ДВАДЦАТЬ. ДВАДЦАТЬ ОДИН

ДВАДЦАТЬ

Последующие дни были похожи на сон. По правде говоря, я даже не могу точно сказать, сколько дней прошло. Может, один. Может, сто.

Я не отличала день от ночи. Было время с Дмитрием и время без него. Он стал моим миром. Время становилось мукой, когда его не было рядом. Я старалась как-то занять себя, но, казалось, оно тянется вечно. В эти моменты моим лучшим другом стал телевизор. Я часами лежала на кушетке, лишь отчасти следя за происходящим на экране. Под стать остальной роскоши помещения, телевизор оказался спутниковым, позволяющим ловить некоторые американские программы. Чаще мне было все равно, на каком языке идет вещание, на английском или на русском.

Инна продолжала заботиться обо мне. Приносила еду, стирала одежду — теперь я носила платья — и молча, в своей обычной манере, дожидалась, пытаясь понять, нужно ли мне что-нибудь еще. Мне ничего не требовалось — по крайней мере, от нее. Мне нужен был только Дмитрий. Каждый раз, когда она уходила, я вспоминала, что вроде бы должна сделать что-то, кажется, пойти следом за ней, вот что. У меня был план использовать ее для побега. Теперь он утратил для меня свою привлекательность. Слишком много хлопот.

И потом в конце концов приходил Дмитрий, и серое однообразие прерывалось. Мы лежали на моей постели в объятиях друг друга. Секса как такового не было, но мы целовались и ласкали друг друга, зачарованные чудом прикосновения наших тел, иногда почти обнаженных. Спустя какое-то время я уже едва верила, что когда-то его новый облик пугал меня. Конечно, глаза все еще слегка шокировали, но он был такой замечательный, такой невероятно сексуальный. И после того, как мы обнимались и разговаривали — иногда часами, — я позволяла ему укусить меня. Какой кайф! Удивительный поток изысканных химикалий уносил прочь все проблемы. Даже мои сомнения относительно существования Бога исчезали в эти моменты, потому что — конечно, конечно же! — в укусе ощущалось божественное прикосновение. Это был рай.

— Дай мне взглянуть на твою шею, — сказал он однажды.

Мы, как обычно, лежали — я на боку, он прижимался к моей спине, одной рукой обнимая за талию. Я перекатилась и откинула волосы с шеи. На мне был темно-синий сарафан из легкого, обтягивающего материала.

— Уже? — Спросила я.

Он обычно кусал меня в конце посещения. Отчасти я страстно жаждала укуса, предвкушая необыкновенный кайф, но и моменты «до того» доставляли мне удовольствие. Именно тогда уровень эндорфинов в крови был ниже всего, и я могла еще поговорить. Мы вспоминали сражения, в которых участвовали, или обсуждали, как он представляет себе нашу жизнь, когда я стану стригоем. Никаких особых сантиментов — но все равно приятно.

Я приготовилась к укусу, в предвкушении выгнувшись дугой. К моему удивлению, он не склонился ко мне и не вонзил зубы в мою шею. Вместо этого он достал из кармана ожерелье — то ли из белого золота, то ли из платины, я точно не знаю, с тремя темно-голубыми сапфирами размером с четвертак. На этой неделе он дарил мне много драгоценностей, и, клянусь, одна была прекраснее другой.

Я в изумлении смотрела на эту красоту, любуясь игрой драгоценных камней. Он надел украшение мне на шею и застегнул его. Провел пальцами по краям ожерелья и одобрительно кивнул.

— Прекрасно. — Его пальцы скользнули к бретельке сарафана, потом под нее; по коже пробежала волна трепета. — Подходит одно к другому.

Я улыбнулась. В прежние времена Дмитрий почти никогда не дарил мне подарков — просто не имел для этого средств, правда, я прекрасно обходилась без них. Теперь он буквально заваливал меня подарками.

— Где ты взял его? — Спросила я.

Металл холодил разгоряченную кожу, но не так, как его пальцы. Дмитрий лукаво улыбнулся.

— У меня есть свои источники.

Критический голос в голове, временами ухитряющийся пробиться сквозь туман, в котором я жила, заметил, что я увлеклась опасным вампиром. Однако его предостережения были тут же подавлены и канули обратно в облако моего дивного существования. Стоит ли из-за чего-то расстраиваться, когда ожерелье так красиво? Внезапно в голову пришла мысль, показавшаяся мне забавной.

— Ты прямо как Эйб.

— Кто?

— Мужчина, которого я как-то встретила. Эйб Мазур. Он воровской босс, он преследовал меня.

Дмитрий замер.

— Эйб Мазур преследовал тебя?

Мне не понравилось мрачное выражение его лица.

— Да. И что?

— Зачем? Чего он хотел от тебя?

— Не знаю. Он все время выспрашивал, зачем я приехала в Россию, но в конце сдался и просто требовал, чтобы я уехала. Думаю, кто-то на родине нанял его, чтобы он нашел меня.

— Держись подальше от Мазура. Он опасен. — Дмитрий разозлился, и это мне ужасно не нравилось.

Спустя несколько мгновений, однако, он успокоился, снова провел пальцами вдоль моей руки и еще ниже спустил бретельку.

— Конечно, такие люди не будут представлять проблему после твоего пробуждения.

Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что Дмитрий знал ответы на мои вопросы — относительно того, чем занимался Мазур. Однако разговор об Эйбе расстраивал Дмитрия, меня это испугало, и я поспешно сменила тему.

— Что ты делал сегодня?

Я осталась довольна своей способностью поддерживать нормальный светский разговор. Было трудно сосредоточиться, учитывая эндорфины и ласки Дмитрия.

— Кое-какие поручения для Галины. Обед.

Обед. Очередная жертва. Я нахмурилась. Ощущения, которые это известие породило во мне, были вызваны не столько отвращением, сколько... ревностью.

— Ты пил кровь ради удовольствия?

Он провел губами вдоль моей шеи, прихватывая кожу зубами, не прокусывая ее. Я тяжело задышала и прильнула к нему.

— Нет, Роза. Просто еда, вот и все. Очень быстро. Ты единственная, с кем я получаю удовольствие.

Эти слова вызвали у меня чувство самодовольного удовлетворения. Противный мысленный голос тут же заметил, что для меня это невероятно мерзкое и извращенное восприятие. Я постаралась не слушать его и переключилась на предвкушение укуса — обычно это заставляло голос разума умолкнуть.

Я коснулась его лица, провела рукой по удивительным, шелковистым волосам, которые всегда любила.

— Ты по-прежнему хочешь пробудить меня... но тогда блаженство останется в прошлом. Стригои не пьют кровь друг друга.

— Да, — согласился он. — Но оно того стоит. К тому же нас ждут удовольствия похлеще...

Какие именно удовольствия — он не пояснил, предоставляя свободу моему воображению. Дрожь пробежала по телу. Поцелуи и укусы опьяняли, но случалось, мне хотелось большего. Воспоминания о том единственном разе, когда мы занимались любовью, неотступно преследовали меня, когда мы были вот так близки, и мне часто страстно хотелось повторения. По какой-то неведомой для меня причине он никогда не доводил дело до секса, независимо от того, какой пыл овладевал нами. То ли использовал его как приманку, чтобы склонить меня к обращению, то ли между стригоями и дампирами существовала какая-то несовместимость. Могут ли живой и мертвый заниматься любовью? Когда-то мысль о сексе со стригоем казалась мне омерзительной. Теперь я просто не задумывалась о таких сложных проблемах.

Он постоянно раздразнивал меня своими ласками, прикосновениями к бедрам, груди и другим опасным местам, лишая секса. И, плюс ко всему, напоминал о том, как изумительно это было в тот единственный раз, в сторожке. Правда, его воспоминания были скорее дразнящими, чем любящими.

Когда сознание отчасти прояснялось, я искренне удивлялась тому, что все еще не стала стригоем. Туман, в который я погружалась под воздействием эндорфинов, заставлял соглашаться почти со всем. Я с удовольствием принаряжалась для него, безропотно оставалась в золоченой тюрьме и смирилась с тем, что примерно раз в два дня он убивал очередную жертву. Правда, несмотря на спутанность сознания, даже когда я особенно страстно хотела Дмитрия, я не могла заставить себя согласиться на обращение. Что-то внутри препятствовало этому. По большей части, услышав в очередной раз отказ, он просто пожимал плечам и сводил все к шутке. И все же время от времени я замечала искру гнева в его глазах. Подобные моменты ужасно пугали меня.

— Ну да, — поддразнила я его. — Опять вечная жизнь, непобедимость. Никаких препятствий у нас на пути.

— Это не шутка.

Ох! Мое легкомыслие вернуло ему жесткость. Желание и нежность, которые я только что видела в его глазах, разлетелись на миллион осколков. Руки, только что ласкавшие меня, внезапно стиснули мои запястья, лишая возможности двигаться. Он склонился надо мной.

— Так не может продолжаться вечно. Мы не можем оставаться здесь навсегда.

«Эй, будь осторожна, — пробормотал внутренний голос. — Он не шутит».

Рукам было больно, и я часто спрашивала себя, сознательно он это делает или просто не в состоянии сдержать свою силу.

Когда он в конце концов отпустил меня, я обхватила его за шею и попыталась поцеловать.

— Давай позже поговорим об этом.

Наши губы встретились, жар вспыхнул и опалил тела. Я чувствовала, что желание овладело и им, но спустя несколько мгновений он разорвал поцелуй. Выражение холодного недовольства так и не покинуло лицо Дмитрия.

— Хватит. — Он отодвинулся от меня. — Пошли.

Он встал, я тупо смотрела на него.

— Куда?

— На улицу.

Я в полном ошеломлении села на постели.

— А запрет? Мы не можем.

— Мы можем делать все, что я пожелаю! — Рявкнул он.

Протянув руку, он помог мне встать. Мы направились к двери. Он, как и Инна, умело прикрывал от меня цифровую клавиатуру, но сейчас это не имело значения. В моем теперешнем состоянии такую длинную последовательность мне в жизни не запомнить.

Дверь открылась, он вывел меня из комнаты. Я посмотрела в окно, мой затуманенный разум пытался осмыслить, что означает эта свобода. Еще раньше я заметила, что за дверью есть короткий коридор, а в конце его еще одна дверь, тоже тяжелая и снабженная цифровой клавиатурой. Дмитрий открыл и ее; у меня возникло ощущение, что коды разные.

Он взял меня за руку, вывел в другой коридор, и я замерла как вкопанная. Возможно, мне не следовало удивляться при виде той роскоши, с которой я столкнулась. В конце концов, я жила в одной из комнат этого фешенебельного особняка. Однако коридор сразу за моей дверью был пуст, лишен всяких изысков, и почему-то я решила, что весь остальной дом похож на государственное учреждение или на тюрьму.

Вовсе нет. Роскошный ковер покрывала дорожка с золотистым узором, которая тянулась в обе стороны коридора. На стенах висели старинные портреты, люди на полотнах были облачены в столь изысканные одежды давно ушедших эпох, что по сравнению с ними мое платье выглядело дешевым и заурядным. Пространство освещали крошечные люстры, размещенные вдоль потолка через каждые шесть футов или около того. Каплевидные кристаллы своими гранями ловили свет, отбрасывая на стены маленькие радужные пятнышки. Я раскрыла рот, зачарованная сверканием и красками. Наверно, потому и не заметила еще одну достопримечательность коридора.

— Что ты вытворяешь?

Грубый голос Натана вырвал меня из созерцания кристаллов. Он стоял, прислонившись к стене напротив моей двери, но при виде нас сразу выпрямился. На его лице застыло характерное для стригоев злобное выражение, то самое, которое я иногда видела и на лице Дмитрия, каким бы очаровательным и добрым он ни казался временами.

Дмитрий мгновенно занял жесткую оборонительную позицию.

— Вывожу ее на прогулку.

Это прозвучало так, будто он говорил о собаке, но я даже не подумала обидеться, так велик был страх перед Натаном.

— Это против правил, — заявил Натан. — Плохо, что она все еще здесь. Галина велела тебе держать ее под замком. Еще не хватало — чтобы тут шлялась какая-то крутая дампирка.

Дмитрий кивнул на меня.

— По-твоему, она представляет собой угрозу?

Натан окинул меня взглядом. Не знаю, что такого он увидел, чего не было раньше, но усмешка коснулась его губ. И тут же исчезла, когда он снова заговорил с Дмитрием.

— Нет, но мне приказано караулить дверь, и я не хочу неприятностей из-за того, что тебе вздумалось погулять.

— Я улажу это дело с Галиной. Скажу, что одолел тебя. — Дмитрий улыбнулся, обнажив клыки. — Думаю, она легко мне поверит.

Взгляд, который Натан бросил на Дмитрия, заставил меня непроизвольно попятиться, пока я не уткнулась в стену.

— Ты так занят собой! Я пробуждал тебя не для того, чтобы ты командовал. Мы намеревались использовать твою силу и понимание внутренней обстановки. Ты мне обязан.

Дмитрий пожал плечами, взял меня за руку и повел дальше.

— Не моя вина, если ты недостаточно силен, чтобы заставить подчиняться себе.

И тут Натан бросился на Дмитрия. Тот среагировал так быстро, как будто заранее знал о нападении. Отпустил мою руку, схватил Натана и швырнул его о стену. Натан молниеносно вскочил — таким ударом не досадишь стригою, — но Дмитрий был наготове. Он ударил противника по носу — один, другой, а потом третий раз, в очень быстрой последовательности. Натан упал с залитым кровью лицом. Дмитрий с силой пнул его ногой в живот и наклонился над ним.

— Впредь не лезь, — отчеканил он. — Ты всегда будешь проигрывать. — Он стер с руки кровь Натана и снова сплел свои пальцы с моими. — Я же сказал — все улажу с Галиной. Спасибо за беспокойство.

Дмитрий повернулся к Натану спиной, по-видимому уверенный, что больше нападений не будет. Их и не было. Однако, следуя за ним, я бросила быстрый взгляд через плечо на сидящего на полу Натана. Он злобно буравил взглядом спину Дмитрия, и я в жизни не видела выражения такой ненависти — до тех пор, пока он не перевел взгляд на меня. Холод пробежал по спине, и я заторопилась вслед за Дмитрием.

— Не воображайте, что вы защищены от опасности! — Зазвенел за спиной голос Натана. — Вы оба! Она ланч, Беликов. Ланч и не более того.

Дмитрий сильнее сжал мою руку и заставил ускорить шаг. Он излучал такую бешеную ярость, что внезапно я потеряла представление, кого мне следует больше бояться, Натана или Дмитрия. Дмитрий был крут, живой или не-мертвый. В прошлом я видела, как он нападал на врагов без страха и колебаний. Он всегда был изумительно храбр — как я и рассказывала его родным. Однако тогда была причина сражаться — ради самозащиты. А вот его нынешняя стычка с Натаном — нечто большее. Заявка на доминирующее положение и возможность пустить кровь. Казалось, он получает от этого удовольствие. Что, если он решит и меня обратить такими же методами? Что, если мои постоянные отказы подтолкнут к тому, чтобы пытать меня, пока я не соглашусь?

— Натан пугает меня, — сказала я, не желая, чтобы Дмитрий догадался о моем страхе и перед ним.

Я чувствовала себя слабой и полностью беззащитной — чрезвычайно редкое для меня состояние. Обычно я готова ответить на любой вызов, в каком бы отчаянном положении ни находилась.

— Он тебя и пальцем не тронет, — резко ответил Дмитрий. — Тут не о чем беспокоиться.

Сейчас мы добрались до лестницы. После того как я опустилась на несколько ступенек, стало ясно, что четыре лестничных пролета мне не одолеть. Мало того, что от его укусов я находилась в состоянии наркотического ступора, частые кровопотери взяли свою дань, и я заметно ослабела. Не говоря ни слова, Дмитрий подхватил меня на руки, без всяких усилий снес вниз и осторожно поставил на пол.

Первый этаж производил такое же грандиозное впечатление, как и коридор наверху. С огромного сводчатого потолка свешивалась искусно сделанная люстра, по сравнению с которой те, что я видела раньше, казались просто крошечными. Богато украшенная дверь, окна с цветными стеклами. Там встретился еще один стригой, мужчина, он сидел в кресле у двери и, по-видимому, исполнял обязанности караульного. Рядом с ним в стену была встроена панель с кнопками и мигающими огоньками. Посреди старинного очарования — современная система безопасности. При нашем приближении он заметно напрягся, и поначалу я подумала, что это проявление естественного инстинкта охранника — пока не увидела его лицо. Это был тот стригой, которого я допрашивала в первую ночь в Новосибирске, а потом отпустила, наказав передать Дмитрию, что ищу его. Наши взгляды встретились, и его губы слегка изогнулись в полуулыбке.

— Роза Хэзевей, — сказал он. — Я запомнил твое имя — как ты и велела.

Больше он ничего не добавил, но я сильнее сжала руку Дмитрия, когда мы проходили мимо. Стригой не сводил с меня взгляда, пока мы не вышли наружу и не закрыли за собой дверь.

— Он хочет убить меня, — сказала я.

— Все стригой хотят убить тебя, — ответил Дмитрий.

— Нет, он по-настоящему хочет... Я пытала его.

— Знаю. После этого он оказался в немилости, его положение ухудшилось.

— От этого мне не легче.

— Марлен не тот, из-за кого тебе следует волноваться, — беззаботно ответил Дмитрий. — Твоя схватка с ним лишь убедила Галину, что ты станешь для нас ценным приобретением. Он ниже тебя.

Нельзя сказать, что эти слова меня полностью успокоили. Я воспринимала стригоев как личных врагов и вряд ли могла приобрести в их среде друзей.

Была ночь, естественно. В противном случае Дмитрий не вывел бы меня наружу. Судя по виду фойе, я решила, что мы вышли через переднюю дверь, однако громадный сад вокруг заставил предположить, что мы позади дома. Или, может, весь дом окружала густая зелень, искусно подрезанная живая изгородь, создающая целый лабиринт. Там и сям попадались маленькие дворики с фонтанами и статуями. И повсюду росли цветы, цветы, цветы, в воздухе ощущался густой аромат; наверно, кто-то немало потрудился, разыскивая цветы, раскрывающиеся ночью. Единственным растением, которое я сразу узнала, был жасмин, его длинные, усыпанными белыми цветами стебли обвивали шпалеры и статуи.

Мы немного прошли в молчании, романтика зачаровала меня. Все время, пока мы с Дмитрием были вместе в школе, меня терзал страх, как совместить наши отношения и наши обязанности. Тогда я даже вообразить такого не могла — что весенней ночью под светом звезд мы будем гулять в саду.

Даже в отсутствие необходимости преодолевать спуск по лестнице прогулка все больше изнуряла меня. В конце концов, я вынуждена была остановиться и вздохнула.

— Я устала.

Дмитрий остановился и помог мне сесть. Сухая трава щекотала кожу. Я откинулась на спину; он растянулся рядом. Возникло фантастическое ощущение deja vu — при воспоминании о том дне, когда мы делали снежных ангелов.

— Это потрясающе, — сказала я, глядя в небо, чистое, без единого облачка. — Как оно выглядит для тебя?

— Хмм?

— Света достаточно, чтобы я могла хорошо видеть, и все же по сравнению с днем темновато. Твои глаза лучше моих. Что ты видишь?

— Для меня это как яркий день. — Я промолчала, и он добавил: — И для тебя это может стать таким же.

Я попыталась представить себе это. Останутся ли тени такими же таинственными? Будут ли луна и звезды сиять так же ярко?

— Не знаю. Мне нравится полутьма.

— Только потому, что ты не знаешь ничего другого.

Я вздохнула.

— Ты продолжаешь уговаривать меня.

Повернувшись ко мне, он отвел волосы с моего лица.

— Роза, это сводит меня с ума. Я устал ждать. Я хочу, чтобы мы были вместе. Разве ты не хочешь того же? А что мы имеем? Все может быть гораздо лучше.

Слова страстные, исполненные романтики, но не тон, каким они были сказаны.

Мне нравился туман, в котором я жила, туман, в котором таяли все тревоги. Мне нравилось ощущение нашей близости, его поцелуи, слова о том, как сильно он хочет меня...

— Почему? — Спросила я.

— Что почему?

Он казался озадаченным — то, чего я до сих пор не наблюдала у стригоев.

— Почему ты хочешь меня?

Я и сама не знала, откуда возник этот вопрос.

— Почему бы мне не хотеть тебя?

Его ответ прозвучал так, словно это было очевидно, словно я задала глупейший в мире вопрос. Скорее всего, так оно и было. Тем не менее... Я почему-то ожидала услышать другой ответ.

И как раз в этот момент живот у меня свело. За время, проведенное с Дмитрием, я научилась не обращать внимания на тошноту, свидетельствующую о присутствии рядом стригоя. Появление еще одного стригоя, однако, усиливало ее. Я чувствовала это рядом с Натаном и почувствовала сейчас. Я села, Дмитрий тоже, почти одновременно со мной. Наверно, ему помог обостренный слух.

К нам приближалась темная фигура, закрывая собой звезды. Это была женщина, и Дмитрий вскочил. Я осталась сидеть на земле.

Она была поразительно хороша собой, ее красота ужасала. Сложение напоминало мое — свидетельство того, что до обращения она не была моройкой. Исайя, стригой, захвативший меня в плен, был очень стар и просто излучал силу. Эта женщина была стригоем не так давно, но я ощущала, что она старше Дмитрия и гораздо сильнее.

Она сказала ему что-то по-русски, голосом таким же холодным, как ее красота. Дмитрий ответил, уверенно, но вежливо; пару раз в их разговоре упоминалось имя Натана. Протянув руку, Дмитрий помог мне встать. Я почувствовала неловкость оттого, как часто теперь нуждалась в его помощи, а ведь раньше была почти наравне с ним.

— Роза, — представил он, — это Галина. Это она позволила тебе оставаться здесь.

Никакой доброты в лице Галины я не увидела. Оно вообще было лишено эмоций. Возникло ощущение, будто она в состоянии заглянуть мне в душу. Я, конечно, не понимала многого из того, что происходило вокруг, но одно не вызывало сомнений — мое длительное проживание здесь было явлением редким и, безусловно, временным. Я сглотнула.

— Спасибо, — произнесла я по-русски.

Я не знала, как сказать, что рада нашей встрече — и, честно, вовсе не была уверена, что так уж рада, — но решила, что простой благодарности будет вполне достаточно. Если она была когда-то инструктором Дмитрия и училась в нормальной Академии, то, скорее всего, знала английский и просто притворялась, как Ева. Я не имела понятия, зачем ей это, но если вы в состоянии сломать юной дампирке шею, то имеете право делать в ее присутствии, что пожелаете.

Выражение лица Галины — или, точнее, его отсутствие — не изменилось после моего «спасибо», и она снова переключила внимание на Дмитрия. Он пару раз указывал в мою сторону — они явно обсуждали меня. Я узнала слово «сильная».

В конце концов, Галина закончила разговор и удалилась, не попрощавшись. Мы с Дмитрием не шевелились, пока моя тошнота не исчезла.

— Пошли, — сказал он. — Пора возвращаться.

Мы снова двинулись по лабиринту, я понятия не имела, как Дмитрий ориентируется в поместье. Едва оказавшись здесь, я мечтала о том, чтобы вырваться наружу и сбежать. Теперь это потеряло смысл. Другое дело — гнев Галины.

— Что она сказала? — Спросила я.

— Ей не нравится, что ты все еще здесь. Она хочет, чтобы я пробудил тебя или убил.

— Ох! Ммм... И как ты поступишь?

Несколько мгновений он молчал.

— Подожду еще немного, а потом... сделаю выбор за тебя.

Он не пояснил, какой именно, и я чуть не начала молить его лишить меня жизни, а не делать стригоем. Но вместо этого внезапно спросила:

— Немного — это сколько?

— Недолго, Роза. Ты должна сделать выбор. Правильный выбор.

— То есть?

Он вскинул руки.

— Все целиком. Жизнь вместе.

Мы вышли из лабиринта. Я посмотрела на дом — снаружи было видно, какой он громадный, — и на прекрасный сад вокруг. Словно видение из сна. Позади него простиралась бескрайняя холмистая местность, вдали теряясь во тьме и сливаясь с бархатно-черным небом — если не считать слабого алого свечения на горизонте.

— И что потом? — Спросила я. — Тоже буду работать на Галину?

— Какое-то время.

— Как долго?

Мы остановились около дома. Дмитрий посмотрел мне в глаза; выражение его лица заставило меня отступить на шаг.

— Пока мы не убьем ее, Роза. Тогда все это будет наше.

ДВАДЦАТЬ ОДИН

Дмитрий не стал ничего разъяснять. Я была слишком напугана его словами и остальными событиями этой ночи, чтобы отреагировать на них. Он провел меня мимо стригоя, дежурившего у входа, и поднял вверх по лестнице, в мою комнату. Натана рядом с ней не оказалось.

Сердитый голос в голове заговорил достаточно громко, чтобы прорваться сквозь окутывавший меня дурман. Сейчас в коридоре нет охраны; если Инна придет достаточно скоро, у меня есть возможность запугать ее и выбраться отсюда. Правда, это означало, что мне придется иметь дело с бог знает сколькими стригоями в доме, и все же, окажись я за пределами своей комнаты, шансы сбежать увеличатся.

Потом эти мысли растаяли так же быстро, как возникли. Дмитрий обхватил меня рукой и притянул к себе. Я замерзла снаружи, и хотя его тело было холодным, одежда давала немного тепла. Я прижалась к нему, думая, что он собирается укусить меня, но вместо этого его губы прижались к моим, сильно и страстно. Запустив руки в его волосы, я попыталась притянуть его еще ближе к себе. Его пальцы заскользили по моей обнаженной ноге, задрав юбку почти до бедер. Предвкушение блаженства и желание охватили все тело. Я так мечтала о той сторожке, вспоминая все подробности и сгорая от желания! Долгое время мне казалось, что такое никогда больше не повторится, но теперь это стало возможно, и я была потрясена, как сильно хотела этого.

Скользя руками по его рубашке, я расстегивала пуговицу за пуговицей. Его кожа была холодна как лед — пугающий контраст с бушующим во мне пламенем. Его губы скользили по моей шее и плечу, бретелька упала, когда он покрывал мое тело жадными поцелуями. Его рука замерла на моем обнаженном бедре, а я неистово сдирала с него рубашку.

Внезапно, неожиданно резко, он отодвинулся и толкнул меня вниз. Сначала я подумала, что это продолжение любовной игры, но потом поняла: нет, он сознательно оттолкнул меня.

— Нет, — решительно заявил он. — Пока нет. Пока ты не пробудишься.

— Почему? — В отчаянии спросила я, у меня на уме были только его ласки и еще один укус. — Какое это имеет значение? Существует какая-то причина, почему нельзя?

Может, секс со стригоем просто невозможен? Он наклонился к самому моему уху.

— Нет, после твоего пробуждения наши отношения наполнятся новыми ощущениями, более яркими. Позволь мне сделать это... позволь, и все станет для нас возможным...

Вот и «козырь в кармане». Он хотел меня — факт неоспоримый, — но использовал секс как приманку, чтобы заставить меня сдаться. И если честно? Я была на грани того, чтобы согласиться. Тело возобладало над разумом... почти.

— Нет, — захныкала я. — Я... Я боюсь...

Угрожающее выражение его лица смягчилось. Нет, он не стал прежним Дмитрием, но сейчас в нем меньше чувствовался стригой.

— Роза, неужели ты думаешь, будто я могу причинить тебе вред?

Выходит, сейчас вопрос не стоял, каким будет мой выбор — быть обращенной или умереть? Последний вариант вряд ли не причинит мне вреда, но в тот момент я не стала упоминать об этом.

— Укус... Обращение, возможно, причинит боль...

— Я уже говорил тебе: это очень похоже на то, что мы уже делали. Тебе понравится. И клянусь, никакой боли.

Я отвела взгляд. Проклятье! Лучше бы он выглядел злобным и пугающим. Тогда мне было бы гораздо легче воспротивиться. Даже в пылу страсти я не утратила способности сопротивляться. Но видеть его таким, спокойным и благоразумным... слишком похоже на того Дмитрия, которого я любила. А не пойти навстречу такому Дмитрию было ох как трудно. Впервые за все время превращение в стригоя показалось мне... не таким уж скверным.

— Не знаю... — жалобно сказала я.

Он сел, разочарованно взглянув на меня. Я почти испытала облегчение.

— Терпение Галины на исходе. И мое тоже.

— Ты сказал, что время еще есть... мне нужно подумать...

Сколько я смогу протянуть под этим предлогом? Его сощуренные глаза говорили, что недолго.

— Мне нужно идти, — сказал он резко. Больше никаких ласк и поцелуев, это уж точно. — У меня есть дела.

— Прости.

Я была смущена, испугана и не знала, какого Дмитрия хотела: наводящего ужас, сексуального или почти — но все же не совсем — нежного.

Он ничего не ответил, просто наклонился и прокусил нежную кожу моего горла. Все жалкие стратегии бегства растаяли, словно дым. Я закрыла глаза и чуть не упала, только его рука, крепко обнимающая меня, помогла удержаться на ногах. Как и во время поцелуев, его рот казался теплым; от ощущения его языка и зубов меня словно прошил электрический разряд.

И, словно электрический разряд, все мгновенно закончилось. Он отодвинулся, облизывая губы и по-прежнему обнимая меня. Блаженный туман вернулся. Мир снова стал удивительным и прекрасным, все мои волнения растаяли, в том числе и те, которые были связаны с Натаном и Галиной. Страх, владевший мной несколько мгновений назад, досада из-за несостоявшегося секса, смятение. Зачем беспокоиться, если жизнь прекрасна, а я так сильно люблю Дмитрия? Я улыбнулась ему, попыталась обнять, но он уже вел меня к кушетке.

— Увидимся позже.

Миг — и он стоял на пороге. Это опечалило меня. Хотелось, чтобы он остался. Остался навсегда.

— Помни — я хочу тебя. И никогда не позволю ничему плохому случиться с тобой. Я защищу тебя от всего. Но больше я не могу ждать.

С этими словами он ушел. Я расплылась в улыбке, Дмитрий хочет меня. Смутно припомнилось, что во время прогулки я спросила его, почему он хочет меня. Почему, во имя всего святого, я задала этот вопрос? Какой ответ хотела услышать? Почему это имело значение? Он хочет меня — вот что важно.

От этих мыслей и чудесного кайфа под воздействием эндорфинов меня развезло и потянуло вздремнуть. Добрести до постели казалось слишком трудным, так что я осталась на кушетке, где и заснула.

И, совершенно неожиданно, встретила во сне Адриана.

Я уже, можно сказать, махнула на него рукой, убедив себя, что Адриан больше не вернется, что мне удалось избавиться от него. И вот он снова здесь, стоит прямо передо мной — ну, по крайней мере, его образ из сна. Часто мы оказывались в лесу или в саду, но сегодня стояли там, где встретились впервые, на веранде лыжной базы в Айдахо. Сияло солнце, над нами возвышались горы.

Я расплылась в улыбке.

— Адриан!

Не думаю, что когда-нибудь видела его таким удивленным. Учитывая, как скверно я обычно с ним обращалась, его можно было понять.

— Привет, Роза.

Он сказал это неуверенно, как будто опасался, что я могу подшутить над ним.

— Ты отлично выглядишь, — ответила я.

И не соврала. На нем были темные джинсы и ситцевая рубашка на пуговицах темно-синего и бирюзового оттенков, которая фантастически сочеталась с его темно-зелеными глазами. Сами глаза, однако, выглядели до предела усталыми. Это было немного странно. В своих снах он мог без труда формировать мир и даже наш внешний облик в соответствии с собственными желаниями. Мог выглядеть идеально, а вместо этого сегодня его облик нес на себе отражение усталости, полученной в реальном мире.

— И ты тоже. — Голос тоже звучал устало. Он осмотрел меня с головы до ног. Я была все еще в том же обтягивающем сарафане, волосы распущены, на шее сапфиры. — Ты одета так, как мне всегда хотелось. Ты спишь в этом?

— Да. — Я пригладила юбку. Сарафан и впрямь хорошо выглядел. Интересно, Дмитрию он понравился? Конкретно о нем он ничего не говорил, просто продолжал повторять, что я прекрасна. — Я не думала, что ты вернешься. — Я перевела на него взгляд. Он сам на себя был не похож. — Снова пытаешься вычислить, где я?

— Нет, меня это больше не волнует. — Он вздохнул. — Меня волнует одно — что ты не здесь. Ты должна вернуться, Роза.

Я уселась на перила веранды, скрестив на груди руки.

— Адриан, я не склонна к романтическим...

— Не ради меня! — Воскликнул он. — Ради нее. Ты должна вернуться ради Лиссы. Вот почему я здесь.

— Лисса...

Мое бодрствующее «я» даже здесь оставалось под эндорфинами. Я попыталась вспомнить, почему меня должна волновать Лисса.

Адриан сделал шаг вперед, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Ты помнишь? Лисса, твоя лучшая подруга? С которой ты связана и которую поклялась защищать?

Я сидела на перилах, качая ногами.

— Я никогда не давала никаких клятв.

— Что с тобой, черт побери?

Мне не нравился его взволнованный тон — от него мое хорошее настроение портилось.

— Что с тобой, хотела бы я знать?

— Ты сама на себя не похожа... Твоя аура...

Я засмеялась.

— Ох! Начинается. Магическая, мистическая аура. Дай-ка я угадаю. Она черная?

— Нет... Она... — Он разглядывал меня еще несколько тягостных мгновений. — Я едва могу сосредоточить на ней взгляд. Она все время меняется. Что происходит, Роза? Что происходит наяву?

— Ничего не происходит, — ответила я. — За исключением того, что впервые в жизни я счастлива. Почему ты ведешь себя так странно? Раньше ты всегда был забавным. В кои-то веки мне хорошо, а ты все портишь своими скучными разговорами.

Он опустился перед мной на колени, без намека на юмор на лице.

— Что-то очень, очень скверно с тобой. Не могу сказать, что...

— Говорю же, я в полном порядке. Зачем ты снова пришел и пытаешься все испортить?

Не так давно я отчаянно хотела, чтобы он пришел. А сейчас это было совсем не важно. Мне хорошо здесь с Дмитрием, хотя и не безоблачно. Надо просто разобраться с этим, вот и все.

— Я уже объяснил — я здесь не ради себя. Я здесь ради Лиссы. — Он устремил на меня серьезный взгляд широко распахнутых глаз. — Роза, умоляю тебя, возвращайся домой. Ты нужна Лиссе. Я не знаю, что с ней происходит и как помочь ей. И никто не знает. Думаю, только ты сможешь. Может, разлука с тобой причиняет ей вред. Может, поэтому и ты ведешь себя так неестественно. Возвращайся домой. Пожалуйста. Мы исцелим вас обеих. Вместе мы сумеем во всем разобраться. Она ведет себя так странно. Безответственно, как будто ей на все наплевать.

Я покачала головой.

— Наша разлука не означает, что со мной что-то не так. Скорее всего, и на ней это не сказывается. Если у нее проблемы с духом, нужно обратиться к врачам.

— Проблема в том, что ее это не волнует! Проклятье! — Он поднялся и принялся расхаживать. — Что с вами обеими такое? Почему ни она, ни ты не в состоянии осознать важность своих проблем?

— Может, дело не в нас? Может, ты все это вообразил?

Адриан резко обернулся ко мне.

— Нет, я тут ни при чем.

Мне не нравилось все это — его тон, выражение лица, слова. Я обрадовалась при виде его, но сейчас была недовольна тем, что он портит мне настроение. Не хотелось думать обо всех этих вещах. Слишком трудно.

— Послушай, — заговорила я, — мне было приятно повидаться с тобой, но теперь хватит, в особенности если ты собираешься сидеть здесь, обвинять меня и выдвигать какие-то требования.

— Я ничего такого не делаю. — Теперь его голос звучал мягко — гнев ушел. — Меньше всего на свете мне хочется тебя огорчать. Я беспокоюсь о тебе. И о Лиссе тоже. Я хочу, чтобы вы были счастливы и жили той жизнью, какая вам нравится... но не так, как сейчас, когда вы обе встали на путь саморазрушения.

Его слова имели смысл, казались разумными и искренними. Я покачала головой.

— Не вмешивайся. Я там, где хочу быть, и обратно не вернусь. Пусть Лисса сама выкручивается. — Я спрыгнула с перил. Мир вокруг начал вращаться, и я пошатнулась. Адриан схватил меня за руку, но я выдернула ее. — Со мной все прекрасно.

— Вовсе нет. Иисус! Я готов поклясться, что ты пьяна, вот только... по ауре этого не видно. Что с тобой?

Он провел руками по своим темным волосам, что всегда было признаком волнения.

— Все, хватит. — Я старалась говорить как можно вежливее. И с какой стати мне так хотелось снова увидеться с ним? Когда я только оказалась здесь, это почему-то было очень важно. — Отошли меня обратно, пожалуйста.

Он открыл рот, как бы собираясь что-то сказать, и вдруг замер.

— Что с твоей шеей?

Он наклонился вперед, но я, хоть и одурманенная, сумела увернуться. Я понятия не имела, что такое он разглядел у меня на шее, да и не хотела знать.

— Не прикасайся ко мне.

— Роза, это похоже на...

— Отошли меня обратно, Адриан!

Все, хватит с меня вежливости.

— Роза, я хочу помочь...

— Отошли! Меня! Обратно!

Я выкрикнула эти слова и потом, впервые за все время, сумела сама вырваться из сна Адриана и проснулась на кушетке. Тишину в комнате нарушал лишь звук моего частого дыхания. Обычно вскоре после укуса я воспаряла, исполненная ликования, но сейчас, после встречи с Адрианом, в душе зародились беспокойство и печаль.

Я встала и, хотя с трудом, добрела до ванной. Включила свет и вздрогнула, таким ярким он показался по сравнению с освещением большой комнаты. Когда глаза привыкли, я наклонилась к зеркалу, убрала волосы, чтобы не мешали смотреть, и... потрясенно раскрыла рот. Вся шея была в синяках и свежих ранках; вокруг последней запеклась кровь.

Я выглядела как... как «кровавая шлюха».

Почему я не замечала этого прежде? Я намочила мочалку и принялась скрести шею, стараясь смыть кровь. Я терла, терла, пока кожа не покраснела. Все? Или где-то есть еще? Меня волновал вопрос — много ли Адриан успел разглядеть? Тогда волосы у меня были распущены и хорошо прикрывали шею.

Мятежная мысль зародилась в голове. А мне какое дело — много Адриан видел или нет? Какое это имеет значение? Он ничего не понимает. Да и откуда? Я здесь с Дмитрием. Да, он изменился... но не так уж сильно. И я была уверена, что смогу как-то выкрутиться, не становясь стригоем. Просто пока не знаю как.

Я снова и снова уверяла себя в этом, но из зеркала на меня глядели синяки...

Я вернулась на кушетку. Включила телевизор, ничего фактически не видя, и спустя какое-то время счастливый туман вновь окутал меня. Я выключила ТВ и заснула, на этот раз погрузившись в собственные сны, не Адриана.

Дмитрий пришел не скоро. И, говоря «не скоро», я имею в виду почти целый день. К этому времени мне уже было нехорошо — я скучала и по нему, и по укусу. Обычно он заходил дважды в день, так что это был самый долгий срок без эндорфинов. Стремясь как-то занять себя, я постаралась сделать все, чтобы выглядеть как можно лучше.

Я перебрала платья в шкафу и остановилась на длинном шелковом, цвета слоновой кости, изящно расшитом алыми цветами. Мне хотелось зачесать волосы наверх, но, снова взглянув на синяки, я решила оставить их распущенными. Недавно мне доставили щипцы для завивки и косметику, так что я тщательно уложила волосы и слегка подвила кончики. Закончив наводить красоту, я посмотрела в зеркало и осталась в уверенности, что Дмитрий будет очень доволен. Теперь оставалось лишь выбрать одно из подаренных им украшений. Что я и сделала. Однако, собираясь покинуть ванную, я мельком взглянула в зеркало и заметила, что не застегнула застежку на спине. Я потянулась к ней, изогнувшись всем телом, но она находилась вне пределов моей досягаемости.

— Проклятье! — пробормотала я, все еще пытаясь ухватить крючок.

Брешь в моем идеальном облике.

И в этот момент дверь в комнате открылась; послышался легкий стук поставленного на кофейный столик подноса. Повезло!

— Инна! — Позвала я, выходя из ванной. — Мне нужно...

Нахлынула тошнота, и, выйдя в гостиную, я поняла, что источник ее не Дмитрий. Натан.

Челюсть у меня упала. Инна стояла рядом с ним, как обычно, опустив взгляд и дожидаясь, пока можно будет взять поднос. Не обращая на нее внимания, я перевела взгляд на Натана. Наверно, он все еще исполнял обязанности охранника, но раньше он не заходил внутрь. Впервые за все время ожили мои боевые инстинкты, хотя бы отчасти. Я попыталась оценить, какова вероятность сбежать. Страх подталкивал меня отступить, но тогда я оказалась бы заперта в ванной. Нет, лучше оставаться здесь, где, по крайней мере, есть пространство для маневра.

— Что ты здесь делаешь? — Спросила я, удивляясь тому, как спокойно звучит мой голос.

— Решаю одну проблему.

Подтекст сказанного был ясен без всяких подсказок. Этой проблемой была я.

И снова я с трудом сдержалась, чтобы не попятиться.

— Я ничего плохого тебе не сделала.

Ошибочная логика с позиции стригоя. Ни одна из их жертв никогда ничего плохого им не делала.

— Ты находишься здесь. Занимаешь место, впустую расходуешь чужое время. Ты знаешь, как найти ее — девчонку Драгомир, — но не сделаешь ничего хотя бы отдаленно полезного в этом отношении пока Беликов не пошевелится наконец и не пробудит тебя. А тем временем Галина заставляет меня без толку торчать здесь, карауля тебя, и поддерживает его, потому что он убедил ее, что ты станешь для нас исключительно ценным приобретением.

Целый поток жалоб, весьма интересный, если задуматься.

— Ммм... И что ты собираешься делать?

Миг — и он оказался рядом. Перед моим внутренним взором мгновенно возникла та сцена, когда он укусил Дмитрия, а меня при виде этого охватил ужас. Искра гнева вспыхнула в душе — но всего лишь искра.

— Так или иначе, я получу нужную информацию, — прошипел он. — Скажи мне, где она.

— Ты знаешь, где она. В школе.

Зачем спрашивать об этом? Он знал, где Лисса. Он знал, где школа.

Судя по выражению его лица, такой ответ его не устраивал. Протянув руку, он схватил меня за волосы и с силой дернул мою голову назад. Может, распущенные волосы — не всегда такая уж хорошая идея.

— Куда она собирается? Она не все время там. Она хочет поступить в колледж? Поселиться при королевском дворе? У них наверняка насчет нее есть свои планы.

— Мне об этом ничего не известно. Я покинула школу.

— Я тебе не верю! — Рявкнул он. — Она слишком ценна для них. Ее будущее спланировано давным-давно.

— Если это и так, мне никто не докладывал. Я слишком быстро уехала.

Гнев вспыхнул в его глазах, и, клянусь, они стали еще краснее.

— Вы связаны! Ты знаешь! Скажи мне, и я убью тебя быстро. Если же нет, я пробужу тебя, чтобы получить информацию, и потом все равно убью. Подожгу, словно костер.

— Ты убьешь меня, если я стану такой, как вы?

Глупый вопрос. Преданность друг другу у стригоев не в чести.

— Да. Это сломает его, и когда Галина увидит, в каком он смятении, я вернусь на свое законное место рядом с ней — в особенности после того, как прерву род Драгомир.

— Черта с два!

Он улыбнулся, провел пальцами по моему лицу и синякам на шее.

— Так и будет, не сомневайся. Это упростит все — если ты просто скажешь мне сейчас. Умрешь в состоянии экстаза, а не сгоришь заживо. Мы оба получим удовольствие. — Он обхватил рукой мое горло. — Ты определенно представляешь собой проблему, но ты и впрямь прекрасна — в особенности твое горло. Можно понять, почему он хочет тебя...

Внутри играли противоречивые эмоции. Логически я понимала, что это Натан — Натан, которого я ненавидела, прежде всего за то, что он обратил Дмитрия. Тем не менее потребность в стригойских эндорфинах тоже поднимала голову, и с этой точки зрения вряд ли имело значение, кто меня укусит. Имело значение лишь то, что его зубы были совсем рядом с моей шеей, обещая изумительный, изумительный экстаз.

И пока одной рукой он держал меня за горло, другая соскользнула к талии и дальше, к изгибу бедер. В его голосе присутствовал оттенок похоти, он хотел большего, чем просто укусить меня. И после огромного множества сексуально заряженных встреч с Дмитрием — встреч, которые никогда ни к чему не приводили, — тело почти не волновало, кто конкретно ласкает его. Можно закрыть глаза, и станет не важно, чьи зубы кусают или чьи руки раздевают меня. Только последующий кайф — вот что будет важно. Я закрою глаза и притворюсь, что это Дмитрий, а потом забуду обо всем, когда губы Натана станут ласкать мою кожу...

«Одно плохо, — напомнил мне еле слышный голосок разума. — Натан не просто хочет секса и крови. Он хочет в конечном счете убить».

В этом была своего рода ирония. Оказавшись здесь, я до смерти хотела — прошу прощения за невольный каламбур — убить себя, чтобы не стать стригоем. Именно это и предлагал мне Натан. Даже если бы он сначала обратил меня, то потом собирался сразу же убить. В любом случае мне не грозило бы провести вечность в качестве стригоя. По идее, я должна бы радоваться...

Однако именно в самом разгаре того, когда пагубная привычка, овладевшая моим телом, буквально вопила об укусе и последующем блаженстве, я с пугающей ясностью осознала, что не хочу умирать. Может, дело было в том, что целый день прошел без укуса, но во мне пробудился мятежный дух. Я не позволю ему сделать это со мной. Я не позволю ему навредить Дмитрию. И, черт побери, я не позволю ему выследить Лиссу.

Пробившись сквозь эндорфиновое облако, по-прежнему окутывающее меня, я собрала в кулак всю свою силу воли, вспомнила годы обучения и уроки Дмитрия. Добраться до этих воспоминаний было нелегко, и я лишь слегка прикоснулась к ним, но этого хватило, чтобы побудить меня действовать. Я резко устремилась вперед и ударила Натана.

И не добилась ничего.

Он не пошевельнулся. Черт, я даже не была уверена, почувствовал ли он удар. Удивление на его лице быстро сменилось усмешкой, и он расхохотался тем ужасным образом, как это делали стригои, — жестоко и без намека на истинную радость. Потом без малейших усилий он ударил меня, отбросив на другой конец комнаты. Дмитрий поступил точно так же, когда я впервые очнулась здесь и напала на него. Только тогда я не отлетела так далеко и не ударилась так сильно.

Сейчас я ударилась о спинку кушетки, и, господи, как же мне было больно! Нахлынула волна головокружения, и только тут до меня дошло, какой это идиотизм — сражаться с тем, кто настолько сильнее меня, да еще ослабев от потери крови. Я сумела выпрямиться, лихорадочно соображая, что делать дальше. Натан, казалось, не спешил ответить на мое нападение. Более того — он продолжал хохотать.

Я оглянулась и наткнулась взглядом на то, что давало мне возможность действовать, пусть и весьма жалкую. Рядом со мной стояла Инна. Мучительно медленным движением — однако я и такого от себя не ожидала — я протянула руку и обхватила ее за шею. Она вскрикнула, и я рывком прижала ее к себе.

— Убирайся отсюда, — сказала я Натану. — Убирайся отсюда, или я убью ее.

Он перестал смеяться, удивленно воззрился на меня, а потом расхохотался еще громче.

— Ты серьезно? Ты правда думаешь, будто я не смогу остановить тебя, если захочу? Уверена, что меня это волнует? Давай убей ее. И еще дюжину таких, как она.

На самом деле ничего удивительного, но даже я слегка опешила, поняв, с какой легкостью он готов пожертвовать жизнью верной служанки. Ладно. Пора переходить к плану Б. Или, может, это план К? По правде говоря, я потеряла им счет, и ни один из них не был достаточно хорош...

— Ой!

Внезапно Инна ткнула меня локтем в живот, и я от удивления отпустила ее. Она развернулась с придушенным воплем и ударила меня в лицо. Не так сильно, как Натан, но тем не менее сбила с ног. Я попыталась ухватиться за что-нибудь, но без толку. Я ударилась о пол, врезавшись спиной в дверь. Я ожидала, что Инна продолжит нападать на меня, но вместо этого она метнулась через комнату и — Господь помог! — приготовилась защищать Натана.

Прежде чем я успела побороть оторопь, вызванную ее попыткой защитить того, кто без колебаний жертвовал ею, дверь внезапно распахнулась.

— Ой! — Снова воскликнула я, когда она ударила меня и отбросила в сторону.

Быстро вошел Дмитрий. Скользнул взглядом по нашим лицам и, конечно, заметил на моем результаты ударов и Натана, и Инны. Стиснув кулаки, он повернулся к Натану. Это напомнило мне их стычку в коридоре — гнев, и злобу, и жажду крови. Я съежилась, готовясь к новому ужасному столкновению.

— Не делай этого, — самодовольно заявил Натан. — Ты знаешь, что сказала Галина. Только дотронься до меня, и тебя вышвырнут вон.

Дмитрий широким шагом пересек комнату и остановился перед Натаном, отпихнув Инну, словно тряпичную куклу.

— Оно того стоит — пережить ее гнев, в особенности когда я скажу, что ты напал первым. Лицо Розы подтверждает это.

— Ничего у тебя не получится. — Натан кивнул на Инну, которая так и сидела на полу, куда ее отбросил Дмитрий. — Она скажет правду.

Несмотря на боль во всем теле, я начала подползать к девушке. Хотела выяснить, все ли с ней в порядке.

Теперь на лице Дмитрия возникло выражение самодовольства.

— Ты всерьез думаешь, что Галина поверит человеку? Нет. Когда я скажу ей, что ты из зависти напал на меня и Розу, она простит меня. Ты потерпишь поражение, что станет доказательством твоей слабости. Я отрежу тебе голову и возьму из хранилища кол Розы. Последнее, что ты увидишь, это как она вонзает его тебе в сердце.

Вот дерьмо! Не лучше угрозы Натана сжечь меня... Постойте!

Мой кол?

Лицо Натана все еще выражало высокомерие — по крайней мере, для меня. Но наверно, Дмитрий увидел в нем что-то, удовлетворившее его, что-то, позволяющее думать, будто победа за ним. Он заметно расслабился и расплылся в усмешке.

— Дважды, — негромко заговорил Дмитрий. — Дважды я позволил тебе уйти. В следующий раз... В следующий раз все будет кончено.

Я протянула к Инне руку.

— Ты в порядке? — Пробормотала я.

С выражением ненависти на лице она отпрянула от меня. Не сводя с меня взгляда, Натан попятился к двери.

— Нет, — сказал он. — Дважды я позволил ей жить. В следующий раз она умрет. Я контролирую ситуацию, не ты.

Натан открыл дверь. Инна встала и заковыляла вслед за ним. Я пораженно смотрела, открыв рот и перебирая в уме только происшедшие события. Не знаю, что взволновало меня больше всего. Глядя вверх на Дмитрия, я размышляла, о чем спросить его прежде всего. Что нам делать теперь? Почему Инна защищала Натана? Почему Дмитрий позволил ему уйти? Только вопросы так и не сорвались с моих уст.

Вместо этого я разрыдалась.

⇐ Предыдущая 14 15 16 17 181920 21 22 23 Следующая ⇒