о монахах-новомучениках

Иеродьякон Нафанаил (Б. Г. Бобылев),

насельник Свято-Духова монастыря Ливенской

епархии Орловской митрополии д. пед. н., проф.,

Почетный работник высшего проф. образования РФ.

Тот, кто не помнит прошлого, осужден пережить его вновь:

о монахах-новомучениках

Сегодня достаточно остро стоит задача преодоления исторического невежества и нигилизма, которые, к сожалению, получают широкое распространение среди нашего юношества в последнее десятилетие. Доведение до сознания учащих и учащихся фактов, подтверждённых подлинными документами, может явиться важным средством духовно-нравственного воспитания молодежи, формирования ответственного отношения к истории и современной жизни России.

В результате архивных разысканий обнаружены материалы[1], которые освещают факты, связанные с расстрелом монахов Новосильского Свято-Духова монастыря в сентябре 1919 года. Но прежде чем приступить к самой трагической истории сделаем несколько необходимых вводных замечаний.

Согласно публикациям в Тульских епархиальных ведомостях, Новосильской уездной прессе, а также архивным данным, после установления Советской власти монастырь некоторое время продолжал жить в соответствии с распорядком церковной жизни, сложившимся в Синодальный период жизни Русской Православной Церкви: осуществлялись постриги новых монахов, проводились хиротонии, сохранялось даже разделение на «указных» и «неуказных» послушников. Однако при этом уже зимой 1918-1919 года в монастыре происходит первый обыск, в ходе которого, были изъяты ценные вещи из церкви проводившие обыск представители власти заходили в алтарь (цитирую показания монахов) «в фуражках», «с папиросами в зубах», ругались «площадными словами. »

В сентябре-октябре 1919 г. монастырь оказался в зоне боевых действий между частями Деникина и Красной армии. При этом фронт Красной Армии в ряде мест оказался прорванным. Толпы голодающих, оборванных дезертиров наводнили местность. Следуя христианским заповедям милосердия, в Свято-Духовом монастыре не отказывали в помощи тем, кто обращался с просьбой о пище и приюте. Этим обстоятельством воспользовался Особый отдел ВЧК 13 армии.

Вечером в четверг 25 сентября 1919 г. уполномоченный ВЧК Жарко с двумя новосильскими милиционерами прибыл в Свято-Духов монастырь. Согласно протоколам допроса монахов, они представились казаками, дезертировавшими из Красной армии и пробирающимися к деникинцам, пожаловались, что четыре дня не ели, попросили разрешения переночевать. Во встрече прибывших участвовали благочинный иеромонах Вениамин, иеродиакон Никон, монах Алипий и послушник Иван Петрыкин. Гостей приглашают к трапезе, которая, подчеркнем, проходила в четверг (символический знак! ). Во время трапезы оборотни ведут разговоры о политике. Монахи при этом называют коммунистов «грабителями» за расхищение церковных ценностей во время зимнего обыска в монастыре, резко осуждают их за поругание святыни (неподобающее поведение в алтаре). Все это фиксируется провокаторами, тут же из Новосиля вызывается конвой; монахов арестовывают, проводят обыск в их кельях, а также келье отсутствовавшего настоятеля архимандрита Лазаря. Однако в ходе обыска ничего компрометирующего монахов и монастырь в целом не находят.

На следующий день составляется официальный протокол опроса милиционеров, учавствовавших в провокации. Во всем строе и содержании протокола опроса милиционеров просматривается тенденциозная политическая установка, заданная, по всей видимости, уполномоченным ВЧК Жарко. Эта же установка отражена в обозначении предмета протокола в самом его начале: «ПРОТОКОЛ 1919 года 26 сентября начальник уездной Рабоце-Крестьянской советской милиции Ф. М. Фомин производил опрос у милиционеров городского конного резерва Семина и Титова и командированного Особым отделом ВЧК при Р. В. Совете 13 армии тов. Жарко, командированных для обследования Духовского монастыря по делу о монахах, обвиняемых в контрреволюционном заговоре». Обращаю ваше внимание на логические и стилистические особенности сей формулировки. Провокация называется «командировкой для обследования». Утверждение о существовании контреволюционного заговора в монастыре и обвинение монахов в его участии выдвигается заранее, до выявления каких-либо фактов его существования. Противоречит невинной формулировке о «командировке для обследования», присутствующий в следственном деле мандат от 25 сентября 1919 года, выданный Новосильским уездным исполкомом и предписывающий начальнику милиции выделить двух милиционеров для обыска. Предмет обыска (очевидно для конспирации) не указан, при этом мандат выдан на предъявителя (в тех же целях). Заметим также, что в процитированном выше протоколе, показания самого Жарко отсутствуют, хотя он указан в числе опрошенных. В следственном деле с грифом «Совершенно секретно» присутствует предписание уполномоченного ВЧК Жарко начальнику Новосильской уездной милиции Фомину арестовать настоятеля обители архимандрита Лазаря в случае его возвращения в монастырь. То есть чекист Жарко выступает в данном случае как начальство по отношению к уездной милиции и указание его в числе опрашиваемых Фоминым в протоколе – это явный недосмотр.

Милиционеры показали, что они представились монахам деникинцами, посланными для проведения разведки. Данные показания призваны были подтвердить существование контреволюционного заговора в монастыре, давая основание обвинить монахов в злонамеренном сотрудничестве с белогвардейцами. Как видим, данные показания существенно расходятся с упомянутыми показаниями монахов Свято-Духова монастыря, которые свидетельствовали о том, что вечерние гости представились бойцами-казаками, бегущими с красного фронта. Согласитесь, что между деникинцами-разведчиками и казаками-дезертирами есть большая разница… Можно утверждать, что показания милиционеров содержат сфальсифицированные сведения и формулировки, в которых чувствуется рука чекиста Жарко. Вместе с тем в показаниях участников провокации, милиционеров Новосильского конного резерва присутствуют признаки фальсификации фактов, а также тенденциозного искажения обстоятельств дела.

В показаниях милиционера Титова обращает на себя внимание деталь, которая выглядит как саморазоблачение, обличение собственной лжи и подтверждение истинности показаний монахов Милиционер свидетельствует, что иеродьякон Никон представил их благочинному как «странников». Очевидно, что такое наименование не приличествует деникинским офицерам-разведчикам и отец Никон, по происхождению потомственный дворянин из рода Голенищевых-Кутузовых, получивший прекрасное образование и разбиравшийся во всех нюансах языка и этикета мог употребить это выражение только по отношению к бездомным, гонимым и бесприютным, какими и представились «вечерние гости». назвавшись казаками, убежавшими с красного фронта.

Высказывания монахов, осуждавших коммунистов в ходе вечерней трапезы за святотатство, в показаниях милиционеров представлены как враждебные выпады против Советской власти.

Весьма примечательным саморазоблачительным документом, является также присутствующая в следственном деле подробная опись вещей, которые были конфискованы у монахов в ходе обыска, проведенного вечером 26 сентября. В описи значатся подрясники, теплые носки, носовые платки, наволочки, кальсоны и пр. Тем не менее на основании этой описи начальником Новосильской милиции делается вывод, который становится формальным основанием для ареста: «Свято-Духов монастырь является осиным гнездом для дела революции».

По результатам проведенной чекистами «секретной операции» были арестованы иеромонах Вениамин (Данилов), иеродиакон Никон (Голенищева-Кутузова), монах Алипий (Воробьев), послушник Иван Петрыкин, а также дезертир Александр Озеров, который незадолго до этого нашел приют в монастыре. 27 сентября пятерых арестованных по железной дороге под конвоем во главе с Жарко препровождают по железной дороге через Залегощь и Орел в Тулу. 4 октября они оказываются во Мценске, где располагается в это время Особый отдел ВЧК при Р. В. Совете 13 армии. Эти семь дней в дороге – подлинный путь на Голгофу. Что пережили монахи во время этого пути можно только гадать.

Надо указать, что 4 октября – это дата допроса всех Новосильских арестованных. Она зафиксирована в постановлении прокуратуры г. Москвы о посмертной реабилитации монахов, которое было вынесено в январе 2005 года, как дата официального ареста. Но, возможно, репрессированных доставили во Мценск (через Залегощь, Орел и Тулу) и ранее этого времени.
Остановимся на некоторых деталях протоколов допроса от 4 октября.

Показания иеромонаха Вениамина, иеродьякона Никона и монаха Алипия отличаются достойным характером. Ни один из них не сообщает о других каких-либо опорочивающих сведений. Этого, к сожалению, нельзя сказать о показаниях послушника Петрыкина, который называет «гостей монастыря» «деникинскими солдатами и офицерами», подчеркивает радость Данилова (о. Вениамина) по поводу их прихода, а также свидетельствует о том. что монахи радовались приближению Деникина. Петрыкин также приводит слова Кутузова, которые он, якобы, сказал по поводу спешной эвакуации красных: " Смотрите, как эта свора убегает». Данные слова приводятся в протоколе опроса милиционеров, но отсутствуют в свидетельствах монахов.

Отец Никон, который провожал " солдата", ушедшего якобы на разведку, а на самом деле - за конвоем, возвратившись в келью, где продолжалась трапеза, сказал, что около ворот монастыря стоит обоз (местные коммунисты готовились к спешной эвакуации ввиду приближающихся войск Деникина). При этом он задал всем вопрос: " Если бы пролетел аэроплан и бросил в эти возы бомбу, какая заповедь была бы исполнена? " Эта деталь зафиксирована в протоколах допросов милиционеров и Петрыкина. Отец Вениамин и отец Алипий дружно отговорились тем, что не присутствовали при разговоре Кутузова с " солдатами". и не слышали этой фразы (еще одно свидетельство их " достойного поведения", подтверждения, которого требуют чиновники из Синодальной комиссии). Интерпретирована она была, конечно, как свидетельство контрреволюционных установок монахов. Но подлинный смысл вопроса не был понят ни милиционерами, ни Петрыкиным, который ответил отцу Никону: " Кажется, девятая" (эта заповедь запрещает клевету). Отец Никон же имел в виду 8 заповедь: " Не укради" (обоз был набит награбленным добром, в том числе монастырскими ценными предметами, присвоенными во время зимнего обыска). Примечателен ответ Петрыкина, который упомянул девятую заповедь о клевете. Показания послушника (возможно, с подсказки опытного чекиста Жарко) служат для подтверждения «вины» монахов устами одного из насельников монастыря, что призвано придать сообщенным фактам особую убедительность монахов: слова Петрыкина почти полностью совпадают с показаниями милиционеров. Этот момент и то, что трапеза проходила в четверг - день предательства Иуды, придает всей ситуации значение притчи, явственно чувствуется присутствие Того, Кто выстраивает всю нашу жизнь, ведя нас к Вечности

13 октября 1919 года на экстренном заседании Революционно-Военного трибунала 13 армии Южфронта был вынесен приговор о расстреле монахов. Приговор был в тот же день приведен в исполнение.

. Послушник Иван Петрыкин - единственный из насельников монастыря, участвовавших в вечерней трапезе с чекистами 25 сентября 1919 года, избежал расстрела. Официально он был освобожден из-за отсутствия доказательств его виновности. Однако, возможно, подлинной причиной освобождения было полное совпадение его показаний с показаниями милиционеров.

Дезертир Александр Озеров был направлен на два месяца в штрафную роту, также избежав расстрела – и это во фронтовых условиях, когда бои шли на подступах ко Мценску (на следующий день 14 октября корниловский полк взял город). Вина же монахов с военно-политической, по сравнению с дезертирством, которое на войне считается самым тяжким преступлением и карается смертной казнью, даже если признать истинность показаний милиционеров и Петрыкина, ничтожна.

Данная деталь дополнительно свидетельствует о крайней предвзятости приговора, его направленности против монашества и Церкви, уничтожение которой рассматривалось коммунистами как одна из первостепенных задач. Ярлыки «реакционный, контрреволюционный широко использовались для прикрытия истинной природы, истинной цели репрессий против духовенства. Иеромонах Вениамин (Данилов), иеродиакон Никон (Голенищев-Кутузов), монах Алипий (Воробьев) были расстреляны лишь за то, что они были монахи, за исповедание веры, которое выразилось в осуждении попрания святынь коммунистами, кощунственных, святотатственных действий власти.

Примечательный факт: возрождение Свято-Духова монастыря началось в 2005 году, когда прокуратурой Москвы было вынесено решение о реабилитации наших монахов.

В заключение заметим, что изучение материалов, освещающих репрессии против монашествующих, священнослужителей, верующих, сегодня не всегда получает поддержку со стороны тех, кто отвечает за составление программ учебных дисциплин и предметов, изучаемых в школах и вузах. Между тем, как указывает философ Санта Яна, «тот, кто не помнит прошлого, осужден пережить его вновь».

[1]. ГАТО. Ф. 562. Оп. 4, Д. 382; 3–4об; Д. 1226, лист 3–7; ГАТО Ф. Р–717. Оп. 2. Д. №233; РГВА Ф. 24409. Оп. 2. Д. 1093. Л. 1–29.