Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить этот файл после прочтения. Спасибо!

Название: Когда гаснут звезды

Автор: Кэрри Ааронс

Серия: Вне серии

Переводчики: Дмитрий С.

Редактор: Дания Г.

Вычитка и оформление: Виктория К

Аннотация:

Звезды умирают одним из двух способов.

Так медленно, что сгорание каждого слоя кажется агонией... или внезапно, взрываясь на миллион осколков, прежде чем Вселенная успевает понять, что происходит.

Когда Пакстон Шоу покинул Деми Розен, даже не попрощавшись, он украл ее свет в обоих смыслах.

Теперь, восемь лет спустя, он пытается вернуть ее на свою орбиту.

Звёздный игрок футбольной команды, любимец всех женщин наконец-то понимает, что совершил ошибку и Деми — его единственная

Но она уже не та девчонка, которая прибегала к нему среди ночи по первому телефонному звонку. Теперь Деми сильная и успешная женщина, сделавшая целью своей жизни — исполнять желания детей, чье пламя почти погасло.

А ещё она недосягаемая, как мрак и холод полночного неба без луны.

Когда их звездные пути сталкиваются из-за одного особенного ребенка, невозможно сохранить в тайне чувства прошлого. Пакстон был ее кометой Галлея, единственной в жизни любовью, которая опалила сердце Деми самым впечатляющим образом.

Она пообещала себе, что больше никогда не совершит такой ошибки. Но как она может забыть мечты о любви, которые у нее когда-то были, когда Пакстон хочет воплотить их в жизнь?

+18

(в книге присутствует нецензурная лексика и сцены сексуального характера)

Любое копирование без ссылки

на переводчика и группу ЗАПРЕЩЕНО!

Пожалуйста, уважайте чужой труд!

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРОЛОГ. 4

ГЛАВА 1. 5

ГЛАВА 2. 8

ГЛАВА 3. 11

ГЛАВА 4. 14

ГЛАВА 5. 17

ГЛАВА 6. 19

ГЛАВА 7. 22

ГЛАВА 8. 25

ГЛАВА 9. 27

ГЛАВА 10. 31

ГЛАВА 11. 35

ГЛАВА 12. 39

ГЛАВА 13. 42

ГЛАВА 14. 45

ГЛАВА 15. 47

ГЛАВА 16. 51

ГЛАВА 17. 55

ГЛАВА 18. 57

ГЛАВА 19. 60

ГЛАВА 20. 64

ГЛАВА 21. 68

ГЛАВА 22. 72

ГЛАВА 23. 76

ГЛАВА 24. 78

ГЛАВА 25. 81

ГЛАВА 26. 84

ГЛАВА 27. 88

ГЛАВА 28. 91

ГЛАВА 29. 94

ГЛАВА 30. 97

ГЛАВА 31. 100

ГЛАВА 32. 104

ГЛАВА 33. 106

ГЛАВА 34. 109

ГЛАВА 35. 112

ГЛАВА 36. 114

ГЛАВА 37. 118

ГЛАВА 38. 122

ГЛАВА 38. 125

ГЛАВА 40. 128

ГЛАВА 41. 131

ГЛАВА 42. 134

ГЛАВА 43. 137

ГЛАВА 44. 141

ЭПИЛОГ. 143

ПРОЛОГ

ДЕМИ

Девять лет назад

Взглянув на часы, я смотрю время ― 1: 02 ночи.

Ничего хорошего не происходит в это время. Ночью люди должны спать. Или заканчивать смену в больнице. Или просыпаться, чтобы выпить стакан воды, или успокоить плачущего ребенка.

Чего они не должны делать, так это сидеть перед зеркалом для макияжа при слишком ярком свете, который контрастирует с темнотой комнаты в общежитии. Я наношу слой своей любимой помады, тщательно проверяю, чтобы каждая ресница была идеально разделена и подкрашена черной тушью. Дотянувшись до расчески, приглаживаю локоны, которые только что заплела в прическу, стараясь, чтобы она выглядела непринужденно и в то же время сексуально.

Я лгу себе, говорю своему глупому сердцу, что на этот раз он заметит мои усилия. Что, когда откроет свою дверь, он, наконец, поймет, что я красива и достойна разговора, а не просто звонку посреди ночи, чтобы потрахаться. Отрицание глубоко проникает в мои поры, и я выбираю идеальный наряд

Я просто случайно встала с постели, чтобы прийти и потусоваться.

Но, конечно, он этого не узнает. Он накроет мой рот своим, запустит руки мне в волосы, потянет за одежду... и тогда мне конец. Вся решимость, которую я накопила, часы, которые потратила на разговоры с самой собой о том, как на этот раз сформировать реальную связь между нами, вылетят в окно.

А потом я сижу и жду, нервно постукивая ногой, глядя на свой телефон в ожидании зеленого сигнала. Потому что, когда он звонит, я прихожу. Я никогда не говорила и никогда не скажу «нет».

Мои друзья постоянно смотрят на меня неодобрительными взглядами, когда я возвращаюсь с ним домой с вечеринки, или иду в его общежитие по холоду, или молча плачу, когда смотрю, как он целует других девушек в кампусе.

Я слаба, и признаю это. Но я никогда не остановлюсь.

Потому что быть с ним ― это лучший кайф, который я когда-либо получала.

Потому что, когда он прикасается ко мне, нет лучшего чувства во всем мире.

Потому что я ― мотылек, а он ― пламя.

И самое главное, я знаю, что он даже не заметит, если я полностью сгорю.

ГЛАВА 1

ДЕМИ

Наблюдать, как сбывается чужая мечта, ― это счастье. Крошечный момент, когда вы имеете честь наблюдать радость этого человека, его нескрываемый восторг, когда то, что он загадал, стоит прямо перед ним. Это ни с чем несравнимый кайф, эгоистичный и самоотверженный поступок одновременно. Знать, что ты можешь воплотить его заветное желание и сделаешь для этого абсолютно все, лишь бы позволить ему быть счастливым.

Это то, чем я зарабатываю на жизнь. Я наблюдаю, как исполняются сокровенные мечты детей, а затем как они безвозвратно угасают, оставляя это мир навсегда.

Я смотрю, как они бегают с величайшими спортсменами на земле, кричат во все горло на аттракционах в Диснейленде, хихикают, когда их снимают в любимом телевизионном шоу. А потом глотаю желчь в горле, когда их матери присоединяют к ним кислородные трубки, или делают укол в центре Magic Kingdom, или защищают их хрупкие тела от солнца, потому что слишком долгое пребывание на открытом воздухе подрывает их иммунную систему.

За эти годы мой желудок превратился в стальной свод, я натренировала свои эмоции, чтобы стать невосприимчивой. Но все еще есть такие случаи, которые пробираются под мою кожу, сдирают ее и причиняют боль.

Вот как обстоят дела с Райаном Гюнтером. Семилетний мальчик, которому недавно диагностировали такой же рак, что и моему родному брату много лет назад.

― Мы берем вот его. ― Я бросаю папку на дубовый стол серого цвета в конференц-зале.

― Деми, мы и так перегружены, может быть, подождем до следующего месяца... ― Мой вице-президент по операциям Фарра переводит взгляд на шестерых других сотрудников, сидящих за столом.

― Мне все равно. Мы берем его. Я буду работать дополнительные часы, оформлять документы, я просто... это один из моих. ― Моя светло-каштановая челка немного падает мне на глаза, и я понимаю, что в ближайшее время необходимо посетить салон. Время от времени кто-то из моих сотрудников в организации «Желание на звезду» объявлял случай своим. Какая-то болезнь или ребенок, к которому они привязались, прочитав досье, был близок их сердцу. И даже если мы погрязаем в работе, даже если нам трудно взять еще одно дело, никто ничего не говорил. Так происходит и сейчас, молчаливое согласие заполнило конференц-зал. ― Хорошо, Джина, расскажи нам, на каком этапе мы находимся с другими делами. ― Я приглаживаю зеленое платье, облегающее в талии и расклешенное на бедрах, хорошо сочетающееся по цвету с моей кремовой кожей и волосами цвета молочного шоколада.

Я была боссом, лицом своей некоммерческой организации. Хотя мне казалось поверхностным беспокоиться о том, чтобы каждое утро завивать волосы и обувать туфли на шпильках, но мой внешний вид показывал всему миру, что я серьезная деловая женщина. Благодаря этому к нам обращались люди, которые хотели работать с нами, так что мне приходилось идти на эти жертвы.

Мой координатор по маркетингу пробежался взглядом по списку детей, которым мы пытались исполнить желания, и по тому, что еще необходимо было сделать, чтобы их мечту воплотить в реальность. В настоящее время у нас было десять детей, которые нуждались в чуде в течение следующих двух месяцев. Мои люди вели переговоры с профессиональной бейсбольной командой в Нью-Йорке, со знакомыми в Белом доме, с курортом на Арубе и с поп-принцессой, которая в данный момент находилась в мировом турне за миллион долларов.

Я основала свою компанию пять лет назад по одному единственному желанию и молитве, используя наследство, которое получила после смерти деда. Он всегда поддерживал мои мечты и когда покинул этот мир, я поняла, что пришло время сделать то, о чем я думала годами. Каждый раз, когда я уютно устраивалась в своей прошлой квартире площадью шестьсот квадратных футов после долгого рабочего дня в фирме по связям с общественностью, я думала о создании некоммерческой организации, которая сделает детей с неизлечимыми заболеваниями счастливыми. И чтобы подарить частичку радости семьям, которые страдают, потому что я слишком хорошо знала, каково это.

С тяжелой работой, упертостью и всего лишь несколькими часами, потраченными на полезные связи, я превратила свой бизнес в замечательную, успешную благотворительную организацию. Люди слышали имя Деми Розен и знали, что я могу все сделать в лучшем виде, воплотить мечты в реальность.

― Давай выпьем, думаю, после сегодняшнего дня мы это заслужили. ― Фарра заходит ко мне в офис в конце рабочего дня.

Оглядывая комнату, которая является моим личным кабинетом, отгороженную от остального прекрасного пространства, которое «Желание на звезду» занимает в одном из самых красивых зданий в центре Шарлотты, я думаю, что Фарра права. Мой кабинет, как и все помещение, состоит в основном из стеклянных окон от пола до потолка, из которых открывается вид на шумный город. Хотя это не Нью-Йорк или Чикаго, наш второстепенный город сам по себе является оживленным местом. Современная мебель, столы с индивидуальным подходом каждого сотрудника и стены, увешанные черно-белыми фотографиями наших желаний, исполненных за эти годы, дополняют пространство. Единственная статья расходов, на которую я все же выделяю деньги, ― это еженедельные свежие цветы для нашего офиса. Это поднимает настроение всем, а когда к нам приезжают родственники, красивый букет просто успокаивает их или придает им минимальный заряд бодрости.

― Думаю, что соглашусь с тобой. ― Я беру свою кожаную сумку и следую за ней.

Мы приходим в McDaniels, бар за углом, в самый разгар наплыва людей, но нам повезло найти столик.

― Почему мне кажется, что мы стареем каждый раз, когда приходим сюда? ― В облегающих брюках из змеиной кожи и белой блузке с рукавами-колокольчиками Фарра выглядит совсем не так, как обычно. Она более нервная, чем я, с угольно-черным бобом и кольцом в носу. Когда я впервые брала у нее интервью, не думала, что мы сможем работать вместе. Но, как оказалось, Фарра была инь для моего ян, когда дело касалось ведения бизнеса. И она также стала одной из моих самых близких подруг.

― Потому что большинство из этих детей еще даже не знают, что означает слово «401(k)». ― Я подзываю бармена и заказываю нам два джина с тоником, хорошо натренировавшись на спецпредложении «два по цене одного». В свои тридцать лет мы с Фаррой были выглядели намного моложе.

― Черт, мне нужно потрахаться. ― Фарра разминает шею. Она, в отличие от меня, очень небрежно относится к сексу. И часто делится со мной своими рассказами об удачных и провальных связях.

― Ну, у тебя есть много подходящих мужчин на выбор. ― Я махнула рукой на бар.

Она пожала плечами.

― Эх, это мальчики. Я бы съела их живьем. Но это не значит, что они тебе не по зубам. Позволь мне быть твоей напарницей, ― в который раз она просит меня.

― Не-а, ты знаешь мое правило. Никаких свиданий, никаких мужчин.

― Ты лесбиянка? Ну, давай серьезно, ты же знаешь, что можешь мне сказать.

Фарра уже задавала этот вопрос раньше. Я хихикаю.

― Я бы без проблем сказала тебе, если бы являлась таковой, но нет. Честно говоря, так проще.

Подруга вздыхает и отворачивается, наблюдая за людьми и допивая свой напиток.

Я киваю сама себе, зная, что я права.

Если ты никогда никого не подпускаешь к себе близко, тебе никогда не будет больно.

И я никогда больше не позволю причинить себе боль.

ГЛАВА 2

ПАКСТОН

Есть что-то очень унизительное в том, когда становишься старше.

Не только в психологическом плане, но и в плане обучения, обретении мудрости, которое приходит вместе с годами. Нет, для спортсмена всегда идет речь о физическом состоянии. Ноющие кости, которые становится все труднее игнорировать каждый раз, когда выходишь на поле. Суставы, которые трещат при каждом движении, когда встаешь с постели утром. Мышцы, которые больше не могут поднимать то количество веса, к которому они привыкли. А потом, в конце концов, наступает травма. Это может быть одна, а может быть и несколько. Но всегда есть тот определяющий момент, когда понимаешь, что твоя карьера достигла своего пика, и теперь находишься на склоне, ведущем к отставке. В зрелом возрасте тридцати лет, через год после того, как я порвал мениск, я знал, что уже на полпути по склону вниз.

Я кручу бедром, разминая правую ногу в тренировочном зале, совсем не похожий на тот, в котором я жил последние десять лет. Потому что в жизни каждого профессионального футболиста, который проходит возрастной рубеж, происходит обмен. Это уход из организации, за которую ты истекаешь кровью в течение многих лет, потому что они могут продать тебя по дешевке другой команде, готовая использовать опытного, даже если не на сто процентов, ветерана.

Да, мне горько, но так уж устроена лига. Не то чтобы Шарлотт не был благоприятным, здесь теплее, чем в Массачусетсе. Я учился здесь в колледже, а это все равно, что вернуться домой. Центр этого города очень многолюдный, и у меня здесь хорошая база поклонников, и квартира, в которой я поселился, не так уж и плоха.

― Как чувствует себя колено? ― Энтони, инструктор, с которым я работаю с тех пор, как подписал контракт с «Гепардами Северной Каролины», входит в современное заведение.

Лучшие тренажеры, линии беговых дорожек и велосипедов, гири, медицинские мячи, ленты сопротивления... и все это в ярком складе, выкрашенном в цвета команды ― бордовый и золотой. Он похож на все остальные профессиональные спортивные центры, в которых я когда-либо бывал. На самом деле в этой комнате я провел больше всего времени с тех пор, как вернулся в Шарлотт два месяца назад. Что выглядит довольно жалко.

― Чувствую себя свободным, и это хорошо. Думаю, на этой неделе смогу приступить к тренировкам. ― До начала регулярного сезона оставалась неделя, и я пропустил тренировочный сбор. После разрыва мышц в колене в середине прошлого сезона я решил сделать операцию и провести тяжелую битву за возвращение. В тридцать лет многие считали меня выбывшим из игры, но я собирался доказать, что эти гребаные говорящие головы ошибаются.

― Хорошо, потому что сегодня я собираюсь довести тебя до предела. ― Он улыбается, как будто ему нравится моя боль. Вероятно, он и сделает. Энтони идет к радио, настраивая «Сириус» на станцию хэви-метал, которая, как он знает, поможет моим мыслям собраться. ― Эй, ты уже нашел время, чтобы изучить город? ― Он садится рядом с ковриком, на котором я растягиваюсь.

Я повторяю свои физиотерапевтические упражнения по три раза, прежде чем начинаю тренироваться.

― Честно говоря, я просто пытался привести себя в нужную форму.

― Я понимаю. Но… тебе нужно ненадолго выйти. Прогуляйся вокруг, посмотри, чем занимаются твои фанаты и люди, проживающие здесь. Иногда это дает еще больше мотивации. Помни, что футбол ― это такая же ментальная игра, как и физическая.

Он, конечно, был прав, но я уже много лет не позволял себе вести светскую жизнь. Изредка выпить с товарищем по команде, поужинать с братом, когда он приезжал в город, редкие свидания... но на этом все. Последние семь лет я был ужасно одинок.

Энтони видит мою нерешительность.

― Послушай, вот что я тебе скажу. Я куплю тебе пива после того, как надеру твою задницу в течение следующего часа.

Борясь с собой, решаю, что мне нужно немного расслабиться.

― Ладно, договорились.

***

Два часа спустя официантка ставит перед нами наши гамбургеры. У меня текут слюнки, и теперь я верю Энтони, когда он говорит мне, что в этом крошечном ресторанчике на Трайон-стрит лучшая еда в городе. Я так давно здесь не был, что понятия не имею, какие рестораны сейчас действительно хорошие. За восемь лет, что меня не было, все изменилось, в том числе и я сам. Я выпиваю свое первое пиво, хмельной IPA, прежде чем приступить к еде.

― Черт, мне это было нужно после того ада, который ты обрушил на меня сегодня.

Энтони смеется.

― Для старого чудака в этой лиге ты на удивление можешь постоять за себя.

Я бросаю на него зловещий взгляд.

― Придурок. Я буду биться с любым из этих горячих парней, которые выходят с драфта.

― Я в этом не сомневаюсь. Честно говоря, думаю, что ты будешь готов играть. Это рекомендация, которую я собираюсь дать тренеру Брайанту.

Он не должен был говорить мне об этом, но я ценю его открытость и честность.

― Спасибо, парень. Тебе не нужно компрометировать себя ради меня, но я знаю, что твое слово будет иметь большое значение для тренера. ― Я провел не так много времени с Джейсоном Брайантом, главным тренером, под руководством которого я сейчас играл, но он казался мне надежным парнем. Как и Энтони, он был честен со мной в каждом нашем общении. В том, чтобы быть старшим игроком, было что-то хорошее. Поскольку тренеры и персонал были ближе к твоему возрасту, чем самоуверенные мальчишки, пришедшие из колледжа, возникало некое негласное уважение. Я жил и дышал футболом, это была моя жизнь. Но иногда мне хотелось прекратить разговоры. И прямо сейчас был один из таких моментов. ― Итак, как долго ты работаешь в организации?

Энтони откладывает салфетку, покрытую соусом барбекю от его бургера, и прочищает горло.

― Около шести лет, и это отличное место. Владельцы хорошие, тренеры прислушиваются к нам, инструкторам, и это серьезный клуб, поэтому они не допускают в состав много головорезов. Моей жене здесь нравится, наша дочь только что пошла в детский сад... это просто отличный город для жизни.

― Я не знал, что ты женат.

Энтони вытаскивает из-под рубашки ожерелье, посередине которого висит обручальное кольцо.

― Десять лет, чувак. Я ношу свое кольцо здесь, не хочу, чтобы гири поцарапали его. Но Люси, это моя жена, она лучшее, что когда-либо случалось со мной.

По выражению его взгляда я понимаю, что он говорит серьезно. Я видел две разные эмоции у людей, которые женаты: блаженство или страдание. Энтони, очевидно, в первой категории, и маленькая часть меня сгорает от ревности. Я никогда не был близок к семейной жизни, но, видит бог, я провел годы, будучи слишком эгоистичным, чтобы даже понять, что хотел чего-то подобное тому, что было у него.

Что-то вроде того, что было у моих родителей.

Энтони что-то говорит, но шум в моих ушах заглушает его речь. Печаль заполняет каждую пору, и даже семь лет спустя мне кажется, что кто-то вонзает кол в мое сердце каждый раз, когда я думаю о них.

Может быть, я, наконец, смогу создать свою семью. Может быть, этот переезд, хоть и вынужденный, пойдет мне на пользу. Может быть, Шарлотт принесет новое начало, когда моя карьера подойдет к концу.

ГЛАВА 3

ДЕМИ

Проходит неделя и настает день нашей встречи с Райаном, его семьей и футболистом, который поможет исполнить его желание. Я познакомилась с этим мальчиком и его родителями в больнице, пока Райан проходил курс химиотерапии, и уже не могла дождаться момента исполнения его мечты. Мне безумно хотелось увидеть выражение его лица и услышать все интересующие вопросы, которые он задаст своему герою. Райан так сильно напоминал мне моего брата Джулиана ― тот же диагноз, почти тот же возраст, светло-каштановые волосы, которые начали выпадать клочьями.

― Все на месте? ― спрашиваю я Джину. Из-за загруженности на работе, моего присутствия на двух светских мероприятиях с целью набрать новых членов совета директоров, у меня не было времени спланировать каждую мелкую деталь для осуществления желания Райана. Меня больше интересовало знакомство с его семьей, что я и начала делать во время своего визита в больницу. Но я знала, что его мечта включала в себя футбольную команду, которая находилась здесь, в Шарлотт, и просмотр игры с трибуны. Джина и Фарра курировали вопросы приобретения билетов и составления расписания, и я уверена, что мы встретимся с Гарри, представителем по связям с общественностью «Гепардов».

― У нас все готово, босс. Футболист уже здесь, разговаривает с Райаном и его семьей. Он настоял на том, чтобы приехать лично вместо Гарри. Хотя Гарри шлет свои лучшие пожелания. ― Джина указывает на наш конференц-зал, полностью состоящий из стекла, расположенный в центре нашего офиса, в который можно заглянуть.

Я поворачиваюсь, мой взгляд останавливается на фигуре, сидящей рядом с милым маленьким мальчиком.

Я чувствую, как дрожат мои руки. Затылок покалывает от предвкушения. Мой желудок будто превращается в комок нервов, вызывая во мне неприятные ощущения, и я проглатываю комок в горле. Мы находимся в разных помещениях, пусть я и смотрю на него сквозь стеклянные стены конференц-зала, он все еще влияет на меня.

Теперь я вся дрожу в своем самом красивом костюме от Энн Тейлор, и все потому, что Пакстон Шоу находится в том же здании, что и я.

Песочно-светлые волосы коротко подстрижены, потрясающие зеленые глаза, черный гвоздик в левом ухе, сильная, как сталь, челюсть, которая покрыта бородой. Теперь он мужчина, непохожий на того юношу, которого я когда-то знала, но все равно остается прежним. Я чувствую сладкую истому между бедер, и мне тут же хочется саму себя отшлепать за эту реакцию.

― Почему самый известный тайт-энд[1] в лиге сидит в нашем конференц-зале? ― Джина подходит ко мне, ее глаза почти раздевают Пакстона через весь наш офис.

― Тайт-энд? ― Мой язык практически вываливается изо рта, когда я думаю о том, какой упругой выглядит его задница.

― Серьезно? Мы общаемся со многими футбольными командами, исполняя желания детей, а ты до сих пор не знаешь ни одного термина или позиции? Деми, мне стыдно. Это Пакстон Шоу, звезда Национальной футбольной лиги. У него три кольца Суперкубка, его имя занесено в книги рекордов, и в придачу он чертовски хорош.

Джина ошибается. Конечно, я знаю, кто такой Пакстон Шоу, и знаю, что он профессиональный спортсмен, будь проклят Facebook. Но я также знаю, кто он такой, совсем по другой причине, чем сотни тысяч американцев, которые каждое воскресенье поклоняются его ногам.

Прошло восемь лет с тех пор, как я видела его в последний раз, но мне кажется, что я чувствую руки Пакстона на каждом дюйме своего тела. Мои ноги каким-то чудом двигаются вслед за Джиной. Я должна присутствовать на этой встрече, поэтому пытаюсь скрыть свои эмоции, наглухо запереть их. Надеюсь, у меня это хорошо получается, но черт его знает. Внутри меня срабатывают всевозможные сигналы тревоги. Я вхожу в конференц-зал, чувствуя, что весь воздух уходит, когда стеклянная дверь закрывается за мной. Райан, его родители и Джо, наш координатор по расписанию, поднимают глаза, когда мы с Джиной даем о себе знать. Пакстон поворачивается на долю секунды позже и пристально изучает нас.

И... он совершенно не узнает меня. Я краснею, ничего не могу с собой поделать, смущение пробирает меня до костей. Боже мой, он понятия не имеет, кто я такая. В течение многих лет мне снились яркие сексуальные сны о нем. Я снова и снова прокручивала в голове, что я сделала не так, почему он бросил меня. Думала о том, как изменилась бы моя жизнь, если бы мы были преданы друг другу. А Пакстон Шоу совершенно не помнит меня.

― Всем привет. Райан, я так рада снова тебя видеть. Как ты себя чувствуешь, малыш? ― Я переключаюсь в профессиональный режим, не желая больше уделять этому мужчине свое внимание.

― Привет, мисс Деми! У меня есть футболка с автографом! ― Он держит перед собой лежащую футболку на столе, его кривая улыбка очаровательна с отсутствующими зубами.

― Это так здорово! Надеюсь, взрослые тебя не слишком утомили. ― Я заговорщически подмигиваю ему. Он хихикает, и я перевожу свой взгляд на его мать, у которой на глазах стоят непролитые слезы. Наверное, это лучшее, что Райан чувствовал за последний год, и я знаю, каково это ― быть благодарным за это. Я сажусь рядом с ней, сжимая ее руку.

Джо начинает собрание, подробно рассказывая, на какую игру пойдет Райан с семьей, как они примут участие в тренировке перед игрой, как он будет стоять с тренерами во время первой и второй четверти.

Я знаю, что с моей стороны очень некрасиво было не поздороваться с Пакстоном, не протянуть ему руку и не поблагодарить за то, что он находится здесь. Я поворачиваюсь к нему, изображая на лице фальшивую улыбку. Я могу это сделать, сейчас я сильнее, чем была когда-то.

Этот человек, сидевший прямо напротив меня за столом, был моим криптонитом.

Он держал меня в напряжении целых два года.

И, в конце концов, навсегда погубил меня для кого-то другого.

ГЛАВА 4

ДЕМИ

10 лет назад

Ludacris бьет из колонок, красные стаканчики валяются на каждой поверхности, а над импровизированным танцполом стелется беспорядочный дым. Я устроила себе не типичную ночь, моя лучшая подруга и соседка по комнате Челси убедила меня, что я не могу провести еще одну пятницу в нашей комнате в общежитии, смотря «Западное крыло» на DVD-плеере.

Удивительно, но я хорошо провожу время. Возможно, это из-за четырех порций желе, плавающих в моем желудке, но мое тело словно плывет, и я чувствую, как мною движет ритм музыки. Мой взгляд останавливается на танцполе, где группа людей толпится вокруг кого-то, кого я не могу разглядеть. Я решаю посмотреть, что происходит, отвлекаясь от своих танцующих полукругом подруг, некоторые из них прижимаются к парням, а некоторые просто занимаются своими делами.

Когда я подхожу к толпе, некоторые люди расходятся у меня на пути, а незнакомый парень встает с массивного динамика, из которого по дому разносится музыка. Он выше меня на фут, непокорные светлые волосы заправлены за уши, темные джинсы обтягивают длинные ноги, а белая футболка с V-образным вырезом очень плотно обтягивает его накаченное тело. Бриллиантовый гвоздик поблескивает на мочке одного уха, и это выглядит пошловато, но в то же время кричит о статусе плохого мальчика. А я никогда не увлекаюсь плохими парнями. И все же... есть в нем что-то, незримо притягивающее меня, и пока пытаюсь понять, что именно, я уже практически сижу у него на коленях. Возможно, это выпивка делает меня смелее, или внутри меня возникает необходимость сделать что-то настолько нехарактерное, что мое сердце кричит об этом. Но я ловлю себя на том, что начинаю разговор с самым горячим парнем, которого я когда-либо видела.

― Привет. ― Я добавляю немного флирта в свою игру, положив руку на свое бедро и наклонившись к нему, удивляя себя, даже если это было всего лишь одно слово. Его ярко-зеленые глаза, даже в темном свете домашней вечеринки, изучают меня вдоль и поперек. Под его пристальным взглядом я чувствую себя голой. Это волнующе и грязно, но я хочу большего.

― Привет. Как тебя зовут? ― Его голос глубокий и насыщенный, как густой сироп.

Шокировав саму себя, я беру бутылку пива из его рук и пью из нее, не разрывая зрительного контакта.

― Деми. А тебя? ― Я вижу искру в его глазах, когда он смотрит, как мои губы обхватывают горлышко бутылки.

― Ты не знаешь, кто я?

― А должна?

На его полных губах появляется улыбка.

― Я всего лишь лучший спортсмен в этой школе, футболист, который выиграл тебе и всем остальным национальный чемпионат в прошлом году.

Обычно я думаю, что подобное хвастовство ― это отклонение от нормы, и у него раздутое эго. Но он загипнотизировал меня, и под его чрезмерным чувством гордости чувствуется немного юмора. И я действительно не знаю, кто такой этот парень, не будучи настолько увлеченной спортом, и думаю, что он на этом немного отрывается.

― Ладно, лучший спортсмен, как тебя зовут?

Его ухмылка становится еще более дерзкой, когда он протягивает руку.

― Пакстон Шоу к твоим услугам.

Песня меняется, и мое тело движется само по себе. Я хватаю Пакстона за руку и пожимаю ее, затем тяну парня на себя с целью потанцевать со мной. Он поддается мне, крепко обнимает меня за талию и уверенно вторит моим покачивающимся движениям. Наши тела сливаются друг с другом, и мое неправильное поведение, в котором я веду себя настолько сексуально, в этот момент кажется таким правильным. Я никогда не позволяла себе поддаться чему-то подобному, даже желать этого. Рот Пакстона опускается на мою шею, когда следующая песня заполняет помещение, и я задыхаюсь от неожиданного горячего поцелуя на своей коже. Мои ноги становятся ватными, а внутри все будто плавится. Пакстон крепко держит меня и нежно целует мою ключицу, и я чувствую, как влага скапливается между моими бедрами.

― Пойдем наверх, ― шепчет он мне на ухо.

Я никогда не была легкодоступной девушкой, да и видела подобные сцены только в кино. Но я хочу этого так сильно, как никогда раньше не хотела, Хочу этих прикосновений. Мне кажется, что если он этого не сделает, я умру на месте. Держа меня за руку, он ведет нас на второй этаж дома. Я даже не знаю, чей это дом, и все же через некоторое количество времени уж лежу под незнакомым парнем на чужой кровати. И мне это нравится.

Алкоголь затуманивает мой мозг, и я проваливаюсь в беспамятство на несколько минут. Но все же я помню смех, его горячие губы на моих, то, как вжималась в него, как мы снимали одежду.

Я занималась сексом всего два раза, и он мне казался простым действием, от которого женщина не получает удовольствия, но должна терпеть ради мужчины. О, как же я ошибалась. В тот момент, когда Пакстон заставил меня кончить и его бедра прижались к моим, я, наконец, поняла истину. Теперь знаю, почему мужчины готовы на все, чтобы добиться секса, и почему женщины чувствуют себя сильными, сексуальными и живыми в процессе близости с другим человеком.

Пакстон скатывается с меня, мы оба тяжело дышим, и я улыбаюсь. Может быть, те разы, когда я отдавалась другим парням, были неправильными. Может быть, мне просто нужно было быть именно с правильным человеком. И наконец, спустя два года безумной жизни, которую принес колледж, я нашла человека, с которым должна была испытывать удовольствие.

Звук застегивающегося ремня заставляет меня вздрогнуть и приподняться на локтях. На другом конце комнаты Пакстон стоит полностью одетый, и я чувствую, как уголки моих губ опускаются. Куда он собирался? Конечно, мы могли бы потратить еще несколько минут на то, чтобы почувствовать друг друга, исследовать впадины наших тел.

― Увидимся, куколка. ― Он подмигивает мне, а затем выходит за дверь, закрыв ее за собой.

Смятение и одиночество захлестывают меня. Он не поцеловал меня, не подождал, пока я оденусь, и не проводил меня обратно вниз. Даже не спросил номер моего телефона. Это был первый раз, когда я действовала импульсивно, легла в постель с незнакомцем. И теперь я столкнулась с холодной, суровой правдой: Пакстон ― свинья, как и все остальные, который не хочет ничего больше, только трахнуть меня.

Как жаль, что каждый раз, когда я видела его после той ночи, у меня начиналась амнезия, связанная с чувством покинутости.

ГЛАВА 5

ПАКСТОН

Конечно, я знаю, кто такая Деми Розен.

И не потому, что провел исследование ее организации, то же самое я бы сделал для любого бизнеса или благотворительности, которые потребовали бы моего времени. Нет, я прекрасно помню, как был внутри этой девушки, как исследовал каждый участок ее тела. Теперь она стала женщиной. И она чертовски красива. Деми повзрослела со времен колледжа, хотя и тогда была великолепна. Кажется, ее ноги стали длиннее, если это вообще возможно, лицо немного худое, с четкими скулами и лиловым румянцем. Эти глаза, невероятно большие и обрамленные длинными черными ресницами, пронизывают насквозь.

У Деми стройное тело, которое так и приковывает к себе взгляд. Тонкая талия, переходящая в круглую, упругую попку, манящие сиськи, которые так и хочется ощутить в своих руках. И даже с этими изгибами она выглядит, как модель.

Идя на эту встречу, я знал, что она владелица «Желание на звезду». Я отреагировал на Деми так же, как она на меня, но у меня было достаточно времени, чтобы в собственном доме, разинув рот, пялиться на ее фотографию на сайте. Я неотрывно смотрел на девушку, с которой трахался пару лет в колледже. Моя главная добыча, самый горячий секс, который у меня когда-либо был, живет здесь, в моем новом городе.

У меня было время разобраться со своими эмоциями, прежде чем я встретил ее, а у нее его явно не было. Деми понятия не имела, что я буду тем самым человеком, кто исполнит мечту мальчика. И я сохранил профессиональный вид ради семьи в этом конференц-зале, когда увидел, как ее охватывает смущение. И уже в который раз чувство вины охватывает меня. Я всегда поступал неправильно по отношению к Деми, и когда она практически выбегает из конференц-зала после ухода Гюнтера, я понимаю, что должен пойти и извиниться за все, что сделал.

Но будь проклят мой наполовину восставший член, если я также не хотел узнать, как она поживает. Я стучу в дверь ее кабинета и без приглашения открываю ее. Деми окидывает меня взглядом своими темно-карими глазами цвета черного кофе.

― Мистер Шоу, чем я могу вам помочь? ― В голосе Деми звучит сдержанная вежливость.

Я вхожу, закрывая за собой дверь. У меня такое чувство, что ее сотрудники понятия не имеют, что мы знакомы, и я уверен, что она не хочет этого афишировать.

― Я думаю, мы можем отказаться от притворства, Деми. ― Странно смотреть в лицо человека, которого когда-то близко знал. Теперь мы были практически незнакомы, хотя… даже тогда мы мало что знали друг о друге.

Деми вздрогнула всего на мгновение, а затем эта фальшивая улыбка вернулась.

― Приятно снова тебя видеть, Пакстон. Спасибо, что сделал это для семьи Гюнтер.

Я прохожу в ее кабинет ― уютное помещение, оформленное в белых и серых тонах, на стенах в рамках висят фотографии Лондона, на полу в разных углах стоят две большие вазы с белыми розами. В глубине души я задаюсь вопросом, от кого они ― от парня или мужа.

― Конечно, он отличный ребенок. Итак, как у тебя дела? ― Я хочу сесть, но Деми выглядит встревоженной. Картинки того времени, когда я заставлял ее стонать, когда ее тело извивалось подо мной, атаковали мои чувства, стоило мне вдохнуть знакомый ванильный парфюм. Забавно, но, сколько бы лет ни прошло, всякий раз, когда вдыхаю этот аромат, я думаю о Деми.

Когда восемь лет назад мне позвонил мой агент по поводу призыва в команду, я собрал свои вещи в колледже и уехал через два дня. Я никогда не оглядывался назад и не потрудился попрощаться с ней. Теперь я чувствовал себя полным идиотом из-за совершенного действия. Я так и не ответил на два сообщения, которые она мне прислала, но, опять же, все, что в них было написано, это: «Хочешь прийти сегодня вечером? » и «Я слышала, ты уехал из кампуса». Для двадцатиоднолетнего придурка, каким я был, эти два сообщения не возымели никакого эффекта, поэтому я проигнорировал их. Деми была частью моей прежней жизни, в новой ― я был постоянно на тренировках, а затем путешествовал по стране с играми. Что я должен был сделать, так это попрощаться с девушкой, с которой встречался два года. Я должен был хотя бы сказать ей, что ухожу, вместо того, чтобы молча ее бросить. Но после этих сообщений она больше не пыталась связаться со мной. Сейчас же я чувствую напряжение, окружавшее нас. Может быть, Деми оборвала наши отношения не таким образом, как я, потому что я чувствую, что у нее на плечах остался огромный груз.

― Со мной все в порядке, спасибо. А как насчет тебя? ― По ее тону я понимаю, что на самом деле она не хочет этого знать.

Я изучаю ее, хотя она просматривает бумаги на своем столе, пытаясь не встречаться со мной взглядом.

― Со мной все в порядке, я вернулся сюда около двух месяцев назад. Многое изменилось в городе с тех студенческих лет. ― Это заставляет Деми посмотреть на меня, ее глаза сужаются, но улыбка не сходит с ее губ. Она хорошо обученный профессионал, обладает южным гостеприимством. Тот, кто ее не знает, мог бы подумать, что она искренне мила.

― Да, это так. Что ж, мы с нетерпением ждем игры в воскресенье. Еще раз спасибо за это.

Деми отстраняется от меня, и я понимаю намек, не желая давить на нее. Очевидно, она не хочет со мной разговаривать, и я ее не виню.

― Как я уже сказал, я буду рад это сделать. Увидимся на игре. Я номер двадцать, как в старые добрые студенческие времена, если ты не знала.

Ее усмешка говорит сама за себя, но Деми лишь наклоняет голову.

Я покидаю офис «Желание на звезду» с ощущением, что меня только что ударил по голове айсберг. Но, черт возьми, как приятно было снова увидеть эту огненную женщину.

ГЛАВА 6

ПАКСТОН

10 лет назад

Грязь все еще под моими ногтями, единственная часть, которую я не смог отскрести в душе. Это была тяжелая игра, но игра под проливным дождем всегда была моей любимой. Это делает футбол чуть более жестким, бег по маршрутам более трудным, напряжение мышц более болезненным. Победа и усталость смешиваются в моих жилах. В автобусе команды группа шумных двадцатилетних парней, проносящие рюмки за спиной тренера, были уже готовы отрываться, как только мы вернемся в кампус. В субботу вечером вечеринки в барах будут в полном разгаре, ожидая своих королей для завершения хаоса. И хотя часть меня хочет, чтобы мне кланялись, я также просто хочу лечь спать. Сегодня я забил три тачдауна и практически нес команду на спине. У меня болят кости, болят ноги, а голова такая тяжелая, что, просто закрыв глаза, я могу заснуть прямо здесь. Я делаю еще один глоток виски из фляжки, которую передают по кругу, но не факт, что это поможет моей усталости. Нет, сейчас я могу получить отличный минет, а потом отключиться.

Разблокировав мобильный телефон, нахожу номер Деми и пишу ей. Мы трахаемся уже несколько месяцев, и я знаю, что она будет доступна в любое время, когда я позвоню. Я вижу надежду в ее глазах каждый раз, когда мы заканчиваем, но никогда не затрагиваю эту тему. Я слишком занят, чтобы иметь подружку, и хотя она отличная любовница, меня не интересует большее. Мой взор устремлен в будущее, а женщина просто свяжет меня. Это так просто, когда она через несколько секунд отвечает, что свободна. Иногда это отталкивает меня от нее, и я знаю, что поступаю дерьмово, но это правда. Деми нуждается во мне гораздо больше, чем я в ней... но она так чертовски горяча в постели, что я не могу от нее отказаться.

― Ты собираешься встретиться со своей подружкой для траха? ― Трэвис, мой защитник, занимает пустое место рядом со мной.

― Черт, эта девчонка хочет стать твоей женой. Ты еще не послал ее? ― Даррелл, наш массивный внешний лайнмен, закатывает глаза.

Я показываю им обоим средний палец.

― Идите на хер, ребята. Я ни на ком не женюсь, и да, я собираюсь получить киску. Ничего не поделаешь, вы завидуете, что я постоянно получаю минет от хорошенькой цыпочки.

Даррелл усмехается.

― Не могу с этим поспорить... Я немного ревную. Сиськи у твоей девочки... ― Он издает стон, как будто представил, как Деми выглядит обнаженной. Не секрет, мне нравится, что они завидуют мне... и что я единственный парень, ради которого она раздевается. Помимо того, что она делает со мной, Деми в высшей степени хорошая девочка... еще один факт, который затрудняет разрыв отношений. Я лучше всех других знаю, что Деми ― леди на виду и сумасшедшая в постели. Сгибаю руки, хрустя костяшками пальцев.

― Наслаждайтесь, ребята, и просто знайте, что, когда я щелкну пальцами, она приползет.

Это было правдой. Двадцать минут спустя я сижу в своей комнате в доме, который мы с товарищами по команде сняли недалеко от кампуса, когда входит Деми. Я написал ей, и она приехала в два часа ночи. Мне даже не нужно было прилагать усилий, чтобы появиться где-то еще, чтобы мне отсосали.

― Привет. ― Деми всегда сначала стесняется, когда мы здороваемся друг с другом, как будто знает, что ей должно быть стыдно за то, что она так легко сдается мне, но в то же время ей все равно.

На одну мимолетную секунду меня мучает совесть, что я заставил ее встать с постели в прохладную осеннюю погоду Северной Каролины. Деми постоянно приезжает сюда посреди ночи. Одна. В мою дерьмовую комнату в моем дерьмовом доме. У меня даже нет подходящих простыней. Большую часть времени я придумываю какие-то оправдания, почему она не может остаться на ночь. И все же Деми здесь. Я низший из подонков, но, по крайней мере, я не лгу ей о том, кто я такой. Она ясно видит, что я не хочу делать ничего, даже отдаленно похожее на то, чтобы влюбиться в нее, и все же она продолжает спать со мной. Я подхожу к ней, мой член был уже наполовину возбужден, яйца напряглись, а по позвоночнику пробегает покалывающее ощущение возбуждения.

― Привет, красавица. ― Как только я обнимаю ее за талию, стягивая леггинсы, которые она надела, Деми немного согревается.

― Отличная игра, Пакс. Правда, все выглядело очень мерзко, ты уверен, что с тобой все в порядке?

― Я в порядке, но мне бы не помешала медсестра, если ты хочешь обработать мои раны. ― Я подмигиваю ей, мой грязный разум в полной силе. Я спускаю леггинсы ниже ее бедер, наслаждаясь грубым ощущением мозолей на моих ладонях на ее бархатной коже. Прикоснувшись губами к месту чуть ниже ее уха, я чувствую, как она возбуждается, как кошка в течке, прижимаясь бедрами к моим.

― Вы, ребята, всего в двух играх от чемпионата, насколько это захватывающе? ― Деми отодвигается, глядя мне в глаза. Она снова это делает ― пытается установить связь и построить диалог. Почему все девушки хотят поговорить? Как будто мы, парни, вдруг станем одной из их подружек и устроим сеанс общения. Деми пытается разговорить меня время от времени. Я думаю, это потому, что она надеется, будто меня заинтересует в ней нечто большее, чем просто секс.

Стремительно я накрываю ее рот своим, погружая язык настолько глубоко, насколько возможно, ярко демонстрируя ей, что я могу делать между ее бедер. Вздохнув мне в рот, она легко уступает, покоренная моими навыками, пока я покусываю ее нижнюю губу. Прижимаю свои бедра к ее, и Деми принимает мой не столь тонкий намек и опускает руку в мои спортивные штаны. Ее маленькая рука находит мой член, крепко обхватывает основание и двигает так, как мне нравится. При каждом движении вверх она проводит большим пальцем по моей головке ― маленький трюк, которому я научил ее, заставляет мои яйца сжиматься невероятно сильно, и я от наслаждения вижу искры.

― Вот так, детка. Ложись на кровать задницей вверх, ― рычу я ей на ухо, нуждаясь в том, чтобы засунуть свой член между ее бархатистыми складками прямо сейчас.

Деми делает все, что ей говорят, зная, что это доставит ей невероятные ощущения. Ее круглая попка зазывает меня, пока я надеваю презерватив. Вероятно, я смог бы убедить Деми позволить мне трахнуть ее без резинки... но пока что я не был настолько уж мудаком. Однако был очень близок к этому. Я даже не трачу время на то, чтобы провести пальцем или облизать эту прекрасную киску, потому что сильно возбужден и должен отпраздновать свою победу сегодня вечером. Прижимаясь к ней, я стону, когда погружаюсь в нее, ее киска крепко сжимает меня. Именно такой мне больше всего нравится Деми ― подо мной, податливая, стонущая. С каждым толчком она отталкивается от меня. Я сжимаю ее волосы в кулаке и двигаюсь так сильно и так быстро, как хочу, не останавливаясь. Это та ситуация, которую я могу контролировать, и мне чертовски приятно просто быть в этом моменте, без разговоров, просто чувствовать. Я врезаюсь в нее, не проверяя, кончила ли она, хотя, судя по звукам, я почти уверен, что удовлетворил ее. Когда мой оргазм вырывается из моих яиц, я замираю, чувствуя, как каждый кровеносный сосуд опустошается в презервативе.

Затем переворачиваюсь, отстраняясь от Деми, взгляд на часы показывает, что сейчас около трех тридцати утра. Я хочу заснуть, растянуться в своей постели. Но уже поздно, и я не такой большой мудак, чтобы посылать ее задницу на рассвете с позором.

― Ты можешь остаться, если хочешь. ― Но своим тоном хочу сказать, что на самом деле я этого не желаю.

В этих больших карих глазах светится надежда.

― Ты уверен?

Я поворачиваюсь набок, оглядываясь на нее через плечо.

― Да, уже поздно. Все в порядке.

Я стараюсь не прикасаться к ней всю оставшуюся ночь. А когда просыпаюсь около десяти утра, ее уже нет.

ГЛАВА 7

ДЕМИ

Шум стоит оглушительный. Шарфы темно-бордового и золотого цветов покрывают головы почти каждого болельщика, звуки какой-то хитовой поп-песни смешиваются с радостными возгласами и песнопениями домашней команды. У меня слюнки текут ― ветер доносит запах колбасы, перца, попкорна, пива и арахиса. Куда ни посмотреть, везде царит какое-то оживление. Будь то широко раскрытые глаза ребенка, впервые участвующего в игре, или талисман, делающий кульбиты на боковой линии, или тренеры, бьющие своих игроков по наплечникам, подбадривая их.

Живя в Шарлотт большую часть своей взрослой жизни, единственное, чего я вообще не делала, ― это не посещала игру «Гепардов». Думаю, после того, как я была одержима карьерой Пакстона в колледже, футбол стал одной из тех вещей, которые я должна была отбросить после его молчаливого ухода из моей жизни, в день его драфта. Всякий раз, когда у нас в организации возникала необходимость, требующая присутствие на игре, вместо себя я посылала Фарру. Она никогда не задавала вопросов, понимая, что по какой-то причине я не желала посещать футбол. Поэтому, зная большое количество игроков, с которыми в итоге я подружилась во время визитов в больницу, подписания контрактов или благотворительных обедов, я никогда не появлялась на игре.

― Деми Розен и на поле! Я никогда не думал, что доживу до этого дня. И на каблуках, причем не маленьких. ― Грег Бэкус, беговой защитник «Гепардов», стоит передо мной в полном обмундировании и щитках. Грег пытался пригласить меня на свидание, по крайней мере, дюжину раз. Не то чтобы он был не красив, черт возьми, я уверена, что женщины в районе Шарлотт отрубили бы себе правую руку, чтобы встречаться с ним, но я придерживалась своего правила и всегда отказывала ему.

Я посмотрела на свои любимые туфли от Сэма Эдельмана.

― Деловая женщина всегда должна выглядеть соответственно. Кроме того, эти каблуки потрясающие.

Его глаза горят.

― Ну, они выглядят именно так. Ты уже позволишь мне пригласить тебя на свидание?

― Привет, Деми. Рад снова тебя видеть. ― В этот самый момент подходит Пакстон. Плохо, что мне приходится видеть придурка, который растоптал мое сердце, но неужели он должен быть таким чертовски красивым? Пакстон похож на Тора, еще до того, как появились фильмы о Торе. С серьгой в ухе. Если вы никогда не были с парнем с серьгой, то многое упускаете. Это удивительно сильно возбуждает.

― Пакстон. ― Я киваю головой.

― Эй, не уделяй новичку столько внимания. Вспомни, кто был здесь первым. ― Грег подмигивает мне, а затем бежит к боковой линии, чтобы заклеить лодыжку.

Пакстон прищуривается, глядя на удаляющуюся спину Грега, и мне хочется дать ему пощечину. У него нет абсолютно никаких прав на меня, больше нет. Но очевидно, он помнит, кем мы были друг для друга. Пакстон дал это понять, когда пришел в мой кабинет и попытался завести разговор. Мне все это не интересно, и я надеюсь, что донесла до него эту мысль. Я готова стиснуть зубы и терпеть, пока сегодняшний день не закончится, и мне больше никогда не придется находиться в одной комнате с Пакстоном Шоу.

― Мисс Деми, посмотрите на мою майку! ― Райан подбегает ко мне, его лысину прикрывает кепка «Гепардов», а майка с автографами всех игроков свисает до колен.

― Это очень здорово, ты счастливый ребенок, раз получил такую. И на тебя равняется столько игроков. Я слышала, ты уже забил тачдаун Коннору Айку!

Райан и его семья провели с командой почти все тренировочные дни на этой неделе и разминку за несколько часов до сегодняшней игры. Они включали его в тренировки, бросали пасы, просматривали фильмы и прорабатывали сегодняшние игровые схемы. Я изложила все это Гарри, представителю по связям с общественностью, с которым мы обычно имели дело.

― Я сделал это, и выбил дополнительное очко! А теперь они подарили мне гарнитуру. Пакс действительно потрясающий. ― У него не хватает одного из передних зубов, но, боже мой, как он очарователен. Мы находимся на боковой линии, где и проведем на всю игру.

Сотрудники дали ему официальный наушник, чтобы он мог слышать все игры, как они называются. И да, Пакстон был очень мил с ним. Не знаю, почему я удивлена, он явно практиковался в работе со СМИ, находясь в лиге так долго. Но я молча поблагодарила его за то, что он был так добр к Райану. Пакстон не отходил от него с первого дня знакомства, и я знала, что, в конечном итоге, Райан будет помнить и лелеять это желание всю оставшуюся жизнь. От горечи и расстройства у меня в горле застревает комок эмоций. Всю оставшуюся жизнь. Возможно, это недолго. К черту эту гребаную болезнь и то, что она забирает детей в таком юном возрасте.

― Приятель, следи за моим первым тачдауном, я приду, чтобы отдать этот мяч прямо тебе. ― Пакс теребит кепку Райана.

― А теперь ваши «ГепардыЯ» из Северной Каролины! ― Голос, гремящий в звуковой системе, заглушает мои мысли. Толпа сходит с ума, когда остальная часть команды выбегает из туннеля, а игроки на боковой линии машут толпе или прыгают вверх и вниз, разминаясь.

Даже когда у нас с Пакстоном были лучшие времена ― в течение шести месяцев на первых курсах, когда у нас были полуэксклюзивные отношения, ― он не приглашал меня на игру в качестве своей девушки. Одной из моих самых больших мечтаний было сидеть в семейном секторе, рядом с другими девушками, с футболкой, носящей номер своего парня, известной как девушкой Пакса. Но он так и не дал мне этого, и сейчас, оглядываясь назад, мое сердце болит от тоски по девушке, слишком неуверенной в себе, чтобы бросить его задницу неудачника и избавиться от парня, который обращался с ней, как с дерьмом. Потому что именно так он и поступал, к сожалению, все это видели. Мои друзья, особенно Челси, ругали меня за то, что я оставалась дома в субботу вечером, когда у футбольной команды была игра, и мои глаза были прикованы к телевизору, наблюдая, как Пакстон забивает тачдауны.

Поэтому, когда на четвертом отрезке игры Пакс взмывает в воздух и попадает в конечную зону, мое сердце подскакивает. Я не желаю этой реакции, но от старых привычек трудно избавиться. Он бежит по боковой линии к Райану и передает ему в руки мяч, а затем поднимает его на плечи. Видео-табло на стадионе показывает, как они вдвоем ликуют, и толпа с восторгом приветствует маленького мальчика, который в этот момент может забыть о мучившей его болезни.

Как только наступает определенное время, я ухожу. Еще минута на этом стадионе, и все тщательно выстроенные стены, которые я использовала, чтобы защититься от своего прошлого, рухнут.

ГЛАВА 8

ДЕМИ

― Скажи мне, на стадионе я видела не то, что я думаю.

Голос Челси раздается по Bluetooth в моей машине.

― И тебе привет, Челс.

― Не морочь мне голову, Деми Рейчел. Ты не можешь стоять рядом с Осью зла и наивно полагать, что твоя лучшая подруга не позвонит тебе с целью узнать, не обгорела ли ты, стоя так близко к Аиду.

Я закатываю глаза.

― Ты драматизируешь. Я профессионал, это было частью моей работы. Я в порядке.

В ее голосе звучит сомнение.

― Я на это не куплюсь. Тебе потребовались годы, чтобы забыть этого придурка. Я знаю, ведья была рядом. Мне несколько раз приходилось тебя успокаивать.

Воспоминания о том, как я беззвучно плакала в подушку, мучают меня, но я задвигаю их на задворки своего разума.

― Я в порядке, Челс, правда. Я тридцатилетняя женщина с собственным бизнесом и достаточно взрослая, чтобы не наступить на одни и те же грабли, начав снова встречаться с бывшим возлюбленным.

Я мчусь на своей машине через центр города, проезжаю мимо небоскребов и направляюсь к своей квартире в Дэвидсон, в пригороде недалеко от города. На несколько секунд наступает тишина, прежде чем Челси снова говорит:

― Ладно, я тебе верю. Но мне нужны подробности. Как, черт возьми, это произошло?

Я вздыхаю и рассказываю ей о Райане, его желании и о том, каким милым был Пакстон. На самом деле было очень мило наблюдать за ними вместе. Я ругаю себя за то, что думаю о нем с нежностью.

― Итак, он помогает больному ребенку... но это все равно не делает его хорошим человеком. На самом деле, я все еще чувствую, как ярость кипит у меня внутри, когда думаю об этом ублюдке.

Мне приходится смеяться, потому что, черт возьми, если она не лучшая подруга на свете. Мы разговариваем все двадцать пять минут моей поездки на машине, о ее пациентах в стоматологическом кабинете, где она работает гигиенистом. О моих и ее родителях, о мыши, которую она пытается поймать в своей квартире. Когда мы завершаем наш разговор, обещая писать друг другу во время шоу «Танцев со звездами», я резко чувствую себя одинокой, как и всегда, когда прощаюсь с Челси. Она решила вернуться домой после колледжа, решив не оставаться в Шарлотте, городе, где мы столько лет учились. В отличие от меня, она хотела быть ближе к дому и своей семье в Коннектикуте. И не то чтобы я не любила своих родителей или место, где выросла, но я чувствовала необходимость развиваться. А если бы я вернулась в Квинс, то попала бы в тот же старый ритм моей жизни.

Когда городская суета остается позади, я чувствую, как напряжение в моих плечах ослабевает. Я купила квартиру в симпатичном районе Дэвидсон около двух лет назад, желая пустить корни и остаться здесь. Это было лучшее решение, которое я когда-либо принимала. Это мой рай: двухэтажный дом из белого кирпича с пристроенным гаражом. Я самостоятельно занималась ремонтом в течение нескольких месяцев, не жалея выходных дней. Летом я отдыхаю на заднем дворике и пью холодный чай с Kindle. Зимой зажигаю камин и уютно устраиваюсь с бокалом вина. И, конечно же, есть Майя. Мой золотистый ретривер бежит приветствовать меня, как только я открываю дверь, даже не позволяя мне вытащить ключи из замка, затем она крутится у моих ног, желая поскорее вернуться обратно в дом.

― Привет, милая горошинка! ― Я наклоняюсь, бросаю сумку на пол и, сбросив каблуки, одновременно утыкаюсь носом в ее мех. Майя ― единственная, с кем я хочу жить. Она не ворчит на меня за то, что я два раза в месяц делаю маникюр, или не переключаю телевизор на канал ESPN двадцать четыре часа в сутки, она не нуждается в постоянном подтверждении размера своего эго. Нет, Майя совершенно счастлива сидеть рядом со мной на диване, когда ее гладят и время от времени кормят человеческой едой. Майя занимала другую сторону моей двуспальной кровати и наслаждалась прогулками в парке по утрам в выходные дни. Она была моим ребенком, моим доверенным лицом и той, к кому я с нетерпением ждала возвращения домой. ― Кто самая лучшая девочка в мире? ― ворковала я, надевая на нее поводок, чтобы вывести на улицу.

Наступают сумерки, мир одновременно темнеет и загорается. Днем я могу погрязнуть в суете, но ночное время всегда было моим любимым. Ощущение тайны, тени, позволяющие нам чувствовать то, что днем запрещено. Луна и ее гобелен из звезд; произведения искусства, помещенные в небо для созерцания. И чувство расслабления, которое приходит с завершением дня.

Но единственное, что я презираю после семи вечера, ― это одиночество. Острое чувство одиночества быстро настигает меня, когда садится солнце.

ГЛАВА 9

ПАКСТОН

Быть профессиональным спортсменом ― это одновременно и благословение, и проклятие.

К счастью, я могу каждый день ходить на работу, которую страстно люблю. За это мне также платят огромное количество денег. Я чертовски хорош, и работа футболиста удовлетворяет мою яростную соревновательную натуру.

Моя жизнь не только горячие девушки, быстрые машины и куча наличных. Спортсмены такого уровня, как я, работают чертовски усердно. Мы исключаем вредную еду из нашего рациона, отказываемся от семей, потому что слишком сложно привязываться к кому-то, когда ты так много путешествуешь. Держать ухо востро, каждую секунду думая о том, что тебя могут посадить на скамейку запасных или сократить. И еще ― физические нагрузки. Я тренируюсь семь дней в неделю, иногда по три-четыре часа в день. Кроме того, занимаюсь массажем и физиотерапией, в общем, поддержание моего тела в форме ― это, по сути, вторая постоянная работа.

Вот почему я нахожусь в Парке Свободы, готовясь вспотеть, как зверь, с одним из моих товарищей по команде.

― Что ты делаешь в свободное время в Шарлотт, дружище? Ты рад, что вернулся? ― Коннор ударяет меня кулаком и начинает разминаться, пока мы оба ждем Энтони. Коннор один из старших парней в команде, угловой защитник, с которым мы много тренируемся, так как наши позиции противоположны в нападении и обороне. С легкомысленным южным джентльменом из Теннесси Коннором просто приятно поговорить и выпить пива. Он уверен в себе, но без зазнайства, что является редкой находкой в этой лиге и, откровенно говоря, единственным типом игроков, с которыми мне хочется общаться в эти дни. Я слишком стар, чтобы ссориться с новичками, которые всегда пытаются что-то доказать.

― Не так уж много, чувак... Просто пытаюсь попасть во все рестораны, которые появились с тех пор, как я уехал. И я работаю с «Желание на звезду», они поставили меня в пару с семьей Гюнтеров, ты, наверное, видел Райана на боковой линии на прошлой игре?

― О, да, потрясающий ребенок. Но так грустно, чувак… почему жизнь должна быть такой холодной сукой? И, кстати, о холодных, но чертовски сексуальных сучках ― вот почему Деми Розен была на поле в воскресенье. ― Он кивнул, наклонившись, чтобы коснуться пальцев ног, растягивая подколенные сухожилия.

― Ты знаешь Деми? ― Я стараюсь не выглядеть слишком нетерпеливым.

Энтони подходит, а Коннор продолжает:

― Чувак, все знают Деми. Лучшая леди во всем городе Шарлотт, и она закрыта настолько крепко, что даже моллюск, защищающий свою драгоценную жемчужину, и рядом не стоял.

― Что это значит? ― Я протягиваю руку над головой.

― О чем мы говорим? ― Энтони пожимает мою руку и кивает в знак приветствия Коннору.

― Деми... Шоу только что впервые встретился с ней, когда взял желание ребенка.

Энтони начинает распаковывать свою сумку на траве: несколько гирь, резинки, секундомер и коврики.

― О, она замечательная, действительно делает прекрасную работу для этих семей. А моя жена просто без ума от нее. Но да... она холодновата к новеньким. Если ты думаешь так же, как обычно думают все остальные парни в раздевалке, когда речь заходит о Деми, я бы сразу отбросил эту мысль. По словам Люси, она не ходит на свидания.

Хммм, значит, она была одинока. Разве это неправильно, что я немного взволнован тем, что цветы в ее офисе не были от другого мужчины?

― Чертовски жаль, эта девушка подходит на роль жены. ― Коннор покачал головой.

После того, как мы закончили с растяжкой, Энтони подробно рассказывает о круговой тренировке, которую мы будем выполнять: каждый раунд повторений разбивается на две минуты полноценных спринтов на траве. Мы начинаем, и тренировка становится удивительно интенсивной для солнечного парка. Приятно выбраться из тренажерного зала, ведь я редко занимаюсь подобными тренировками в наше время.

На третий раз, когда меня подрезают, поворачиваюсь, чтобы спринтерски коснуться линии во время тренировки самоубийц, резкая боль пронзает мое колено.

― Бл*дь! ― Я вскочил, подпрыгивая от боли, пронизывающую ногу.

― Ты в порядке? ― Энтони бросается к нам, его свисток все еще в руке. Думаю, он работает тренером по силовым нагрузкам для удовольствия, и мне кажется, что втайне он любит командовать.

Коннор тоже останавливается, и мне неприятны сочувственные взгляды, которые они оба бросают на меня. Я стою, потряхивая ногой и пытаясь надавить на колено. Кажется, все нормально, ничего не болит, но мне нужно быть осторожнее.

― Да, просто немного побаливает. Мои кости уже не те, что были раньше.

За исключением того, что это не просто боль. Если быть честным с самим собой, этот сезон, вероятно, для меня будет последним. Я отрицал это слишком долго, настолько долго, насколько мог... но, черт возьми, теперь я не в силах выполнить пару спринтерских упражнений. Два кольца уже лежат в сейфе в моем доме, я надеялся добавить третье, прежде чем меня отправят на пенсию. Это должно произойти в этом сезоне, иначе не думаю, что смогу снова встать на пьедестал победителя.

― Успокойся, Шоу, мне не нужно, чтобы ты порвал еще что-нибудь в мое дежурство. ― Взгляд Энтони подозрительный, и он, вероятно, знает, что я преуменьшаю боль.

Я киваю, обещая быть осторожным. Но мы все трое знаем, что либо сейчас, либо никогда, и придется жертвовать своим телом всеми необходимыми способами, чтобы добавить эту последнюю победу в свой личный рекорд.

***

Одна из лучших вещей в этом месте, с которой меня познакомило руководство «Гепардов», ― это терраса на крыше.

Большинство парней моей профессии счастливы в шумном спортивном баре, на поле для гольфа или на вечеринках в каком-нибудь VIP-клубе. Но я? Я из тех, кто любит «сидеть и смотреть на звезды». Когда-то в маленьком городке с причалом, в котором поселились мои родители на Род-Айленде, мы с братом с ранних лет установили определенный распорядок дня. Почти каждый вечер после ужина брали наши шезлонги и устанавливали их на причале позади нашего дома, вода, занимающая небольшой залив Атлантического океана, на берегу которого мы жили, омывала крошечный пляж нашего участка. Мы сидели там, как дети, пили яблочный сок, пока звезды освещали небо. С годами у нас появились друзья, а когда начались старшая школа и колледж, появился и алкоголь. Но когда все уходили, и оставались только мы с братом или еще несколько близких друзей, мы садились на шезлонги и говорили о жизни.

Сидя сейчас на крыше моей квартиры и наблюдая за мерцанием звезд, потягивая пиво из бутылки, я вспоминаю только об одном.

О моих родителях в доме на берегу Род-Айленда.

Надеюсь, что сейчас они делают то же самое, сидя там, среди звезд. Мне хочется думать, что им не больно. Что они, держась за руки, смотрят на меня, а я, вспоминая о них, смотрю вверх.

Пять лет назад их жизни слишком рано унесло то самое море, у которого мы сидели детьми. В тот день им не следовало приближаться к воде, прогноз погоды был, в лучшем случае, неблагоприятным. Но маме захотелось после обеда прокатиться на яхте, а папа никогда не мог ей отказать.

Когда береговая охрана нашла их лодку, они сказали нам, что у наших родителей не было ни единого шанса противостоять шторму. Волны были слишком большими, и хотя мой отец был опытным лодочником, он ничего не мог сделать.

Необходимость опознать тела своих родителей... это был кошмар, который никогда не выходил из головы.

Их смерть изменила меня как личность. Если раньше я был общительным, то теперь, скорее, предпочитал держаться в небольших группах или просто оставаться в одиночестве. Вечеринки и женщины меня больше не интересовали, и я уже давно не был с женщиной. Каждый день корю себя, что не дал родителям то, чего они хотели больше всего: обретение своей семьи. Черт, как же они хотели, чтобы у них был внук, которого можно было бы обожать.

Когда море забрало моих родителей, оно забрало и мое эго. Немного моей искры. Это заставило меня осознать, даже если у меня были прекрасные отношения с матерью и отцом, насколько важно проводить время с семьей. Все остальное было просто мелочами. Все это ничего не значило, если в твоей жизни не было людей, которых ты любил.

И поэтому, глядя на многочисленные галактики, на шум Шарлотт после наступления темноты внизу на улице, я не могу не сожалеть о том, что не нашел времени, чтобы наполнить свою жизнь большим количеством людей, которых больше всего любил.

ГЛАВА 10

ПАКСТОН

Райан съеживается, отворачивая свое маленькое личико, когда игла входит в его руку, но я все время наблюдаю за ним. Комната, в которой мы сидели, в Детской больнице Шарлотт, заполнена детьми в возрасте до двенадцати лет, проходящими курс химиотерапии. Я хочу, бл*дь, закричать, моя внутренняя ярость настолько сильна, что мне приходится впиваться ногтями в ладони, сжимая руки в кулаки. Кто, черт возьми, допустил, чтобы у невинных детей диагностировали рак? Это незаконно, аморально, невозможно… Мне хотелось схватить этих докторов и потребовать лечения. Но, зная, что ничего из этого не поможет, я просто сижу рядом с Райаном и обсуждаю проходящие игры, держа его за руку, пока яд капает в его вены.

До несчастного случая с моими родителями я, наверное, был бы просто парнем «раз и готово». Позволил бы ребенку прийти на игру, проводил бы его, подарил бы ему майку. Но... та была другая половина моей жизни. Это же была новая половина, разрезанная на две части окончательным событием ― их кончиной.

Если увидев меня и поговорив со мной, Райан почувствует себя лучше, то я буду тратить каждую свободную минуту, делая это для него. Этот парень, такой храбрый и отважный, заслуживает все, чего он хочет, за то, что ему приходится пройти через это дерьмо. И я собирался дать ему все, что бы это ни было. У меня, черт возьми, были деньги и время. И, кроме того, он был потрясающим маленьким чуваком.

― Хочешь сыграть в «рыбалку»? ― Райан передвигает колоду карт, которую его мама положила на стол между нами.

― Ты собираешься позволить мне выиграть? Потому что если да, то я не уверен, что хочу играть, ― поддразниваю его.

Он хихикает.

― Да, конечно, я собираюсь надрать тебе задницу!

Я подмигиваю ему.

― Я надеялся, что ты это скажешь.

Мы разыгрываем пару партий, Райан время от времени морщится и вынужден делать паузу, потому что его тошнит. Примерно через час после того, как мы с ним посидели, в дверь входит Деми. И резко останавливается, когда видит меня.

― О, я не знала... Я не знала, что ты будешь здесь... Я могу вернуться...

Она потеряла голову, увидев меня здесь, в этом я уверен. Это печалит меня, но и одновременно забавляет. Деми понятия не имеет, как вести себя с придурком, который ушел, даже не попрощавшись. Но она взволнована, а это значит, что все еще что-то чувствует ко мне. Даже если это глубокая ненависть.

Первым делом всегда вспоминаю ее волосы, ниспадающие по спине длинными золотисто-каштановыми волнами. И раньше она пахла сахарным печеньем. Деми одета в джинсы и простую рубашку с длинным рукавом. Несмотря на то, что она выглядит как горячая библиотекарша в этой деловой одежде, в которой я видел ее уже дважды, я ловлю себя на том, что в таком виде она нравится мне еще больше. Эта версия Деми более доступна, чем та грозная личность, которую она сейчас воплощает в качестве генерального директора «Желание на звезду».

Да, я изучил ее до и после работы с ней. Ее компания является одним из самых успешных предприятий во всем Шарлотт и второй по успешности некоммерческой организацией, которая помогает исполнять желания больных детей. Деми сама построила ее, и она ни от кого не принимает дерьма, сохраняя при этом веселый нрав. Серьезно, эта фраза была написана о ней в одной из статей.

― Эй, Деми! Хочешь поиграть с нами в рыбалку? ― К счастью, семилетний мальчик, сидящий рядом со мной, не понимает эмоций, проносящихся между ней и мной.

Это заставляет ее оторваться от смертельного взгляда, которым она сейчас одаривает меня.

― Конечно!

Во время лечения Райана мы втроем играем в карты, и Деми учит Райана играть в покер. В конце концов, он обыгрывает нас обоих. Забавно, я понятия не имел, что она так хорошо умеет играть.

С другой стороны, сейчас я действительно ничего о ней не знаю.

Райан после этого засыпает, и медсестры говорят нам, чтобы мы дали ему отдохнуть. Мы выходим в больничный коридор, неловко ступая бок о бок.

― Ну, пока, ― говорит Деми в то же время, когда я спрашиваю:

― Не хочешь поужинать?

На ее лице отражается шок от того, что я предлагаю поужинать вместе.

― Зачем нам ужинать вместе? ― Злоба в ее тоне заставила меня сделать шаг назад.

Я протягиваю руку.

― Послушай, Деми, знаю, каким мудаком я был тогда. И мне действительно жаль, что так получилось. Я думал о том, чтобы позвонить тебе сотню раз за последнее десятилетие, чтобы извиниться.

― Какой сюрприз, что ты этого не сделал. ― Сарказм сочится с ее языка.

Черт. Я понимаю, что сделал кое-что плохое с этой девушкой. Но не думал, что она все еще будет ненавидеть меня за это. Не то чтобы я мог ее винить.

― Знаю, ты мне не поверишь, но я изменился. Жизнь не была так добра ко мне, как тогда, когда мы учились в колледже.

Деми смотрит в сторону, скрестив руки на груди.

― Говорит профессиональный футболист, который зарабатывает миллионы в год.

― Деньгами счастья не купишь, в этом я уверен, ― бормочу я.

Это заставляет ее взгляд вернуться ко мне, эти большие карие глаза исследуют мою душу.

― Поужинай со мной. Позволь мне возместить тебе хотя бы малую часть того, что я сделал. ― Сейчас прекрасно понимаю, что умоляю. Наблюдаю, как Деми внутренне борется с собой, но, в конце концов, вздыхает.

― Хорошо. Но я выбираю место.

***

Деми выбирает итальянское бистро в стиле фьюжн с разливным пивом из Сицилии и пиццей на лепешках, которая пахнет, как рай.

Ужин... в лучшем случае неловкий. В основном вопросы приходится задавать мне, а Деми отвечает односложно. Временами возникают такие болезненные молчаливые промежутки, что я съеживаюсь и запихиваю в рот слишком много хлеба. После употребления такого количества углеводов буду неделю расплачиваться кардио-тренировками.

Приносят наш десерт, кусок пирога для меня и капучино для нее. Никогда не мог сказать «нет» южным десертам, таким образов побаловав себя. Я все равно уже стар и слит, если послушать репортеров.

― Ты никогда не говорила мне, почему ты делаешь то, что делаешь. ― Стараюсь держаться нейтральной темы, проявлять интерес.

Потому что тогда я может и был придурком, но сейчас мне очень интересно узнать ее получше.

Деми рассматривает меня, и я волнуюсь, что она просто промолчит в ответ. Но затем произносит самые вдохновляющие слова, которые я когда-либо слышал:

― Я думаю о каждом из этих детей, как о драгоценной звезде. Жизнь на земле может быть короткой, но их время, проведенное в огромной, большой мистической вселенной, еще далеко от завершения. Возможно, они уже догорают для нас, возможно, скоро мы не сможем увидеть их сияние, но они всегда будут светить, глядя на нас, когда оживает ночное небо.

И вот тогда я понимаю, какой же я гребаный дурак. И был им на протяжении восьми лет. Потому что так и не смог по-настоящему узнать Деми, а эта женщина явно гораздо большее, чем я могу себе представить.

Я чертов идиот, и сожаление, и ненависть к себе бьют меня под дых. Как можно быть настолько слепым, чтобы смотреть сквозь пальцы на женщину, которая так смотрит на смерть? Которая охотно знакомится с невинными детьми, борющимися с самыми ужасными болезнями. Большинство людей бросили бы на них сочувственный взгляд и пошли бы дальше, не в силах справиться с огромной печалью, которую таит в себе жизнь этих детей. Но Деми... она сидит с ними на процедурах еще долгое время после исполнения их желаний. У меня такое чувство, что она постоянно проверяет свои прошлые семьи, а также знакомится с новыми, чтобы воплотить мечты детей в реальность.

И то, как она описывает смерть... я надеюсь, что мои родители пережили это таким образом, как только что рассказала Деми.

― Это... это прекрасно. ― Мне приходится сдерживать эмоции.

Деми настороженно смотрит на меня, как будто ждет, что я начну насмехаться над ней. Но это не так. Мы не виделись восемь лет, и есть вероятность, что она понятия не имеет о смерти моих родителей, в то время как я получил известие об их гибели, когда был знаменит. Честно говоря, я никогда не открывался настолько, чтобы рассказать ей о них. Был слишком занят тем, что звонил ей в три часа ночи, чтобы быстро потрахаться.

― Мне жаль, что мы так и не поговорили тогда. Я был идиотом, и мне следовало относиться к тебе лучше. Мы действительно могли бы узнать друг друга получше.

Удивляюсь, когда Деми хмыкает, но, когда встречаюсь с ней взглядом, вижу в ней лишь горечь и сталь.

― Я знала тебя, Пакстон. Твой день рождения одиннадцатого марта, ты вырос в Род-Айленде и играл во все виды спорта под солнцем, прежде чем заняться футболом. Думаю, у тебя есть один брат, хотя ты никогда особо не говорил о своей семье. Ты предпочитаешь Sam Adams любому другому пиву, можешь выбить дурь из любого на конкурсе караоке и на самом деле неплохо разбираешься в математике, хотя никогда бы не признался в этом своим приятелям в те времена. Ты стирал простыни только в «Тайд», не знаю почему, но это было единственное моющее средство в твоем шкафу. Ты любишь зубную пасту Crest и ненавидишь одеколон, если только он не настолько слабый, что ты едва чувствуешь его запах. Я знала тебя; я брала любую информацию, которую ты готов был раскрыть, и хранила ее на случай, если однажды ты решишь захотеть меня по-настоящему. И тогда смогла бы делать для тебя все те вещи, которые делают подружки для своих парней.

Шок и агония бушуют в моих венах... Я гребаный мудак. Как только собираюсь извиниться, Деми обрывает меня:

― Не утруждайся, уже много лет прошло. Просто помни, что я тебя знала, а ты не удосужился даже выучить мое второе имя. ― С этими словами она встает из-за стола и поворачивается на каблуках. Секунду спустя она возвращается. Не говоря ни слова, бросает на стол несколько двадцатидолларовых купюр.

Это обжигает. Потому что эта женщина так низко обо мне думает, что даже не позволяет мне заплатить за ужин, чтобы компенсировать годы жестокого обращения, которое я заставил ее вынести.

ГЛАВА 11

ДЕМИ

Зачем я это сделала?

Восемь лет. Восемь прекрасных лет я прожила, не произнося его имени. Прошло, по меньшей мере, три года с тех пор, как мне перестало мерещиться его лицо хотя бы раз в день. Я была в порядке, была стабильна.

А потом мне пришлось стать мазохисткой, разделить с ним трапезу и таять, когда он говорил. Я чувствовала, что срываюсь прямо между нашими первыми блюдами и десертом. Вот почему мне было необходимо поставить его на место, чтобы вернуть себя в теперь уже привычное состояние. Потому что то, что я сказала, было правдой. Мне казалось важным собирать все сведения, что он готов был мне предоставить. Я знала его изнутри. А Пакстон не знал меня ни капли. Он был причиной, по которой я не могла влюбиться ни в кого другого, не тогда, когда меня так долго отвергал единственный мужчина, которого слепо любила. Даже когда кто-то искренне любил меня, со всеми моими недостатками, я не могла ответить взимностью. Сразу подумала о Закари... о том, чего давно не делала. Четыре года назад, когда моя назойливая мать не могла больше терпеть, что я никого не приводила на Хануку, она свела меня с сыном женщины из их синагоги. Он был евреем, высоким, смуглым и красивым, у него была хорошая работа в ресторанном секторе. Зак был обаятельным и внимательным, именно такой парень мне был нужен. Он открывал двери, готовил ужин, присылал мне цветы в офис. Поэтому, когда он сделал мне предложение через год после нашего знакомства, я ответила «да». Хотя мое сердце даже не дрогнуло, но разум понимал, что так будет правильно. Что Закари будет хорошим мужем, и мне не обязательно быть безумно влюбленной, чтобы быть счастливой.

Только... когда через две недели моя мама приехала со свадебными журналами, образцами фаты и номером лучшей пекарни в городе... то сразу пришло осознание, что ничего не получится. Мои стены все еще были подняты, я все еще ничего не чувствовала. И я не была таким ужасным человеком, как Пакстон Шоу, я бы никогда не хотела навсегда привязать к себе того, кого не любила. На своем опыте знала, какая это ужасная судьба.

Так почему же я пошла на ужин с Пакстоном вчера вечером? Ведь прекрасно понимала, что он за человек, и все же я была под его чарами. Все эти годы спустя.

Мы были не более чем мгновенной вспышкой. Несколько жарких часов умопомрачительного секса и разговоры в подушку. Пакстон заставлял меня дрожать так, как никто другой не мог и никогда не смог бы. Но в том-то и дело, что парень, который заставляет вас чувствовать себя как можно лучше, никогда не склонен к самоотверженности.

Все эти годы я жила в стабильности, но с Пакстоном я отбросила все условности. Видимо, как бы мне ни хотелось отрицать это, мое сердце хотело безумия.

Вот почему я сидела в этой чертовой коробке, высоко на стадионе «Гепардов», притворяясь, что не пытаюсь украдкой взглянуть на него, бегающему по поле.

― Попробуйте кокосовые креветки, они очень вкусные. ― Джина подходит с тарелкой, уставленной пальчиковой едой.

― Ты ― бездонная яма. Если бы я это съела, мне пришлось бы ходить на десять занятий по велоспорту. ― Фарра закатывает глаза и потягивает бокал Шардоне, который держит в руке.

Фарра была помешана на тренировках. В то время как я наслаждалась хорошей пробежкой, она проводила каждое утро на самых интенсивных тренировках, которые предлагал город. А еще была Джина, которая весила девяносто фунтов и могла съесть все, что захочет. Я была где-то посередине.

Я до сих пор не уверена, почему согласилась прийти на эту игру, хотя было бы невежливо отказываться от билетов, которые генеральный менеджер «Гепардов» прислал лично после всей хорошей прессы, которую мы принесли команде благодаря желанию Райана Гюнтера. И мне хотелось доказать себе, что наличие моего бывшего увлечения, потому что он никогда не позволял мне называть его бойфрендом, в моем городе не ограничит меня в том, куда я могу пойти.

В третьей четверти «Гепарды» выигрывали со счетом 14: 3, а я всю игру попеременно потягивала бокал восхитительного «Каберне» из бесплатного бара и пыталась казаться незаинтересованной происходящим на поле.

Но это было трудно. Наблюдать за Пакстоном на поле было сродни произведению искусства. Хотя… он уже не был так грациозен в движениях, как раньше. Забавно, прошло много лет с тех пор, как я видела его на футбольном поле, и все же замечала, что что-то не так. Не поймите меня неправильно, Пакстон все еще очень талантлив... но часть того блеска, который он привносил, словно сгорел.

― Я удивлена, что он вообще играет в этом году. Он такой старый, и после разрыва мениска все говорили, что он не вернется, ― Джина откровенничает, когда садится рядом со мной с новой тарелкой.

― Он порвал мениск? ― Как уже говорила ― я вообще не следила за его карьерой.

Фарра наклоняет голову в сторону.

― Это была самая громкая история в спорте в прошлом сезоне.

Я пожимаю плечами, пытаясь изобразить неведение.

― Вы, ребята, знаете, что я не большой любитель спорта. Думаю, что в последний раз включала ESPN, чтобы посмотреть, как Тим Тебоу бегает без рубашки по тренировочному лагерю.

― Боже, он был таким сексуальным. Довольно плотный, но такой сексуальный, ― Фарра вздыхает.

― Ты футбольный сноб. Развивайся, открой для себя мир обнаженных фотографий Брайса Харпера для выпуска «Body Issue». ― Джина насмехается над нашей черноволосой коллегой.

― Эй, нагота есть нагота, и меня все это устраивает. ― Фарра прижимает свой бокал к моему, хотя я не участвую в этой нелепой дискуссии.

― Но в любом случае, да, порвал его на две части. Его, плачущего, пришлось увезти с поля. Единственный раз, когда фанаты видели его таким эмоциональным, это когда он забил тот тачдаун на следующий день после того, как его родители погибли в той аварии. Это было ужасно, но на следующий день он сыграл свою лучшую игру. ― Джина качает головой, в ее глазах печаль.

― Что? ― Шок парализует меня. ― Его родители погибли?

Фарра кивает.

― О, это было ужасно, я помню фотографии с похорон по ESPN. Они погибли на своей парусной лодке во время неожиданного шторма недалеко от их дома. Они умерли в субботу, и было так много предположений, будет ли Пакстон играть на следующий день... тем более что игра имела значение для плей-офф. Но он это сделал. В итоге забил три тачдауна. После игры отказался от интервью с прессой, но его видели стоящим на коленях и плачущим в конечной зоне, когда все ушли в раздевалку.

По моей коже пробегают мурашки. Как я могла не знать, что его родители умерли? Конечно, он никогда не позволял мне встречаться с ними, но я видела фотографии, слышала, как он иногда говорил о них. Черт, мы были связаны в течение двух лет, и я знала о его семье. Сразу же почувствовала себя ужасным человеком. Сглатывая комок желчи в горле, стараюсь сохранять нейтралитет.

― Как давно это было?

Джина обдумывает это, приложив палец к подбородку.

― Около пяти лет? Да, должно быть, так и было, потому что я смотрела игру с каким-то придурком из братства, который в итоге спросил, можем ли мы заняться сексом втроем той ночью.

Фарра хихикает.

― Ах, какая скромница. Тебе следовало бы взять его на вооружение. Три лучше, чем два.

― Спасибо, доктор Сексоголик. ― Джина закатывает глаза. ― Но да, с тех пор он никогда не был прежним. Люди говорят, что он стал лучшим спортсменом, но он как машина. В нем больше нет страсти.

Всю оставшуюся часть игры размышляю над тем, что сказала Джина. За последние восемь лет я изменилась, но, возможно, изменился и Пакстон. Мне никогда не хотелось думать о том, что в его жизни произошли события, которые сделали его другим человеком, как он сказал мне, когда пригласил меня на ужин.

Кто-то в офисе «Гепардов» спрашивает, не хотим ли мы спуститься на поле в конце игры, и девочки с радостным визгом соглашаются. Иду следом, все еще находясь в трансе из-за родителей Пакстона. Я должна была послать цветы или что-то в этом роде. Хотя бы открытку. Возможно, теперь мне нужно дать ему понять, как мне жаль.

Игра заканчивается победой хозяев, и мы наблюдаем за тем, как игроки обмениваются приветствиями и шлепают друг друга по задницам. Я замечаю Пакстона на другом конце поля, когда он снимает шлем и обнажает свои мокрые золотистые волосы. Как это возможно, что даже после более чем двухчасовой борьбы за победу он выглядит так, что его хочется съесть? Но теперь я рассматриваю его в другом свете. Знаю, каково это ― потерять одного из самых близких тебе людей, как твой мир поворачивается вокруг своей оси, и ты уже никогда не будешь прежним. Каково это ― потерять двух людей, особенно тех, кто привел тебя в этот мир?

Я собираюсь подойти, проявить к нему хоть какое-то дружелюбие после того, как была так холодна с ним.

За исключением того, что, когда нахожусь примерно в метре от него, к нему подходит репортер с диктофоном и блокнотом. Блондинка с большой грудью, в обтягивающем красном платье, которое выглядит так неуместно в этом заведении. Она хлопает ресницами и перебрасывает волосы через плечо.

И Пакстон улыбается ей в ответ, язык их тел кокетлив.

Говорят, что человек, которому ампутировали конечность, может чувствовать фантомную боль даже после исчезновения конечности.

Вот на что похоже наблюдение за тем, как Пакстон разговаривает с репортером, ее рука лежит на его руке. Это заставляет меня вернуться в одно из самых несчастных времен в моей жизни. Когда отчаяние и уныние были моими лучшими друзьями.

ГЛАВА 12

ДЕМИ

9 лет назад

Еще один субботний вечер, еще одна вечеринка в каком-то дерьмовом доме с дерьмовым пивом.

Мои подруги веселятся, знакомятся с новыми парнями или играют в игры с выпивкой. Они отрываются как обычные девушки на младших курсах. После недели, полной напряженных занятий и экзаменов, я должна делать то же самое.

Но не могу.

Потому что последние полтора часа я наблюдаю, как Пакстон трется о грудастую рыжеволосую девушку.

Ввыпиваю еще одну рюмку водки, которую кто-то наливает и оставляет на стойке, и это уже пятая по счету. Мои кости превратились в желе, мое сердце разбито на тысячу осколков, и я чувствую, что в любую секунду меня может стошнить от уныния.

Мы спали вместе уже больше года, поздние ночные звонки и тайные встречи были нашей специальностью. Не то чтобы мне этого хотелось, но каждый раз, когда я заводила разговор о том, чтобы стать чем-то большим, у Пакса были лучшие способы уклониться от разговора.

Он обманывал меня разговорами, манипулируя темой, не давая прямого ответа. Или целовал меня, используя свои таланты, чтобы заставить меня замолчать и кончить. Или рассказывал о своем будущем и футболе, и я была настолько глупа, что снова попасться на этот ответ.

Когда Пакс видит меня в кампусе, он либо машет рукой, либо улыбается, но никогда не подходит, чтобы прогуляться со мной или поговорить. Обычно его всегда сопровождают один или два приятеля. Один из них всегда ухмыляется, как будто знает, кто я такая.

У меня четкое ощущение, что его друзья говорят обо мне за моей спиной, и они знают, что я бедная отчаявшаяся девочка, которую Пакс держит в ящике стола и вынимает, когда ему хочется поиграть со мной.

Стыд обжигает мне шею, а в уголках глаз выступают слезы. Почему он так со мной поступает? В глубине души я знаю, какой он на самом деле, даже если никто этого не видит. В те моменты, когда мы лежим рядом после секса, положив головы на подушки, и говорим о всякой ерунде... вот кто такой Пакстон Шоу на самом деле. Но вопрос, который мне действительно следует задать себе, заключается в том, почему я остаюсь? Почему каждый раз позволяю так эмоционально оскорблять себя?

Особенно когда он в другом конце комнаты исследует губами ключицы той девушки. До меня доходили слухи о том, что он собирается домой, в основном от Челси, которая хочет, чтобы мы с ним расстались, и она могла бы отрезать его пенис. По крайней мере, так она мне всегда говорила. Я никогда не верила ей, будучи слишком слепой, когда дело касалось Пакстона.

Но сейчас... мне хотелось швырять вещи. Разбить тарелки. Включать Boyz II Men на повторе во время поедания мороженого и просмотра фильмов с Джерардом Батлером в главной роли.

Не успеваю сообразить, что творю, как мои ноги уже несут меня по комнате.

― Придурок! ― я встаю перед пакстоном и кричу на него.

Несколько пьяных студентов вокруг нас хихикают над девушкой, которая слишком драматизирует на вечеринке. Рыжеволосая, к которой приставал Пакс, смотрит на меня, ее взгляд стеклянный и растерянный.

― Прошу прощения? ― Ее тон грубый и агрессивный.

Только Пакс смотрит на меня, как на раненого оленя.

― Деми, иди домой. Ты пьяна. Иди найди Челси, ― он разговаривает со мной, как с пятилетним ребенком, как будто совсем меня не знает. Будто он жалеет меня.

― Пошел ты, Пакс. ― Мои слова звучат невнятно и сердито.

― Это твоя девушка? ― Рыжая отступает от него.

― Нет, ― говорит Пакс, в то же время я истерически смеюсь.

― Что бы это ни было, я не собираюсь ввязываться в драму. ― Она отмахивается от Пакстона и растворяется в толпе.

― Черт возьми, Деми! ― Он вскидывает руки, на его лице написана ярость.

Я съеживаюсь, смущенная тем, что только что сделала, но также чувствуя себя отчаянной и маленькой. Пакс хватает меня за локоть и ведет на улицу, в самую темную часть двора, где нас никто не услышит. Для окружающих мы выглядим как пара в разгар ссоры. Но мне известно, что сейчас он разобьет мое сердце на миллион осколков.

Почему я жажду наказания?

― Что это, черт возьми, было? Я думал, мы договорились, что хорошо проводим время, когда вместе, и развлекаемся по отдельности, когда гуляем.

Я тыкаю его в грудь, все обиды, которые он совершил по отношению ко мне, сводят меня с ума.

― Нет, ты согласился на это! Ты просто хочешь иметь свой торт и есть торт других тоже, ты кусок дерьма!

Пакс проводит руками по своим лохматым светлым волосам.

― Деми... ты не моя девушка. Мы иногда трахаемся. Черт, я знал, что это может случиться. Знал, что ты, вероятно, проявишь чувства.

Он говорит это так, как будто я какая-то эмоциональная женщина, и он ни в чем не виноват. Я практически слышу, как трещат желудочки моего сердца под его кулаком, слезы свободно падают из моих глаз.

― Ты мудак. Ты ведешь меня за собой, строишь из себя непонятно кого и ведешь себя так, будто мы... будто мы можем быть чем-то большим. Ты что-нибудь чувствуешь ко мне? На этот раз я хочу получить прямой ответ. ― Меня трясет, я так зла и так обижена, что не могу видеть ясно.

Пакс смотрит на меня, в его глазах еще больше жалости.

― Я не знаю, что тебе сказать, Деми...

Алкоголь берет верх, я отдергиваю руку и бью его по лицу. Звук отражается под деревьями, вне поля зрения других людей. Даже когда мы ссоримся, никто не видит этого. Все наши отношения происходят в тени.

Мы смотрим друг на друга, и я не могу поверить, что у меня хватило наглости сделать это.

Я убегаю в противоположном направлении, ненавидя себя за то, что умоляла парня о внимании и была настолько взвинчена, что прибегла к физическому насилию.

Два дня спустя, когда он пишет мне, чтобы извиниться, я оказываюсь в его постели в час ночи.

ГЛАВА 13

ПАКСТОН

Я знал, что она там, наверху, наблюдает за мной на поле.

Это подстегивало меня, зная, что где-то на стадионе «Гепардов» Деми болеет за меня. Надеюсь.

На самом деле, она, вероятно, болела за то, чтобы меня схватил трехсотфунтовый полузащитник. Но это было неважно. Я уже давно не чувствовал необходимости производить на кого-то впечатление, и это почти заставило меня почувствовать себя тем самоуверенным подростком, которым был когда-то. Тот, кто бегал трусцой под этими пятничными ночными огнями, чтобы посмотреть свой родной город.

За исключением того момента, когда я, наконец, догнал сотрудников Деми после игры в месте, где игроки встречались с людьми, пришедшими на игру ради них, ее там не было.

― Фарра, верно? ― Я указал на девушку, которую видел в «Желание на звезду».

Она немного походила на готическую версию Оливии Манн.

― Эм... да.

― Привет. Я Пакстон. ― Я помахал рукой. ― Кажется, мы встречались в твоем офисе?

Девушка, стоявшая рядом с Фаррой, миниатюрная блондинка, которая выглядела намного моложе нас, уставилась на меня.

― Да. Я имею в виду, ты уже встречался с ней. И знакомился с нами обеими. Мы обе там работаем.

― Успокойся, Спарки. ― Фарра закатывает глаза. ― Это Джина.

Я тоже машу Джине.

― Деми пришла с тобой?

Они смотрят друг на друга.

― Да, пришла. А что?

― Ты знаешь, где она? ― Я веду себя странно, знаю это. Но я не обязан объясняться.

― Она ушла несколько минут назад. Должна была вернуться домой, чтобы покормить собаку. ― Фарра вопросительно смотрит на меня.

― Спасибо, что пришли. ― Я улыбаюсь и быстро отворачиваюсь.

Пользуясь выходом игроков на парковку, я обогнал половину пробки, чтобы попасть на улицу. Я знаю, на какой стоянке паркуются обладатели VIP-пропусков, и мне нужно было добраться до нее до того, как Деми сможет уехать. Технически, это была нейтральная территория, я не мог просто подъехать к Деми домой или к офису. Она бы почувствовала себя разбитой, а она и так не хотела со мной разговаривать.

― Деми! ― кричу я, видя ее на другой стороне парковки.

Она одета в джинсы и простую рубашку, но на ней все еще туфли на каблуках, и мой член вздымается, как тигр в клетке, когда я подхожу к ней. Господи, похоже, все эти годы я не замечал, насколько она чертовски красива. Эти длинные ноги и прямая осанка, мне хочется сломать этот профессиональный фасад.

Что, черт возьми, было не так со мной в двадцать с небольшим лет? Я не замечал, что у меня было прямо перед носом.

Волосы взметнулись в воздух, когда Деми повернула голову, и по выражению ее лица понимаю, что она узнала мой голос. И ей не понравилось, что я иду к ней.

― Пакстон. ― Это не было дружеским приветствием, но и я не получил пощечины, поэтому мысленно поблагодарил бога.

― Тебе понравилась игра? ― Я подхожу к ней слишком близко, но Деми не может убежать, потому что машина стоит у нее за спиной.

― Да, спасибо. Мне нужно идти. ― Она не хочет иметь со мной ничего общего.

― Не хочешь поужинать со мной? ― Я бессовестный, но сейчас трудно не быть рядом с ней.

Деми наклоняет голову в сторону, ее взгляд ничего не выдает.

― Нет, спасибо. У меня назначена встреча.

Я ловлю дверь машины, когда она пытается открыть ее и сесть внутрь.

― Какая? Покормить свою собаку?

Деми хмурится.

― Кто тебе это сказал?

Я качаю головой.

― Неважно, но Фидо может подождать. Поужинаешь со мной?

― Потому что в прошлый раз все прошло так хорошо? ― бормочет она, а потом ее глаза расширяются, как будто она не хотела говорить это вслух.

Мне нравится, когда Деми отходит от своего сценария. Все время, что я был рядом с ней в последние пару недель, она кажется неприкасаемой, ледяной. Меня осеняет, что я могу быть причиной этого, а чувство вины ― холодный ублюдок.

― Признаю, все прошло не очень хорошо, но я твой должник. Я был засранцем, и знаю это. И это даст нам шанс поговорить о... ― Указываю между нами. ― О нас.

Деми закатывает глаза и снова пытается сесть в машину. Какая-то мысль, должно быть, пронизывает ее мозг, потому что она резко оборачивается, и ярость покидает ее.

― Почему ты думаешь, что я хочу, чтобы между нами что-то было? Я прожила целых восемь лет, ни разу не увидев тебя. И прожила очень счастливо, спасибо тебе. Зачем мне нужна хоть капля дружбы с тобой, не говоря уже о романтических отношениях? ― Она вскидывает руки вверх. ― Нам не нужно этого делать. Мы живем в одном городе, но он большой. Нам не нужно больше видеться.

― Деми, я не идиот. И ты тоже. Мы два взрослых человека, которые могут признать, что в ту минуту, когда ты вошла в конференц-зал, между нами вновь вспыхнула искра. Мы никогда не будем друзьями, нет, мы никогда ими не были. Но я достаточно взрослый человек, чтобы признать, что чувствую влечение к тебе, и знаю, что ты чувствуешь его ко мне. У нас есть прошлое, да, но мы можем его переписать. Я другой человек, не тот мудак, которым был тогда. И ты можешь признать, что каждый раз, когда смотришь на меня, понимаешь, что мы могли бы стать кем-то большим.

Я надеялся, что Деми согласится со мной, даст мне хотя бы самую малость надежды. Я не был сумасшедшим, если думал, что мы сможем собрать потрепанные кусочки наших студенческих дней и попытаться сделать что-то новое. Сшить новое одеяло из этих воспоминаний в нечто долговечное.

― Не знаю, что ты хочешь от меня услышать, Пакстон. Каждый раз, когда смотрю на тебя, я вижу, какой слабой я была. Вижу, как сильно ты меня ранил. Как я смогу отпустить это?

Боль в ее глазах мне ненавистна, ка и то, что я виновник этой боли.

― Все, что я могу сказать тебе, так это то, что я стал другим человеком. И твои слова о том, что происходит, когда люди умирают... Я принял это близко к сердцу. За то время, что мы были в разлуке, я потерял обоих родителей. Трагически. И это изменило каждую клеточку внутри меня. Тот урод, который тебя обидел? Его здесь больше нет. Я знаю, что могу говорить тебе это до тех пор, пока не погаснет солнце, но я докажу тебе, что мои слова правдивы. ― На лице Деми отражается сочувствие, и я хочу стереть его. ― Нет, не делай этого. Не сочувствуй мне и не думай, что я разыгрываю сиротскую карту, чтобы завоевать твое доверие. Я просто говорю, что потерял двух людей на этой земле, которые любили меня больше всего, и это показало мне, насколько важна любовь. И прямо сейчас единственная женщина, которую мне хочется узнать больше, которую мог бы полюбить ― это ты. Я не валяю дурака, Деми. Когда я увидел тебя, будто внутри меня щелкнул выключатель.

Сомнение все еще оставалось в ее выражении лица.

― Я не знаю...

― Тебе и не нужно знать. ― Теперь я был в отчаянии и чувствовал это до мозга костей. ― Просто позволь мне показать тебе.

И я вижу, что Деми сдается.

― Если я позволю тебе показать мне это, могу ли я сесть в свою машину и поехать домой, чтобы позаботиться о своей собаке?

― Да. ― Я немедленно убираюсь с ее пути, потому что Деми уступила мне хоть малейший, но дюйм, а я не хочу проходить милю в одиночку.

Деми снова закатывает глаза, прежде чем выехать с парковки и уехать.

Я просто улыбаюсь про себя, зная, что только что сделал самую важную вещь, которую мне удалось сделать за долгое время.

ГЛАВА 14

ДЕМИ

― Думаю, это счастливый номер семь. Ты собираешься его простить? ― Мой курьер из доставки, Чак, передает букет.

В моем доме полно роз всех цветов. Белые, красные, розовые... назовите розу, Пакстон Шоу наверняка уже купил ее.

Я ухмыляюсь.

― Довольно трудно одарить кого-то смертельным взглядом, когда в твоем доме так чертовски хорошо пахнет.

Чак приподнимет шляпу.

― Ну, что бы бедняга ни сделал, думаю, он об этом сожалеет.

Курьер уходит, угостив Майю собачьим угощением, и она радостно бежит в гостиную, чтобы собрать крошки с ковра.

С утра понедельника я получила семь огромных букетов, доставленных к моей входной двери. Когда Пакстон загнал меня в угол на парковке, мне не очень-то верилось, что он покажет мне, почему я должна дать ему еще один шанс. Но если и есть путь к сердцу женщины, особенно той, которая любит садоводство, то это красивая цветочная композиция. Или семь из них.

Неделю назад он выглядел таким раскаявшимся, когда стоял передо мной и рассказывал о своих родителях. Я знала, каково это ― потерять любимого человека, и как это меняет саму суть твоего существа. Поэтому, когда смотрела на Пакстона, видела в нем полное разрушение, как и в моем сердце.

Но может быть, только может быть, я могла бы поверить, что столь трагическое событие изменило его мировоззрение и его отношение к людям.

У меня все еще было так много сомнений, так почему же я улыбалась каждый раз, когда проходила мимо своей кухонной стойки, заставленной цветами? И почему все время представляла его лицо, эти полные губы, когда он говорил о нас и о том, какими мы могли бы быть?

Боль в груди, которую, как мне казалось, я похоронила так давно, снова давала о себе знать, тянула меня и заставляла кончики пальцев покалывать об одном воспоминании о Паксе. Хотелось ли мне признать, что он был прав? Что причина, по которой я не разорвала помолвку, в том, что у меня все еще были чувства к нему. Что Пакстон был землей, а я ― луной, и меня не могло не тянуть к нему.

Конечно, у меня все еще были чувства к нему, это было очевидно. В эти дни я и трех секунд не могла прожить, не думая о том, как сильно он меня возбуждал еще в коледже, и как сильно он повзрослел с тех пор. Пакстон был похож на брата Хемсворта, только сексуальнее, если это возможно. Мне приходилось сжимать бедра каждый раз, когда я думала о щетине, украшающей его сильную челюсть. Мои соски твердели, когда думала о том, как он использовал эти манящие губы на мне раньше, и как давно ни один мужчина не целовал меня.

Майя лает рядом со мной, и я подпрыгиваю, не заметив, что она вошла в залитую солнцем кухню. Поймана с поличным за мечтами о сексе.

― Привет, красотка, ты доела свою косточку? ― Я наклоняюсь и трусь щекой о ее мордочку.

Она сидит передо мной, ее серьезные карие глаза смотрят прямо в мои. Иногда мне кажется, что она действительно чувствует, что у меня на душе.

Майя облизывает мою щеку, оставив слюнявый влажный поцелуй.

― Спасибо за поцелуй, милая. ― Я тоже целую ее в морду.

Мы еще минуту прижимаемся друг к другу, прежде чем она отстраняется, чтобы посмотреть на меня.

― Должна ли я дать ему еще один шанс? Он прошел наш тест? ― бормочу я, больше размышляя вслух, чем задавая своей собаке вопрос, на который она никогда не сможет ответить.

Не то чтобы она физически отвечает на вопросы.

Майя снова лает, почти улыбаясь мне, делает круг, тем самым показывая, что хочет играть.

― Ладно, хорошо, пойдем на улицу, глупышка. От всех этих цветов и их запахов у меня все равно будет болеть голова.

Но я все равно улыбаюсь еще раз, проходя мимо них, прежде чем открыть дверь на задний двор и бросить мяч моей девочке.

ГЛАВА 15

ПАКСТОН

Возможно, мне не следовало заманивать ее сюда под ложным предлогом, но Райан сказал, что хочет помочь, и я не мог отказать больному ребенку в любопытстве посмотреть, как расцветает настоящая любовь. Верно?

― Еще раз, что ты ей сказал? ― Я подпрыгнул на месте, слишком много адреналина бурлило в моих венах.

Я взрослый мужчина. Я не нервничаю. Не перед тысячами человек и не в решающих играх, от которых зависело все.

Но когда дело касалось Деми, я был весь в поту от стресса.

― Я сказал ей, что у меня благотворительная игра по флаг-футболу, и я хотел бы, чтобы она пришла. ― Его улыбка заставляет меня рассмеяться, и я бью кулаком по его кулаку за то, что он маленький подлый гений.

― Я имею в виду, это не полная ложь. Ты играешь в футбол. Просто это не благотворительная игра, и мы к вам не присоединимся. Хотя мне нравится проводить время с тобой, приятель.

Райан бросает мне футбольный мяч, оглядываясь через плечо на место, где проходит игра. Несколько десятков ребят из его школы бегают вокруг, натягивая пояса с флагами. Меня радует, что, несмотря на то, что он проходит через одну из самых тяжелых вещей, которые только можно себе представить, особенно в таком возрасте, он все еще чувствует себя достаточно хорошо, чтобы выйти и играть. Райан чертовски особенный человек.

― Если только ты пришлешь мне майку, о которой мы говорили. И билеты на игру плей-офф. ― Райан исполняет небольшой танец, и я смеюсь.

― Ты ведешь жесткую сделку, но ты же знаешь, что я с радостью сделаю это, даже если из тебя не получится отличного помощника.

В этот момент Райан пробегает немного вперед, его худые ноги выделывают джиттербаг. Я оглядываю парк, который был заполнен в исключительно хорошую субботу, и вижу ее.

Из всех сотен людей, которые сейчас бродят по траве, я не замечаю никого, кроме нее. Деми всегда была самой красивой девушкой, и ее красота только возросла за то время, что я был вдали от нее.

Она идет к Райану, машет ему и радуется, пока не видит, что я стою всего в нескольких футах от него. Затем выражение ее лица становится хмурым, и она качает головой, глядя на меня.

― В самом деле? Ты использовал ребенка? ― Деми наклоняется, чтобы обнять Райана, но говорит со мной, ее взгляд полон неодобрения.

Я невинно поднимаю руки вверх.

― Эй, это была его идея.

Райан отпускает ее.

― Технически это было так. А теперь мне пора идти. Устройте романтический обед. ― Он подмигивает ей. ― Дай ему шанс, он Л-Ю-Б-И-Т тебя.

Мы оба смеемся над тем, как он произносит это слово, и я провожу рукой по волосам, когда она краснеет.

Проходит несколько мгновений, прежде чем я начинаю говорить:

― Ну, это не неловко.

Деми стоит передо мной, и я вижу, что она не уверена, стоит ли ей остаться.

― Что ж, ты привел меня сюда.

― Да, и спасибо, что пришла. И осталась, когда увидела, что на самом деле это был придурок, который пытался тебя окрутить, а не симпатичный маленький парень, которого ты обожаешь. ― Я показываю на расстеленное на земле одеяло. ― Я устроил нам пикник. Пикник в обеденное время, без ожиданий, без всякого давления.

Губы Деми изгибаются в легкой улыбке.

― Хорошо, Казанова. Я останусь. Но только до тех пор, пока не смогу съесть всю прошутто.

Она смотрит на тарелку, которую я поставил на клетчатое одеяло, и практически вижу, как у нее текут слюнки.

Что, черт возьми, сказал бы мой брат или мои товарищи по команде о том, что я планирую романтический пикник? Они бы назвали меня «выпоротым. Видели бы они, как я изучал, как упаковать корзину для пикника, и искал лучшие ингредиенты для мясной нарезки. Думал, что мой член вот-вот отвалится. Но я был слишком озабочен выбором идеальных сэндвичей и бокалов для вина без ножек, чтобы беспокоиться об этом.

Хорошо, что за пять лет я не тратил деньги практически ни на что и ни на кого, потому то и купил все самое лучшее для своего единственного шанса убедить Деми дать нам реальный шанс. Я даже привез какое-то модное вино из Италии, которое порекомендовал один из защитников, Джаред Джонс.

― Ты успела вернуться домой к своей собаке той ночью? ― Я сажусь, разливаю по бокалам и выкладываю из корзины еду.

Вдалеке родители болеют за детей, играющих в игру Райана, и мы оглядываемся.

Взгляд Деми медленно возвращается ко мне, она берет стакан, который я поставил перед ней.

― Да, хотя ей понадобилось двадцать минут, чтобы сходить в туалет, прежде чем я могла бы ее придушить. Но, в то же время, она самая очаровательная вещь с тех пор, как нарезали хлеб, так что...

Я усмехаюсь.

― Не думал, что нарезанный хлеб был очаровательным.

Она закатывает глаза.

― Ты знаешь, что я имею в виду.

― Сколько ей лет? ― Я расставляю еду и рискую, напоняя ей тарелку. Должно быть, я выбрал правильный вариант, потому что Деми не делает язвительных комментариев и не закатывает глаза, а просто начинает есть то, что я ей дал. Внутри я ликую и мысленно ставлю на доске одну отметку в свою пользу.

Понятно, что Деми любит свою собаку, по тому, как загораются ее глаза, и маленькая улыбка трогает ее полные губы.

― Майе три года, золотистый ретривер, которая любит бутерброды с сыром на гриле и наблюдать за ливнем через мою раздвижную стеклянную дверь.

― Вау, звучит как моя идеальная пара на сайте знакомств. Она не замужем? ― Я кладу в рот оливку и понимаю, как голоден.

Я так нервничал, что, кажется, забыл позавтракать сегодня утром. И, возможно, поужинать вчера вечером. Что для спортсмена просто неслыханно. Обычно я потребляю около пяти тысяч калорий в день, и это строго рассчитанная диета из белка, углеводов и полезной зелени. Во время этого пикника я отошел от своего рациона, но эта еда была дорогой и вкусной. И я всю свою карьеру был хорошим, всегда следовал всему до мелочей, чтобы улучшить свои результаты. Теперь, когда приближался к концу, чувствовал, что оступаюсь.

Не только в диете и физических упражнениях, но и в личной жизни. Я чувствовал, что скатываюсь к нормальной жизни, спускаясь с горы чемпионов и звезд к смертному, который ходит на свидания, стрижет газон, учится готовить блины для своих детей в воскресенье утром. Я не мог дождаться этого. Как бы ни было горько от мысли, что это будет мой последний сезон, о чем я не говорил многим людям и не сообщал в СМИ, я был готов. Готов стать обычным парнем, живущим в пригороде, позволяя чему-то большему, чем спорт или слава, диктовать мою жизнь. Позволить любви, надеюсь, поглотить меня.

― Она спит с собаками, но даже ты слишком большой для нее. ― Деми улыбается, и я понимаю, что она шутит лишь наполовину. ― Итак, тебе нравится снова быть в Шарлотт?

Это первый вопрос, который она задала мне, без злобы, какой-то риторики, как будто Деми не волнует ответ.

Я смотрю на нее, действительно смотрю. И снова мне хочется мысленно ударить себя по яйцам. Не в реальности, потому что это чертовски больно, но я такой идиот, что относился к этой девушке так, как относился все эти годы назад.

Прочищаю горло, потому что понимаю, что Деми смотрит на меня, словно у меня три головы, и отрываю от нее свой взгляд, отвечая:

― Это взрыв из прошлого, причем не один. Я иду по улице или проезжаю через определенный район и вспоминаю, как пи́ сал за кустом, который увидел на обочине. В молодости я делал здесь много глупых, пьяных вещей. Так что, думаю, это забавно вспоминать, но слишком странно для старика.

― Старика? Тебе тридцать, Пакс.

От моего прозвища, сорвавшегося с ее губ, у меня свело живот.

― В лиге это древний возраст. Думаю, играя в футбол, ты всегда считаешь себя старше, чем ты есть на самом деле. Эти молодые парни приходят туда, едва опустив свои яйца, и ведут себя так, будто владеют этой гребаной планетой. А я тем временем после каждого удара прикладываю к спине лед и принимаю поливитамины. Ты бы видела мой контейнер для таблеток, как будто я в доме престарелых.

Это заставляет ее смеяться, звук похож на полет ангелов, или лай щенков, или что-то столь же милое.

― Ну, я думаю, что старые собаки мудрее и могут быть более красивыми.

Наклонив голову, я придвигаюсь чуть ближе.

― Деми Розен, ты флиртуешь со мной?

Она не отстраняется, ее длинные ресницы медленно моргают.

― Должно быть, я забыла принять лекарства сегодня утром.

― Наверное, ― пробормотал я, проводя пальцем по ее щеке.

Деми не убегает, но я вижу страх в ее глазах. Я должен сделать все правильно, стереть из ее мозга все воспоминания о том, каким подонком я был. Знаю, что на ее сердце вытатуированы сожаление и боль, и это сделал я. Поэтому не могу взять ничего, если она не отдает. Не могу давить на нее, я должен позволить ей самой решать, что делать в этот раз.

Ее зубы впиваются в нижнюю губу, и я знаю, что это рефлекс... что-то, что она не может контролировать. Я видел, как она делала это сотни раз раньше, в моей постели, в шкафу на вечеринке, в тени деревьев, просто вне поля зрения.

В парке раздаются звуки послеобеденных спортивных игр, музыка, болтовня и птицы заполняют любое оставшееся воздушное пространство.

Я наклоняюсь еще ближе и слышу, как поверхностно дышит и она, а я вторю ее дыханию.

― Я хочу поцеловать тебя прямо сейчас. Поверь мне, нет ничего, чего бы я хотел больше. Но я не собираюсь этого делать. Когда поцелую тебя впервые за долгое время, я хочу, чтобы ты дала мне разрешение. Хочу, чтобы ты была полностью уверена в своем решении. Итак, Деми, можно я тебя поцелую?

Мы в трансе, в нашем собственном пузыре, окруженные сотнями людей, которые занимаются своими делами.

― Нет. ― Слово произносится с придыханием, шепотом, но ее глаза говорят «да».

Я тут же убираю руку от ее лица.

― Как скажешь.

Мы не можем перестать смотреть друг на друга, и, хотя эта животная потребность завладеть ее ртом бушует во мне, я не буду этого делать.

Нет, пока она не скажет, что могу.

ГЛАВА 16

ДЕМИ

Забавно, но некоторые моменты кажутся мне такими знакомыми, а некоторые ― такими новыми, и это сбивает меня с толку.

После обеда на пикнике и почти поцелуя Пакстон собирает все пустые контейнеры и одеяло в рюкзак, который он принес, и закидывает его на спину.

― Пойдем, прогуляемся. ― Он поднимает свое большое, худое тело и предлагает мне руку, как только встает.

Разве плохо, что мой живот вздрагивает, когда Пакстон тянет меня вверх так легко, будто я вешу около двух килограммов? Это напоминает о том, как мы занимались сексом, как он прижимал меня к стене и врезался...

― Ты в порядке? ― Пакс смотрит на меня, его взгляд лучится счастьем.

Я не могу не покраснеть. Думаете, он знает, о чем я только что подумала?

― Да, я в порядке.

Мой голос немного высоковат, но мы начинаем идти. Между нами возникло напряжение с тех пор, как я сказала ему, что он не может меня поцеловать, но он, похоже, воспринял это как крупицу соли и прошел мимо. Пакстон просто отстранился и держал руки при себе ― чисто джентльменский поступок. Я не привыкла к такому, не от Пакстона Шоу.

Я также не привыкла к тому, что он хочет поцеловать меня средь бела дня, на глазах у людей. Меня приучили ожидать украденных взглядов, полуночных смс, чего угодно, только не нежностей и просьб о разрешении. Этот сдержанный, вежливый мужчина ― новая версия человека, которого я раньше ненавидела... могла ли теперь ненавидеть его, как раньше?

Я была в таком противоречии, что почти не заметила, как Пакстон остановился на середине пути и задал мне вопрос:

― Хочешь? ― Пакс указывает на продавца итальянского льда, и я киваю, всегда в настроении для сладкого лакомства.

Мы вместе идем туда, стоим в очереди за милой семьей с маленькой дочкой, вишневый лед стекает по подбородку девочки, пока мама пытается ее накормить.

― Мне, пожалуйста, черничный, а даме?.. ― Пакс делает паузу, его бумажник открыт, пока он ждет моего ответа.

― Я буду вишневый, спасибо.

Мы берем лед и продолжаем идти, сладость охлаждает меня после жаркого момента, когда этот мужчина почти поцеловал меня.

Пакс смотрит на меня, собираясь что-то сказать, и на его губах появляется глупая улыбка.

― У тебя...

Он указывает на мой подбородок, и я самозабвенно провожу рукой по нему.

― Что? На мне что-то есть?

Смеясь, Пакстон продолжает указывать:

― Ты не вытерла.

― Вытри! ― Я хихикаю, не желая, чтобы лед капал на мою рубашку.

Пакс протягивает руку, его большой палец умело вытирает мою кожу. Уколы похоти покалывают мой позвоночник, и я сдерживаю вздох.

― Видишь, это была еще одна возможность поцелуя, если бы у меня было твое разрешение.

Я улыбаюсь, в этой ситуации сексуальное напряжение значительно меньше, чем было ранее.

― Ты просто очень хочешь меня поцеловать, да?

― Да, ― немедленно отвечает он.

Мне приходится рассмеяться.

― Откуда ты вообще знаешь, что это будет хорошо?

Пакс поднимает бровь.

― Думаю, у нас было достаточно практики, чтобы я точно имел представление, насколько будет эффектно.

Я отступаю от него, Пакстон убирает руку от моего лица. Мне не хватает тепла его пальцев.

― Ладно, хорошо, думаю, ты меня понял.

― А теперь перестань дразнить меня и ешь свой итальянский лед, ― шутит он.

― Не будь таким занудой, ― парирую я.

― Итак, раз уж мы с тобой встретились, скажи мне, какое самое захватывающее приключение ты пережила? ― Пакс полностью меняет тему.

― Ловкач, пытающийся отодвинуться от неуклюжего сексуального розового слона в комнате, ― говорю настолько серьезно, насколько могу. ― Но я шучу. В прошлом году ездила в Израиль с родителями на Рош Ха-Шана. Это было невероятно. Имею в виду, я бывала там и раньше, это мое любимое место на земле, но побывать во время святых дней было... у меня даже нет слов.

Кажется, Пакстон искренне заинтересован в том, что я говорю.

― Я никогда не был там, но слышал, что это потрясающе. Я бы с удовольствием поплавал в Мертвом море. Или это ловушка для туристов?

Я хихикаю.

― Так и есть, это ловушка для туристов, но совершенно классная ловушка. После грязи кожа чувствует себя потрясающе, а в воде буквально невозможно сидеть. Трудно поставить ноги на морское дно, настолько плавучим является человеческое тело в этой воде. Ты чувствуешь себя... невесомым. Некоторые люди думают, что это шутка, но я нахожу это... свободным. Когда я приехала, прошла несколько миль по пляжу до места, где почти никого не было, и плавала около часа.

Мы сидим на скамейке, наши угощения почти закончились.

― Звучит очень расслабляюще.

― Лучше, чем все спа-процедуры, которые я когда-либо проходила. Но дело не только в этом, израильтяне смотрят на жизнь совсем иначе, чем мы. Ужины длятся часами, иногда днями. Они веселы и праздничны, но в священные дни очень серьезны. Это просто... другой мир. И я люблю быть частью этого мира так часто, как только могу. ― Пакс кивает, и мне хочется узнать, чем он занимался. ― А как насчет тебя? Много поездок в Вегас и ярких ночных клубов?

Он хмурится больше на себя, чем на меня.

― Не-а. Мое лучшее приключение, если это вообще можно так назвать, было два года назад, когда мы с братом сняли дом на озере Мичиган на три недели в межсезонье. Мы просто рыбачили, жгли костры на заднем дворе, слушали кантри-музыку, пили пиво. Был полный пижонский праздник в глуши, и это было лучшее время в моей жизни.

Я была удивлена. Думала, что он скажет про Монако или Канкун. Но вместо этого Пакс рассказал о совместной поездке с братом, которая звучала так же скромно, как церковная мышь.

― Звучит здорово, очень расслабляюще... но гораздо сдержаннее, чем я тебя помню.

Он кивает, и я смотрю на солнце, садящийся за горизонт.

― Ну, тебе еще многое предстоит узнать обо мне. Мне понравилась эта поездка, потому что я был с семьей, и все было просто. Никакой прессы, никаких ожиданий, никаких модных костюмов или необходимости быть нарасхват. Теперь, когда на горизонте маячит выход на пенсию, именно этого я жду больше всего.

― Выход на пенсию? Ты так молод. ― Я озадачена.

Пакстон улыбается.

― Мне нравится, что ты до сих пор ничего не знаешь о спорте. В любом случае, я ― вчерашняя новость. В глазах лиги я уже старик. И уж точно не собираюсь быть одним из тех спортсменов, который продолжает работать, хотя все прекрасно знают, что он давно выдохся. Так что это мой последний год. Но не говори об этом прессе, а то они накинутся на меня, как белые на рис.

Я делаю вид, что закрываю губы и выбрасываю ключ.

― Я ничего не скажу. И никому не скажу, сколько банальных метафор ты используешь.

Пакс закатывает глаза, но его полные губы подрагивают.

― Итак, это все, да? И что дальше? Не похоже, что тебе когда-нибудь снова придется работать. И я говорю это не для того, чтобы узнать, сколько ты зарабатываешь, я знаю, ты мог позволить себе пожертвовать полмиллиона долларов на отделение химиотерапии Райана в детской больнице. ― Да, я знала о его пожертвовании. Мать Райана позвонила мне, чтобы поблагодарить за то, что я ввела Пакса в их жизнь, и рассказала мне, что он сделал для больницы, в которой ее сын проходил лечение. Сделал это без лишних слов для моей компании, СМИ или кого-либо еще. Это была настоящая отдача, и одна из причин, почему я дала ему второй шанс.

Пакстон проигнорировал мой комментарий, решив даже не хвастаться своим поступком.

― Я не знаю, что мне делать. Так долго моя жизнь была «вперед, вперед, вперед». Следующая тренировка, следующая игра, следующий сезон. Я морил себя голодом, налегал на протеин, доводил мышцы до предела, давал интервью, пока мои щеки не болели от фальшивых улыбок. Честно говоря, думаю, что буду просто счастлив побыть наедине с собой.

Я киваю, потому что понимаю это.

― Уединение ― это мое любимое время. Надеюсь, ты сможешь найти его после того, как закончится этот сезон.

― Ну, я не говорил, что хочу быть совершенно один. ― Рискованным движением, не спрашивая, Пакс переплетает свои пальцы с моими, когда мы возвращаемся к парковке, граничащей с парком.

― Я думала, ты собирался спросить моего разрешения. ― Но я не отдергиваю руку.

Он пожимает плечами, и его пальцы в моих пальцах кажутся мне лучшей вещью в мире в этот момент.

― Если бы я не подтолкнул тебя немного, то застрял бы во френд-зоне на следующие сколько угодно лет, а у меня нет столько времени.

Я закатываю глаза в тысячный раз за это свидание, но переместила руку так, чтобы она оказалась ближе к его руке. И не отпускала ее, пока Пакс не открыл дверь моей машины и не пожелал мне спокойной ночи.

ГЛАВА 17

ПАКСТОН

9 лет назад

Стук кеглей о твердое дерево дорожки разносится по всему боулингу, и Джемисон хлопает себя по спине, возвращаясь к нашему столику.

― Получите это, ублюдки. ― Его крупное тело полузащитника втискивается в кабинку.

Несколько девушек взвизгивают, и две пустые пивные бутылки падают. Конец дорожки завален людьми, обувью и напитками, что значительно затрудняет движение. Мы занимаем почти половину Bowl-O-Rama, футбольной команде пришла в голову отличная идея захватить местное заведение, потому что нам надоели бары в центре города в выходные. И мы все были чертовски конкурентоспособны, так что это было то, что нужно.

С нами пришли другие парни, друзья, подружки, настоящие девушки и другие группы студентов колледжа, которые слышали, что мы собираемся зависнуть в этом месте, и просто хотели быть частью чего-то.

Я сижу в центре всего этого с Деми под мышкой, правящий балом среди моих товарищей по команде.

― Ты, кусок дерьма, меня не победишь. ― Я посылаю наглую улыбку через липкую будку, в которой мы все толпились, и несколько парней поднимают пиво в мою честь.

― Твоя команда не дерьмо, Шоу, ― хмыкает он, хлопнув рюмку в ответ.

Взглянув на табло над головой, мы отстаем всего на десять очков в последнем фрейме. И Деми была на высоте.

― Сделай их, детка. ― Я целую ее в щеку, она встает, а я и еще несколько пар глаз смотрим на ее задницу.

Черт, она горячая. Мы уже долгое время встречались, но в последнее время у нас это получается чаще, чем когда-либо. Настолько, что я привез ее сюда сегодня вечером и провел большую часть ночи, пытаясь засунуть руки за пояс ее джинсов.

Она выглядит немного шокированной, и, возможно, ей не по себе от всех этих публичных проявлений привязанности. Но что я мог сказать? Футбольный сезон закончился, мы выиграли чемпионат, и я выпил около пяти бутылок пива. Я был счастлив и возбужден, а она хорошей любовницей. И Деми была неплохой собеседницей, если говорить о том, что касается общения с женщинами.

Деми поднимает шар, который уже использовала, выражение сосредоточенности на ее лице выглядит довольно милым. Она неплохо играла в боулинг, и я был рад, что выбрал именно ее, а не какую-то другую девушку. Когда несколько месяцев назад она поставила мне ультиматум: либо быть только с ней, либо никогда больше с ней не разговаривать, я согласился. Мы еще не пробовали себя в отношениях, и хотя я вовсе не искал девушку, то могу немного пожить в моногамии без названия. Или, по крайней мере, могу хотя бы попробовать.

В этом были свои плюсы ― в основном постоянный, умопомрачительный секс, но у меня есть целая жизнь, чтобы остепениться. А для такого парня, как я, выбор девушек ― как выбор вкусов в магазине мороженого. Бесконечные возможности.

― Чувак, твоя девушка хороша. Например, если ты хочешь прокатиться на Эйфелеву башню, я не против. ― Наш широкий ресивер, Натан, присаживается рядом со мной.

― Во-первых, она не моя девушка. ― Я допиваю остатки пива. ― Во-вторых, я не делюсь. Если хочешь увидеть член другого парня в спальне, спроси у Джемисона.

Джемисон хихикает.

― Чувак, ты упускаешь возможность. Таг-теминг ― это чертовски весело.

Деми оборачивается, слегка машет рукой, прежде чем встать в очередь. Она понятия не имеет, о чем мы говорим, и ее щеки, вероятно, стали бы ярко-красными, если бы она знала. Это еще одна вещь, которая мне в ней нравится: эта милая невинность, которая все еще была так заметна даже после того, как я ее запятнал.

― А если она не твоя девушка, ты не против, если мы прокатимся? ― Натан подначивает меня, как и остальные ребята из команды.

Это было негласное правило, что Деми ― моя, но я никогда не заявлял о своих правах. Я не хотел с ней встречаться, но точно желал ее трахать. И то, что я хотел ― получал без вопросов. Держи своего звездного игрока счастливым.

Но с тех пор, как мы стали эксклюзивными, по крайней мере, когда я не совал свой член в других девушек, парни поспорили, когда я действительно представлю Деми как свою девушку.

Я участвовал в пари, поставив сто баксов на то, что никогда не назову ее своей.

― Не зазнавайся, Натан. К тому же, такая девушка, как Деми, ни за что на свете не пойдет за тобой. ― Я улыбаюсь ему.

― Да, только не тогда, когда она сосет член парня, когда он щелкает пальцами. ― Джемисон хмыкает.

Меня пронзает грусть, потому что я веду себя, как мудак, говоря вот так о девушке, которой действительно нравлюсь, когда она всего в нескольких футах от меня, но я должен поддерживать видимость. Я ― Большой Плохой Пакстон Шоу.

Деми делает бросок, шар немного изгибается, но на полпути по дорожке выпрямляется. Он катится и катится, наконец, ударяется о кегли и сбивает их все.

Деми кружится вокруг с высоким визгом, подбрасывая руки вверх, так, что ее майка задирается еще больше. Она подпрыгивает ко мне, и я встаю, чтобы поймать ее.

― Мы победили! ― кричит она, прыгая на меня, и я крепко обнимаю ее одной рукой.

― Ты сделала это, моя девочка, ― шепчу я ей в ухо.

Деми вздрагивает, и я понимаю, что она у меня в руках. И знаю, что могу попросить ее сделать что угодно в этот момент, и она сделает это без вопросов.

ГЛАВА 18

ДЕМИ

― Я хочу посмотреть новые дела.

Мои каблуки цокают по кафельному полу нашего офиса, сотрудники находятся на разных стадиях работы. Джастин разговаривает по телефону, организуя перелет для одной из наших семей. Джина готовит маркетинговые материалы и координирует работу прессы для нескольких мероприятий, в которых мы будем участвовать.

А я пыталась исполнить желания каждого ребенка, обратившегося в нашу некоммерческую организацию. Я возвращаюсь к своему столу, когда один из моих сотрудников передает мне четыре папки и раскладывает их передо мной. В одном из них маленькая девочка с волчанкой, которая хочет поехать в магазин American Girl в Нью-Йорке. Другой мальчик, подросток с третьей стадией лейкемии, хочет попасть за кулисы на концерт Walk the Moon. И так далее. Желания никогда не прекращались, как и эти ужасные болезни, которые я хотела бы остановить.

Я хотела, чтобы этим детям отводилось больше времени. Но если бы его не было, я бы выделила больше времени для себя. Чтобы исполнить каждую мечту, дать им хоть какое-то подобие нормальной жизни.

Когда я поднимаю голову, вижу, что прошло полтора часа. И время обеда, который я часто пропускаю.

Словно прочитав мои мысли, в кабинет входит Фарра с пакетами еды на вынос.

― Знаешь, если ты не будешь есть, то станешь просто бесполезной на своей работе.

Я провожу рукой по лбу, мой желудок заурчал.

― Это неправда. Однажды я просто выпила очень много кофе и исполнила семь желаний.

― По-моему, это называется быть не в себе. Пожалуйста, удели несколько минут себе и поешь. ― Она не оставляет мне выбора, просто начинает раскладывать контейнеры с суши поверх папок на моем столе. ― Итак, в последнее время ты не хотела идти в бар, да? ― В ее голосе есть нотка подозрительности, и я чувствую, что попадаю в ловушку.

Прошло уже две недели после того, как Пакстон ввел меня в заблуждение в парке, и с тех пор я не ходила на «счастливые часы» с Фаррой. Вместо этого мужчина, который ни разу не позвонил мне в колледже, звонил и писал мне почти каждую секунду дня. Это было похоже на компенсацию за все те разы, когда он делал мне плохо... и я не могла сказать, что мне это не нравилось.

― Просто в последнее время мне не хочется никуда идти, ― вру я сквозь зубы.

Никто еще не знает о Пакстоне: ни о том, что мы были вместе в колледже, ни о том, что мы... встречаемся, я так думаю, сейчас. Технически, это было всего два свидания. Одно в парке и еще один ужин на прошлой неделе. Пакстон проводил меня до машины, я настояла на том, чтобы ехать отдельно, и он не поцеловал меня. Это было одновременно безумно и мило, что он ждал моего одобрения.

― Попробуй еще раз. ― Она запихивает в рот кусочек острого рулета с тунцом.

― Прости? ― Меня кидает в пот.

Фарра бросает на меня взгляд, как будто меня поймали с поличным.

― Ты краснеешь. Смотришь на свой телефон каждые десять секунд в течение дня. И я уже давно не слышала ни одной из твоих речей типа «мне лучше быть одной» Ты с кем-то встречаешься, я просто знаю это.

Но знает ли она, с кем? Похоже, что нет, поэтому я размышляю над тем, как правильно ответить. Я вроде как хотела поговорить с кем-то об этом, и поскольку не могу позвонить Челс, потому что она меня точно зарежет, Фарра остается моим лучшим выбором.

― Ты поймала меня. ― Я поднимаю палочки для еды.

Она смеется и показывает на меня пальцем.

― Я так и знала! Ты трахаешься!

Я перевожу взгляд вниз, качая головой.

― Вообще-то, нет.

Фарра бросает на меня укоризненный взгляд.

― Пожалуйста, объясни.

Вздохнув, я ввожу ее в курс дела, не указав Пакстона:

― Я встречаюсь с парнем, с которым... у меня есть прошлое. Оно очень сложное, и я имею в виду с большой буквы «С». Это как когда ты завязываешь свое любимое ожерелье в тысячу узлов и знаешь, что хочешь его носить, но не можешь понять, как.

Фарра кивает.

― Я чертовски ненавижу, когда такое случается.

― Да, но именно это и происходит. И он мне нравится, очень нравится... но я чувствую, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Ее взгляд загорается, а рот складывается в идеальную букву О.

― Вот сколько я тебя знаю, и сколько работаю здесь с того самого дня, как ты наняла меня, пять лет назад, у тебя была история только с одним парнем. Ты встречаешься с Закари?!

Я усмехаюсь, потому что, если бы она только знала, как сильно я хотела быть счастливой, встречаясь со своим бывшим женихом.

― Нет, это не он.

Ее лицо становится торжественным.

― Значит, это он?

Меня охватывает паника, потому что, возможно, она действительно знает, что я встречаюсь с Паксом.

― Кто?

― Парень, который так тебя поимел, что ты перестала быть цельной личностью.

Это было прямолинейно, настолько жестко, похожее на выстрел в самое сердце. Неужели я была настолько сломлена, настолько глубоко разбита, что это проявлялось в моих повседневных отношениях?

― Как... ― Я настолько шокирована тем, что она сказала, что не могу подобрать слова.

Она вздыхает, отложив кусочек суши, который собиралась съесть. Это была Фарра ― прямолинейная и честная, но настолько серьезная, что иногда казалось, будто притрагиваешься ко льду.

― Деми, кроме Закари, который, как я видела, был обречен с самого начала, ты не встречалась ни с одним парнем за те пять лет, что я тебя знаю. Я никогда ничего не говорила, потому что не хотела бы, чтобы меня беспокоили о моем прошлом или личной жизни, и поэтому не делаю этого с другими, но ты была чертовски повреждена. К концу ты не могла разговаривать с парнем без хмурого лица, и твои проблемы с доверием распространились и на дружеские отношения. Знаешь ли ты, что прошло почти два года, прежде чем ты приняла приглашение выпить со мной?

Нет, и от этого грустно.

― Мне нужно это сделать.

Продолжая есть, она запихивает булочку в рот.

― Я знаю, что тебе нужно. Если это позволит тебе закрыться, я только за. Если ты влюбишься, и он действительно твой единственный, то ты, бл*дь, заслуживаешь счастья. Как я уже сказала, я никогда не чувствовала, чтобы твоя аура была такой счастливой.

Я давлюсь кусочком лосося от того, что она использовала такой гомеопатический вид диагностики.

― Я не знала, что ты можешь читать ауры.

Она энергично кивает.

― О да, и твоя сейчас насыщенного оранжевого цвета. Это связано с репродуктивными органами и эмоциями... значит, у тебя сейчас бурная энергия и творчество с примесью авантюризма и смелости.

Я потрясенно смотрю на нее.

― Я даже не буду спрашивать, где ты этому научилась.

― Хорошая идея. А теперь прекрати хвастаться своей личной жизнью и дай мне вернуться к работе. ― Фарра закатывает глаза, как будто не она только что устроила засаду в моем офисе и заставила меня открыться.

Я смеюсь, бросая папку на свой стол.

― Давайте попробуем исполнить это желание.

ГЛАВА 19

ПАКСТОН

Одна из самых важных вещей, которую я усвоил за время работы в лиге, да и вообще во время игры в футбол, ― это добиваться всего, чего хочешь, с энергией, не терпящей отказа.

На все переговоры по контракту я шел с ясной головой и своими условиями, именно такими, какие я хотел. Мне никогда не отказывали и не давали меньше того, что я просил.

Во время каждой игры я выкладывался по максимуму, прокладывал умные маршруты, выбирал свои места и приносил победу своей команде.

И в случае с Деми я не собирался отступать только потому, что создал для себя несколько труднопреодолимых препятствий.

На этот раз она действительно согласилась пойти со мной на свидание. Теперь мне не нужно использовать для этого ребенка и его болезнь. Конечно, я мог сказать, что Деми все еще скептически настроена, но я изматывал ее, и это была тактика, которую я умел хорошо использовать. Я годами получал по заднице от огромных защитников, и могу сказать, что Деми Розен была, наверное, круче их всех вместе взятых.

Нет, не наверное. Определенно.

Отложив веревку с узлами, которую я только что закрепил, я прикрываю глаза рукой и наблюдаю за причалом на предмет посетителей. Я сказал Деми встретиться со мной здесь, зная, что она захочет поехать сама, имея шанс сбежать, если она захочет.

Однако я перехитрил ее в этом деле. Если бы она села в лодку, не имея выхода сбежать, я бы заставил ее немного больше раскрыться передо мной. И только в том случае, при котором Деми действительно бы хотела сбежать от меня, единственным для нее выходом стало ― покинуть корабль и поплыть обратно к причалу на пристани Тейлрейс. Но я ей этого ни за что бы не позволил.

После переезда в Шарлотт я перевез одну из своих лодок на пристань за городом. Знаю, звучит нелепо, когда говорят, что это всего лишь одна из моих лодок, но я был мальчиком, который вырос на них. Моя зарплата позволяла мне роскошь поддерживать это хобби, и это был один из моих единственных пороков в эти дни.

Многих удивляло, что смерть родителей не ослабила мою любовь к воде. Но, если уж на то пошло, я чувствовал себя более связанным с ними, когда был там, вдали от суши и рассекал глубины океанов или озер. Там, на открытой воде, ты ни перед кем не отчитывался. Ты можешь просто... быть. И я был свободен чувствовать все, что хотел, по отношению к своим родителям. Счастье за их любовь к воде и за то, как они научили нас любить ее. Печально, что мама с папой ушли слишком рано. Я боялся, что никогда не найду ту любовь, которую они подарили мне, пока не стало слишком поздно.

― Он спортивный, занимается благотворительностью, знаменитость, умеет управлять лодками... серьезно, есть ли что-нибудь, в чем ты не хорош? ― Деми стоит в начале трапа, ведущего к моей лодке, положив руки на бедра.

Она выглядит как картинка из журнала о парусниках, одна из тех стройных, элегантных моделей, позирующих в Монте-Карло или что-то в этом роде. Ее наряд на порядок изысканнее, чем мои шорты и футболка. Наверное, Деми пошла и купила идеальный парусный наряд специально для этого случая. Это было мило, и я знал, что ее это волнует.

― Химия, чертовски ужасен в этом. Вот почему я гоняю мяч по полю, а не смешиваю вещества в пробирках, ― шучу я, вытирая руки и собираясь помочь ей подняться по трапу.

Беру ее за руку, веду на палубу, захватив огромную сумку, которую Деми перекинула через плечо. Когда я поднимаю сумку, то чуть не роняю оратно, не ожидая, что она окажется такой тяжелой.

― Святое дерьмо, что здесь, черт возьми, находится?

― Женщина никогда не раскрывает своих секретов. ― Она подмигивает мне.

― Да, потому что она носит их все в своей огромной сумке. Зачем женщины это делают? Зачем им нужна сумка размером с Техас? Тебе не может понадобиться и половины того, что здесь. ― Мы идем к мягким скамейкам, и Деми садится, снимая свои сандалии.

― Мне нужно все это. А если у меня появится волдырь на пятке? У меня есть пластыри и Неоспорин. Вдруг проголодаюсь? У меня есть перекусить. Нужно проверить электронную почту? Мой планшет заряжен и готов к работе. Ты никогда не задумывался, как женщины могут работать в режиме многозадачности таким образом, как мужчины никогда не могли? Частично, это из-за сумки.

Я усмехаюсь, потому что Деми так чертовски сексуально объясняет мне все, практически раздеваясь. Она сбросает сандалии и снимает легкий свитер, оставшись в цельном купальнике, от которого у меня текут слюнки, и белых льняных брюках. Солнце освещает ее волосы, светло-каштановые пряди блестят. Я хочу поцеловать ее, захватить ее рот и заставить поддаться мне, но я сдерживаюсь. Впиваюсь ногтями в ладони, заставляя свой член успокоиться.

― Как скажешь. А теперь, почему бы тебе не присесть там, пока я нас выведу? ― Я указываю на подушки на задней части лодки, с которых открывается лучший вид на удаляющуюся гавань.

Деми улыбается счастливой улыбкой и быстро подпрыгивает к ним. Я хочу дать ей время побыть одной, в конце концов, я думаю, что это, вероятно, редкий момент для нее. Судя по тому, что узнал от команды и от Деми во время нескольких свиданий, на которых мы были, она полный трудоголик. Сегодня она впервые согласилась сделать перерыв ради меня, и я хочу, чтобы она чувствовала себя комфортно и расслабленно, прежде чем я действительно включу шарм. Я полон решимости открыть ее и, возможно, получить поцелуй, которого так долго ждал.

Первые полчаса свидания мы проводим порознь; я прилагаю все усилия, чтобы приспособиться, направить и плавно ввести нас в воду. Это тяжелая работа, которая заставляет мои мышцы гореть, а глазам быть все время в напряжении.

Деми лежит на солнечной палубе, наблюдая, как поднимаются большие паруса, и позволяя солнцу омывать ее лицо. Когда я, наконец, опускаю якорь, закрепляя нашу позицию в открытом море, подхожу к ней с пивом в руках.

― Знаешь, я обычно не пью пиво. ― Деми рассматривает его, затем прижимает свою бутылку к моей и делает глоток.

― Неужели ты стала слишком искушенной с тех пор, как пила «Кистоун» из бочонков? ― Я прижимаюсь к ней ближе.

Наши колени соприкасаются, когда мы располагаемся рядом друг с другом, и быть так близко к ней, не касаясь ее лица и не притягивая ее талию к своей, убивает меня.

Деми легонько постукивает меня по плечу в шутливом порыве.

― Колледж не в счет. Ты будешь пить все, что дешево и/или бесплатно.

― Правда. ― Я позволяю тишине воцариться над нами, вода плещется о края лодки.

― Тебе нравится здесь, не так ли? ― Ее карие глаза изучают меня.

― Нравится. ― Я киваю, не нуждаясь в дальнейших объяснениях.

― Это напоминает тебе о них. ― Это не вопрос с ее стороны, просто утверждение.

Я забываю, что она знает меня. И также знает людей, имеющих дело со смертью и горем. И ее работа ― знать, как сделать это лучше. В каком-то смысле, даже после стольких лет, прошедших с момента потери моих родителей, это утешает.

Мы допиваем пиво, не нуждаясь в том, чтобы наполнять воздух болтовней. Может быть, это и есть то самое чувство, когда находишь человека, который подходит тебе больше всего. Такие отношения, которые не нуждаются в словах или подшучивании, хотя и это приятно. Возможность сидеть в удобной, располагающей к общению тишине... возможно, именно так ты понимаешь, что нашел ее.

После очередного промежутка времени я протягиваю руку и переплетаю пальцы с пальцами Деми. Наши глаза встречаются, и каждая эмоция внутри нее передается мне. Она позволяет мне увидеть ее страх, ее вожделение, ее готовность, ее надежду.

― Теперь ты можешь поцеловать меня. ― Слова тихие, но в ее тоне нет колебаний.

Я обхватываю ладонью ее щеку, останавливаясь в нескольких сантиметрах от ее губ, чтобы глубже заглянуть в ее глаза. Потом мы оба закрываем веки, и я наклоняюсь.

Поцелуй мягкий, ищущий. Возвращение домой после долгих лет разлуки. От ее вкуса, от исследования наших губ и языков вместе у меня кружится голова. Разжигает огонь внутри меня, посылая вожделение и ощущение влюбленности по спирали вниз по позвоночнику.

Я не останавливаюсь. Просто продолжаю целовать ее, снова и снова, раз уж мне разрешили. Проходит несколько часов, солнце начинает садиться, а я все еще не могу оторвать свой рот от ее рта.

Этот день должен быть бесконечным. Он должен длиться и длиться, пока ничто не заполнит меня, кроме Деми.

ГЛАВА 20

ДЕМИ

Известно, что матери приносят с собой всевозможные чувства вины, по крайней мере, так они говорят.

Чувство вины за то, что недостаточно часто звонишь им, не приходишь на обед, не делаешь того, что, по их мнению, было бы лучше всего сделать в любой ситуации.

Но если у вас нет еврейской матери, вы абсолютно ничего не знаете о чувстве вины.

― Милая, похоже, ты решила купить халу в той новой пекарне. ― Моя мать, Сара, стоит у меня на кухне, внимательно изучая каждую вещь, которую я приготовила для пятничного ужина в Шаббат.

Чего она не говорит, так это того, что купила бы халу, которой пользовалась всю мою жизнь, в пекарне, часто посещенную ею рядом со своим домом, но которую я не могла найти в продуктовом магазине. Это было предметом спора в течение многих лет, она поднимала этот вопрос каждый раз, когда мы ели халу. В тот раз я купила не тот сорт. К счастью, зато купила правильную гефилте фиш.

― Это хала, мама. Он лежит на боку, и мы макаем его в суп, намазываем маслом или гефилте фиш. У всего этого один и тот же вкус. ― Я закатываю глаза, но улыбаюсь, потому что мне нравится, когда мои родители рядом.

Евреи из Квинса, они насквозь пропитаны духом Восточного побережья. Родители выросли с деньгами, но оба моих дедушки и бабушки заставляли их работать с пятнадцати лет. Они добились своего, став профессором литературы и бухгалтером соответственно. Мама пополнила мою библиотеку классикой, а папа всегда учил меня важности финансов и цифр. Даже сейчас отец каждый квартал просматривал со мной бухгалтерские книги, чтобы убедиться, что бизнес, его налоги и отчеты заполнены правильно.

Когда я переехала в Шарлотт, мои родители попрощались с холодной погодой и последовали за мной. Теперь отец работал фрилансером, мать была на пенсии, но проводила время, работая волонтером в местной библиотеке, и мы ужинали почти каждую пятницу вечером.

― Хорошая грудинка, Баббала. ― Мой отец, Аарон, нарезает мясо и кладет его на белое блюдо, которое я поставила специально для него.

Это была моя неделя, и, хотя я смертельно устала, беседа и время, проведенное с моими родителями, никогда не могли превзойти этого.

― Спасибо, папа. Суп почти готов, осталось дождаться еще одного человека, и тогда мы будем готовы.

Я подхожу к шкафу, чтобы взять «Манишевиц», и намеренно избегаю маминого пристального взгляда.

― Еще одного? ― Ее тон слишком взволнован.

Если бы моя мать могла продать меня и иметь десять внуков к двадцати двум годам, она бы так и сделала.

― Да, еще один. ― Я спешу в столовую, подальше от ее любопытных вопросов и гордых взглядов.

Я еще не была уверена, хочу ли представить Пакстона родителям, но, когда я упомянула о шаббатнем ужине, он навострил уши. Он был настолько безумен, что хотел получить приглашение, и изводил меня до тех пор, пока я неохотно не согласилась, что он тоже может присоединиться к нам.

Хорошо, что у меня есть чувство юмора, и Пакстон совершенно не представлял, что его ждет.

― Кто этот молодой человек? ― Мама практически набрасывается на меня, когда я накрываю на стол.

Часть меня хочет похвастаться, но ребенок во мне желает утаить от мамы факты просто потому, что это забавно наблюдать, как она извивается.

― Ты собираешься встретиться с ним через двадцать минут, неужели ты не можешь просто подождать?

Она останавливается, сжимая в руках золотое ожерелье с еврейской звездой, которое она всегда носит.

― Деми Рейчел Розен. Я ждала этого момента целых тридцать лет. Ты не будешь держать меня в напряжении ни на минуту дольше.

Как я уже сказала, вёдра вины.

Я даю им единственную информацию, о которой, я знаю, они будут допрашивать Пакстон.

― Я скажу вот что... он не еврей.

Моя мать говорит:

― Ой-ёй-ёй. ― В то же самое время мой отец высовывает голову и требует:

― Что?

― Он не еврей. И не надо так злиться, лучше пусть я буду счастлива, чем не замужем. ― Я знаю, что это чистая правда.

Мои родители смотрят на меня, их взгляды неодобрительны, но я также понимаю, что они понимают мои доводы.

― Пока он мужчина, я дам ему шанс. ― Моя мать наклоняет голову, а отец молчит.

Он давно научился не возражать маме. Даже если она была не права, объяснить «почему» требовало больше усилий, чем просто промолчать.

Через двадцать минут, точно в назначенное время, появляется Пакстон с цветами в одной руке и коробкой из булочной в другой. Он вручает их моей матери, которая крепко обнимает его, и я сразу же понимаю, что он продан ей.

― О, смотри, Баббала, он принес ругелах! ― Я вижу, что она уже в восторге от него.

Когда мама отворачивается, Пакстон произносит прозвище в мой адрес и поднимает бровь. Почему я знаю, что позже он будет дразнить меня за это?

Мама присоединяется к папе в столовой, и Пакс пользуется моментом, чтобы украдкой поцеловать меня. Теперь, когда я дала ему добро, он не перестает меня целовать. И я не жалуюсь, этот человек может выиграть кубок Ломбарди за поцелуи.

Мы все садимся ужинать, и папа сразу же начинает:

― Погоди-ка, ты тот самый футболист...

Пакс усмехается, глядя на меня.

― Теперь я вижу, откуда у тебя такая любовь к спорту.

Это правда, моя семья никогда не увлекалась организованными спортивными мероприятиями. Не знаю, почему, но мои родители никогда не придавали значения одержимости этой страны взрослыми мужчинами, гоняющими, бьющими или ловящими мячи.

― Ты играешь в футбол? Как мило! ― Моя мама хлопает ресницами, и вся критика по поводу того, что он не еврей, всерьез относится к Элайдже.

― Либо так, либо я бегаю по полю и пытаюсь поймать мяч, как пятилетний ребенок. Моя профессия в основном для мальчиков-переростков, которые так и не выросли.

― У тебя есть наглость, парень. Я дам тебе это. ― Отец стоит со своим бокалом вина, тянется, чтобы налить еще, и хлопает Пакстона по спине, ухмыляясь.

Я качаю головой и закрываю свое лицо руками. Только мой отец мог сказать ведущему игроку в НФЛ, что у него есть наглость.

По правде говоря, моему отцу было все равно, чем занимается человек, с которым я встречаюсь, или сколько денег он зарабатывает. Пока они относились ко мне с уважением, он был не против. Папа всегда давал это понять, не то чтобы я приводила много парней к своим родителям.

Остаток ужина проходит спокойно, мои родители следят за каждым словом Пакса, а моя мама всем выговаривает:

― Ешь больше. Ешь!

― Деми, я бы хотела, чтобы ты почаще убирала волосы назад, мне так нравится.

― Аарон, не ешь слишком много красного мяса, ты же знаешь, что оно делает с твоим желудком.

Единственный, кого она не укоряла, был мужчина, который, казалось, украл все наши сердца. Когда пришло время уходить, мама крепко обняла меня.

― Я просто в восторге, я так счастлива. Mazel tov, милая, ― шепчет мама мне на ухо, целуя меня на прощание.

Дело в том, что я тоже счастлива. Прошло много времени с тех пор, как мужчина заставлял меня так нервничать или так горячо желать его.

Если подумать, Пакстон был единственным парнем, который когда-либо вызывал у меня подобные чувства.

― Ты мне нравишься, даже если ты шейгец. ― Папа пожимает руку Пакса, пока он вместе с мамой идут к выходу.

― Я достану вам билеты на игру на следующей неделе, чтобы вы могли посмотреть, как выглядит футбол. ― Пакс добродушно улыбается.

Они, наконец, уходят, и без их подковырок и подначек становится тоскливо тихо.

― Они чертовски крутые. ― Он обнимает меня и прижимается губами к моему лбу. ― Спасибо, что позволила мне снова стать частью семьи.

Я просто прижимаюсь к нему, наслаждаясь ощущением его тепла и силы вокруг меня. Я не говорю этого, но я не позволяла ему быть частью моей семьи. Пакстон становился ее частью, слишком быстро для моего сердца.

Страх охватил меня, и все же я не хотела отпускать его. Я не хотела, чтобы он возвращался домой, я хотела, чтобы он остался здесь. Неопределенность окружала меня, и стены, которыми тщательно защищала свое сердце после него, не знали, укрепиться им или пасть.

ГЛАВА 21

ДЕМИ

Я застегиваю ремешок на своих туфлях из замши на каблуках, разглаживаю ткань, чтобы все было в одну сторону, прежде чем встать.

Посмотрев на себя в зеркало в полный рост в своей спальне, проверяя свой живот, чтобы убедиться, что действительно увижу бабочек, порхающих там.

Мое бархатное зеленое бальное платье без бретелек практически приклеилось ко мне, каждая часть тела уютно устроилась на своем месте внутри материала. Я выбрала фирменный цвет, потому что именно в нем всегда выглядела лучше всего, мои волосы цвета мокко хорошо сочетались с этим оттенком. Серьги были простыми, маленькие бриллиантовые гвоздики, которые я купила себе в подарок на день рождения в прошлом году.

Я была готова. «Желание на звезду» каждый год устраивал ежегодный гала-вечер. И как каждый год, я произносила речь. И всегда боялась этого.

Будучи генеральным директором собственной компании, понимала, что публичные выступления просто необходимы. Но я просто ненавидела это делать. Конечно, мне приходилось рассказывать о том, что я делаю, но обычно моя работа говорила за себя. Увы, нам требовалось финансирование от некоторых крупнейших игроков в Шарлотт, и именно так мы поддерживали свет и смогли воплотить в жизнь столько желаний. Поэтому я сглатывала нервную желчь, грозившую вырваться из горла, и просто приступала к делу.

Была и вторая причина, по которой я так нервничала сегодня. Ведь согласилась, чтобы Пакстон сопровождал меня в качестве моей пары.

Он узнал о гала-вечере от нескольких парней из команды и организации «Гепардов», которые посещали его каждый год. И, естественно, доставал меня, пока я не разрешила ему пойти со мной.

Раздается звонок в дверь, и Майя, милая сторожевая собака, начинает лаять. Я быстро спускаюсь вниз, схватив свой клатч с кровати.

― Майя, тише. Это твой любимый человек.

Это была правда. Пакс уже несколько раз приходил ко мне домой ― правда, никогда на ночь, ― и Майя практически напи́ сала на него, сделав своим. У нас все шло хорошо, поэтому я позволила ему прийти на гала-концерт. Мои родители спрашивали о нем каждую неделю, когда я с ними разговаривала или виделась, а Пакстон продолжал присылать цветы или небольшие угощения в мой офис или домой.

В общем, я начинала привыкать к мысли, что снова могу быть с ним. И мое тело тоже.

Наши поцелуи эволюционировали от долгих, нежных исследований до жаркой возни на диване или в машине, до рук, блуждающих и тянущих за ткань одежды. Каждый раз, когда он прикасался ко мне, я дрожала. Но по какой-то причине, как только мы пересекали границу южной территории, я ставила точку. Я не могла перейти на следующую... базу, если использовать спортивную метафору.

― Привет, красотка! ― Пакс наклоняется, когда я открываю дверь, его лицо сразу же покрывается поцелуями Майи. Он протягивает ей кость, чтобы она схватила ее и съела.

― Ты ее балуешь. ― Я качаю головой, смеясь.

Он встает, предоставляя мне возможность хорошенько рассмотреть великолепного бога в смокинге, стоящего передо мной.

― И тебе привет, красавица.

Пакс протягивает одну единственную красную розу, и я краснею. Этот жест очень романтичен, и я позволила своему сердцу окунуться в этот момент. Его изумрудные глаза оглядывают меня, в них горят угли, когда его взгляд падает на мое декольте и ключицы. Шагнув в дом, Пакстон не останавливается, проводит своими большими мозолистыми руками по моим голым рукам и прижимается губами к ключице.

― Ты восхитительна на вкус. Давай останемся здесь.

Смех вырывается из моих губ.

― Я устраиваю мероприятие.

― Фарра справится с этим. ― Он двигается к моему плечу.

― Не-а, нет. Шаг назад, мальчик. ― Я отталкиваю его.

― Я не собака.

― О, но это так. ― Я поднимаю бровь. ― Ты выглядишь очень красивым.

― Мы ― обычная прекрасная пара. А теперь пойдем, а то мы из-за тебя опоздаем, ― язвительно укоряет он меня, и я закатываю глаза.

Через сорок минут мы уже на ступеньках здания и позируем для фотографий. Все присутствующие представители прессы ждут своей очереди, чтобы взять у меня интервью, я отвечаю любезно и исчерпывающе. Я люблю свою работу, поэтому стараюсь общаться, чтобы поддерживать свой бизнес. Это необходимое зло.

Двигаясь по большому бальному залу «Чонси», красивому помещению для проведения мероприятий в центре Шарлотт, я рассматриваю работу Джины. Помимо маркетинга у нее всегда был наметан глаз на дизайн. Сегодня она превзошла саму себя. Люстры сверкают над танцполом, золото и хрусталь блестят в каждом уголке комнаты. Огромные композиции из белых цветов занимают середину каждого стола, становясь предметом разговора и центральным элементом. Тарелки выложены тонким золотом с витиеватыми деталями, а бокалы для воды и вина соответствуют им. Вся торжественная часть имеет утонченный, неземной характер, и поэтому легко увлечься ее романтикой.

― Не хочешь ли потанцевать? ― Рука Пакстона касается моей спины, и мне хочется раствориться в этом мужчине.

Стараясь сохранять спокойствие, ведь это будет непрофессионально, если все увидят, как ты целуешься со своим спутником посреди вечеринки, я киваю.

― Я не знала, что ты умеешь.

― Дорогая, быть легким на ногу ― это часть моей работы. ― Он перемещает меня на середину танцпола, руками обхватывая мое тело.

Группа из двенадцати человек играет инструментальную мелодию Синатры, и я смотрю в глаза Пакса, пока мы раскачиваемся в такт. А потом он начинает выделывать вычурные движения ногами, ведя меня по твердому полу из дерева. Мне приходится смеяться, потому что он так очарователен, а мое сердце не перестает сильно биться о грудную клетку.

― Ты слишком хорош в этом, ― борочу я.

― В чем? ― Он спрашивает, задевая губами мое ухо.

― Заставлять меня падать. ― Это честно, и я боюсь признаться в этом.

Пакстон откидывает голову назад, так, что мы оказываемся глаза в глаза, и выражение его лица такое серьезное. Как только он собирается мне ответить, нас прерывают.

― Деми Розен! Я везде тебя искал.

Я поворачиваюсь и вижу Чака Гаскилла, стоящего рядом с нами. Мы дошли до края танцпола, и песня закончилась, поэтому я вырываюсь из объятий Пакстона и иду поприветствовать Чака.

Предлагая свою щеку, я представляю ему Пакстона, пока мы обмениваемся поцелуями:

― Это Чак Гаскилл, владелец крупнейшей кейтеринговой компании в Шарлотте. Он пожертвовал всю сегодняшнюю еду и всегда является отличным партнером, когда нам нужно исполнить желание.

― Она имеет в виду, что я даю ей много денег. Но делаю это с удовольствием. ― Веселый, пухлый мужчина смеется, все его тело будто оживает при этом звуке.

Пакс протягивает руку, изображая типичную для всех звезд улыбку.

― Пакстон Шоу, приятно познакомиться. Я ее парень.

Слово «парень» ошеломило меня, и, клянусь, мне пришлось проверить, не упала ли моя челюсть на пол. Мы не давали название этому, и не обсуждали то, кем мы являемся друг для друга. Вот что выходит, когда ты не давишь на кого-то и не двигаешься слишком быстро.

Пакстон Шоу был похож на восхитительный бульдозер. Он переезжал тебя, чтобы добиться своего, но выглядел при этом чертовски мило.

― Пакстон Шоу, широкий ресивер? Ну, Деми, я не знал, что ты встречаешься с суперзвездой. ― Чак подмигивает мне.

― Я тоже, ― бормочу я себе под нос.

― Что это, детка? ― Пакс одаривает меня зубастой ухмылкой, и я понимаю, что он доволен собой.

― Ничего. Чак, тебе нравится? ― Переплетаю свою руку с рукой Пакса, и это движение кажется естественным. Я сжимаю ее, пытаясь дать ему понять, что я больше не хочу разговаривать с людьми. Мы здесь уже несколько часов, или так мне кажется, и я просто хочу произнести свою речь и пойти домой. Я никогда не была слишком общительной, мне гораздо приятнее проводить время дома перед камином с бокалом вина и хорошей книгой.

― Здесь есть выпивка, еда и красивые женщины. Что может не нравиться? Как давно вы двое стучите сапогами?

Чак никогда не отличался сдерженностью, и его меньше всего волновало, что он обижает людей.

― Ну, если ты хочешь знать, Чак... Я не обсуждаю личную жизнь. Никогда. Так что я собираюсь взять эту женщину и помочь подняться ей на трибуну, где она должна произнести речь.

Пакстон спешит мне на помощь.

― Спасибо, ― бормочу я, пока мы идем к сцене. ― Обычно я не возражаю против Чака, но он может быть очень напористым.

― Я не собирался говорить ему, что хотел бы постучать сапогами с тобой прямо сейчас. ― Его глаза ― чистый плотский огонь.

Мне приходится сделать глубокий вдох, потому что как неуместно было бы выходить на сцену, думая о том, чтобы раздеть его.

― Обещаешь, что мы сможем убраться отсюда сразу после того, как я это сделаю?

― Безусловно.

ГЛАВА 22

ПАКСТОН

Я выполняю свое обещание, уводя ее с гала-вечера, как только стихают аплодисменты после ее эффектной речи.

― Ты действительно это сделала. ― Киваю, глядя на нее в тусклом свете автомобиля. ― Я знаю, что это банально, но ты должна быть чертовски горда. Ты суперженщина. Я в восхищении.

То, как эти люди держались за каждое слово, истории, рассказанные ею о желаниях, которые она и ее сотрудники исполнили в этом году... Деми была удивительной. Простая и понятная.

― Спасибо. ― Она краснеет, ее рука лежит на моей ноге, пока я везу нас к ее квартире.

Я видел ее глаза, когда назвал себя ее парнем. И вспомнил то время, когда я заключил пари... и столько горя охватило мое сердце, что удивительно, как я не упал замертво на месте от того, что был таким мудаком по отношению к ней все эти годы. Это было чудо, что Деми все еще сидит здесь со мной, позволяет мне сопровождать себя на свое собственное торжество и не бьет меня по лицу, когда я заявляю о ней, как какой-то пещерный человек.

― Мне жаль, что так получилось с парнем. Знаю, что мы не обсуждали это, и было свинством с моей стороны сказать это в первый раз, не посоветовавшись с тобой.

Деми изучает меня, наклоняя свою голову в сторону.

― Знаешь, было время, когда я бы отдала все, лишь бы услышать, как ты даешь название нашим отношениям. И вот ты здесь, извиняешься за поспешность и проверяешь, все ли в порядке со мной, после того, что ты сделал. Вот как я понимаю, что ты изменился, Пакс. Парень, которым ты был в колледже, никогда бы так не поступил. Никогда бы не признал, что был неправ.

Я дарю ей небольшую улыбку.

― У каждого из нас есть возможность стать хорошим человеком, когда кто-то нам это позволяет.

Выезжая на ее улицу, понимаю, что через несколько секунд мне придется пожелать ей спокойной ночи. Я не хочу возвращаться в свою одинокую, пустую квартиру. Не хочу ворочаться в своей большой кровати, мечтая, чтобы Деми свернулась калачиком рядом со мной. С тех пор как мы начали встречаться, ночь за ночью я задавался вопросом, чувствует ли она то же самое по отношению ко мне.

Мы въезжаем на ее подъездную дорожку, и фонарь на крыльце над входной дверью освещает нам путь. Без слов я помогаю ей выйти из машины и беру ее за руку, затем за локоть, провожая до двери.

― Я прекрасно провел время сегодня вечером, ― говорю я ей, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

Деми останавливает меня, положив маленькую, мягкую руку на мой пиджак.

― Я... Я подумала, что ты можешь войти. Если хочешь.

Я знаю, насколько это большой шаг для нее, и поэтому не отвечаю с сарказмом или подшучиванием, как я обычно делаю.

― Да. Да, я бы очень этого хотел.

Деми улыбается, возится с ключами, пытаясь отпереть дверь. Возникшее нервное напряжение между нами будто рассекают воздух вокруг. Этот вопрос был очень значимый для нас обоих. И это было гораздо большее, чем просто вопрос. Взаимность. Деми говорила, что все будет хорошо, если мы пойдем дальше.

Она отдавала себя мне, и я был готов относиться к ней с максимальным уважением и заботой.

― Хочешь... выпить? Может, перекусить? ― Деми возится со своими ключами, она все еще не кладет их на место.

Маленький свитер, который она надела поверх платья и из-за которого я всю ночь пытался скрыть свою эрекцию, все еще висел на ее плечах. Медленно я подхожу к ней, расстегивая пиджак своего смокинга, а затем поднимаю к ней руки. Перед тем, как прикоснуться к ней, я произношу:

― Могу я прикоснуться к тебе?

― Да, ― выдыхает она, ее взгляд не отрывается от моего.

Я кладу руки ей на плечи, отодвигая ткань ее накидки, желая почувствовать голую кожу. Мурашки пробегают по ее плоти, когда мои пальцы слегка касаются ее ключиц, шеи, щек.

― Можно я тебя поцелую? ― Я задыхаюсь, потому что сдержанность в этот момент мне дается с большим трудом, но я знаю, что должен держать себя в руках.

― Да, ― в ответ раздается стон.

В ее прихожей полумрак, только один светильник, который она оставила включенным в гостиной, показывает нам путь вверх по лестнице. Я наклоняю голову и медленно целую ее. Хочу оставить на ней свой след, так нежно и расчетливо, чтобы через много лет она коснулась своих губ на рабочем совещании и вспомнила об этом моменте.

После, казалось бы, вечности исследования ее рта, я отстраняюсь, мое зрение затуманено, а член тверд, как стальная труба.

― Могу я отвести тебя в постель? ― Я хочу заняться с ней любовью между простынями, как следует настоящему мужчине.

― Да. ― Похоже, это единственная логическая мысль, которую Деми может высказать прямо сейчас.

Я переплетаю пальцы с ее рукой, медленно поднимаюсь по лестнице, не зная, куда иду, но все равно веду ее за собой. Деми полагается на меня, чтобы все было правильно, и я сделаю это.

Прежде чем мы входим в ее спальню, в кремово-белый рай, который кричит о ней и пахнет миндалем и ванилью, я обнимаю Деми. Я смотрю на нее сверху вниз, пытаясь заглянуть в ее душу.

― Я собираюсь спросить тебя, прежде чем сделать какой-либо шаг. Мне нужно твое разрешение, я хочу, чтобы ты была рядом со мной, прекрасно зная, чего ты хочешь взять и отдать мне взамен.

Деми кивает, и я вижу, как расширяются и мутнеют ее зрачки. Похоть уже овладела ею, как туман овладевает лесом темным утром.

Вернувшись в комнату Деми, я сажусь на кровать напротив нее. Снимаю свои туфли, расстегиваю рубашку, затем ремень, пока она смотрит на меня. Она стоит на месте, в этом зеленом платье, которое кажется раем, а выглядит, как ад, ее грудь поднимается и опускается при каждом неглубоком вдохе. Когда я разделся до трусов, я снова подхожу к ней, и теперь все развивается немного быстрее.

Я покусываю ее за шею, нащупываю молнию на платье, стягивая ее вниз до самого начала аппетитной попки. Отодвигаю ткань в сторону, позволяя ему упасть к ее ногам.

У меня перехватывает дыхание, когда я, спотыкаясь, отступаю назад, любуясь открывшимся передо мной зрелищем. Черное кружево на кремовой коже, просящее, чтобы к нему прикоснулись.

Я веду Деми за руку, падая спиной на кровать.

― Оседлай меня.

Она делает, как я сказал, ее теплое, совершенное тело трется о мое. А потом все начинается.

Мои руки в ее волосах, а ее рот требует моего. Деми прижимается ко мне, как желанная, нуждающаяся в помощи, и я не могу добиться достаточного трения, чтобы удовлетворить свой ноющий член.

Ее язык пробегает по маленькой бриллиантовой сережке в моем ухе, посылая импульс к моим яйцам, и я переворачиваю ее на спину.

Провожу руками по совершенным бокам, и Деми выгибает спину. Я чувствую исходящий от нее запах секса и хочу попробовать ее на вкус. Двигаясь по кровати, пока она извивается под моими руками, я нахожу ее центр и стягиваю с нее стринги, отправляя их в полет по комнате.

― Могу я попробовать тебя на вкус? ― со стоном умоляю я.

― Пакстон... ― Это настолько сильное «да», насколько оно может быть, и я беру инициативу полностью в свои руки.

Пировать. Поглощать. Претендовать. Это все, что я чувствую, когда пробую Деми на вкус, воспоминания набрасываются на меня. Я забыл, какой сладкой она была. Да. Я забыл все, что связано с ней, то, что сводило меня с ума и заставляло возвращаться за добавкой.

― Мне нужно быть внутри тебя. Скажи мне, что я могу быть внутри тебя. ― Это вопрос, но в моем голосе столько боли от потребности, что он звучит почти как приказ.

― Да. Да.

Я не достаю презерватив, как обычно делал. Мы прошли через это в колледже, и, черт возьми, я хотел быть внутри нее без преграды. Это был свинский поступок, но Деми должна была принимать таблетки.

А если нет... какая разница. Мысль проносится прежде, чем мой мозг успевает ее подхватить... но это была правильная мысль. Я серьезно относился к Деми, настолько серьезно, что ничто не было последствием. Все было лишь шагом на пути к тому, что мы сделаем вместе.

Войдя в нее, мы оба втягиваем воздух, каждый синапс регистрирует наше удовольствие.

― О боже... ― Деми тихо стонет, в то время как я пытаюсь справиться со своим кружащимся зрением.

Так хорошо. Так хорошо. Это единственное, о чем я могу думать, глядя на нее, мое тело поклоняется ее телу и наоборот.

Каждый стон. Каждый вздох. Это возвращает меня в то время, которое было так давно, когда я едва понимал, что делаю. Воспоминания захлестывают меня, ощущение чего-то знакомого крепко сжимает мои яйца.

Но в этом есть и новизна, возбуждение, покалывающее каждую кость, мышцу и сухожилие.

Деми кончает за несколько секунд до меня, прижимаясь ко мне и впиваясь губами в мою шею, почти пытаясь пробить себе путь через оргазм. Я помню это, ее желание быть как можно ближе ко мне, когда она взорвалась.

И затем я вижу звезды, танцующие перед моими глазами, заключающие Деми в море фейерверков, когда мое тело опустошается в ее.

ГЛАВА 23

ДЕМИ

Восемь лет назад

Футбольный сезон закончился.

Я знала это, потому что слышала, как дети кричат на весь кампус, как пьяные студенты радостно кричат о победе в чемпионате и кланяются игрокам, словно богам.

И Пакс стал чаще появляться, писал мне почти каждую вторую ночь, оказываясь в моей постели чаще, чем обычно.

― Я уезжаю в Нью-Йорк через две недели. ― Его пальцы танцуют в моих волосах, его грудь мокрая, когда я легла на нее после блаженства.

Комбинат. Он говорил об этом много раз, но не совсем со мной, а больше хвастаясь собой.

Обычно он так разговаривал со мной... как будто я и не нужна была в разговоре. Я начинала уставать после двух лет этих туда-сюда, я просто устала. Чувствовала себя намного старше своих скромных двадцати с небольшим лет. Чувствовала себя использованной. Измотанной.

Я киваю, ненавидя себя за то, что снова лежу здесь с ним.

― Они думают, что я собираюсь пробежать самый быстрый сорокаярдовый рывок за последние пятнадцать лет, ― Пакс хвастается мне.

― Ага. ― Я думаю только о том, что случится, если он уйдет из нашего колледжа. ― Как ты думаешь, мы будем поддерживать связь? ― я осмеливаюсь задать этот вопрос, потому что на данный момент мне уже нечего терять.

Пакстон не был моим, поэтому, по сути, я не могла его потерять. Он никогда не был моим... Я поняла это сейчас.

― Конечно, детка. ― Эти голубые глаза смотрят так глубоко в мои.

Я никогда не могла понять, лжет ли Пакс, или он действительно просто верит в свою собственную чушь.

***

Полтора месяца спустя я смотрю его по телевизору. На ESPN его лицо красуется на всех рекламных роликах... ведущие на драфт-шоу обсуждают, как высоко он поднимется, и восторгаются его великолепными результатами комбайна.

Я не виделась с ним до отъезда, его поездка в Нью-Йорк прошла быстро. За четыре дня до этого он приходил ко мне трахаться, и с тех пор я не слышала ни звука. Пакс не вернулся в кампус, и два текстовых сообщения, которые я отправила, желая ему удачи, а затем чтобы узнать, как у него дела, остались без ответа.

Я смотрю, как команда в Бостоне выбирает его первым в первом раунде. Толпа ревет, и на камеру показывают Пакса, его родителей и брата, которые обнимаются. Его миниатюрная, миловидная мама прыгает вверх и вниз, плача от радости.

И я так счастлива за него, несмотря на то, что мне кажется, что это не так. Я плачу, потому что знаю, что это его мечта.

Но мне также хочется рыдать, потому что меня нет рядом с ним, чтобы разделить его счастье. В течение двух лет я выворачивала себя наизнанку ради Пакстона Шоу. Я узнала о нем, поклонялась его телу, обнажила перед ним все свои эмоции и нервы. А он даже не мог вспомнить мою фамилию.

Я сломалась, по моим щекам потекли мучительные слезы за все то время, которое я потеряла. За все то, чем мы никогда не станем.

Я никогда не буду сидеть с ним перед телекамерами, прыгая от радости вместе с его семьей от его достижений. Никогда не буду грызть ногти в секции жен и подруг на его первой профессиональной игре. И никогда не буду держать его за руку после проигрыша.

Я бы никогда не надела его кольцо, не нарядила бы наших детей в его футболку с его номером.

Эти вещи были тяжелы для меня... но я отдала всю себя ему. И свою любовь. Я ничего не могла с собой поделать: как только вы встретили Пакстона Шоу и вступили с ним в интимную связь, это должно было стать неизбежным. У него была такая личность... такая, что в него влюблялись луна и звезды, даже если они могли видеть его только в темноте ночи.

Он ушел и не собирался возвращаться.

И в тот момент я поклялась никогда больше не произносить его имя.

Поклялась забыть о нем и закрыть свое сердце, чтобы это никогда не повторилось.

ГЛАВА 24

ДЕМИ

Солнце садится над моим задним двором, бокал вина, который я налила, собирает конденсат в душной, странно влажной осенней ночи. Я слежу за ним пальцем, размышляя, когда поднимаю бокал и делаю глоток.

Майя шевелится от звука пролетевшего в небе гуся, но тут же ложится обратно, слишком ленивая и усталая, чтобы интересоваться этим вопросом.

Возможно, я и расслабилась, передо мной на столике во внутреннем дворике лежит толстый роман в твердом переплете, но мои голова и сердце сейчас далеки от этого. Я перечитывала одну и ту же строчку снова и снова, почти пятнадцать раз, прежде чем со вздохом отложить ее.

С Пакстоном все становилось серьезным, и я была смертельно напугана.

То, как он представился моим парнем. Встретил моих родителей. Остался на ночь. Был внутри меня как мысленно, так и физически. Все это было слишком.

Я крутилась по спирали и не знала, в какую сторону повернуть или думать. Поэтому прибегла к самосохранению, уклоняясь от его звонков и избегая встреч с ним в течение недели.

Пакстон подбирался слишком близко, и я чувствовала, как у меня накаляются нервы. Я чувствовала, как каждый инстинкт внутри меня приходит в действие, создавая армию беспокойства и саморазрушения против него и себя. Я не могла объяснить ему это, не хотела взъерошивать перья или прекращать то, что у нас происходило. В прошлый раз он оставил меня, не сказав даже «до встречи», и я была опустошена больше, чем хотела признать.

И вот так я стала той же самой дурочкой, которую он два года возил за собой в колледже. Я хотела и не хотела его одновременно. Я была влюблена в него, безумно и слепо, но также знала, как необратимо могу пострадать, если признаюсь ему в этом. Я хотела, чтобы мы были вместе, но годы его отказов ранили меня так глубоко, что мне до сих пор не выкарабкаться из ямы.

Пакс нанес мне вред за все эти годы, и я все еще не была уверена, что он это понимает. И пока не разберусь с этим, то не буду уверена, что смогу пережить это с ним.

Но пока что, вместо того чтобы вести себя, как большая девочка, и противостоять ему, я пряталась на заднем дворе или в офисе. Придумывала отговорки, чтобы не ходить на свидания, симулировала головную боль и задерживалась на работе, чтобы избежать встречи с ним. Мое тело жаждало Пакстона, но мозг бил тревогу. Поэтому я держалась подальше.

Сделав еще один глоток «Рислинга», я беру телефон и звоню единственному человеку, который, как я знала, даст мне прямой ответ.

― Привет, милые щечки. ― Челс берет трубку на втором звонке.

― Что ты делаешь? ― Я закидываю ноги на пустой стул рядом со мной.

― Смотрю повторы «Декстера» в своей квартире с пачкой Орео. ― Челс не была бы собой, если не говорила бы то, что она думает.

― Итак, мы действительно работаем над рейтингом пригодности для свиданий. ― Я улыбаюсь, желая жить поближе к своей лучшей подруге.

― Ты знаешь это. Что с тобой? ― Я слышу, как она хрустит Орео.

Вздыхая, я желаю, чтобы она догадалась. Вытянула это из меня. Поэтому произношу знаменитый односложный ответ, который говорит каждая девушка, чтобы дать кому-то понять, что что-то не так:

― Ничего.

И тут же чувствую, как Челс выпрямляется на другом конце провода.

― Деми, что случилось?

Я снова вздыхаю, чувствуя себя лучше от того, что она заговорила об этом.

― Я должна тебе кое-что сказать.

― Ты встречаешься с Пакстоном Шоу. ― Ее тон не злой, но и не радостный.

Тем временем, у меня вот-вот остановится сердце от шока, вызванного ее предложением.

― Что... как ты узнала?

― На некоторых сайтах сплетен в Интернете циркулирует фотография, на которой вы вдвоем на ежегодном гала-концерте. На ней он обозначен как твой парень, а ты ― как его девушка.

Я практически задыхаюсь. Сложно смириться с осознанием, что я встречаюсь и сплю с Пакстоном Шоу. Мне нужно было время на загрузку, а теперь об этом знал весь мир? Мой уровень тревоги зашкаливает.

― Почему ты ничего не сказала сразу, как только нашла фотографию? ― Я не хочу, чтобы она расстраивалась из-за меня.

― Потому что ты взрослая женщина, и я подумала, что рано или поздно ты признаешься. Не скажу, что я счастлива, Дем, но знаю, что ты должна сделать свой собственный выбор.

Я знаю, что Челс была подходящим человеком, чтобы позвонить по этой конкретной причине. Челси собиралась быть честной, не по-дружески честной. Не про ту чушь, которую несут друзья, а глубокую, жестокую оценку, которая оставляет тебе единственный ответ или решение, имеющее смысл.

― На этот раз все... по-другому, Челс. Он преследует меня. Дает обещания. Посылает цветы и шоколад каждую неделю. Ухаживает за мной. Он познакомился с моими родителями.

― Знакомство Пакстона Шоу с родителями, это то, что я никогда не думала увидеть. И как это выглядело?

― Ну, ты же знаешь, я никогда не рассказывал им о нем, Челс. Это было в те времена, когда я еще не была старой засохшей землеройкой, и они избили бы меня Торой за то, что я встречалась с язычником. ― А моя мать убила бы меня за то, что я такая слабая.

Я слышу ее гогот.

― Ты не старая засохшая землеройка. Но я ценю театральность.

Я улыбаюсь.

― Спасибо. Но, конечно, они его полюбили. Все его любят. Он ― мистер мэр, человек в городе, очаровательный джентльмен. Даже мой отец шутил с ним, когда закончился Шаббат.

Я практически слышу, как Челси закатывает глаза.

― Конечно. Ты знаешь, что я все еще могу спустить с этого парня шкуру за то, что он сделал с тобой тогда?

― Я тоже могу. ― Я вздыхаю. ― Но... я не знаю. Пакстон другой, он прошел через... черт, я не знаю, как он выжил после того, через что прошел.

― Его родители, верно?

Снова шок.

― Как ты об этом узнала?

― Деми, все в Соединенных Штатах знают об этом. Это только твоя вина, что ты не такая, как остальные американцы, и не сидишь приклеенной к телевизору каждое воскресенье с сентября по февраль.

― Ладно. Но да, его родители. И я не такая же. ― По крайней мере, я так не думаю.

― Ты спала с ним? ― Это был вопрос, которого я ждала.

― Да... и с тех пор я не звонила ему неделю. ― Я прикусываю губу, нервничая от того, что Челси собирается сказать.

Несколько мгновений она молчит. А потом говорит.

― Я думаю, это показывает, насколько ты повзрослела. Ты знаешь, что нужно беречь себя, нужно быть осторожной с ним и со всем, что он сделал. Но... я также думаю, что он изменился. По крайней мере, я доверяю тебе, как взрослой женщине, которая знает, когда человек действительно изменился. И ты, очевидно, стремилась к этому, тебе нужно посмотреть, к чему это приведет. Давай посмотрим правде в глаза, ты не была счастлива уже много лет. Возможно, с тех пор, как видела его в последний раз. Каждого парня, с которым ты встречаешься, ты сравниваешь с ним, я права? Я не говорю, что мне это нравится, но думаю, ты знаешь, что это может быть чем-то большим. И если все получится, я буду болеть за вас обоих. Но... если он снова облажается, я отрублю ему член.

Я не могу удержаться от смеха, этот звук освобождает. И вместе с ним уходят все нервы, которые бурлили у меня в животе.

― Договорились. Но если все получится, ты можешь просто оставить его гениталии на месте? Мне это даже нравится.

Челс издает рвотный звук.

― Отвратительно.

ГЛАВА 25

ПАКСТОН

Я знаю, что Деми избегает меня.

С того момента, как я снова оказался внутри нее, она отстранилась. Мы проснулись на следующее утро, сплетенные друг с другом, и я чувствовал, как она увеличивает расстояние между нами.

Всю неделю мои звонки оставались без ответа. На мои цветы не приходило даже смс с благодарностью. Деми отступала, и я должен был вернуть ее, взять ее за руки и провести через этот страх.

Это было чудо, что она согласилась заглянуть ко мне сегодня вечером. Я сказал, что буду пить пиво и смотреть игру, и спросил, не хочет ли она заглянуть ко мне. На протяжении двух лет я говорил эти слова Деми в колледже, чтобы переспать. Так вот почему она согласилась? Я ненавидел себя за то, что говорю так беспечно, потому что это совершенно не соответствовало моим чувствам к Деми.

Я устроился на своей крыше, позволяя ночному небу успокоить мои нервы. Чувствовал, что между нами назревает буря. Старый Пакстон оставил бы это в покое, предпочитая игнорировать и избегать. Но нынешний я знал, что должен встретиться с этим лицом к лицу.

― Эй, незнакомец. ― Я пересекаю внутренний дворик на крыше, когда слышу, как распахивается дверь.

Я написал Деми инструкции, как сюда подняться, потому что хотел показать ей это. Может быть, это расслабит ее, может быть, я смогу использовать все в своих интересах.

― Привет. Здесь красиво. ― Она позволяет мне поцеловать ее в щеку, но ее взгляд остается устремленным в небо.

― Знаю, это половина причины, по которой я арендовал это место. Смотри, вон там виден маленький ковш. ― Я обхватываю ее плечо и ладонью легонько подталкиваю подбородок, чтобы она посмотрела в нужную область неба.

― О, как хорошо. ― Она застывает в моих объятиях.

― Деми... ― Я стараюсь не говорить это строго, но ничего не могу с собой поделать. Меня раздражает, что она отстраняется от меня.

Деми вырывается из моих объятий, и я раздраженно хмыкаю.

― Я знаю, что ты избегаешь меня. Мы собираемся поговорить об этом, или ты собираешься вести себя, как ребенок? ― Моя вспыльчивость берет верх.

― Ха! Я? Вести себя, как ребенок? Это забавно, Пакстон, ― насмехается она.

― Да, ты бросаешь мое прошлое мне в лицо. Опять. Мы можем поговорить об этом, как взрослые? Или ты собираешься уклоняться от моих телефонных звонков? ― Мне следует замять эту тему, но я не могу.

― Тогда давай поговорим об этом. ― Она топает ногой, и мне приходится сдерживать улыбку.

Даже в раздраженном, взвинченном состоянии Деми просто великолепна.

― Ты все еще не открыта для меня. Как бы я ни старался, я вижу это. Все твои стены все еще подняты, ты не даешь мне реальный шанс. ― Я указываю на нее, обвиняя ее.

Деми издает страдальческий звук и вскидывает руки вверх.

― И почему ты так думаешь, Пакстон? Да ладно, это же не ракетостроение! То, что ты сделал со мной, было психологической войной. Ты исказил мой разум, мучил мое сердце. Два года ты вел меня за собой. Я чувствовала себя мышью, гонящейся за куском сыра, который ей никогда не достанется. Ты тоже это знал, вызывая меня ночь за ночью. Ты знал, что никогда не пойдешь на большее, и все же я прибегала, когда ты манил пальцем. Это жестокое и необычное наказание. Так что прости, что не могу забыть об этом, если я вообще когда-нибудь смогу забыть. Человек всегда помнит, как его сердце разбирают на части.

Мне больно потому, что я ничего не могу сделать, чтобы вернуться назад и забрать всю ту боль, которую причинил ей. Но, видимо, ничего из того, что я сделал за последние несколько месяцев, совсем не помогло. Хочу подойти к Деми, прикоснуться к ней, но я сдерживаюсь.

― Признаю, что тогда я был ужасным человеком для тебя. Я был наглым, эгоистичным, жестоким засранцем, зная, какую власть имел над тобой, и все равно решил тебя использовать. Но, Деми, ты знаешь, через что мне пришлось пройти. Как потеря родителей изменила меня. Как это заставило меня понять, что жизнь ― это не просто забавы и игры, что для того, чтобы она что-то значила, нужно окружать себя людьми, которые имеют значение.

Деми идет по крыше, не глядя на меня. Ее каштановые волосы блестят в лучах заходящего солнца, а ее стройные плечи дрожат от прохлады, которую приносят сумерки.

― Я понимаю это, Пакстон. Но ты также должен понимать, что человек не может так просто забыть обо всем. То, что в твоей жизни произошло событие, изменившее твой мир и изменившее тебя как личность, не означает, что я пережила это вместе с тобой. Я все еще была здесь, жила со своей болью, лечила ее, как рану. Ты должен позволить мне исцелиться в свое собственное время. И я пытаюсь, но ты должен терпеть, если я не могу автоматически и открыто отдать тебе всю себя. ― Деми поворачивается, ее взгляд насторожен. ― Ты знаешь, что я была помолвлена? Около четырех лет назад мой парень попросил меня выйти за него замуж, и я согласилась. Только... я даже не смогла забронировать место на свадьбу. Кольцо было на моем пальце меньше месяца, прежде чем я его сняла. Я знала, что он не тот, кто мне нужен, но пыталась навязать счастье, потому что думала, что если буду уговаривать себя, то оно станет реальностью.

Злость на себя рикошетом бьет по моим костям. Ревность, что она носила кольцо другого мужчины, подобна стреле в моем сердце.

― Потому что в глубине души ты знаешь, что у тебя все еще есть чувства ко мне. Это может быть отвратительно, но это правда. И я схожу с ума, пытаясь доказать, что теперь достоин тебя. Может, я и не говорил этого тогда, но я без ума от тебя, Деми. Я был гребаным идиотом, невежественным спортсменом из колледжа с эго размером с Техас. Мне понадобилось много времени, чтобы расставить свои приоритеты. И они нацелены прямо на тебя. Я не понимал, что это ты сбежала, пока не стало чертовски поздно.

С ее губ срывается рыдание, но она поднимает руку, останавливая меня, когда я пытаюсь ее утешить. Вот мы здесь, два сломленных человека, стоящие под самым прекрасным ночным небом. Насколько разочарованы во мне мои родители, если они там, наверху, слушают?

― Думаю, мне пора домой. ― Деми движется к лестнице.

Я подхожу к ней, кладу руку на ее локоть.

― Я думаю, ты должна остаться. Даже если ты не хочешь говорить, уже поздно. Оставайся. Я буду спать на диване, в комнате для гостей... где хочешь. Просто оставайся.

Мы застываем в нерешительности, когда все, чего я хочу, это поцеловать ее.

― Обещаю, Деми, я ничего не буду предпринимать. Я просто... хочу быть в том же месте, что и ты.

― Я буду сожалеть об этом, не так ли? Черт возьми, прекрасно... но я запру дверь. ― Она двигается к лестнице, которая ведет обратно в мою квартиру.

ГЛАВА 26

ДЕМИ

Запах свежесваренного кофе наполняет воздух, когда я выхожу из гостевой комнаты Пакстона.

У меня слюнки текут, понимаю, что я как одна из тех собак Павлова. Если Пакстон ― моя слабость, то кофе ― мой наркотик. Я из тех людей, которые могут выпить целый кофейник и заснуть. Моя толерантность настолько высока, что теперь я пью его черным, а горький осадок наполняет мои вены, когда добираюсь до дна чашки.

В течение двух месяцев с тех пор, как мы начали встречаться... снова, я отказывалась приходить сюда. Назовите это посттравматическим стрессовым расстройством после всех поздних ночных свиданий в колледже, когда я одна шла через темный кампус к его грязному, заполненному поклонницами, дому.

В этот раз я не хотела казаться той, кому он нужен, поэтому всегда просила его забирать меня из дома или встречаться на нейтральной территории. Ночь гала-вечера была первым и единственным разом, когда я позволила ему остаться у меня. И теперь я была здесь, в том самом месте, куда боялась идти. Даже, несмотря на то, что дом Пакстона теперь был красивой, современной, но уютной квартирой с тремя спальнями и видом на центр Шарлотт.

Он стоит у плиты в серых тренировочных штанах, под которыми видна его мускулистая задница, и в простой темно-синей футболке. Его светлые волосы взъерошены и растрепаны после сна, самые длинные пряди заправлены за уши. Маленькая сережка в его левом ухе сегодня с черным камнем, и это заставляет меня вспомнить, как я посасывала мочку всего полторы недели назад.

Внутренне шикаю на свои женские части, которые прошлой ночью слишком хорошо знали, что этот сексуальное мужское тело спит в нескольких футах по коридору. Я заняла комнату для гостей, а Пакс с разочарованным вздохом закрыл дверь в свою комнату. Я оставила дверь незапертой, наполовину надеясь, что он зайдет посреди ночи, а наполовину ― что не зайдет.

Оказалось, что оба моих желания были удовлетворены. Не собираясь ночевать у него, я не взяла с собой ничего, кроме повседневных джинсов и блузки, которые надела сюда накануне вечером. Когда проснулась в нижнем белье, на стуле, стоявшей в углу гостевой комнаты, лежали футболка и шорты. Это означало, что Пакс приходил, но выполнил свое обещание не трогать меня.

Одежда была мне велика, но это было удобнее, чем завтракать в джинсах, и мне нравился его запах.

― Доброе утро, ― робко говорю я, чувствуя себя не в своей тарелке на его кухне.

Пакс поворачивается, и яркая улыбка окрашивает его лицо.

― Доброе утро. Ты мне нравишься в моей одежде.

Его глаза блуждают по моему телу, и я чувствую, что он только что зажег меня, как спичку. Я переминаюсь с ноги на ногу.

― Спасибо... что ты готовишь?

Пакс идет к кофейнику, наливает мне кружку кофе и подходит ко мне.

― Садись, я угощаю тебя сегодня утром. Яичница с беконом... Я не очень хорошо готовлю, но думаю, что получается неплохо.

― Пахнет отлично. ― Я не могу нормально функционировать, пока не проглочу свою первую чашку, поэтому начинаю пить кофе.

― Как тебе спалось? ― Он смотрит на меня через плечо, делая яичницу.

― Ну... спасибо, что убедил меня остаться. Приятно проснуться и увидеть тебя. ― Мне нужно сделать над собой усилие, открыться ему.

Наша ссора на крыше снова и снова прокручивалась в моей голове, пока я смотрела на потолок в темноте прошлой ночью.

Пакс подходит ко мне и наклонился, чтобы поцеловать. Мы оба жаждем этого, чувствую это в настойчивости поцелуя. Он обхватывает мое лицо ладонями, а я дергаю его за пряди волос. Мне нужно это ― подтверждение того, что между нами все будет хорошо.

Он прав, я должна все отпустить. Должна начать все сначала... и даже Челси согласилась, что если я хочу сделать попытку быть вместе с Пакстоном, то я должна сделать рывок.

Я отстраняюсь, уделив минуту, чтобы улыбнуться Паксу.

― Ты хотел, чтобы я постаралась быть более открытой с тобой, и... я постараюсь. Начиная с этого момента. ― Я делаю глоток кофе, прежде чем начать: ― Я верю, что все собаки попадают в рай. Верю, что шоколад ― такое же хорошее лекарство, как и любой другой наркотик. Верю, что воскресенье нужно проводить в постели, и что самое спокойное место на земле ― это сидеть в кресле-качалке, слушая океан после наступления темноты. Что книга всегда лучше фильма, что в каждую ночь Хануки нужно открывать только один подарок, а не эту массовую подарочную бонанзу на одну ночь. И я верю, что каждый имеет право на одну большую ошибку в своей жизни. А ты... ты уже использовал свою. Так что, пожалуйста, не делай мне больно снова.

Пакстон кивает.

― Не буду. Обещаю. Теперь я хочу услышать больше, но мне кажется, что я поджигаю наши яйца, поэтому сделаю паузу на минуту.

Вернувшись к плите, он заканчивает готовить наш завтрак и приносит две огромные тарелки.

― Этого достаточно, чтобы накормить около шести человек... ― Я смотрю в свою тарелку.

― Мы узнаем нового друг о друге, поэтому узнай и обо мне. Я ем примерно четыре тысячи калорий в день, и я мужчина, который любит завтраки. Поэтому всегда буду давать тебе намного больше, чем ты сможешь съесть, и, скорее всего, в итоге я буду есть с твоей тарелки.

Хихикая, я принимаюсь за еду, потому что, очевидно, ссора и последующее примирение вызывают у меня огромный аппетит. Мы болтаем за столом за завтраком, и я не могу отделаться от ощущения, что нахожусь впервые в хорошем месте за много лет. Я счастлива, но более того... я довольна. Мне полностью комфортно и приятно просто сидеть здесь в одежде Пакстона с ним, болтать и есть бекон.

Когда мы заканчиваем, и я потягиваю четвертую чашку, решаю поднять тему, о которой никогда не говорила ни с кем, кроме своих родителей:

― Я знаю, что упоминала, что люблю свою работу, люблю помогать семьям и детям в беде. Но... мне кажется, я никогда не говорила о том, почему именно я основала организацию «Желание на звезду». ― Беру себя в руки, делаю глубокий вдох.

Как будто Пакстон знает, что это серьезно, и ничего не говорит. Просто держит мои руки и сосредоточенно смотрит на меня, позволяя мне говорить.

― У меня был младший брат, Эзра. Он был на четыре года младше меня, с самыми кудрявыми и темными волосами, которые ты когда-либо видел. Он любил игрушечные грузовики и был одержим поездами... мы шутили, что он будет самым молодым в мире проводником или инженером. Когда Эзру было семь лет, он скончался от того же вида рака, что и у Райана. Болезнь забрала его улыбку, его энергию, его любовь ко всему тому, чем он занимался. Мне было всего одиннадцать, и я понятия не имела, как справиться с такой потерей. Долгое время я не могла видеть других детей, не испытывая эмоций... мои родители водили нас на семейную терапию, пока я не пошла в среднюю школу.

Пакс придвигает свой стул ближе ко мне, обе его руки теперь обхватывают мои.

― Деми, мне так жаль. Я понятия не имел...

Я улыбаюсь, в моих глазах стоят слезы.

― Все в порядке, и спасибо тебе. Это все еще больно по сей день. Но я стараюсь... стараюсь помнить хорошие времена. Я храню его фотографию на своей тумбочке, а его лицо ― в моей памяти. И именно поэтому основала компанию, чтобы вернуть хорошие времена таким семьям, как моя. Семьям, которые страдают, которые не могут вспомнить, как им было весело раньше. Для детей, которые страдают, у которых, возможно, нет времени или энергии, как у нас. Я хочу помочь им и почтить память Эзры. Это большая часть меня, и я хочу, чтобы ты это знал. Так что... вот оно.

Я никогда не говорила об Эзре, разве что с мамой. А говорить с кем-то, кто пережил его смерть... это было по-другому. Более эмоционально. Часто я была для нее опорой, поддерживала ее, пока она выплескивала свои эмоции и страдания.

Разговоры о хороших временах в его жизни, о его счастливых моментах... они приносили облегчение. Улыбка, растянувшая мой рот, была искренней и задорной. Я ужасно скучала по брату, но также была так благодарна за то, что он был в моей жизни.

― Спасибо тебе. Спасибо, что рассказала мне, что позволила узнать тебя таким образом. Я думаю, что ты очень смелая и невероятная женщина, которая дает этим семьям хоть немного надежды. Тот факт, что ты можешь смотреть, как эти дети проходят через то, что пережил твой брат... Я не знаю, смог бы я быть таким сильным.

Пакс притягивает меня к себе на колени, и я прижимаюсь к нему, греясь в тепле его объятий. Он кладет свой подбородок мне на макушку, и мы слушаем звуки города за окном.

Мне кажется, я никогда не была в более идеальном моменте.

ГЛАВА 27

ДЕМИ

— Поэтому я сказала девушке, делавшей мне маникюр, что мне нравятся закругленные, а не квадратные!

Толпа девушек, окружающих женщину, рассказывающую свою историю, хихикают, как будто это самая абсурдная вещь, которую они когда-либо слышали.

Я закатываю глаза, понимая, что, возможно, эта секция не так уж хороша, как кажется.

Впервые в жизни и впервые за все время знакомства с Пакстоном Шоу я официально сижу в секции жен и подруг. Это эксклюзивный клуб, ухоженные, накрашенные, натертые воском женщины вокруг меня приманивали и подлавливали профессиональных спортсменов, и их бриллианты и дизайнерские солнцезащитные очки ― тому подтверждение.

Я не знала, что это «не круто» ― носить номер своего игрока или любую другую экипировку, и вот я сижу здесь. В футболке Гепардов и джинсах, с моими любимыми белыми кроссовками. Большинство этих женщин в кожаных штанах, на каблуках или в откровенных блузках. Я чувствую себя таким аутсайдером, но так счастлива, что Пакс попросил меня посидеть здесь для него сегодня, что я ухмыляюсь и терплю.

— Не слушай этих шлюх. Мы называем их WAGS. ― Рядом со мной садится симпатичная рыжая девушка, ее наряд более непринужденный, чем у группы передо мной.

— О, ты не жена игрока? ― Я думала, что эта секция только для семейных.

— Нет, это я. Номер восемьдесят семь, Чарльз Уэст, это мой мужчина! ― Она вскидывает кулак и свистит. Некоторые из других девушек оборачиваются, чтобы посмотреть на нее, в их глазах презрение. ― Но я жена. Я посвятила себя карьере мужа и помогаю ему расти, а также воспитываю нашу семью и являюсь независимой женщиной. А те... те ― WAGS. Девушки, которые просто хотят титула и денег от свидания с профессиональным спортсменом.

— А, поняла. ― Я вздыхаю с облегчением, что, возможно, здесь есть нормальные женщины, если собираюсь остаться здесь. ― Я Деми... Я здесь для, или, наверное, с, я не знаю. Но... Пакстон Шоу. Вот к кому я пришла.

Она протягивает мне руку для пожатия.

— Хилари, приятно познакомиться. Я могу сказать, что ты определенно не шлюха. Держись нас, и все будет хорошо.

Хилари указывает на двух девушек, сидящих рядом с ней, и они представляются как Уиллоу и Николь. Я машу рукой, чувствуя себя немного комфортнее, чем раньше.

— Значит, вы все замужем за игроками? ― спрашиваю я, пытаясь узнать немного больше о женщинах, с которыми мне, вероятно, предстоит провести некоторое время в течение следующего года.

— Да. Уиллоу вышла замуж за Брэдли год назад, он играет в защитной линии. А Николь живет с Джейкобом, запасным защитником, уже около семи лет. А я... Чарльз и я ― школьные возлюбленные. Почти тринадцать лет вместе, но только восемь женаты.

— Вау. ― Я не могу представить, что буду с кем-то так долго, но это звучало мило.

— А как насчет тебя? Пакса только что подписали здесь; ты переехала с ним? ― В добрых карих глазах Хилари нет осуждения, только любопытство.

Я чешу голову.

— Эм, нет... Вообще-то мы были знакомы в колледже, с тех пор я жила в Шарлотт. Когда он переехал обратно, мы начали встречаться. Мы встречаемся около двух месяцев.

Уиллоу наклоняется.

— Подожди, ты Деми Розен... ты организовала день исполнения желаний для маленького мальчика, больного раком, несколько месяцев назад. Я знаю тебя! Ты ― генеральный директор организации «Желание на звезду»!

Ее голос разносится, и стайка WAGS оглядывается, впервые изучая меня.

Я краснею, потому что мне очень не нравится быть в центре внимания.

— Эм, да...

— О, девочка, ты делаешь работу Бога. Серьезно, я преклоняюсь перед тобой. То, что ты делаешь для этих семей, так удивительно. ― Хилари касается моей руки, и я не могу перестать краснеть.

Я делаю то, что делаю, не ради признания, и мне неловко, когда меня за это хвалят.

— Ну, мы просто делаем это для детей, вот и все.

Николь и Уиллоу улыбаются мне, а Хилари продолжает болтать, переходя к следующей теме.

Игра идет напряженно, особенно с отличных мест, обозначенных как семейная секция. Пакс забивает два тачдауна, показывая на меня оба раза, когда он попадает в конечную зону. Я не могу не покраснеть, когда Хилари пихает меня локтем, указывая на меня, как на его «детку». В конце концов, они побеждают, доведя свой рекорд до девяти и одного.

После игры девочки приглашают меня подождать с ними в комнате, где есть полный ассортимент еды, полностью заполненный бар и десяток людей, ожидающих, когда игроки выйдут из раздевалки. Дети бегают вокруг, играют в пятнашки, пока их матери потягивают вино или разговаривают с сотрудниками стадиона или главного офиса.

И вот, наконец, появляются крупные мужчины в безупречных костюмах. Один за другим их встречают визжащие дети или счастливые жены, целуют и обнимают.

Пакстон идет в середине группы, его волосы еще влажные и завиваются на шее. На темно-русой щетине на его подбородке есть несколько капель воды, а его серый костюм подчеркивает голубизну его глаз. Мне хочется пустить слюни или оседлать его, но я воздерживаюсь от того и другого. Вместо этого робко машу ему рукой и жду, когда он подойдет ко мне.

Но Пакстон не идет, он бежит. Прямо на меня, пока не оказывается передо мной, обхватывает меня за талию и обнимает за шею так, что я вынуждена поцеловать его. Этот поцелуй пронзает меня до глубины души, и если бы мы не находились в комнате, полной людей и детей, я бы начала раздевать его прямо здесь.

Пара волчьих свистков выводит меня из состояния похоти Пакстона, и я ударяю его по плечу, подавая знак, чтобы он опустил меня.

Люди все еще хлопают и пялятся, и я зарываюсь головой в его грудь.

— Тебя слишком много.

— Прости, просто у меня никогда не было женщины, которая ждала бы меня в семейной комнате. Ощущения чертовски приятные... особенно, когда меня ждешь ты.

— Значит, ты наконец-то можешь назвать меня своей девушкой, да?

Я вспоминаю о пари, которое так сильно ранило меня, как только я узнала об этом. Пакстон не говорил этого тогда... но он говорит об этом сейчас. Я должна сосредоточиться на этом.

— Ты знаешь это, детка. И я твой парень. Эй, мне нравится, как это звучит. ― Пакс снова целует меня. ― Ты хорошо провела время?

Я киваю, когда Пакстон переплетает свои пальцы с пальцами моей левой руки и тянет меня к очереди за едой. Если судить по завтраку на прошлой неделе, он должен быть чертовски голоден после того, как потратил столько энергии во время игры.

— Да. Встретила несколько очень милых дам. Хилари Уэст. Она очень приземленная, добрая. ― Я оглядываю комнату, замечаю Хилари, которая целует мужчину, который, должно быть, Чарльз.

— Я слышал о ней... хорошо, я рад, что ты встретила кого-то, с кем можно поговорить, так как я хочу, чтобы ты была на каждой игре с этого момента. Ты мой счастливый талисман. ― Пакс накладывает на тарелку курицу, картофельное пюре, салат и многое другое.

— Пакстон, ты играешь в лиге уже восемь лет, и я не знаю многого, но знаю, что у тебя есть кольцо, а может, и больше. Я не твой талисман. ― Я кладу руки на свои бедра.

Он провожает нас к столику, ставит свою тарелку и целует меня в нос.

— Да, это так. Больше никаких споров. Я так голоден, что могу потерять сознание.

— Ты чокнутый... здесь достаточно еды, чтобы накормить всю команду. ― Я закатываю глаза, беру с его тарелки картошку фри и отправляю ее в рот.

Пакс улыбается.

— Вот почему здесь есть еще одна столовая. Что? Ты же не думала, что это единственная еда? Мы бы все умерли с голоду!

ГЛАВА 28

ПАКСТОН

В детстве я праздновал Рождество. Мои родители никогда не были религиозными, черт возьми, мы даже никогда не ходили в церковь. Но каждое двадцать пятое декабря мы ставили елку в гостиной и оставляли печенье для Санты.

Я никогда не был частью семьи, которая верила во что-то святое, просто традиционная семья, которая купилась на маркетинговую уловку праздника, а не на его реальный смысл. Не хочу сказать, что наши традиции были плохими или что мне чего-то не хватало, но быть рядом с семьей Деми во время Хануки ― это совершенно другой опыт.

Аарон надел ермолку, поместив традиционную шапочку на голову, и открыл молитвенник. Сара несет кучу еды на фарфоровых тарелках в столовую их дома, хотя нас всего четверо. Суп с шариками из мацы, грудинка, фаршированная рыба, кугель, латкес и многое другое. Деми ставит на стол специальные ханукальные чаши, из которых мы пьем, повсюду горят свечи, а в центре стола стоит красивая золотая менора.

— Сегодня мы собрались на этот праздник, чтобы отпраздновать первую ночь Хануки. Чтобы отметить тяжелую судьбу нашего народа, вспомнить все, что значит быть евреем, ― начинает Аарон, перебирая по памяти молитвы, пока улыбается сидящим за столом.

Я чувствую энергию их веры в комнате, и для меня большая честь, что они позволили мне принять в этом участие. Есть реальная разница в том, что праздник больше посвящен духовной стороне вещей, а не просто массовому разворачиванию подарков.

Молитвы, которые они читали, держась за руки и распевая, были сложными, и они меня немного заворожили. Я ничего не мог понять, но благодаря атмосфере и чтению я чувствовал, как любовь и вера кружили по комнате.

Когда они закончили, и Аарон благословил еду, чтобы поесть, и разрезал хлеб хала, Деми поворачивается ко мне.

— Итак, что ты думаешь о своей первой ночи Хануки? ― Она выглядит великолепно с откинутыми с лица волосами, ее большие глаза ярко блестят.

— Я думаю, что это потрясающе. ― Я сжимаю ее руку под столом.

— Тебе не нужно нести чушь только для того, чтобы произвести впечатление на мою дочь, Пакстон. — Аарон говорит с места, где он сидит напротив меня.

Теперь я знаю, почему все эти мальчишки-подростки боялись, что отцы их девушек пристрелят их из дробовика на крыльце. Потому что у меня было чувство, что если Деми отвернется, Аарон сделает то же самое со мной. Я опускаю взгляд, чтобы посмотреть, не прячет ли он под столом дробовик.

— Нет, сэр, и я серьезно. И еще, Сара, эта грудинка восхитительна. ― Может быть, если я буду набивать свой рот всю трапезу, он не станет отрезать мне пальцы за то, что я трогал его дочь.

— О, спасибо, дорогой. Ешьте, ешьте все, ― настаивает Сара, и это напоминает мне мою мать.

Приятно впервые за долгое время провести праздник в кругу семьи. Обычно мы с братом, Диланом, отмечали праздники на три дня позже из-за моего футбольного расписания. Ели еду на вынос и пили пиво, даря друг другу один-единственный подарок. Это было довольно уныло, и мы оба так сильно скучали по родителям, что это омрачало день.

— Спасибо, что позволили мне быть здесь. Приятно провести семейный праздник. ― Я снова сжимаю руку Деми.

Они все смотрят на меня, и взгляд Сары затуманивается.

— Что ж, спасибо, что ты здесь. Прошло много времени с тех пор, как мы были полноценной семьей, и я счастлива, что ты делаешь Деми счастливой.

Аарон обходится без комментариев, и я засчитываю это как очко в свою пользу.

— О, мама, я начала читать новую книгу Норы Робертс, она такая хорошая! ― Деми отпивает немного виноградного вина и смотрит на Сару.

— Я должна купить ее на Kindle, но я просматривала некоторые отзывы на Amazon, и они замечательные. Эта Нора просто знает, как их писать. ― Ее мама нарезает копье спаржи.

— Лично я не понимаю, как вы двое читаете это пошловатое дерьмо. Дэн Браун ― лучший писатель этого поколения. ― Аарон качает головой.

Я вклиниваюсь, не подумав, прежде чем открыть рот:

— Это спорно. Он хорош, но я предпочитаю Дугласа Э. Ричардса.

Я слишком занят нарезанием еды, чтобы заметить тишину, но, когда поднимаю взгляд, все видящие за столом смотрят на меня.

— Ты читаешь научную фантастику? ― Аарон смотрит на меня, разинув рот.

— Я и не знала, что ты... любишь книги. ― Деми практически шутит.

Я улыбаюсь, подзадоривая их.

— Ну и что? Качок не может любить читать? Это плохой стереотип, ребята.

Сара смеется.

— О, милый, ты ― нечто. Приятный сюрприз за каждым углом! Что ж, хорошо. Тогда мы можем открыть книжный клуб.

Аарон вклинивается:

— Я люблю Ричардса... он один из моих любимых авторов. Какой твой любимый роман?

Я мысленно хвалю себя за то, что помешан на научной фантастике, потому что это точно принесет мне очки с моим будущим свекром. И да, я зашел так далеко. И я достаточно самоуверен, чтобы поверить в то, что это сбудется.

— «Война разума», «Руки вниз». Но они все хороши.

Аарон завел со мной разговор о своих романах, а Сара и Деми начали обсуждать сериал на Netflix, в котором была выдумана британская монархия.

Это был семейный вечер, когда мы выпили слишком много вина и узнали друг друга на более глубоком уровне. Сара принесла десерт и положила на нашу с Деми тарелку золотые шоколадные монеты, называемые гелт. Очевидно, это была традиция — давать их детям, чтобы принести им удачу и везение.

Когда мы с Деми пожелали друг другу спокойной ночи, я почувствовал, что меня действительно принимают в семью. И когда она держала меня за руку во время поездки домой, я чувствовал вес этой шоколадной монеты в своем кармане.

У меня уже была вся удача и везение, в которых я нуждался.

ГЛАВА 29

ДЕМИ

Мы лежим на диване, за окном садится солнце, Майя свернулась калачиком у нас под ногами.

— Почему ты снова смотришь это бессмысленное шоу? ― Пакс прижимается ко мне, мое тело ― большая ложка.

— Потому что я люблю любовь. И это бездумная драма, а иногда девушке просто необходимо удовольствие. А теперь замолчи, иначе ты не сможешь остаться здесь и смотреть. ― Я снова обращаю свое внимание на телевизор, наблюдая, как двадцать пять женщин борются за внимание одного мужчины.

— Но из твоих сисек получаются отличные подушки. ― Крупный мужчина, занимающий мой диван, прижимается еще сильнее, заставляя меня хихикать.

Если бы кто-то смотрел на Пакстона прямо сейчас, он бы посмеялся над тем, насколько большим ребенком на самом деле является этот футбольный мачо.

Вот так мы провели последний месяц. Пакстон практически поселился у меня, он берет Майю на утреннюю пробежку сразу после того, как я выезжаю из дома, и они пытаются догнать меня до конца улицы, прежде чем моя машина свернет налево в сторону города. Я готовлю нам ужин и сижу с женами на воскресных матчах. По моему настоянию Пакстон заправляет кровать с правой стороны, а я научилась не оставлять зубную пасту на стойке, потому что это сводит его с ума.

Я не знаю точно, когда мы попали в эту рутину, в эту сказку пригорода... но я в раю. Чертовски люблю это. Я не говорила ему об этом; я так боюсь произнести слово на букву Л, что практически выпрыгиваю из своей кожи каждый раз при одной мысли.

За последний месяц мы смешали наши жизни... и каким-то образом сделали их еще лучше. Мы дали нам шанс стать командой, реальный шанс на отношения, и, черт возьми, мы выбили все из колеи.

Парень по телевизору спрашивает одну из девушек о прошлых отношениях, и у меня в мозгу загорается лампочка. Они говорят о бывших, и видно, что парень только и делает, что рассматривает ее сиськи, пока она болтает о пятилетних отношениях, которые она только что закончила перед приходом на шоу.

Красная тревога, приятель.

Я поворачиваюсь к Паксу, иногда ненавидя пошлый драматизм этого шоу.

— Итак, ты знаешь о моей истории, пока мы были в разлуке. Разрушенная помолвка и все такое. А как насчет тебя? Ты же не можешь сказать мне, что в твоей жизни не было женщин.

Когда мы были... кем бы мы ни были в колледже, я мучила себя. Следила за его страницей на Facebook, чтобы узнать, с кем он общается, и не отметила ли какая-нибудь девушка его фотографию. Я не могу не делать этого и сейчас, задаваясь вопросом, были ли у него серьезные отношения за то время, что я его не видела.

Пакс взъерошивает мои волосы, прижимаясь ближе.

— О нет, мы туда не пойдем.

— Что? ― Я смеюсь. ― Я не собираюсь осуждать тебя. Мне все равно.

Мне было не все равно.

— О, да, тебе не все равно. И это не имеет значения, все в прошлом. Только вперед, помнишь?

Я трусь об него по-кошачьи, пытаясь выудить из него информацию.

— О, я знаю. Но неужели не было никого особенного?

Пакс вздыхает, проводя пальцами по кончикам моих волос. Это отвлекает и приятно, и он знает, что делает.

— Неважно, была ли в моем прошлом сотня женщин. Я был влюблен только в одну. В тебя. Я люблю тебя. Я влюблен в тебя, ― Пакс говорит это так буднично, как будто мы все еще говорим в шутку, подтрунивая друг над другом.

Я ошеломлена, мои пальцы приостанавливаются на середине поглаживания его руки.

— Я долго ждала, чтобы услышать от тебя такие слова.

Он смотрит прямо мне в глаза, его интенсивней голубой взгляд еще больше усиливают мой паралич.

— И мне жаль, что это заняло у меня так много времени. Думаю, ты просто опередила меня в зрелости. Нет, я знаю, что это так.

Я убираю руки с его плеч, устраиваясь так, чтобы мы могли смотреть друг на друга, лицом к лицу.

— Да, это так. Именно поэтому я могу признаться, что любила тебя десять лет. Даже когда ты не любил меня в ответ, даже когда мы уже совсем не знали друг друга. Я могу признаться в этом без смущения, потому что это были и есть мои истинные чувства. Потребовалось многое, чтобы дойти до этого места, но... Я люблю тебя, Пакс. И я больше не боюсь этого.

Он держит мое лицо в ладонях.

— Тебе не нужно бояться. Я никуда не собираюсь уходить. Я люблю тебя.

Одна из женщин на шоу прерывает нас, рассказывая драматическую исповедь о том, как она безумно влюблена в этого парня после всего лишь недели знакомства с ним.

— Видишь, нам нужно взять страницу из их книги. Перестать тратить столько времени, просто признаться друг другу в любви после недели знакомства, а потом пожениться через восемь недель. ― Пакс показывает мне язык, снимая напряжение момента.

Мы оба признались в этом, и с нас словно сняли груз. Я знаю, что он отвечает на мои чувства, которые я испытывала так долго.

Но мое сердце замирает, когда он произносит слово «жениться». Мы не часто говорили о будущем, были сосредоточены на настоящем. Произнесение этих трех громких слов ― это самое большее, что мы сделали для долгосрочного будущего, но я не могу солгать и сказать, что не фантазировала о том, как иду по проходу к Паксу.

Не могу солгать и сказать, что не мечтала о дне своей свадьбы с тех пор, как была маленькой девочкой. Как будет выглядеть платье, под какую песню мы будем танцевать. И десять лет я мечтала, что именно Пакстон Шоу скажет «согласен», стоя напротив меня.

— Ну, тогда мы отстаем, и тебе лучше заняться этим, ― шучу я, прижимаясь к нему, прежде чем он сможет снова использовать меня в качестве большой ложки.

— О, я так и планирую. ― Пакс целует меня в макушку.

И мое сердце трепещет.

ГЛАВА 30

ПАКСТОН

Возможно, это клише, но на самом деле нет места лучше дома.

После смерти родителей я уже зарабатывал большие деньги ― зарплату профессионального футболиста, как двадцатидвухлетний парень, у которого не было никаких обязательств и обязанностей. Слава богу, у меня тогда хватило ума понять, что родители хотели бы, чтобы мы с братом оставили дом, в котором выросли. Поэтому я продолжал выплачивать ипотеку, пока она не была погашена, и мы приезжали в гости так часто, как только могли.

Дилан, мой брат, летом жил в доме нашего детства в пригороде Род-Айленда ― его работа инженера-технолога позволяла ему работать практически в любом месте.

А так как неделя была выходная, я решил привезти Деми сюда, чтобы показать ей, как на самом деле выглядит холодная погода.

‒ ‒ Снег! ― она говорит это с детским удивлением, как будто никогда раньше его не видела.

‒ ‒ Да, это такая мокрая белая штука, из-за которой так трудно ездить. Он идет с неба, ― шучу я, пытаясь направить свой грузовик по мокрому шоссе, мои шины заносит при каждом рывке руля.

Деми усмехается.

‒ ‒ Я не вчера родилась, Пакс. Просто у нас в Шарлотт никогда не бывает снега, вот уже много лет мне даже не приходилось надевать пуховик.

Конечно, она потащила меня в торговый центр, как только я пригласил ее приехать сюда на выходные. Я узнал о Деми одну вещь: она любит ансамбли, и не могу сказать, что мне не было весело наблюдать за тем, как она их выбирает. Мы спорили о том, нужны ли ей парка и лыжная маска; я сказал ей, что она едет на северовосток, а не на северный полюс. Деми с удовольствием выбирала новые сапоги Ugg, куртку North Face и перчатки, которые позволяли ей пользоваться смартфоном. Она была занята им всю дорогу, и я понял, что для нее работа никогда не прекращалась.

Моим подарком, одним из многих, которыми я планировал удивить ее в эти выходные, была зимняя шапка кремового цвета с пышным помпоном на макушке. Деми завизжала, когда открыла ее, хлопая в ладоши от умиления.

‒ ‒ Расскажи мне еще раз про шапку? ― спрашивает она, потрогав пушистый шарик на макушке.

Я смотрю на нее, любуясь ее потрясающим профилем, а затем перевожу взгляд обратно на дорогу.

‒ ‒ Она от бренда под названием Love Your Melon, пятьдесят процентов от стоимости их шляп и одежды идет на борьбу с детским раком.

Деми вздыхает.

‒ ‒ Мне это нравится, спасибо, что купил ее для меня. Ты знаешь, как важна для меня эта борьба.

Я протягиваю руку и сжимаю ее колено.

‒ ‒ Знаю. А теперь напомни мне еще раз, почему мы решили отправиться в путешествие?

‒ ‒ Потому что поездки ― это весело, и я планировала мероприятия, а теперь мы почти приехали. Только не говори мне, что тебе не было весело в аквариуме в Балтиморе, или что сэндвичи в Harold's Deli не были просто восхитительны.

Ладно, она была права... эти сэндвичи были чертовски вкусными. Деми убедила меня, когда мы впервые обсуждали поездку на РодАйленд, что мы должны ехать на машине, а не лететь. Очевидно, мой прекрасный генеральный директор не любила самолеты, а я был достаточно большим простаком, чтобы уступить ее желаниям. К тому же, она говорила, что это весело. Так оно и было, но пришлось много ехать, спина начала болеть, а задница устала еще сорок миль назад.

‒ ‒ Но этот последний этап ооочень длинный, мне нужно чем-то занять себя. И если ты включишь еще одну песню Дэйва Мэтьюса, я буду кричать. ― Ее любовь к спокойному рокеру немного раздражает.

‒ ‒ Ладно, что бы ты хотел послушать? ― хмыкает она, и я улыбаюсь, потому что мы говорим, как старая супружеская пара.

Что уже является тем, чем я намереваюсь для нас быть.

‒ ‒ Почитай мне что-нибудь. Спортивные мелочи, да, это поможет мне не заснуть и быть в курсе.

Деми смеется.

‒ ‒ Ты просто хочешь поразить меня своими обширными знаниями о мужчинах, которые играют с мячами.

‒ ‒ Я покажу тебе, как играть с мячами. ― Я подмигиваю и играю бровями.

В течение следующих полутора часов Деми читает мне спортивные новости, из которых я отвечаю на каждый вопрос. Но я был прав, это держит меня в тонусе, и я съезжаю с шоссе на улицы Уикфорда с довольным вздохом.

Мы едем по городу, и я указываю Деми на некоторые из моих любимых достопримечательностей. Школьное поле, где я впервые полюбил футбол. Библиотека, в которой моя мама работала волонтером. Ресторан Applebee's, в котором мы с друзьями слонялись каждую пятницу вечером, пытаясь выглядеть круто и получить закуски за полцены.

И вот мы, наконец, въезжаем на подъездную дорожку дома моего детства.

― Дом, милый дом. ― Отстегиваюсь и наклоняюсь, чтобы фоцеловать Деми. ― Я ждал этого всю поездку.

Она улыбается, и мы начинаем распаковывать вещи, освобождая машину от мусора, а я забираю наши сумки с заднего сиденья. Перебираю ключи и нахожу нужный, отпираю входную дверь и вдыхаю запах моих родителей. Даже пять лет спустя он все еще витает в каждом уголке дома.

Я останавливаюсь на коврике перед входом, позволяя ощущению дома проникнуть внутрь меня. Это горькая радость ― быть здесь. Без родителей, но со всеми хорошими воспоминаниями, которые у нас здесь были.

Деми входит и встает рядом со мной, а затем замечает подарок, лежащий прямо перед нами.

‒ ‒ Что это? ― Деми указывает на фотографию в рамке с бантиком на углу.

Я ставлю наши сумки на пол и безмолвно благодарю Дилана за то, что он доставил это сюда, чтобы она могла увидеть это сразу, как только мы вошли.

‒ ‒ Взгляни. ― Я начинаю расстегивать куртку и сбрасываю ее, двигаясь к шкафу в прихожей. Мама бы накричала, если бы я не повесил верхнюю одежду сразу же.

Деми подходит к скамейке в холле, той самой, которая стояла там с тех пор, как я был маленьким мальчиком. Она наклоняется и читает слова на картине. Это полуночный синий фон в выбеленной раме, с большим кругом в центре, состоящим из звезд.

‒ ‒ О боже... Пакс... ― Ее рука подлетает ко рту, когда она понимает, что это такое.

‒ ‒ Это точное расположение звезд на ночном небе в тот день, когда я вошел в ваш офис несколько месяцев назад. Я нашел это через компанию, которая делает их к любой дате. Я хотел увековечить эту дату, когда впервые увидел тебя снова и понял, ради чего я боролся все эти годы. И ты сказала мне в ту первую неделю, что все дети, с которыми ты работала, напоминают тебе звезды, которые могут потерять свой блеск здесь, на земле, но они наблюдают за нами сверху. Мне нравится думать, что все эти сгоревшие звезды на небе в тот день привели меня прямо к тебе.

Она поворачивается ко мне, слезы текут по ее щекам.

‒ ‒ Это самая удивительная вещь, которую мне когда-либо дарили. Пакс...

Деми стремительно движется ко мне, и я ловлю ее, прижимая наши тела друг к другу.

‒ ‒ Я люблю тебя. Я серьезно.

‒ ‒ Я тоже тебя люблю, ― бормочет она в мой свитер. Отстраняясь, она смеется. ‒ ‒ Ты сделал меня беспорядочной. Теперь я вся на эмоциях.

‒ ‒ Поверишь ли, я наполовину надеялся, что смогу заставить тебя плакать? Но только слезы радости? ― Я целую ее мокрые щеки.

‒ ‒ Да, я бы поверила. Твое обаяние снова превзошло себя. ― Она закатывает глаза.

‒ ‒ Пойдем, давай снимем с тебя эту куртку. И, может быть, эту одежду. ― Моя кровь нагревается, потому что я слишком долго сидел в машине и мне нужно размять ноги. Или тело. Желательно внутри Деми.

‒ ‒ Разве твой брат не собирается скоро приехать? ― Она тревожно оглядывается по сторонам.

‒ ‒ Возможно, но какая разница? Он должен знать, что не надо быть кайфоломом.

И с этим я подхватываю ее на руки и перекидываю через плечо, направляясь к лестнице в спальню моего детства.

‒ ‒ Пакстон! ― Она шлепает меня по заднице, но я слышу ее смех.

Да, ей определенно будет все равно, если мой брат зайдет к нам в середине горизонтальной хулы.

ГЛАВА 31

ДЕМИ

Быть приглашенной в дом детства Пакстона ― все равно, что быть приглашенной в ту часть его жизни, о которой я очень, очень давно хотела узнать.

Этот дом, белый колониальный, с большими дубами по фасаду, с веревочными качелями, привязанными к одной из толстых ветвей, был чем-то похожим на дом из кинофильма. Он был живописным, расположенным на одной из улиц маленького городка у озера, в котором выросли Пакс и его брат.

Фотографии семьи висели на каждой стене, а в гостиной перед уютным камином стояли старые развалившиеся диваны. На протяжении многих лет, когда мы встречались, я хотела узнать как можно больше о семье Шоу. Я хотела быть представленной, слушать рассказы его мамы о Паксе как о маленьком мальчике, приезжать сюда на праздники и стать их частью.

Приезд в этот дом был похож на сокровищницу вопросов без ответов, которые у меня всегда были. Но это была и горькая радость, потому что я оказалась здесь уже после смерти его родителей. Отчасти мне было немного обидно, что Паксу понадобилось столько времени, чтобы понять, кем мы можем быть вместе, потому что он упустил время, а я так и не стала близка с его родителями.

В то же время я знала, что он думает примерно о том же, и не хотела обременять его своим небольшим гневом.

За последние два дня я познакомилась и провела время с Диланом, братом Пакса. Он был тише своего брата, но, как и Пакс, обладал чертовски обаятельным характером. Чем молчаливее он был, тем больше хотелось попытаться заставить его улыбнуться. И если Пакс был блондином, то Дилан был темным, с почти черными волосами и темными, грозовым взглядом.

Сегодня мы все трое провели день на полузамерзшем озере рядом с их домом, и они пытались научить меня ловить рыбу. После получасовых попыток, не получив ни единого клева и не понимая смысла всего этого, я взяла книгу и стала читать. Это было весело, и, хотя мы мало говорили, это было общение, которое равнялось сближению.

А теперь мы были внутри, в гостиной пылал огонь, а мы с Паксом убирали посуду после ужина.

‒ ‒ Дилану действительно не нужно было останавливаться в отеле. ― Мне было жаль, что он ушел, оставив нас с Паксом наедине.

Хотя это было даже приятно представлять, что было бы, если бы мы жили в этом большом доме, наполнили его детьми, состарились вместе...

Голос Пакса вырвает меня из моих грез.

‒ ‒ Он счастлив сделать это, детка... честно говоря, я думаю, что он встречается с одним из наших старых школьных друзей, который все еще живет здесь, и ему захотелось уединиться.

‒ ‒ Он часто ходит на свидания? ― Мне интересно, была ли у Дилана та же история с женщинами, что и у его брата.

Пакс пожимает плечами.

‒ ‒ Честно говоря, мы никогда особо не говорили о девушках, не знаю, почему. Хотя раньше он говорил мне, что ты ему очень нравишься. И что, если я когда-нибудь что-то испорчу, он сам отрежет мне яйца. Так что, спасибо, думаю, ты нравишься моему брату больше, чем я.

‒ ‒ Как и должно быть. ― Я подмигиваю, протирая миску.

Пакс вытирает руки, мыльная пена стекает в раковину, когда он передает мне последнее столовое серебро для просушки. Я настояла на уборке по старинке, что-то в этом казалось правильным в этой снежной, домашней обстановке.

‒ ‒ Думаю, нам пора заканчивать с мытьем посуды. ― Он обнимает меня сзади, его руки обвиваются вокруг моей талии, а пальцы тянутся к поясу моих леггинсов.

‒ ‒ Ты неисправим. ― Я смеюсь, потому что за последние два дня, когда мы не были с Диланом, мы только и делали, что занимались любовью.

Не то чтобы я жаловалась, но снова быть близкими с Паксом ― это как кусать шоколадное мороженое после восьмилетнего отказа от него.

‒ ‒ И? Что ты хочешь сказать? Прими это как комплимент, что я не могу насытиться тобой. Ты сводишь меня с ума, Деми. ― Он рычит мне в шею, его зубы впиваются в мягкую кожу.

Я не могу сдержать стон, вырвавшийся с моих губ, и откладываю последний кухонный предмет, прежде чем что-нибудь сломать.

‒ ‒ Как ты хочешь меня? ― Я хочу услышать от него подробное описание каждой грязной вещи, которую он собирается сделать. Пакс всегда был особенно искусен в грязных разговорах.

И сегодня я не хочу медленного и чувственного.

‒ ‒ А как ты хочешь меня? ― Он разворачивает меня.

Я делаю паузу, размышляя, могу ли открыть то, о чем так долго мечтала. У меня никогда не хватало смелости попробовать это с кем-то еще... и я не уверена, почему. Не знаю, почему я так стеснялась секса, кроме как с Паксом. Может быть, он просто пробуждает ту часть меня, которая чувствует себя комфортно, выражая то, что меня заводит.

‒ ‒ Ну, есть одна фантазия, или на самом деле мы уже сделали это, о которой я думала много раз за эти годы. ― Вздыхаю, когда его губы касаются моей шеи, а я плотнее обхватываю ногами его талию.

Холодный край прилавка просачивается сквозь мои леггинсы, и это потрясающий контраст с тем, как абсолютно горит мое естество.

‒ ‒ И что это?

Я краснею, даже если он этого не видит, потому что мысли о наших молодых годах заставляют меня сходить с ума от вожделения. Мы были животными, нас всегда тянуло друг к другу.

‒ ‒ Помнишь вечеринку на Хэллоуин в доме лакросса за пределами кампуса? У них было желе с Everclear, и все пытались прыгнуть с крыши в бассейн?

Это была дикая ночь, которая затуманилась в моей памяти. Но, черт возьми, я помню, как вернулась в спальню Пакса.

‒ ‒ О, черт, да... мой друг Бобби чуть не сломал себе шею, делая это. ― Он поднимает голову и смеется, и я вижу, что он перенесся в ту ночь.

‒ ‒ Ты помнишь, что мы делали той ночью в твоей спальне? ― Я дьявольски улыбаюсь, и мои соски начинает покалывать от воспоминаний.

Я вижу, как шестеренки работают в мозгу Пакса, а потом понимаю это в тот момент, когда они все одновременно щелкают.

‒ ‒ Бл*дь... это было горячо. Черт, я и забыл об этом.

Я киваю, зная, что он думает о том же, о чем и я.

‒ ‒ Что ты скажешь, если мы попробуем, по старой памяти?

Пакс запускает руки под мою футболку с длинными рукавами, заставляя меня дрожать от желания.

‒ ‒ Я уже не тот цыпленок, каким был раньше, детка. Я уже старик, а вдруг я сломаю бедро.

Я усмехаюсь.

‒ ‒ Я думаю, что мы недавно испытали пределы этих бедер, и считаю, что ты будешь в полном порядке.

Его руки поднимаются вверх, находят путь к моим обнаженным грудям, и Пакстон перекатывает каждый сосок между пальцами.

Губы обрушиваются на меня с полной силой, и я думаю, что убедила его, потому что мы набрасываемся друг на друга посреди кухонной стойки, прежде чем я успеваю это понять.

Жар лижет мой позвоночник, проходит через плоть моих бедер, обжигает мои щеки. Внезапно моя одежда кажется слишком тесной, она обжигает меня, и мне нужно ее снять.

Я не уверена, кто начал раздеваться, но за рекордное время мы сбросили всю одежду, и я думаю, что Пакс разорвал мое нижнее белье в процессе. Кто знает, кого это волнует. Моя голова кружится, и все, на чем я могу сосредоточиться, ― это клубок потребности, скопившийся в моей глубине. Он повсюду, кусает мою шею, сосет мои покалывающие соски, двигается вниз по стойке, его колени ударяются о деревянный пол, когда он раздвигает мои бедра вокруг своей головы.

‒ ‒ О, черт! ― Я оттолкиваюсь от прилавка, даже не смущаясь проклятия, которое только что сорвалось с моих губ.

Пакстон пожирает меня заживо, его зубы царапают мой набухший бугорок и почти отправляют меня за грань. Я вижу, как его правая рука исчезает, а затем его мышцы начинают работать. Понимаю, что он дрочит, наслаждаясь моим телом, и это так горячо, что оргазм настигает меня еще до того, как я успеваю сделать глоток воздуха.

Я извиваюсь, хватаясь за край стойки, чтобы удержаться в вертикальном положении или не рухнуть и не причинить себе боль. Моя кульминация ― это белая горячка, из-за которой мое зрение расплывается, а все конечности поют от экстаза.

Я едва в сознании, когда Пакс встает, хватает меня и двигается к стене. Инстинктивно мои ноги обхватывают его за талию, и я прижимаюсь губами к его шее, ожидая вторжения.

Он приходит с ожогом и двумя стонами удовольствия, эхом разносящимися по темному, тихому дому.

Пакс не нежен. Он пронзает меня, прижимая к стене, и то же самое изысканное чувство, которое я испытывала все эти годы назад, проносится по моему телу. Он шепчет мне на ухо, пока трахает меня, и это так и есть ― трах.

‒ ‒ Твоя киска похожа на гребаные тиски.

‒ ‒ Кричи для меня, детка.

‒ ‒ Кто единственный, кто знает, как тебя трахать?

И пока он говорит со мной непристойности, он хватает меня за шею, глядя мне прямо в глаза.

Это похоть, но это также и любовь.

И Пакстон ― единственный мужчина, к которому я когда-либо буду испытывать и то, и другое.

ГЛАВА 32

ДЕМИ

‒ ‒ Дорогая, почему бы тебе не изменить цвет краски? Приятный желтый оттенок сделал бы это место ярче.

Моя мама ходит по моему кабинету, осматривая каждый уголок. И доводит меня до того, что хочет убедить меня перекрасить в желтый цвет.

‒ ‒ Мне нравятся мои белые и бежевые цвета, но спасибо, мам. ― Я поворачиваю голову обратно к компьютеру, лихорадочно проверяя, нет ли причин, чтобы извиниться и вернуться к работе.

Раз в две недели она приносила мне обед из моего любимого еврейского гастронома рядом с их домом, и мне нравилась еда и ее компания.

Примерно на полтора часа.

После этого я хваталась за соломинку, чтобы заставить ее уйти. Не поймите меня неправильно, я до смерти люблю свою маму, но ее ворчание может меня утомить.

Мои сотрудники понятия не имеют, о чем я говорю. Каждый раз, когда она приходит, у нее есть объятия и конфетка для каждого из них. Иногда она приносит обед для всего офиса и рассказывает всем истории, от которых мои сотрудники катаются по полу от смеха.

‒ ‒ Кстати, Пакстон передает тебе привет. ― Она произносит это таким образом, словно это такая же обыденность, как сказать, что она занимается йогой.

Я чуть не выплевываю чай со льдом, который она принесла для меня.

‒ ‒ Что?

‒ ‒ О, да, я заходила к нему в квартиру, чтобы принести хлеб, который я вчера испекла.

Официально, моя мама влюблена в моего парня-язычника.

‒ ‒ Мам, ты не можешь просто... ― Я обхватываю голову руками.

Я любила ее, готова была на все ради нее. Но от ее ворчания и вмешательства у меня начиналась мигрень. Не то чтобы между мной и Паксом было что-то не так, но... я не уверена. Может быть, мне пока не хотелось никого приближать к нам, потому что мы так наслаждались обществом друг друга. Я хотела остаться в этой фазе медового месяца немного дольше, прежде чем мы начнем приходить домой и жаловаться на работу, или на пробки, или почему в раковине грязная посуда.

‒ ‒ Что? Я не понимаю, в чем дело, Деми! Он часть твоей жизни, поэтому я хочу, чтобы он был частью нашей. И он не возражает, мы сидели и болтали почти два часа. Он рассказал мне о своих родителях, о своей отставке... он очень милый мальчик, ты же знаешь.

Я знала, и мне пришлось улыбнуться, потому что моя мама могла заставить говорить кого угодно. Она, вероятно, могла бы заставить говорить и тех стоических охранников у Букингемского дворца, а молчание было частью их служебных обязанностей. Но я также не хотела, чтобы она узнала о нашем прошлом в колледже. Возможно, когда-нибудь я расскажу ей, но не сейчас.

‒ ‒ Что он сказал? ― Мне действительно интересно, что он ей рассказал.

‒ ‒ Мы немного поговорили об аварии, но в основном о том, что его родители привили ему в детстве. И о, он определенно хочет иметь детей после того, как повесит бутсы в этом году. ― Она подмигивает мне, как будто я должна начать отслеживать свой цикл овуляции в предвкушении.

‒ ‒ Мама, о боже... ― Я не могу ничего сделать, кроме как рассмеяться.

‒ ‒ Я думаю, ты должна родить троих, как здорово, когда вокруг бегают такие маленькие бубалы! ― Она хлопает в ладоши, как будто уже сейчас представляет себе это.

Должна признаться, я тоже это вижу. Будущее, семья, с Паксом. Маленькие светловолосые мальчики, резвящиеся во дворе, которые учатся играть в футбол у своего отца. Девочка, похожая на меня, лежащая у меня на руках, пока я читаю ей книгу. Это было похоже именно на то, чего я хотела от жизни.

‒ ‒ Это было бы просто замечательно, ― говорю я маме, потому, что невозможно не поддаться ее ликованию.

‒ ‒ Вот откуда я знаю, что это тот самый случай. Что Пакс будет тем человеком, за которого ты выйдешь замуж. ― Она подходит и целует меня в нос.

‒ ‒ Откуда?

‒ ‒ Потому что даже когда ты раздражаешься на меня, на твоем лице все время улыбка. С Закари у тебя такого не было. Вот откуда я знаю.

Мое сердце согрелось, потому что она тоже это видела.

‒ ‒ Я рассказала ему об Эзре.

Мама замирает, а затем хлопает меня по плечу. Она смотрит на стеклянные стены моего офисного здания, вниз на Шарлотт, но я знаю, что она видит сына, которого потеряла.

‒ ‒ Хорошо, ты должна поделиться этим с любимым человеком. Он должен знать о нашем ребенке. ― Ее взгляд затуманивается, когда она снова смотрит на меня.

Она делает вид, что не вытирает глаз рукавом.

‒ ‒ Итак, когда я увижу вас обоих в следующий раз? Думаю, я должна претендовать на каждую ночь, записать это в твои свадебные клятвы. Ты проведешь их со своим отцом и со мной, потому что я твоя мать, и я так говорю.

Опять это еврейское чувство вины, и мама была в этом экспертом.

Я встаю и обнимаю ее, потому что, хотя она могла быть врединой, я люблю ее неистово. Это было такое объятие, которое ты даешь своему родителю, когда понимаешь, как много они для тебя сделали, и как резко изменилась бы жизнь, если бы не они тебя воспитывали.

‒ ‒ Как скажешь, мама. Мы будем там.

ГЛАВА 33

ДЕМИ

Наблюдая с дивана за игрой Пакса в футбол, за тем, как дикторы поют ему дифирамбы по телевизору, я возвращаюсь в студенческие годы.

Только в этот раз, когда забивает тачдаун, он исполняет забавное танцевальное движение, которое, как сказал мне, он посчетит в этой игре специально для меня. Это выглядит как плохое подражание Майклу Джексону, и каждый раз, когда он делал это во время трех забитых им тачдаунов, я хихикала.

Они были на выездной игре, которая обеспечит им место в Суперкубке, и я была расстроена, что не смогла поехать, но в эти выходные мы исполняли особое желание, которое я не хотела пропустить.

Одно из дел, над которым мы работали некоторое время, ― исполнение мечты девочки-подростка с волчанкой ― наконец-то осуществилось. Она хотела встретиться с одной из голливудских актрис, той самой, которая была звездой тех подростковых фильмов о вампирах, которые собрали миллионы в прокате.

Я неустанно работала над тем, чтобы не только устроить эту встречу, но так получилось, что часть следующего фильма снималась в отдаленном месте недалеко от Шарлотт. Я выбила для нее целый день на съемочной площадке, чтобы посмотреть и пообщаться с ней во время съемок.

И если быть честной, я тоже любила кино и хотела быть там весь день, чтобы посмотреть, как сбывается мечта девочки, и получить немного внутренней информации о следующей части фильма.

Пакстон все понимал, но был расстроен, что его талисмана не будет рядом. Поэтому он взял пару моих трусиков, побрызгав моими духами, на удачу. Я пыталась вырвать их у него, смущенная тем, что они будут лежать в его чемодане, но он настоял.

‒ ‒ Наш маленький грязный секрет. ― Он подмигнул, когда говорил это, и я покраснела, но позволила ему оставить их у себя.

Я глажу Майю по голове, когда она спала у меня на коленях, все семьдесят килограммов, и делаю глоток ромашкового чая. Как бы я ни скучала по Паксу, было приятно провести вечер в одиночестве. Я так много времени проводила с ним, ведь мы теперь практически жили вместе, что мне не хватало немного времени на одиночество.

Жизнь стала неизмеримо лучше, когда в нее вернулся Пакс, но я скучала по возможности сидеть в своих самых уродливых, но удобных трениках, есть соленые огурцы, завернутые в индейку, или целую тарелку булочек с корицей от Пиллсберри, не обращая, ни на кого внимания. Я скучала по марафонам «Аббатства Даунтон» или по тому, что не могла заснуть до четырех утра, дочитывая хорошую книгу, и никто не говорил мне, что пора ложиться спать.

И в эти выходные у меня есть возможность сделать все эти вещи. Это заполнило мой резервуар странного поведения одиночки на некоторое время, чтобы я могла продолжать быть в отношениях без ощущения, что лезу на стену.

Игра закончилась, из динамиков моего телевизора раздатся звук свистка и радостные возгласы болельщиков. Я тоже хлопаю, так чертовски радуясь, что Гепарды выиграли и что Пакс поедет на Суперкубок. Он заслужил это, чтобы уйти на самой высокой ноте.

Через полтора часа у меня звонит телефон, на экране высвечивается фотография Пакса и его номер. Я бессовестно установила на его контакт фотографию без рубашки из спортивного журнала пару лет назад. Конечно, было бы неловко, если бы он зазвонил на деловой встрече, но, черт возьми, от этого у меня слюнки текли, пока я была наедине с собой.

‒ ‒ Ты рада, что мы едем на Кубок? ― Пакс звучит так взволнованно.

‒ ‒ Ну, я больше взволнована тем, что Деми Ловато будет выступать в перерыве шоу... ― поддразниваю я его.

‒ ‒ О, прекрати! Ты же знаешь, что не можешь дождаться, когда наденешь мою майку и поцелуешь меня, когда я буду поднимать трофей Ломбарди. ― Я слышу, как ветер проносится мимо динамика его телефона, когда он выходит куда-то на улицу.

‒ ‒ Ты так здорово играл, детка. Особенно мне понравились ужасные танцевальные движения. ― Я подгинаю ноги под себя, устраиваясь поудобнее, чтобы немного поговорить с ним.

Я скучаю по нему.

‒ ‒ Тебе это понравилось, да? Прессе точно понравилось, они пытались узнать, откуда взялась эта капелька спонтанности. Я скучаю по тебе, красавица. ― Он озвучивает мои мысли.

‒ ‒ Мне понравилось. Я люблю тебя. Я так взволнована! Майя тоже, хотя она проспала вторую половину игры. Но она передает тебе привет. ― Я смотрю на собаку, храпящую на другом конце дивана.

‒ ‒ Поцелуй ее за меня. Я уже вернулся в отель, может, ты просто прилетела и лежишь на кровати, когда я открою дверь? ― На заднем плане слышу дзиньканье лифта.

Как бы мне ни нравилось быть дома одной, теперь с меня хватит. Я тоже хотела оказаться с ним в постели.

‒ ‒ О, как бы я хотела. Но мы можем проговорить по телефону всю ночь. А утром ты будешь дома.

Я слышу звук автоматического замка двери гостиничного номера, а затем ее закрытие.

‒ ‒ Но я один в своем гостиничном номере и чертовски возбужден.

У меня появляется внезапное желание потереть друг о друга бедрами, как будто мурашки пробегают по моей сердцевине, которые я должна ослабить.

‒ ‒ О, правда?

‒ ‒ Да. Раздеваюсь в одиночестве. В темноте. Некому погладить мое ноющее тело. ― Я слышу, как Пакс расстегивает ремень, как падает снимаемая одежда.

Я прислоняюсь спиной к дивану, моя грудь внезапно начинает болеть от его прикосновений.

‒ ‒ Итак, представь, что я там. Голая, в постели, жду тебя.

Мы оба молча согласились играть в эту игру. Это немного грязно, немного откровенно и так хорошо.

‒ ‒ Сейчас я скользну в кровать, боже, Деми, я так сильно хочу тебя.

Я полностью откидываюсь на диване, моя рука лежит на животе и слегка подрагивает.

‒ ‒ Ты хочешь, чтобы я поласкала себя для тебя?

‒ ‒ Да, бл*дь. Запусти руку в штаны, детка. Ласкай себя пальцами и думай о том, как я глажу себя, под звуки того, как ты кончаешь.

О боже, этот мужчина мог бы поджечь мою кожу. Я расстегиваю пояс брюк, скользя рукой вниз, пока не чувствую свой скользкий центр.

‒ ‒ Пакс, ― стону я, поглаживая свои складочки так, как, я знаю, будет приятно. ― Поговори со мной. Что ты хочешь сделать со мной?

Я слышу его резкий вдох.

‒ ‒ Я хочу уложить тебя на кровать, полностью обнаженную в лунном свете, чтобы я мог видеть всю эту прекрасную кожу. Твои соски, такие твердые и готовые к тому, чтобы я их пососал. Запах твоего возбуждения, боже, я бы засунул свой язык прямо туда.

Мое дыхание поверхностно, моя рука круговыми движениями снова и снова поглаживает мой набухший сосок.

‒ ‒ Ты заставляешь меня чувствовать себя так хорошо, Пакс.

‒ ‒ Я хочу, чтобы ты кончила для меня, детка. ― Его дыхание неровное у моего уха. ― Я так сильно глажу себя, так близок к тому, чтобы извергнуть всю эту сперму для тебя. Просто представь, как я глубоко внутри тебя, долблю твою киску...

Его использование этого грязного слова выводит меня из равновесия, и моя кульминация прорывается сквозь меня, как луч света. Ослепительный и быстрый, он прорывается через мою систему. Звуки, которые я издаю, нечеловеческие, не осознанные.

Когда я затихаю, отчетливо понимаю, что Пакстон снова и снова громко ворчит в телефон. Через минуту или две после того, как мы перевели дыхание, он говорит первый:

‒ ‒ Если наш секс по телефону может быть таким горячим, то я не могу дождаться завтрашнего дня, чтобы вернуться домой к тебе.

Я хихикаю.

― Ну, Майя получила чертовски интересное шоу, это точно.

Я слышу улыбку Пакса в трубке.

‒ ‒ Вот почему мы всегда запираем ее в нашей комнате, нельзя, чтобы собака нам мешала.

ГЛАВА 34

ПАКСТОН

Я сильно приложился о землю, холодный дерн ударяет меня по спине, когда я втягиваю воздух.

― Ты что, бл*дь, хочешь нас убить? ― Коннор сухо дышит, рухнув рядом со мной.

― Я всего лишь пытаюсь подготовить тебя к Суперкубку. Или ты не хочешь выиграть кольцо? ― Энтони гогочет, откладывая блокнот, и я надеюсь, что это означает, что мы немного отдохнем.

Гепарды вышли в плей-офф, а потом мы стали чемпионами НФК, а потом выиграли. Не могу сказать, что я удивлен, наша команда действительно чертовски хороша. Но... что-то не так с моими костями. Чувство такое же, как и в трех других случаях, когда я был на этой позиции, и с заходом солнца в моей карьере какое-то судьбоносное чувство овладевает мной.

Однако мало кто знает, что я не вернусь в следующем году. Неважно, выиграем мы или проиграем, я вешаю майку и вижу свою последнюю пятидесятиметровую линию.

― Да, я хочу кольцо. Я также хочу иметь возможность выйти на поле через две недели. ― Коннор дуется, глотая содержимое своей бутылки с водой. ― Эй, парень, кстати, поздравляю. Мальчик, да?

Энтони улыбается и наклоняет голову к Коннору.

― Спасибо, бро, мы очень рады.

― Вы о чем? ― Я был так увлечен Деми, что пропустил несколько наших тренировок, предпочитая заниматься самостоятельно, чтобы быстрее вернуться домой к ней.

― Мы с женой снова ждем ребенка, мальчика в июне. ― Он сияет, и чувствуется, как от него исходит гордость.

― Поздравляю, мужик, это потрясающе. ― Я похлопываю его по плечу, и внутри у меня все клокочет от ревности.

Не потому, что мне нужна жизнь Энтони, а потому, что я хочу иметь ребенка. Я не должен был тратить столько лет впустую, не должен был быть таким эгоистом. Теперь я ухожу на пенсию, и чувствую, что отложил свою жизнь ради этого спорта, и мне нечего показать, кроме дурацких колец и хвастовства.

Интересно, согласится ли Деми на то, чтобы я обрюхатил ее сегодня вечером?

― Черт, не могу представить, что у меня будет ребенок. ― Коннор качает головой, как будто я должен объяснить ему, что такое птицы и пчелы.

― Это потому, что ты и есть ребенок. Я тоже не могу представить, что у тебя есть ребенок. ― Энтони смеется.

― Например, чем ты кормишь ребенка? Это же не собака, где корм четко маркирован в магазине, и ты просто насыпаешь его в миску на полу два раза в день. Черт, я даже этого не могу. Вот почему у меня нет собаки, ― Коннор продолжает говорить.

Я смеюсь над этим, потому что он явно не в своей тарелке в этом разговоре.

― Заметка для себя, никогда не просить тебя посидеть с ребенком.

― А что, ты думаешь о том, чтобы сделать беременной твою прекрасную женщину? ― Он подмигивает мне.

Вообще-то, я как раз об этом и думал.

― Может быть... в будущем.

― Черт, ты не шутишь, Шоу. ― Коннор присвистывает.

Энтони изучает меня, потому что он должен знать выражение моего лица.

― Да, он хочет ее обрюхатить. Прямо сейчас, если я прав. Я бы узнал это лицо где угодно; это уверенность. Я почувствовал подобное, когда встретил свою жену, и могу с уверенностью сказать, что ты чувствуешь то же самое по отношению к Деми. Только сначала надень на нее кольцо, я за традиционность.

― О, я так и сделаю. ― Я киваю, и они оба обмениваются взглядами.

Они не знают о моем выходе на пенсию, но они также не знают, что на днях я провел три часа в самом известном ювелирном магазине Шарлотт.

И ушел оттуда с пустыми руками, потому что ни одно из колец не показалось мне идеальным.

Я позвонил Дилану и попросил его залезть в сейф в доме наших родителей и забрать мамино кольцо. Он позвонил мне по FaceTime, чтобы показать витиеватое антикварное кольцо из розового золота... семейную реликвию, передаваемую из поколения в поколение. Это было обручальное кольцо моей мамы, и его вернули нам, когда она умерла.

Я сразу понял, что оно предназначалось мне, чтобы я подарил его Деми. Я попросил его отправить, и коробка прибыла всего три дня назад.

― Ну, расскажи нам, в чем заключается твой план! ― почти кричит Коннор, и они, должно быть, смотрели на меня дольше, чем я думал.

― Да, расскажи нам романтические подробности, ― подхватывает Энтони.

― Это то, о чем вы, ребята, хотите поговорить в нашем мужественном спортивном комплексе за несколько недель до Суперкубка? ― Я избегаю этой темы, в основном потому, что еще не знаю, что буду делать.

Они смотрят друг на друга и одновременно восклицают:

― Да!

Я сдвигаюсь со своего места, выбирая травинку из искусственной травы.

― Ну, по правде говоря, я еще не знаю.

Они оба смотрят вверх, и на их лицах появляется разочарованное выражение.

― Ладно, хорошо, что ей нравится? Моя жена, например, любит мороженое. Поэтому я приготовил пинту, поставил в продуктовом магазине, и когда однажды вечером мы пошли выбирать его, я убедился, что она ее видела. Потом опустился на одно колено прямо посреди Whole Foods. ― Энтони улыбается.

― Чувак, это просто гениально. Они сделают такие для кого угодно, даже если ты не обручаешься? ― Коннор выглядит так, словно у него была какая-то идея, и она не имела никакого отношения к браку.

Мы игнорируем его, продолжая наш разговор.

― Я имею в виду, Деми… она простая. Она любит свернуться калачиком на диване и читать. Я думаю, она хотела бы, чтобы я сделал что-то простое и личное, но в то же время я хотел бы объявить об этом всему миру. По... старым причинам.

Никто не знал о том, что мы встречались в колледже. Не то чтобы меня волновало, если бы они знали, но мне казалось излишним вот так впускать людей в наши дела. Тем не менее, я все еще чувствовал вину за то, как относился к ней много лет назад. И если я мог загладить свою вину, объявив всему миру, что хочу, чтобы она стала моей женой, то я хотел это сделать. Я хотел кричать с крыш, что влюблен в Деми Розен и желаю провести с ней всю свою жизнь.

― Звучит чертовски подозрительно, просто говорю. Но, чувак, на этой неделе ты держишь мир на волоске, у тебя идеальная сцена. Алло, предложение на Суперкубке? Я бы сказал, что ты не ошибешься, если достанешь этот бриллиант после того, как мы выиграем кольцо.

Коннор посылает мне большой палец вверх после того, как рассказал о своей идее, и я должен признать...

Это была чертовски хорошая идея.

ГЛАВА 35

ПАКСТОН

Это было сюрреалистично ― сидеть перед толпой репортеров, которые участвовали в одном из последних моих выступлений.

За последние восемь лет я был добычей для этих ребят больше раз, чем мог сосчитать. Стараясь не стать их очередным резонером и либерально давать ответы в политически корректной манере. Я играл в эту игру, и играл хорошо. Как на поле, так и вне его. А теперь пришло время прощаться.

Мое колено уже не было прежним, и хотя я провел невероятный сезон, и мне оставалось сделать еще одну зарубку на поясе, прежде чем я уйду, знал, что с меня хватит. Чувствовал это. Несмотря на то, что мне было грустно, я также с нетерпением ждал следующей главы.

Я смотрю на Деми, которая ждет за пределами видимости камер, направленных прямо на меня, мою единственную, одинокую фигуру, сидящую за столом перед логотипами НФЛ и Гепардов на синем фоне. Она машет мне рукой, показав большой палец вверх и слегка улыбнувшись. Моя женщина, единственный человек, с которым я все подробно обсудил. Да, мой брат знал, но он не был тем, кто оставался со мной, когда я не мог заснуть в два часа ночи, потому что был так растерян и встревожен выходом на пенсию.

Это беспрецедентный факт, что Суперкубок проводится в том же городе, что и одна из команд, играющих в нем. Вполне уместно, что это будет моя последняя игра, если все звезды сойдутся.

Менеджер по связям с общественностью команды, Анжела, подходит ко мне сзади и объявляет, что я буду давать пресс-конференцию. Она спрашивает, могут ли репортеры придержать свои вопросы до конца.

Затем она передает слово мне.

― Спасибо вам всем, что пришли сегодня. Не похоже, что вам есть чем заняться, раз вы застряли в Северной Каролине на каком-то футбольном матче. ― Я улыбаюсь своему сарказму, и по комнате прокатывается легкий смех.

Мое сердце колотится, когда я прочищаю горло, мои губы внезапно пересыхают. Это была вся моя жизнь, то, ради чего я жил, дышал и убивал себя в течение долгого времени.

Я делаю рывок, перешагиваю через край и начинаю говорить.

― Как многие из вас знают, в прошлом году я повредил колено, и меня обменяли из команды, в которой я играл всю свою карьеру. Я вернулся в город, за который играл в колледже, и это был невероятный сезон с невероятной группой товарищей по команде и персоналом организации Гепардов. Но, как известно любому стареющему спортсмену, с годами тело и выносливость становятся не такими, как раньше. Мой ум острее, чем когда-либо, он полон игр и способов победить, но мои мышцы и конечности просто не поспевают за ним. И мое сердце тоже, если быть честным. На протяжении восьми лет я вкладывал в эту игру все силы. И не жалею об этом. Но... это не позволило мне остепениться. От встречи с кем-то особенным, от создания семьи и наследия. И это то, чего я с нетерпением жду. Потому что после этой игры, после Суперкубка, я уйду на пенсию.

По толпе проходит гул, и я слышу, как вопросы вырываются из их глоток. Я снова смотрю на Деми, она кивает, и я вижу свое будущее прямо в ее прекрасных карих глазах.

Я снова поднимаю руку, чтобы успокоить их.

― Прежде чем вы спросите, это не имеет абсолютно никакого отношения ни к кому, кроме меня. Мои обе команды всегда относились ко мне с максимальным уважением и профессионализмом. Люди, с которыми я работал, которые ставили себя на кон ради меня, как и я ради них, всегда были только целеустремленными и сосредоточенными. Считаю, что мне повезло, что я столько лет играл в этой лиге. Единственное, с чем можно связать мой уход на пенсию, это с тем, что я стал стариком.

Еще один взрыв тихого смеха.

― Я хотел, чтобы это была моя лебединая песня, финал Суперкубка, если хотите. И если я выиграю или проиграю, то уйду с гордо поднятой головой. Поэтому, пожалуйста, я буду отвечать на ваши вопросы, но без негатива. Для меня это горько-сладкая радость, но скорее сладкая, чем горькая. Мне хочется думать, что мои родители смотрят на меня сверху, гордятся тем, чего я добился, и с нетерпением ждут, что буду делать дальше.

Мне приходится остановиться, сжать кулак, потому что я знаю, что мои слова ― правда. Я редко говорю о своих родителях в прессе, но они должны быть вовлечены в этот момент. Они стольким пожертвовали ради меня, когда я рос, чтобы я мог осуществить эту мечту.

― Я хотел бы поблагодарить их, моих маму и папу, за то, что они всегда верили в меня, даже когда я не верил в себя. За то, что научили нас с братом, что мы можем сделать все, что захотим. Я хотел бы поблагодарить своего брата за то, что последние пять лет отмечал праздники на следующий день после всех остальных, потому что моя работа заставляла меня быть в дороге. Дилан, в этом году мы можем праздновать Рождество двадцать пятого декабря, как и все остальные.

Репортеры снова смеются.

― И последнее, но, конечно, не менее важное, я хочу поблагодарить свою девушку. Деми, ― я поворачиваюсь к тому месту, где она стоит, и вижу, что некоторые камеры сосредоточены на ней, ― я бы никогда не смог пройти через это без тебя. Ты ― лучшее, что когда-либо случалось со мной, и я знаю, что это обычная фраза, но это так. Я люблю тебя, спасибо, что терпишь мое эго и безумный рабочий график.

Она наклоняет ко мне голову, посылая воздушный поцелуй в редком проявлении нежности. Я знал, что, несмотря на то, что Деми была публичной фигурой в Шарлотт, она ненавидела внимание. Но должен был признать, какую большую роль она сыграла в моей жизни.

― Итак, у кого есть вопросы?

Они сыпятся на меня со всей силой, и в который раз я расстраиваюсь, что скоро это не будет частью моего обычного воскресенья.

ГЛАВА 36

ДЕМИ

Эти дни СМИ были полным цирком.

Я думала, что мне приходилось бывать в окружении большого количества прессы во время каких-то выездов или мероприятий моих детей, но это было безумием. Здание было размером с гигантский самолетный ангар, а задники для каждой крупной новостной или спортивной организации были расставлены рядами. Тысячи людей ― болельщики, спортсмены, репортеры, агенты ― заполонили это место, пытаясь стать частью действия.

Шумиха, окружавшая этот день, была волшебной, наполненной волнением и нервами. Стоя в стороне, я не знала, как Паксу удается держать себя в руках.

Это был первый и, возможно, последний раз, когда я испытала подобное ощущение в связи с его уходом на пенсию, понимая, насколько важную роль он занимал в этой игре.

И в каком-то смысле мне было очень жаль, что я это пропустила. Я была слишком напугана, слишком слаба, а Пакстон был незрелым и эгоистичным. Мы оба запутались в своих собственных путях. Но, по крайней мере, теперь мы были вместе.

Рука Пакса была переплетена с моей, пока мы ходим от одной медиа-палатки к другой, он садится и дает стандартные ответы на одни и те же вопросы.

― Итак, расскажи мне все начистоту, Шоу. Что ты на самом деле думаешь о другой команде? ― Я толкаю его локтем, подмигивая.

Тот же самый вопрос уже задали куча репортеров, и он дал респектабельный ответ.

Пакс наклоняется, целует мои волосы и шепчет.

― Не для протокола? Я думаю, что они ― кучка переплаченных засранцев, которых я хочу размазать по дерну. Но никому не говори, что я так сказал.

Я хихикаю.

― Мои губы запечатаны. Эй, куда бы ты хотел пойти поужинать после этого?

Мы не проводили много времени вместе на этой неделе из-за его напряженного графика тренировок и дней интервью. Я понимаю, но я скучаю по нему.

― Я предлагаю пойти в гостиничный номер, который команда забронировала для меня, заказать кучу еды в номер и доставить тебе примерно три оргазма, прежде чем ее доставят туда.

Хотя никто вокруг не мог слышать ни слова из нашего разговора, я краснею.

― Только если мы сможем достать палочки моцареллы.

― Шоу! Чувак, я знал, что увижу тебя здесь. Ты выглядишь старым, чувак!

Знакомый голос заставляет нас обернуться, и когда я вижу, кому он принадлежит, мое сердце подпрыгивает.

Джемисон, бывший полузащитник нашей команды колледжа, стоит в центре ажиотажа СМИ, его большое тело занимает слишком много места в широком проходе.

― Джеми, рад тебя видеть! По крайней мере, я не похож на тебя. Как эти колени? ― Пакс подтрунивает над своим весом, который я никогда не могла понять, как он может перемещать его по полю.

Джемисон придвигается ближе и сужает глаза, глядя на меня.

― Подожди минутку... Деми?

У меня сводит живот, потому что я вижу это в его глазах. Эта насмешка, секундное смущение, которое он испытывает из-за того, что я здесь с Пакстоном. Унижение проходит через меня, заставляя тошноту подниматься в задней части моего горла.

― Привет. ― Я машу рукой, не зная, что делать. ― Я собираюсь выпить чашечку кофе. Вон там.

Я не хочу стоять с ними, не хочу говорить с ними. У меня такое чувство, что я вернулась в те дни, когда была украшением, а не уважаемой женщиной.

Джемисон все еще говорит с Паксом об игре, пока я наполняю бумажный стаканчик на одной из медиа-трибун неподалеку.

― Мужик, она все еще гоняется за этим членом, да?

Его слова выводят меня из состояния затишья, в котором я пребывала. Что он только что сказал? Джемисон стоит ближе к Паксу, и он думает, что я не слышу. Но мои щеки горят от стыда, и я молчу, чтобы посмотреть, что произойдет.

― Что ты только что сказал? ― У Пакса щелкает челюсть, и он смотрит на меня с того места, где я стою в нескольких футах от него.

Я чувствую, как он пытается сдержать свой гнев, проявляя осторожность на случай, если мы оба просто неправильно расслышали Джемисона.

― Деми Розен, чувак. Черт, еще в колледже она опускалась на колени по щелчку пальцев. Думаю, некоторые вещи никогда не меняются. Отчаянная шлюха, верно?

Мои внутренности отключаются, и слезы душат меня. Ярость, отчаяние и сожаление поглощают меня, и я хочу провалиться сквозь землю. Я долгое время избегала или просто не помнила людей, которые были свидетелями того, через что Пакс заставил меня пройти.

― Тебе лучше закрыть свой гребаный рот прямо сейчас, ― рычит Пакс, наступая на Джемисона, словно собираясь замахнуться.

― Детка... ― Я бросаюсь к нам, становлюсь между ними и отталкиваю своего парня.

Я даже не думаю о мусоре, который Джемисон только что бросил на мое имя, единственное, о чем я забочусь, это о том, чтобы мужчина, которого я люблю, не был отстранен от последней игры. И снова я больше забочусь о его благополучии, чем о своем собственном.

― Я тебе так зубы в глотку вобью, ублюдок. Ты извинишься перед ней, прямо сейчас. ― Пакс напрягается от моих рук, прижатых к его груди.

Джемисон отступает, держа руки вверх.

― Я не знал, что это... официально, чувак. Я прошу прощения. Я рад за вас всех. Если перепихон привел к этому, то запишите меня в компанию. На самом деле, если он все еще ведет себя с тобой как обычно, может, ты хочешь пойти со мной на свидание сегодня вечером.

Он смеется надо мной, фактически плюя мне в лицо.

― Я пойду.

Я начинаю уходить, потому что стыд, который испытываю в этот момент, настолько ужасен, что я почти не могу жить.

― Деми! Деми! ― Пакс бежит за мной, и, по крайней мере, он следует за мной, а не бьет морду своему бывшему товарищу по команде.

По крайней мере, он достаточно взрослый, чтобы беспокоиться обо мне, а не о своем эго.

Я выхожу на улицу, прежде чем он догоняет меня, касаясь моего локтя, когда я иду впереди него. Люди на улице оборачиваются, чтобы поглазеть, потому что по улице в городе, который за последние пару дней стал самым пристальным местом в стране, идет настоящая звезда футбола.

― Деми, пожалуйста, остановись, ― умоляет меня Пакс, его рука лежит на моей спине, пока мы идем.

Я пытаюсь сдержать слезы, пока мы идем, отель ― мой конечный пункт назначения. Я должна забрать свои вещи, уехать отсюда, вернуться домой к Майе. Соседка должна была присмотреть за ней сегодня вечером, но к черту все. Мне нужно было вернуться домой. Нужно было привести в порядок свои беспорядочные мысли, свое извращенное сердце. Я была в порядке, даже лучше, чем в порядке. Я была счастлива, совершенно счастлива в своих отношениях. И за две секунды этот кусок дерьма, качок, которого я знала всю жизнь, пришел и разрушил их.

Пакстон остается со мной, я чувствую его присутствие и потребность поговорить. Когда мы, наконец, добираемся до отеля, я бегом пересекаю вестибюль и захожу в лифт. Пакс входит вместе со мной, и я сразу же перехожу на другую сторону, слишком уязвимая, чтобы смотреть на него или позволить ему прикоснуться ко мне.

― Деми, мне жаль. Мне так жаль. ― В его голосе звучит боль.

Я замыкаюсь в себе, слезы наконец-то падают, мое сердце разрывается. Я ранена, я так пострадала от нашего прошлого. Шрамы, которые начали заживать, почти стали целыми от того, что Пакс любил меня... теперь они разорваны и кровоточат.

Стук лифта на каждом новом этаже ощущается как удар ножом по органу в моей груди. Я не могу сдержать рыдания, и одно вырвается из моего рта, эхом прокатившись между нами.

― Детка... ― Руки Пакса обхватывают меня.

Я прижимаюсь спиной к стене.

― Нет!

Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Не сейчас.

Когда лифт открывается на нашем этаже, я мчусь в номер, намереваясь собрать свою маленькую сумку на ночь и убраться к черту. Но у Пакса другие идеи.

― Деми, мне очень жаль. Пожалуйста, поговори со мной, детка. Я люблю тебя.

Его использование этих трех маленьких слов прямо сейчас выводит меня из себя.

― Он смотрел на меня как на дешевую шлюху. Потому что я такой и была! Мне нужно идти. ― Я не могу находиться здесь прямо сейчас, я собираюсь сказать что-то, о чем потом пожаю.

Запихнув то, что я достала из сумки, обратно в нее, я пытаюсь пройти к двери.

― Он гребаный мудак, и я хотел бы засунуть его зубы ему в глотку. Но больше всего я хочу обнять тебя. Я хочу стереть все твои страхи. Хочу повторять «я люблю тебя» снова и снова, пока в твоем мозгу не засядет, что я никогда, никогда не оставлю тебя снова. Ты теперь моя луна и звезды; я не могу дышать, не могу функционировать без тебя, детка. Весь мой мир чернеет, если в нем нет тебя.

С моих губ снова срывается всхлип, потому что это все, что я когда-либо хотела услышать от него, но по самой худшей причине.

― Просто останься. Нам не нужно разговаривать. Я пойду, сниму другую комнату. По соседству с этой. Как и в ту ночь в моей квартире, я не буду ничего делать. Но я не переживу, если ты уйдешь. Не так.

Полные губы Пакса умоляют, его глаза смотрят мне в душу. И вот, во второй раз за столько месяцев, я сдаюсь, оставшись в том месте, куда он меня поместил.

ГЛАВА 37

ДЕМИ

Я люблю свою работу. Мне нравится то, что я могу сделать для семей. Люблю, когда лицо ребенка озаряется чистым счастьем.

Но я также ненавижу свою работу. Ненавижу за то, что есть причина, по которой эти дети нуждаются в надежде. Ненавижу, когда вижу, как их крошечные тела страдают в больнице.

И особенно я ненавижу, когда мне сообщают, что один из моих особенных детей скончался.

На следующее утро после нашей ссоры я только что приняла расслабляющую ванну, когда Пакстон постучал в дверь. Я впускаю его, не желая ссориться, но зная, что мы должны поговорить об этом. Он забронировал комнату и спал рядом со мной, стена к стене, всю ночь. Я металась и ворочалась, встала рано, чтобы наполнить ванну пузырьками, и не вылезала, пока мысли не прояснились, а пена не исчезла.

Я говорю ему, что сначала оденусь, и через минуту у меня звонит мобильный телефон.

Пакстон берет его, потому что я с трудом натягиваю свои узкие джинсы, и слышу его волнение, когда он говорит мне, что Шерри, мама Райана, у телефона.

Через долю секунды я слышу его вздох, когда, как позже узнаю, она сообщает ему подробности.

Вирусная инфекция. Слишком поздно, чтобы успеть. Подорвала его иммунную систему и оставила его без шансов побороть болезнь.

Мы сидим на кровати некоторое время после того, как он поговорил с ней по телефону, рыдания доносились с другого конца, когда она рассказывала нам о подготовке к похоронам.

― Иногда я ненавижу этот мир. ― Я задыхаюсь от слез в горле, некоторые из них вырываются из моих слезных каналов.

Я прижимаюсь к Паксу, и все мысли о нашей ссоре и неуверенности, которую я чувствовала вчера, полностью стираются. Все это не имеет значение, когда речь идет о жизни и смерти. Пакстон был здесь, мы любили друг друга, и мы оба были в этом, как в хорошие, так и в плохие времена.

― Я знаю, детка. Знаю. ― Он качает меня, как ребенка, пока я плачу в его объятиях, мои спутанные влажные волосы покрывают его рубашку, а из носа текут сопли.

Всегда было ужасно терять детей, видеть, как страдают их семьи, но этот случай задел за живое. Райан был... ярким светом в этом порой темном мире. Он был лучом надежды, галактикой личности, смешным, милым и легко привлекательным. И тот факт, что у него был тот же рак, что и у Эзры... это был тяжелый удар.

― Он был таким хорошим, такая добрая душа. ― Я икаю.

― Он был абсолютно лучшим. Это, бл*дь, несправедливо. ― Пакс замолкает, и впервые за все время моего нервного срыва я поднимаю голову и вижу, что ему больно.

Он тоже любил Райана.

― Он свел нас вместе в тот день в парке. Я люблю тебя, Пакс.

Я говорю серьезно. Вчера мне было больно, но сейчас все это не имело значения.

― Я так сильно тебя люблю. ― Пакс касается моих губ своими, подтверждая, что все в порядке.

Когда мы насыщаемся, почувствовав, что после вчерашних событий снова на равных, я отстраняюсь.

― Я собираюсь оплатить похороны.

Обычно я не придерживалась такой практики, но в некоторых случаях хотела это сделать. Это не только помогало семьям, чьи медицинские расходы обычно накапливались до непреодолимых счетов, но и помогало мне чувствовать себя лучше. Я могла сделать что-то полезное, снять бремя с их спин. Я делала это, когда могла.

― Позволь мне помочь, позволь мне внести свой вклад. Я тоже хочу. ― Пакс кивает.

Я не собираюсь спорить, я хочу, чтобы у семьи Райана было все, что им нужно.

***

Два дня спустя мы похоронили милого маленького мальчика.

На похороны собрались люди всех возрастов и профессий, которых касался Райан. Половина команды Гепардов отказалась от утренней тренировки за несколько дней до Суперкубка, чтобы быть там, многие из них помнили тот славный день, когда Райан бегал вокруг и играл с ними в мяч.

В зале не было ни одного сухого глаза, когда его отец подошел к алтарю, говоря о сияющей личности своего сына и его способности видеть мир в позитивном свете, даже когда он нанес ему дерьмовый удар. Он попросил всех нас похлопать Райану, сказал, что его сыну понравилось бы, что он особенный для стольких людей. Когда зал взорвался, мне пришлось прислониться к Пакстону, чтобы не разрыдаться на месте.

Когда два часа спустя мы покидали бранч для друзей и родственников, мне казалось, что мои глаза должны закрыться на следующие четыре дня.

― Я не знаю, как ты делаешь это снова и снова. ― Пакс качает головой, его глаза тоже налились кровью.

Я делаю глубокий вдох.

― Вот почему я это делаю. Если могу принести хоть немного добра этим семьям за то короткое время, что у них есть вместе, я хочу это сделать. Неважно, как больно, снова и снова, я знаю, что должна это сделать. Это хоть на мгновение заживляет трещины в моем сердце, образовавшиеся после смерти Эзры. Вижу его в каждом ребенке, и если могу дать им хоть минуту облегчения от этого, я буду счастлива страдать от последствий.

Он кивает, по радио тихо поют «The Eagles».

― Я так горжусь тем, что знаю тебя, Деми. Ты ― воплощение добра в этом мире.

Протянув руку через консоль, я переплетаю наши пальцы.

― Спасибо, что пошел со мной сегодня. Я проделала много таких дел в одиночку. Это помогает, когда рядом есть кто-то, кого ты любишь.

― Я не знаю, как ты живешь после этого. ― Пакс качает головой, в нем все еще ощущаются тиски похорон.

Я знаю, что он чувствовал, как не мог отпустить мысль о смерти маленького невинного ребенка. Это казалось неправильным. Не было никакого способа понять это.

Солнце уже почти село, день казался невероятно длинным, но было только семь часов. Темнота окутала машину, и легкий холод начала февраля в Шарлотт проникал в мои кости.

― Эти родители... как жить дальше? ― задыхается он, и я понимаю, что Пакстону плохо.

Я вздыхаю, сжимая его бедро.

― Ты просто делаешь это. Ты больше не цельный человек, мы с тобой знаем, что такое потерять кого-то. Но с каждым днем, с каждым годом это становится немного более управляемым. Это никогда не бывает легко, есть моменты, когда ты чувствуешь себя парализованным потерей, но ты выживаешь. И помнишь хорошие моменты. Цепляешься за них, чувствуешь чистое счастье, которое было в те времена.

― Когда у нас будут дети, я никогда не смогу выпустить их из виду.

От этих слов Пакстона у меня перехватывает дыхание, потому что, конечно, я думала о детях, но он просто прямо сказал об этом.

― Ты хочешь детей?

― Дюжину, достаточно, чтобы собрать баскетбольную команду или основать собственную певческую группу, как в том фильме в Австрии.

Я смеюсь.

― «Звуки музыки»? Хорошо. Когда мы начнем работу над труппой?

Безумие его заявления и головокружение, которое я испытываю, когда говорила о гипотетическом создании семьи с Паксом, захлестывают меня. Это ослабляет напряжение, оставшееся после похорон, и я хочу использовать это, чтобы вытащить Пакстона из его горя.

― Я бы начал еще вчера, если бы ты позволила. Кто знает, может, мои ребята будут плавать еще усерднее, если их немного потренировать.

Я фыркаю и закатываю глаза.

― Да, ведь именно так рождаются дети. Ты же знаешь, что я принимаю таблетки.

― Давай удалим вратаря. ― Пакс смотрит на меня, на его лице нет улыбки.

Я шлепаю его по руке.

― Иди отсюда.

― Я серьезно. Давай заведем ребенка. Это лишь вопрос времени, когда мы все равно захотим попробовать. ― Теперь его лицо светится от возбуждения, и я знаю, что он переживает эмоции из-за сегодняшней травмы.

Погладив его по щеке, когда Пакс сворачивает на улицу, где находилась моя квартира, я улыбаюсь.

― Давай поговорим об этом после того, как пройдем через самую большую игру в твоей карьере. О, и пенсия. Я думаю, что у тебя сейчас достаточно забот.

Мы отложили обсуждение, но в ту ночь, когда я легла рядом с ним, все, о чем я могла думать, ― это пухлый малыш с глазами Пакса и моими волосами.

ГЛАВА 38

ПАКСТОН

С того момента, как раздался телефонный звонок о Райане, я понял, что мне нужно как можно скорее сделать Деми предложение.

Если задуматься, это было немного нездоро́ во, когда смерть напоминала нам о самых важных вещах в жизни. Так было, когда я потерял родителей, перестал дурачиться, как в переносном, так и в прямом смысле, и поумнел. А теперь, после потери нашего маленького друга, я понял, что не должен больше тратить время на то, чтобы сделать любимую женщину своей женой.

Итак, я отполировал кольцо, положил его в новую бархатную коробочку и сделал единственный звонок, который, как я знал, был необходим, прежде чем встать на одно колено.

Если под моими мокасинами нет лужицы пота, значит, мой дезодорант справляется со своей задачей на все сто.

Я снова вытираю руки о брюки, проверяю часы и делаю еще один глоток воды. Официант спросил, не хочу ли я чего-нибудь покрепче, но мне нужна ясная голова. Аарон Розен уже напугал меня до смерти, мне не нужно, чтобы он бегал вокруг меня кругами в разговоре после того, как я выпью.

Он должен был догадываться, почему я пригласил его на обед, и, вероятно, поэтому сукин сын опаздывал. Это была тактика запугивания, и она работала.

― Пакстон. ― Голос Аарона дружелюбный, но властный, раздается у меня за спиной.

Я встаю, чтобы поприветствовать его, протягивая руку.

― Мистер Розен, рад вас видеть. Спасибо, что согласились встретиться со мной.

Он пожимает ее.

― Ты можешь называть меня Аарон. У меня такое чувство, что мы скоро станем гораздо ближе.

Официант подходит, увидев, что мы сели, и принимает наши заказы. Я заказал безвкусное блюдо с высоким содержанием белка и овощей, с небольшим количеством углеводов. Поскольку до Суперкубка оставалось всего два дня, мне нужно было придерживаться строгой диеты.

После того как нам принесли напитки, я сразу перехожу к делу.

― Думаю, вы знаете, почему я пригласил вас сюда сегодня. ― Я делаю паузу, ожидая, что он догадается.

Но Аарон просто сидит с каменным лицом, ожидая, пока я предположительно приведу свои доводы. Моя рубашка прилипла к коже, пот катился по спине.

― С тех пор как я вернулся в Шарлотт и впервые за много лет увидел вашу дочь, я понял, что все делал неправильно. Жизнь, то есть. Потому что без нее я просто выживал. Работал на парах. Деми, ваша дочь, она ― причина моего возвращения, даже если я этого не знал. Судьба, и это может показаться банальным, вмешалась. Я хотел бы жениться на ней, сэр. Прошу вашего разрешения. И прежде чем вы зададитесь вопросом, достаточно ли я достоин... просто знайте, что, скорее всего, нет. Никто не достоин, не для таких, как Деми. Но... я обещаю, что буду стараться изо всех сил, чтобы стать достойным. Защищать ее, ставить ее превыше всего, любить и обеспечивать ее. Обещаю не мешать ее успеху, ее независимости. Поэтому, пожалуйста, я пришел сюда, чтобы просить у вас ее руки. Вы позволите мне жениться на вашей дочери?

Аарон смотрит на меня, пристально изучая, и я понимаю, что он переваривает мои слова.

― Ты не еврей, ― выражение его лица каменное, когда он, наконец, начинает говорить.

― Нет, сэр, не еврей. Но это выбор вашей дочери, и я ее очень люблю. И не хочу осмелиться говорить за вас, но скажу, что вы предпочли бы, чтобы она была бесконечно счастлива, а не выходила замуж за человека, в котором не была полностью уверена, только потому, что они придерживаются одинаковых религиозных убеждений.

Одна бровь приподнимается, и я думаю, может быть, я поймал его ферзя в этом шахматном поединке умов.

― А как насчет детей? Если бы я принял тебя в свою семью, я был бы очень разочарован, если бы не смог поделиться своей верой с внуками.

Я использую руки, чтобы говорить.

― Я понимаю это, но опять же, это будет выбор Деми и мой. Хотя я не против этого. Я хочу сделать ее счастливой, это миссия моей жизни. И если она этого хочет, я не буду стоять на пути.

Приходит официант, ставит перед нами еду, а Аарон все еще не дает мне ответа. Я начинаю волноваться, и впервые с тех пор, как придумал план сделать Деми предложение, у меня появились сомнения в том, что это действительно произойдет.

Что я буду делать, если ее отец скажет «нет»? Я знаю свою девочку, она захочет, чтобы я получил его разрешение. Она традиционна, и для нее много значит благословение ее родителей на наш будущий брак. Я не могу представить себе жизнь без нее, но на что будет похожа жизнь без одобрения ее семьи?

― Хорошо, ― говорит он, разрезая свой стейк, не глядя на меня.

― Что? ― Я почти не слышал его.

Аарон откладывает свои приборы и равняется со мной.

― Я сказал, хорошо. Ты можешь жениться на моей дочери. У тебя есть мое разрешение. Но если ты хоть раз обидишь ее, Шоу, я отпилю тебе яйца тупым ножом для стейка.

Чтобы доказать свою точку зрения, он снова начинает резать мясо, почти взламывая его. Я глотаю, зная, что он не лжет. Но в то же время я в экстазе, адреналин бурлит в моих венах от перспективы так скоро встать на одно колено.

― Спасибо, Аарон. Я действительно хочу стать частью вашей семьи и планирую сделать вашу дочь очень счастливой.

Он отмахивается от меня.

― Не подлизывайся, сынок. Ешь свою еду, тебе нужно готовиться к игре. Кстати говоря, я слышал об отставке. Не могу сказать, что не давал согласия на твою будущую помолвку с учетом этого. Думаю, брак будет более стабильным, если ты не будешь в разъездах полгода.

Я киваю.

― Я тоже согласен.

Он направляет нож в мою сторону.

― Но не успокаивайся, мужчина должен работать. Что ты планируешь делать после того, как повесишь эту майку?

Я проглатываю свою еду, все еще нервничая в его присутствии, хотя главный вопрос уже позади.

― У меня все еще есть контракты и сделки, которые нужно выполнить, так что они будут держать меня занятым. Но я знаю, что мне нужно найти что-то, что займет мое время. Я разберусь с этим, как мы знаем, у меня есть и другие интересы, кроме футбола.

Аарон улыбается, это первое не угрожающее выражение, которое он принес за этот стол.

― Я рад, что ты тот, с кем она наконец-то готова остепениться. Мне нравятся мужчины, которые не боятся сделать шаг навстречу. А теперь позволь мне рассказать тебе о моем последнем прочтении, думаю, оно тебе тоже понравится.

Пока он рассказывал о своей последней одержимости романом, мы благоприятно и дружелюбно пообедали. И в глубине души я понимал, что обретаю не просто жену, а семью.

ГЛАВА 38

ПАКСТОН

8 лет назад

Я собирался уехать раньше. По крайней мере, так мне сказал мой агент.

Мама, папа и Дилан сидят рядом со мной, наш стол теснится на арене, где собрались другие лучшие рекруты из разных колледжей по всей стране. Это место живет энергией и тревогой, которые витают в воздухе, и вы могли бы протянуть руку и схватить немного, если бы действительно захотели попробовать.

Я не могу поверить, что это наконец-то произошло. Всего прошлую неделю я гулял по кампусу своего колледжа, размахивая своим членом, как будто меня нельзя было трогать. Как будто я был непобедим.

И я все еще непобедим, но не могу побороть это чувство маленькой рыбки в большом пруду, которое одолевает меня с момента комбайна. На котором, кстати, я установил рекорд.

― Дорогой, я так горжусь тобой. ― Мама вытерает слезу с глаза и сжимает мою руку под столом.

― Мам, может, хватит плакать? ― Дилан пишет смс на своем телефоне, закатывая глаза.

― Это все для тебя, мам. ― Я улыбаюсь ей наполовину серьезно, а наполовину для того, чтобы мой брат выглядел плохим ребенком.

― Поцелуй в задницу, ― бормочет Дилан.

― Святая корова, это же Джон Элвей. ― Папа похож на задорного школьника.

― Чертовски круто, правда? ― Я присоединяюсь к его восторгу, потому что это было нереально ― видеть столько своих кумиров в одной комнате.

― Пакстон, язык! ― ругает меня мама.

Я наклоняю голову в знак извинения, а затем тяну за воротник рубашки, галстук только заставил меня вспотеть еще больше, чем я уже был. Какой-то бренд, я забыл его название, заплатил мне кучу денег только за то, чтобы я надел их костюм сегодня. Насколько это было безумно? Они заплатили мне. Вот что это был за уровень, следующий уровень в этом спорте. Конечно, футбол в колледже приносил красивых кисок и бесплатные напитки, неплохую экипировку... но это был серьезный уровень.

Быть профессиональным футболистом означало рекламные сделки и кампании, шанс создать свою собственную экипировку или заняться собственной линией продуктов. Я понятия не имел, что это будет, но, черт возьми, у меня были все ресурсы под рукой, если я реализую свой талант в игре.

― Сынок, я просто хочу, чтобы ты сделал глубокий вдох. Если ты не станешь первым, ничего не изменится. Для меня большая честь просто быть здесь. ― Отец хлопает меня по плечу.

Мои родители были лучшими, всегда поддерживали нас с братом и показывали нам честный, скромный путь. Я потерял часть этого, находясь вдали от них в школе. Часть моей совести сгорала каждый раз, когда я совершал какой-нибудь идиотский поступок в кампусе, или в баре, или со случайной девушкой в случайной комнате.

Но теперь, когда я был здесь, с ними, что-то встало на свои места. Мне не хотелось отвечать отцу каким-нибудь ехидным замечанием, как я ответил бы одному из своих приятелей в нашем братстве. Мне очень хотелось выслушать его, принять искренний совет и применить его на практике. Я хотел, чтобы мама похвасталась мной, дала мне золотую звезду. Я был похож на чертовски нарядного детсадовца, и, возможно, это было бы по-свински, но сейчас я просто собирался позволить этому случиться.

― Понял, пап. ― Я киваю ему, посерьезнев.

Прошло много времени с тех пор, как моя семья была вместе. На рождественских каникулах у меня была игра в боулинг, поэтому я не смог приехать домой. Потом мама с папой прилетели ко мне на день рождения в апреле, а Дилан приехал в гости в феврале. Я знаю, что он уезжал домой на каникулы, но мы не были все вместе, как семья из четырех человек, с... прошлого года?

И вдруг я понял, как трудно будет собрать нас четверых вместе, когда я каждую неделю путешествую и тренируюсь. Лига была в тысячу раз более требовательной, чем колледж, и меня пронзила грусть от мысли, что теперь большую часть жизни я буду один.

Начался драфт, музыка была драматичной и немного пошловатой, но именно такой, какой и требовал этот момент.

― Массачусетс получает право первого выбора в первом раунде, ― объявил церемониймейстер в микрофон на сцене.

Моей любимой команде, за которую я болел, понадобилась всего одна минута и шесть секунд, чтобы подтвердить свой выбор.

И когда нынешний защитник команды, которого я боготворил на протяжении шести сезонов, подошел к микрофону, наклонился и произнес мое имя, я едва мог в это поверить.

Комната всколыхнулась вокруг меня, мама вскочила и обняла меня за шею, плача в нее, ее слезы смочили лацкан моего костюма. У отца было самое гордое выражение лица, которое я когда-либо видел, и даже Дилан встал, чтобы стукнуть меня кулаком. А потом сказал, чтобы я достал ему абонементы.

Но когда я стоял на сцене, пожимал руки и держал в руках майку со своим именем на спине, я не мог не смотреть на толпу.

Увидел других игроков, сжимающих руки своих девушек.

И некоторые из них были жены, были дети.

Они были больше сосредоточены на них, чем на том, кто их выбрал или в какой город они переедут. У них были люди, к которым они смогут вернуться домой и разделить с ними это путешествие.

И впервые в жизни я подумал, что, возможно, я совершил ошибку, когда дело касалось женщин. Как правило, я был с ними не больше раза. Они были не более чем сексуальным, кокетливым отвлекающим маневром.

Но сейчас я хотел знать, что Деми Розен думает о том, что я стану номером один. У меня было желание лечь с ней в постель, поговорить после того, как мы вытрахаем друг другу мозги. Я жаждал знать, смотрит ли она и счастлива ли. Не только для меня, но и в жизни. Я ушел, не попрощавшись, и теперь мне было как-то не по себе от этого.

Стоя на самой большой сцене в моей жизни, я думал о женщине.

И теперь, вероятно, было уже слишком поздно что-либо с этим делать.

ГЛАВА 40

ДЕМИ

― Я знаю, что это не идеальное патио на крыше, но это лучшее, что я могла сделать в кратчайшие сроки.

Я распахиваю дверь, и нас встречает ночной воздух. Пакс выходит следом за мной.

― Как тебе это удалось? Хочу ли я вообще знать? ― Пакс целует меня в щеку и смотрит вверх.

― Возможно, я отозвала посыльного в сторону, дала ему полтинник и убедила его, что это то, что нужно Пакстону Шоу, чтобы гарантировать этому городу победу в Суперкубке. ― Я пожимаю плечами.

Он усмехается.

― У прессы был бы отличный день, если бы они узнали об этом.

― Эх, какая разница, завтра ты уходишь на пенсию. ― Я подхожу к нему, наклоняюсь и прислоняюсь к нему головой, глядя вверх.

― Откуда ты знала, что это именно то, что мне нужно сегодня вечером? ― Он прижимает меня к себе.

― Потому что я знаю тебя, Пакстон Шоу. И я хотела улизнуть с тобой в стиле подростковой мечты.

― Наши родители могут узнать... или тренер. Тогда у меня будут большие проблемы. Технически, я должен сейчас спать.

― Я никому не скажу. ― Подношу палец к губам, и он прикусывает его. ― У меня есть еще один сюрприз.

Раскрывая корзину, достаю плед для пикника и несколько закусок. Расстилаю его, а Пакстон все это время наблюдает за происходящим с небольшой улыбкой на губах.

Вытащив бутылку игристого сидра, я взмахиваю рукой в стиле Ванны Уайт.

― Прямо как на нашем свидании на пикнике, на которое ты меня заманил.

Пакс разражается смехом, садясь рядом со мной.

― Мне нужно было что-то делать, ты отвергала все мои ухаживания. Должен сказать, не без оснований, но все же парню нужен был перерыв.

Я наливаю нам немного сидра в пластиковые фужеры для шампанского, которые принесла с собой, и протягиваю ему один.

― За Райана.

Он свел нас вместе, я стольким обязана этому мальчику. Мы звякаем бокалами, горько-сладкая нота наполняет воздух, пока мы пьем.

― Мы обязаны ему всем этим. ― Пакс повторяет мои мысли в миллионный раз с тех пор, как мы снова вместе. ― Ты думаешь, он там, наверху?

Он указывает на звезды над нами, гобелен света, освещающий крышу.

― Я знаю, что он там. Наверное, хихикает над нами, когда мы целуемся, и выкрикивает команды, которые тебе нужно выполнить завтра. Он будет сидеть прямо на пятидесятиярдовой линии, я верю в это.

― Это точно. Он знал свой футбол. ― Пакс съедает немного пасты, который я принесла для нас.

― Ты нервничаешь перед завтрашним матчем? ― Я никогда не спрашивала его об играх, потому что, как правило, не так уж много знала.

Он качает головой.

― Не очень. Я всегда думаю о Суперкубке как о единственной игре, где я могу повеселиться.

Я изучаю его, сбитая с толку.

― Повесилиться? Разве это не самое большое давление на тебя?

Рука Пакса находит мою, как будто это было бессознательное движение.

― На самом деле, как раз наоборот. На кону ничего не стоит. Конечно, слава победы, поднятие трофея... но после этого ничего нет. Это не та игра, которую мы должны выиграть любой ценой. Мы не пытаемся сохранить рекорд или попасть в плей-офф. Это просто для хвастовства, для победы. Это единственный раз, когда мы, по крайней мере, я так думаю, можем сыграть за того маленького мальчика, который влюбился в эту игру.

Это было поэтично в каком-то смысле, и я понимаю это.

― Значит, выходи завтра и получай удовольствие.

Он улыбается.

― Именно. Тем более что это моя последняя игра, на которую я надеваю щитки. Это кажется сюрреалистичным. Я делал это так долго. Что буду делать теперь?

Я придвигаюсь к нему, облокачиваюсь спиной, и мы наклоняемся, чтобы посмотреть на звезды.

― Будешь отцом, сидящим дома?

Я чувствую, как все тело Пакса напрягается.

― Есть что-то, что ты хочешь мне сказать?

Чтобы подразнить его, я жду немного, а затем смеюсь.

― Нет, нет. Но, возможно, когда-нибудь это произойдет.

Он снова ровно садится, играя пальцами с моими волосами.

― Я бы очень этого хотел. Да, быть отцом, который дома. А ты иди и будь кормилицей, миссис генеральный директор.

― И это тебя не беспокоит? ― Мне нужно было знать, будет ли мое ведение бизнеса тем, что его устроит в долгосрочной перспективе.

Многие мужчины говорят, что они не против, что им нравятся сильные женщины. Но когда доходило до этого дела, я слышала и видела много ситуаций, когда отношения разваливались из-за того, что мужчина не мог справиться с успехом женщины. Я знаю, что до сих пор Пакс поддерживал и понимал мой напряженный график, но если я стану более серьезной ― выйду замуж, создам семью, будущую жизнь, ― это будет означать, что он будет проводить больше времени вдали от меня.

― Конечно, нет. Я имею в виду, что, по-моему, очень важна работа, которую ты делаешь. И то, что ты босс в сленговом и традиционном смысле. Ты вдохновляешь меня работать усерднее, то, что я сделал, ― ничто по сравнению с тем, что ты создала. Я достаточно уверен в себе, чтобы смириться с твоим успехом.

Я улыбаюсь, прижимаясь к нему.

― Хорошо. А теперь помолчи, я пытаюсь смотреть на звезды.

Пакс хихикает, но больше ничего не говорит.

Мы пробыли на крыше еще час, дольше, чем следовало. Но это была прекрасная ночь, и расслабляющее чувство быть вместе, в тишине, после недели хаоса, было слишком хорошим, чтобы отказаться. Было ощущение, что мы находимся на пороге чего-то грандиозного. Эта большая игра, отставка Пакстона.

Но и чего-то еще.

Я не могла определить, что именно, но после завтрашнего дня мне казалось, что весь мир изменится.

ГЛАВА 41

ПАКСТОН

Мои товарищи по команде окружают меня, наши руки прижаты к сердцам, когда певица кантри, которую я не узнал, исполняет прекрасный национальный гимн.

Я встречаюсь взглядом с Коннором, который кивает, под его глазами размазаны черные полоски смоляной краски. Мой взгляд обшаривает стадион, вбирая в себя запахи и звуки, которые стали моей песней, моим саундтреком на протяжении последних восьми лет.

Вот оно. Последняя игра. Я давно знал, что она состоится, но не был полностью готов к эмоциям, сжимающим мое сердце и заставляющим непролитые слезы подступать к горлу.

Я нашел их на трибунах, в семейном отсеке, который располагался прямо над пятидесятиярдовой линией, на самом верху первой секции сидений. Деми стояла, положив руку на сердце, под ее большой курткой-паркой была моя майка. Она выглядела потрясающе, мой счастливый талисман, мой второй шанс. Как, бл*дь, мне повезло, что она дала мне его? Это было божественное вмешательство, если я когда-либо видел такое. Подарок звезд.

По одну сторону от нее стоял Дилан, на его лице белой краской был нарисован мой номер. Он выглядел как полный фанат, и я рассмеялся над его энтузиазмом.

А с другой стороны стояли Сара и Аарон. Они были так взволнованы, когда я послал им билеты и сказал, что не хотел бы, чтобы они пропустили этот важный момент. Они не знали, что момент, который они не должны были пропустить, ― это не сама игра, а грандиозный жест после ее окончания.

Гимн закончился, и наша команда собралась в объятия, а тренер произнес одну из самых мотивирующих речей, которые я когда-либо слышал:

― Ребята, мы чертовски усердно работали в этом сезоне. Мы преодолели все трудности, которые были против нас. Никто не думал, что, в конце концов, мы окажемся здесь. Но вот мы, бл*дь, здесь! Выходите и сыграйте лучшие четыре четверти в своей жизни. Ничего не оставляйте без ответа, ничего не оставляйте на поле! Шестьдесят минут славы, вот чего я от вас хочу. Руки вверх!

Мы все подняли их, круг мужества и отваги наполненный необузданной энергией, которая может вызвать взрыв.

Как только раздается первый свисток, наша команда получает мяч, и принимающий мяч бежит к сорока метрам. Пора приступать к работе, и я чувствую, как кровь бурлит в моих венах. Я практически слышу ее, она течет сверхурочно и дает мне этот неописуемый адреналиновый кайф.

Я выстраиваюсь в линию, угловой защитник, прикрывающий меня, говорит с усмешкой, а я не обращаю внимания. Это моя игра, ему не место на моем поле. Меня захлестывает молодость и задиристость, и я снова возвращаюсь к тому, как был крутым всезнайкой, который делал рискованные розыгрыши, которые иногда окупались, а иногда нет. Это эго в сочетании с моими знаниями сейчас ― вот что поможет мне пройти через это.

Игра за игрой, мы продвигаемся вперед, забивая или набирая первые очки. Кажется, что время стоит на месте, и впервые за год я не чувствую ломоты и боли, присущих старости спортсмена. Как будто Вселенная позволяет мне сделать последнюю попытку сыграть в футбол без единой царапины. Мое колено подвижно, сухожилия сгибаются, а мышцы напрягаются, при этом мне не нужно отдавать предпочтение другой ноге или облегчать ее.

Я вкладываю все силы в последние выпады, пытаясь увидеть игру глазами маленького мальчика, который влюбился в нее.

Потому что это будет его последний раз, мой последний раз под светом прожекторов.

***

Конфетти повсюду.

В моих волосах, во рту, трепещущие с неба, как звезды, взорвавшиеся в цвета нашей команды.

Это море людей, камер, новых атрибутов чемпионата, которые бросают в меня или посыпают на голову. Мои товарищи по команде плачут счастливыми слезами, а репортеры суют мне в лицо микрофоны, пытаясь получить цитату от единственного парня, который сейчас находится на вершине мира.

Это была моя лебединая песня. Последняя игра. Кольцо. Ухожу, как чемпион.

Мое тело, мое сердце, мой разум ― все они поют с триумфом. И есть только один человек, с которым я хочу разделить все это прямо сейчас.

Я вижу ее сквозь толпу, ее волосы цвета молочного шоколада дико развеваются на ветру, когда она поздравляет человека за человеком, каждую секунду подпрыгивая рядом с Диланом в недоумении.

Убирая людей с дороги, уворачиваясь от камер и поздравлений, я, наконец, пробираюсь к ней.

― Детка! ― кричит она, обнимая меня за шею и почти прыгая в мои объятия.

Я зарываюсь носом в ее волосы, крепко прижимаю ее к себе, наслаждаясь этим моментом. Деми единственная, кого я хочу видеть рядом с собой каждый момент жизни. Мне потребовалось много времени, чтобы понять это.

Поставив ее на землю, я опускаюсь на одно колено, доставая коробочку с кольцом из своих футбольных штанов. Всю игру эта штука была у меня в запасном шлеме на боковой линии. Я протянул ее ей.

― Деми Розен, я закончил эту главу. Теперь я хочу начать следующую. Ту, в которой мы будем жить долго и счастливо. Я знаю, что ты исполняешь желания, поэтому я бы хотел, чтобы ты исполнила мое. Выходи за меня. Сделай меня самым счастливым человеком на этой земле. Самым счастливым человеком в галактике.

Люди вокруг нас начинают понимать, раздаются крики и волчий свист. Затем толпа начинает аплодировать, должно быть, это показывают на Джамботроне.

Но я сосредоточен только на Деми, ее выражение лица бесценно. Она стоит неподвижно, ее рот открыт, слезы блестят в ее прекрасных карих глазах. Я жду, стараясь не переспрашивать, потому что знаю, что она в шоке.

― Ответь мальчику, баббала! ― Ее мама подталкивает Деми, оба родителя смотрят на нее с удивленным благоговением.

Я смотрю на нее, действительно смотрю на нее, медленно приближая кольцо к ней.

― Да, ― шепчет она, ее глаза смотрят на меня, слезы текут по ее щекам.

Я больше не стою на своем колене, которое начинает пульсировать, и вместо этого вскакиваю, чтобы поднять Деми в знак торжества. Она визжит и зарывается головой в мое плечо.

― Я так тебя люблю, ― шепчу я ей в волосы.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя уже очень давно, ― шепчет она в ответ.

Кто-то вокруг нас кричит:

— Она сказала да!

Со всех сторон вспыхивают вспышки, и люди бросаются к нам, оттискивая Деми от меня. Я смеюсь, вся атмосфера ― сплошной праздник. Я снова подхожу к ней.

― Думаю, мне нужно дать тебе кое-что, чтобы закрепить сделку. ― Я беру ее левую руку, надеваю кольцо на палец.

Изучая его на своей руке, Деми подносит вторую ко рту.

― Оно такое красивое. Пакс, я не могу в это поверить.

Я смотрю на кольцо на ее руке, зная, что оно находится именно там, где должно быть. Это кольцо ― дом.

― Оно принадлежало моей матери.

Вдох, а затем слезы.

― Это самое особенное кольцо, которое ты мог выбрать. Я обещаю, что буду беречь его вечно.

Взяв ее лицо в свои руки, я слегка целую ее, а затем прислоняюсь лбом к ее лбу.

― Я знаю, что ты это сделаешь, потому что я никогда не позволю тебе снять его. Ты моя. Навсегда.

И тут снова наступает хаос. Ее родители душат ее, а Дилан трясет меня за плечи и кричит о том, что он будет шафером и сядет на платформу на параде Суперкубка. Пресса окружает нас, задавая вопросы о моей игре и помолвке.

Но сквозь все это я смотрю на Деми. Моя будущая жена.

ГЛАВА 42

ДЕМИ

Месяц спустя

― Пожалуйста, скажи мне еще раз, зачем мы это делаем?

Я втягиваю воздух, который обжигает мои легкие, когда слышу, как застегивается молния на спине платья.

― Челси, если ты не хочешь поддерживать меня, тебе не обязательно быть здесь, ― полушутя говорю я.

Швея хлопает меня по плечу, давая понять, что я могу повернуться и выйти.

Я уже на полпути к выходу из примерочной, когда моя лучшая подруга снова отвечает.

― Я имею в виду не примерку свадебных платьев. Имею в виду, почему мы делаем это так скоро? Разве люди не ждут немного, прежде чем начать планировать свадьбу? И уж тем более не планируют ее меньше чем через девяносто дней.

Нежные слои тюля развеваются вокруг меня, пока я смотрю на группу людей передо мной.

― Мама, ты собираешься плакать на каждом из них?

Она сморкается, снова всхлипывая.

― Ты просто выглядишь такой красивой!

Мама сидит рядом с Фаррой, которая выглядит так, будто у нее аллергия на плач моей матери. Челси сидит рядом с моей коллегой, а Хилари, с которой я сблизилась, даже не смотря на то, что Пакстон уходит на пенсию, тоже смотрит. Все они собрались вместе, чтобы составить мой свадебный банкет, и очень помогли мне организовать нашу свадьбу.

После того как первоначальный шок и празднование Суперкубка и нашей помолвки прошли, что заняло около недели, мой жених заявил, что хотел бы жениться как можно скорее. То есть завтра, и он не шутил. Я немного отговорила его, сказав, что давно мечтала об этом моменте, и что если мы не устроим моей маме сказочную свадьбу, она нас обоих запытает до смерти.

И вот я здесь, пытаюсь найти свадебное платье своей мечты за неделю, чтобы мы могли пожениться через два месяца. Я уже наняла фотографа, друга Хилари, который делал их семейные портреты здесь, в Шарлотт. Мы забронировали место проведения торжества, что оказалось на удивление легко благодаря моим связям в сфере планирования мероприятий. Я воспользовалась услугами того же флориста, что и для каждого ежегодного гала-вечера «Желание на звезду», а Пакстон отвечал за оркестр и размещение в отеле. Может быть, это был бы вихрь, но я была удивлена тем, как легко все складывалось.

― И, Челс, обычно так и бывает. Но мы потеряли так много времени, ты знаешь это как никто другой. ― Я подняла бровь. ― Итак, скажи мне, нравится ли тебе это?

Я машу рукой, показывая им модель. У платья была полная, пышная юбка с крошечными хрустальными цветами по всей длине. Бретели были иллюзорными и широкими, с глубоким образным вырезом для декольте, но все же скромным. Оно было великолепно, и у меня затрепетало в животе, пока я ждала их ответа.

― Ну, мне оно не так сильно не нравится, как то русалочье дерьмо, о котором ты говорила раньше, так что я согласна! ― Фарра улыбается.

Все это время она была моим рациональным мыслителем, поддерживая меня на верном пути и в рамках бюджета.

― Я думаю, это то, что нужно! ― Хилари хлопает, всегда настроенная позитивно. Они с мамой были на одной волне, и моя мама улыбалась и кивала сквозь истерику.

― Мне нравится. Ты выглядишь невероятно. Но опять же, ты выглядишь невероятно в чем угодно. О, и если Пакстон Шоу когда-нибудь обидит тебя, я сказала ему, что отрежу его дрын и засуну ему в глотку. ― Челси делает движение, как будто разрезает горло.

Ладно, она все еще немного скептически относилась к моему будущему мужу, но уже пришла в себя.

Фарра истерически смеется. Казалось, что моя лучшая подруга по колледжу и лучшая подруга по работе ― это пара, созданная на небесах. Они уже назначили счастливый час для всех нас на завтрашний вечер и назвали его девичником перед девичником. Я уверена, что они вынудили меня устроить популярный девичник только для того, чтобы могли оттянуться по полной, но я была счастлива сделать это для них.

― Я действительно думаю, что это то самое, Деми, ― снова говорит Хилари, кивая, как опытный стилист. Она была моей коллегой по моде; мы молились на алтарь обуви и сумочек. ― Можно посмотреть на эту вуаль? Нет, не эту, а соборную. Каждая женщина заслуживает того, чтобы хоть раз в жизни надеть соборную вуаль. Я планирую надеть ее как минимум три раза.

― Значит ли это, что у тебя будет три мужа? ― спрашивает Челси.

Хилари машет рукой.

― О боже, нет, один муж ― это все, с чем я могу справиться. Нет, я заставлю Чарльза жениться на мне еще два раза. Ради романтики, но в основном для того, чтобы я могла купить еще два свадебных платья, совершенно не похожих на то, которое было на мне в первый раз.

Моя мама начинает смеяться.

― Разве это не правда? Одного мужа, конечно, достаточно. Вот почему все хотят, чтобы ты с первого раза подобрала его правильно, потому что попытки найти другого совершенно изнурительны. Не говоря уже о том, что я никогда не буду стирать белье другого мужчины. Нет, спасибо.

Челс обнимает маму, смеясь.

― Аминь, мама Розен!

Консультант надевает на меня вуаль, закрепив ее в волосах, и приносит мне серьги в тон.

― О нет, она не будет их носить. ― Моя мама отталкивает ее, и я улыбнулась ей.

Я знаю, почему она не хочет, чтобы я их надевала.

― Ты все еще хочешь, чтобы я их надела?

Мама кивает, слезы навернулись на нас обеих.

― Конечно, хочу, твоя бабушка хотела бы, чтобы ты носила ее жемчуг.

До своей смерти бабушка постоянно рассказывала мне, как она ждет не дождется, когда увидит свои жемчужные и бриллиантовые серьги, свою самую ценную вещь, на мочках своей единственной внучки в день свадьбы. И теперь я собиралась сделать именно это.

Когда все остальное было закреплено и застегнуто, я поворачиваюсь и смотрю в трехпанельное зеркало в конце маленького подиума, который салон располагал в центре магазина.

И у меня отвисает челюсть. Я выгляжу как невеста. Полноценная, сказочная, белоснежная, как рождественское украшение, невеста.

― О боже...

— Именно такой реакции мы и ждали. Продано, мы берем это! ― Челс взмахивает рукой, подавая сигнал свадебному консультанту, чтобы тот упаковывал его. ― А теперь пойдемте выпьем. Я выполнила свои обязанности подружки невесты, и мне нужен крепкий мартини.

Со слезами на глазах я смеюсь.

― Ладно, хорошо, давай заплатим тебе оливками, фаршированными голубым сыром. Но я не думаю, что сниму его до самой свадьбы. Значит, могу носить его еще два месяца, верно?

ГЛАВА 43

ПАКСТОН

Когда Челси предложила провести совместный мальчишник и девичник, я отнесся к этому скептически.

Я хотел, чтобы у Деми было свое пространство с ее подружками. И эгоистично... я хотел провести свою последнюю свободную ночь, занимаясь всякой ерундой со своими друзьями.

Но прошло два месяца после Суперкубка, и вот мы здесь. Четыре рюмки и две бутылки пива, все были пьяны, легкомысленны и готовы к выходным, полным вечеринок и веселья.

― Потанцуй со мной! ― Деми висит у меня на шее, ее облегающее белое платье шелковисто касается кончиков моих пальцев.

Она выглядит как секс на ногах, очень длинные ноги с невероятно высокими каблуками. Платье было коротким, настолько, что я мог чувствовать ее кожу каждый раз, когда касался ее на танцполе. И этого было достаточно, чтобы я сходил с ума от ревности всякий раз, когда на нее падал очередной взгляд.

― Все для тебя, моя невеста! ― кричу я под грохот музыки.

Мы отправились в Оушен-Сити, штат Мэриленд, мировую столицу мальчишников и девичников. Мы уже выпили, сходили на долгий ужин, где много смеялись и пили, а теперь мы просто пили и танцевали. Снова. Именно так и должны были пройти эти выходные.

― Фу, это звучит нездоро́ во! Мне не нравится «моя невеста». ― Пьяная Деми была игривой и разговорчивой, немного менее сдержанной, чем обычно.

Она напомнила мне о колледже... по крайней мере, о хороших временах. Кокетливое предвкушение, которое мы испытывали каждый вечер, то, как меня тянуло к ней. Сейчас все было в тысячу раз лучше, потому что я оставил позади свою глупость и осознал, как удивительно, что я могу вернуться домой и оставаться с Деми каждую ночь.

― Ладно, что тебе нравится? ― Моя голова кружится от выпитого, но мои конечности пели от счастья и возбуждения.

Она пригубила водку с клюквой, фиолетовые и синие огни клуба плясали на ее лице.

― Мне нравятся «детка», «крошка», «сладкая», «зайка», «великолепная», «сексуальная» и «миссис Шоу».

Мой член подпрыгивает, когда она произносит свою будущую фамилию.

― Миссис Шоу, да? Я буду называть тебя так всю ночь, детка.

― Прекрати флиртовать со своим женихом! Это должен быть твой последний выход на свободе! Выпусти свои сиськи! ― Подбегает Челси, разнимая нас и сжимая грудь Деми.

― Это ты сделала эту вечеринку совместной! ― хихикает Деми.

Энтони подходит, покачиваясь, и я понимаю, что он не пил так много уже много лет.

― Я люблю свою жену, мне нравится быть отцом. Ребята, вы знаете, что у нас будет мальчик?

Он говорил об этом только тем в клубе, кто слушал, а потом говорил им снова. Но Энтони был взволнован, и я был рад за парня.

― Дайте этому человеку шот! ― Коннор подходит, на его шее висит мигающее ожерелье из бусин.

― Эй, где ты их взял? ― Фарра хватается за них.

Коннор отмахивается, но я вижу, как его глаза задерживаются на ее декольте.

― Покажи мне свой лифчик, и, может быть, я от них откажусь.

Мы были веселой компанией идиотов, и я не мог придумать лучшей компании, чтобы напиться до беспамятства и разврата.

― Мы в Мэриленде, а не в Новом Орлеане. Хорошая попытка, приятель. ― Фарра безумно ухмыляется, как будто только что сделала замечание века.

― Боже мой, давайте поедем в Новый Орлеан! Я хочу булочку! ― вдруг кричит Деми. ― Быстрее, ты ведь сможешь достать частный самолет или что-то вроде того, правда, детка?

Она смотрит на меня так, будто я могу достать его из воздуха.

― Притормози, гонщик. Мы остаемся здесь. И кто я, по-твоему, миллионер?

― А разве нет? ― Челси показывает на меня, невнятно бормоча.

― Замечание принято. Ты выходишь за меня только ради моих денег, Деми Розен?

Это заставляет мою женщину хихикать.

― Я думаю, ты женишься на мне ради моих. Золотоискатель!

Коннор выбегает на сцену и кричит на диджея. Внезапно включается знаменитый хит Канье Уэста, и все девушки вскидывают руки вверх, издавая крики. Я беру Деми за бедра, прижимаю ее спиной к себе, потирая свой растущий член о заднюю часть, которую я люблю и которой восхищаюсь.

― У тебя есть парень? ― дразню я ее.

― Вообще-то, я выхожу замуж. ― Она показывает мне свой безымянный палец. ― Но на выходные я свободна. Девичник.

Я поднимаю брови, прижимая нас друг к другу, пока ритм врывается в наши вены.

― Как забавно! Я здесь на мальчишнике.

― Хм, ну, я завидую девушке, которая выйдет за тебя замуж, ― она ухмыляется.

― Эй, как насчет того, чтобы провести наше последнее путешествие на свободе вместе? Я видел тихое место, где мы можем... поговорить, ― я подыгрываю.

Деми преувеличенно хмурится.

― Я не буду изменять своему жениху.

Я уговариваю ее, убирая ее волосы в сторону и целуя в шею:

― То, что происходит в Оушен-Сити, остается в Оушен-Сити.

Она тает, мурашки пробегают по всей ее обнаженной коже, когда я исследую губами ее ключицы. Мы не договариваемся, но в следующую минуту я уже тяну ее за собой, направляясь к небольшому алькову, который видел по пути сюда. Он был спрятан в коридоре, где находились ванные комнаты, темный коридор с фиолетовыми бархатными стенами, который был приглушен звуками клуба, сюда не доносилось ничего, кроме ударов ритма.

Деми следует за мной, ее дыхание учащенное и возбужденное, когда я веду нас по коридору и к проему в стене. Кто знал, для чего предназначалось это помещение... возможно, для телефонных звонков или перекуров, если было слишком холодно? Мне было все равно, потому что прямо сейчас я собирался трахнуть здесь свою сексуальную невесту.

― Снимай трусики, ― рычу я, расстегивая ремень.

Мой член кричит на меня в этот момент, такой твердый и налитый кровью, что мне нужна разрядка.

― На мне их нет, ― дуется Деми.

Я хватаю ее и прижимаю к стене так, чтобы ее руки лежали на стене, а щека касалась бархатистой поверхности. Задрав платье, я проникаю пальцами в ее киску, нахожу ее влажной и ждущей меня.

― Еб*ный ад, детка. ― Я должен держать себя в руках, потому что ее аромат и алкоголь в моем организме заставляют меня спотыкаться.

― О, Пакс... ― громко стонет Деми, и мне приходится зажать ей рот другой рукой.

― Ш-ш-ш, тихо, детка. Кто-нибудь нас поймает. ― Я едва могу дышать, я так возбужден.

― Пусть, мне все равно. ― Деми извивается между мной и стеной.

Бл*дь. Я должен быть в ней сейчас. Она вот-вот взорвется, и я хочу это почувствовать.

Грубо сдергиваю штаны, хватаю ее за одно бедро, а другой рукой направляю член. Я надавливаю на ее спину, и она прогибается по моей воле.

― Держись, детка.

Я вижу, как напрягается ее рука на стене, а затем вхожу в нее, пока мои яйца не ударяются о ее клитор.

― О боже! ― практически кричит Деми, и если кто-то находится в ванной, то он точно может это услышать.

Черт, да и люди в клубе, наверное, слышат.

В этот момент мне все равно, ничто другое, кроме моего члена, зарытого в ее влагу, меня не волнует. Мои бедра ударяются о ее задницу снова и снова, когда я прижимаю ее бедра к себе. Она держит руку во рту, кусает ее, стараясь не закричать.

― Я люблю тебя, миссис Шоу. Кончи для меня, миссис Шоу, ― рычу я на нее.

И, словно по команде, я чувствую, как она сжимается вокруг меня, а с губ Деми срывается истошный крик.

Я следую за ее оргазмом, моя кульминация прорывается через меня, когда выстреливаю свою сперму в нее. Я едва могу дышать, прислонившись к стене. Глажу ее бедро, наслаждаясь ощущением ее пота на своих пальцах.

Дымка похоти медленно рассеивается, но когда голова проясняется, Деми начинает хихикать.

Деми поворачивает голову и целует меня в щеку.

― Думаю, нам лучше вернуться к нашей свадебной вечеринке, пока они не поняли, что мы ушли заниматься сексом.

ГЛАВА 44

ПАКСТОН

Джеймс Тейлор играет на заднем плане, поет о поездке в Каролину, и я с ним. Нет места, где бы я предпочел быть.

Шторы в нашей, да, нашей, квартире задернуты для внешнего мира. Я лежу на диване, перелистывая каналы, пытаясь найти фильм, который понравится нам обоим. Триллеры для Деми, вдохновляющие спортивные фильмы для меня... Пойди, разберись.

Моя невеста напевает на кухне, собака возится у ее ног. Я любуюсь ею, наблюдая, как она покачивает бедрами в этих трениках, которые каким-то образом делают ее задницу более соблазнительной, чем когда она голая. Это загадка, как ей это удается... заставляет меня возвращаться за добавкой именно тогда, когда мне кажется, что я знаю каждую ее часть досконально.

Деми приносит поднос с «Твиззлерс», кофейным мороженым и шоколадным пивом «Портер».

― Выходи за меня замуж, девушка моей мечты, ― я ухмыляюсь, ловлю ее за талию и притягиваю к себе.

Она хихикает, темный занавес волос окутывает нас обоих.

― Не могу. Мой отец отправит тебя на обряд бракосочетания, которого у тебя никогда не было, если ты не получишь его разрешения.

Деми шутит, кольцо на ее пальце поблескивает в свете телевизора.

― Черт, я бы прошел через огонь ради тебя. Но не думаю, что отрезал бы себе член, прости, детка. Тут я провожу черту.

― Думаю, нам просто придется убежать. Снова. ― Мои мысли возвращаются к нашему невероятному отпуску, из которого мы вернулись всего несколько дней назад, чтобы отпраздновать мой выход на пенсию.

Не то чтобы я действительно был на пенсии. Через два дня после возвращения из столь необходимого отпуска на Арубе, который мы с Деми взяли, чтобы развеяться, Энтони пришел ко мне и предложил работу. Я собирался работать неполный рабочий день в его тренировочном центре, помогая укреплять и реабилитировать тех же спортсменов, с которыми я только что выиграл чемпионат.

Разумеется, я не нуждался в деньгах, но мне нравилась игра в футбол, и я никогда не мог полностью уйти от нее. Мне также нужно было выйти из дома, как сказала Деми. После того как я отправил ей тысячу фотографий, на которых мы с Майей обнимаемся на диване, она сказала, что мне нужно найти хобби. И я согласился.

― Не могу дождаться, когда женюсь на тебе. ― Прижимаю ее к себе, чтобы соединить наши губы.

Деми подчиняется мне, наши языки переплетаются, танцуют и медленно разжигают пламя возбуждения.

Вдруг она садится, и на ее красивом лице появляется выражение, которое я не могу передать.

― Как ты думаешь, Джемисон или кто-нибудь из твоих друзей что-нибудь скажет, когда узнает, что мы собираемся пожениться? ― На ее лице появляются морщинки беспокойства.

Я пытаюсь стереть их, поглаживая кожу тыльной стороной ладони.

― Они не посмеют. А если и посмеют, какая разница? Это уже в нашем прошлом. Я могу признать, что был самодовольным, самоуверенным засранцем. И не боюсь извиниться и признать свою вину. Это все равно не имеет значения, это между нами.

Деми кивает, кормя Майю концом своего «Твиззлера».

― Ты прав. На самом деле, это последний раз, когда мы говорим об этом.

― За исключением того, я хочу сказать, что действительно сожалею обо всем этом. И что, если бы мог начать все сначала... ну, думаю, я бы не стал. Я бы не хотел терять столько времени, но мы должны были встретиться таким образом. Что это за вещь, которую ты всегда говоришь?

― Если это написано на звездах, значит, этому суждено случиться, ― Деми улыбается, повторяя свою фразу.

― И моей женитьбе на тебе суждено случиться. Я буду тем, кто стоит, ожидая тебя под звездами. ― Я убираю прядь волос ей за ухо.

Это была моя идея ― пожениться после наступления темноты, на крыше одного из самых известных отелей в Шарлотт. Отсюда открывался вид на город, и я неустанно работал над тем, чтобы превратить это место в волшебный сад. Деми не знала, сколько работы я проделал. Но, когда ты старый пердун на пенсии, тебе больше нечем заняться.

― Завтра, детка. ― Деми улыбается, сияющее выражение лица растягивается от уха до уха.

― Разве это не плохая примета ― спать с невестой в ночь перед свадьбой?

Она смотрит на меня.

― Ты жалуешься на то, что твоя будущая жена лежит на тебе?

― Ни в малейшей степени, миссис Шоу. ― Сказав это, я испытываю волну удовольствия.

― Боже, как я люблю это слышать. ― Глаза Деми блестят, как будто она смакует звук своего супружеского имени.

Дьявольская улыбка игрет на моих губах.

― И я люблю тебя. А теперь давай потренируемся в заключение нашего брака.

ЭПИЛОГ

ДЕМИ

Спустя год

Лунный свет струится сквозь тонкие занавески, звук летних сверчков создает ночной хор, когда я на цыпочках иду по коридору.

Я со скрипом открываю дверь, осторожно переступая через спящую фигуру собаки. Майя не покидала свой пост в эти дни, предпочитая покидать нашу кровать посреди ночи, чтобы прийти сюда.

Сморгнув сонливость с глаз, я улыбаюсь, потому что, как бы я ни устала, это всегда того стоило.

Казалось, целую жизнь назад я ждала звонка от Пакса посреди ночи. Полуночный вызов, мое сердце, как раб его.

А теперь я была рабыней нашего сына, мое сердце полностью и безраздельно принадлежало ему.

― Ты попалась. ― Я слышу хрипловатый голос посзади и чувствовую, как руки мужа обвиваются вокруг моей талии.

Наклонившись назад, я прижимаю палец к его губам.

― Не буди его.

Пакстон гладит меня по волосам и шепчет:

― Это не я стою здесь посреди ночи. Особенно когда должен попытаться немного отдохнуть.

Я вздыхаю, обхватывая руками его руки.

― Я знаю, знаю. Я просто не могу перестать смотреть на него. Он просто такой красивый.

― Райан Эзра Шоу, ты украл у меня сердце своей мамочки. ― Пакс тихо смеется.

― Не украл, а расширил. Я никогда не думала, что во мне будет достаточно места, чтобы любить одного мужчину Шоу, не говоря уже о двух. Но теперь я не могу представить себе ничего другого.

Мы стоим в тишине, наблюдая, как спит наш двухнедельный сын. Этот год прошел, как вихрь. Сначала победа в Суперкубке, потом выход Пакса на пенсию, наша свадьба, а потом мы узнали, что в нашей семье будет пополнение.

Нет ничего лучше, чем забеременеть в медовый месяц. Точнее, в первый день, как это было в нашем случае. Пакстон исполнил свое желание; он обрюхатил меня в первую же секунду, когда я позволила ему это сделать. И вот теперь мы стояли над нашим спящим малышом, полностью и окончательно сраженные наповал. Мы назвали его в честь двух самых важных мальчиков в нашей жизни: того, кто свел нас вместе, и того, кто чувствовал себя частью меня даже после его смерти.

― Как так получилось, что он здесь всего две недели, а я уже забыл, какой была жизнь до него? ― удивляется Пакс

― Я знаю. Даже Майя не возражает против его плача по ночам. ― Я улыбаюсь, глядя на пушистую собаку внизу.

― Пойдем, нам пора возвращаться в постель. Господь знает, что через час он проснется и захочет попробовать молока. ― Руки Пакса гладят мою грудь, а затем перемещаются ниже, чтобы переплести пальцы с моими собственными.

Я тихонько хихикаю, когда мы выходим из детской.

― Сколько раз я тебе говорила, что для тебя нет грудного молока.

― Да ладно, хоть капельку? Я думаю, это так горячо. ― Его глаза загораются, когда мы возвращаемся в нашу спальню.

— И убери этот возбужденный взгляд из своих великолепных глаз. Доктор сказал шесть недель до секса. Или ты хочешь еще одного? ― Я ругаю Пакстона, пока он помогает мне вернуться в постель.

Я все еще была очень нежной и немного болезненной от того, что малыш проделал свой путь из моего тела.

― Это вообще вопрос? Конечно, пойдем прямо сейчас! ― Пакс скользит между простынями рядом со мной, положив руку мне на бедро.

Мне приходится рассмеяться.

― Я люблю тебя.

Это было просто безумием, как жизнь может измениться всего за одно мгновение. Как падающая звезда, что-то может осветить весь мир, навсегда изменив твою судьбу.

Я никогда не думала, что смогу быть счастливой после того, как Пакс ушел много лет назад. Я пыталась, ненавидела его, хандрила, а потом пыталась жить дальше. Он изменился, вырос, прошел через что-то настолько меняющее жизнь, что это заставило его сомневаться в каждом решении.

А потом нас снова свели вместе, и мое сердце вдруг стало целым. Несмотря на все душевные терзания, через которые мы прошли, было предначертано, что мы окажемся вместе. Я действительно верила в это.

Я больше не кралась в темноте, чтобы быть с ним. Мы были здесь вместе. Наша маленькая звездочка освещала наш мир, озаряя любовью уголки наших сердец, о существовании которых мы даже не подозревали.

[1] Тайт-энд ― позиция игрока в американском футболе