Александр Дугин

Через язык мы понимаем реальность, например, греки смотрят вверх и говорят “космос” (красота), а англичане в свою очередь “спэйс” (пустота). В этом уже заложено первичное отношение к окружающему миру, которое человек впитывает с детства.

Если вспомнить гипотезу лингвистической относительности (теория Сеппира-Уорфа, о которой говорится в фильме), то мы строим языком реальность. Дополним, что точный перевод с одного языка на другой невозможен, так как цепь ассоциаций, рождающихся в нашем мозгу, соотносится именно с формой языковой реальности, в которой живет данный человек. В этнолингвистике изучают связь мышления, национальной культуры и сложившегося под этим влиянием языка. Чем больше различаются языки, тем больше у людей разница в восприятии действительности. Входя в иную языковую систему, мы будем интерпретировать физические явления одинаково с носителем языка.

как человек может овладеть понятиями чужого языка? Можно ли стать немцем или французом русскому, которого с детства обучали русскому и он жил в России? Да, мы можем выбирать свой этнос. Широкогоров, изучавший этнос, писал:

«Этнос есть группа людей: говорящих на одном языке; признающих свое единое происхождение; обладающих комплексом обычаев, укладов жизни”.

Как понять, когда человек входит в другой этнос? Когда говорит и думает на том языке, который относится к этносу. Именно единство языка – это главная особенность этноса. А под языком понимается не просто знание слов и грамматики, а жизнь в одной системе смыслов и значений, например, быть причастным “русском миру” в сфере идей, культуры и нравов. Это вхождение в духовный мир, где участники пребывают в едином пространстве смысла. И человек будет русским, если считает себя русским, говорит по-русски, думает по-русски, сопричастен русской культуре.

Но можно ли оставаться русским или христианином и понять араба? Да, например, Анри Корбен советует так. Нужно думать из чужой культуры, а не из нашей. Нужно самому учиться их языку, а не их заставлять принимать наши установки.

Красота других — это то, чего мы часто не замечаем. Для того, чтобы быть готовым её увидеть, нужно уметь открыть сердце неизвестному, а не быть закрытым в своей «истинной» системе взглядов. Одна из граней смирения — это выслушать и понять другого, даже если ты знаешь, что он не прав. Но если бы у него не было хоть части истины, то вряд ли бы он и верил в неё.

Постижение чужого жизненного мира возможно только методом вчувствования и сострадания. Этот метод требует трансформации собственного сознания, чтобы изучение нового общества или этноса не представляло бы собой постоянного соотнесения того, что «эти люди думают и чувствуют» с тем, что «есть на самом деле» - ведь это «на самом деле» есть то, «как люди думают и чувствуют» в обществе, к которому принадлежит сам наблюдатель и где он был сформирован. Но как только такое сравнение вступит в силу, вся работа исследователя будет фикцией, мы начнем приписывать изучаемому обществу то, чего в нем нет. Кроме того, мы скрытно будем считать, что сами «знаем лучше», а это заведомо снизит ценность того, что можно узнать.
И, наконец, если у нас появится какая-то неприязнь, раздражение или брезгливость, то мы начнём с неправильных установок. Человек, повествующий о каком-то этническом обществе с раздражением или уверенностью в своем превосходстве, с научной точки зрения заведомо подрывает адекватность своих выводов. При этом не важно даже, раздражен ли он своим обществом или чужим, в обоих случаях он будет искажать ситуацию и неправильно судить об этносе и протекающих в нем процессах.
Его взгляд так же далёк от истины, как и взгляды «фанатика» или «адвоката». Можно рассмотреть эти два типа мысли:
1) Фанатизм - это исключение необходимости мыслящего исследования, когда изгоняется исходная для нормального мышления позиция «я не знаю». Нет места удивлению новому, есть место поклонению и почитанию всего имеющегося. Фанатик испытывает удовольствие от информации, которая хвалит и подтверждает то, что он думает. Мысли, которые подтверждают картину мира, хорошие и истинные. Высказаны они праведными и разумными людьми. Мысли, отвергающие картину мира, плохие и ложные, они даже не подвергаются анализу, они высказываются людьми, далекими от истины, а значит, мало в чём разбирающимися. Если эти мысли и подвергаются анализу, то не лично: а через мнения авторитетных единомышленников. То, что бросает вызов устоявшимся мыслям, вызывает чувство оскорбленности: это угроза, которую надо устранить. Вызов нового – это не головоломка, а нечто неприличное или даже гадкое.
И чтобы убрать и намек на инакомыслие – надо исключить сомнение как мыслительный процесс.

2) Фанатику нет нужды доказывать свою правоту - он её утверждает практически и так же устраняет инакомыслие. Адвокат же чувствует обязанность защитить и отстоять, показать преимущество своего убеждения перед сомневающейся публикой. Адвокаты по натуре жаждут дебатов. Они хотят склонить публику на свою сторону, завербовать приверженцев или, как минимум, уменьшить лояльность у партии противников. Они лишь притворяются участниками диалога или спорщиками - их цели другие. Не истина, как у собеседников, не победа над противником, как у спорщиков, цель адвоката - души аудитории, на глазах которых разворачивается действо. Они воюют за публику, уничижая противников.

Адвокат не уничтожает противника в лоб, он ищет пути победить. Цель оправдывает средства, поэтому ничего страшного, если не все факты будут проверены. Он не отвергает, а изучает новую информацию, но исследует ее исключительно с ангажированной позиции: истина-то заранее установлена. Такой отбор необходим, чтобы понять, что на пользу нужной, то есть его, точке зрения и что ей во вред. Здесь ценится умение подать ситуацию в нужном свете - подсветить достоинства и затенить недостатки.
Адвокат часто доводит всё до черно-белой картины, чтобы выводы слушателя были очевидны.

В этой роли невежества ЧТО мыслится или является заранее данным, а КАК мыслится полностью произвольно, главное всеми силами утвердить своё ЧТО.

Намного лучше обстоит дело с той формой эмпатии, которая основана на любви и искренней симпатии к изучаемому обществу, на горячем стремлении лучше его понять и, возможно, сделать его ценности своими. В этом случае будут открыты многие смыслы, которые иначе недоступны. Любовь – лучшее орудие социолога и историка религий. Если он будет относиться к обществу, которое исследует с любовью и сопереживанием, то он имеет намного больше шансов его понять. Но и слишком восторженное отношение к объекту исследования может исказить представление: обычное покажется экстраординарным, исключения будут выглядеть как правила, неприятные стороны будут перетолковываться в апологетическом ключе, и четкая картина тогда превратится в туманную идиллию. Из этого следует вывод, что нам нужно всегда сохранять дистанцию исследователя.

Нам нужно стараться отказываться от качественного иерархизированного сравнения обществ между собой, что является необходимым условием корректного анализа. Крайние формы обратного подхода, который старается выстроить иерархию обществ или существ, разделить их на высшие и низшие, можно условно назвать «высокомерие». И всё равно, какое оно, национальное или религиозное, да-да, может быть и православное высокомерие, переходящее в презрение инакомыслящих. Но, чтобы это понять, нужно перечислить виды высокомерия, присущие обществам. Схожие мысли высказывает А. Г. Дугин, но определяет такие взгляды жёстче, называя расизмом.

1) Культурное высокомерие (деление человеческих культур на высшие и низшие, с признанием неполноценности последних и стремлением их «развивать» и «совершенствовать», даже в том случае, если приверженцы этих культур не испытывают ни малейшей потребности меняться «к лучшему»).
2) Цивилизационное высокомерие (характерное для тех, кто использует термин «цивилизация» в единственном числе, исходя из того, что человечество делится на две половины – «цивилизованную» и «нецивилизованную»).
3) Эволюционное высокомерие (утверждающее, что развитие человеческих обществ идет только в одном направлении и все общества проходят приблизительно одни и те же стадии развития, только с разной скоростью; представителей можно узнать по использованию в речи выражения «примитивный» – применительно к людям, социальным группам, этносам, обществам, культурам, иногда даже религиям).
4) Политическое высокомерие (либеральная демократия часто исключает возможность других типов правления, признавая их за неполноценные или недостаточно прогрессивные).
5) Технологическое и экономическое высокомерие (качественно сравнивающее между собой общества по уровню технического развития и на этом основании приписывающее им индекс «лучше» или «хуже»).
6) Аксиологическое высокомерие (утверждающее существование универсальной шкалы ценностей, обязательной для всех человеческих обществ, с осуждением тех, кто этого не признает).
7) Религиозное высокомерие (отрицание даже части истины в верованиях других народов

Пункт 2

Александр Дугин

21 февраля 2022

Александр Дугин: В условиях резкой конфронтации России с Западом сфера ценностей приобретает фундаментальное значение

Всеобщее внимание приковано к Украине и ЛДНР. Но я бы хотел поговорить на взаимосвязанную тему традиционных ценностей. Недавно произошли очень показательные события. Вначале на сайте Минкульта неожиданно появился проект указа президента, которым было намечено утвердить список традиционных ценностей и принять их за базовый код в культурной политике России.

Список был продуманным и точным (быть может, за исключением совершенно нетрадиционной идеи прав человека, которая служит Западу для проведения своей односторонней и лицемерной политики и которая основана на либеральной идеологии, глубоко чуждой России). Пожалуй, самыми главными пунктами проекта указа были:

1. провозглашение превосходства духа над материей, 2. признание самобытности русской цивилизации, 3. противостояние западным влияниям, инструментально используемым для разрушения интегрированной русской (российской) культуры, 4. обращение к началам православия и традиционных конфессий России, как к образцовым горизонтам, 5. утверждение идеалов любви, чести и верности, 6. резкое неприятие низменных штампов и обсценной лексики, унижающих человеческое достоинство.

Конечно, документ не претендовал на то, чтобы резко изменить нравственный уровень в обществе. Но задавал конкретные параметры и критерии тем направлениям культуры, образования и искусства, которым должна оказываться поддержка от лица государства.

Значение документа трудно переоценить. В условиях резкой конфронтации с Западом сфера ценностей приобретает фундаментальное значение. И дело не только в конфликте интересов, но и в глубоком противостоянии культур: ультралиберальной постмодернистской трансгуманистской культуры глобалистского Запада и основных векторов русской цивилизации, где преобладает совсем иной — традиционный, духовный, общинный — культурный код. А предложенный документ формулировал код, выполняя задачу взвешенно, обоснованно и разумно. Все сводилось к традиционным ценностям, которые противопоставлялись нетрадиционным. А им как раз и присягнул Запад, стремящийся навязать их человечеству как единственно верную норму.

Традиция – Антитрадиция

Традиционализм – не сумма идей, а способ восприятия и отношения к действительности

1) Священное, являющееся центром – Антопоцентрическое или социоцентрическое ядро идей

2) История - это духовное ослабление (регресс) к ощущению и распознаванию Священного и Божественного. История – это прогресс

3) Антропологический дуализм. У Дугина есть удачные понятия – «максимальный гуманизм» и «минимальный гуманизм»

«Максимальный гуманизм» обнаруживается в освоении человеком своего светового, трансцендентного измерения. В этом пункте традиционализм близок как платонизму, так и христианству– святоотеческому учению о сущности и назначении человека. Словами св. Афанасия Александрийского, «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом».

«Минимальный» исходит из программы «Просвещения», основанной на освобождении атомарного человека от всяческих ограничителей его произволения. Как итог, в эпоху Постмодерна началось уже освобождение человека от человека и «человеческого. Освобождение от Бога привело к освобождению от человека, к превращению его в неистового потребителя, подвластного медиакратической манипуляции как единственному управленческому языку наших дней:

«Сегодня бытие длится ровно столько, сколько длится информационный выпуск, развлекательная передача или рекламный ролик. Точно так же в жизни людей: существование раздроблено на множество несвязных друг с другом моментов, заполненных случайными, разрозненными впечатлениями – они тем «ценнее», чем «ярче», «контрастнее», «причудливей»

4) Иерархия – равенство

Одним из ключевых пунктов социального распада Запада и миров, зависимых от него (включая Россию) традиционализм видит исчезновение традиционной структуризации общества, горизонтальной (гендерной, расовой и возрастной) и вертикальной (кастовой), которой придаётся решающее значение в цивилизационном бытии. Деление на сословия мудрецов-священнослужителей, воинов и тружеников виделось естественным для западной, восточной и русской традиции. В истории сакральных обществ высшими кастами были касты жрецов и воинов, они-то и составляли ядро сакральной элиты. Поскольку в общей системе традиционного общества преобладали качественные стороны, в центре внимания были вопросы, связанные с элитами.

Кастовая философия неравенства была естественным состоянием мира до того, как интеллектуальный дурман «Просвещения» растиражировал повсюду миражи «равенства».

«Желание равенства равнозначно желанию бесформенного. Всякая идеология равенства служит точным показателем уровня вырождения общества или «позывными» сил, стремящихся привести мир к вырождению»

5) Общее – частное

Становясь «частным делом каждого», религия превращается в набор воззрений и поведенческих моделей, доступный для свободной избирательности. Постепенно освобождаясь от инерции Традиции, религиозность отбрасывает Сакральное и заменяет его «небесным двойником» современного верующего, и духовная жизнь сводится к банальной психологической релаксации. В философском плане это «христианство без Христа».

В нормальном случае (традиционное общество) «Яйцо Мира» открыто сверху, и лучи первоначала (Бога) проникают в мир напрямую, делая каждую вещь символом, отражением, проявлением высшего бытия. Это и есть сакральный мир, Вселенная, омываемая светом святости. Второе состояние соответствует современному миру – «Яйцо Мира» закрывается сверху. Лучи более не достигают вещей. Каждая вещь начинает означать только саму себя. Это профанный (не сакральный) порядок, эпоха материализма, рационализма и гуманизма.

Но в своей книге «Царство количества и знаки времени» Генон описывает и еще одно состояние, которое он помещает в будущее (он умер в 1953 году). Это открытие “Яйца Мира” снизу, когда вещи начинают служить опорой не для небесных влияний, но для прямого вторжения демократических сущностей. Вещи становятся не просто не-сакральными (профанными), но «одержимыми», «бесноватыми». Генон называет эту последнюю фазу истории «великой пародией».