![]()
|
|||||||
Глава пятая
Однако, если бы предшествовавший случай был поставлен в вину владыке, который так незаметно попал в женские сети, то не надо забывать, что этих опасных сетей иногда не избегали даже и такие святые, которые творили чудеса еще заживо. Но зато у нас известны и другие епископы, которых никакие жены не могли уловить в свои сети. Один из таковых, например, достойный Иоанн Смоленский, о котором ходит следующий анекдот. Вскоре по прибытии его в Смоленск, даже едва ли не после первой совершенной им там службы, две местные «аристократки» пожаловали в его приемную и приказали о себе доложить. Архиерей между тем уже успел снять рясу и сел с стаканом чая к своему рабочему столу, на котором, вероятно, написаны многие из его вдохновенных и глубоких сочинений. Услыхав доклад о посетивших его дамах, Иоанн удивился их желанию его видеть и, не оставляя своего места, приказал докладчику спросить их, что им нужно. Тот вышел и через минуту возвратился с ответом, что дамы пришли «за благословением». – Скажи им, что я сейчас всех благословил в церкви. Келейник пошел с этим ответом, но опять идет и докладывает, что «дамы желают особо благословиться». – Скажи им, что моего одного благословения на всех достаточно. Келейник пошел разъяснять беспредельность расширяемости архиерейского благословения, но снова идет назад с неудачею. – Требуют, – говорит, – чтобы их особенно благословили. – Ну, скажи им, что я их и особо благословляю и посылаю им это мое особое благословление чрез твое посредство. Но келейник пошел и опять возвращается. – Они, – докладывает, – и теперь не уходят. – Чего же им еще нужно? – Говорят, что желают поучения. – Попроси извинить, я устал, а поучение им в церкви скажу. Но келейник опять возвращается. – Еще что? – спрашивает епископ. – Недовольны, говорят: «мы для домашней беседы пришли». Преосвященный, продолжая оставаться за рабочим столом, протянул руку к полке, на которой у него складывались получаемые им газеты, и, взяв два нумера «Домашней беседы» г. Аскоченского, сказал келейнику: – Дай им поскорее «Домашнюю беседу» и скажи, что я тебе не позволяю мне о них более докладывать. Дамы удалились и никогда более не возвращались для домашней беседы с епископом, который зато с этой поры стал слыть у некоторых смолян нелюдимым и даже грубым, хотя он на самом деле таковым не был. По крайней мере люди, знавшие его ближе, полны наилучших воспоминаний о приятности его прямого характера, простоты обхождения, смелого и глубокого ума и настоящей христианской свободы мнений. Повторяемый же в рассказах о нем вышеприведенный анекдот с двумя смоленскими дамами, кажется, нет нужды относить к нелюдимству покойного епископа. Его, может быть, скорее надо отнести к тому чувству, какое должны были возбуждать в этом умном человеке праздные докуки так называемых «архиерейских барынь», которые, к сожалению и к унижению своего пола, еще и до сих пор в изобилии водятся повсюду, где есть владыки, склонные напрасно баловать таких особ своим вниманием и тем поощрять и развивать в них суетность, не распознающую благочестия от святошества. Этот анекдот также должен относиться не к укоризне нашим епископам, а, напротив, к похвале их проницательности, и он, по моему мнению, прекрасно поясняет собою анекдот о приеме, которого достигла графиня В< исконти>. Смоленские дамы, докучавшие епископу, так сказать, по ханжеской рутине, встретили твердый отпор и были отосланы к «Беседе» г. Аскоченского, а графиня В< исконти>, настойчиво действовавшая по вдохновению, была принята и удовлетворена, как требовало дело. Кто бы что ни говорил, но такая способность отстранить с твердостью мертвящую рутину и отдать должное живому вдохновению, конечно, говорит в пользу, а не во вред того высокого представления, какое нам приятно иметь о наших иерархах, положение коих часто бывает очень трудно и очень неприятно. В обществе этого и не воображают, потому что в обществе не знают множества тягостных мелочей архиерейского обихода.
|
|||||||
|