Любовь Дубкова. Я больше плакать не могу. В реанимации

Любовь Дубкова

Я больше плакать не могу

***

И жизнь, и смерть

лишь ветра дуновенье,

берёзовой серёжки

краткий век.

От первого

весеннего мгновенья

до сдавленных

холодных белых рек.

В зачётный час,

отпущенный судьбою,

должна успеть

с начала до конца

пройти свой путь

и встретиться с любовью,

снести яйцо

и высидеть птенца.

И вырастить его

свободной птицей,

к зиме поставить

твёрдо на крыло.

И ветром стать,

не дать ему разбиться,

пусть думает,

что просто повезло…

***

Он может улыбаться и смеяться.

Но плакать… плакать больше он не может.

Н. Гумилёв

Я больше плакать не могу,

Но знаю всех рыданий ноты.

Боюсь, что лучшую судьбу

Мне не найти за поворотом.

Изранено лицо моё,

Обожжено небесным взглядом.

Столетнюю печаль поёт

Стрела, пропитанная ядом.

Я на виду у всех умру –

Не удивляет жребий странный.

Хоть смерть прекрасна на миру,

Но я залечиваю раны.

И если райские сады

Мне посулят взамен страданий,

Чтоб я забыла лик беды –

Я не отдам воспоминаний!

***

Необитаема долина,

Мой взгляд поверхностно-незорк.

Исчезли пальмы-исполины,

Песок изнеженный прогорк.

Отравлен мир, вокруг – пустыня,

Живое ускользнуло вглубь.

Воспоминаньем хрупким сгинет

Прикосновенье тёплых губ.

Пристанище в подземном русле

Найдут вчерашние слова,

И обречённо сердце хрустнет.

И я пойму, что неправа…

В реанимации

Вчера огонь, сегодня седость

В прямоугольнике окна.

Моя упрямая оседлость,

Мои кривые письмена.

Рукав из неба прямо в вену

Вливает что-то крепче вин.

Я расширяю Ойкумену –

Сегодня снова – плюс один.

Плюс к неминуемому списку,

Плюс к завершённости имён.

Вздохнула Яна: «Дочка, Киска! » –

И голод смерти утолён!

На миг. И только здесь. А где-то

Она идёт своим путём,

Ковидным пламенем согрета.

И безграничен окоём…

***

Я пропустила эту осень.

Верней, она меня швырнула.

Да так, что, не успев родиться,

Я долетела до зимы.

Декабрь тоже был несносен,

Но я его перешагнула.

И прошлогодняя больница

Осталась где-то в мире тьмы.

Январь лечил меня снегами,

Отбеливал бинты и мысли,

Ночами чистые снежинки

На подоконник подсыпал.

Февраль качал меня лучами

На предвесеннем коромысле,

И расправлял мои пружинки,

И ни за что не упрекал.

В камине времени сгорают

Отчаяние и тревога,

Огонь зализывает раны

И согревает окоём.

Я отодвинулась от края.

Оттаивая понемногу,

Стучат сосульки-барабаны,

И сердце тикает моё.

***

Когда меня босую и хромую

Протащут под руки сквозь пекло всех пустынь,

Тогда, презренная толпой, пойму я,

Что главное – душою не остыть.

Не очерстветь, не заскорузнуть всуе,

И через боль хранить огонь в стопе,

И раздавать следы, как поцелуи,

Меня распнувшей суетной толпе.

Смирить пожар в неугомонном сердце,

Чтоб не обжечь людей и мотыльков.

И чтобы ты пришёл ко мне погреться

Из бездны замороженных грехов.

Оттаяв и остыв одновременно,

Сойдёт на нет обид безумный смерч.

И снова засияет новый день, но

Меня заботливо накроет смерть…

***

Прозрачен, призрачен, крылат,

Неадекватен, привередлив.

Типичный евроазиат –

Непредсказуем, диковат,

То агрессивен, то кокетлив.

То тормоз он, то авангард,

То разлюбезный и сердечный.

То оперный певец, то бард,

Он разрывает миокард

Своей звенящей песней вечной.

Даёт любви и жизни старт –

Март!

Время

Время безумное,

Время жестокое,

Как хорошо,

Что ты есть у меня!

То многогранное,

То однобокое,

В ровности ночи

И рваности дня.

Самое ценное,

Самое нужное,

Не ускользай

Миражом в пустоте.

Ты незаметное,

Я безоружная

Лягу стихами

На белом листе.

После признания

И крематория

Мы, примирившись,

Разделим пирог.

Канет в бездонности

Наша история.

В небе засветится

Огненный рог…