«Классика, беллетристика, массовая литература: проблема границы»

УДК 82. 09

КЛАССИКА, БЕЛЛЕТРИСТИКА, МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА: ПРОБЛЕМА ГРАНИЦЫ

Поволжская государственная социально-гуманитарная академия

Статья поступила в редакцию 13. 04. 2015

В статье рассматривается развитие отечественной беллетристики как литературного феномена (с XV по XX век включительно), анализируются значения термина «беллетристика» в справочной литературе, выделяются особенности текстов, которые позволяют отличить беллетристику от смежных с ней литературных пластов - классической и массовой литературы.

Ключевые слова: беллетристика, классика, массовая литература, автор, текст, читатель.

В современной научной парадигме наблюдается смешение терминов и понятий: классика, беллетристика, массовая литература. С точки зрения М. А. Черняк, эти феномены образуют триаду, или пирамиду, в основании которой находится масслит, а беллетристика является «срединным полем» литературы1. Данная теория объясняет, почему при изучении всех трех пластов литературы возникает проблема границы: между ними существуют переходные зоны, где находятся тексты, тяготеющие к двум уровням сразу. Окончательно их позиция определяется в ретроспективе, причем необходимый временной отрезок может измеряться столетиями, и в каждом случае он будет индивидуальным. Однако, всякое художественное произведение обладает рядом признаков, которые позволяют не только потомку, но и современнику автора с большой долей вероятности причислить его труд к классике, беллетристике или масслиту.

В данной статье предпринята попытка выделить ключевые характеристики беллетристических текстов. Подобное исследование актуально, поскольку беллетристика как литературный феномен находится в стадии изучения и не имеет единой теоретической базы. Отметим, что в литературоведении на сегодняшний день сложилась традиция подразумевать под беллетристикой только прозу, не затрагивая сферу поэзии, которой присущи собственные законы. Кроме того, следует уточнить, что речь идет о российской беллетристике как особом явлении, котороевозникло и развивалось в неразрывном единстве с историей страны.

Первым понятие «беллетристика» ввел в оборот В. Г. Белинский, применив французский оборот, который переводится как «изящная словесность». Критик писал о беллетристике так: «... то, что составляет так называемую легкую литературу, которой назначение состоит в том, чтоб занимать досуги большинства читающей публики и удовлетворять его потребности»2.

Как отметил впоследствии А. В. Чернов, Белинский «не только определил беллетристику, но и ограничил ее место в общем процессе словесности, после его выступлений можно говорить о переходе беллетристики в несколько иное качество»3. Термин, таким образом, появился в первой половине XIX века, однако, литературный феномен получил развитие задолго до этого. Свидетельством тому выступают как художественные произведения, так и дошедшие до нас высказывания литераторов.

Истоки беллетристики обнаруживаются еще в XV веке, который Д. С. Лихачев по причине культурного подъема называл эпохой русского Пред-возрождения4. В это время получают распространение переводные произведения, под влиянием которых русская литература отходит от канонов, обмирщается и обращается к проблемам насущным, одновременно становясь более доступной для читателя и соответствующей его

Кленова Юлия Викторовна, аспирант. E-mail: klenovayv@gmail. com

1 Черняк, М. А. Массовая литература XX века: учебное пособ. для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению 540300 (050300) / М. А. Черняк. - М.: Флинта: Наука, 2007. - С. 18.

2 Белинский, В. Г. Вступление к " Физиологии Петербурга" / В. Г. Белинский // Белинский В. Г. Полное собрание сочинений: В 13 томах. - М.: Изд-во АН СССР, 1953 - 1959. - Т. VIII. - С. 375.

3 Чернов, A. B. Русская беллетристика 20 - 40-х годов XIX века (Вопросы генезиса, эстетики и поэтики) / А. В. Чернов. - Череповец: ЧГУ, 1997. - 284 с.

4 Лихачев, Д. С. Развитие русской литературы Х — XVII вв.: эпохи и стили. - Л.: Наука, 1973. - С. 138.

потребностям. Так, «Повесть о Дракуле», «Повесть о купце Басарге и сыне его Добросмысле», где поднимаются вневременные и при этом злободневные вопросы о борьбе слабого с сильным и возможностях власть имущих, можно причислить к предбеллетристическим. В XVI веке, по мнению Д. С. Лихачева, русская литература окончательно отказывается от теологической точки зрения на общество, авторы становятся внимательнее к потребностям своих читателей. Для придания увлекательности в произведениях все чаще используется вымысел (история любви князя Смоленского к княгине Вяземской в «Степенной книге»)5. В XVII веке появляется доступная массам демократическая литература, и с ней - новый герой, обладающий индивидуальностью и лишенный превосходства над читателем («Повесть о Горе-злосчастии»).

На протяжении нескольких столетий в нашей стране формировались предпосылки для расслоения литературы, и этот процесс завершился в XVIII веке, когда стало очевидным существование литературы высокой (в то время таковой считалась придворная) и демократической.

В XVIII веке получает развитие третий, «срединный» пласт литературы, и это во многом заслуга В. К. Тредиаковского, который перевел и адаптировал для русского читателя, не знающего иностранных языков, романы Ф. Фенелона «Приключения Телемака» и Дж. Барклая «Аргенида». Это была попытка приучить численно растущую грамотную публику к чтению не просто увлекательному, но и содержательному, формирующему моральные установки и полезному с точки зрения политического просвещения. Мысль о том, что подобных произведений в России не хватает, высказал М. В. Ломоносов в «Риторике» в 1748 году - он усомнился в художественной ценности и пользе популярных в народе текстов, например, сказки о Бове - многократно измененном переводном рыцарском романе, который распространялся в списках. Такие книги, наряду с получившими распространение фацециями и пародийными челобитными преследовали единственную цель - развлечь. Что касается российской элиты, в то время ее представители зачитывались принципиально другой, высоконравственной литературой классицизма. Не было «золотой середины» - доступных и понятных текстов, развивающих кругозор, представляющих ценность в части и содержания, и фор-

5 Лихачев, Д. С. Избранные работы: в 3-х т. / Д. С. Лихачев. - М.: Худож. лит., 1987. - Т. 1: Развитие русской литературы X - XII веков. Поэтика древнерусской литературы. - 656 с.

мы. Все эти характеристики воплотили в себе переводные романы Тредиаковского, и, по мнению ряда современных ученых, именно с них началось победное шествие беллетристики в литературе XVIII века6.

Позднее на русском языке были изданы «Приключения маркиза Г*» А. Ф. Прево, «Похождения Жиль Блаза» А. Лесажа и «Комический роман» П. Скаррона. Изначально Академия наук выступала в роли цензора-регулятора, отбирая произведения для публикации с точки зрения пользы для читателя. Как следствие, переводная беллетристика XVIII века имела, прежде всего, воспитательное значение. Появившиеся вслед за ней оригинальные русские романы Ф. А. Эмина и М. Д. Чулкова такой цели не преследовали. Издание печатной продукции к этому времени превратилось в серьезный бизнес, и авторы разными способами старались добиться читательского признания. Однако, при этом отечественные романы не превратились только в развлекательные - они содержали энциклопедические знания и рассуждения на политические и философские темы («Непостоянная Фортуна, или Похождения Мирамонда» Эмина), бытописание и постановку проблем, связанных с общественной моралью (роман «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины» Чулкова, его новеллы из цикла «Пересмешник»: «Пряничная монета», «Драгоценная щука»).

Для русской литературы XVIII века характерен обличительный пафос: журнальная сатира Н. И. Новикова, общественная комедия Д. И. Фонвизина, сатирические пьесы и басни И. А. Крылова, проза А. Н. Радищева. Ранняя беллетристика была совсем иной: она не подталкивала читателя к выражению протеста, а провоцировала на размышления, создавала предпосылки для дальнейшего духовного развития. С этой точки зрения к беллетристическим можно причислить и сентиментальные произведения Н. М. Карамзина, где много внимания уделялось вопросам морали и воспитанию чувств. Повести имели грандиозный успех, что характерно для образцов массовой литературы, однако, к таковым сочинения Карамзина нельзя отнести по ряду причин. Произведения «Бедная Лиза», «Наталья, боярская дочь», «Марфа Посадница, или Покорение Нова-города» для своего времени были новаторскими, они включали элементы психологического анализа, подробные описания чувств и эмоций ге-

6 Бушмин, А. С. История русской литературы: в 4 т. /

А. С. Бушмин, Д. С. Лихачев, Н. И. Пруцков. - Л.: Наука, 1980. - Т. 1: Древнерусская литература. Литература XVIII века. - 816 с.

роев, иначе изображали социальное устройство - сквозь призму личностных переживаний персонажей. Эти особенности текстов, и, кроме того, простой язык повестей Карамзина, его доверительное и непретенциозное общение с читателем, в то же время, позволяют предположить, что автор писал, руководствуясь внутренними убеждениями и не пытаясь увековечить себя, подобно классицистам. Однако, со временем сентиментальные повести Карамзина в силу их художественных достоинств стали считаться классикой, а не беллетристикой. Произошло перемещение группы текстов внутри пирамиды «классика - беллетристика - массовая литература», о которой мы уже упоминали.

В XIX веке отечественная беллетристика стала существенно отличаться от той, что была столетием ранее. Книгоиздание как коммерческая отрасль привлекала все больше авторов, а приемы, взятые ими на вооружение, начали «размывать» границу между беллетристикой и массли-том. Писатели использовали одни и те же темы и подражали творчеству корифеев, авторов не составляет труда объединить в группы. Так, И. Л. Леонтьев-Щеглов («Первое сражение», «Миньона») и А. Н. Маслов-Бежецкий («Военные на войне», «Эпизод из блокады Эрзерума»), освещая военную тематику, следовали за Л. Н. Толстым. Такая тенденция дискредитировала беллетристику. Уже в 40х годах XIX века В. Г. Белинский выделял, в первую очередь, ее развлекательную функцию. Критик положил начало осмыслению литературного феномена, а через несколько десятилетий о нем рассуждали многие, и поводом к тому стало засилье текстов сомнительной художественной ценности. Так, Д. С. Мережковский в статье «О причинах упадка и новых течениях современной литературы» (1893) отмечал, что постоянная выплата писателям гонораров угрожает статусу русской литературы: «Когда современная публика вполне проникнет в грубую симонию литературного рынка и окончательно потеряет наивную веру в бескорыстие своих духовных вождей, своих писателей, литература потеряет нравственный смысл»7. В статье Андреевича (псевдоним критика Е. А. Соловьева) «Очерки текущей русской литературы. О многописании и мародерстве» (1900) говорится: «Пишут собственно для рынка, и ес-

7 Мережковскии, Д. С. Эстетика и критика: в 2 т. / Д. С. Мережковский. - М.: Искусство, Харьков: Фолио, 1994. - Т. 1. - С. 112.

тественно, что литература изменила свою физиономию до неузнаваемости»8.

На рубеже XIX - XX веков русская беллетристика переживает очередной этап развития. В это время в стране появляется гендерно ориентированная литература. По словам Н. С. Агафоновой, «у истоков появления в России нового жанра - «девичьей повести» стояла Лидия Чарская (Чурилова)9. Эта писательница является автором многочисленных исторических произведений («Паж цесаревны», «Грозная дружина», «Царский гнев»), но известность ей принесли сочинения о жизни девушек-воспитанниц дореволюционных учебных заведений («Записки институтки», «Люда Влассовская»). В середине XIX века читающая публика знала целый ряд женских имен (Н. Д. Хвощинская, Е. Тур, А. Я. Марченко, Ю. М. Жадовская и др. ), однако в их творчестве не поднимались гендерные темы -такие, как взаимоотношения пары с точки зрения женщины или вопрос равноправия полов. За внимание к глубоко личным, в том числе, любовным переживаниям «институток», Чарская при советской власти оказалась запрещенным автором, все ее книги были изъяты из библиотек.

На грани беллетристики и массовой литературы находятся произведения Анастасии Вербицкой, также гендерно ориентированные и для своего времени новаторски описывающие интимно-личностные переживания героинь («Дух времени» «Ключи счастья»). Эти тексты не чужды эстетики западного сенсационного романа и базируются на широко известных сюжетах (так, связь Мани с богачом в романе «Ключи счастья» имеет много общего с историей Золушки).

Крупным беллетристом начала XX века является Михаил Арцыбашев («Санин», «У последней черты»). Этот автор выступал против общественных представлений о необходимости моногамии и нравственных норм, за использование в своем творчестве порнографических описаний он был привлечен к суду.

Среди беллетристов первой трети прошлого века есть имена, как известные современному читателю (Б. Зайцев), так и малознакомые: Е. Нагродская, А. Каменский, И. Новиков, А. Мар,

8 Андреевич, Е. А. Очерки текущеи русскои литературы. О многописании и мародерстве / Е. А. Андреевич // Жизнь. - 1900. - Т. 5. - С. 332.

9 Агафонова, Н. С. Проза А. Вербицкой и Л. Чарской как явление массовой литературы: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10. 01. 01 [Электронный ресурс] / Агафонова Наталья Сергеевна // Человек и наука. - Режим доступа: http: //cheloveknauka. com/proza-a-verbitskov-i-l-charskov-kak-vavlenie-massovov-literaturv

Ю. Данзас, А. Чеботаревская, С. Ауслендер. Большинство этих писателей к тридцатым годам были вынуждены отказаться от своей деятельности или эмигрировать. Заниматься беллетристикой, ориентированной на духовно-нравственное развитие читателя, при новом режиме им уже не представлялось возможным. Романтические искания А. С. Грина, К. Г. Паустовского, А. Р. Беляева, В. А. Обручева можно считать последними образцами беллетристики, написанными до наступления длительного периода советской цензуры.

23 мая 1932 года в «Литературной газете» появляется термин «соцреализм»; этот художественный метод определяет ход литпроцесса в Советском союзе вплоть до распада этого государства. В годы, предшествующие Великой Отечественной войне, издаются произведения, которые сходны с беллетристическими в попытке подвигнуть читателя к размышлению об общественной морали. Однако, пронизанные идеологией произведения Ф. И. Панферова «Бруски», Ф. В. Гладкова «Энергия» и им подобные более уместно назвать псевдобеллетристикой, написанной и распространяемой с целью выполнить политический заказ.

В 1941 - 45 годах появляется множество талантливых беллетристических текстов, при этом военная тематика сохраняет лидирующие позиции на протяжении последующих десятилетий. Примерами беллетристики военного и послевоенного периодов могут служить повести «Радуга» В. Л. Василевской, «Народ бессмертен» В. С. Гроссмана, «Повесть о настоящем человеке» Б. Н. Полевого, «В окопах Сталинграда» В. П. Некрасова.

Вторая половина пятидесятых годов XX века в советской культуре известна как период «оттепели». В это время в литературе осуществляется поиск новой концепции человека, появляется критика прежнего режима («Не хлебом единым» В. Д. Дудинцева). Писатели ищут «правду жизни», исследуя нравственные и психологические конфликты, экспериментируя в рамках соцреали-стического метода и «выламываясь» из него («Искатели», «Иду на грозу» Д. А. Гранина, «Поиски и надежды» В. А. Каверина, «Братья Ершовы» В. А. Кочетова). «Оттепель» породила взлет публицистики (очерки «Районные будни» В. В. Овеч-кина, посвященные критике советской государственной системы, повлекли за собой становление отдельной писательской школы). В это время утверждается лирическая проза с особой стилевой доминантой - биографизмом («Дневные звезды» О. Ф. Берггольц). Еще одним открытием эпохи стал новый стиль В. П. Катаева, который он сам называл «мовизм» (с фр. «плохой») - в противовес «хорошей» официальной литературе («Алмазный мой венец», «Трава забвенья»). В период оттепели развивается так называемая «исповедальная проза», где герой - уже не самодостаточный советский гражданин, а сомневающийся и рефлектирующий молодой человек («Продолжение легенды» А. Кузнецова, «Хроника времен Виктора Подгурского» А. Гладилина). Впоследствии эта проза трансформировалась в менее «острую» по содержанию школьную повесть (произведения А. Алексина, В. Крапивина, А. Лиханова). Оттепель, будучи краткосрочным периодом ослабления цензуры, сумела возродить и забытые литературные традиции (восходящий к Гоголю фантастический реализм A. Д. Синявского и Ю. М. Даниэля).

В семидесятые и восьмидесятые годы получает активное развитие «деревенская проза» (В. Ф. Тендряков, Г. И. Троепольский, Ф. А. Абрамов, B. И. Белов, Б. А. Можаев). Несколько представителей этого направления в данный момент уже могут быть причислены к писателям первого ряда (В. Г. Распутин, В. М. Шукшин, В. П. Астафьев). В это же время развивается и «городская проза» (С. Е. Каледин, М. Н. Кураев, В. С. Маканин, Л. С. Пет-рушевская, В. А. Пьецуха). Выделяется также проза женская - В. С. Нарбикова, В. С. Токарева. Восьмидесятые годы ознаменовались воскрешением исторической беллетристики (произведения В. С. Пикуля, цикл Д. М. Балашова «Государи московские», романы Ю. В. Давыдова «Две связки писем», В. А. Чивилихина «Память», Б. Ш. Окуджавы «Глоток свободы», «Путешествие дилетантов», «Свидание с Бонапартом»). Что касается прозы русской эмиграции, писатели держались в рамках традиционного реализма («Псалом» Ф. Н. Го-ренштейна, «Семь дней творения» В. Е. Максимова) или прибегали к эстетике гротеска и абсурда («Москва 2042» В. Н. Войновича).

В русской прозе последней трети XX века активизируются принципы модернизма (романы «Остров Ионы» А. А. Кима, «Блуждающее время» Ю. В. Мамлеева, «Школа для дураков» А. В. Соколова). Граница XX и XXI веков дает отсчет начинающейся эпохе постмодернизма (творчество В. В. Ерофеева, Е. А. Попова, Д. Е. Галковского, Ю. В. Буйды и других).

Приведенный исторический экскурс позволяет понять особенности формирования «срединного поля» русской литературы (мы не затрагиваем XXI век, поскольку с целью обобщения эффективно рассматривать более длительные периоды времени). Развитие русской беллетристики на протяжении пяти веков является экстенсивным - происходит количественное увеличение беллетристических текстов; это явление, в свою очередь, обусловлено ростом читательской аудитории.

Начиная с XVIII века, ситуация кардинально меняется каждые сто лет. Если во времена В. К. Тредиаковского печатные книги только приобретают доступность, уже в первой половине XIX века беллетристика выделяется в самостоятельную часть литературного процесса, писатели-беллетристы инициируют обсуждение остросоциальных тем и, в конечном счете, их творчество, имеющее общие черты, является " слепком" самой эпохи. В XX веке количество авторов в отечественной беллетристике многократно увеличивается, их произведения все больше отличаются друг от друга по тематике, проблематике, художественной ценности и популярности у читателя. Часть из них тяготеют к классике, другие - к массовой литературе. Тем не менее, они составляют общность, литературный феномен, существование которого во второй половине XX века стало очевидным настолько, что термину «беллетристика» стали отводить место в справочниках. За минувшие десятилетия представления ученых об этом явлении существенно дополнились. Так, в «Краткой литературной энциклопедии» (1962 г. ) содержатся данные о том, что термин редко используется, однако в целом его понимание не противоречит современному: «Беллетристика - в широком смысле слова - художественная литература. В более узком и более употребительном смысле - художественная проза, в отличие от поэзии и драматургии. В настоящее время термин малоупотребителен. Иногда употребляется для характеристики устаревшей манеры письма или традиционных приемов»10. В «Кратком словаре литературоведческих терминов» (1963 г. ) под беллетристикой понимается «собирательное наименование художественных произведений в прозе (роман, повесть, рассказ, новелла, художественный очерк)»11. В определениях, которые литературоведы давали беллетристике в шестидесятые годы, доминирует позиция «беллетристика = вся художественная проза».

Со временем происходит сужение объема понятия «беллетристика», его уточнение, что является закономерным научным процессом. Авторы справочной литературы восьмидесятых годов разделяют понятия «беллетристика» и «беллетризация», а также отграничивают беллетристику от поэзии и драматургии: «Беллетристика, в ши-

10 Краткая литературная энциклопедия: в 9 т. / под ред. А. А. Суркова. - М.: Сов. Энциклопедия, 1962 -1978. - Т. 1. - Стб. 511.

11 Тимофеев, Л. И. Краткий словарь литературоведческих терминов / Л. И. Тимофеев, М. П. Венгров. -М.: Учпедгиз, 1963. - С. 22.

роком смысле слова - художественная литература; в более узком и более употребительном - художественная проза (в отличие от поэзии и драматургии). Существует понятие беллетризация -сочетание научно-документального материала с элементами художественного повествования в научно-художественной литературе»12. Наиболее узкие на данный момент трактовки термина появились около 10 - 15 лет назад. «Беллетристика - тип литературы, находящийся между высокой, элитарной, классической и массовой, на потребу невзыскательной публике», - пишет Ю. Б. Борев13. «Беллетристика - термин, иногда употребляемый для характеристики прозаических произведений невысокого художественного уровня. Как «серединная» сфера литературного творчества беллетристика соприкасается и с «верхом», и с «низом» литературы», - говорится в «Литературной энциклопедии терминов и понятий», изданной в 2001 году14.

Обобщая, можем отметить, что в российском литературоведении на сегодняшний день закрепилось понимание того, что беллетристикой является: а) только художественная проза, а не поэзия или драматургия; б) литература «срединного уровня», занимающая положение между классикой и масслитом. Кроме того, практически в каждом справочнике приводится мнение В. Г. Белинского, из-за чего беллетристика осознается как «легкое чтение» в противовес серьезной литературе.

Современные ученые продолжают изучать феномен беллетристики. А. В. Чернов писал о ней как о " форме словесности, наиболее адекватно отвечающей эстетическим потребностям времени", ориентированной на среднюю эстетическую норму15. В. Е. Хализев отводит массовой литературе второстепенную роль по отношению к бел-летристике16. С. И. Кормилов вводит собственную градацию, где классику считает высоким видом литературы, беллетристику и массовую литературу - средними, а низшим видом литературы

12 Литературный энциклопедический словарь / под ред. В. М. Кожевникова. - М.: Сов. энциклопедия, 1987. - С. 47.

13 Борев, Ю. Б. Эстетика. Теория литературы: энциклопедический словарь терминов / Ю. Б. Борев. -М.: Астрель, М.: АСТ, 2003. - С. 61.

14 Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. - М.: Интелвак, 2001. -Стб. 79.

15 Чернов, A. B. Русская беллетристика 20 - 40-х годов XIX века (Вопросы генезиса, эстетики и поэтики) / А. В. Чернов. - Череповец: ЧГУ, 1997. - С. 148.

16 Хализев, В. Е. Теория литературы / В. Е. Хализев. - М.: Высшая школа, 2002. - С. 81 - 85.

по проявлению художественности называет китч как близкую к фольклору разновидность массовой культуры17. Также существует мнение, что беллетристику и массовую литературу не следует разграничивать как явления одного порядка. Так, И. А. Гурвич считал термины «беллетристика» и «массовая литература» синонимичными, в своей монографии он весь объем «легкой» литературы относил к беллетристике18. В то же время, бытует и противоположная точка зрения: С. Дмитренко указывает на подвижность границы между классикой и беллетристикой, что осложняет их разделение19.

Однако, беллетристика, на наш взгляд, нуждается в отдельном изучении, поскольку на ее обособленность указывают ряд характеристик. Так, этот сегмент литературы выполняет определённую социальную функцию. Т. Н. Толстая отмечает: «Беллетристика — прекрасная, нужная, востребованная часть словесности, выполняющая социальный заказ, обслуживающая не серафимов, а тварей попроще, с перистальтикой и обменом веществ, т. е. нас с вами, — остро нужна обществу для его же общественного здоровья»20. Отправной точкой для большинства беллетристических произведений является система ценностей, сложившаяся в конкретном обществе в определенный период. Автор ее отстаивает или отвергает - частично или полностью, на это он ориентирует и своего читателя -то есть формирует его отношение к настоящей или минувшей реальности. Так, роман «Зеленый шатер» Л. Е. Улицкая в своих интервью называет предупреждением для ностальгирующих по советскому прошлому. Раскрываемые в произведении темы - склонность людей к предательству, инфантильность при физической зрелости, неизбежность ответа перед Всевышним - «проистекают» из главного вопроса о страхе перед авторитарной властью и цене борьбы с ней. «Зеленый шатер» Улицкой можно рассматривать, в том числе, как выражение протеста против тоталитарной системы, как осмысление опыта диссидентов. Данные тематика и проблематика возможны в беллетристическом произведении и

17 Кормилов, С. И. О соотношении «литературных рядов» / С. И. Кормилов // Известия АН. Серия литературы и языка. - 2001. - N 4. - Т. 60. - С. 3 - 11.

18 Гурвич, И. А. Беллетристика в русской литературе XIX века: учеб. пособие / И. А. Гурвич. - М.: Изд-во Российского открытого ун-та, 1991. - 90 с.

19 Дмитренко, С. Ф. Беллетристика породила классику? / С. Ф. Дмитренко // Вопросы литературы. - 2002. - N 5. - С. 79.

20 Толстая, Т. Н. Изюм: сборник эссе / Т. Н. Толстая. -

М.: Гранд, 2002. - С. 125.

неприемлемы для масслита, где достоинством текста является его необременительность для читателя. По сравнению с классическими произведениями, «срединный пласт» литературы не обладает необходимой масштабностью: «Зеленый шатер» - это роман о советском периоде с момента смерти И. В. Сталина до кончины И. А. Бродского. Осмыслению этой эпохи, прежде всего, посвящено произведение, автор в меньшей степени сосредоточен на вещах глобальных, вне времени и места. Пространственно-временная «привязка» - основополагающая черта беллетристики в целом. Следствием этого является ее особое свойство: как правило, беллетристические произведения - это кладезь разноплановой информации о той или иной эпохе. Однако, обратная сторона «медали» заключается в том, что беллетристика относительно быстро утрачивает актуальность.

Массовая литература также, в большинстве случаев, вписана в контекст эпохи - но только той единственной, что продолжается сейчас. Даже если это фантастические произведения, где события разворачиваются в Викторианской Англии или на Луне, взаимоотношения и ценности людей взяты из современного мира с его свободами и космополитическими взглядами. Для масслита это необходимо, поскольку тексты должны быть легко доступны для понимания читателей-современников. Однако, массовая литература не воссоздает существующей картины мира, и в этом ее серьезное отличие от беллетристики. Для чтения-отдыха требуется другое: приукрашенная реальность, достаточно даже изображения одного - нескольких ее сегментов. Так, в романах Д. Донцовой протагонисты при всем разнообразии интерьеров и мест действия попадают в похожие ситуации и сталкиваются с определенными типажами неприятелей. Героини не страдают, не погружаются в депрессию, не делают мучительного выбора - для читательниц создается свой фальшивый «мирок», где им комфортно. Другой пример - любовные романы серии «Арлекин», где бесконечно воспроизводятся взаимоотношения мужчины и женщины по модели «прекрасный принц - Золушка». По мнению И. П. Ильина, масслит закрепляет в сознании читателя «принятые и распространенные взгляды и вкусы, стандартизируя их и доводя до уровня предрассудков»21. Дж. Ка-велти пишет о формулах, на основании которых строятся тексты массовой литературы: «Давнее

21 Ильин, И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И. П. Ильин. - М.: Интрада, 1998. - С. 155.

знакомство читателей с формулой дает им представление о том, чего следует ожидать от нового произведения. Тем самым повышается возможность понять и оценить в деталях новое сочинение. Литератору формула позволяет быстро и качественно написать новое произведение»22.

Беллетристика как «срединное поле» литературы зиждется на соблюдении баланса стандартизированного и индивидуального. Первое воплощает в себе массовая литература, второе -классическая. Д. С. Лихачев писал о русской классике как о литературе образцовой, обладающей индивидуальностью, характерным признаком которой является подход авторов к постановке нравственных и общественных проблем. Читателю не дают готовых решений, а приглашают к размышлению, при этом вопросы, которые ставятся, актуальны не только для своего времени, но и последующих эпох23. В основе классических произведений лежит оригинальное авторское видение комплекса общечеловеческих проблем; содержание диктует формы воплощения, которые также зачастую оказываются новаторскими. Это уникальные, не имеющие аналогов тексты, которые способны породить массу подражаний. Беллетристические произведения, в отличие от классических, не являются литературными открытиями, они не настолько масштабны с точки зрения проблематики, более злободневны, однако, в отличие от масслита, лишены плизерства по отношению к читателю и претендуют на самостоятельную художественную ценность.

В заключение подведем итоги исследования и назовем характерные черты беллетристических текстов (согласно традиции, сложившейся в отечественном литературоведении). Это прозаические художественные произведения, авторы которых утверждают или отрицают ценности, принятые в определённом обществе в конкретный период времени. Писатели затрагивают фундаментальные вопросы человеческой жизни, стремятся воссоздать действительную картину мира и взаимоотношения личности с обществом; сильно приукрашенная или упрощенная реальность для беллетристики неприемлема. Произведения не претендуют на новаторство или титул «литературного открытия», могут содержать элементы стандартизации (общая тематика, проблематика и др. ) но при этом обладают собственной художественной ценностью. Беллетристика «приспосабливается» к потенциальному читателю, в отличие от классики, тем не менее, это - серьезное, развивающее чтение, в отличие от массовой литературы.

Очевидно, что существуют тексты пограничные. В этом случае главным аргументом становится проверка временем - тогда появится возможность составить полную картину литпроцес-са и выделить авторов первого и второго ряда.

22 Кавелти, Дж К. Изучение литературных формул / Дж. К. Кавелти // Новое литературное обозрение. -1996. - N 22. - С. 33 - 63.

23 Лихачев, Д. С. Русская культура / Д. С. Лихачев. - М.: Искусство, 2000. - С. 211 - 263.

CLASSICS, CONTEMPORARY FICTION AND POPULAR RUSSIAN LITERATURE:

THE PROBLEM OF DISTINCTION

Samara State Academy of Social Sciences and Humanities

The paper reviews recent studies that evaluate the impact of three sorts of texts (Russian classics, contemporary fiction and popular / «formulaic» literature) on the general public. It shows, in particular, the distinction between three these literary phenomena.

Key words: classics, fiction, popular literature, author, text.

Iuliia Viktorovna Klenova, Post-graduate of Department of Russian, foreign literature and methods of teaching literature. E-mail: klenovayv@gmail. com

КиберЛенинка: https: //cyberleninka. ru/article/n/klassika-belletristika-massovaya-literatura-problema-granitsy

Год:

Автор научной работы:

Черняк, Мария Александровна

Ученая cтепень:

доктор филологических наук

Место защиты диссертации:

Санкт-Петербург

Код cпециальности ВАК:

10. 01. 01

Специальность:

Русская литература

Количество cтраниц:

Оглавление диссертации доктор филологических наук Черняк, Мария Александровна

Введение

Глава 1. '

Особенности становления массовой литературы XX века.

§ 1. «Переходные эпохи» и феномен массовой литературы.

§ 2. Развитие массовой литературы в начале XX века.

- Ранняя проза А. П. Чехова и литературная иерархия рубежа веков

- Пути развития массовой литературы в начале XX века.

§ 3. Авантюрный роман 1920-х годов и пути развития массовой литературы XX века.

- тема путешествия в авантюрном романе 1920-х гг. 120,

- мистификация и пародия в авантюрном романе 1920-х годов

- авантюрный роман 1920-х годов и газета

- кинематографичность авантюрного романа

Глава

Беллетристика как «срединное» поле литературы

§ 1 Путь от авантюрного романа к беллетристике как стратегия развития творчества писателей.

§ 2 Феномен женской беллетристики.

§ 3 «Мидл-литература» в контексте современного литературного процесса

§ 4 Современная мемуарная беллетристика.

§ 5 Проект Б. Акунина «Жанры» как этап в развитии современной беллетристики.

Глава

Поэтика современной отечественной массовой литературы.

§ 1. Писатель— социокультурная ситуация — читатель: доминанты развития современной массовой литературы. - Образ читателя как организующая доминанта массовой литературы

§ 2. Категория «автора» в массовой литературе.

§ 3. Женский детектив: творчество А. Марининой и векторы развития жанра.

§ 4. Поэтика повседневности массовой литературы.

§ 5. Типологические черты любовного романа рубежа ХХ-ХХ1 вв.

§ 6. Трансформация классического текста в современной массовой литературе.

§ 7. Поэтика заглавия в массовой литературе.

§8. Лексико-стилистическое своеобразие современной массовой литературы

Введение диссертации (часть автореферата) На тему " Феномен массовой литературы XX века: проблемы генезиса и поэтики"

Существенные изменения, произошедшие в культурном пространстве России в конце XX века, естественно затронули и литературный процесс. Трансформации обнаруживаются в разных сферах литературного пространства; изменились качественные и количественные соотношения произведений разных жанров.

В конце 1990-х годов произошла очевидная маргинализация и коммерциализация отдельных слоев культуры; литература стала превращаться в один из каналов массовой коммуникации, что ярко проявляется в современной литературной практике. Эпоха релятивизма предполагает множество равноправных подходов к действительности. В связи с этим обращение к проблемам массовой литературы становится особенно актуальным и необходимым. Массовая литература, будучи одним из самых заметных проявлений современной культуры, остается теоретически малоосмысленным феноменом.

Сложные процессы, характеризующие современное состояние массовой литературы, могут быть исследованы лишь на фоне литературной жизни предшествующих десятилетий XX века.

Актуальность диссертационного исследования определяется необходимостью осмысления российской массовой литературы XX века как целостного объекта литературоведения, изучения генезиса этого объекта в XX веке, определения специфики массовой литературы и основных черт ее поэтики.

Термин «массовая литература» достаточно условен и обозначает не столько широту распространения того или иного издания1, сколько

1 Нередко термин «массовая литература» привязывается только к росту массового книгоиздательства: «Массовым следует назвать любое произведение, возникшее в постгуттенберговскую эпоху и бытующее в определенную жанровую парадигму, в которую входят детектив, фантастика, фэнтези, мелодрама и др. В западном литературоведении применительно к подобной литературе используются термины «тривиальная», «формульная», «паралитература», «популярная литература» (Зоркая 1998, Мендель 1999, Дубин 2001).

Коммерциализация писательской деятельности и ее вовлечение в рыночные отношения, увеличение количества читателей, связанное как с мощным развитием книгоиздания и книжной торговли, так и с повышением образовательного уровня, стали предпосылками становления массовой литературы. С 1895 года, когда сложились и отработались новые массовые формы книгораспространения и книгоиздания, в США журнал «Букмэн» стал печатать списки бестселлеров. Сегодня слово «бестселлер» (от англ. bestseller. — «хорошо продающаяся» книга), утеряв помету «эконом. », приобрело иную стилистическую окраску, и обозначает занимательную, успешную, модную книгу. Разделение литературы на массовую и элитарную связано, прежде всего, с качественно новым существованием литературы в условиях индустриального общества и с концом существования письменности в закрытых салонах и академических кружках (Huyssen 1986, Docker 1995, Гудков, Дубин, Страда 1998).

Массовая литература выступает как достаточно универсальный термин, возникший в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и обозначающий нижний ярус литературы, включающий в себя произведения, которые не входят в официальную литературную иерархию своего времени и остаются чуждыми «господствующей литературной теории эпохи» (Рейтблат! 992: 6). условиях современного технического прогресса» (Белокурова С. П., Друговейко C. B. Русская литература. Конец XX века. -СПБ., 2001, С. 239).

Диапазон проблематики принципиально меняет видение литературы, а соответственно и структурное рассмотрение любых литературных фактов, равно как и артефактов культуры. «Категории поэтики заведомо подвижны: от периода к периоду и от литературы к литературе они меняют свой облик, смысл, вступают в новые связи и отношения, складываются в особые и отличные друг о друга системы. Характер каждой такой системы обусловлен литературным сознанием эпохи. <. > Художественное сознание эпохи претворяется в ее поэтике, а смена типов художественного сознания обусловливает главные линии и направления исторического движения», - отмечают современные ученые (Аверинцев и др. 1994: 78).

В отечественных и западных исследованиях последних лет неоднократно ставился вопрос об общем структурном кризисе гуманитарных дисциплин. Так, например, М. Гронас видит выход из этого кризиса в колонизации (освоении новых предметных областей, еще не занятых соседними дисциплинами, но уже представляющих общественную ценность) и экспансии (захвате чужих, уже занятых соседними дисциплинами предметных областей (эта стратегия называется интердисциплинарностью) (Гронас 2002).

М. Эпштейн настаивает на особом синтетическом пути гуманитарных наук, некоей генеративной теории XXI века, которая «не просто исследует то, что уже сформировалось в гуманитарном поле, но сама порождает «семейства» новых концепций, жанров, дисциплин» (Эпштейн 2004: 17). Автор вводит термин «абдукция (abduction — буквально «похищение», «умыкание») - выведение понятия из того категориального ряда (дисциплины, школы, концепции), в котором оно закреплено традицией, и перенесение его в другой ряд или множественные ряды понятий; логический прием, основанный на расширительной работе с теоретическим понятием (Эпштейн 2004: 824), который представляется очень точным при выработке нового инструментария анализа массовой литературы XX века, так как обращение к подобным текстам неминуемо выводит исследователя к расширению границ филологического анализа.

Интересным примером разработки нового концептуального аппарата, новых средств объяснения социокультурных реалий, их адекватности и результативности представляется исследование Р. Дарнтона «Высокое Просвещение и литературные низы в предреволюционной Франции». Автор, исходя из того, что в интеллектуальной истории раскопки нижних слоев требуют новых методов и новых материалов, не углубления в философские трактаты, а поисков в архивах, делает предположение, что «Просвещение было чем-то намного более земным, чем та высокогорная интеллектуальная атмосфера, какую описывают авторы учебников, и имеет смысл усомниться в слишком умственной, слишком метафизической картине интеллектуальной жизни в восемнадцатом веке» (Дарнтон 1999).

Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю, иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных», - эти слова, звучащие современно в конце XX века, были сказаны А. С. Пушкиным 150 с лишним лет назад (Пушкин 1978: 309).

Сегодня очевидно, что внимание к произведениям «второго ряда» не только расширяет культурный горизонт, но радикально меняет оптику, ведь разнообразие массовой культуры — это разнообразие типов социальности1. Проблема массовой литературы включается в широкий контекст социологии культуры, и социологии литературы в частности.

1 Примером расширения поля современных литературоведческих исследований может служить статья Л. Плетневой, в которой устанавливается связь повести Н. В. Гоголя «Нос» с лубочной картинкой «Похождение о носе и сильном морозе». Если сейчас мы легко можем поставить лубочный текст в один ряд с народной песней или былиной, то в XVIII—XIX веках сопоставлять эти жанры было невозможно. В романтической конструкции литературного пространства тексты, порожденные низовой урбанистической культурой, не находили себе места. Лубки занимали ту нишу, которую в наше время занимают телесериалы, комиксы, постеры и детективы в ярких обложках (Плетнева 2003: 123).

Многоуровневость литертурного процесса - факт, признанный своременным литературоведением. Очевидно, что картина истории литературы XX в. будет действительно полной лишь тогда, когда она отразит и литературный поток, часто просто игнорируемый, называемый паралитературой, литературой массовой, третьесортной, недостойной внимания и анализа. В 1924 г. В. М. Жирмунский отмечал, что «вопросы литературной традиции требуют широкого изучения массовой литературы эпохи» (Жирмунский 1977).

В 1920-е годы не только в работах формалистов рассматривались социальные предпосылки становления литературы: заслуживают внимания новаторские в этом отношении работы А. Белецкого, А. Рубакина и др. В советском литературоведении, когда, по меткому определению А. Белинкова, «исследование реальной истории художественной литературы уступило место обстоятельному описанию хороших книг, <. > наука о литературе превратилась в «Жизнь замечательных людей», а из литературоведения ушел вопросительный знак» (Белинков 2002: 509), социология литературы как дисциплина не разрабатывалась. Первые исследования появляются в начале 1990-х годов (Гудков, Дубин 1994, Добренко 1997, Добренко 1998, Гудков, Дубин, Страда 1998,, Дубин 2001 и др. ).

Читатель, его кругозор, интересы, вкусы, ожидания составляют предмет социологии литературы1. Социология литературы в современном ее понимании, безусловно, расходится и в целях, и задачах, и в предмете исследования с вульгарной социологией Г. Плеханова, А. Луначарского, В. Переверзева и др., анализировавших текст в зависимости от соответствия или несоответствия политическим задачам, выдвинутым партией, от «психоидеологии» эпохи. Задачей современной социологии литературы

1 Проблемное поле социологии литературы включает исследования социальной организации литературы: ролей писателя, критика, литературоведа и их культурно-исторического генезиса; стандартов вкуса у различных категорий читающей публики. Социология литературы систематически изучает складывание основных литературных канонов и динамику авторитетов (состав " образцовых" авторов—" классиков" ), как неотъемлемой части литературоведения стало рассмотрение существования литературы в обществе в качестве специфического института, обладающего своей структурой и ресурсами (литературной культурой, канонами, традициями, авторитетами, нормами создания и интерпретации литературных явлений. ).

Лидер констанцской школы рецептивной эстетики Х. -Р. Яусс связывал изменения в интерпретации произведения со сменой его восприятия читателями, с разными структурами нормативных ожиданий. Применение методологии рецептивной эстетики к истории литературы как социокультурного института позволяет увидеть влияние экстралитературных факторов (Гудков, Дубин, Страда 1998) на собственно литературную эволюцию.

Работы, посвященные проблемам изучения читателя, делятся на две большие категории: с одной стороны те, что относятся к феноменологии индивидуального акта чтения (Р. Ингарден, В. Изер и др. ), с другой стороны те, что заняты герменевтикой общественного отклика на текст (Г. Гадамер, Х. Р. Яусс и др. ). Рецептивный подход подводит современного исследователя к необходимости вычленения новых параметров жанровой идентификации, определения системы жанровых сигналов, ментальной доминанты, формирующейся в процессе читательского восприятия и определяющей новый «закон жанра» (Большакова 2003).

В филологической науке давно сложилась традиция, согласно которой «высокие» сферы творчества персонифицировались и фиксировались, в то время как «низкие» воспринимались как некое не оформившееся, анонимное художественное пространство. Л. Гудков и Б. Дубин в глубоком и новаторском исследовании «Литература как социальный институт» пишут о вреде селекции литературного потока и удержания нормативного, иерархического структурированного состава культуры (Гудков, Дубин 1994: 67). характер восприятия новых произведений и оценку наиболее популярных жанров, массовой поэтики,

В различных научных публикациях журнала «Новое литературное обозрение» (№ 22, 40, 57 и др. ) не раз ставился вопрос об актуализации интереса к феномену массовой литературы, о многоуровневом подходе к литературному произведению, обсуждалась многовариантность эстетического творчества и восприятия, разных (по цели, функции, исторической, социальной, культурной «принадлежности» и т. д. ) эстетик, в том числе конкурирующих.

Взаимообусловленность эстетического и социального, многообразие потребностей, «обслуживаемых» литературным произведением как явлением, социальной речи, при таком подходе актуальны как никогда. А категории жанра, стиля, <. > традиционные оппозиции классического и авангардного, элитарного и массового должны предстать в новом освещении» (Бенедиктова 2002: 16). Нельзя не признать правоту слов социолога Л. Гудкова: «Согласитесь - все-таки это странная наука о литературе, которую не занимает 97% литературного потока, то, что называется «литературой» и что читает подавляющее большинство людей? Может, сведем всю биологию к бабочкам? » (Гудков 1996).

Необходимость серьезного научного изучения отечественной массовой литературы пришло в середине 1990-х, и было обусловлено резким изменением структуры книжного рынка. «Происходит своего рода эмансипация читателя, освобождение его от диктата прежней литературоцентристской идеологии и давления стандартов «высокого вкуса», а следовательно — расширение и утверждение семантической роли литературы. Симптомом этого является процесс поворота литературной критики к переоценке и осмыслению феномена массовой литературы, хотя процесс этот сейчас находится в самом начале», - писала в 1997 г. социолог Наталья Зоркая (Зоркая 1997: 35). Однако почти через десять лет ситуация практически не изменилась, массовая литература осталась в поле зрения лишь литературной критики и социологов литературы. взаимосвязь литературных и идеологических конструкций (Дубин 2003: 12).

Включение в поле зрения нового материала, традиционно квалифицировавшегося как нелитература или как пограничные феномены литературной культуры, естественно обнаружило ограниченность принятых средств литературоведческого анализа. «Обращение к «массовой литературе» нередко вызывает излишние эмоции, по отношению к ней существуют весьма противоречивые точки зрения. Причина этого кроется не только в том, что само определение предмета дискуссии составляет трудность, но и потому, что те, кто занимается такой литературой, неизбежно сталкиваются с рядом методологических и ценностных проблем. Дилемма состоит, например, в том, что возникновение и воздействие подобной литературы в значительной степени зависит от внелитературного контекста. Методы ее исследования неизбежно выходят за традиционные дисциплинарные границы» (Менцель 1999: 57). Феномен массовой литературы непременно выводит любого исследователя к междисциплинарным вопросам, связанным и с социологией, и с культурологией, и с философией, и с психологией.

Практически не выработан язык, пригодный для адекватного описания современной массовой литературы. Если в западном литературоведении исследование феномена популярной литературы представлено достаточно широко (Kitsch 1969, Brooks 1985, Taylor 1989, Radway 1991, Woodmansee 1994, Rosenfeld 1999 и др. ), то в России произведения массовой литературы активно обсуждаются в литературной критике последних лет, но до сих пор не были предметом специального литературоведческого научного исследования. В то же время феномен современной массовой культуры во всей ее полифоничности активно обсуждается представителями разных гуманитарных профессий (философов, культурологов, социологов, литературоведов), о чем свидетельствуют работы последних лет (Массовый успех 1989, Чередниченко 1994, Мазурина 1997, Соколов 2001, Массовая культура России 2001, Популярная литература 2003).

Методы исследования феномена массовой литературы неизбежно выходят за традиционные дисциплинарные границы. Такое расширение поля филологических исследований представляется чрезвычайно важным, поскольку изменения в современном литературном процессе в значительной степени обусловлены изменением круга чтения, унифицированностью запросов и вкусов массового потребителя, которые соответствуют фундаментальным основам массовой культуры. Неслучайно Ю. М. Лотман настаивал на том, что понятие «массовой литературы» -«понятие социологическое. Оно касается не столько структуры того или иного текста, сколько его социального функционирования в общей системе текстов, составляющих данную культуру» (Лотман 1993: 231).

В связи с этим возникла необходимость выработки особого литературоведческого инструментария, в котором велика роль смежных, особенно психологических и социальных, дисциплин не отменяющих, но дополняющих поэтику и эстетику. Нельзя не согласиться с Д. С. Лихачевым, полагавшим, что «наука может развиваться только тогда, когда в ней существуют разные школы и разные подходы к материалу (Лихачев 1993: 614).

В разные периоды развития литературы наблюдалось разное отношение к народной (массовой) культуре, чаще всего оно было негативным и равнодушным. А. В. Чернов в глубоком исследовании «Русская беллетристика 20-40-х годов XIX века» на широком материале малоизученной беллетристической прозы XIX века доказывает, что «беллетристика оказалась формой словесности, наиболее адекватно отвечающей эстетическим потребностям времени: именно она в наибольшей мере соответствовала экстенсивному расширению сферы литературы с сохранением ориентации на среднюю эстетическую норму» (Чернов 1997: 148).

В. Г. Белинский, как известно, значительное внимание уделявший народной литературе и социокультурным механизмам успеха и признания, задавая иронический вопрос: «Иногда в целое столетие едва ли явится один гениальный писатель: неужели же из этого должно следовать, что иногда целое столетие общество должно быть совсем без литературы? » (Белинский 1984: 31).

В середине XIX в. М. Е. Салтыков-Щедрин, размышляя о степени и природе популярности того или иного литературного произведения, писал: «сочинения, представляющие в данную минуту живой интерес, сочинения, которых появление в свет было приветствовано общим шумом, постепенно забываются и сдаются в архив. Тем не менее, игнорировать их не имеют права не только современники, но даже отдалённое потомство, потому что в этом случае литература составляет, так сказать, достоверный документ, на основании которого легче восстановить характеристические черты времени и узнать его требования» (Салтыков-Щедрин 1966: 455).

Интерес к массовой литературе возник в русском классическом литературоведении (А. Пыпин, С. Венгеров, В. Сиповский, А. Веселовский, В. Перетц, М. Сперанский, В. Адрианова-Перетц и др. ) как противодействие романтической традиции изучения выдающихся писателей, изолированных от окружающей их эпохи и противопоставленных ей.

Массовая литература возникает в обществе, имеющем уже традицию сложной «высокой» культуры и выделяется в качестве самостоятельного явления тогда, когда становится, во-первых, коммерческой и, во-вторых, профессиональной. A. A. Панченко совершенно справедливо писал: «Наши представления о «высокой» и «низкой», «тривиальной» и «оригинальной», «элитарной» и «массовой», «устной» и «письменной» литературе в большей степени детерминированы актуальными социокультурными приоритетами, нежели абстрактными критериями формы, эстетики и поэтики. Поэтому даже в рамках сравнительно короткого исторического периода можно наблюдать самые противоречивые мнения о тех или иных градациях «изящной» и «не изящной словесности»» (Панченко 2002: 391). Необходимо подчеркнуть, что зачастую те произведения, которые традиционно относились к низким жанрам, воспринимались позже как тексты, обладающие несомненными эстетическими достоинствами.

Актуальность обращения к массовой литературе определяется еще одним фактором, отмеченным Б. Дубиным: «Во второй половине 90-х годов главным человеком в России стал средний человек: высокие присели, низкие поднялись на цыпочки, все стали средними. Отсюда значительная роль «средней» литературы при изучении России 90-х годов (кстати, «средний» значит еще и опосредующий, промежуточный, связывающий)» (Дубин 2004). Действительно, массовая литература XX в. дает возможность оценить и ощутить огромные социальные изменения в российском обществе.

Новой чертой современной массовой культуры является ее прогрессирующий космополитический характер, связанный с процессами глобализации, стирание национальных различий и, как следствие, -единообразие мотивов, сюжетов, приемов. «Массовая культура как новейшая индустриальная модификация фольклора (отсюда ее клишированность, повторяемость элементов и структур) ориентируется уже не на язык конкретной национальной культуры, а на транснациональный код «масскультурных» знаков, опознаваемых и потребляемых в мире» (Зенкин 2003: 157). В одном культуром поле оказываются сегодня В. Пелевин и П. Коэльо, Б. Акунин и Х. Мураками, В. Сорокин и М. Павич. Массовая литература не только предоставляет читателю возможность выбора «своего» текста, но и в полной мере удовлетвряет страсть массового человека к подглядыванию, интерес к сплетням, байкам, анекдотам.

Феномен современной культуры, живущей в условиях «глобального супермаркета», связывается для американского исследователя Д. Сибрука с понятием «шума» - коллективным потоком сознания, в котором «смешаны политика и сплетни, искусство и порнография, добродетель и деньги, слава героев и известность убийц» (Сибрук 2005: 9). Этот «шум» способствует возникновению мощного культурного переживания, моменту, который Сибрук называет «ноубрау» (nobrow) - не высокой (haghbrow), не низкой (lowbrow), и даже не средней (middlebrow) культуры, а существующей вообще вне иерархии вкуса (Сибрук 2005: 19). Действительно, понятие художественного вкуса становится существенным при определении феномена массовой культуры.

Массовая культура занимает промежуточное положение между обыденной культурой, осваиваемой человеком в процессе его социализации, и специализированной, элитарной культурой, освоение которой требует определенного эстетического вкуса и образовательного уровня. Массовая культура выполняет функцию транслятора культурных символов от специализированной культуры к обыденному сознанию (Орлова 1994). Основная ее функция — упрощение и стандартизация передаваемой информации. Эта функция и определяет особенности дискурса массовой культуры. Массовая культура оперирует предельно простой, отработанной предшествующей культурой техникой. «Она традиционна и консервативна, ориентирована на среднюю языковую семиотическую норму, поскольку обращена к огромной читательской, зрительской и слушательской аудитории» (Руднев 1999: 156).

Концептуальную значимость имеет идея Ю. М. Лотмана о том, что массовая литература устойчивее сохраняет формы прошлого и почти всегда представляет собой многослойную структуру (Лотман 1993: 213). Интерес к массовой литературе в литературоведческих исследованиях последнего десятилетия представляется вполне закономерным, поскольку изменения в обыденном сознании в значительной степени обусловлены изменением круга чтения.

Массовая литература создается в соответствии с запросами читателя, нередко весьма далекого от магистральных направлений культуры, однако ее активное присутствие в литературном процессе эпохи — знак социальных и культурных перемен. Постичь особенности массовой литературы, своеобразие ее жанров и поэтики — значит не только определить сущность этого социокультурного феномена, выявить сложные взаимоотношения «большой» и «второразрядной» литературы, но и проникнуть во внутренний мир нашего современника.

Литературный процесс любой эпохи неизбежно предполагает конфликты и чередование старых и новых жанров; каноны, по которым живет основное направление литературы, могут изменяться со временем. При обсуждении вопроса о художественной и массовой литературе важно не ограничиваться только эстетической оценкой, но попытаться осмыслить литературный процесс с точки зрения динамики жанров и их взаимосвязи. Как правило, именно в период общественных потрясений размываются границы между жанрами, усиливается их взаимопроникновение и предпринимаются попытки реформировать старые жанры и создавать новые, чтобы придать свежее дыхание культуре в целом. В классической статье «Литературный факт» (1928) Ю. Тынянов писал: «В эпоху разложения какого-нибудь жанра он из центра перемещается в периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворков и низин вплывает в центр новое явление (это и есть явление «канонизации младших жанров», о котором говорит В. Шкловский). Так стал бульварным авантюрный роман, так становится сейчас бульварною психологическая повесть» (Тынянов 1977: 258).

В антитезе «высокой литературы» массовое искусство выступает как создающее другое объяснение жизни — вперед выдвигается познавательная функция. Эта двойная природа «примитивности» массовой литературы, проявляющаяся и в отношении к другим конструктивным принципам, определяет и противоречивость ее функции в общей системе культуры (Лотман 1993).

Показательна, например, дискуссия, развернувшаяся на страницах журнала «Знамя» «Современная литература: Ноев ковчег? » (1999). Один из вопросов, предложенных редакцией, звучал так: «Многоукладность в литературе - это знак общественно- культурного неблагополучия? ». Несмотря на разнообразные, зачастую противоречивые точки зрения, J участники дискуссии пришли к выводу, что «феномен потока» вывернул наизнанку вчерашние ценностные ориентиры, став социокультурной реальностью переходной эпохи рубежа ХХ-ХХ1 вв.

Ю. М. Лотман определил роль массовой литературы в эпоху возникновения новой литературной системы, следовательно, и новой эстетической парадигмы в целом: «Размывание границ между высоким и низким, элитарным и массовым путем их объединения в процессе восприятия - характерное выражение не только очередной смены эстетических парадигм, но и отличительных особенностей содержания происходящих изменений» (Лотман 1993: 134).

Массовая культура - обязательная срединная составляющая любого культурно-исторического феномена, именно в ней находятся резервные средства для новаторских решений будущих эпох. Ярким примером реализации беллетристических установок, далеко перешагнувшим рамки массовой словесности, свидетельством «процесса размывания жанровых границ» становятся произведения В. Пелевина, А. Слаповского, А. Королева, М. Веллера, В. Токаревой и др. В них моделируются многослойные в семантическим плане повествования, насквозь пронизанные «литературностью», играющие на эффекте узнавания и конкретных текстов, и литературных традиций, и жанров массовой литературы.

Искусственная идеологическая система, какой долгие годы был соцреализм, лишила русскую литературу нормального развития. Ведь именно свободный диалог между массовой и элитарной литературами определяет здоровье культуры. «В XX веке Россия выпала из того необходимого круговорота культуры, который вынуждает массовое общество переводить фольклорную, почвенную культуру в масскульт. Отсюда, из уже ставшей универсальной, всемирной массовой культуры рождается штучный мастер, художник (точно так же, как из традиции появились Софоклы и Аристофаны). Он обживает и осваивает форму, созданную масскультом: форма получается народная, а содержание -авторское», - отмечает А. Генис (Генис 1999: 78).

В советское время, часто вопреки соцреалистическому канону, развивалась беллетристика, представляющая собой некое «срединное» пространство литературы; в этой нише развивалось творчество В. Катаева, В. Каверина, Вс. Иванова, И. Ильфа и Е. Петрова, В. Пановой, К. Паустовского и многих других.

К концу 1970-х годов тяга советского читателя к сюжетному роману, детективу и мелодраме вылилась в массовую сдачу макулатуры, на талоны за которую можно было купить сборники английского и шведского детектива, романы А. Дюма, М. Дрюона, А. Кристи и др. Современный писатель Н. Крыщук с досадой пишет об оторванности людей его поколения от развития мировой массовой литературы: «Почти вся жизнь прошла без фантастики, приключений и детективов. А жаль. Те, кто упивался подобной литературой в детстве, — счастливые люди. Детективы и приключения снимают на время головную боль вечных вопросов, делая вид, что занимаются с тобой гимнастикой ума и навыками мимолетной проницательности и сострадания» (Крыщук 2001).

Лишь к 1990-м годам начинает восстанавливаться утерянная в 1920-е годы полифоничность отечественной культуры. Причем массовый читатель 1990-х шел тем же путем, что и читатель 1920-х годов, - от увлечения зарубежным детективом и западной мелодрамой к постепенному созданию отечественной массовой литературы, которая сегодня активно развивается и находит свое место в современном литературном процессе.

Ю. М. Лотман писал о том, что распределение внутри литературы сферы «высокого» и «низкого» и взаимное напряжение между этими областями делает литературу не только суммой текстов, но и единым текстом, целостным художественным дискурсом: «В зависимости от исторических условий, от момента, который переживает данная литература в своем развитии, та или иная тенденция может брать верх. Однако уничтожить противоположную она не в силах: тогда остановилось бы литературное развитие, поскольку механизм его, в частности, состоит в напряэ/сении между этими тенденциями» (выделено мной - М. Ч. ) (Лотман 1993: 145). Поэтому обращение к поэтике массовой литературы (при всей ее стереотипности и клишированности) представляется актуальным.

В массовой литературе существуют жесткие жанрово-тематические каноны, являющие собой формально-содержательные модели прозаических произведений, построенные по определенной сюжетной схеме и обладающих общностью тематики, устоявшимся набором действующих лиц и типов героев. Содержательно-композиционные стереотипы и эстетические шаблоны лежат в основе всех жанрово-тематических разновидностей массовой литературы (детектив, триллер, боевик, мелодрама, фантастика, фэнтези, костюмно-исторический роман и др. ), именно они формируют «жанровые ожидания» читателя и «серийность» издательских проектов.

Социолог Ю. Левада называет стереотипы готовыми шаблонами, «литейными формами, в которые отливаются потоки общественного мнения. Социальные стереотипы отражают две особенности общественного мнения: существование предельно стандартизированных и упрощенных форм выражения и предзаданность, первичность этих форм по отношению к конкретным процессам или актам общения. <. > Стереотип не только выделяет статистически среднее мнение, но задает норму, упрощенный или усредненный до предела образец социально-одобряемого или социально-допустимого поведения» (Левада 2000: 299). Стереотипы задаются и обновляются средствами массовой информации, средой самого общения, в том числе и массовой литературой, для произведений которой характерна легкость усвоения, не требующая особого литературно-художественного вкуса, и доступность людям разного возраста, разных социальных слоев, разного уровня образования.

Массовая литература, как правило, быстро теряет свою актуальность, выходит из моды, она не предназначена для перечитывания, хранения в домашних библиотеках. Неслучайно уже в XIX веке детективы, приключенческие романы и мелодрамы называли «вагонной беллетристикой», «железнодорожным чтивом», «одноразовой литературой». Приметой сегодняшнего дня стали развалы «подержанной» литературы.

Важная функция массовой литературы - создание такого культурного контекста, в котором любая художественная идея стереотипизируется, оказывается тривиальной по своему содержанию и по способу потребления, отвечает подсознательным человеческим инстинктам, способствует компенсации неудовлетворенных желаний и комплексов, создает определенный тип эстетического восприятия, оказывающий влияние на восприятие серьезных явлений литературы в упрощенном, девальвированном виде.

Разнообразие массовой культуры - это разнообразие социального воображения, типов социальности, культурных средств их конституирования. Определение «массовая» не требует от автора создания шедевра: если литература «массовая», то к ней, к ее текстам можно относиться без особого почтения, как к ничьим, как бы безавторским. Эта посылка предполагает тиражируемость приемов и конструкций, простоту содержания и примитивность экспрессивных средств.

Изучение массовой литературы как одной из составляющих литературного процесса позволяет проследить динамику ее бытования в XX веке, выделить периоды актуализации.

Исследование художественного менталитета, свойственного переходным эпохам, дает основание говорить о неравномерном развитии разных типов и разных пластов культуры. А. Гуревич на материале средневековья приходит к актуальным и применительно к литературе XX века выводам о том, что, несмотря на то, что массовая литература и литература образованного класса были разными по типу, между ними не было глухих границ: «Простец таился и в средневековом интеллектуале, сколь ни подавлен был этот «низовой» пласт его сознания грузом учености» (Гуревич 1990: 378).

Для массовой литературы, в которой предсказуемость тем, поворотов сюжета и способов решения конфликта чрезвычайно высока1, принципиально важным оказывается понятие «формулы» («сказка о Золушке», соблазнение, испытание верности, катастрофа, преступление и его расследование и т. п. ), которое ввел в научную парадигму Дж. Кавелти. Американский исследователь рассматривал «литературные формулы» как «структуру повествовательных или драматических конвенций, используемых в очень большом числе произведений» (Кавелти 1996). Свой метод Кавелти характеризует как результат синтеза изучения жанров и архетипов, начавшегося с «Поэтики» Аристотеля; исследования мифов и символов в фолышористской компаративистике и антропологии. По определению Кавелти, «формула - это комбинация, или синтез, ряда специфических культурных штампов и более универсальных повествовательных форм или архетипов. Во многих смыслах она схожа с традиционным литературным понятием жанра.

Формульная литература — это прежде всего вид литературного творчества. И поэтому ее можно анализировать и оценивать, как и любой другой вид литературы». В концепции Кавелти важным оказывается изменение роли писателя, так как формула позволяет ему быстро и качественно написать новое произведение. Оригинальность же

1 «Массовую литературу можно было бы назвать тенью качественной, но тенью люминесцентно яркой, упрощающей и доводящей до крайнего предела, в том числе и до карикатуры, все то, что накоплено художественной традицией. Так, просветительские и воспитательные интенции высокой литературы вырождаются здесь в грубую дидактику, коммуникативность — в заигрывание с читателем и в подыгрывание его базовым инстинктам», - отмечает С. Чупринин (Чупринин 2004). приветствуется лишь в том случае, когда она усиливает ожидаемые переживания, существенно не изменяя их.

Литературные образцы фиксируют наиболее эффективные или по каким-то причинам наиболее приемлемые способы снятия напряжений, характерные для данной социокультурной ситуации. «Функциональное значение литературных формул заключается в выработке согласованных определений действительности, а значит - и в достижении социокультурной стабильности» (Гудков, Дубин 1994: 212).

Поле массовой литературы XX века широко и разнообразно. Стремительная смена имен на поле массовой литературы связана с тем, что, пытаясь выжить и доминировать, масскульт создает эрзац-красоту и эрзац-героев. «Поскольку они не могут облегчить подлинные страдания и насытить настоящие желания массового человека, требуется быстрая и частая смена символов», - полагает критик Т. Москвина (Москвина 2002: 26). С этим утверждением трудно согласиться, потому что стереотипы массовой культуры, как правило, неизменны (этим они и привлекают читателя), а стремительно изменяется лишь декорационное поле.

В настоящем исследовании объектом анализа стала именно «формульная литература», то есть те жанры массовой литературы, которые претерпели в конце XX века наиболее значительную трансформацию - детектив и русский любовный роман. За рамками исследования оказался пласт массовой литературы, представленной современной фантастикой и фэнтези. Этим жанрам, в русле которых в XX веке создавались и значительные произведения, посвящены серьезные исследования последних лет (Черная 1972, Кагарлицкий 1974, Геллер 1985, Осипов 1989, Чернышева 1985, Кац 1993, Малков 1995, Харитонов 2001, Губайловский 2002).

Активизировавшийся научный интерес к феномену массовой литературы определяется желанием отказаться от сложившихся стереотипов, осмыслить закономерности и тенденции развития многоукладного и полифоничного литературного процесса конца XX века. Представляется принципиально значимой проблема литературно-эстетических градаций, неизбежно встающая при обращении к массовой литературе. Особое значение приобретает изучение природы триады «классика — беллетристика - массовая литература».

Обновление понятийного аппарата включает в себя переосмысление литературоведческих категорий. Одной из актуализирующихся составляющих парадигмы литературоведческих понятий становится «беллетристика» как «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью. Эти произведения апеллируют к вечным ценностям, стремятся к занимательности и познавательности. Беллетристика, как правило, встречает живой читательский интерес современников благодаря отклику на важнейшие веяния эпохи или обращению к историческому прошлому, автобиографической и мемуарной интонации. Со временем она теряет свою актуальность и выпадает из читательского обихода. Если классическая литература открывает читателю новое, то беллетристика, консервативная по сути, как правило, подтверждает известное и осмысленное, удостоверяя тем самым достаточность культурного опыта и читательских навыков.

Стремление выявить принципиальные формально-содержательные отличия беллетристики от классических произведений русской литературы отразилось в ряде научных исследований последнего времени. Значительным научным вкладом в изучение этой проблемы стали работы, построенные на материале русской литературы ХУШ-Х1Х вв. (Пульхритудова 1983, Гурвич 1991, Маркович 1991, Вершинина 1998, Чернов 1997, Акимова 2002).

Заметной приметой беллетристического текста становится подготовка новых идей в границах «усредненного» сознания; в беллетристике утверждаются новые способы изображения, которые неизбежно подвергаются тиражированию; индивидуальные признаки литературного произведения превращаются в признаки жанровые. Т. Толстая в эссе «Купцы и художники» говорит о необходимости беллетристики так: «Беллетристика — прекрасная, нужная, востребованная часть словесности, выполняющая социальный заказ, обслуживающая не серафимов, а тварей попроще, с перистальтикой и обменом веществ, т. е. нас с вами, — остро нужна обществу для его же общественного здоровья. Не все же фланировать по бутикам — хочется пойти в лавочку, купить булочку» (Толстая 2002: 125).

Беллетристика и массовая литература - это понятия близкие, часто используемые как синонимичные (например, И. А. Гурвич в своей монографии не выделяет массовую литературу, считая весь объем «легкой» литературы беллетристикой (Гурвич 1991)). Термин «массовая литература» в работах, посвященных литературе ХУШ-Х1Х вв., означает ценностный «низ» литературной иерархии. Он выступает в качестве оценочной категории, возникшей в результате размежевания художественной литературы по ее эстетическому качеству и предполагает рассмотрение художественных произведений «по вертикали». К характерным чертам массовой литературы XIX в. Е. М. Пульхритудова относит такие элементы, как воплощение консервативных политических и нравственных представлений и, как следствие, бесконфликтность, отсутствие характеров и психологической индивидуальности героев, динамично развивающееся действие с обилием невероятных происшествий, «лжедокументализм», то есть попытку убедить читателя в достоверности самых невероятных событий (Пульхритудова 1987). Очевидно, что и в конце XX в. можно обнаружить эти же черты, что свидетельствует о постоянстве основных онтологических признаков массовой литературы.

Лидер культурно-исторической школы И. Тэн рассматривал литературное произведение как «снимок с окружающих нравов и свидетельство известного состояния умов», как необходимый источник информации для создания «истории нравственного развития» (Тэн 1996). В «Философии искусства» И. Тэн подчеркивал, что преломляющиеся в литературе нравы, мысли и чувства зависят от национальных и социально-групповых черт людей. В связи с этим ученый выделил шесть ступеней «расовых» признаков, каждому из которых соответствует свой «уровень» искусства: 1) «модная» литература, которая интересует читателя 3-4 года; 2) литература «поколения», существующая столько, сколько существует воплощенный в них тип героя; 3) произведения, отражающие «основной характер эпохи»; 4) произведения, воплотившие национальный характер; 5) произведения, в которых можно обнаружить «основной характер эпохи и расы» и по строению языка и мифов которых «можно предвидеть будущую форму религии, философии, общества и искусства»; 6) «вечно живущие произведения», которые выражают «тип, близкий всем группам человечества» (Тэн 1996, Крупчанов 1983).

Очевидно, что идеи Тэна остаются актуальными и на рубеже XX-XXI вв. Если приведенную иерархию применить к современному литературному процессу, то на первых двух уровнях будет размещаться массовая литература (произведения А. Марининой, П. Дашковой, Д. Донцовой, Э. Тополя, А. Кивинова, А. Суворова и др. ) и популярная беллетристика рубежа веков (произведения В. Токаревой, Г. Щербаковой, А. Слаповского, Б. Акунина, В. Пелевина, В. Тучкова и др. ).

Сегодня, когда практически нет единых критериев оценки художественных произведений и согласованной иерархии литературных ценностей, становится очевидной необходимость взгляда на новейшую литературу как на своего рода мулътилитературу, то есть как на конгломерат равноправных, хотя и разноориентированных по своему характеру, а также разнокачественных по уровню исполнения литератур. Современным продолжением теории И. Тэна можно считать предложенную С. Чуприниным литературную иерархию новейшей литературы, представленную четырьмя уровнями: 1) качественная литература (и синонимичные ему — внежанровая литература, серьезная литература, высокая литература); 2) актуальная литература, ориентированная на саморефлексию, эксперимент и инновационность; 3) массовая литература («чтиво», «словесная жвачка», тривиальная, рыночная, низкая, кич, «трэш-литература»), отличающаяся агрессивной тотальностью, готовностью не только занимать пустующие или плохо обжитые ниши в литературном пространстве, но и вытеснять конкурентные виды словесности с привычных позиций; 4) мидл-литература (тип словесности, стратификационно располагающийся между высокой, элитарной и массовой, развлекательной литературами, порожденный их динамичным взаимодействием и, по сути, снимающий извечную оппозицию между ними) (Чупринин 2004).

Принципиально значимым оказывается то, что зачастую на выбор читателем «своего» уровня художественного текста (от «филологического романа» до «бандитского детектива», от романов Л. Улицкой до иронического детектива Г. Куликовой, от романов Б. Акунина до низовой исторической беллетристики и т. д. ) влияет принадлежность к той или иной страте общества. В культурологии объектом культурной стратификации являются группы, различающиеся ценностными ориентациями, мировоззренческими позициями, направлениями деятельности в различных областях культурных практик.

Стратификация книжного рынка обнаруживается, например, в изданиях отечественной исторической беллетристики. Основоположником массовой исторической беллетристики, рассчитанной на читателя, ищущего развлечения, можно считать В. Пикуля («Реквием каравану РС> -17», «Слово и дело», «Богатство», «Фаворит», «Псы господни» и др. ). Фольк-хистори (Мясников 2002) — явление многогранное, включающее в себя и авантюрный роман, и салонный, и житийно-монархический, и патриотический, и ретро-детектив (В. Суворов «Ледокол», А. Бушков

Россия, которой не было», А. Разумовский «Ночной император», Д. Балашов «Государи московские», «Воля и власть», «Господин Великий Новогород», С. Валянский и Д. Калюжный «Другая история Руси», А. Кудри «Правитель Аляски», Е. Иванов «Божией милостию Мы, Николай Вторый. », Е. Сухов «Жестокая любовь государя»). Этот жанр рассчитан на определенного читателя, которого удовлетворяет история, построенная на сплетнях и анекдотах. Историческая беллетристика зависима от политических настроений в обществе. Показательны серии «Белый детектив», посвященные белоэмигрантскому движению, монархическая фольк-хистори серии «Романовы. Династия в романах» и др. Читатель, принадлежащий к иным социальным группам, выбирает историческую беллетристику Э. Радзинского, Л. Юзефовича, Л. Третьяковой и др.

Социальная стратификация позволяет дифференцировать социальные роли и позиции представителей тех или иных слоев общества, что неизбежно отражается и на характеристике социальных групп читателей, потребителей литературной продукции. Стоит согласиться с С. Чуприниным, полагающим, что «традиционное для отечественной литературы пирамидальное устройство на наших глазах сменилось разноэтажной городской застройкой, а писатели разошлись по своим дорожкам <. . >, ориентируясь уже не на такую соборную категорию, как Читатель, а на разнящиеся между собою целевые аудитории <. . >. Понятия магистральности и маргинальное™ утрачивают сегодня оценочный смысл, стратификация «по вертикали» сменяется «горизонтальным» соположением разного типа литератур, выбор которых становится личным делом и писателя и читателя» (Чупринин 2004).

Обращение к феномену массовой литературы XX века предполагает научное осмысление теоретически мало разработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов актуализирует и проблемы реконструкции историко-литературного контекста, соотнесения творческого дискурса писателя с другими типами художественного дискурса.

Цель диссертационного исследования состоит в теоретическом обосновании места отечественной массовой литературы XX века в историко-культурном и литературном контексте, в определении онтологического и типологического своеобразия массовой литературы XX века и ее связи с художественным сознанием массового читателя как распространенной формы культурной практики. Поставленная цель определяет и основные задачи исследования:

1. Обосновать теоретико-методологические и историко-литературные предпосылки исследования феномена российской массовой литературы

2. Дать концептуальное обоснование массовой литературе как пограничному культурному феномену.

3. Рассмотреть отечественную массовую литературу в типологическом ряду переходных эпох, выявить в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века повторяющиеся процессы.

4. Показать органическую взаимосвязь процессов, характерных для отечественной массовой литературы первой четверти XX века и рубежа ХХ-ХХ1 вв.

5. Выявить повторяющиеся в массовой литературе XX века художественные приемы, показать устойчивость определяющих черт поэтики массовой литературы, сохраняющихся на на протяжении XX столетия.

6. Показать зависимость массовой литературы от основных социальных и культурных доминант эпохи; выявить характер взаимоотношений автора массовой литературы и читателя.

7. Показать место массовой литературы в литературном процессе, выявить ее воздействие на развитие субкультурных полей и процессы в «элитарной» культуре; на конкретном материале показать взаимодействие отечественной беллетристики и массовой литературы.

Научная новизна исследования. Впервые российская массовая литература становится предметом разноаспектного исследования, рассматривается в широком историко-культурном контексте XX века. Предметом специального рассмотрения становятся характерные для массовой литературы модели создания произведений разных жанров, выявляется генезис этих моделей, зависимость от культурного и идеологического «климата эпохи».

Методы исследования. В работе используется комплексный подход, продиктованный спецификой исследуемого материала, аккумулирующего в себе разнообразные культурные и художественные явления. Предмет исследования обусловил привлечение моделей анализа, созданных различными школами и литературоведческими направлениями при доминировании историко-литературного подхода и методологии рецептивной эстетики.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Активное присутствие массовой литературы в литературном процессе эпохи - знак социальных и культурных перемен в обществе Изучение массовой литературы как обязательной составляющей культуры необходимо для создания полной картины истории русской литературы XX века.

2. Включение в поле исследования материала, традиционно квалифицировавшегося как «нелитература» или как пограничные феномены литературной культуры, обнаруживает ограниченность традиционных параметров литературоведческого анализа; изучение феномена массовой литературы требует обращения к междисциплинарным вопросам, связанным с социологией, культурологией, психологией.

3. Обращение к феномену отечественной массовой литературы XX века предполагает научное осмысление теоретически малоразработанных и чрезвычайно актуальных для современной литературы проблем литературной репутации, читательской рецепции, социологии литературы и др. Круг этих вопросов выдвигает на первый план и проблемы реконструкции историко-литературного контекста, соотнесения творческого дискурса писателя с другими типами художественного дискурса, литературными и социальными институтами и недискурсивными практиками.

4. Исследование генезиса массовой литературы XX века свидетельствует о ее активизации в переходные эпохи (Серебряный век, послереволюционная литературная ситуация, рубеж ХХ-ХХ1 вв. ). Феномен переходных эпох состоит в изменении способа функционирования основных факторов художественного сознания. Переходная эпоха предполагает вариативность эстетических экспериментов, эклектику художественного развития, связанного с освобождением культуры от догм. Такой ракурс изучения феномена массовой литературы позволяет увидеть в мозаике разнообразных художественных явлений литературы XX века целостность, зафиксировать повторяющиеся процессы, уже происходившие в типологически сходные кризисные эпохи.

5. Для выявления генезиса массовой литературы особое значение имеет изучение соотношения «классика - беллетристика - массовая литература». Беллетристика, являясь литературой «второго ряда», принципиально отличается от литературного «низа», представляет собой «срединное» поле литературы, в которое входят произведения, не отличающиеся ярко выраженной художественной оригинальностью, занимательные и познавательные в своей основе, апеллирующие к вечным ценностям. Формально-содержательные черты беллетристического кода можно обнаружить в произведениях писателей, принадлежавших разным литературным периодам (В. Катаев, В. Каверин, И. Грекова, В. Токарева, Б. Акунин и др. ).

6. Отличительными чертами поэтики массовой литературы являются формульность, развертывание стереотипных сюжетов, кинематографичность, перекодирование и игра с текстами классической литературы, активизация штампов, генетических восходящих как к русской культуре начала XX века, так и к явлениям западной культуры.

7. Системное исследование феномена массовой литературы предполагет обращение к категории автора и читателя, которые меняют свою «онтологическую» природу, что связано с изменением в «переходные эпохи» их статуса.

8. Границы между разными пластами литературы оказываются на рубеже ХХ-ХХ1 вв. размытыми, поскольку набор штампов и образцов, маркирующих тот или иной жанр массовой литературы, используется представителями и так называемой «мидл-литературы», и современного постмодернизма.

Научная библиотека диссертаций и авторефератов disserCat http: //www. dissercat. com/content/fenomen-massovoi-literatury-xx-veka-problemy-genezisa-i-poetiki#ixzz5R30GfrSa