Яблони на Луне. Глава Девятая

Яблони на Луне

Глава Девятая

Вино слюны своей он дал мне выпить,

Приветствуя пушком и тем, что рядом.

И спал со мной, щека к щеке, обнявшись,

Красавец, среди тварей бесподобный.

И полная луна на нас смотрела,

Ее спроси, - она не выдаст брата.

Тысяча и одна ночь. Ночь триста восемьдесят четвертая.

Впервые в жизни не понимаю, что мне положено чувствовать. На похоронах положено грустить, на свадьбе радоваться, брошенного девушкой друга утешать. Но я даже не слышал о возможности союза женщины и двух мужчин, не говоря о подобающем наборе чувств. Остается только прислушаться к себе – что там, внутри? Радость обретения друзей, непередаваемый коктейль секса, любовь к девушке, страх первых шагов познания себя, предвкушение предстоящего обучения. Еще стыд. Веду себя на людях так открыто, как будто я один. Все видят мои чувства, я не в силах их замаскировать. Стыд – единственная понятная эмоция. Единственная приличная эмоция, оттого я прячу ее подальше и никому не показываю. Больше никаких приличий! Пусть мир увидит настоящего Ватаю. Гнев тоже колет меня мимолетом. Я не то чтобы скрываю его от друзей, просто позволяю ему пройти сквозь меня и удалиться туда, где он зародился – в великое ничто. Гнев возникает, когда я вижу руку Эрика в Таниной. Мы все время втроем, но гнев колет меня только изредка. Надо всем этим смешением противоречивых чувств, которое плавится и бурлит во мне, как вода в котле, реет прощение. Ради этих моментов своей жизни я прощаю Номаду, его приспешников и других несчастных японцев, запертых в тесных коридорах подземных убежищ. Они долгие годы вымещали на мне свою боль, а меня одного слишком мало, чтобы вместить всю боль японского народа. Сразу после укола гнева я прощаю Эрику и Тане годы, проведенные без меня.

Какофония чувств сводит с ума. Порой я целый час просто смотрю в стену, разбирая возникающие в душе эмоции. Раньше теплица и лаборатория сэнсея составляли весь мой мир. К тому же вежливость младшего обязывала смотреть строго под ноги в общественных местах. Теперь же я свободно разглядываю балки и купола, людей и керамическую плитку на полу, жилые и общественные помещения. Свобода передвижения открыла шлюзы, я за один день обошел купол гостиниц, где жили Таня с Эриком, и все смежные с ним купола. Друзья утверждали, что по соседству ничего необычного нет: просто жилые модули, в одном завод по починке механизмов. Но меня эти впечатления ошеломили. Я буквально потерял благоразумие, вертел головой и пялился на все подряд. Изредка я вспоминал, что настоящий японец не оскорбляет окружающих досужим любопытством, но остановиться просто не получалось. Эрик вызвался сопровождать меня и следил, чтобы я не стукался о людей и углы. Он маневрирует мной легко и привычно, и я снова чувствую укол гнева: до встречи со мной он оберегал Таню. Я завидую, он в тысячу раз лучше меня. Но я его прощаю и за это.

Я сначала думал, к месту назначения, загадочному ПВМ, мы поедем прямо по поверхности Луны. Но добираться мы будет так же, как я добирался сюда из японского сектора. Правда, та поездка в моей памяти размылась, теперь я твердо вознамерился запомнить все до мельчайших подробностей.

Станция электрокаров представляет собой отдельный небольшой купол диаметром всего метров двадцать. Половину занимает стоянка, на другой половине расположилась мастерская по ремонту. Мастерская пустует, ни один электрокар не нуждается в починке. Готовые к отправке машины стоят в несколько рядов. Никто за ними не и не охраняет их. В одном конце выгружаются из электрокара только что прибывшие туристы, в другом техник проверяет уровень заряда машин. Эрик небрежно выбрал ближайший электрокар, закинул на заднее сидение сумку и сел за руль. Таня очень аккуратно поставила сумку под заднее сидение. Я медлю.

- Запрыгивай, Ватая! – весело подмигнула Таня. - Ты где хочешь сидеть? Хочешь впереди?

- А мы что, на Луну не пойдем? – неловко спросил я.

- До ПВМ три дня пути на этой малышке, - Эрик похлопал по пластиковой оболочке электрокара, - давай, садись!

- А как она… вообще функционирует?

Меня разобрала робость. В японском секторе я ходил пешком. Техники живут рядом с машинами, которые обслуживают, повара – рядом со столовыми, пчелы – рядом с теплицами, в машинах просто нет необходимости. В голове есть образ только земной машины. Например, такси, которое везло меня на взлетное поле, – машина. Но эта конструкция, скорее, жук из проволоки. Хрупкие пластиковые сидения торчат на двух опорах, пол заменяет металлическая сетка, сквозь нее неприлично выпячиваются механизмы двигателя, батареи и приводные валы. Никаких дверей, и уж тем более никаких поручней. Из своей первой поездки я вынес впечатление большей надежности. Эрик привык передвигаться на электрокарах, он не понимает моей робости. Нахмурившись, он спрашивает:

- Ты что, электрокар впервые видишь?

- Нет, не впервые. Я ехал сюда на электрокарах. Но меня всю дорогу везли, я мало что запомнил. Мне казалось… на машине было побольше «мяса».

- Это вряд ли. Чем меньше машина весит, тем дольше везет пассажира без подзарядки. Защищаться от снега и дождя не надо, - он обвел рукой вокруг. – А эти кресла крепче, чем ты думаешь.

- До школы еще не доехал, а уже учишься – Таня кокетливо наклонила голову, улыбнулась.

Но мне стало неприятно, по внутренностям пополз холодок узнавания: мои друзья, драгоценные и неповторимые, заносчивы со мной! Они говорят о своем превосходстве, они все знают, а я нет!

- Смотри, Эрик, Ватая сделал самурайское лицо, - хихикнула Таня, и мое настроение еще упало.

- Давай, я покажу, как он работает, - предложил Эрик.

Взгляд его выражал беспокойство и сочувствие, это ранило душу, одновременно вызывая удивление. Как сочувствие может быть таким обидным? Пока я разбирался со своим внутренним миром, Эрик показывал, как крутится двигатель, куда передается момент движения и как управлять этим нехитрым, в общем-то, устройством.

- А почему он такой… - я обвел электрокар рукой, не в силах выразить страх садиться в столь ненадежную конструкцию.

- Открытый? – спросил Эрик.

Я кивнул.

- Во-первых, на Луне нет климата. Не польется внезапно дождь, ветер не нанесет пыли. Во-вторых, он тихоходный: максимум тридцать километров в час. Так что даже если ты заснешь и выпадешь, то вряд ли поранишься. В-третьих, здесь очень продуманные трехточечные ремни безопасности. Ну и наконец, чем легче конструкция, тем дальше она едет без подзарядки. Ну, так что, убедил я тебя?

- Да, - сказал я, положил свой рюкзак на Танину сумку и взгромоздился на переднее сидение рядом с Эриком. Я чувствовал себя курицей на насесте на этом хлипком пластиковом стульчике. Эрик пристегнул меня, потом пружины машины просели сзади – Таня заняла свое место.

Как ни странно, ход у этой нелепой конструкции оказался плавным. Несмотря на черепашьи двадцать километров в час, мне казалось, что мы едем по скоростному шоссе.

- Мальчики, вы не против, если я почитаю? – спросила Таня, когда мы покачали головами, она достала из своей знаменитой сумки планшет и углубилась в текст.

Эрик вел машину ровно и спокойно, попутно объясняя мне, что в любом куполе есть дорога, специально предназначенная для электрокаров.

- Это требуется нечасто, - говорил он, - обычно все живут там, где работают: продовольственники – рядом со складами, водяные – рядом с запасами океанов, инженеры – недалеко от машин, которые обслуживают. В Японии, наверное, так же?

- Да. У нас вообще нет машин. Но мы и не в куполах живем.

Эрик кивнул и продолжил:

- Но есть задачи, которые требуют много людей. Иногда выходит из строя редкий механизм или теплица отказывается функционировать. Специалисту надо быстро добраться к месту и решить проблему. Мы, варщики куполов, все время передвигаемся. Обычные строители тоже. И всех надо транспортировать к месту работы.

Я вопросительно поднял бровь. Он оторвался от дороги и улыбнулся, поняв мой невысказанный вопрос.

- Ты удивляешься, что на Луне есть строители? Когда купол готов, за него принимаются стекольщики.

Я набрал в легкие воздух, чтобы возразить, но Эрик со смехом ответил:

- Знаю, знаю, это не стекло. Но произносить «ниобат-танталат лития-натрия» сложно, мы называем вещество просто стеклом. Стекольщики закончат работу – подводятся кислород и вода, электрический кабель монтируют, поле солнечных батарей строится, тепличное оборудование завозят, очистительные теплицы ставят, холодные выгребные ямы. А потом внутренняя отделка. Отсеки побольше, поменьше, помосты под кровати, шкафы. Сейчас в сваренных куполах и о звукоизоляции думают. Специалисты все время мигрируют, люди еще не обеспечены жильем в должной мере, работы полно.

- Ясно, - сказал я.

Для Эрика, Тани и всех вокруг очевидно, что купол это экосистема. Я усмехнулся про себя, мне жилой лунный купол представлялся черепахой на самообеспечении: сварил ячейки – и живи себе на здоровье. А ведь надо восстанавливать кислород и воду, вырабатывать электричество, куда-то складывать отходы человеческой жизнедеятельности. Интересно, хоть один японец думает об этом? Или наоборот, кто-то думает об этом так много и находит задачу такой сложной, что японцы до сих пор живут под землей и не находят нужным строить купола? При мыслях о Японии в груди возникло острое чувство печали, оно жжет и я вот-вот расплачусь. Я старательно отвлекаю себя от собственных эмоций(мыслей? ), разглядываю происходящее вокруг. Серые коридоры сменяются лунными пейзажами, Эрик изредка притормаживает, пропуская пешеходов. Раз в три часа мы заправляем кар, подключая его через толстый провод к большим красным розеткам. К моему удивлению, они во множестве приделаны почти везде. Раньше я не обращал внимания, но эти красные розетки вмонтированы даже в ножки скамеек купола-парка. Теперь на мой вопрос ответила Таня.

- Электричества у нас хоть отбавляй, жалеть его не надо. Мало ли какая непредвиденная ситуация приключится. К тому же разные розетки предназначены для разных целей: красные – для зарядки устройств на аккумуляторах, белые – для оборудования, которое работает от сети. Есть еще фиолетовые, но они резервные, на случай отключения основного поля солнечных батарей. К ним подключают базовые устройства жизнеобеспечения купола. Красные розетки даже на кухне есть, кар можно и там заправить. Но такую машину на кухню никто не пустит, ясное дело.

В полдень мы остановились, чтобы пообедать в маленькой столовой. Купол построили рядом с гигантским резервуаром замороженной океанской воды, прозрачные стены открывают вид на блестящие в солнечном свете кубы льда, сложенные в небольшом лунном кратере. Между резервуаром и соседними куполами снуют маленькие погрузчики. Кто-то ведь водит эти машины, работает так по многу часов подряд. Вряд ли это легкий труд, но я позавидовал парням и девушкам, которые могут пройтись по Луне. Повар недоверчиво оглядел нас, попросил приложить пальцы к сканеру, внимательно посмотрел на свой экран, а потом расплылся в улыбке.

- Знаменитые Таня и Эрик! Боже мой, какое счастье! Добро пожаловать в мой скромный уголок!

Мои друзья синхронно состроили одинаковые улыбки. Я даже не представлял, что они способны так по-японски улыбаться. Мы устали, хотели есть, нас замучило однообразие дороги и плывущих мимо стен. Но повар не хотел думать об этом, он думал только о себе.

- А вы дадите мне автограф? Ой, я сейчас свою девушку позову, распишитесь и ей тоже! Вы что, будете в том направлении теперь купол строить?

Он говорил о чем угодно, только не о своей непосредственной работе. Эрик вежливо отвечал, Таня мило, но вымученно улыбалась, а я закипал. Я пришел в столовую, чтобы есть, я голоден и мои друзья тоже! (здесь я не уверен в отсуствии запятой, но, мне кажется, тоже не может считаться полноценной заменой глагола, поэтому запятая не нужна, хотя я не уверен. ) Все-таки русская открытая душа имеет и недостатки. Японец никогда не позволил бы себе пренебречь работой. Я протиснулся между друзьями к прилавку и спросил, грубо прервав повара:

- Что сегодня в меню?

То осоловело уставился на меня, только сейчас осознав мое присутствие, потом перевел взгляд снова на Таню:

- Да, чем же мне вас накормить? Если бы я знал, что меня посетят такие люди!

Он нырнул под прилавок, и достал вакуумную упаковку очень темного мяса.

- Филе кита! – гордо объявил он. – Если вы подождете, я сделаю обалденные отбивные! Все их только и нахваливают здесь.

- О, мы очень благодарны, - без тени иронии ответила Таня со своей пластиковой улыбкой, приклеенной к лицу, - но мы немного проголодались. Что есть в меню из готового?

- Да ничего необычного, - махнул рукой повар, - хлеб, печеные овощи, гречневая каша, немного мясного рагу, печеная птица, тушеная рыба.

- Какая именно рыба? – все так же подчеркнуто вежливо поинтересовалась Таня.

- Морской окунь.

- Нет, окуня не люблю. Я возьму мясное рагу, овощной салат и белый хлеб, - заказала Таня.

- Я пожалуй, мясо, какое есть, гречку и тоже овощной салат… А кофе? – сказал Эрик.

- Сварю, сей минут, - сиял улыбкой повар, неприлично пялясь на моих друзей.

- С молоком.

- Я выбираю компот, - ответила Таня.

- Там яблок нет.

- Ягодный?

- Да.

- Все равно компот.

- Ватая, теперь ты заказывай.

Повар глядел на меня и не понимал, что я тут делаю и почему эти классные люди, чьего внимания он очень хочет, заботятся обо мне. Правда, отвлеченный Таней и Эриком, он не спросил моего гражданства. Скорее всего, увидев мою фамилию и имя, он бы пристал и ко мне с неприличными вопросами. Каждое движение этого человека все больше отвращало его от меня.

- Я бы съел риса, но что-то не вижу его.

- Риса нет, - сказал повар снисходительно и добавил, - а вы друг Тани и Эрика?

Аура вседозволенности возмутила меня, почему незнакомец спрашивает что я и кто я? Я хотел уже напомнить ему, что он повар, а не мой друг, как Таня с той же улыбкой ответила вместо меня:

- Наш ученик, – Потом обратилась ко мне. – Ватая, надо поесть хоть что-нибудь. Обязательно белок, овощи и углеводы каждый раз. Ну, что ты выбираешь?

Снисходительный тон резанул мой слух. Я посмотрел Тане в глаза, увидел, что она снисходительна не искренне и спокойно сказал:

- Тогда рыбу, хлеб и овощной салат.

- А что пить будете? – спросил повар, все еще недоумевая над моим присутствием в этой блистательной компании.

- Вы сказали, что есть молоко…

- Я понял, сей минут будет молоко. Приятного аппетита!

Таня и Эрик хором ответили спасибо, взяли подносы с едой и, все так же сияя ненастоящими улыбками, удалились в самый дальний конец столовой. Перед едой они огляделись и сняли свои дурацкие ненастоящие лица. Я немного понял, что они чувствуют, когда говорят «самурайское лицо» про меня. Я в российском секторе всего четыре недели, а уже привык к открытым лицам и искренней вежливости.

- И что, так всегда? - спросил я.

- Вообще всегда, - ответил Эрик, загребая ложкой рагу.

- Ты просто не представляешь, как это мучительно, быть известным, - серьезно ответила Таня. – Они лезут без спроса, во все вникают, покоя не дают. Мне очень повезло, что есть Эрик.

- Он берет удар назойливых людей на себя? – спросил я.

- Нет, дело даже не в этом. Знаешь, на стройке каждому надо иногда с кем-то поговорить по душам, довериться. Незнакомцы, какими бы доброжелательными ни выглядели, опасны. Моего внимания добивается много людей, ведь я «знаменитый изобретатель холодной сварки». Но какие они, эти люди? Например, на первом же сваренном куполе я сказала одной девочке, что мне нравится парень. Так она взяла и соблазнила его сама.

- Зачем? - спросил я.

- Ну как же, - ответил Эрик, - она увела парня у САМОЙ Тани. Его хотела такая знаменитость, а он отдал предпочтение обычной, ей. То, что украдено, слаще чем то, что заработано.

- Ясно, - согласился я, все равно не веря в низость людей. – А ты, Эрик, тоже натыкался?

- Для меня Таня вообще оказалась божественным даром. Понимаешь, я же инструктор по безопасности, мне должны доверять. Но одно дело доверие на работе, а другое – в личной жизни. Очень редко коллеги различают их, приходят со своими проблемами. На меня льется поток разнообразной личной информации. Причем приходят малознакомые, а то и вовсе не знакомые люди. Почему-то им кажется, что если ты знаменит, то чем-то особенным отличаешься. Сколько я тайн знаю, а все одинаковые: «Мне нравится он, а ему другая», «Я люблю сверху, а он сзади», «Я взяла чужую расческу, а отдавать стыдно». Слабость показывать нельзя, иначе пострадает работа. Я выслушиваю их, а Таня – меня. Ей не страшно раскрыть душу. Она друг, дружище, можно сказать, - он нежно погладил ее по спине.

Меня уколола ревность. Таня заметила и погладила меня по голове, нежно перебирая мои волнистые волосы. Раньше я ненавидел их, потому что они не японские, теперь люблю, потому что их любит Таня. В этот момент подошел повар и принес напитки. Мое молоко оказалось почему-то коричневым, но никто не возмутился, и я промолчал.

- Таня, а ты не скажешь мне какой-нибудь особый рецепт? – спросил повар. – Я всем буду готовить и скажу, что по рецепту знаменитой изобретательницы!

- О, нет-нет-нет, готовка – это не ко мне, - она немедленно прилепила на лицо вежливую улыбку. – Я много раз пробовала, но всегда страдала кухня, - она кивнула ему.

- Такая сильная красивая девушка, а готовить не умеет! Странно! – повар продолжал улыбаться.

Гнев на этого хама внутри меня достиг точки кипения. Я сдерживался из последних сил, чтобы ему не врезать. Таня и Эрик продолжали уже весьма недвусмысленно натянуто улыбаться повару, но молчали, подавая сигнал об окончании разговора. Вопреки явному желанию нас троих, чтобы он ушел, он остался.

- А вы куда едете? Очередной купол строить? – добродушно поинтересовался он, облокотившись на спинку стула.

- Эээ, - запаниковал Эрик.

Мы договорились, что пока не расскажем никому ни про школу, ни про ПВМ. Но мы не обсуждали, как отвечать на неудобные вопросы, никто даже не подумал, что они возникнут. Таня лихорадочно соображала, чем бы так удивить повара, чтобы он свой вопрос забыл. Эрик подбирал слова. Пауза явно затягивалась, а повар все так же добродушно, подбадривая, переводил взгляд с одного на другого. Я решил поставить повара на место и выручить Эрика.

- Извините, а почему мое молоко коричневое?

- Так какао, - переключился повар со все еще дружелюбной улыбкой. В его лице вновь мелькнуло удивление, он забыл, что я вообще существую. - Я думал, ты какао заказываешь. А ты что, якут? Приложи-ка палец к сканеру, посмотрю, как тебя зовут.

Мое терпение лопнуло.

- Это не ваше дело. Я заказал молоко. И будьте любезны, пожалуйста, обращайтесь к нам на «вы», мы незнакомы. Вы выполняете определенные обязанности и в данный момент выполнили их неподобающе.

- Дружище, кто ж порошковое молоко так пьет? – удивился повар. – Все знают, если молоко, то какао. Да и к тому же одна трапеза – один напиток. Заменить никак нельзя. Только воды могу…

- Нет. Готовить и удовлетворять пищевые вкусы всех – ваша работа. А веселить публику и разговаривать с людьми, пока они едят, обычно работа клоунов. Я вам скажу, что клоун из вас лучше, чем повар. Принесите мне, пожалуйста, молоко без какао.

Повар непонимающе взглянул на Таню и Эрика.

- Пожалуйста, принесите ему обычное молоко, - сказала Таня с извиняющейся улыбкой.

Повар встал из-за стола и вышел. На его лице явственно читались обида и непонимание. Стакан с какао он забрал с собой. Друзья смотрели на меня с вопросом в глазах.

- Он плохой повар, - сказал я и вернулся к своей тарелке. - А в японском секторе молока вообще нет. Не запасли. Я попробовать хотел.

Молоко оказалось на вкус как мыло. Качественное дорогое мыло из магазина во Владивостоке, которым мама умывала лицо.

Когда мы сели в электрокар, первым нарушил молчание Эрик.

«Да, непросто будет», - подумала я, когда мы сели в электрокар. Я впервые со встречи Ватаи поняла, мы теперь все время будем вместе и должны научиться договариваться. Но он же совсем другой, он не знает правил и обходов, а возможно, и не захочет их соблюдать. Но это же Ватая? А значит, мы справимся. Обязаны справиться! Надо признаться, что без терпения и понимания Эрика я накричала бы на Ватаю еще в столовой.

Эрик объяснял Ватае нашу стратегию:

- Помнишь, я говорил, что быть знаменитым несладко? Что ты постоянно на виду, всем надо с тобой непременно поделиться? Люди вроде нашего повара попадаются периодически. Я не знаю, почему они такие, то ли шестеренок в голове не хватает, то ли они хамство за дружелюбие выдают. Они считают, им все можно, если улыбнуться. Они безобидные, просят на самом деле внимания. Агрессивные и опасные для общества люди на Луне не выживают. Мы с Таней чего только не делали, чтобы справиться: и кричали, и скандалили, и притворялись друзьями. Один такой за Таней всю стройку ходил, все ей рассказывал, что сделал тот и этот, во сколько прозвенел будильник, сколько пасты зубной кто намазал на щетку... Мы после смены еле живые, а тут он со своим дружелюбием непрошенным. Хорошо, что купол был маленький и мы быстренько оттуда смылись. Так что это тоже не работает. Единственный способ –предельная вежливость без панибратства. Агрессия их обижает, излишняя дружелюбность, наоборот, срывает последние заслоны. Твоя реакция может обернуться плохо. В голове у них черный ящик со сбитым центром тяжести, ты на него надавишь, а он на тебя горячий борщ выльет и скажет что случайно. Мы с Таней уже научились справляться с такими. В следующий раз просто молчи, мы сами справимся. А следующий раз точно будет, это неизбежно.

- К вам они могут относиться как угодно. Если вас это устраивает, пожалуйста. Я терпеть бесцеремонность не намерен. Еще не хватало, чтобы меня плохо кормили из чистого дружелюбия!

- Пойми, они не виноваты. Может, родились простоватыми, или травма какая приключилась. А сквозь одну такую травму мы все прошли. Если человек с таким отношением к жизни окончательно сойдет с ума, его усыпят. Я бы не хотела, чтобы на моей или твоей совести были ненужные смерти. Пожалуйста, не нарушай заведенный порядок. Мы уже научились разбираться с повышенным вниманием. Со временем острота реакции на назойливых незнакомцев притупится, ты привыкнешь, - попросила его я.

Ватая надел самурайское лицо и замолчал. Он наглухо задраил люки своих чувств, а мне захотелось взять нож, вскрыть эту непробиваемую раковину и достать оттуда настоящего человека. А раковину забросить подальше в космос, к Андромеде. Только где возьмешь такой нож? Душа невещественная, и это только злит. Кроме того, подойдешь к Ватае с ножом, он только больше закроется, а то и вовсе нас бросит. Черт бы побрал это его японское воспитание! Я набрала в грудь воздуха, посчитала до десяти и как можно спокойнее произнесла:

- Ватая, тебе придется поверить, что наш образ жизни давно отлажен и наши приемы общения с окружающими работают.

То же самое – непроницаемая тьма, «самурайское лицо».

- Ты только хуже делаешь, Таня, - сказал строго Эрик, и мы продолжили путь в очень неприятном молчании.

Конфликты неизбежны, если почти невозможно остаться наедине с собой. Неприятно выслушивать ругань, но крики хотя бы отчасти напоминают разговор, ты понимаешь: другой человек требует от тебя чего-то. Ватая же молчал и держал «самурайское лицо». Во время заправки он едва слышно попросил поменяться местами. На заднем сидении Ватая замкнулся еще больше. Мы с Эриком как будто в холодной воде плавали и пытались ее отчаянно согреть своими неумелыми и резкими движениями. Мы и шутили, и подначивали Ватаю, но, кажется, делали только хуже. Он в нужных местах улыбался жуткой улыбкой маски, а потом снова замыкался в ледяном высокомерном молчании. За ужином Ватая сел отдельно, комнату в гостинице попросил отдельную.

Его настроение действовало и на нас с Эриком. Я прижималась к нему, но он рассеянно гладил меня по плечу и смотрел как будто в пустоту. Мое игривое настроение погасло в его грустных раздумьях. Сначала я хотела просто отвернуться к стене и уснуть, но несправедливость и возможная безвозвратность происходящего распалили мою ярость. Я сбросила с себя руку Эрика, и заорала:

- Я так больше не могу! Я должна понять, как с этим инопланетянином разговаривать!

Под удивленным взглядом Эрика я быстро оделась и бегом преодолела расстояние до Ватаиной двери. Не до конца застегнутое на боку платье болталось, цепляясь за локоть.

- Ватая, открой! – стучала я в его дверь.

Мой крик, слишком громкий в этот поздний час, эхом сыпался вдоль гостиничного коридора, я будила соседей, но мне было плевать.

- Татьяна, я хотел бы побыть один, - раздался его тихий голос.

- А я не хотела бы побыть одна! Открывай немедленно! Если ты голый, одевайся и открывай! – не переставала стучать кулаком в дверь я.

Когда дверь распахнулась, на меня уставились две гневных серых молнии. Потом он опять надел самурайское лицо и чинно произнес, растягивая слова.

- Татьяна, я устал за этот день, хочу выспаться, оставь меня…

Меня захлестнула ярость на эту ужасную вежливость, я изо всей силы вцепилась в его руку и потащила в коридор. Он опешил от неожиданности и по инерции перешагнул через порог своей комнаты, потом начал сопротивляться. Сила, которую я приобрела, лазая по сотам куполов, мне очень пригодилась сейчас. Ватая упирался ногами, пытаясь отцепить мою руку, и сопротивлялся натиску вполне успешно. На шум борьбы из дверей гостиницы выглянули люди, показалась и голова Эрика. От уведенного у него округлились глаза, он нашарил ногами домашние тапки и побежал к нам, попутно заверяя обеспокоенных жильцов, что это игра и мы просто бесимся. Потом встал над нами, гневно взглянул на каждого и прошипел:

- В комнату, быстро, оба.

Я Эрика таким видела нечасто, а Ватая вообще впервые. Я знала, чем грозит этот взгляд и тон, а Ватая догадался инстинктивно. Уже осознавая глупость содеянного и невозможность вернуть время вспять, мы поплелись за ним в двухместный номер. Дверь с шипением захлопнулась, Эрик обернулся к нам, руки в боки, губы сжаты в ниточку, из глаз вот-вот польется чистый яд.

- Ну и что вы там, в коридоре, устроили?

- Он не хотел идти! – оправдывалась я.

- Татьяна меня тащила! – от неожиданности, что я применила физическую силу, Ватая высунулся из своей раковины и показал настоящие эмоции.

- Тебе зачем было его тащить? – вопросил Эрик.

- Я должна поговорить с Ватаей, - я уже не хотела ничего обсуждать, а хотела спрятаться от Эрика. Голос должен быть твердым, но я оправдывалась. Оправдывалась и знала, что виновата.

- А если он не хочет с тобой разговаривать? – Эрик не двигался, но мне показалось, что он такой большой, а я такая маленькая, и еще чуть-чуть и он наступит на меня и раздавит. Я сдалась.

- Если не заговорит сейчас, потом и не захочет никогда, потом уедет обратно в Японию, и я его потеряю. А я не хочу его терять! А чтобы знать, в чем дело, мне надо услышать, что я такого сказала!

Предательские слезы были готовы вот-вот хлынуть, и я бы вообще опозорилась навсегда. Я усилием воли сдерживала их, глядя прямо в глаза Эрика. Мне было стыдно, что я волнуюсь за Ватаю и его чувства, не спрашивая про чувства Эрика, стыдно, что я колотила в дверь Ватае и боролась с ним на глазах у других людей, стыд заполнил меня всю до краев. Но я не хотела показывать, что мне стыдно, ведь я умная и взрослая Таня, у меня всегда есть план и я знаю как действовать. Я отвечала взглядом на гневный взгляд Эрика, а он, не помогая мне, наоборот, сканировал мою душу этим гневным инструментом, пронзающим насквозь.

Ватая наблюдал за нами с интересом, недоверием и насмешкой. Весь его вид показывал «ну-ну, продолжайте, голубки, а я посмотрю». А Эрик, удовлетворенный тем, что видит, внезапно смягчился. Он снял руки с бедер и из гневной раздувшейся буквы Ф превратился в миролюбивую I.

- Таня, я тебе сто раз говорил: люди бывают разные. Некоторые справляются с эмоциями в одиночестве. Может, Ватае надо переварить что-то, а потом пришел бы и сам все рассказал.

- Он не такой!

- С чего взяла?

- Я чувствую! Я знаю!

- А что сам Ватая скажет? – неожиданно Эрик перевел фокус внимания на него.

Но Ватая только скрестил руки и отвернулся, сделав вид, что ему жутко интересен узор на абажуре настольной лампы. Из зрителя драмы он превратился в равнодушного прохожего.

- Вот видишь? – я обрела каплю уверенности, больше не убежденная в своей тотальной вине. - Он замыкается! А не надо! Ватая, поговори со мной! – я кинулась трясти его за плечо. Тот только сгорбился, стараясь стать меньше ростом.

- Стоп-стоп-стоп, - уже более спокойным тоном объявил Эрик, отодвигая меня от Ватаи. – Таня, больше не тереби Ватаю. Ватая, тебе все-таки придется с нами поговорить и обсудить ту ситуацию в столовой. Мы как-то задели тебя? Таня наговорила глупостей? Тебе одиноко? Плохо? Неудобно? Говори сразу. Это единственное решение. Я конфликтов много повидал, я знаю точно.

Ватая распрямился, когда могучая грудь Эрика оттеснила от него мою горячность. Какое-то время он с прежним интересом рассматривал лампу, потом расцепил руки и жестом пригласил нас сесть. Как только мы с Эриком перестали над ним нависать, желание кричать, драться и хватать за руки исчезло. Я заметила в глазах Ватаи странный блеск пополам с решимостью. Раковина приоткрылась, оттуда блестела живая душа, но створки захлопнутся, как только он почувствует опасность.

- Вы хотите знать?

- Да, - произнес Эрик.

- Вы сочтете это глупым или недостойным и бросите меня. Я останусь один, без специальности, без навыка, посреди непонятной мне страны. Предпочитаю сам справиться.

- Как это нет навыка? А клей кто изобрел? – удивилась я.

Створки мгновенно захлопнулись, Ватая опять надел самурайское лицо. Он опустил голову. Меня охватило отчаяние, я была готова вырвать себе язык: что ни скажу, все ранит Ватаю. Моего драгоценного Ватаю, любимого и единственного. И он отказывается говорить, что я сделала не так!

- Ватая, о чем ты подумал сейчас? – мягко спросил Эрик, нежно коснувшись его плеча.

Ватая упрямо не поднимал головы, но потом все же взглянул на нас исподлобья. Он разлепил плотно сжатые губы и сквозь силу, словно вырубая слова из скалы, произнес:

- Татьяна не сказала, что гарантирует мне безопасность, понимание или принятие. Она сказала, что раз я изобрел клей, то мне есть чем заняться и без вас. Значит, хочет от меня избавиться.

Он снова повесил голову. Застигнутая врасплох, я приросла к кровати. Неужели мои слова вообще можно так интерпретировать? Я вроде бы подбодрить его хотела… К моему удивлению, Эрик хмыкнул. Ватая тоже отвлекся от горестных мыслей и поднял голову, чтобы уловить, где юмор.

- Ватая, если ты хочешь от Тани тонких материй типа понимать, как твои слова отражаются на других, тем более на отношениях, то не жди этого. Она сама непосредственность, но иногда не понимает, как больно ранит другого. Тань, вот зачем ты про клей сказала?

- Чтобы похвалить, вообще-то, - пробормотала я, - и чтобы успокоить.

Эрик сделал жест открытой ладонью кверху, как бы говоря «вот видишь».

- И как же это ты меня похвалила? – спросил непонимающий Ватая.

- Напомнила о самом большом твоем достижении. Ты же сказал, что окажешься без специальности, а это неправда. Я тебе вообще не нужна, чтобы в этом мире жить. Если тебя привязывает только твой статус ученика, то быть со мной не обязательно.

- А… что еще я говорил, ты помнишь?

- Да, что ты считаешь себя глупым и недостойным.

- Я вообще не то сказал.

- Да что ты там такое сказал! – вспылила я.

- Ватая, выразись иначе, - успокаивающе попросил Эрик.

- Я боюсь, что за мои слова вы прогоните меня. Кое-чего лучше не знать.

- Ватая, даже если ты скажешь, что пьешь кровь девственниц, я тебя не разлюблю. Если ты меня расстроишь или разочаруешь по мелочи, я не перестану тебя любить. И это не обещание, это правда, - я постаралась передать глазами все, что чувствую к нему, всю нежность и любовь. Мне хотелось согреть этого одиноко бредущего путника, самурая, вечно борющегося с миром за глоток правды. Но он не верил. Из его глаз сочилось недоверие.

- Как это?

- А разве в японском секторе люди расстаются, потому что один думает о чем-то не так, как другой?

- Вообще, один парень бросил свою девушку за то, что она не согласилась, что лучший спорт на свете бейсбол.

«Вот вы странные», - хотела сказать я, но сдержалась. Мало ли. Не стоит подливать масла в огонь.

- Здесь не так, - сказала я. – Здесь различия обсуждаются, если люди не ищут повод расстаться, конечно.

- Полно таких, кто говорит «он должен», «она должна», но мы с Таней не такие. Если твои предпочтения окажутся совсем неприемлемыми для нас, то мы обсудим все и расстанемся по-хорошему. Ты точно останешься нашим учеником, и мы тебя в любом случае не бросим. Так что там с этим треклятым поваром?