже самое черствое сердце.

Доковыляв до стойки, матушка остановилась. На стене за стойкой висело такое огромное зеркало, какого матушке в жизни видеть не приходилось. Она некоторое время смотрелась в него, но с виду зеркало выглядело достаточно безопасным. Что ж, придется рискнуть.

Она еще немного сгорбилась и обратилась к человеку за стойкой.

– Икс козу муар, мусью, – окликнула она[14].

Человек за стойкой бросил на нее равнодушный взгляд и продолжил полировать стакан.

– Чего надо, старая? – спросил он.

В свидетельствующих о полном старческом маразме глазах матушки Ветровоск мелькнула едва заметная искорка.

– О… так ты меня понимаешь? – удивилась она.

– Да у нас тут кого только не бывает, – пожал плечами человек.

– В таком случае не будешь ли ты так любезен одолжить мне колоду этих – как их? – ах, да! Кажется, они картами зовутся, – проскрипела матушка Ветровоск.

– Никак собираешься в гроб сыграть? – сострил человек за стойкой.

В глазах матушки снова мелькнул ледяной огонек. Однако она сдержалась и спокойно ответила:

– Да нет, просто пару сьянсов разложить. Хочу попробовать понять, в чем суть.

Человек нырнул под стойку, вынырнул и швырнул ей засаленную колоду.

Матушка Ветровоск рассыпалась в благодарностях и заковыляла к стоящему в сторонке, покрытому пятнами от стаканов столику, в беспорядке рассыпала на нем карты и уставилась на них.

Буквально через несколько минут ее плеча мягко коснулась чья‑ то рука. Подняв голову, матушка увидела над собой приветливое открытое лицо человека, которому кто угодно с радостью и без каких‑ либо вопросов дал бы в долг. Когда незнакомец заговорил, во рту у него блеснул золотой зуб.

– Прошу прощения, матушка, – сказал он, – но у меня и моих друзей, – он указал еще на несколько гостеприимных лиц за соседним столом, – было бы гораздо спокойнее на сердце, если бы ты присоединилась к нам. Женщине опасно путешествовать одной.

Матушка Ветровоск мило улыбнулась ему, а потом неопределенно махнула в сторону своих карт.

– Никак не могу запомнить: циферки старше картинок или младше? – пожаловалась она. – Скоро, видать, собственную голову где‑ нибудь забуду!

Все рассмеялись. Матушка прошаркала к соседнему столу и уселась на свободное место, расположенное так, что зеркало оказалось прямо у нее за спиной.

Она улыбнулась про себя, после чего наклонилась вперед, всем своим видом выражая готовность.

– Так расскажите же мне, – сказала она, – как играют‑ то в эти самые карты?

Ведьмы очень тонко чувствуют сказки. Они чувствуют их так же, как человек, купающийся в крошечном пруду, чувствует присутствие там форели.

Если знаешь, как устроены сказки, можно считать, дело в шляпе. Или, как говорят гномы, в каске.

Например, если за один стол с тремя опытными шулерами усаживается явный простофиля да еще спрашивает: «Как вы играете в эту игру? », кого‑ то определенно будут трясти до тех пор, пока у него все зубы не выпадут.

Маграт и нянюшка Ягг бок о бок сидели на узкой койке. Нянюшка рассеянно щекотала Грибо брюшко, а кот довольно мурлыкал.

– Если она, чтобы выиграть, воспользуется ведьмовством, мы можем навлечь на себя ужасные неприятности, – сказала Маграт. – Ты ведь знаешь, как она не любит проигрывать, – добавила она.

С проигрышами матушка Ветровоск наотрез отказывалась мириться. С ее точки зрения, проигрыш – это нечто, случающееся с кем‑ то другим, но не с ней.

– Это все ее йогоизм, – откликнулась нянюшка Ягг. – Все люди от природы такие. Йогоисты. А она – великая йогоистка. Впрочем, все ведьмы такие, таков уж наш удел.

– Она обязательно воспользуется ведьмовством, – покачала головой Маграт.

– Использовать чары в азартной игре значит искушать судьбу, – важно сообщила нянюшка Ягг. – Жульничать – это нормально. Практически даже честно. То есть, я хочу сказать, мухлевать может кто угодно. Но вот пользоваться какими‑ нибудь там заклятьями – это значит искушать Судьбу.

– Судьбу? Боюсь, кого пострашнее, – хмуро промолвила Маграт.

Нянюшка Ягг вздрогнула.

– Пошли, – решилась Маграт. – Нужно остановить ее.

– А все ее йогоизм, – слабым голосом сказала нянюшка Ягг. – Страшное дело этот самый йогоизм.

– А у меня, – поделилась матушка, – три маленькие картинки королей и три забавные единички.

Трое партнеров просияли и перемигнулись.

– Это называется тройственный дуркер! – сказал тот, что пригласил матушку к столу и которого, как выяснилось, зовут господин Честни.

– Так это хорошо или нет? – спросила матушка.

– Это значит, что ты снова выиграла! – Он придвинул к ней кучку пенни.

– Ух ты! – восхитилась матушка. – То есть, выходит, у меня… сколько же это будет… почти пять долларов, да?

– Ничего не понимаю, – покачал головой господин Честни. – Должно быть, здесь у нас то самое знаменитое везение новичка, правда, ребята?

– Если так и дальше пойдет, мы вообще без гроша за душой останемся, – подхватил один из его компаньонов.

– Да, неровен час, она с нас и пиджаки поснимает, запросто, – присоединился третий.

– Ха‑ ха.

– Похоже, нам лучше выйти из игры, пока не поздно, – притворно озаботился господин Честни.

– Ха‑ ха.

– Ой нет, лучше давайте продолжим, – тревожно улыбаясь, забеспокоилась матушка. – Я только‑ только начала входить во вкус.

– Тогда тебе стоит дать нам хоть немножко отыграться, ха‑ ха, – сказал господин Честни. – Ха‑ ха.

– Ха‑ ха.

– Ха‑ ха. А как насчет сыграть по доллару? Ха‑ ха?

– О, сдается мне, что такая азартная дама будет не против сыграть по доллару, – сказал третий.

– Ха‑ ха!

Матушка взглянула на свою кучу пенни. Мгновение она как будто пребывала в нерешительности, но потом – как рассудили по ее виду трое шулеров – осознала: ну разве может она проиграть, коль пошла такая пруха?

– Давайте! – воскликнула матушка. – По доллару так по доллару! – Она порозовела. – Это так возбуждает, верно?

– Точно, – согласился господин Честни и потянул к себе колоду.

Раздался ужасный грохот. Все трое шулеров уставились на стойку, с которой сыпались осколки зеркала.

– Что случилось?

Матушка одарила господина Честни милой старушечьей улыбкой. Она вроде и не обратила внимания на происшествие.

– Должно быть, стакан, который тот парень вытирал, выскользнул у него из руки и угодил прямиком в зеркало, – объяснила она. – Надеюсь, бедняжке не придется платить за ущерб из своего кармана.

Ее партнеры переглянулись.

– Продолжим, – сказала матушка. – Мой доллар уже весь наготове.

Господин Честни нервно взглянул на осиротевшую раму. Потом пожал плечами.

От этого движения что‑ то где‑ то высвободилось. Послышался приглушенный щелчок, как будто мышеловка сделала свое черное дело. Господин Честни побелел и схватился за рукав. Оттуда вывалилось небольшое металлическое приспособление, состоящее в основном из пружин и гнутых проволочек. Среди них застрял помятый туз пик.

– Оп‑ па! – выразилась матушка.

Маграт через окошко заглянула в салон.

– Ну, что она там делает? – прошипела нянюшка Ягг.

– Снова улыбается, – ответила Маграт. Нянюшка Ягг покачала головой.

– Йогоистка, – только и сказала она.

Матушка Ветровоск придерживалась того самого метода игры, который приводит в бессильную ярость профессиональных игроков по всей множественной вселенной.

Она держала карты в кулачке тесно сдвинутыми и в нескольких дюймах от лица, так что разглядеть можно было только самые их краешки. Она смотрела на свои карты так, словно боялась ненароком их обидеть. И создавалось впечатление, что она ни на мгновение не отрывает от них глаз, кроме как для того, чтобы быстро глянуть на стол.

И она очень, очень подолгу думала. И она никогда, никогда не рисковала.

Через двадцать пять минут она проиграла доллар, а господин Честни весь взмок. Матушка уже трижды любезно указывала ему, что он совершенно случайно сдал карту снизу колоды, а потом вообще попросила принести другую колоду «потому что, глядите, в этой у всех карт на обратной стороне какие‑ то черные точечки».

А все ее глаза… Они были виноваты. Он уже два раза пасовал с прекрасными тройственными дуркерами только для того, чтобы она выиграла с каким‑ то жалким двойным бублом. На третий раз, когда, как ему показалось, он наконец понял стиль ее игры, господин Честни пошел ва‑ банк – и его неплохой флюш угодил прямо в зубы пятерному дуркеру, который старая кошелка собирала, должно быть, целый век. А потом – тут у него даже костяшки пальцев побелели – потом эта ужасная, кошмарная карга еще и говорит: «Так я что же, выиграла? Со всеми этими маленькими карточками? Ого, ну и везучая же я! »

После чего, глядя на карты, она начала что‑ то мурлыкать себе под нос. Раньше трое шулеров только приветствовали бы это. Перестук зубов, шевеление бровями, потирание ушей – такие жесты для человека, знающего значение всех этих незаметных сигналов, означали, что деньги уже хранятся у вас в чулке под матрасом. Но своей «прозрачностью» эта отвратительная старая карга больше походила на кучу угля. А ее мурлыканье было… завораживающим. Вы вдруг ловили себя на том, что пытаетесь разобрать мотив. От этого даже зубы начинали ныть. А потом она выкладывала жалкий неполный флюш в ответ на ваш столь же паршивый двухкарточный дуркер и удивленно спрашивала: «Что, неужто снова я? »

Господин Честни отчаянно пытался вспомнить, как играть в карты без потайного приспособления в рукаве, верного зеркала и крапленой колоды. И под мурлыканье, подобное скрежету гвоздя по стеклу.

При всем при том мерзкая старуха вроде бы даже понятия не имела, как правильно играть.

Через час ее выигрыш составил еще четыре доллара, и, когда она заявила: «Иногда и нам, девочкам, везет! », господин Честни случайно прокусил себе язык.

А затем ему вдруг прямо с раздачи пришел настоящий дуркер‑ рояль. Перебить эти карты практически невозможно. Такое вообще случается раз или два в жизни.

А она взяла да и бросила свою сдачу! Старая стерва бросила карты! При этом она лишилась целого доллара, черти ее побери, – и все же не колеблясь бросила карты!

Маграт снова заглянула через окошко в салон.

– Ну, что там? – спросила нянюшка.

– У них у всех очень сердитый вид. Нянюшка сняла шляпу и вытащила из нее трубку. Раскурив табак, она бросила спичку за борт.

– Ага! Попомни мои слова, скоро она примется мурлыкать под нос. О, Эсме умеет назойливо мурлыкать. – Нянюшка выглядела вполне довольной. – А в ухе она еще не ковырялась?

– Да нет вроде.

– Никто не умеет ковыряться в ухе так, как Эсме.

И тут она начала ковыряться в ухе! Все делалось очень женственно, и слабоумная старая мымра скорее всего даже не замечала, что делает. Просто она то и дело совала мизинец в ухо и крутила им там. При этом получался звук, похожий на тот, который раздается, когда натирают мелком бильярдный кий.

Отвлекающий маневр, вот что это такое. Наконец‑ то они раскусили ее…

Но нет, она снова бросила карты! А ведь у него ушло целых пять проклятых минут на то, чтобы собрать проклятый двойственный дуркер!

– Помню, – сказала нянюшка Ягг, – как‑ то раз она пришла к нам в гости на праздник по случаю коронации короля Веренса и мы начали играть с детишками в «пятнашки» по полпенни за кон. Так она обвинила Джейсонова младшенького в жульничестве и целую неделю потом дулась.

– А он и вправду жульничал?

– Надеюсь, – гордо ответила нянюшка. – Основная беда Эсме состоит в том, что она совершенно не умеет проигрывать. Маловато практики.

– По мнению Лобсанга Достабля, иногда, чтобы выиграть, нужно проиграть, – вспомнила Маграт.

– По мне, так это просто чушь какая‑ то, – пожала плечами нянюшка. – Это йен‑ буддизм, что ли?

– Нет. Йен‑ буддисты, наоборот, говорят, мол, чтобы выиграть, ты должен иметь много денег[15], – сказала Маграт. – А в Учении Скорпиона говорится, что самый верный способ выиграть – это проиграть все схватки, кроме последней. То есть нужно использовать силу противника против него самого.

– Что же, надо сделать так, чтобы он сам себе врезал? – спросила нянюшка. – По‑ моему, звучит довольно глупо.

Маграт наградила ее сердитым взглядом.

– Да что ты во всем этом понимаешь? – фыркнула она с не свойственной ей резкостью.

– А что я в этом понимаю?

– Ладно, с меня хватит! – воскликнула Маграт. – Я, по крайней мере, хоть пытаюсь узнать что‑ то новое, пытаюсь учиться! Не оскорбляю окружающих меня людей и не даю волю своему дурному характеру!

Нянюшка вытащила трубку изо рта.

– И вовсе у меня не дурной характер, – спокойно заявила она.

– А я не о тебе говорю!

– Да уж, Эсме всегда была вздорной, – подтвердила нянюшка. – Это у нее от природы.

– И она практически никогда не пользуется ведьмовством. А что толку быть ведьмой, если не насылаешь чары? Почему она не пользуется заклятьями, чтобы помогать людям?

Нянюшка уставилась на Маграт сквозь клубы табачного дыма.

– Думаю, это потому, что ей не нужно никому ничего доказывать, – промолвила она. – К тому же я знаю матушку много лет. И всю ее семью тоже. Ветровоски всегда отличались способностями к магии, даже мужчины. Есть у них какая‑ то волшебная жилка. Что‑ то вроде проклятия над ними довлеет. И тем не менее… она считает, что людям магией не поможешь. То есть как следует не поможешь. Но если подумать хорошенько, оно ведь и верно…

– Тогда какой смысл? …

Нянюшка поковыряла в трубке спичкой.

– Помнится мне, как‑ то раз, когда в твоей деревне началась чума, матушка тут же прилетела, чтобы помочь тебе, – продолжила она. – Работала день и ночь. Ни разу такого не бывало, чтобы она отказала кому‑ то в помощи, какая бы зараза к человеку ни прицепилась, пусть даже самая заразная зараза. А когда большой старый тролль, ну, тот, что живет под Ломаной горой, пришел в деревню за помощью, потому что его жена никак не могла разродиться, – так вот, помню, все тогда принялись бросаться в него камнями, но Эсме, ни слова не говоря, пошла с ним и приняла у бедняжки роды. Ха… А потом Куроцап Хопкинс тоже запустил камнем в Эсме – вскоре после того, как ночью все его амбары раздавила чья‑ то огромная нога. Эсме всегда говорила, что людям чарами не поможешь, зато поможешь трудом. То есть людям нужно помогать чем‑ то реальным, а не волшебством.

– Я вовсе не имела в виду, что матушка Ветровоск плохой человек… – начала Маграт.

– Ха! Зато я имела в виду именно это. Нужно много заграниц объездить, чтобы найти кого‑ нибудь повреднее Эсме, – усмехнулась нянюшка Ягг, – и это я тебе говорю. Ей отлично известно, что она собой представляет. Эсме уродилась доброй, и ей это очень не нравится.

Нянюшка выколотила трубку о поручни и снова повернулась к Маграт.

– Девочка моя, просто пойми, – сказала нянюшка, – она не только большая йогоистка, но еще и на психолологию больна. И я рада до смерти, что ни тем, ни другим я лично не страдаю.

Матушка выиграла уже двенадцать долларов. Жизнь в салоне замерла. Стояла такая тишина, что слышно было, как шлепают по воде колеса и раздаются команды, отдаваемые капитаном.

Матушка предъявила тройственный дуркер и выиграла еще пять долларов.

– Что значит психолология? – спросила Маграт. – Вы что, книги читаете?

Нянюшка проигнорировала ее вопрос.

– Главное дело сейчас следить, – сказала она. – Когда она начнет зубом цыкать, этак негромко: «ц‑ ц‑ ц». Это всегда следует за ковырянием в ушах. И обычно означает, что она что‑ то задумала.

Господин Честни побарабанил пальцами по столу, к своему ужасу, поймал себя на этом занятии и, чтобы скрыть смущение, прикупил еще три карты. Старая кошелка вроде бы ничего не заметила.

Он уставился на новый расклад. Добавил два доллара и прикупил еще карту. Снова уставился на карты. Интересно, подумал он, каковы шансы получить дуркер‑ рояль дважды за день? Только не паниковать.

– Пожалуй, – услышал он собственный голос, – я рискну еще парой долларов.

Он взглянул на компаньонов. Они послушно бросили карты – сначала один, за ним другой.

– Даже не знаю… – пробормотала матушка, по всей видимости обращаясь к своим картам. И снова поковыряла в ухе. – Ц‑ ц‑ ц. А как называется, ну, знаешь, когда, ну, вроде хочешь поставить еще денег?

– Это называется поднять ставку, – ответил господин Честни. Костяшки пальцев у него снова побелели.

– Тогда я подниму. Долларов этак на пять. Колени господина Честни заскребли друг о друга.

– Отвечаю и поднимаю еще на десять, – огрызнулся он.

– Уравниваю, – откликнулась матушка.

– Тогда я поднимаю еще на двадцать долларов.

– А я… – Матушка вдруг поникла. – Я… У меня… есть помело.

Где‑ то в подсознании господина Честни прозвонил тревожный звоночек, но он уже во весь опор скакал к победе.

– Идет!

Он выложил карты на стол.

Толпа ахнула.

Он начал тянуть банк к себе.

Но тут на его запястье сомкнулись пальцы матушки.

– Еще я не выложила свои карты, – лукаво заметила она.

– А это и ни к чему, – рявкнул господин Честни. – Вряд ли ты сможешь перебить это.

– Могу, если надурю тебя, – возразила матушка. – Кажется, поэтому игра и называется дуркер?

Он заколебался.

– Но… но… Да, ты, конечно, выиграешь, но только если у тебя на руках девять карт одной масти подряд, – пробормотал он, чувствуя, что начинает тонуть в пучине ее глаз.

Матушка откинулась на спинку стула.

– Знаешь, – спокойно сказала она, – мне как раз показалось, что у меня на руках что‑ то уж очень много этих черненьких с колючками. Много – это ведь хорошо, да?

Она выложила на стол карты. Окружающая игроков толпа дружно ахнула.

Господин Честни затравленно огляделся.

– Да, здорово вам повезло, госпожа, – признал какой‑ то пожилой господин.

Из толпы посыпались поздравления. Из большой и так некстати образовавшейся толпы.

– Э‑ э‑ э… да, – наконец кивнул господин Честни. – Да. Здорово. Учишься ты невероятно быстро…

– Уж побыстрее, чем ты. Итак, с тебя пятьдесят пять долларов и помело, – подсчитала матушка.

Когда она наконец появилась в дверях салона, Маграт и нянюшка Ягг уже поджидали ее.

– Вот твое помело, – буркнула она. – И надеюсь, вы уже собрали вещи. Мы сходим.

– Почему? – спросила Маграт.

– Да потому, что, когда здесь все немного утихнет, кое‑ кто начнет нас искать.

Они трусцой поспешили за ней в маленькую каюту.

– И ты не использовала никаких заклятий? – спросила нянюшка Ягг.

– Нет. Чистая головология, – ответила матушка Ветровоск.

– А где ты научилась так играть? – подозрительно осведомилась нянюшка.

Матушка остановилась. Они с разбегу врезались в нее.

– Помнишь прошлую зиму, когда старой матушке Дипбаж совсем похужело и я почти месяц сидела с ней каждую ночь?

– Да.

– Ты поиграй в дуркера с человеком, которого взад‑ вперед по времени мотает, тоже быстро научишься, – сказала матушка.

«Дарагой Джейсон и все асталъныи, Чево в заграницах с избытком, так эта разных запахов, теперь я вних здораво разбираюсь. Эсме на всех кричит, думаю она думаит што все вакруг спицально притваряются чужеземцами, на Зло ей, даже не знаю кагда ана ище так развликалась. И вапще, по мне так им всем просто нехватает харошей Встряски, на абед мы астановилисъ где‑ то и заказали Бифштекс по‑ Тартарски так все павара вели себя ОЧЕНЬ призрителъна, патамушта я захатела, штпобы мой как следует пражарили. Всиво харошева, МАМА».

Здесь луна была ближе.

Овцепиками спутник Плоского мира предпочитал любоваться издалека, очевидно не доверяя столь высоким и угрожающе выглядящим горам. Здесь же, неподалеку от Края, луна стала значительно больше. И налилась оранжевым цветом.

– Вылитая тыква, – заметила нянюшка Ягг.

– Кажется, мы договорились не упоминать больше о тыквах, – сказала Маграт.

– Так я ж не за обедом… – пожала плечами нянюшка.

И было здесь еще одно отличие. Ведьмы совершенно не привыкли к теплым ночам – в их краях такие ночи выдавались только в самый разгар лета, и то не каждый год. Неправильно это – сверху светит огромная оранжевая луна, а ты неспешно скользишь, скользишь над темной листвой, в которой трещат, жужжат и стрекочут насекомые…

– По‑ моему, мы достаточно отлетели от реки, – промолвила Маграт. – Матушка, может, приземлимся? Вряд ли кто сумеет нас догнать!

Матушка Ветровоск взглянула вниз. Река извивалась большими блестящими петлями – двадцать миль речных изгибов равнялись пяти милям по прямой. Земля казалась лоскутным одеялом холмов и лесов. А свечение вдали – наверное, это и была Орлея.

– Мы уже целую ночь летим, вся задница в занозах, – прямолинейно выразилась нянюшка Ягг.

– Ну хорошо, хорошо.

– Вон там какой‑ то город, – указала Маграт. – И замок.

– Опять замок?

– Очень миленький такой, маленький замок, – принялась оправдываться Маграт. – Неужели нельзя просто попроситься туда на ночлег? Я по горло сыта всякими постоялыми дворами.

Матушка глянула вниз. Она очень хорошо видела в темноте.

– А ты уверена, что это замок? – спросила она.

– Я же вижу башенки и все такое прочее, – сказала Маграт. – Замок это, что еще?

– Гм‑ м. А вот лично я вижу не только башенки, – сообщила матушка. – Похоже, Гита, нам стоит взглянуть, что такое тут творится.

В окутанном сном замке всегда царила абсолютная тишина, изредка прерываемая разве что в конце лета, когда с кустов ежевики падали спелые ягоды и мягко стукались об пол. Некоторые пташки пытались свить гнездо в колючих зарослях, которые теперь заполняли тронный зал от пола до потолка, но довести начатое до конца им никогда не удавалось, поскольку они тоже засыпали. А не считая этого, вам оставалось лишь слушать, как растет трава да распускаются цветы. Хотя, конечно, вам потребовался бы очень острый слух.

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 678 9 10 11 Следующая ⇒