ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Зеркало Медеи

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Зеркало Медеи

Вороновица, штаб-квартира отдела «Иностранные армии Востока», август 1942 года

— Не знаю, штандартенфюрер, — сказал Жером, закончив пальпировать дряблый живот Дитера Зоммера. — Не знаю, почему здешние врачи говорят о «подозрениях». Подозревать здесь нечего. У вас классический случай острого холецистита.

Он повернулся к небольшому фаянсовому умывальнику и тщательно вымыл руки, соприкасавшиеся с волосатым, мягким, как гнилое яблоко, животом начальника аналитического отдела. Зоммер, охая, сел на кушетке и принялся натягивать рубашку.

— Вы уверены, гаупштурмфюрер? Именно острого?

— Ну, когда-то он, безусловно, был хроническим. Однако это время прошло и, боюсь, довольно давно.

— И что же теперь мне делать?

— В обычных условиях я рекомендовал бы вам немедленную операцию.

— Нет, нет! — прервал его Зоммер. — Вы же понимаете, что это невозможно! Все дела в аналитическом отделе немедленно встанут. Мой начальник, оберстлейтенант Гелен, будет в бешенстве. На сколько дней я выйду из строя из-за этой операции? На три, четыре?

— Боюсь, что речь идет о неделях, — Жером вытер руки вафельным полотенцем.

— Решительно невозможно! Неужели нет никакой альтернативы?

Жером потер виски, изображая напряженную работу мысли.

— Есть, пожалуй. Возможно, вы знаете, штандартенфюрер, что до войны я некоторое время провел в Индии…

— Да, мне рассказывал Кох, — нетерпеливо перебил Зоммер. — Но какое отношение…

— Тамошняя медицина весьма отлична от нашей. Но кое в чем, пожалуй, превосходит ее. Особенно это касается аюрведических препаратов, изготовленных из трав и минералов.

Зоммер слушал его с затаенной надеждой.

— Поскольку я специализировался на болезнях печени, мне, конечно, было интересно все, что известно об их лечении индусской медицине. И вот, представьте, я обнаружил крайне эффективное средство, называемое в Аюрведе «жемчужная роса».

— Жемчужная роса, — мечтательно повторил Зоммер. — И что, она помогает?

— Да, — коротко и веско ответил Жером. — Она помогает.

— И при остром холецистите?

— Именно.

— И удастся обойтись без операции?

— С уверенностью можно будет сказать лишь спустя неделю. Но то, что за эту неделю вам станет гораздо легче — я могу гарантировать.

— Ну, так что же вы медлите! — воскликнул начальник аналитического отдела. — Где эта ваша жемчужная роса? Сколько стоит курс?

Жером покачал головой.

— Денег я с вас не возьму, штандартенфюрер. Но вы ставите меня перед сложной этической дилеммой.

— Поясните!

— Как немецкий врач, я обязан рекомендовать вам хирургическое вмешательство. Скажем так: с точки зрения европейской медицины, другого выхода из этой ситуации нет. Но я человек более широких взглядов, к тому же я прекрасно понимаю, что ваш отдел не сможет нормально функционировать без вашего руководства…

— Да, да! — горячо поддержал его Зоммер. — Именно — не сможет!

— Поэтому я пропишу вам курс «жемчужной росы». Но вы должны будете принимать ее под моим надзором — слишком велика врачебная ответственность.

Зоммер задумался.

— Как же это возможно? Вы человек занятой, я вообще не вылезаю из Вороновиц.

— Да, это проблема, — согласился Жером. — Впрочем, я вижу один выход. С вами может находиться моя ассистентка, СС-хельферин Дайна Кайните. Ей я доверяю всецело. Да и вам, возможно, будет приятно находиться под наблюдением привлекательной молодой особы.

Зоммер пожевал губами.

— Не знаю, как это можно устроить… у нас здесь совершенно секретный объект, мне даже для вас непросто было раздобыть пропуск.

Это была правда. Чтобы получить допуск в «Иностранные армии Востока», Жерому пришлось пройти несколько кругов бюрократического ада. Кроме того, на первом же КПП у него отобрали пистолет и даже перочинный нож.

Жером пожал плечами.

— Дело ваше, штандартенфюрер. Но допустить, чтобы вы принимали «жемчужную росу» без врачебного контроля, я не могу.

Начальник аналитического отдела сморщил крупный пористый нос.

— Ладно, я что-нибудь придумаю. В конце концов, вашу ассистентку можно будет поселить в домике для персонала — там высокая категория допуска не требуется. Ну же, Нольде, не томите — давайте сюда ваше чудо-лекарство!

«Рыба на крючке, — удовлетворенно подумал Жером. — Теперь главное — не торопиться».

— Боюсь, оно у меня на квартире, — развел он руками. — Я не вожу с собой все препараты, они занимают слишком много места.

— Но вы же знали, что у меня больная печень! — сварливо сказал Зоммер.

— Кое-какие лекарства я захватил, но предвидеть все невозможно. К тому же я никак не ожидал, что у вас такой запущенный случай.

— Запущенный? — с дрожью в голосе переспросил штандартенфюрер.

— И это еще мягко сказано. Повторяю, в нормальных условиях я настаивал бы на немедленной операции.

— А эта ваша ассистентка сможет привезти лекарство?

«Отлично, — подумал Жером. — Он сам идет в расставленные силки, его даже подталкивать не приходится».

— Думаю, да. Одна проблема — она снимает комнату в домике на окраине, там нет телефона. Если бы мы могли за ней кого-нибудь послать…

— Ну, разумеется! Я отправлю за ней своего шофера. Через час она уже будет здесь.

Жером вытащил из кармана ручку.

— У вас есть какая-нибудь бумага, штандартенфюрер? Я напишу ей записку.

— Вот, возьмите, — Зоммер вырвал листок из своей записной книжки. — И напишите, пусть захватит с собой документы, иначе ее не пропустят на территорию.

«Дорогая Дайна, — написал Жером. Обращение „дорогая“ на их тайном языке означало, что речь идет о событиях чрезвычайной важности. — Ты нужна мне в Вороновице. Возьми у меня на квартире две баночки с „жемчужной росой“ и ароматические свечи № 4 и 8. Захвати документы и вещи — возможно, тебе предстоит провести здесь несколько дней. Отто».

— А свечи зачем? — поинтересовался Зоммер, проглядев записку.

— Это часть аюрведической терапии, — туманно объяснил Жером. — Индусы считают, что воздействие на организм должно быть всеобъемлющим, а не точечным.

— О, — сказал Зоммер с уважением. — Есть многое на свете, друг Горацио…

Он, кряхтя, зашнуровал ботинки и подошел к стоящему на тумбочке телефону.

— Зепп, зайди ко мне.

Они сидели в кабинете начальника аналитического отдела — святая святых «Иностранных армий Востока». Жером чувствовал знакомое волнение — он снова находился на расстоянии вытянутой руки от источника бесценной информации, как тогда, в поместье «Платан». Когда Центр не разрешил ему продолжить оперативную игру с Кнохеном, он от разочарования готов был биться головой о стену. Добывать информацию было делом всей его жизни. Диверсионные операции никогда не были коньком Жерома — разумеется, он проводил их, когда получал соответствующие задания, но делал это без особого азарта. Он даже думал порой, что если бы руководителем группы «Синица» назначили не его, а, скажем, Шибанова, то события с самого начала стали развиваться по другому сценарию. Шибанов был более склонен к силовым методам решения проблем; захват танка и прорыв на нем в ставку Гитлера — это было ему близко и понятно. Что касается Жерома, ему с самого начала чудилась в попытке взять ставку нахрапом какая-то червоточина. На оперативных совещаниях, которые проводил в Москве Абакумов, он больше отмалчивался, понимая, что в поле правила игры все равно придется менять. Так и получилось: когда они натолкнулись на мотопатруль в степи, и обергефрайтер Корш рассказал им о кольцах охраны вокруг ставки и режиме патрулирования особой зоны, Жером понял, что первоначальный план, придуманный московскими стратегами, никуда не годится. Ни Абакумов, ни Берия ни черта не знали о том, что творится под Винницей — у них не было здесь ушей и глаз, не было каналов связи, не было доступа к информации. А его, Жерома, специально натаскивали на добычу информации, как фокстерьера натаскивают на лису. Сначала все разузнать, а потом уже действовать — вот чему его учили. Поэтому он с легким сердцем принял решение перейти к плану «В», в эффективность которого не верили ни Берия, ни Абакумов.

От этих мыслей его отвлек стук в дверь. В комнату вошел невысокий пожилой человек в штатском.

— Зепп, — сказал Зоммер, протягивая ему записку. — Поедешь в Винницу, найдешь там фройляйн Кайните. Дайну Кайните.

«Уж чем-чем, а склерозом ты точно не страдаешь», — подумал Жером.

— Где она живет, гаупштурмфюрер?

Жером назвал адрес.

— Если фройляйн уже спит, разбудишь и извинишься. Затем завезешь ее на улицу…

— Владимира Великого, — подсказал Жером.

— Да, именно. А потом отвезешь ее сюда. Все понятно?

— Абсолютно, — кивнул Зепп.

— Прекрасный шофер, — довольно проговорил Зоммер, когда Зепп вышел. — Возит меня уже десять лет. Ни одной аварии. А ведь по вашим таблицам — ха-ха — он далеко не эталон арийца. Ведь мать у него была словачка.

Жером внимательно поглядел на начальника аналитического отдела.

— Штандартенфюрер, — начал он. — Скажу вам одну вещь — только это строго между нами.

— Разумеется, — кивнул Зоммер.

— Шкала расовой принадлежности Шультца — профанация. Все эти измерения черепов, формы носа и так далее — с точки зрения настоящей медицины — просто чушь собачья.

— Неужели?

— Давайте говорить начистоту, — Жером обвел рукой кабинет. — Здесь же можно?

— Если вы имеете в виду прослушку, то ее здесь нет. Гелен не слишком жалует гестапо.

— Так вот, как вы думаете, кто из руководителей Рейха мог бы пройти тестирование по шкале Шультца? Разве что Розенберг и, может быть, Риббентроп. Остальные, штандартенфюрер, оказались бы где-то в самом низу шкалы.

Зоммер поджал губы.

— Вы, конечно, специалист, гаупштурмфюрер, но я не стал бы на вашем месте делать столь опасные выводы…

— Я к этому и веду, — улыбнулся Жером. — Разве кто-нибудь в здравом уме может сомневаться в принадлежности вождей Рейха к арийской расе? Конечно же, нет!

Лицо Зоммера разгладилось.

— А, так вы хотите сказать…

— Что все эти методики в корне неверны. Поэтому-то мы и ищем другие, более научные и точные способы определения расовой чистоты.

— И что же это за способы?

Жером взял ручку и сделал вид, будто хочет проколоть себе палец пером.

— Кровь, дорогой Зоммер. В крови, как в сказочной Книге Судеб, содержатся все сведения о человеке. И его расовая принадлежность, разумеется, тоже.

— Потрясающе интересно, — сказал Зоммер. — И у вас уже есть соответствующие методики анализа?

— Мы над этим работаем. Но нам очень не хватает материала для экспериментов.

— Вы имеете в виду, крови? Но ведь существуют же концентрационные лагеря…

— Где заключенные содержатся в невыносимых условиях. Нет уж, штандартенфюрер, благодарствую. После нескольких недель пребывания в лагере кровь заключенных необратимо портится и становится бесполезной для анализа. Нам же нужен материал свежий, от представителей разных рас, которые хорошо питаются, много двигаются, занимаются физическим и интеллектуальным трудом…

«Каким бредом, наверное, это должно казаться любому нормальному человеку, — подумал Жером. Сейчас он цитировал Зоммеру статью некоего доктора Хирта, напечатанную в последнем номере „Военно-медицинского журнала“. Судя по всему, доктор Хирт несколько лет занимался исследованием крови заключенных концлагерей, но, в конце концов, разочаровался в этом „экспериментальном материале“. — А этот ничего, слушает, открыв рот».

Они беседовали так еще с полчаса. Жером просчитывал реакции Зоммера, приноравливался к его манере разговора, старался использовать те же термины, к которым прибегал начальник аналитического отдела. Дитер Зоммер был трудоголиком с отвратительным характером, которого недолюбливало начальство и боялись подчиненные. Поговорить ему толком было не с кем. Исходя из этого, Жером работал с ним по схеме «лучший друг». Спустя еще двадцать минут штандартенфюрер был готов признать доктора Отто Нольде отличным парнем и хорошим приятелем.

«Превосходно, — сказал себе Жером. — Сейчас приедет Катя (он иногда позволял себе думать о ней, как о Кате), я их познакомлю, и мы начнем курс лечения. А когда этот старый хрыч выздоровеет, он готов будет носить меня на руках. И уж, по крайней мере, я наверняка смогу приезжать в Вороновицу, когда мне вздумается. А это значит, что Гитлер со своим орлом рано или поздно окажутся совсем близко — достаточно будет протянуть руку».

В дверь снова постучали — на этот раз стук был короткий, нервный.

— Войдите, — крикнул Зоммер.

На пороге вновь появился Зепп. Он был явно взволнован, седые волосы растрепаны, как будто он не успел пройтись по ним расческой.

— В чем дело? — удивленно спросил штандартенфюрер. — Ты привез фройляйн?

Зепп мотнул головой, и у Жерома на миг остановилось сердце.

— Там что-то произошло, — сказал шофер. — По тому адресу, который вы мне дали… Там несколько машин гестапо, оцепление. Меня хотели задержать, но я показал пропуск и объяснил, что просто проезжал мимо. Говорят, была стрельба и кого-то арестовали.

Дитер Зоммер повернулся к Жерому. В глазах его уже не было и следа былой приязни — один холодный посверкивающий лед.

— И как все это понимать, гаупштурмфюрер? — спросил он.

— Куда вы меня привезли? — спросила Катя. — Это же не больница…

Машина остановилась перед большими коваными воротами. Из будки охранника слева от ворот вышел человек с автоматом, приблизился к машине.

— Здорово, Хуго, — поздоровался с ним бритый шофер. — Открывай ворота — хозяйка вернулась.

Человек с автоматом заглянул в окно.

— Здравствуйте, госпожа штандартенфюрер. А кто это с вами?

— Моя знакомая, — холодно ответила женщина, сидевшая рядом с Катей. Насколько могла рассмотреть в темноте салона Катя, ей было около тридцати, и она была блондинкой. — Открывайте ворота, Хуго.

— На вашу знакомую нужно выписать пропуск, — неуверенно проговорил охранник.

— Под мою ответственность, — голосом блондинки можно было резать стекло. — И не заставляйте меня ждать!

Хуго козырнул и вернулся в будку. Ворота медленно, с натугой, открылись.

— Ну, вот мы и на месте, — удовлетворенно сказала женщина. — Не бойся, Дайна. Это действительно не больница, но необходимую медицинскую помощь тебе здесь окажут. И самое главное — не станут задавать лишних вопросов.

Автомобиль с шуршанием катился по усыпанной гравием дорожке, по сторонам которой несли караул высокие пирамидальные тополя. Впереди появились огни — это горели фонари перед широкой лестницей, ведущей к дверям массивного здания с колоннадой. При взгляде на них Катя ощутила нечто похожее на состояние, называемое французами deja vu — как будто бы она уже бывала здесь раньше.

— Фрицци, — распорядилась блондинка, — проведи нашу гостью через боковой вход. И сопроводи ее в зеркальный зал, я скоро туда поднимусь.

— Хорошо, — кивнул бритый. Он остановил машину, вышел и открыл левую заднюю дверцу.

— Мы скоро увидимся, Дайна, — женщина положила свою холодную ладонь на пылающую огнем руку Кати. — Не волнуйся.

Лицо ее расплывалось перед Катиными глазами. На мгновение Кате почудилось, что у женщины разные глаза — один отливал глубокой синевой, другой был ярко-зеленым.

«Куда меня привезли? — думала она. — Кто эта женщина? Почему ее назвали „штандартенфюрер“? Нам же говорили, что в немецкой армии нет женщин-офицеров. И что это за дворец, и почему он кажется мне знакомым? »

Фрицци захлопнул дверцу и снова сел за руль. Машина свернула на боковую дорожку и объехала здание по большой дуге.

— Я помогу вам выйти, — сказал шофер дружелюбно. — Обопритесь на мою руку.

— Спасибо, — Катя попробовала пошевелиться, но ногу ее пронзила острая боль. — Боюсь, у вас теперь все сиденье в крови…

— Ерунда, — ответил бритый. — Там специальные чехлы на резиновой подкладке, они хорошо отстирываются.

Он закинул Катину руку себе на шею и выволок ее из машины. Катя не смогла сдержать стона.

— Ничего, — успокаивающе проговорил шофер, — потерпите еще немного, и все будет в порядке. Пойдемте-ка.

Легко сказать — пойдемте! Каждый шаг отдавался в мозгу новой вспышкой боли. Голова кружилась все сильнее.

— Я сейчас упаду, — проговорила она.

Фрицци присел и перекинул ее себе через плечо. Он был здоровым, как лось — наверное, даже больше Хагена. Придерживая Катю за талию, он направился к заднему крыльцу дворца.

Там тоже стоял часовой. Свободной рукой Фрицци вытащил из кармана пропуск и показал ему.

— Пропуск на фройляйн, — не выказав ни малейшего удивления при виде висевшей на плече у шофера Кати, сказал часовой.

— Какой тебе пропуск, болван? — разозлился Фрицци. — Не видишь, что она кровью истекает?

— Порядок есть порядок. Пока фройляйн жива, ей необходим пропуск. Я не имею права пропускать на сверхсекретный объект человека, не имеющего пропуска.

«Сверхсекретный объект, — повторила про себя Катя. — Эти колонны по фасаду дворца… Конечно, я уже видела их — на фотографии, которую показывал Отто! »

Это был дворец Грохольских в Вороновице. Штаб-квартира «Иностранных армий Востока», куда так стремился попасть Отто и где, по слухам, часто появлялся сам Гитлер.

— Под личную ответственность штандартенфюрера фон Белов, — рявкнул потерявший терпение Фрицци. — Если хочешь, можешь пожаловаться коменданту.

Он отодвинул часового с дороги, как отодвигают мебель. Тот выругался, но за оружие хвататься не стал — видимо, загадочная блондинка была очень важной персоной.

— Что за бордель, — ворчал шофер, поднимаясь по лестнице. — Скоро чихнуть нельзя будет без разрешения!

— Пожалуйста, — попросила Катя, — поставьте меня на ноги.

Фрицци остановился и осторожно опустил ее на землю. Катя прислонилась к стене и постаралась привести в порядок разбегающиеся мысли. В Вороновице находится еще и штаб-квартира службы безопасности. Петр говорил, что ею руководит какой-то доктор Гегель. Она запомнила, потому что ей показалось это смешным — главу службы безопасности звали, как старого немецкого философа.

Если Петр провокатор и работает на немцев, то он наверняка сообщил этому Гегелю о том, что Дайна Кайните на самом деле русская разведчица. А это значит, что здесь, в Вороновице, ей грозит смертельная опасность!

— Пойдемте, фройляйн, — бритый осторожно подтолкнул ее к двери. — Мы уже почти пришли.

— Кто ваша начальница, Фрицци? — спросила Катя. — И зачем вы меня сюда привезли?

Катя и сама вряд ли понимала, для чего задавать эти вопросы. Ответ шофера все равно ничего не изменил бы. С пулей в ноге она не могла ни драться, ни убежать. Но безропотно идти, куда ее ведут — как телка на убой — было унизительно.

Как ни странно, шофер ответил.

— Штандартенфюрер Мария фон Белов. Адъютант самого фюрера. А почему она решила привезти вас сюда — я не знаю. Но если уж она обещала вам помочь, значит, поможет.

Они вышли в ярко освещенный коридор. Несмотря на поздний час, по нему сновали люди в форме — вид у них был чрезвычайно озабоченный, каждый второй держал в руках какие-то бумаги. На Катю, поддерживаемую бритым Фрицци, косились, но делали вид, что все в порядке.

Они уже дошли до конца коридора, когда сзади раздался удивленный возглас:

— Фройляйн Дайна!

Катя обернулась — так резко, что у нее сразу же потемнело в глазах. По коридору шел Рихард Кох — в застегнутом на все пуговицы кителе, очень аккуратный. Увидев окровавленную повязку у нее на ноге, Кох остановился, будто налетев на фонарный столб. Стопка бумаг, которую он нес под мышкой, разлетелась по всему коридору.

— Что с вами, Дайна?

— Все нормально, Рихард, — с натугой выговорила Катя. Кох дернулся было к ней, но наткнулся на мрачный взгляд Фрицци и замер на месте. — Правда, все хорошо.

Кох наклонился и принялся собирать бумаги. Фрицци мотнул головой — пойдемте дальше.

Они завернули за угол и оказались перед высокими двустворчатыми дверьми. Бритый достал из кармана ключ и открыл замок.

— Входите, фройляйн.

Щелкнул выключатель. Катя, преодолевая головокружение, огляделась. Они стояли на пороге большого, загроможденного мебелью зала — судя по всему, этим помещением не пользовались очень давно. С потолка свисала огромная люстра, которая некогда должна была заливать хрустальным сиянием весь зал — теперь же среди пышных гирлянд и подвесок горело всего несколько лампочек, и свет ее был тусклым и пыльным. На окнах висели плотные бордовые портьеры. У дальней стены высилось зеркало — огромное, в два человеческих роста, в массивной раме из черного дерева. Как и все в зале, оно было покрыто пылью, отчего казалось матовым.

— Штандартенфюрер приказала ждать ее здесь, — словно извиняясь, сказал Фрицци. Он взял Катю за руку и повел в глубину помещения. Смахнул какие-то коробки с глубокого, с высокой резной спинкой кресла и осторожно усадил в него Катю. — Не волнуйтесь, она скоро придет.

— Мне надо переменить повязку, — пробормотала Катя. Она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание — силы оставляли ее стремительно. — У вас не найдется бинта?

— Разумеется, найдется, — ответил ей знакомый хрипловатый голос. Катя повернула голову — в дверях стояла Мария фон Белов. — И бинт, и инструменты, и даже анестезия.

Она подошла и поставила на хрупкий антикварный столик тяжелую брезентовую сумку.

— Я обо всем позаботилась, Дайна. Фрицци, закрой дверь.

Мария фон Белов извлекла из сумки металлическую фляжку и протянула ее Кате.

— Пей. Сделай два добрых глотка — это приглушит боль.

Катя осторожно попробовала жидкость на вкус. Это был не алкоголь — скорее, настой каких-то душистых трав, горьковатый, но не противный.

— Пей, пей, — засмеялась Мария. — Нам ведь совсем ни к чему, чтобы ты корчилась и выла от боли, не так ли?

Она сноровисто развязала мокрую от крови повязку и осмотрела рану.

— Сама по себе рана не опасная, — сказала она, бросая блузку на пол. — Но задета артерия, поэтому так много крови. Что ж, это удачно.

— Почему? — испуганно прошептала Катя. Мария подняла голову и улыбнулась ей.

— Потому что кровь нам нужна. Фрицци, жгут!

Бритый подал ей резиновый жгут. Фон Белов подмигнула ему, и Фрицци неожиданно схватил Катю за руки.

— Не хочу, чтобы ты брыкалась во время операции, — пояснила Мария.

Катя попыталась вырваться, но Фрицци держал ее крепко. Фон Белов обмотала резиновый жгут вокруг ее запястий и завязала двойным узлом.

— Теперь ноги.

Катя пнула бритого здоровой ногой, но он этого даже не почувствовал. Обхватил своими лапами ее лодыжки и держал, пока Мария связывала их вторым жгутом.

— Отлично, — констатировала фон Белов, оглядев свою работу. — Теперь ты при всем желании не сможешь мне помешать. Фрицци, ты нам больше не понадобишься. Постой у двери с той стороны, чтобы никто нас не беспокоил.

— Слушаюсь, — сказал бритый. На Катю он так ни разу и не посмотрел.

— А мы, пожалуй, приступим к операции, — сказала Мария. Она достала из сумки набор инструментов и баночку спирта. Небрежно протерла спиртом скальпель и наклонилась над Катиной раной. — Для начала извлечем пулю.

— Пулю извлекают щипцами, — проговорила Катя сквозь зубы.

— О, ты разбираешься в военно-полевой хирургии? Да, ты права. Обычно щипцами. Но мне нужно несколько расширить отверстие.

Она полоснула скальпелем по ране. Катя зажмурилась. В висках плеснула боль — то ли снадобье из фляжки еще не успело подействовать, то ли фон Белов ее обманула.

Потом она почувствовала, что в ее ране что-то шевелится. Открыла глаза — Мария выковыривала пулю пальцами.

— Кажется, это называется «вложить персты в раны», — засмеялась она. — Прости, если тебе все еще больно — это скоро пройдет. А вот и пуля.

Она вытащила окровавленный кусочек металла, равнодушно повертела в руках и отбросила в сторону.

— Гадость. Нам ведь не нужно лишнее железо в крови, не так ли, Дайна?

Она встала, потянулась. Осторожно понюхала вымазанные кровью пальцы.

— Сама судьба подарила мне тебя, Дайна.

— Что вы хотите со мной сделать?

— Хочу? Брось, Дайна. Я не хочу, я уже делаю. Представь, как удачно все складывается — мне нужна была кровь для того, чтобы провести ритуал — и тут посреди дороги появляешься ты, окровавленная и нуждающаяся в помощи. Вот и не верь после этого в судьбу!

— Зачем вам моя кровь?

Мария фон Белов подошла к ней поближе, наклонилась и расстегнула пуговицу на кителе. Провела кончиками пальцев по лицу и груди Кати, оставив на них красные полосы.

— У тебя красивое тело, Дайна. Ты молодая, сильная девушка. Твоя кровь должна им понравиться.

— Кому это им?

Фон Белов улыбнулась.

— Ты слишком любопытна. Но думаю, что ты успеешь увидеть их своими глазами.

Она вновь взяла скальпель и встала у Кати за спиной.

— Не шевелись, Дайна, иначе я сделаю тебе больно.

Лезвие распороло китель от воротника до пояса. Еще несколько взмахов скальпеля — и Катя осталась в одном лифчике. Ее била крупная дрожь.

— Хорошая грудь, — одобрила фон Белов. — Думаю, не хуже, чем у Главки.

«Она сумасшедшая, — подумала Катя, — просто шизофреничка… Что она собирается со мной делать? »

Ей стало так страшно, что она забыла и про боль, и про головокружение. Страх удивительным образом вернул окружающему миру четкость.

— Главка — это дочь царя Коринфа, на которой хотел жениться Ясон, — объяснила фон Белов, хотя Катя ни о чем ее не спрашивала. — Медея, подруга Ясона, убила Главку. Все думают, что она сделала это из ревности, но на самом деле она просто принесла жертву.

— Жертву? — дрожа, переспросила Катя.

— В основе ритуала, вызывающего Высших Неизвестных, всегда лежит кровь, — продолжала Мария. — Но этого мало — еще требуются зеркала и предметы. Не знаю, какой предмет был у Медеи, но уверена, что Высшие Неизвестные приходили на ее зов. Пусть даже зеркало у нее было бронзовое.

— Какие предметы?

— Особенные, — в руке фон Белов сверкнула фигурка из серебристого металла. Она покачала его на ладони перед Катиным лицом. — Например, вот такие.

На какую-то долю секунды Кате показалось, что ее безумная мучительница держит в руке того самого орла, за которым и охотилась команда «Синица». Но нет — фигурка, лежавшая на ладони фон Белов, изображала морского конька.

— Итак, предмет у нас есть, — сказала Мария. — Зеркало — тоже. Кровь? Ну, крови у нас сейчас будет более чем достаточно.

Она крепко сжала правую руку Кати и провела скальпелем от локтя к запястью, вскрыв вену.

— Думаю, нам нужно позвонить криминалькомиссару Доннеру и узнать все у него, — спокойно сказал Жером, глядя прямо в глаза начальнику аналитического отдела.

Спокойствие давалось ему предельным напряжением сил. Почему гестапо устроило засаду в доме, где снимала комнату Серебрякова? Против нее не было ни единой улики. Если только… если только тот, кто попал в руки полиции в Пружанах, ее не выдал.

«Бред, — сказал себе Жером. — В застенках гестапо сломается любой, но почему этот человек не назвал меня? Почему только Катю? »

Возможно, у этого человека были основания относиться к ней плохо, подсказал ему холодный голос рассудка. Представь, например, что Шибанов или Гумилев догадались, какие отношения связывают тебя с Катей. А после того, как ты отправил их в лес, эти подозрения превратились в уверенность. Это могло спровоцировать злость и подсознательное желание отомстить. И когда дело дошло до пыток, человек просто не выдержал. Где тонко — там и рвется.

— Это разумно, — металлическим голосом сказал Зоммер. — Сейчас я все выясню.

Он набрал номер коммутатора.

— Соедините меня с криминалькомиссаром Доннером. Хайль Гитлер, штурмбаннфюрер. Это Зоммер. Что там у вас произошло сегодня в Старом Городе? Мой шофер только что оттуда вернулся, говорит, там полно твоих парней.

Некоторое время он внимательно слушал, что отвечает ему Доннер. Жером наблюдал за его лицом — напряженные мышцы постепенно расслаблялись, складки разглаживались. «Может, все еще не так плохо», — подумал Жером.

— Дело в том, что я посылал шофера за одной СС-хельферин, которая снимает комнату в том районе, — сказал Зоммер, когда криминалькомиссар завершил свою речь. — Ее зовут Дайна Кайните. Но, поскольку твои ребята устроили там заварушку, он ее не нашел. Ладно, ладно, заварушку устроили не твои ребята. Тем не менее. Ты про нее ничего не знаешь?

Через минуту он положил трубку на рычаг и повернулся к Жерому. Льда во взгляде начальника аналитического отдела заметно поубавилось.

— Это просто черт знает что! Гестапо арестовало какую-то русскую тетку, связанную с партизанами. Тетка вроде бы встречалась с еще какой-то женщиной, и Доннер пустил за ней хвост. А кончилось все это тем, что молодой заместитель Доннера, Шмидлинг, принял за русского шпиона шарфюрера из команды Отто Скорцени. Ну, вы знаете этих головорезов, доктор. Шарфюрер расшвырял гестаповцев, как котят, Шмидлингу сломал ключицу, еще кому-то — руку. А потом попытался сдать их в полицию как обычных бандитов. Большего бреда представить себе нельзя!

— Но причем здесь моя ассистентка? — сдерживая волнение, спросил Жером.

— Все это, видите ли, происходило прямо перед ее домом. Разумеется, вместе с полицией туда приехали люди Доннера, потом примчался начальник этого шарфюрера. В результате Шмидлинг в больнице, шарфюрер — на гауптвахте, а ваша ассистентка бесследно исчезла.

Жером похолодел.

— Что значит — исчезла?

Зоммер пожал плечами.

— Гестапо, естественно, допрашивало всех местных жителей, но в доме, адрес которого вы указали, не было вообще никого.

— Как, и хозяйки?

— Я же говорю — никого, — раздраженно огрызнулся Зоммер. — Вероятно, ваша ассистентка, напуганная выстрелами, просто убежала.

Больше всего Жерома волновало сейчас, кто была та женщина, за которой следил Шмидлинг, и что с ней стало. То, что агенты гестапо вышли прямо к дому, где жила Катя, не могло быть простым совпадением. Значит, эта девчонка наплевала на его приказ и встретилась со связником партизан!

«Зла не хватает, — подумал он. — Если только она цела, я устрою ей такую выволочку, которую она до конца своих дней не забудет».

— Как видите, доктор, в этой истории больше всех пострадал я, — кисло заметил Зоммер. — Остался и без лекарства, и без этой вашей СС-хельферин. А я-то уже мечтал о том, как за мной будет ухаживать юная медицинская сестра…

— Не расстраивайтесь раньше времени, штандартенфюрер, — сказал Жером, делая шаг к двери. — Если ваш Зепп меня отвезет, я сам привезу вам лекарства. И заодно попробую разыскать свою ассистентку.

— Действительно? — прищурился Зоммер. — Вы готовы полночи проездить, только чтобы помочь мне? Малознакомому, в сущности, человеку?

— Дитер, — проникновенно сказал Жером, — я, прежде всего, врач. Я давал клятву Гиппократа. И если у вас завтра обнаружится перитонит…

«Не пережимай, — сказал он себе. — Слишком уж ты заигрался в доброго самаритянина».

— К тому же, — добавил он, — я найду способ обратить вашу дружбу на пользу своему делу.

Зоммер усмехнулся и неловко приобнял Жерома за плечи.

— Вот теперь я вам верю, Отто. Можете не сомневаться — Дитер Зоммер не забывает добра.

— Зепп, отвези доктора в город и вообще выполняй все его распоряжения.

В коридоре на Жерома налетел Рихард Кох — бледный, взъерошенный, с расширенными зрачками. Схватил за локоть и потащил в сторону.

— На два слова, Отто!

За последние дни они стали хорошими приятелями, и Кох позволял себе некоторую фамильярность по отношению к старшему по званию.

— Минутку, Зепп, — бросил Жером шоферу. — Что случилось, Рихард?

Кох чего-то до смерти боялся — для того, чтобы это понять, не нужно было изучать физиогномику. Он наклонился прямо к уху Жерома и прошептал:

— Я видел Дайну. Она здесь и ей… плохо.

— Где — здесь? И что значит — «плохо»?

— Ох, пожалуйста, не кричи так! Минут сорок назад, на втором этаже. В коридоре, ее вел этот лысый урод Фрицци.

— Рихард, — сказал Жером, стараясь, чтобы голос его звучал ровно. — Я не знаю, кто такой Фрицци. Расскажи мне все с самого начала.

— Ну, как — с начала? Я возвращался из комнаты машинисток в свой кабинет… Смотрю — Дайна. А с ней Фрицци. Это шофер Марии фон Белов. Ее-то ты знаешь, надеюсь?

— Нет, — терпеливо ответил Жером. — Кто это?

— Важная шишка. Адъютант фюрера. Перед ней все на задних лапках пляшут, ну, вот этот ее Фрицци и обнаглел, даром что простой шарфюрер. Вообще-то она в основном сидит в ставке, но здесь у нее тоже есть кабинет. Короче говоря, Дайна была ранена.

— Ранена?

— Ты глухой? — разозлился Кох. — Ох, извини, я не в себе просто. Да, у нее текла кровь по ноге. И, понимаешь, это выглядело как серьезная рана. Я ей крикнул — Дайна! — а она обернулась и говорит: иди, Рихард, со мной все в порядке. Но я-то видел, что нет! И этот Фрицци ее так еще подтолкнул, как будто она арестована, а он ее конвоирует…

— И что было дальше?

— Да ничего, — Кох опустил глаза. — Они ушли. А я побежал искать тебя.

— Чего меня было искать? — Жером не смог скрыть злость. — Я все время был с Зоммером.

— Ну, я же не мог без вызова ввалиться в кабинет к начальнику, — промямлил шифровальщик. — Потом, я все ждал, что ты появишься… думал, ну вот сейчас он выйдет, а ты все не выходил…

— Ладно, — оборвал его Жером. — Где, говоришь, это было?

— На втором этаже. Прямо под нами, фактически.

— Куда ее могли повести?

— Не знаю, — Кох прикусил губу. — Кабинет фон Белов в другом крыле. Да и вообще там дальше по коридору ничего нет, один только зал, куда стаскивают всю старую мебель…

Его лицо вдруг исказила гримаса.

— Только имей в виду, Отто — я тебе ничего не говорил! С этой фон Белов лучше не связываться. Я тут вообще не причем, понятно?

— Не бойся, — Жером хлопнул его по плечу. — Свою ассистентку я как-нибудь смогу защитить.

Кох облегченно вздохнул.

— Зепп, — сказал Жером, вернувшись к терпеливо дожидавшемуся его пожилому шоферу, — спускайтесь вниз и заводите машину. Я скоро спущусь.

— Как скажете, гаупштурмфюрер, — со спокойным достоинством ответил Зепп.

Жером прошел мимо равнодушного охранника и спустился по лестнице на второй этаж. Здесь было безлюдно и тихо. Только потрескивали под потолком химические лампы. Жером осмотрелся, прошел по коридору до конца, прислушиваясь к доносившимся из-за дверей звукам. С этой стороны коридор заканчивался выходившим в парк окном. На всякий случай Жером выглянул в него — внизу дымил выхлопной трубой черный «хорьх».

«Самое разумное, что я могу сейчас сделать, — сказал себе Жером, — это спуститься вниз, сесть в машину и уехать отсюда. Продолжать играть свою роль так, как будто ничего не случилось. Даже если Катя попала в лапы гестапо… а скорее, службы безопасности — у меня будет шанс вытащить ее, не рискуя при этом всей операцией. В конце концов, в работе любой службы бывают накладки. Я придумаю ей алиби… что бы она там не натворила. Но для того, чтобы вытащить ее чисто, мне нужно сейчас оставить ее здесь и уехать. А я не могу этого сделать».

Он с некоторым удивлением понял, что впервые за много лет думает не о выполнении задания, а о том, как спасти свою девушку. А поняв, разозлился.

Чувства — плохой помощник в ремесле разведчика. Наставники не уставали повторять это им, наивным и романтичным ребятам, в чьих жилах кипела молодая, жаждущая приключений кровь. Разведчик обязан быть свободным от привязанностей, его сердце должно быть без остатка отдано Родине. И Жером, который верил своим учителям, старался выполнять этот их наказ. За то время, что он прожил вдали от Родины, у него было немало женщин — он скрупулезно запоминал их лица, имена, привычки, но никогда не испытывал к ним никаких чувств.

Катя, так доверчиво потянувшаяся к нему там, на базе «Синица», стала первой, о которой он позволил себе думать как о родном человеке. Может быть, сыграло роль то, что он вернулся на Родину, и невидимые обручи, стягивавшие его изнутри, немного ослабли. Совсем немного — но этого оказалось достаточно, чтобы в трещину в казавшейся незыблемой плотине хлынули сметающие все на своем пути воды океана.

«И вот результат, — зло думал он, заворачивая за угол коридора. — Эта дурочка полезла на рожон, встретилась со связником, попала под колпак гестапо и каким-то образом оказалась в руках у адъютанта самого фюрера… Мало того, что сама пропала, так еще и поставила под удар всю операцию…»

Он резко остановился. За поворотом коридора у высоких двустворчатых дверей подпирал стену бритый налысо амбал с переломанными, как у борца, ушами. Петлицы шарфюрера СС и нагловатый взгляд убедили Жерома в том, что перед ним упомянутый Кохом Фрицци.

— Шарфюрер, — сказал Жером резким, командным голосом. — Где Мария фон Белов?

Фрицци смерил его оценивающим взглядом — сверху вниз.

— А вам зачем, гаупштурмфюрер? — спросил он, демонстрируя полное пренебрежение к старшему по званию.

— Смирно! — рявкнул Жером. — Руки по швам, свинья! И вынь изо рта жвачку!

Бритый вздрогнул и рефлекторно вытянулся в струну. Команды, которые дал ему Жером, должны были на мгновение расфокусировать его внимание — хотя бы потому, что никакой жвачки у него во рту не было. Прежде, чем он сообразил, что происходит, Жером изо всех сил хлестнул пальцами ему по глазам.

Фрицци взревел, как раненый медведь. Пушечный удар его кулака рассек воздух там, где только что находился подбородок коварного врага. Но тот стремительно присел, и кулак Фрицци пронесся у Жерома над головой. Когда твой противник значительно превосходит тебя в росте и физической силе, твоя главная задача — лишить его этого преимущества. Из своей нижней стойки Жером ударил шарфюрера апперкотом в пах — этот удар, считающийся очень подлым, он освоил в портовых кабаках Марселя.

Фрицци согнулся пополам, лицо его оказалось на уровне груди Жерома. Тот схватил его за уши и резко дернул вниз, одновременно выбросив вперед колено.

Нос шарфюрера хрустнул, как сухая ветка. Жером отпустил его уши и, сцепив руки в замок, нанес удар по бритому затылку.

Фрицци тяжело рухнул на пол. Жером перевернул его голову — под глазами шарфюрера стремительно расползались синие круги.

Жером вытащил у него из кобуры пистолет — свой он оставил на КПП — и сильным пинком распахнул дверь.

«Держись, — говорила себе Катя, — держись, ты сильная, ты сможешь».

Кровь вытекала из вскрытых вен темными вязкими струйками. Хрустальная ваза, которую Мария поставила под ее связанные руки, была наполнена больше, чем наполовину. Из рассеченной ноги кровь стекала в глубокий серебряный поднос и грозила выплеснуться на ковер. Катя не знала, сколько литров крови она уже потеряла — может быть, полтора или два. Последние несколько минут кровотечение замедлилось — видимо, кровь начала сворачиваться.

У нее и так всегда была хорошая свертываемость, а теперь, когда Катя изо всех сил пыталась восполнить кровопотерю, этот процесс шел еще быстрее.

Она не могла толком вспомнить, когда ей пришла в голову эта мысль. Наверное, когда фон Белов отворила ей вторую вену и заботливо подвинула под забившую красную струйку вазу. Страх как-то отодвинулся, ушел на второй план. Страх ушел, а ясность восприятия мира, подаренная им, осталась.

Тут-то она и сообразила, какой дурой была.

«Если я могу лечить других, — сказала себе Катя, — то могу вылечить и себя. Я и рану эту дурацкую могла уже давно зарастить — мне только нужно было не паниковать, спрятаться куда-нибудь в тихое место и сосредоточиться. Правда, пуля… но я бы, наверное, и пулю как-нибудь сумела бы выгнать».

Эта мысль вернула ей надежду. Она, продолжая для вида скулить, откинулась на спинку кресла, крепко зажмурила глаза и постаралась заглянуть внутрь себя.

Там был холод. Холод и пустота.

Жизнь уходила из нее с пугающей скоростью. Жизнь была неразрывно связана с кровью, а крови она потеряла очень много. Каждую секунду у нее внутри умирали тысячи, миллионы клеток. Замедлялись и останавливались процессы движения, которые и есть жизнь. И сил на борьбу уже почти не оставалось.

И тогда Катя представила себе, как где-то глубоко внутри, в красном переплетении вен, забил теплый источник.

Идущие от него волны побеждали холод. Кровь побежала по венам быстрее и, хотя она по-прежнему выплескивалась из вскрытых вен и из раны на ноге, теперь ее хватало для того, чтобы поддерживать искру жизни.

«Раны затянутся, — говорила себе она. — Не быстро, чтобы эта тварь ничего не заподозрила. Но затянутся. Я медленно стягиваю их края… я сшиваю их невидимой иглой. И скоро от них останутся только тонкие красные нити».

Ей было трудно сосредоточиться — очень мешала болтовня Марии фон Белов. Адъютант Гитлера несла какую-то чушь: о Высших Неизвестных, которые направляют историю человечества по собственному усмотрению, но могут поделиться своим могуществом с избранными, о древних культах, целью которых было заставить этих Неизвестных служить хозяевам предметов, о самих предметах — это, пожалуй, было самое интересное, но Мария ни словом не обмолвилась про орла. Зато про какую-то Черную Башню, в которой хранилось сразу несколько предметов, упоминала часто.

— Кроме мангуста, я нашла там морского конька и улитку, — рассказывала Мария, счищая пыль с огромного зеркала. — Какие способности дает улитка, мне еще предстоит выяснить, а вот морской конек — удивительный предмет. Это с его помощью были когда-то обрушены неприступные стены Иерихона. Веришь, Дайна, мне даже страшно становится, когда я думаю о попавшей мне в руки силе!

Она выложила на столик перед зеркалом два серебристых предмета. Конек остался у нее в руках.

— Высшие Неизвестные чувствуют предметы, — продолжала распинаться фон Белов. — Они их притягивают, как магнит. Но если маг незащищен, встречи с Неизвестными он может не пережить. Для этой цели и служат зеркала и кровь.

«Я выживу, — твердила себе Катя. — Каким бы ни был этот ее ритуал, она все равно будет вынуждена отвлечься. И тогда я смогу полностью вернуть себе силы».

Мария фон Белов подошла к ней и проверила, сколько крови набралось в чашу.

— Будем надеяться, этого хватит. Дайна, поверь — здесь нет ничего личного. Второй раз за последние дни судьба толкает мне в руки будущую жертву — согласись, глупо было бы отказываться. Тем более что если эта жертва окажется угодна Высшим Неизвестным, я сравняюсь могуществом с богами.

«Точно, ненормальная», — подумала Катя. Мария наклонилась и легонько поцеловала ее в щеку.

— Прости, Дайна. Ты умрешь не напрасно.

Она взяла хрустальную чашу, подошла к зеркалу и выплеснула кровь так, что та залила стекло сверху донизу.

Катя представила пульсирующее сердце. Оно должно биться ровно, спокойно. Кровь, которой становится все больше и больше, циркулирует по большому и малому кругам кровообращения. Никакой паники. Красные и белые кровяные тельца деловито снуют в трубах сосудов, занимаются своей обычной работой. Легионы тромбоцитов устремляются к порезам на руках и ране на ноге, заставляя кровь свертываться. Раны заживают, плоть, рассеченная сталью, медленно, но верно смыкается вновь. Боль уходит, в организм вливаются новые силы.

У меня получилось, подумала она. Я сумела! Сумела себя исцелить! Ну, держись теперь, сука фашистская!

Мария фон Белов раскачивалась перед залитым кровью зеркалом, бормоча что-то на неизвестном Кате языке. Она была похожа на огромную змею, вставшую на хвост. И, как змея, меняющая кожу, она неожиданно стянула с себя китель и блузку, оставшись обнаженной до пояса. Метнулась к Кате и выхватила у нее из-под ног поднос.

— Я — Медея, — исступленно крикнула Мария фон Белов, зачерпывая кровь из подноса и размазывая по своему телу. — Я жрица подземного мира! Я держу в руках ключи Агартхи. Услышьте меня, Господа Глубин, и придите ко мне, ибо у меня есть то, что дает мне власть!

За дверями зала раздался какой-то шум. Но именно в этот момент в зеркале что-то дрогнуло.

Катя, не веря своим глазам, смотрела, как из-под кровавых потеков проявляется чья-то призрачная рука. Голубовато-прозрачная, просвечивающая насквозь, с длинными тонкими пальцами. Вслед за рукой показалась голова с огромными, нечеловеческими глазами. Мария фон Белов торжествующе расхохоталась.

— Вы пришли, Великие Неизвестные! Я позвала, и вы явились ко мне!

В следующую секунду раздался страшный треск и правая створка двери слетела с петель, выбитая мощным ударом.

— Всем на пол! — крикнул знакомый голос.

Он хотел обойтись без стрельбы. Схватка с Фрицци и так была слишком шумной, а уж выстрелы наверняка привлекли бы внимание охраны. К тому же Жером по-прежнему не представлял себе, что происходит с Катей. Оставался шанс — крохотный, впрочем — что с ней все в порядке. Когда дверь распахнулась, даже этот крохотный шанс испарился, как капля воды на раскаленной сковородке.

Он увидел двух женщин — одну полуголую, с длинными белокурыми волосами, стоявшую перед огромным, залитым кровью зеркалом. И вторую — тоже обнаженную до пояса, полулежавшую в кресле, с темными ранами на связанных резиновым жгутом руках. И эта вторая была — Катя.

Мозг Жерома не успел проанализировать увиденное. А может быть, просто не захотел — в зале творилось что-то чудовищное, слишком невероятное, чтобы рассудок мог это воспринять. Реальность, которую он видел, была упрощена до голых функций, с нее было содрано все лишнее. Катя была связана и ранена, женщина перед зеркалом была палачом и врагом.

Указательный палец Жерома сам нажал на спусковой крючок.

За мгновение до того, как он выстрелил, Мария фон Белов сжала в руке морского конька.

Жером почувствовал страшную боль в правой руке и выронил пистолет. Точнее, то, что от него осталось — расплавленный, искореженный кусок металла. Полуголая женщина у странно мерцающего зеркала медленно раздвинула губы в открывающей острые зубы улыбке. Подняла руку.

Мозг опять отключился — теперь Жером двигался на одних рефлексах. Что бы там ни было у нее в руке, ему нужно было не попасть под удар этого оружия.

Он прыгнул в сторону, врезался в нагромождение каких-то стульев, упал на колени. Ящерицей проскользнул за массивным старинным шкафом. Раздался громкий треск — шкаф раскололся надвое, будто разрубленный невидимым топором.

На счастье Жерома, в зале было слишком много мебели. У него за спиной разлетались вдребезги мраморные столешницы, звонко лопались деревянные ребра козеток, рассыпались в щепки комоды. Но сам он каждый раз оставался невредим и подбирался все ближе и ближе к огромному, темному от крови зеркалу.

Потом наступила тишина. Жером осторожно выглянул из-за края исполинского гардероба и увидел белокурую тварь совсем рядом. Она настороженно обводила взглядом зал, который заволокло пылью, словно поле боя — клубами порохового дыма. Сейчас Жером находился у нее за спиной. Один прыжок — и он повалит ее на пол, вырвет у нее ту штуку, которой она расплавила его пистолет и переломала мебель. С такой штукой можно будет попробовать прорваться, сказал себе Жером и прыгнул.

Мария фон Белов развернулась, выбросив вперед правую руку. Невидимый луч задел его по касательной — Жерому показалось, что плечо его расплющили огромным кузнечным молотом — и продолжил свое движение, коснувшись вымазанного кровью зеркала.

Стекло взорвалось с оглушительным звоном. Жерома швырнуло на пол, на него посыпались темные от крови осколки.

— Шайссе, — хрипло проговорила Мария фон Белов. — Я из-за тебя зеркало потеряла!

Жером попытался вскочить, но правую ногу пронзила острая боль. Кость сломалась, как спичка — острый конец ее проткнул ткань брюк.

— Не дергайся, — велела фон Белов. — Я не хочу убивать тебя быстро.

Катя не понимала, что происходит. Жером почему-то не сумел выстрелить в фон Белов, потом та стала размахивать руками, и в зале начала взрываться и разваливаться на куски мебель. Потом разлетелось зеркало, в котором шевелилась какая-то прозрачная фигура…

Катя зажмурилась, когда на нее посыпались осколки. Один крупный осколок глубоко вонзился в подлокотник кресла — сантиметров на десять правее, и он рассек бы ей шейную артерию.

Жером лежал на полу, а Мария фон Белов, бочком, как гиена, приближалась к нему, сжимая в руке какой-то предмет. Когда она взмахивала рукой, Жером дергался и вскрикивал от боли.

«Тварь, — подумала Катя, — мерзкая, отвратительная тварь! Если бы я умела убивать взглядом, ты уже давно превратилась бы в труп! »

Но взглядом она убивать не умела. Довольно и того, что ей удалось исцелить себя после нанесенных Марией фон Белов ран.

Взгляд ее упал на воткнувшийся в кресло осколок. Он был очень острым и засел в деревянном подлокотнике прочно.

Катя вытянула руки и попыталась перерезать свои путы краем осколка. С третьей попытки это удалось — туго затянутый резиновый жгут лопнул с довольно громким хлопком. Но стоявшая к ней спиной Мария фон Белов даже не обернулась, увлеченная расправой над Жеромом. Возможно, про себя она уже считала Катю мертвой.

Жгут, стягивавший ноги, Катя просто развязала. Мышцы сильно затекли, и ей пришлось потратить еще минуту, разминая их пальцами.

Она с трудом поднялась с кресла, стараясь производить как можно меньше шума. Не обращая внимания на порезы, вытащила осколок из деревянного подлокотника. На подламывающихся ногах сделала несколько шагов по направлению к Марии фон Белов.

— Сначала я сломаю тебе руки, — говорила Мария фон Белов, наклонившись над Жеромом. — Потом переломаю ребра. Потом возьмусь за позвоночник. Ты будешь умирать долго, ублюдок. Или ты скажешь мне, кто ты и зачем тебе понадобились предметы.

В этот момент Жером увидел за ее спиной Катю, и в глазах его сверкнули хорошо знакомые ей огоньки.

Он длинно, со вкусом выругался — этого ругательства Катя не знала, но, видно, оно означало что-то очень нехорошее, потому что Мария вздрогнула, как от удара и занесла руку с зажатым в ней морским коньком.

Катя увидела, как лицо Жерома исказила гримаса боли. Рука у него вдруг дернулась, как у сорвавшейся с ниточки марионетки, и выскочила из плечевого сустава.

Жером закричал — громко, давая Кате возможность подойти совсем близко.

— Ауфидерзеен, сука! — сказала Катя, замахиваясь.

Адъютант Гитлера успела обернуться. Но больше она не успела сделать ничего.

Тяжелый осколок зеркала вонзился в красивое холеное лицо Марии фон Белов и раскроил его надвое.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…

[1] Популярную в годы войны песню «Эрика» можно послушать на сайте: http: //vilavi. ru/pes/171205/171205. shtml

[2] Туманлы-Кёль — «Форельное озеро»

[3] Bergmiitze (нем. ) — «горная шапка», головной убор, представляющий собой овальную шапку с козырьком.

[4] Сокращение от Hilfswillige — «желающие помогать» (нем. ). Вспомогательные подразделения, сформированные из перебежчиков, пленных и добровольцев. Использовались как охранники тыловых объектов, повара, конюхи, технические специалисты, кладовщики, грузчики и т. д. Летом 1942 г. в тыловых подразделениях вермахта служило не менее 200 тысяч хиви. Русская Освободительная Национальная армия — одно из первых крупных формирований русских «хиви», созданное зимой 1942 г. на Брянщине химиком Брониславом Каминским. Каминский верой и правдой служил своим немецким хозяевам, но в августе 1944 г. был расстрелян ими вместе со всем своим штабом. Предатели — материал дешевый.

[5] То же самое что и бармен, только по-немецки.

[6] Я не могу! (нем. ).

[7] Публичный дом (нем. жарг. ).

[8] Сила выше Права (нем. ).

[9] Не жди, пока тебя ударят (нем. ).

[10] Немецкий медовый ликер, буквально — «ловушка для медведя».

[11] На здоровье! (фр. ).

[12] Шультц, Бруно — руководитель VII (Расового) управления Главного управления Расы и поселений (Rasse- und Siedlungs Hauptamt; RuSHA). Создатель шкалы расовой принадлежности, состоявшей из пяти основных групп. К третьей группе относились арийцы с примесью альпийской, динарской или средиземноморской крови.

[13] Хаген ошибается, как и большинство тех, кто цитирует эту фразу. Ничего такого Геббельс никогда не говорил. Легенда восходит к высказыванию драматурга средней руки Ханнса Йоста «Когда я слышу слово „культура“, я снимаю свой браунинг с предохранителя».

[14] Случай австрийского солдата Арнольда Павле, укушенного вампиром во время войны с турками, и сербского крестьянина Петра Благоевича из села Кисилова.

[15] Раннее название метадона; также иногда называется долофином — имя, данное первооткрывателями препарата Бокмюлем и Эрхартом в честь Адольфа Гитлера.

[16] Фон Белов цитирует одно в высшей степени известное художественное произведение. Оберштурмбаннфюрер Гегель цитату не распознал. А вы?

[17] Стихи Квинта Горация Флакка.

⇐ Предыдущая 7 8 9 10 11 12 13 14 1516