ПЕРЕВОДЧЕСКОЕ КРЕДО Н.Л. ТРАУБЕРГ

ПЕРЕВОДЧЕСКОЕ КРЕДО Н. Л. ТРАУБЕРГ

Прохорова Д. А.

Новгородский государственный университет имени Ярослава Мудрого

E-mail: daria. a. prokhorova@gmail. com

NATALIA TRAUBERG’S TRANSLATION CREDO

Prokhorova D. A.

Yaroslav-the-Wise Novgorod State University

E-mail: daria. a. prokhorova@gmail. com

Аннотация: Статья посвящена феномену переводческого кредо. В ней рассмотрены работы русских переводчиков художественной литературы XX века К. И. Чуковского, Н. С. Гумилёва, Л. В. Гинзбурга, Н. Я. Галь, отражающие взгляды мастеров на переводческий труд. Особое внимание уделено деятельности и мемуарной прозе Натальи Леонидовны Трауберг. В статье рассмотрены эссе переводчицы, вошедшие в сборники «Невидимая кошка», «Голос черепахи» и «Сама жизнь». В них она рассуждает о профессии переводчика и формулирует собственное переводческое кредо.

Ключевые слова: переводческое кредо, перевод художественной литературы, русские переводчики XX века, Н. Л. Трауберг, христианство.

Abstract: The article is devoted to the phenomenon of translation credo. It examines the works of twentieth century Russian translators of fiction K. I. Chukovsky, N. S. Gumilyov, L. V. Ginzburg, N. Y. Gal which reflect the masters’ views on translation work. The article pays particular attention to the activities and memoir prose of Natalia Leonidovna Trauberg. The article examines her essays included in the collections " The Invisible Cat", " The Voice of the Turtle" and " Life Itself” where she discusses the profession of a translator and formulates her own translation credo.

Key words: translation credo, translation of fiction, twentieth century Russian translators, N. L. Trauberg, Christianity.

Принято считать, что перевод – это вторичная деятельность, а её результат, текст перевода, является вторичным (репродуктивным) текстом, «копией» или «двойником» оригинала. С другой стороны, многие теоретики и практики перевода подчёркивают творческий характер деятельности переводчиков художественной литературы, сближают её с авторским творчеством, что позволяет говорить о том, что вторичность перевода относительна. Степень и тип вторичности перевода зависят от таких факторов, как жанр текста оригинала, метод перевода и личность переводчика – его/её переводческое кредо [1].

Во все времена для переводчиков оказывалось важным обобщать и передавать свой практический опыт, осмыслять и объяснять свои переводческие решения, предпочтения и принципы. Таким образом, переводчики были первыми теоретиками перевода. Их программы, манифесты и даже «заповеди» отражали систему убеждений и ценностей, как художественных, так и мировоззренческих, которая, как и цель, которую ставил перед собой переводчик, влияла на стратегию перевода. Данную систему убеждений и ценностей можно назвать термином «переводческое кредо» (от лат. credo – «верую»), который в основном встречается в эссеистике, но также и в некоторых теоретических работах по переводоведению. В частности, термин «переводческое кредо» упоминается в работе классика отечественной теории перевода В. Н. Комиссарова [2]. Комиссаров отмечает, что своё «переводческое кредо» излагали самые выдающиеся переводчики всех времён, и их соображения представляют несомненный интерес, хотя в большинстве своём и не отвечают современным требованиям научности, не выстраиваются в последовательные теоретические концепции. А. В. Фёдоров в своей работе [3] не называет данный термин, но по сути говорит о том же. Он пишет, что выдающиеся переводчики художественной литературы разных времён опирались в своей работе на определённую систему взглядов на язык и литературу, на собственное мировоззрение.

В настоящей статье будут рассмотрены работы русских переводчиков художественной литературы ХХ века: поэтов и переводчиков Корнея Ивановича Чуковского и Николая Степановича Гумилёва, Льва Владимировича Гинзбурга, Норы Яковлевны Галь, отражающие их взгляды на переводческую деятельность и миссию переводчика, рефлексию над собственными творческими задачами и художественным методом. Особое внимание в статье будет уделено переводческой деятельности и отражающей её мемуарной прозе Н. Л. Трауберг.

Для рассмотренных в статье авторов характерно воспринимать перевод, с одной стороны, как искусство: об этом говорит, в частности, название посвящённой художественному переводу книги К. И. Чуковского «Высокое искусство». Нора Галь называет переводчиков школы художественного перевода И. А. Кашкина мастерами перевоплощения, сравнивает хорошего переводчика то с режиссёром, то с «немым и неподвижным актёром-одиночкой» [4]. С другой стороны, при описании переводческой деятельности данные авторы заимствуют язык христианского дискурса, порой говорят о переводе в терминах религиозного служения. Более того, извечный дуализм буква/дух, – предмет переводческих дискуссий, не утихающих в течение многих столетий, и ставшая традиционной для русской школы перевода установка переводить не букву, но дух оригинала, его смысл, – тоже имеют христианскую подоплёку. В Священном Писании противопоставляется служение букве и духу Закона Божия: «Он дал нам способность быть служителями Нового Завета, не буквы, но духа, потому что буква убивает, а дух животворит» (2 Кор. 3: 6).

В 1919 году в издательстве «Всемирная литература» вышла брошюра для начинающих переводчиков художественной литературы «Принципы художественного перевода». В неё вошли две статьи: «Переводы прозаические» К. И. Чуковского и «Переводы стихотворные» Н. С. Гумилёва. Данное учебное пособие, впитавшее в себя опыт переводческой деятельности многих предшествующих лет, заложило основы отечественной теории художественного перевода.

В своей статье [5] Чуковский сравнивает переводчика с актёром, ваятелем, живописцем, он утверждает, что переводчик – в той же степени мастер слова, участник творческого акта, что и автор, которого он переводит. Формулируя собственные принципы переводческой деятельности, он использует религиозную лексику: «Переводчик, если он не ремесленник, должен выбирать для перевода близкого себе по стилю писателя. Переводи лишь того, кого любишь – вот первая заповедь для переводчика» [6; курсив мой – Д. П. ]. Текст оригинала для Чуковского – материал для переводческого творчества, как текст драматического произведения – материал для актёра. Однако обращение с этим материалом должно быть очень осторожным, бережным. Переводчик не может позволить себе преобразовывать текст оригинала по своему усмотрению, его роль – перевоплотиться в автора, полностью подчинить себя его воле, отрекаясь от своего эго.

Рассматривая вторую ипостась художественного перевода, перевод поэтический, поэт Серебряного века и замечательный переводчик Н. С. Гумилёв, подобно К. И. Чуковскому, размышляет о переводческих принципах по сути в христианских категориях самоотречения: «… переводчик поэта должен быть сам поэтом, а, кроме того, внимательным исследователем и проникновенным критиком, который, выбирая наиболее характерное для каждого автора, позволяет себе, в случае необходимости, жертвовать остальным. Ион должен забыть свою личность, думая только о личности автора. В идеале переводы не должны быть подписными» [7; курсив мой – Д. П]. Как и Чуковский, Гумилёв называет свои принципы «заповедями».

В книге «Высокое искусство», логическом продолжении «Принципов художественного перевода», Чуковский развивает свои мысли о переводческом мастерстве. Он пишет о переводческой деятельности поэта Николая Заболоцкого, который переводил грузинских поэтов разных стилей, причём каждый стиль был одинаково близок ему. По мнению Чуковского, это говорит о способности Заболоцкого преодолевать своё эго и перевоплощаться в переводимого автора. Чуковский видит в переводческой деятельности самозабвенное служение: «…нужно возлюбить переводимого автора больше себя самого и беззаветно, самозабвенно служить воплощению его мыслей и образов, проявляя свое эго только в этом служении, а отнюдь не в навязывании подлиннику собственных своих вкусов и чувств» [10]. Здесь, видимо, Чуковский отсылает к одной из важнейших христианских заповедей: «возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22: 39).

В книге «Разбилось лишь сердце моё... » поэт, переводчик немецкой поэзии Л. В. Гинзбург подводит итог своей творческой жизни. Рассказывая о себе, автор показывает, как обстоятельства жизни, соединившись с особенностями писательского дарования, вели его к переводам немецкой поэзии – делу, которое стало не только профессией, но и призванием. Размышляя о труде переводчика поэзии, Гинзбург периодически использует лексику, близкую к религиозной: «… переводом занимались подвижники» [11; курсив мой – Д. П. ]; «В переводе, наверное, самый тяжкий грех – ложь» [12; курсив мой – Д. П. ]. О творчестве Б. Л. Пастернака Гинзбург пишет: «Свет сострадания в равной степени лежит и на его стихах, и на его переводах» [13; курсив мой – Д. П. ].

В книге «Слово живое и мёртвое» Н. Я. Галь обобщает свой многолетний профессиональный опыт переводчика и редактора и выступает за выразительность и естественность языка. Она показывает примеры неудачных языковых и стилистических решений авторов, переводчиков и редакторов, анализирует удачи и находки, тонкости переводческого мастерства. В духе традиции русского переводческого искусства, которая, по мысли одного из наиболее видных её представителей С. Я. Маршака, «всегда была чужда сухого и педантичного буквализма» [14], Галь пишет о главенстве духа над буквой в извечном переводческом споре [15]. Галь использует слова и образы из христианского дискурса: «Вот это чудо и совершили кашкинцы, истинные пионеры нового перевода прозы. Они – основатели той переводческой школы, что верна духу, а не букве подлинника» [16].

Как мы видим из представленных примеров, русские переводчики ХХ века, живя и работая в атеистическое время, активно использовали религиозный, христианский дискурс для описания и трансляции своего переводческого опыта и опыта своих коллег. Часто они сближали христианские добродетели и заповеди, хорошо известные им благодаря высочайшему уровню культуры, и основы переводческого мастерства. В ещё большей степени данная тенденция характерна для переводчика английской христианской литературы, видного деятеля христианского просвещения в Советском Союзе Н. Л. Трауберг.

Наталья Леонидовна Трауберг (1928–2009) – выдающийся переводчик с нескольких европейских языков. Особую известность ей принесли переводы английских христианских писателей ХХ века – Г. К. Честертона, К. С. Льюиса и П. Г. Вудхауза. Благодаря ей советские читатели смогли приобщиться к лучшим образцам современной западноевропейской культуры и христианской мысли, поэтому переводы Трауберг часто называли просветительскими, а её саму – «мостом» между Советским Союзом и Западом. Мастерски владея искусством перевода, полностью отдавая свой голос переводимому ей автору, она тем не менее привносила в свою работу элементы собственного авторского стиля.

Детство и юность будущей переводчицы прошли в Ленинграде. Большое влияние на неё оказали бабушка со стороны матери Мария Петровна и няня Лукерья Яковлевна – верующие люди, воспитавшие её в духе православного благочестия. Тема религии, морали и нравственности была с детства близка Трауберг, пробудила интерес к творчеству христианских мыслителей и в дальнейшем повлияла на выбор жизненного и профессионального пути. С ранних лет Наташа Трауберг интересовалась английской литературой, росла на книгах «Леди Джейн» Сесилии Джемисон и «Маленькая принцесса» Фрэнсис Элизы Бёрнетт, училась английскому языку и рано начала читать в оригинале. В детстве её учителем английского был англичанин Линард, моряк, оставшийся в России. В библиотеке отца Трауберг хранилось множество английских детективов, и Наташа вместе со своим учителем читала книги таких авторов, как Гилберт Кийт Честертон, Агата Кристи и Найо Марш.

В 1945 году Наталья Трауберг стала студенткой романо-германского отделения филологического факультета Ленинградского государственного университета. Её преподавателями были известные ученые-филологи: В. М. Жирмунский, В. Я. Пропп, Ю. М. Лотман. Трауберг с юности была влюблена в филологию и медиевистику, собиралась заниматься наукой, но путь в аспирантуру для неё был закрыт как для дочери «космополита». Филолог и переводчик Николай Владимирович Эппле, ученик Натальи Леонидовны, в своём эссе «Зоркость и надежда» пишет об обстоятельствах, которые привели к тому, что Трауберг стала переводчиком. Он отмечает, что юношеским мечтам Трауберг о медиевистике не суждено было сбыться из-за борьбы с «космополитами». Кроме того, медиевистика как наука в те годы перестала существовать, и Трауберг оказалась «сослана» в прозаический перевод» [17].

После окончания университета Трауберг стала преподавать в ленинградском Институте иностранных языков, но проработала там недолго: началась травля, связанная с обвинением её отца в космополитизме, последовало увольнение. В то тяжёлое время её «спас» Честертон и его роман «Перелётный кабак». В 1953 году Трауберг переехала в Москву и начала работать переводчиком в издательствах, главным образом в издательстве «Художественная литература». В 1955 году она защитила кандидатскую диссертацию по филологии. Начало творческого пути Натальи Трауберг пришлось на ранние 1960-е годы, когда она начала переводить «для души», а не только для издательств, и стала одним из первых переводчиков для самиздата. Не все её переводы печатались, обычно они ходили по рукам в «культурном подполье».

Наталья Трауберг была замужем за литовским писателем и переводчиком Виргилиюсом Чепайтисом. В 1960-х и 1980-х годах она жила в Литве, что сильно на неё повлияло. Её первые переводы Честертона (эссе «Кусочек мела» и «Радостный ангел») напечатали в семейном издательстве Чепайтиса–Трауберг «Ёлочка» в нескольких экземплярах. Сначала Трауберг переводила для себя и для друзей, потом она взяла за правило переводить двадцать пять эссе в год.

Трауберг перевела биографические труды Честертона о христианских святых «Святой Фома Аквинский» и «Святой Франциск Ассизский», трактат «Вечный человек». Две последних книги Трауберг перевела к Пасхе 1963 и 1964 года. В 1965 году Трауберг познакомилась с известным московским православным священником отцом Александром Менем. Прочитав «Вечного человека», Мень занялся изданием переводов Честертона, для этого были наняты несколько машинисток. Напечатанные книги стали ходить по рукам, началась их жизнь в «культурном подполье». Судьба самиздатовских переводов была своеобразна: Трауберг вспоминала, что порой приходилось снимать аллюзии, требующие пространного комментария, сокращать, не было возможности править рукописи, причём неизвестные люди могли вносить свои правки; в общем, самиздатовские переводы были далеки от академически подготовленных рукописей [18].

В 1972 году Трауберг познакомилась с творчеством английского писателя Клайва Стейплза Льюиса. Прочитав трактат «Страдание», она занялась переводами его произведений и переводила по книге Льюиса в год. Так началась жизнь Льюиса в самиздате. У него стали появляться и другие переводчики: Татьяна Шапошникова перевела «Письма Баламута», перевод был отредактирован Натальей Трауберг. После переезда в Литву в 1979 году Трауберг продолжала переводить Честертона и других христианских авторов, например, отца Саймона Тагуэлла. Произведения Честертона и Льюиса были официально изданы лишь в конце 1980-х годов. Отдавшая, по выражению Н. В. Эппле, свой голос любимым ею авторам, Трауберг довольно много писала сама – её статьи, эссе, мемуарная проза вошли в книги «Сама жизнь», «Невидимая кошка», «Голос черепахи», где Трауберг размышляет о своей жизни и переводческом пути, формулирует собственное переводческое кредо.

Трауберг сближала перевод и духовную, христианскую жизнь, она писала «об особом сходстве переводческого ремесла с «духовным деланием». … Перевод труден, просто физически тяжек. Перевод требует редкой собранности и отрешённости, а за неокупленные взлёты жёстко мстит. Перевод – борьба с энтропией, круг по лицу бездны. Перевод предельно смиренен; если мы сами не распыхтимся, он не превозносится и не ищет своего» [19; в этих словах – аллюзия к Первому посланию апостола Павла к Римлянам, фрагмент из которого многие христиане называют Гимном любви; курсив мой – Д. П. ]. Трауберг сравнивала перевод с жизнью по Евангелию: «Один литовский священник говорил, что Евангелие не принимают впрямую, потому что это «накладно». Накладно и всерьёз переводить, то есть – начать, решиться; дальше, кроме трудов, будет несравненная радость» [20]. «Вообще перевод – очень полезное для души занятие, он помогает избавиться от ячества, снимает проблему " дикого слова" » [21].

Обязательным для переводчика качеством Трауберг считала смирение – одну из самых важных христианских добродетелей: «… Перевод – ремесло смиренное …» [22].

Несмотря на то, что Трауберг была замужем за католиком, она не приняла католичество. Однако как жена католика она ходила в католическую церковь, была в евхаристическом общении с Римским Престолом. Трауберг общалась с известным в Литве францисканцем отцом Станиславом Добровольскисом. Жизнь в католической стране, католическое благочестие, как и православное воспитание, оказали значительное влияние на жизнь и переводческую деятельность Натальи Трауберг. Некоторые католические религиозные практики она переняла и использовала в работе. Например, широко распространённые «интенции» – молитвенные просьбы к Богу, которые сопровождаются посвящением своих поступков (в случае Натальи Трауберг – переводов) чему-то, совершением их ради чего-то. Примеры таких «интенций» – перевод романа Г. К. Честертона «Человек, который был Четвергом» во время ранения Папы Римского Иоанна Павла II ради его выздоровления, перевод эссе «О Польше» в подарок тайному доминиканскому священнику, видимо, для его утешения. Трауберг относилась к своим переводам как к церковному служению: «Я считала необходимым, чтобы люди прочли эти книги» [23]. В беседе с Борисом Колымагиным «Всегда ли побеждает побеждённый? » Трауберг сказала: «Большая радость была – переводить «вести», которые «спасают людей» [24].

Трауберг не только переводила, но и правила чужие переводы. В этом Н. Эппле видит «невидимый миру труд двойного самоотречения, сначала во имя автора, потом во имя переводчика, как правило, куда хуже неё знавшего своё дело» [25]. Для Трауберг действительно важна идея самоотдачи в переводческой деятельности, по её мнению, переводчик должен полностью отдать автору себя, раствориться в произведении; однако это редко удаётся, и Трауберг писала, что сама она больше пишет, чем переводит [26]. Трауберг даже называла свою профессию «переписчик» [27]. Она считала, что тексты, написанные на иностранных языках, необходимо переводить с учётом особенностей русского языка, русского менталитета. Трауберг считала, что в каждом конкретном случае нужно решить, чем в оригинале можно жертвовать, а чем – нельзя [28]. По её мнению, переводя некоторых писателей, следует быть очень точным, в других книгах главное – воздействие, и в переводе оно должно быть равным воздействию оригинала [29].

Переводческий труд невозможен без главной христианской добродетели – любви. Любовь была составляющим работы Трауберг: «Всех писателей, очень любимых, которых я переводила, уже кто-то тоже переводил. Например, Честертона. Возможно, эти переводчики не настолько его любили, как я, но они были талантливы» [30]. Без любви, по мнению Трауберг, невозможно никакое творчество: «Пиши только о том, что видел(а) глазами любви. Заодно это способствует смирению – непременно заметишь, что таких случаев мало…» [31].

Изучив мемуарные произведения русских переводчиков ХХ века, статьи и книги, отражающие их профессиональную деятельность и отношение к переводческому мастерству, мы пришли к выводу, что для переводчиков свойственно размышлять о собственном художественном методе, объяснять свои переводческие решения, формулировать мировоззрение, взгляды и ценности, оказавшие влияние на их работу. Характерно, что для описания принципов переводческой деятельности зачастую использовались христианские термины и образы. Наталья Леонидовна Трауберг входит в круг русских переводчиков ХХ века, рефлексирующих о собственной деятельности. Её уподобление перевода духовному деланию, использование аллюзий и метафор из христианской жизни при описании переводческого мастерства продиктованы не только широтой кругозора, но и убеждениями, опытом духовной жизни.

Литература:

1. Nesterova N. M., Papulova Yu. K. Translation as a secondary activity: myth or reality? // Педагогический журнал Башкортостана № 1(56). 2015. С. 133-138.

2. Комиссаров В. Н. Теория перевода (Лингвистические аспекты). М., 1990. С. 11-12.

3. Фёдоров А. В. Основы общей теории перевода (Лингвистические проблемы). М., 2002. С. 20.

4. Галь Н. Я. Слово живое и мёртвое. М., 1987. С. 203.

5. Принципы художественного перевода [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //lib2. pushkinskijdom. ru/Media/Default/PDF/Book collection writers PD/Sologub_collection/Принципы художественного перевода. pdf

(дата обращения 01. 04. 2021).

6. Там же.

7. Там же.

8. Там же.

9. Чуковский К. И. Высокое искусство. М., 1988. С. 40.

10. Там же. С. 41.

11. Гинзбург Л. В. Избранное. М., 1985. С. 237.

12. Там же. С. 278.

13. Там же. С. 238.

14. Маршак С. Я. Воспитание словом [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //s-marshak. ru/works/prose/vospitanie/vospitanie17. htm (дата обращения 06. 04. 2021).

15. Галь Н. Я. Слово живое и мёртвое. М., 1987. С. 170.

16. Там же. С. 204-205.

17. Эппле Н. В. Зоркость и надежда [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //trauberg. com/memoria/zorkost-i-nadezhda/ (дата обращения 25. 03. 2021).

18. Трауберг Н. Л. Сама жизнь. СПб, 2010. С. 411-412.

19. Трауберг Н. Л. Невидимая кошка». М. -СПб, 2009. С. 46.

20. Там же.

21. Трауберг Н. Л. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //old. russ. ru/krug/20010417. html (дата обращения 14. 04. 2021).

22. Трауберг Н. Л. Невидимая кошка. М. -СПб, 2009. С. 33.

23. Трауберг Н. Л. Сама жизнь. СПб, 2010. С. 406.

24. Там же. С. 412.

25. Эппле Н. В. Зоркость и надежда [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //trauberg. com/memoria/zorkost-i-nadezhda/ (дата обращения 25. 03. 2021).

26. Трауберг Н. Л. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //old. russ. ru/krug/20010417. html (дата обращения 14. 04. 2021).

27. Трауберг Н. Л. Голос черепахи. М., 2009. С. 8.

28. Трауберг Н. Л. Сама жизнь. СПб, 2010. С. 409.

29. Там же.

30. Эппле Н. В. Зоркость и надежда [Электронный ресурс] // Режим доступа: http: //trauberg. com/memoria/zorkost-i-nadezhda/ (дата обращения 25. 03. 2021).

31. Трауберг Н. Л. Невидимая кошка. М. -СПб, 2009. С. 20-21.