Глава седьмая

Окно в пятиугольной комнате под самым потолком и такое маленькое, что даже днем в ней не обойтись без светильника; вот почему она и служит тюрьмой. Комната эта представляет собой второй ярус башни, которую начал строить мой прадед, да так и не достроил.

Психея сидела на разобранной постели; рядом стоял светильник. Разумеется, я сразу кинулась к ней в объятия, не успев толком даже рассмотреть обстановку, но эта картина - Психея, разобранная постель и горящий светильник - навеки впечаталась в мою память.

Прежде чем я обрела дар речи, Психея сказала:

- Сестра, что он с тобой сделал? Что это с твоим лицом? Что это с твоим глазом? Да он опять бил тебя!

Только тут я поняла, что она гладит меня по волосам и утешает, словно это меня должны скоро принести в жертву. И, несмотря на то, что боль моя и без того была уже велика, мне стало еще больнее. В пору нашего счастья мы любили друг друга иначе.

Психея сразу же догадалась, какие мысли посетили меня, и стала приговаривать:

- Майя, Майя!

(Это было мое детское имя, которому научил ее Лис: и первое слово, сказанное маленькой Психеей. )

- Майя, Майя, что он с тобой сделал!

- Ах, Психея! - ответила я. - Какая разница? Лучше бы он меня убил! Лучшебы они избрали меня, а не тебя!

Но Психея не отступилась. Она заставила меня рассказать все как было (кто мог устоять перед ее мольбами? ). На этот рассказ и ушла большая часть времени, бывшего у нас в распоряжении.

- Довольно, сестра! - сказала я наконец. - Мне нет до него никакого дела. Что мы ему и что он нам? Я не считаю его нашим отцом и не боюсь опорочить этими словами доброе имя наших матерей. А если он все-таки наш отец, то слово " отец" отныне бранное для меня. Такому, как этот человек, ничего не стоило бы во время битвы спрятаться у женщины за спиной!

И тут (я этого никак не ожидала) Психея улыбнулась. Она почти никогда не плакала, разве что когда жалела меня. А сейчас она сидела спокойная и царственная, как будто ее совсем не страшила скорая смерть. Только вот руки у нее были холодные.

- Оруаль, - сказала она, - мне сдается, я усвоила уроки Лиса лучше, чем ты. Разве ты забыла, какие слова он заставлял повторять нас каждое утро? Сегодня мне придется встретиться со злыми людьми, с трусами и лжецами, завистниками и пьяницами. Они таковы, потому что не умеют отличать зла от добра. Их, а не меня ждет злая участь. Посему я должна жалеть их…

Психея сказала эти слова, подражая голосу Лиса, что у нее (в отличие от Батты) выходило очень хорошо. Она блестяще умела изображать других людей.

- Бедное дитя! - сказала я, и рыдания опять чуть было не задушили меня. Ведь Психея говорила обо всем этом так беззаботно, словно никакой беды не было и в помине. Мне казалось, что такая наивность неуместна сейчас, но что было бы умес тным, тоже не знала.

- Майя, - промолвила Психея. - Обещай мне, что не будешь делать глупостей. Обещай, что не станешь накладывать на себя руки. Ради Лиса, не делай этого! Мы трое были друг другу хорошими друзьями. (" Неужто только друзьями? " - подумала я. ) Вы остаетесь вдвоем, так держитесь же друг друга и не потеряйтесь. Будь умницей, Майя. Вы должны выстоять в этой битве.

- У тебя железное сердце! - воскликнула я.

- Передай от меня Царю последний привет - или что там полагается. Бардия - человек осторожный и воспитанный, он подскажет тебе, какими словами пристало умирающей дочери прощаться с отцом. Я не хочу показаться невежей напоследок.

Передай Царю то, что тебе скажет Бардия, и ни слова больше. Наш отец - он мне совсем чужой. Мне ближе сын птичницы, чем он. Что же касается Редивали…

- Прокляни ее! Если мертвые могут мстить…

- Нет, ни в коем случае! Она не ведает, что творит…

- Сестра, даже ради тебя я не стану жалеть Редиваль, что бы там ни говорил Лис!

- Хотела бы ты стать такой, как Редиваль? Нет? Тогда она заслуживает жалости и снисхождения. Если мне позволят распорядиться моими драгоценностями помоему разумению, то забери себе на память все те, которые любишь, а Редивали отдай все большие и дорогие, которые тебе так не по сердцу. А остальное отдай Лису.

Это было уже свыше моих сил: я уткнулась лицом в колени сестре и снова заплакала. О, как бы я хотела, чтобы она тоже склонила ко мне на колени свою голову!

- Послушай, Майя! - сказала Психея внезапно. - Не расстраивай меня, ведь уменя завтра свадьба!

У нее еще хватало духу говорить о том, о чем у меня не хватало духу даже слушать!

- Оруаль, - сказала Психея, пытаясь меня утешить, - в наших жилах течеткровь богов, и мы не посрамим ее. Когда я была маленькая, именно ты учила меняникогда не плакать.

- Мне сдается, что ты совсем ничего не боишься! - воскликнула я, но эти словапротив моей воли прозвучали так, словно я в чем-то упрекнула сестру, и мне самойстало тут же стыдно.

- Нет, одной вещи я очень боюсь, - ответила Психея. - Иногда меня посещает сомнение, и тогда словно холодная тень наползает на мою душу. Допустим - только допустим, - что нет никакого бога Горы и даже никакого Черного Чудища. Тогда тот, кого привязали к Древу, просто умирает медленной смертью от голода и жажды, зноя и пыли, обглоданный хищными тварями и растерзанный клювами воронов…И от этой мысли - ах, Майя, Майя!..

Психея разрыдалась и снова стала для меня ребенком, и я принялась утешать ее и плакать вместе с ней.

Мне стыдно даже писать об этом, но я все же признаюсь: в тот миг я испытала что-то вроде удовольствия - ведь именно для того, чтобы утешить сестру, я и пришла в темницу.

Но Психея очнулась куда быстрее, чем я. Она снова подняла голову, приняла царственный вид и сказала:

- Но я в это не верю. Жрец приходил ко мне. Прежде я его совсем не знала. Онсовсем не таков, каким его считает Лис. Знаешь, сестра, чем дальше, тем больше ясомневаюсь в том, что Лису ведомо все на свете. Да, ему известно многое. Без него вмоей голове царила бы такая же мгла, как в этой темнице. И все же… Я не нахожунужных слов, чтобы объяснить тебе… Он говорит, что весь мир - это один городНо на чем стоит этот город? Конечно, на земле. А что лежит за городской стеной? Откуда привозят еду для жителей города, откуда городу грозят беды и опасности? Все растет и гниет, крепнет и чахнет, набухает влагой - это ничуть не похоже на городэто похоже (хотя и сама не знаю чем) на Дом…

- … на Дом Унгит! - закончила я за нее. - Все кругом провоняло этой Унгит. За что мы восхваляем богов? Нам не за что быть благодарными им, ибо они Хотят разлучить нас. Я не вынесу этого! Нет ничего злее постигшей нас судьбы! О, как неправ Лис, как он не прав! Он ничего не знает о том, какова Унгит! Он видит во всемкругом только хорошее, старый глупец! Он считает, что богов или не существует вовсе, или они существуют и добры по своей природе. По доброте своей он и не догадывается, что боги существуют на самом деле и что они творят такие злодеяния, которые не снились и последнему мерзавцу!

- А может быть, - сказала Психея, - злодеяния эти творят вовсе не боги. Илибоги творят их с неведомыми нам намерениями. Что ты скажешь, если я вдруг действительно стану невестой Бога?

Эти слова разозлили меня. Даже странно - я могла положить свою жизнь за сестру (клянусь, что не лгу), я знала, что завтра она умрет, но при всем том я злилась на нее. Она говорила так спокойно, обдумывая каждое слово, словно вела философскую беседу с Лисом в тени старой груши и впереди у нее была целая вечность. В мою душу закралось подозрение, что разлука со мной нисколько не печалит Психею.

- Ах, сестра, - сорвалась я на крик. - О чем ты говоришь - эти трусы попросту собрались убить тебя! Тебя, которой они поклонялись, тебя, которая не моглапричинить зла даже уродливым жабам! И теперь они хотят скормить тебя Чудищу!..

Вы скажете, что Психея просто не хотела думать о худшем и решила поверить в туманные намеки Жреца на свадьбу с богом Седой горы. И в этом случае, раз уж я пришла утешать ее, было бы разумнее укреплять в ней эту веру, а не пытаться развеять ее. Вы скажете так и будете правы. Сколько раз я упрекала себя за свое поведение в ту ночь! Но сделанного не воротишь: я не смогла совладать с собой. Может быть, мною руководила гордость того же рода, что помогала Психее спокойно смотреть в лицо смерти, - гордость, учившая нас трезвости взгляда, готовности встретиться с худшим, - более того, настоятельная потребность все время ожидать худшего.

- Я тебя понимаю, - тихо сказала Психея. - Ты думаешь, что Чудище пожирает жертву. Я и сама так думаю. Меня ожидает смерть. Я ведь не настолько ребенок, чтобы не понимать этого. Если я не умру, как я смогу искупить грехи Глома? Икак можно прийти к богу, если не через смерть? И все-таки я верю в странные словасвященных преданий. Возможно, что для бога пожрать и взять в жены - одно и тоже. Есть вещи, которых мы не понимаем, вещи, о которых не знают ни Лис, ни Жрец.

На это мне нечего было возразить, и я прикусила язык. Непозволительная дерзость готова была сорваться с моих губ.

" Неужто ты думаешь, - хотелось сказать мне, - что похоть Чудища не так отвратительна, как его прожорливость? Неужто ты сможешь отдаться червю, гигантскому гаду, ползучей тени? "

- А что до смерти, - продолжила Психея, - так посмотри на Бардию (как ялюблю этого человека! ): он встречается с ней шесть раз на дню и только знай себепосвистывает. Немногому мы научились у Лиса, если по-прежнему страшимся смерти! Знаешь, сестра, он как-то обмолвился, что, кроме тех философов, учению которых он следует, в Греции есть и другие, и они утверждают, что смерть открывает двери из узкой темной комнаты - мира, в котором мы живем, - в другой мир, настоящий, светлый, солнечный. И еще они говорят, что там мы встретим…

- Бессердечная! - зарыдала я. - Ты хочешь оставить меня здесь одну, и тебеменя совсем не жалко! Скажи, Психея, да любишь ли ты меня?

- Тебя? Да я никого и не любила никогда, кроме тебя, Майя, да дедушки Лиса! - Не знаю почему, но в тот миг даже имя Лиса неприятно задело мой слух. - Нопослушай, сестра, наша разлука не будет долгой. Вскоре ты отправишься вслед замной. Сегодня ночью я поняла, что любая жизнь так коротка. Да и что хорошего вдолгой жизни? Рано или поздно меня выдали бы замуж за какого-нибудь царя - такого же, как и наш отец. Разве есть особая разница между таким замужеством исмертью? Мне пришлось бы покинуть наш дом, расстаться с тобой и Лисом, статьженщиной, рожать детей - разве все это не другие имена для смерти? Честное слово, Оруаль, мне кажется, что мне выпала лучшая участь!

- Лучшая участь?

- Конечно! Что ждало меня в этой жизни? Стоит ли весь наш мир с его дворцами и царями (такими же, как наш отец) того, чтобы так печалиться о нем? Лучшеевремя нашей жизни уже миновало. Сейчас, Оруаль, я скажу тебе то, чего никому (дажетебе) не говорила прежде.

Я знала, что и у любящих сердец бывают друг от друга тайны, но той ночью эти слова Психеи прозвучали для меня как удар ножом в спину.

- И что же ты хочешь мне сказать? - спросила я, стараясь глядеть вниз, на переплетенные пальцы наших рук.

- Знаешь, - сказала Психея, - с тех пор как я помню себя, меня всегда маниламысль о смерти.

- Ах, Психея, - вскричала я. - Тебе было плохо со мной!

- Да нет же, - перебила меня она. - Ты не понимаешь. Я искала в смерти неутешения. Напротив, именно когда я была счастлива, мне особенно хотелось умереть. Такое часто случалось со мной, когда мы гуляли втроем по далеким холмам, где такмного воздуха и солнечного света и откуда уже не виден ни Глом, ни царский дворец. Ты помнишь, как мы смотрели вместе на далекую вершину Седой горы, любуяськрасками заката и наслаждаясь ароматом цветов? Так было там красиво, и именнопоэтому мне хотелось умереть.

Возможно, в мире есть места и покрасивее, но это значит только то, что, окажись я там, я бы еще больше хотела умереть. Словно голос какой-то зовет меня и говорит: " Приди, Психея! " Но до сих пор я не знала, чей это голос и куда он зовет меня. И от этого мне было горестно. Так, наверное, чувствует себя перелетная птица, запертая в клетке, когда все ее подруги уже улетели в жаркие страны.

Психея поцеловала мои руки, выпустила их из своих и поднялась. От отца она унаследовала привычку ходить взад и вперед по комнате, рассуждая вслух. И тут я поняла (как мне было больно, когда это случилось! ), что Психея уже не принадлежит мне и что завтрашняя казнь только довершит то, что началось уже давно. Она была рядом со мной, но это только казалось - на самом деле она была где-то далеко. Я до сих пор не могу понять, с какого дня я начала терять ее.

Эту книгу я пишу для того, чтобы обвинить богов, но с моей стороны будет только справедливо, если при этом я не буду замалчивать и собственных прегрешений. Знайте: слушая Психею, я чувствовала, как во мне, несмотря на всю мою любовь к сестре, нарастает раздражение. Я прекрасно понимала, что с такими мыслями Психее будет легче встретить смерть, но именно эта легкость и раздражала меня. Мне казалось, что между нами стал кто-то третий. Если это грех, то боги покарали меня за него.

- Оруаль, - сказала Психея, и глаза ее при этом сияли. - Я ухожу на Седуюгору. Как долго мы смотрели на нее, даже не мечтая взойти на ее вершину! Помнишьвсе наши разговоры о чертогах из золота и янтаря под самыми небесами, которыепостроит для меня величайший из царей? Если бы тебе только удалось поверить в это, сестра! Послушай, ты не должна позволить горю ослепить тебя и ожесточить твоесердце…

- Ожесточить мое сердце?

- Да, твое сердце. Не ко мне, конечно. Послушай, разве так ужасно то, что произойдет? Боги требуют человеческой крови. Не любой крови - тогда они были быбессмысленно жестоки, - а именно того, кто и так был с детства готов отдать ее богам. С тех пор как ты носила меня на руках, Майя, самым горячим моим желаниембыло попасть на Седую гору, узнать, откуда исходит эта неземная красота…

- Так вот что всегда было твоей мечтой! Бессердечная, я ошиблась, сказав, что у тебя железное сердце: оно из холодного камня… - И я принялась рыдать, но Психея даже не услышала этого.

- …именно там моя родина и там я хотела бы родиться вновь. Неужели ты думаешь, что меня влекло туда случайно? Нет, меня влекло домой. Попрощайся со мнойи пожелай мне счастья. Всю жизнь бог Горы звал меня к себе, и вот - я иду к моемувозлюбленному. Теперь ты понимаешь?

- Я понимаю только то, что ты никогда не любила меня, - воскликнула я. -Иди к своим богам, ты такая же жестокая, как они!

- Ах, Майя! - сказала Психея, и слезы снова заблестели в ее глазах. - Майяведь я…

Но Бардия уже постучал в дверь. Мы так и не успели найти лучших слов, так не успели высказать все, что было у нас на сердце. А Бардия стучал все настойчивее настойчивее. Я поклялась на его мече, и клятва эта сама была острой, как меч.

Мы обнялись в последний раз. Счастливы те, в чьей жизни не было подобных объятий. А те, кто с ними знаком, - смогут ли они дочитать до конца мою повесть

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒