Глава вторая

Опять взошло солнце, и стало тепло; затенькали пичужки, и приветливо закричали с неба веселые вереницы весенних журавлей. Я уже улыбался и радовался тому, что ночь прошла и не было больше никаких пасмурных мыслей, кроме разве одной – где бы достать поесть.

Не успел я пройти и двухсот шагов, как услышал гогот гусей, хрюканье свиньи и сквозь листву увидел зеленую крышу одинокого хутора.

«Подкрадусь, – решил я. – Посмотрю, если нет ничего подозрительного, спрошу дорогу и попрошу немного поесть».

Встал за кустом бузины. Было тихо. Людей не было видно, из трубы шел легкий дымок. Стайка гусей вперевалку направлялась в мою сторону. Легкий хруст обломанной веточки раздался сбоку от меня. Ноги разом напряглись, и я повернул голову. Но тотчас же испуг мой сменился удивлением. Из‑ за куста, в десяти шагах в стороне, на меня пристально смотрели глаза притаившегося там человека. Человек этот не был, очевидно, хозяином хутора, потому что сам спрятался за ветки и следил за двором. Так поглядели мы один на другого внимательно, настороженно, как два хищника, встретившихся на охоте за одной и той же добычей. Потом по молчаливому соглашению завернули подальше в чащу и подошли один к другому.

Он был одного роста со мной. На мой взгляд, ему было лет семнадцать. Черная суконная тужурка плотно обхватывала его крепкую мускулистую фигуру, но на ней не было ни одной пуговицы – похоже, что пуговицы были не случайно оторваны, а нарочно срезаны. К его крепким брюкам, заправленным в запачканные глиной хромовые сапоги, пристало несколько сухих травинок.

Бледное, измятое лицо с темными впадинами под глазами заставляло думать, что он, вероятно, тоже ночевал в лесу.

– Что, – сказал он негромко, кивая головой в сторону хутора, – думаешь туда?

– Туда, – ответил я. – А ты?

– Не дадут, – проговорил он. – Я видел уже: там трое здоровенных мужиков. Мало ли на что попасть можно.

– А тогда как же… Ведь есть‑ то надо?

– Надо, – согласился он. – Только не Христа ради. Нынче милостыню не подают. Ты кто? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Ладно… Мы и сами достанем. Одному трудно, я пробовал уже, а вдвоем достанем. Тут в кустах гуси бродят, здоровые.

– Чужие?

Он посмотрел на меня, как бы удивляясь нелепости моего замечания, и добавил тихо:

– Нынче чужого ничего нет – нынче все свое. Ты зайди за полянку и гони тихонько гуся на меня, а я за кустом спрячусь.

Наметив отбившегося от стайки толстого серого гуся, я преградил ему дорогу. Гусь повернулся и неторопливо пошел прочь, иногда останавливаясь и тыкаясь клювом в землю. Шаг за шагом я подвигался, загоняя его к месту засады. Вот он почти поравнялся с кустом и вдруг, насторожившись, изогнул шею и посмотрел в мою сторону, как бы озадаченный настойчивостью моего преследования. Постояв немного, он решительно направился назад, но тут с быстротою кота, бросающегося за выслеженным воробьем, незнакомец метнулся из‑ за куста и крепко впился руками в гусиную шею. Птица едва успела крикнуть. Загоготало разом встревоженное стадо, и незнакомец с трепыхавшимся гусем бросился в чащу. Я за ним.

Долго гусь еще хлопал крыльями, дергал лапами и, обессиленный, затих только тогда, когда мы очутились в укромном глухом овраге. Тогда незнакомец отшвырнул гуся и, доставая табак, сказал, тяжело дыша:

– Хватит… Здесь можно и остановиться.

Новый товарищ вынул перочинный нож и стал потрошить гуся, молча и изредка поглядывая в мою сторону.

Я набрал хворосту, навалил целую груду и спросил:

– Спички есть?

– Возьми, – и окровавленными пальцами он осторожно протянул коробок. – Не трать много.

Тут я как следует разглядел его. Налет пыли, осевший на коже, не мог скрыть ровной белизны подвижного лица. Когда он говорил, правый уголок его рта чуть вздрагивал и одновременно немного прищуривался левый глаз. Он был старше меня года на два и, по‑ видимому, сильнее. Пока украденный гусь жарился на вертеле, распространяя вокруг мучительно аппетитный запах, мы лежали на траве.

– Курить хочешь? – спросил незнакомец.

– Нет, не курю.

– Ты в лесу ночевал?.. Холодно, – добавил он, не ожидая ответа. – Ты как сюда попал? Тоже оттуда? – И он махнул рукой в сторону полотна железной дороги.

– Оттуда. Я убежал с поезда, когда его остановили.

– Документы проверяли?

– Нет, – удивился я. – Какие там документы – бандиты напали.

– А‑ а‑ а… – И он молча запыхтел папироской.

– Ты куда пробираешься? – после долгого молчания неожиданно спросил он.

– Я на Дон… – начал было я и замолчал.

– На До‑ он? – протянул он, привставая. – Ты… на Дон?

Быстрая и недоверчивая улыбка пробежала по его тонким потрескавшимся губам, прищуренные глаза широко раскрылись, но тотчас же потухли, лицо его стало равнодушным, и он спросил лениво:

– Что же у тебя там, родные, что ли?

– Родные… – ответил я осторожно, потому что почувствовал, как он старается выпытать все обо мне, а сам умышленно остается в тени.

Он опять замолчал, повернул на другой бок гуся, с которого скатывались капли шипящего жира, и сказал спокойно:

– Я тоже в те места пробираюсь, только не к родным, а в отряд.

– К Сиверсу? – чуть не крикнул я, обрадовавшись.

Он улыбнулся:

– Не к Сиверсу, а к Саблину.

– Ну, так это все равно: они же всегда работали почти рядом. Хорошо‑ то как. Я ведь нарочно сказал тебе, что к родным, я сам к Сиверсу… Нас трое было, только я отбился. Как же ты сюда попал?

Он рассказал мне, что учился в Пензе, приехал к дяде‑ учителю в находившуюся неподалеку отсюда волость, но в волости восстали кулаки, и он еле успел убежать.

Уплетая разорванного на части, обгоревшего и пахнувшего дымом гуся, мы долго и дружески болтали с ним. Я был счастлив, что нашел себе товарища. Прибавилось сразу бодрости, и казалось, что теперь вдвоем нетрудно будет выкрутиться из ловушки, в которую мы оба попали.

– Ляжем спать, пока солнце, – предложил новый товарищ. – Сейчас хоть выспимся, а то ночью из‑ за холода глаз не сомкнуть.

Мы растянулись на лужайке, и вскоре я задремал. Вероятно, я и уснул бы, если бы не муравей, заползший мне в ноздрю. Я приподнялся и зафыркал. Товарищ уже спал. Ворот его гимнастерки был расстегнут, и на холщовой подкладке я увидел вытисненные черной краской буквы: «Гр. А. К. К. ».

«Какое же это училище? – подумал я. – У меня, например, на пряжке пояса буквы А. Р. У., то есть Арзамасское реальное училище. А здесь Гр., потом А. К. К. ». И так я прикидывал и этак – ничего не выходило. «Спрошу, когда проснется», – решил я.

После жирной еды мне захотелось пить. Воды поблизости не было, я решил спуститься на дно оврага, где, по моим предположениям, должен был пробегать ручей. Ручей нашел, но из‑ за вязкого берега подойти к нему было трудно. Я пошел вниз, надеясь разыскать более сухое место. По дну оврага, параллельно течению ручья, пролегала неширокая проселочная дорога. На сырой глине я увидел отпечатки лошадиных подков и свежий конский навоз. Похоже было на то, что утром здесь прогоняли табун. Наклонившись, чтобы поднять выпущенную из рук палочку, я заметил на дороге какую‑ то блестящую втоптанную в грязь вещичку. Я поднял ее и вытер. Это была сорванная с зацепки жестяная красная звездочка, одна из тех непрочных, грубовато сделанных звездочек, которые красными огоньками горели в восемнадцатом году на папахах красноармейцев, на блузах рабочих и большевиков.

«Как она очутилась здесь? » – подумал я, внимательно оглядывая дорогу. И, опять наклонившись, заметил пустую гильзу от трехлинейной винтовки.

Позабыв даже напиться, я понесся обратно к оставшемуся товарищу. Товарищ почему‑ то не спал и стоял возле куста, осматриваясь по сторонам и, по‑ видимому, разыскивая меня.

– Красные! – крикнул я во все горло, подбегая к нему сбоку.

Он отпрыгнул согнувшись, как будто сзади него раздался выстрел, и обернулся ко мне с перекошенным от страха лицом.

Но, увидев только одного меня, он выпрямился и сказал сердито, пытаясь объяснить свой испуг:

– Ч‑ черт… гаркнул под самое ухо… Я не понял сначала, кто это.

– Красные, – гордо повторил я.

– Где красные? Откуда?

– Сегодня утром проходили. По всей дороге следы от подков, навоз совсем свежий… Гильза стреляная и вот это… – Я протянул ему звездочку.

Товарищ облегченно вздохнул:

– Ну, так бы и говорил. – И опять добавил, как бы оправдываясь: – А то кричит… Я черт знает что подумал.

– Идем скорей… идем по той же дороге. Дойдем до первой деревни, они, может быть, там еще отдыхают. Идем же, – торопил я, – чего раздумывать?

– Идем, – согласился он, как мне показалось, после некоторого колебания. – Да, да, конечно, идем.

Он провел рукой по шее, и опять передо мной мелькнули буквы на холщовой подкладке: «Гр. А. К. К. ».

– Слушай, – спросил я, – что означают у тебя эти буквы?

– Какие еще буквы? – недовольно спросил он, наглухо застегиваясь.

– А на воротнике?

– Черт их знает. Это не мой костюм. Я купил его по случаю.

– А‑ а… А я бы никогда не сказал, что по случаю, – весело, шагая рядом с ним, говорил я. – Костюм как нарочно по тебе сшит. Мне раз мать купила штаны по случаю, так сколько, бывало, ни подтягивай, всё сваливаются.

Чем ближе мы подходили к незнакомой деревеньке, тем чаще и чаще останавливался мой товарищ.

– Нечего торопиться, – убеждал он, – вечером в сумерках удобнее подойти будет. В случае, если отряда там нет, нас никто не заметит. Пройдем задами, да и только. А то сейчас чужому человеку в незнакомой местности опасно!

Я соглашался с ним, что в сумерках разведать безопаснее, но меня брало нетерпение скорее попасть к своим, и я еле сдерживал шаг.

Не доходя до деревеньки, мой спутник остановился у заросшей кустарником лощины, предложил свернуть с дороги и обсудить, как быть дальше. В кустах он сказал мне:

– Я так думаю, что вдвоем на рожон переть нечего. Давай – один останется здесь, а другой проберется огородами к деревне и разузнает. Меня что‑ то сомнение берет. Тихо уж очень, и собаки не лают. Красных там, может, и нет, а кулачье с винтовками, наверное, найдется.

– Давай тогда вдвоем проберемся.

– Вдвоем хуже. Чудак! – И он дружески похлопал меня по плечу. – Ты останься, а я один как‑ нибудь управлюсь, а то зачем тебе понапрасну рисковать? Ты ожидай меня здесь.

«Хороший парень, – подумал я, когда он ушел. – Странный немного, а хороший. Иной бы опасное на другого свалил или предложил жребий тянуть, а этот сам идти вызвался».

Вернулся он через час – раньше, чем я ожидал. В руках его была увесистая, по‑ видимому только что срезанная и обструганная дубинка.

– Скоро ты! – крикнул я. – Ну что же?

– Нету, – еще издалека замотал он головой. – И нет и не было вовсе! Должно быть, красные завернули на другую дорогу, к Суглинкам, это недалеко отсюда.

– Да хорошо ли ты узнал? – переспросил я упавшим голосом. – Неужели так и нет?

– Так‑ таки и нет. Мне в крайней избе старуха сказала, да еще мальчишка в огороде попался, тот тоже подтвердил. Видно, брат, заночуем здесь, а завтра дальше вслед.

Я опустился на траву и задумался. И тут‑ то подкралось ко мне первое сомнение в правдивости слов моего спутника. Смутила меня его палка. Палка была тяжелая, дубовая, вырезанная налобком, то есть с шишкой на конце. Видно было, что он вырезал ее только что. До деревни отсюда около часа ходьбы. Если крадучись пробираться да порасспросить и вернуться, тут как раз в два часа еле‑ еле управишься, а он ходил никак не больше часа и за это время успел еще дубовую палку вырезать и обделать. А над нею одной с перочинным ножом возни не меньше получаса! Неужели он струсил, ничего не разузнал и просидел все время в кустах? Нет, не может быть, он же сам вызвался идти разузнать. Зачем же тогда было ему вызываться? Да он и не похож на труса. Конечно, страшно, нечего и говорить, но ему и самому надо ведь как‑ то выбираться. Натаскали охапку сухих листьев и улеглись рядом, укрывшись моим пальто. Так лежали молча с полчаса. Сырость от земли начинала холодить бок. «Листьев набрали мало», – подумал я и поднялся.

– Ты чего? – полусонным недовольным голосом спросил товарищ. – Чего тебе не спится?

– Сыро… Ты лежи, я сейчас еще охапки две подброшу.

Рядом листву мы уже подобрали, и я пошел в кусты поближе к дороге. Луна только еще всходила, и в темноте было трудно разобраться. Попадались под руку сучья и ветки. Тихий стук донесся со стороны дороги. Кто‑ то не то шел, не то ехал. Бросив охапку и стараясь не задевать веток, я направился к дороге.

По сырой, мягкой земле неторопливо и почти бесшумно подвигалась крестьянская подвода. Разговаривали вполголоса двое.

– Да ведь как сказать, – спокойно говорил один. – Да ведь если разобраться, он, может, и правильно говорил.

– Командир‑ от? – переспросил другой. – Конешно, может, и правильно. Да кабы они тут постоянно стояли, а то нынче приехали, поговорили – и дальше. А там придут опять наши заправилы и хотя бы мне, к примеру, скажут: «Ах, такой‑ разэдакий, ты кулаков показывал, душа из тебя вон! » Красным что… Побыли, а сегодня опять подводы наряжают, а наши‑ то всегда около. Вот тут и почеши затылок!

– Подводы наряжают?

– А то как же. С вечеру стучал Федор, солдат ихний, чтобы, значит, к двенадцати подводу.

Голоса стихли. Я стоял, не зная, что думать. Значит, правда, значит, красные все‑ таки в деревне. Значит, мой спутник обманул меня. Красные уезжают, а потом ищи их опять. Надо скорее. Но зачем он обманул меня?

Первою мыслью было броситься одному и бежать по дороге на деревню. Но тут я вспомнил, что пальто мое осталось на полянке. «Надо все‑ таки вернуться, успею еще. Да и этому сказать надо, хоть он и трус, а все‑ таки свой же».

Сбоку шорох. Я увидел, что мой товарищ выходит из‑ за кустов. Очевидно, он пошел вслед за мной и, так же спрятавшись, подслушивал разговор проезжавших мужиков.

– Ты что же это? – укоризненно и сердито начал было я.

– Идем! – вместо ответа возбужденно проговорил он.

Я сделал шаг в сторону дороги, он – за мной.

Сильный удар дубины сбил меня с ног. Удар был тяжел, хотя его и ослабила моя меховая шапка. Я открыл глаза. Опустившись на корточки, мой спутник торопливо разглядывал при лунном свете вытащенный из кармана моих штанов документ.

«Вот что ему нужно было, – понял я. – Вот оно что: он вовсе и не трус, он знал, что в деревне красные, и нарочно не сказал этого, чтобы оставить меня ночевать и обокрасть. Он даже и не повстанец, потому что сам боится кулаков, он – настоящий белый».

Я сделал попытку привстать, с тем чтобы отползти в кусты. Незнакомец заметил это, сунул документы в свою кожаную сумку и подошел ко мне.

– Ты не сдох еще? – холодно спросил он. – Собака, нашел себе товарища! Я бегу на Дон, только не к твоему собачьему Сиверсу, а к генералу Краснову.

Он стоял в двух шагах от меня и помахивал тяжелой дубиной.

Тук‑ тук… – стукнуло сердце. – Тук‑ тук… – настойчивее заколотилось оно обо что‑ то крепкое и твердое. Я лежал на боку, и правая рука моя была на груди. И тут я почувствовал, как мои пальцы осторожно, помимо моей воли, пробираются за пазуху, в потайной карман, где был спрятан папин подарок – мой маузер.

Если незнакомец даже и заметил движение моей руки, он не обратил на это внимания, потому что не знал ничего про маузер. Я крепко сжал теплую рукоятку и тихонько сдернул предохранитель. В это время мой враг отошел еще шага на три – то ли затем, чтобы лучше оглядеть меня, а вернее всего затем, чтобы с разбегу еще раз оглушить дубиной. Сжав задергавшиеся губы, точно распрямляя затекшую руку, я вынул маузер и направил его в сторону приготовившегося к прыжку человека.

Я видел, как внезапно перекосилось его лицо, слышал, как он крикнул, бросаясь на меня, и скорее машинально, чем по своей воле, нажал спуск…

Он лежал в двух шагах от меня со сжатыми кулаками, вытянутыми в мою сторону. Дубинка валялась рядом.

«Убит», – понял я и уткнул в траву отупевшую голову, гудевшую, как телеграфный столб от ветра.

Так, в полузабытьи, пролежал я долго. Жар спал. Кровь отлила от лица, неожиданно стало холодно, и зубы потихоньку выбивали дробь. Я приподнялся, посмотрел на протянутые ко мне руки, и мне стало страшно. Ведь это уже всерьез! Все, что происходило в моей жизни раньше, было, в сущности, похоже на игру, даже побег из дома, даже учеба в боевой дружине со славными сормовцами, даже вчерашнее шатанье по лесу, а это уже всерьез. И страшно стало мне, пятнадцатилетнему мальчугану, в черном лесу рядом с по‑ настоящему убитым мною человеком… Голова перестала шуметь, и холодной росой покрылся лоб.

Подталкиваемый страхом, я поднялся, на цыпочках подкравшись к убитому, схватил валявшуюся на траве сумку, в которой был мой документ, и задом, не спуская с лежавшего глаз, стал пятиться к кустам. Потом обернулся и напролом через кусты побежал к дороге, к деревне, к людям – только бы не оставаться больше одному.

⇐ Предыдущая 12 13 14 15 161718 19 20 21 Следующая ⇒