Корольков Юрий 44 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 44 из 48Следующая ⇒

Снова традиционный поклон, на который Зорге ответил кивком головы.

- У вас будут какие-либо распоряжения? - спросил начальник тюрьмы.

- Нет, свою последнюю волю я изложил письменно.

- Вы хотите сделать последнее заявление?

- Нет, я уже все сказал.

- В таком случае прошу следовать за мной.

- Я готов, - спокойно ответил Зорге.

Это была мелкая, подлая месть - казнить коммуниста в день его большого праздника...

Рихард вышел из камеры. В гулких коридорах тюрьмы удалялся топот его тяжелых ботинок. В тюрьме Сугамо наступила тишина...

Рихарда провели через двор в тесный кирпичный сарай. Здесь его ждали прокурор, палач и буддийский священник. Рихард Зорге сам стал под виселицу на люк, сделанный в полу. Он поднял по-ротфронтовски над головой кулак и громко произнес по-русски:

- Да здравствует Советский Союз!.. Да здравствует Красная Армия!..

Палач накинул петлю.

Было десять часов тридцать шесть минут утра по токийскому времени. В Москве - на шесть часов меньше. На предрассветных улицах советской столицы проходили войска Красной Армии, орудия, танки подтягивались к Красной площади для участия в Октябрьском параде.

Близилась победа Вооруженных Сил Советского Союза над германским фашизмом, победа Красной Армии, в рядах которой состоял и коммунист-разведчик Рихард Зорге...

Было 7 ноября 1944 года.

Тело казненного Рихарда Зорге зарыли на кладбище Дзасигатани кладбище невостребованных трупов, как называли это мрачное, заброшенное место на окраине Токио.

А прах Ходзуми Одзаки передали его жене. Позже, вспоминая этот ужасный день, Эйко написала в своих воспоминаниях:

" В темноте, под проливным дождем, я в одиночестве брела домой, прижимая к груди теплый ящичек с еще не остывшим прахом... Когда я пришла на вокзал Сибуя, поезда не ходили. На линии Токио - Иокогама случилась какая-то авария, и мне пришлось ждать поезда почти два часа. Наконец я втиснулась в битком набитый вагон и доехала до храма Ютондзи. Дом наш был погружен в полный мрак. На ощупь открыла ключом дверь, вошла в комнату и зажгла свет. И вот я снова в нашем доме, куда ты так хотел вернуться. Я вошла в твой кабинет, который ты так любил. Обливаясь слезами, я шептала какие-то слова и поставила урну с прахом на письменный стол... А за окном все лил и лил дождь... "

Через два дня, уже после казни, пришла открытка, написанная рукой Ходзуми. Он писал: " Становится все холоднее... Но я надеюсь собраться с духом и победить холод. Меня согревают чувства. Наша любовь подобна падающей звезде, летящей в вечность... "

Любовь подобна звезде, летящей в вечность!

ОРАНЖЕВАЯ ТАЙНА

Джейн Флеминг почему-то ужасно боялась своего шефа. Он напоминал ей героя когда-то виденного детективного фильма нагло-самоуверенного супермена с пронизывающими, раздевающими глазами. Такой не постоит ни перед чем для достижения цели. Подсознательное чувство опасности постоянно охватывало Джейн в присутствии Лесли Гровса, хотя руководитель учреждения, где она теперь работала, относился к ней вполне доброжелательно. Именно ему была обязана Джейн тем, что получила эту работу, после того как вернулась с Гавайских островов. Но когда Гровс вызывал ее в свой кабинет или просто разговаривал с ней, давая какие-то поручения, молодая женщина внутренне трепетала и рука ее невольно тянулась к открытому воротничку блузки.

С Гровсом Джейн познакомилась прошлым летом в инженерном управлении. Она пришла к нему по рекомендации друзей из авиационной фирмы, где когда-то работала. Перед ней за огромным столом сидел человек средних лет в форме полковника вооруженных сил Соединенных Штатов. Защитная рубашка военного покроя казалась тесной на его плотной фигуре, и сквозь легкую ткань выступали упругие бицепсы.

Не предложив Джейн сесть, Гровс прочитал письмо, окинул ее оценивающим взглядом:

- Ну что ж! Мне кажется, миссис Флеминг, вы нам подойдете. Точнее я скажу вам через неделю. Но имейте в виду, работать придется много, и комфорта не обещаю. Будете жить на краю пустыни... Согласны?

Конечно, Джейн согласилась. Что ей оставалось делать? Две недели назад она получила известие, что летчик Петер Флеминг не вернулся на базу и числится без вести пропавшим... Детей она еще раньше отправила к родителям на ферму, и сейчас для нее не имело значения, где ей придется работать.

- Ваш муж в армии? - спросил Гровс.

- Он летчик... Пропал без вести на Филиппинах.

- Ни вдова, ни замужняя! - определил Гровс.

Бестактность полковника покоробила Джейн. Она промолчала. Гровс поднялся, проводил ее до двери.

- Не забудьте еще об одном требовании, которое мы предъявляем всем нашим сотрудникам, - сказал он, прощаясь, - не болтать лишнего. Вы умеете держать язык за зубами?.. Кстати, у вас красивые зубы, миссис Флеминг, - добавил Гровс и улыбнулся одними губами. - Вам никто не говорил об этом?

Солдафонские манеры, неуклюжие замечания Гровса шокировали молодую женщину до того, что она готова была отказаться от предлагаемой службы. Но, получив через неделю письмо с предложением оформиться на работу, Джейн все же отправилась на Вирджиния-авеню. Такого заработка, какой обещали ей в военном ведомстве, Джейн, конечно, нигде не получит. Учреждение Гровса носило странное и непонятное название - Манхеттенский проект. Но на дверях, выходивших на улицу, не было никакой вывески.

Гровс встретил Джейн как старую знакомую. На этот раз он был в форме бригадного генерала и явно гордился своим новым званием. Он попросил Джейн пройти в соседнюю комнату получить необходимые документы и, не задерживаясь, выехать на работу по адресу, который ей будет указан.

В Санта-Фе - маленький городок, расположенный в штате Нью-Мексико, Джейн прилетела рейсовым самолетом, вмещавшим десяток пассажиров. Вместе с ней летели еще несколько человек, которые, как оказалось, тоже направлялись на строительство Манхеттенского проекта.

Джейн не могла даже представить, что в Штатах до сих пор существуют такие глухие места. С ручным чемоданчиком она вышла на крохотный аэродром, больше похожий на пастбище для скота, нежели на летное поле. Столица штата Нью-Мексико крохотный городок в окружении лилово-красноватых скалистых гор скорее походила на заброшенный поселок ковбоев или старателей, будто перекочевавший сюда со страниц романов Майн Рида. Сонные, пустынные улицы, старинные домики испанской архитектуры, обнесенные каменными заборами, протестантская кирка, несколько магазинчиков и таверна рядом с бензозаправочной станцией. Оказалось, что строительство Манхеттенского проекта находится еще дальше, милях в тридцати от города. Туда их вез автобус по узкой извилистой дороге через каньоны, мимо гор, придвинувшихся так близко, что ветви сосен, выросших на скалах, шуршали по крыше автобуса.

Но вот горы раздвинулись автокар выскочил на широкую долину и остановился перед воротами большого особняка испанской архитектуры, с пологой крышей и высокими сводчатыми окнами. Вероятно, его построили во времена Колумба первые испанские поселенцы такой он был старый, похожий на сторожевой форт, с воротами, окованными фигурными железными полосами, с мощеным двориком и каменной лоджией, протянувшейся вдоль внутренней стоны господского дома. Не жилище, а крепость!

Дом испанских грандов стоял на отшибе, а дальше в горной долине виднелись ковбойские, а может быть, индейские ранчо выложенные из серого потемневшего известняка Джейн читала, что здесь в Нью-Мексико, находились когда-то резервации индейцев. Вот куда занесла ее судьба!

Приезжих встретила добродушная тетушка Дороти Маккибен, исполнявшая здесь обязанности хозяйки дома. Она вышла из кухни с засученными рукавами, отерла полотенцем руки и приветливо поздоровалась. От нее веяло теплом, домашним уютом, и все вокруг оставляло впечатление патриархальной тишины и спокойствия. Только отдаленный гул стройки в горах, рокот тяжело груженных машин напоминал, что сейчас все же век двадцатый...

Тетушка Маккибен угостила всех чудесным кофе со сливками, которые принесла в большом фаянсовом кувшине, поставила на стол такие же белые грубые чашки. Несмотря на свою полноту, она была подвижна и расторопна. Занимаясь делами, говорила без умолку, убеждала приехавших, как здесь чудесно, какой чистый здесь воздух. А неудобства - это временно, скоро построят городские квартиры, и тогда будет просто первоклассный горный курорт...

Напоив гостей кофе, пообещав, что скоро привезут их багаж, тетушка Маккибен принялась расселять инженеров-строителей, приехавших в эти глухие места из разных концов страны. Одних она направила в соседние хижины, других поселила в длинном флигеле во дворе, предназначавшемся когда-то для господской прислуги. Миссис Флеминг получила угловую комнатку в господском особняке, носившем громкое название - Дом приезжих. Комнатка совсем крохотная, в ней едва умещались кровать, туалетный столик да старый тяжелый стул. Единственное окно-амбразура выходило на дорогу, по которой тянулись вереницы машин, груженных строительными материалами. Могучие самосвалы, как бизоны, поднимались на горное плато, где видны были остовы поднимающихся корпусов.

Здесь, в Лос-Аламосе, предстояло жить теперь Джейн Флеминг, завербованной на работу военным ведомством Соединенных Штатов. Но никто из приехавших не имел ни малейшего понятия - что же, в конце концов, им предстоит строить в глуши штата Нью-Мексико, в бывшей индейской резервации, окруженной плотным кордоном войск, не пропускавших сюда ни единого постороннего человека.

Тетушка Маккибен оказалась права: к осени на Холме, так называлось плоское и широкое горное плато, закончили постройку жилых домов, коттеджей, и многие инженеры, ученые-физики переселились туда, ближе к лабораториям, оборудованным самой новейшей аппаратурой.

Джейн работала в секретариате Гровса, ей пригодилась стенография, изученная когда-то давным-давно, точно так же как пригодился и технический опыт, накопленный в конструкторском бюро авиационной фирмы.

Руководитель Манхеттенского проекта бригадный генерал Гровс не часто наезжал в Лос-Аламос. Он проводил здесь неделю, иногда две и снова исчезал. Под его управлением находились еще другие объекты, разбросанные по всей стране - в Чикаго, Ханфорде, Ок-Ридже... Когда приезжал Гровс, в его кабинете начинались бесконечные совещания, беседы, их стенографировала личная секретарша Гровса, но часто, когда в кабинете происходили особо секретные разговоры, Джейн туда не допускалась. В эти дни в кабинете генерала Гровса подолгу засиживался Оппенгеймер, Роберт Оппенгеймер, или просто Опп, как дружелюбно называли его на строительстве. Опп возглавлял основную лабораторию Лос-Аламоса. Внешне он никак не походил на солидного ученого. Худощавый и узколицый, с большим носом, будто пересаженным с другого лица, он ходил в затертых ковбойских штанах, в яркой клетчатой рубахе, всегда с запущенными, давно не стриженными волосами. Погруженный в научные исследования, Опп не обращал внимания на свою внешность и походил скорее на туриста, случайно забредшего в эти края... Вместе с Оппенгеймером приходили его помощники - венгерский физик Сциллард, итальянец Ферми, одноногий Теллер, Буш. Это были эмигранты, покинувшие Европу, захваченную Гитлером. Гровс обращался с учеными-эмигрантами грубовато-фамильярно, но, по всей видимости, они играли основную роль в жизни Манхеттенского проекта. Джейн хорошо знала каждого из них, но не имела представления, чем они занимаются. В Лос-Аламосе существовал непреложный закон - говорить о чем угодно, но только не о делах Манхеттенского проекта

Джейн печатала служебные письма, стенографировала распоряжения Гровса, вела канцелярию, но в ее руки ни разу не попал ни один документ написанный на бумаге оранжевого цвета. Это была оранжевая тайна, к которой имели доступ лишь несколько человек из самого ближайшего окружения бригадного генерала Гровса

Оранжевая тайна... Эта тайна, породившая Манхеттенский проект, возникла накануне того трагедийного дня, который Джейн пережила там, на Гавайях, в своем уютном коттедже на склоне потухшего вулкана.

Шестого декабря 1941 года, за день до японского нападения на Перл-Харбор, президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт подписал распоряжение - приступить к изготовлению атомной бомбы, обладающей, по расчетам ученых, фантастической мощью. Президент поставил свою подпись на бумаге оранжевого цвета и распорядился, чтобы все материалы, связанные с разработкой нового сверхсекретного оружия, впредь направлять к нему только на такой бумаге. Их легко будет обнаружить в кипах документов, поступающих на рассмотрение к президенту. Оранжевые письма, адресованные ему, Рузвельт приказал передавать немедленно.

Для сохранения тайны работу по изготовлению атомной бомбы назвали Манхеттенским проектом - по месту расположения резиденции начальника генерального штаба вооруженных сил Маршалла.

Но еще задолго до того, как Рузвельт подписал распоряжение, тайна уже существовала, не окрашенная еще оранжевым цветом, то есть не получившая государственного значения.

В начале тридцатых годов ученые, занимавшиеся ядерной физикой, открыли существование нейтрона, способного расщеплять атом. Французский физик Жолио-Кюри получил Нобелевскую премию за обнаруженное им явление искусственной радиации. В Стокгольме, получая заслуженную премию. Кюри сказал: " Ученые, которые могут создавать и разрушать элементы, способны также осуществлять ядерные реакции взрывного характера... Если удастся осуществить такие реакции в материи, то, по всей вероятности, будет высвобождена в огромных количествах полезная энергия".

Ученые разных стран - в Москве и Берлине, в Стокгольме и Токио, в Риме и Лондоне, в городах Соединенных Штатов - направляли свое внимание к единой цели: раскрыть удивительную тайну расщепления атома. Но энергия, заключенная в атоме, могла служить и войне и миру, и созиданию и разрушению. Все зависит от того, в чьих руках окажется раскрытая тайна ядерных мощностей, чему станет она служить - добру или злу. И это начинало тревожить умы ученых. Жизнь в Европе становилась невыносимой.

В мире слово " нейтрон" упоминалось значительно реже, чем слово " Гитлер".

Один за другим ученые-физики покидали нацистскую Германию, Италию Муссолини, Венгрию диктатора Хорти, переселялись в Англию, Скандинавию, Соединенные Штаты.

Покинул Европу корифей науки Альберт Эйнштейн, освистанный нацистами-студентами в германском университете; эмигрировал из Венгрии Сциллард, только недавно ставший лауреатом Нобелевской премии. Его примеру последовал блестящий итальянский ученый в области ядерной физики Энрико Ферми... Разные пути приводили ученых в Америку, и они продолжали заниматься здесь исследовательской работой. Никто из них не мог сказать, в каком направлении, с каким успехом ведутся исследования ядерных проблем в покинутых ими странах. Из Германии приходили тревожные вести - в лабораториях, исследовательских институтах, в университетах появились доцент-фюреры, политические надсмотрщики, контролирующие научную и педагогическую работу исследователей-ученых. А что, если Гитлер направил свои усилия на то, чтобы заполучить атомное оружие? Такая возможность не исключена - в Германии осталось немало ученых, перешедших на сторону фашизма. Атомная бомба в руках фашистов! Что может быть трагедийнее такой перспективы?! Мир окажется беззащитным против атомной угрозы. Нужно предпринимать контрмеры, предпринимать немедленно. В арсенале народов, борющихся с фашизмом, должно быть свое атомное оружие, одно существование которого сможет обуздать Гитлера. Но что могут сделать ученые без поддержки, вооруженные лишь теоретическими идеями разрушения атома? Нужны эксперименты, нужны громадные средства для того, чтобы превратить научные идеи в реальность, сделать это до того, как фашизм заполучит атомное оружие.

Только атомное оружие демократических стран, противостоящее такому же оружию, изготовленному в фашистской Германии, может спасти мир. Так думал Лео Сциллард, венгерский ученый-атомник, волей горькой судьбы заброшенный в Соединенные Штаты. Надо убедить американское правительство в реальности угрозы атомного нападения со стороны фашистской Германии - так думал и Энрико Форми, итальянский физик, эмигрировавший в США.

Весной 1939 года, когда всем было ясно, что вот-вот начнется вторая мировая война, Энрико Ферми отправился в штаб военно-морского флота Соединенных Штатов. Его принял начальник технического управления адмирал Хупер. Итальянец пытался втолковать адмиралу, какое значение имеют атомные исследования, как они изменят технику будущей войны и предотвратят угрозу со стороны Германии. Но Хупер слушал его рассеянно, заподозрив в ученом шарлатана-ловкача, который пришел выманивать деньги на какие-то нелепые эксперименты. Адмирал был далек от идей, которые разъяснял ему итальянский ученый. Он спросил:

- А почему вы решили, что Штаты будут воевать против Германии, а не на ее стороне?.. Здесь еще ничего не известно.

Ученый больше не встречался с адмиралом.

Неудача, постигшая Энрико Ферми, не обескуражила физиков. Они искали новые пути. Решили, что лучше всего поговорить с президентом, но для этого требовалась авторитетная поддержка. Сциллард и Ферми рискнули обратиться к Альберту Эйнштейну.

Созвонившись по телефону, они отправились на Лонг-Айленд под Нью-Йорком, где ученый проводил летний отдых. Их старенький фордик долго колесил по взморью, пока они не обнаружили наконец маленькую дачку, уединенно стоявшую на берегу. Их встретил седой, усатый человек, с львиной гривой белых волос, спадающих до плеч. Он собирался плыть на яхте, был в холщовых рыбачьих штанах, закатанных до колен, в стоптанных башмаках и рубахе с распахнутым воротом.

Сциллард рассказал о цели своего визита, о последних тревожащих новостях, дошедших к ним из Европы. Немцы запретили вывозить урановую руду из оккупированной ими Чехословакии. Это в Судетах, в Иохимстале, где начинал свои опыты Жолио-Кюри... Есть сведения, что германский вермахт заинтересовался атомной проблемой.

- Надо предупредить страшное бедствие, - взволнованно говорил Сциллард.

- Это будет трудно доказать военным, - возразил Эйнштейн.

- Но мы должны обратиться прямо к президенту!

Альберт Эйнштейн был далеко не уверен, что на современном уровне исследований можно практически решить задачу цепной реакции. Это дело будущего. Но активность фашистов настораживала. Ученый согласился подписать письмо президенту Рузвельту. Сообща набросали проект. Эйнштейн диктовал:

- " Вашингтон, Белый дом, президенту Соединенных Штатов Ф. Д. Рузвельту.

Сэр! Некоторые последние работы Э. Ферми и Л. Сцилларда, которые я видел, дают мне основания полагать, что элемент урана может быть в ближайшем будущем превращен в новый и важный источник энергии...

В последние четыре месяца, благодаря работам Жолио во Франции, а также Ферми и Сцилларда в Америке, стало возможным осуществить ядерную цепную реакцию в большой массе урана, которая вызовет выделение колоссальной энергии... Вполне вероятно, хотя это можно сказать с меньшей уверенностью, что таким образом будут созданы исключительно мощные бомбы нового типа... Возникшее положение, очевидно, требует бдительности и, если понадобится, быстрых действий со стороны правительства... "

Вскоре Сциллард приехал еще раз к Эйнштейну на побережье с готовым текстом, и ученый с мировым именем подписал письмо президенту. Это было второго августа 1939 года.

Но как передать его Рузвельту? Потребовалось немало времени, чтобы найти человека, который смог бы это сделать.

Банкир Александр Сакс, американец русского происхождения, был вхож в Белый дом. Он дружил с Рузвельтом, состоял его неофициальным советником по финансовым вопросам. Сакс поддержал Сцилларда и обещал передать письмо президенту. Сделать это удалось только в октябре, когда в Европе уже бушевала вторая мировая война.

Сакс вошел в кабинет Рузвельта, когда президент просматривал текущую корреспонденцию, подготовленную секретарем.

- То, что я принес вам, - сказал Сакс, - не должно залеживаться на вашем столе...

Он стал подробно рассказывать о письме Эйнштейна и пояснительной записке, составленной Сциллардом. Но и президент слушал его невнимательно. Его утомляли бесконечные и непонятные научные термины.

- Знаете что, - признался Рузвельт, - мои познания в этой области не превышают познаний полицейского, стоящего на посту у ворот Белого дома.

Сакс прервал рассказ и прочитал несколько абзацев из письма Альберта Эйнштейна. Но и это не убедило президента.

- Вероятно, все это очень важно и интересно, - сказал он, - но правительству преждевременно вмешиваться в такие сложные научные проблемы. - Рузвельт явно уклонялся от дальнейшего разговора. Он посмотрел на огорченного Сакса и добавил: - Знаете что, Алекс, приходите ко мне завтра на ленч. Тогда и поговорим...

Александр Сакс провел ночь в раздумьях, как убедить президента.

Президент уже сидел за завтраком, когда Сакс появился снова в Белом доме.

- Вы опять будете мучить меня учеными проблемами, - усмехнулся Рузвельт. - Сколько времени вам нужно, чтобы изложить суть дела?

- Нет, я просто расскажу вам одну старую историю, - возразил Сакс. - Однажды к Наполеону явился американский изобретатель и предложил ему построить паровой флот. Корабли смогут в любую погоду ходить по морю и легко осуществят вторжение в Англию. Великий император Франции проявил недальновидность. Ему показалось невероятным, что корабли смогут ходить без парусов, и он прогнал ученого - знаменитого Фултона, изобретателя парового двигателя... Если бы Наполеон проявил большее внимание к совету Фултона, думаю, что история девятнадцатого века развивалась бы иначе... Англию спасла недальновидность Наполеона.

- Вы сравниваете меня с Наполеоном, - рассмеялся Рузвельт, - и хотите предостеречь от его ошибки. Ну что ж!

Президент взял листок бумаги, что-то черкнул и передал камердинеру, который прислуживал за столом. Через минуту камердинер вернулся с бутылкой старого французского коньяка, наполнил бокалы.

- Давайте выпьем за то, чтобы не повторять великих ошибок, сказал Рузвельт. - Вы серьезно думаете, что Гитлер может поднять нас на воздух своей атомной бомбой?

- Совершенно серьезно! Субатомная энергия существует вокруг нас. Мы обязаны взять ее под свой контроль.

Рузвельт задумался. Он нажал кнопку и вызвал своего секретаря генерала Уотсона.

- Послушайте, Уотсон, над этим стоит подумать, - он протянул письмо Эйнштейна. - Это требует действия...

Через десять дней генерал Уотсон по поручению президента собрал совещание военных консультантов. Пригласили и Сцилларда. Сциллард сказал:

- Если полностью расщепить килограмм урана, произойдет взрыв, равный по силе взрыву двадцати тысяч тонн динамита...

- О, это нам подойдет! - воскликнул один из военных.

Консультанты поддержали просьбу Сцилларда - выделить для изучения атомной проблемы шесть тысяч долларов.

С этого и начались лабораторные исследования по изготовлению атомной бомбы. Через два года Рузвельт подписал распоряжение, напечатанное на бумаге оранжевого цвета.

Полковник Гровс, руководитель Манхеттенского проекта, не имел никакого отношения к ядерной физике. Его осведомленность в этой области тоже стояла на уровне познаний заурядного полицейского, о котором говорил Рузвельт. И тем не менее полковника Гровса назначили военным руководителем проекта. Главным его качеством считалась бульдожья хватка - этот своего добьется, а добиваться предстояло многого.

По специальности Гровс был строителем, скорее даже подрядчиком, потому что сам он ничего не строил, только распоряжался. Последнее время Гровс возглавлял постройку Пентагона, здания военного министерства. Новое назначение принял с энтузиазмом - его привлекли масштабы предстоящей работы: выполнение Манхеттенского проекта оценивали в сто миллионов долларов. Такого подряда Гровс еще никогда не получал!

Полковник-строитель отличался чудовищным тщеславием, завидовал успехам других. Гровс решил использовать ситуацию, чтобы сразу продвинуться вперед. В военном министерстве он поставил условие пусть ему сразу дадут бригадного генерала.

- Мне это нужно для дела, - говорил он. - Генеральское звание действует на ученых куда сильнее, чем на военных... Мне же придется возиться с этими битыми горшками.

" Битыми горшками" Гровс пренебрежительно называл физиков, поступавших под его начало. Многие из них имели Нобелевские премии, считались учеными мировой величины, но для Гровса они оставались только " коллекцией битых горшков".

Ограниченный и бестактный человек, Гровс был убежден, что в мире все решает только грубая сила. Генерал-солдафон, став на пост руководителя Манхеттенского проекта, постепенно забирал власть, становился неограниченным монархом в самостоятельном атомном государстве внутри Соединенных Штатов Америки.

Стоимость Манхеттенского проекта первоначально определялась в сто миллионов долларов, но под конец перевалила за два миллиарда. На строительстве атомных заводов было занято сто пятьдесят тысяч рабочих. В подчинении Гровса оказалось три засекреченных " атомных" города; вместе с прилегающими к ним заводами, лабораториями, исследовательскими центрами они занимали площадь в десятки тысяч квадратных километров. И первым из городов по степени секретности, конечно, был Лос-Аламос, где конструировали атомную бомбу. Названия этих городов перестали упоминать в газетах, будто их никогда не существовало на географических картах.

В своей вотчине Гровс создал собственную контрразведку, установил строгую цензуру в частной переписке ученых, организовал подслушивание телефонных разговоров, запись их на магнитофонную ленту, учредил " детекторы лжи" для определения политической благонадежности своих подданных.

Под началом этого человека, рядом с ним работала и Джейн Флеминг, молодая американка, считавшая до недавнего времени, что она достигла в жизни счастья. Война разрушила все...

Весной бригадный генерал Гровс дольше обычного задержался в Лос-Аламосе. Атомные заводы вступали в решающую стадию строительства, и главная лаборатория начала получать первые мизерные дозы атомного горючего, измеряемого миллиграммами. В Пентагоне Гровса поторапливали - атомная бомба нужна сейчас, но не после войны. Сталинград произвел в войне перелом, русские все сильнее начинают давить на Гитлера. Нужно торопиться... Гровс всю свою энергию направлял на то, чтобы быстрее получить бомбу.

Собственно говоря, у генерала Гровса были основания проявлять настороженное беспокойство за сохранение оранжевой тайны. Иное дело, что треволнения Лесли Гровса превратились в шпиономанию. Он готов был подозревать в измене любого сотрудника Манхеттенского проекта - от ведущего физика, занятого теоретическими исследованиями атомных проблем, до негра-шофера, перевозившего грузы на строительную площадку в Лос-Аламосе.

Было естественно предположить, что германское военное командование, занятое разработкой собственного секретного оружия - той же атомной бомбы или самолетов-снарядов, должно интересоваться, что происходит за океаном, какие сюрпризы могут преподнести им американцы в ходе мировой войны. Конечно, " маленький грек" - адмирал Канарис, столько лет возглавлявший абвер, не упустит случая сунуть нос в Манхеттенский проект. Разведка есть разведка.

Инцидент, который поверг в панику Лесли Гровса и руководителя манхеттенской контрразведки майора Ленсдэйла, произошел в разгар исследовательских и строительных работ в штате Нью-Мексико. На пустырях Клинтона уже поднимались бетонные трехсотметровые улитки реакторы для атомного горючего, росли корпуса плутониевого комбината, а в Лос-Аламосе конструировалась дьявольская бомба, обладающая фантастической взрывной силой. Уже после войны, вспоминая и вновь переживая тогдашнюю тревогу, Ленсдэйл говорил Гровсу:

- Ну конечно, это произошло, когда мы занимались " серебряной операцией"...

- Нет, нет, - возражал Гровс, - в то время мы уже получили первые миллиграммы плутония. Комбинат ежедневно вырабатывал по нескольку наперстков горючего.

Атомщики определяли время исполнением графика Манхеттенского проекта. У них все было подчинено только этому.

Что же касается " серебряной операции", то она была связана с получением нескольких тысяч тонн серебра из запасов государственного казначейства. Его предназначали для обмоток мощных электромагнитов, расщепляющих урановые соединения. Благородный металл, веками измеряемый только унциями, считали теперь на тонны, сотни и тысячи тонн. Это было так же невероятно, как если бы драгоценные камни, измеряемые каратами, начали бы мерить на килограммы. Отдел безопасности, разведчики Манхеттенского проекта терялись в догадках, что предпринять, чтобы получение такого громадного количества серебра не породило опасных слухов. Упаси бог, если " серебряная операция" насторожит, привлечет внимание противника, - немцев или русских, англичан - безразлично. Под началом Ленсдэйла находилось до пятисот платных агентов, осведомителей, опытных детективов, военных контрразведчиков, и все же Гровсу казалось, что сделано далеко не все для сохранения тайны - частицы большой, непроницаемой оранжевой тайны.

И предчувствия не обманули Гровса. В один из летних дней в его кабинет на Двадцать первой авеню в Вашингтоне ураганом ворвался взбудораженный майор Ленсдэйд, плотно захлопнул дверь и, запинаясь, сказал:

- Генерал, немцы охотятся за нашим проектом!..

Все началось будто бы с пустяка. Вблизи Нью-Йорка, на побережье Лонг-Айленд, в полицейский участок прибежал запыхавшийся мальчуган. Он сбивчиво рассказал, что своими глазами видел, как к берегу на спортивной надувной лодке подплыли два человека. Это случилось перед рассветом, когда мальчуган, поднявшись среди ночи, шел по безлюдной песчаной косе, выбирая удобное место для рыбной ловли. Двое высадились на берегу, спрятали лодку и, забрав чемоданы, вышли на шоссейную дорогу. Один из них был негр, другой белый. В это время как раз со стороны Монток прошла электричка. Когда мальчуган поднялся к автостраде, там уже никого не было - ни на шоссе, ни на перроне станции, где только что останавливался электропоезд.

⇐ Предыдущая 39 40 41 42 434445 46 47 48 Следующая ⇒