Посвящается настоящим офицерам:

Посвящается настоящим офицерам:

Вербе Ивану Яковлевичу,

Герою России

Маргелову Александру Васильевичу,

Парфёнову Виктору Германовичу,

Юрченко Владимиру Сергеевичу.

Светлая им память в наших сердцах

КЛЕШНИКИ

Книга Андрея Шангина «Морпехи обыкновенные» написана в лучших традициях совремнных произведений о Военно-морском Флоте. В ней есть всё – традиции морпехов, нелёгкая служба «братишек» во времена СССР и в современной России. Причём даже самые тяжёлые моменты их службы описываются со знанием дела. И это неудивительно – ведь сам автор прошёл срочную службу в рядах 336-й гвардейской бригады морской пехоты, известной ревностным соблюдением всех традиций службы.

Книга читается легко, написанa с большим чувством юмора, с оптимизмом, что отличает её от некоторых слезливых описаний тягот военной службы. Иногда улыбка при прочтении некоторых рассказов - поистине «смех сквозь слёзы» - настолько прочуственны и живы описания характеров ветеранов Морской пехоты. А иначе и быть не может – ведь ещё Батя-Маргелов, сохранив память о боевых подвигах моряков-лыжников, которыми он командовал в 1941-м году под Ленингадом, назвал их старшими братьями воздушных десантников! И тельняшки с голубыми полосками он ввёл в ВДВ в память о своих «клёшниках».

Герой России

Гвардии полковник

Ветеран ВДВ

Член Союза писателей

А. В. Маргелов

ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ

Первое, что глубоко запало в душу Ивану Яковлевичу в начале службы на Флоте – отношение к подчиненным. Когда капитан Верба после академии представлялся командующему Балтийским флотом по случаю его назначения командиром батальона морской пехоты, адмирал назвал его не товарищем капитаном, а по имени-отчеству – Иваном Яковлевичем.

Батальон уже через несколько дней убывал на боевую службу и существующий приказ по флоту 080 противоречил с назначением Министра обороны, согласно которому прибыл Верба. По приказу 080 перед боевой службой командир должен прослужить со своими подчиненными не менее полугода, чтобы сложилось взаимопонимание и взаимодействие. Адмирал советовался с капитаном – как быть?

– Иван Яковлевич, а что если мы назначим Вас командиром другого батальона? Вы согласны, Иван Яковлевич?

Иван Яковлевич согласился и стал комбатом десантно-штурмового батальона.

На Флоте, особенно среди мореманов, отношения между подчиненными и командирами иные, нежели в Армии. Например, принято называть подчиненных по имени отчеству. И если командир обращается по званию к подчиненному, значит, он сердится.

Иван Яковлевич принял эту традицию. Даже когда подписывал строевые приказы, следил за писарем, чтобы тот напротив каждой фамилии указывал имя отчество, независимо от звания и должности.

«Нижепоименованный личный состав в количестве 56 человек (всех по фамилии, имени, отчеству), отбыть на полигон Хмелевка, получить сухие пайки... »

Даже на гауптвахту матрос шел по приказу с именем и отчеством.

***

Многие помнят, как случайно встретившись с комбатом вне строя, Иван Яковлевич совершенно искренне интересовался делами матроса или младшего командирского состава.

– Как дела дома?

Нам, срочникам, не хотелось его обманывать. Говорили – как есть. Он всегда давал дельный совет. Возникала невидимая ниточка между комбатом и матросом. Не та, которой хвастаются.

Однажды к Ивану Яковлевичу обратился старшина оркестра бригады, у которого серьезно болела дочь, и для операции нужна была кровь. Хоть старшина и не служил в нашем батальоне, но пришел именно к Ивану Яковлевичу.

– Иван Яковлевич, помоги! – просил старшина.

Иван Яковлевич построил батальон, объяснил ситуацию и предложил желающим сдать кровь. Все, как один, шагнули вперед. Старшина прослезился.

Кровь сдали все, свободные от несения службы.

***

Матросы переживали за комбата, когда посетивший бригаду Главнокомандующий ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Горшков со свитой пришел в спортгородок, на котором занимались бойцы ДШБ. Мало того, что Главком обладал известным чувством юмора, он еще и ставил непростые задачи. Горшкова трудно было удивить удалью бойцов.

Иван Яковлевич доложил Главкому, что личный состав десантно-штурмового батальона планово занимается физподготовкой. Сергей Леонидович с интересом посмотрел на фигуру комбата в тельняшке. Сопровождавшие его адмиралы. гадали, что затеял Главком.

– Иван Яковлевич, а Вам не слабо пройтись на руках по спортгородку?, – тихонько спросил Сергей Леонидович.

– Не слабо, товарищ Главком.

Все бойцы, как и присутствующие адмиралы, замерли.

Иван Яковлевич прошелся на руках по спортгородку.

Было слышно, как морпехи облегченно выдохнули.

Когда Иван Яковлевич стал начальником штаба бригады, всех дембелей-сержантов увольнял только через спортгородок. Чтобы на душе у него было спокойно и перед людьми не стыдно.

***

Иван Яковлевич всегда выглядел молодцом.

Его литая фигура появлялась на плацу за пару минут до назначенного построения батальона. Начальник штаба батальона давал команду:

– Равняйсь! Смирно! Равнение направо!

И шагал навстречу, сверкая идеально начищенными сапогами. У комбата тоже всегда сверкали сапоги, но кроме этого они были каким-то особым образом «отглажены». Такие были только у него.

Комбат излучал спокойствие и уверенность. Сборы по тревоге во время просмотра кино в клубе уже не столь нервировали, если строил комбат. Это сейчас понятно, что все делалось для тренировки морского пехотинца. Чтобы всегда начеку был. А тогда, среди срочной службы, это называлось просто – дурдом.

Дурдом не дурдом, а служба шла как надо. Батальон Ивана Яковлевича и грамоты Министра обороны за масштабные учения имел, и кубки Главнокомандующего ВМФ по стрельбе регулярно.

Гулкая слава о безрассудстве и лихой удали (душевно больные, как говорил Отраковский) ДШБ не помешали его командиру реализовать себя в должностях, предполагающих наличие глубоких военных знаний и способностей к точным расчетам. Ивана Яковлевича назначили сначала начальником оперативного отдела бригады, потом начальником штаба бригады. Они ведь там, на верху, не дураки были. Горячий импульсивный комбриг просто нуждался в таком начальнике штаба. Настали времена неровные: бесконечные формирования и переформирования. Понадобился командованию флота Иван Яковлевич.

Родина требовала сокращать вооруженные силы. Самые ее боеспособные части расформировывали. В который раз резали по живому. Сокращали и численность бригады морской пехоты. Досокращали до того, что когда настала лихая година, так называемая Чеченская кампания, а по сути война, в бригаде не смогли набрать батальон по штатам военного времени. Как и во время Великой Отечественной в морскую пехоту стали набирать добровольцев с кораблей.

– Как Вы считаете, Иван Яковлевич, – спросил Командующий флотом, – А что если мы сделаем из бригады морской пехоты полк, в соответствии с нынешним численным составом?

– Тогда вскоре будет не Балтийский флот, а флотилия, – ответил Иван Яковлевич.

К Ивану Яковлевичу прислушались, и бригада морской пехоты сохранила свое наименование, свой статус, несмотря на сокращенную численность.

А ведь на других флотах так и получилось: из бригады сделали полк, а потом и вовсе сократили.

***

Уставшие и возбужденные, возвращались морпехи с Чеченской войны. Рады, что победили. Рады, что остались в живых. Счастливые и немного пьяные, они бродили по аэродрому, не замечая ничего вокруг. Впереди предстояла радостная встреча с родными. Одного из бойцов не испугал разворачивающийся на бетонке транспортный самолет. Морпех невозмутимо шел по взлетной полосе, а тень от самолета уже накрыла его. Огромные вращающиеся винты стремительно приближались к его фигуре… Быстрее всех среагировал Иван Яковлевич. Он пригнул бойца к земле. И большая серебристая птица проплыла над ними.

***

Ушел на дембель гвардии полковник Иван Яковлевич Верба. Здоровье поистратилось от великих перемен. Но дела бригады и батальона и на пенсии волновали его. Пути сами собой пересекались. Бегущий по Балтийску молодой лейтенант не вызовет у жителей Балтийска особенного интереса. Только не у Ивана Яковлевича. Остановившийся «москвичек» перед лейтенантом, из него голос:

– Лейтенант, куда спешишь?

– Батя, на прыжки опаздываю, – отвечает запыхавшийся лейтенант.

– Садись, подвезу.

Иван Яковлевич спас от взыскания молодого лейтенанта, который через несколько лет стал командиром десантно-штурмового батальона. Их дружба не закончилась. Комбат комбату давал какие-то советы по службе. Молодой комбат даже спрашивал – как правильно носить белый парадный мундир. Иван Яковлевич называет его ласково – Игорек, а он соответственно – Иван Яковлевич.

***

Пчелиные семьи – мудрость природы, гармония, пример организаторского искусства для различных командиров и начальников, всех нас, простых смертных. Мед – радость для души и тела.

Занялся Иван Яковлевич пчеловодством. Всё получилось. И местные условия способствовали: чистота и бурное цветение вокруг. Иван Яковлевич любит пчел. Его подшефные пчелы исправно носят мед.

Матрос, которого замучает однажды ностальгия по службе, и он приведет в Балтийск, может встретить Ивана Яковлевича, неторопливо шагающего по улице. В руках сумочка, в ней мед. Идет кого-нибудь угостить. Поседевший Иван Яковлевич улыбается прохожим, его все знают в Балтийске.

Иван Яковлевич обнимет матроса.

– Здравствуй, дорогой!, – скажет он, или назовет по имени. – Как дела, как семья?

Он многих помнит по имени. По имени-отчеству.

КОМИССАР

Служил в десантно-штурмовом батальоне замполит. Который трёх комбатов и двух комбригов пережил. По сроку службу на одной должности.

Замполит был не из тех, кто за партийными документами не видел людей. Скорее, наоборот: входил в их положение, несмотря на партийные документы. Образ свой он в могучем строю морпехов не выпячивал, был незаметным.

Помимо постоянной готовности быть впереди на линии огня, жертвовать собой, у офицера морской пехоты имеет место быть личная жизнь. Где-то надо жить, крышу ремонтировать, детей заводить, потом воспитывать. И каждый день до подъёма личного состава молодому лейтенанту нужно быть в расположении роты, контролировать подъем бойцов. А тут у ротного ребёнок родился. Надо было отметить это событие по-человечески.

Когда офицеры сидят и выпивают – это просто пьянка, а вот когда при этом присутствует замполит, то это – культурное мероприятие. Так и было. Вот так, отмечая рождение дочери у ротного, никакие к утру офицеры, сразу отправились на службу. Им-то что: меньше открывай рот, не дыши в сторону командования и, авось, обойдётся.

А замполиту во вторник политинформацию проводить по решениям ХХVI съезда КПСС. Что они там нарешали – замполит в подробностях не знал. Не проштудировал толстую специальную Правду без картинок. Конечно, замполит и без газет чувствовал генеральную линию партии и сумел ее увязать с ненавистью к американскому империализму. НачПО слушал внимательно и одобрительно кивал. Замполит думал: «все, гроза миновала…».

Политинформация закончилась, все ушли, кроме НачПО и замполита. Главный замполит бригады сделал театральную паузу и подытожил: «за политинформацию тебе пятерка, а за пьянку с личным составом – выговор.

***

Как у всякого путевого человека была у замполита привычка – появляться в нужном месте в нужное время. И не для того, чтобы звезда упала на погоны, а чтобы у кого-то не свалилась.

Один из комбатов ДШБ перевелся в морскую пехоту из ВДВ, прямиком из Афгана. Геройский десантник, Кавалер двух орденов Красной Звезды, пару раз контуженный. Он не слишком прилежно следовал традициям и привычкам морской пехоты и, понятно, имел недопонимание на этой почве. Однажды спор с командиром бригады, который тоже был не штабным офицером, перешел врукопашную. Комбриг арабо-израильскую войну на себе испытал, да и в других местах бывал. Офицеры взялись за грудки. И вот бы настал момент истины: кто круче – МП или ВДВ? Так нет, встал между ними замполит. Спас звезды двух упрямцев.

Жизнь – она не всегда живет героями, будь они прославлены в веках. Героям, само собой, отпуска дают на родину, звания, награды разные. Один товарища спас на прыжках, когда тот в стропах запутался. Другой удачно отстрелялся при высоком начальстве. Командиру тогда звезду на погоны, стрелку отпуск или лычку.

Успешная боевая служба – отдельная тема.

Но есть и другие. Службу они тащат ровно: в залетах не замечены, в общем – отличники БП И ПП. Может на них земля держится. Кто о них подумает, как не замполит родной? Медаль не даст, конечно, а с отпуском может поспособствовать. У кого-то бабушка любимая умерла: матрос идет в караул – глаза в землю, горюет, да и отпуск по бабушке не положен. Замполит все расспросит, узнает. Бабушку хоть и похоронили уже, а в отпуск матроса отправит. Кто скажет, что это – не главное в политической работе замполита, пусть потонет в бумагах.

***

Замполит оказывается прав.

Однажды на учениях, где-то на острове Сур-Пакри личный состав десантно-штурмового батальона уже был погружен на БДК*, комбату показалось, что вверенное ему подразделение как-то не достаточно физически подготовлено. Дал команду построиться на плацу. Замполит остерегал командира от рискованного шага ввиду отсутствия запаса по времени, на что тот традиционно произнес:

– Комиссар, пошел на хрен!

А что, он замполита всегда Комиссаром называл.

– Пошел, так пошел-, подумал замполит и гордо удалился вместе с техникой и зампотехом на корабль.

По условиям учения предполагалось, что наступит время «Ч» и БДК, не медля ни секунды, должен уйти в море.

Морпехи из последних сил отжимались на кулачках на бетонке, а в это время БДК уже был на бодром ходу.

Морпехам догнать вплавь БДК было слабо. И так они оказались на ТДК и пустились в погоню, – доподлинно неизвестно. К утру, немного опоздав на рейд одного прибалтийского государства, тогда еще союзного, где стоял БДК, гвардейцы-десантники прибыли. Плашкоуты – кораблики плоскодонные, которых нещадно болтает на волне. А тут еще и шторм. Зеленых от качки, черных от голода, злых человечков во главе с комбатом на верхней палубе встречал побритый и покушавший добрый замполит.

Позже, на дембеле, замполит частенько повторяет эту сакраментальную фразу: «А корабль уже ушел»…

Иди на хрен, Комиссар, – традиционно отвечает комбат.

А тогда, на стрельбах, туман залил все морское и прибрежное пространство. Мишеней не было видно. Комбат проявил боевую смекалку – на то он и комбат! Скомандовал громко и неожиданно:

– На колени, Кони потные!

Замполит не удивился столь языческой команде и даже не подумал написать докладную в партийную комиссию. Просить хорошей погоды в ЦК КПСС было безнадежно. Только морские и десантные боги могли спасти положение.

Припав на колени, бойцы увидели мишени. Туман висел в метре от воды.

– Мишени видим? – кричал комбат.

– Видим! – радостно отвечали бойцы.

– Цельсь! Огонь!

Отстрелялись на отлично.

Высокое командование отметило высокую боевую выучку и отменную слаженность батальона. Герои получили свои награды. Кроме замполита, конечно.

***

Какую функцию выполняет замполит в десанте – определить сложно. Состав десанта может действовать в течение нескольких часов, а иногда и того меньше.

Как-то командиром десанта назначили начальника одной из служб бригады. Дело он свое знал основательно, но вот с личным составом у него не шло. К тому же он потреблял зло в непозволительных объемах.

Поскольку в десанте было задействовано большое число подразделений бригады, а еще больше контролеров из Москвы, командование чего-то намечало, отменяло. Потом опять намечало.

Бойцы устали ждать военно-транспортный самолет на аэродроме. Экипированные, с парашютами, они уминали бетонку то сидя, то полулежа и комментировали этот «дурдом» как умели. Самолет подали, десантники радостно загрузились. Но и это еще был не финал. Взлетели, обратно приземлились, снова взлетели. Устал от этого и старший десанта. Он не отказался от предложенного гостеприимными летунами фирменного авиационного напитка, представлявшего из себя смесь спирта и дистиллированной воды.

Поначалу старшой десанта чувствовал себя бодро и весело отшучивался от замполита. Очередная алюминиевая плошка, налитая борттехником самолета, резко отключила ноги командира. Он рухнул на дюралевую палубу самолета. Бойцы отнесли павшего в барро-кабинку, указанную борттехником. Замполит заменил павшего: принял командование десантом на себя.

Ветер прогнал туман и настолько усилился, что поставил под большой вопрос само десантирование. Скорость ветра превышала 10 метров в секунду. Летчики отправили самолет на дополнительный большой круг. Время принятия решения неумолимо приближалось. А решать – замполиту, у которого в десанте весьма умозрительная роль.

Он принял решение – десантироваться.

Десант – пошел!

Противник, обороняющий берег и уже поверивший в свое счастье, расслабился. И получил по первое число.

Морпехи, черные и гневные от нетерпения, били бедных солдатиков – как деревня на деревню. Не обошлось и без обид и жалоб на морпехов вышестоящему командованию флота. Ну да не суть.

После захвата вражеского берега замполит построил вверенное ему подразделение и доложил высокому командованию, что берег условного противника захвачен, потерь среди личного состава нет.

– Почему докладывает замполит? - поинтересовался генерал армии.

– Командир болен, - ответил замполит.

– А ты, майор, говоришь без потерь, – хитро улыбнулся генерал. Надо бы навестить больного.

Замполит дал команду спрятать старшого десанта хоть куда, хоть под землю. Старшого не сдали.

По итогам десанта командир, офицеры, матросы и сержанты получили награды. Поскольку «партию» после десанта успели оттолкнуть от «руля» другие «партии», в которых не состоял замполит, то и награды ему не дали…

***

Возвратившегося в бригаду замполита, в сопровождении двух матросов командировали в Литву сопровождать «Груз 200» – тело матроса, погибшего в результате шалости его друга, девятнадцатилетнего пацана с оружием.

Приехавший брат погибшего матроса, непрестанно нервничал. Иногда он причитал, грозя, что родители выцарапают глаза всем советским офицерам, которые встретятся им на пути. На душе у замполита было жутко хреново и страшно, как никогда еще не было.

По прибытии в Литву со скорбным грузом, морпехам родней погибшего был накрыт отдельный стол. Хлеб да суп.

– Я сначала попробую, – сказал замполит, всерьез думая, что их отравят.

***

Время менялось. На просторах Великой Страны говнище полилось изо всех щелей. Морпехов стали командировать в свободные страны Прибалтики охранять Советские памятники, арсеналы и военные базы.

Рушилось все. Привычный уклад жизни и главное – служение во благо Родины. Вместо Родины стали говорить – Отечество. Раскидало офицеров как попало. Кому было плохо, кому очень плохо. Мало кому повезло. Шли годы, десятилетия, Комиссар и комбат стали чаще встречаться. Замполит, «клятый москаль» с Урала – живет в Москве; комбат, настоящий хохол – живет в Киеве.

Они встречаются, обнимаются, выпивают, пускают скупую мужскую слезу. Третий тост – не чокаясь, за погибших и умерших.

Помимо грубых слов, есть кого и чего вспомнить – и доброе и чистое.

Два офицера-дембеля, генерал-полковник с полковником продолжают напрягать личный состав, раскиданный по всему бывшему Союзу и за его пределами.

Юбилей батальона скоро, надо бойцов оповестить о большом сборе. Юбилейный знак заказать на Воензнаке. Это все приятные хлопоты.

Опять же спорят они. Как всегда – и о жизни, и о политике. Замполит частенько приговаривает:

– Командир, а корабли уже ушли.

– Иди ты на хрен, Комиссар, – традиционно отвечает комбат.

А сам с непокрытой головой стоит на балконе, раскуривает сигарету. Пушистый белый снег ложится на его седую голову. Комбат, позывной – хохол, с наслаждением вдыхает московский морозный воздух.

– Я тут душой отдыхаю, Комиссар. Это, наверное, и есть счастье.

ПИРОГ НЕВСКИЙ

Как-то угощали меня новые родственники чаем. Хорошо сидим, булочки французские обсуждаем. Мой родственник рассказывает: когда он служил, в кабачке у них продавали удивительный по вкусноте пирог Невский. На него специально в кабак ходили.

– Так и у нас пирог Невский был, и мы на него в кабак ходили. Рубль восемьдесят стоил. Он был чем-то вроде валюты: даже на половину пирога можно было поспорить, получить какую-то услугу от товарища… Например, нарисовать титульную страницу в дембельском альбоме можно было за пирог Невский.

– Так и у нас можно было за пирог Невский заказать рисунки в дембельский альбом, – говорит он.

– А где это у Вас? – спрашиваю.

– В Балтийске.

– Так и я в Балтийске служил, – говорю.

– Так я в Бригаде служил.

– Так и я в Бригаде служил.

– Я – в ДШБ, – продолжает он.

– Так и я в ДШБ! – отвечаю.

– Ни фига себе, братуха!

Он снял футболку, и я увидел родную татуировку на левом плече. Парашют, якорь и черную пантеру.

А у меня такой нет. Ротный обещал: кто сделает татуировку, – самолично снимет ее вместе с кожей. Может он и прав был: зачем светиться? На дембель Ротный ушел командиром отряда боевых пловцов Северного флота. Боевые пловцы – это флотский спецназ, и «вывеска» в виде татуировки им ни к чему. Ротный как в воду глядел: некоторым нашим ребятам эти тату сильно бы сейчас помешали.

А какие-то мелкие, но важные детали, как пирог Невский, – это как пароль для своих, и татуировки, по сути, не нужны.

Вот мы теперь два раза родственники.

Мой братуха младше меня лет на десять. Повоевал в Чечне. От него я узнал, что центральную роль от нашей бригады взял на себя наш родной батальон ДШБ. Узнал, что наш второй Ротный Даркович, который при мне успел покомандовать нашей ротой пару месяцев, затем командовал батальоном в Чечне. Награжден Золотой Звездой Героя России.

Вот такой мужик! – значительно сказал братуха.

Многих молодых офицеров и прапорщиков я не знал. Братуха рассказывал мне про Пашу Кравченко, про Игоря Крещенка и других. Для меня это были новые имена.

А вот Коля Чижиков – из нашей роты. При нас он был командиром взвода, младше некоторых из нас. Кто кого воспитывал – вопрос. Когда он нас, когда мы его. Но все на пользу: гвардии майор Чижиков был отважным командиром одной из штурмовых групп в Грозном.

Братуха рассказывал, как странно добирались до Чечни – самолеты им не дали. Типа, билеты все проданы, нету вам самолетов и всё. Добирались на войну на перекладных. Как гибли первые товарищи. Это отдельная тема и рассказ мимоходом – неуместен.

Я его не донимал и мы снова перешли на тему Невского.

Сейчас уже трудно точно сказать, чем он особо вкусен. Самый обыкновенный: округлой формы, обычное тесто и какой-то светлый сладковатый крем с нотками, как сейчас говорят… А с какими нотками – кто пробовал, тот поймет.

Вряд ли кто из наших скажет, что нас плохо кормили. В армии, говорят, было правило – тем, кто ростом выше 180 см – двойную пайку. А если все, за редчайшим исключением, выше 180 см?

Морскому пехотинцу в сутки полагалось, 250 граммов мяса, 50 граммов масла, рыба, картофель, капуста, овощи. Когда были на КВП Джейранах, еще и ДП – баночка сгущенного молока, шоколадка.

Кормили качественно. Но грубо. Плохо порубленная капуста на салат – че, зубов что ли нет? Салат из вареной свеклы, салат из маринованных зеленых помидоров – «медленная смерть, а мы не торопимся» – суп гороховый. Примерно так. Однажды давали котлеты, было вкусно, но через месяц это баловство прекратили. Что порубили, то и ешь.

Молочного не давали совсем. Опять же, за исключением того случая, когда с каких-то запасов привезли на камбуз сгущённое молоко в деревянных в кадушках. Очень сильно сгущенное. Если в него воткнуть штык-нож, он устоит.

Я помню, мы были в наряде по камбузу, как раз и привезли эти кадушки. Мы, наряд, уселись вокруг кадушки с большими ложками пробуем, и пробуем. Пришел Дежурный по бригаде, с трудом нас отогнал от сладкого. Набрал себе большую кружку и пошел дальше служить, а мы снова к кадушкам.

Вспоминается лётная столовая, в которой нас кормили, когда мы на прыжки ездили. Гражданские повара, милые женщины – умели готовить пюре!

По началу службы есть хотелось всегда. Сколько бы ни кормили. Потому как в этот период службы есть только три удовольствия: поесть, поспать и получить письмо из дому. И прием пищи надо прекратить по команде: неважно, что ты не дожевал это грубое мясо и не выпил натуральный компот.

– Прекратить прием пищи!

Все бросай и стройся.

Некоторые пытались сунуть кусок черняги в карман, за что жестоко поплатились. Однажды сержант заметил такую вольность у молодого бойца, дал ему булку черняги, и, пока он ее жевал, давясь слезами, вся рота отжималась.

В чем смысл был этой едьбы по команде, я понимаю только сейчас. Команда –прекратить прием пищи – подавалась сержантами только в тот момент, когда лидеры, в основном, откушали. Чтобы отстающие тянулись за ними.

Очень хотелось сладкого. А его давали только на День ВМФ – карамельки и печенье. А потому и непреодолимая тяга в кабак присутствовала в каждом морпехе. Там – и пирожное, и кофе, и какао с чаем, и лимонад, и тот самый пирог Невский.

Молодые матросы в кабаке могли быть идентифицированы старшими товарищами. И потому в первые полгода службы туда ходить не рекомендовалось. Ведь при наличии денежных средств от сердобольных мамочек молодой морской пехотинец мог впасть во все тяжкие: сладкое и толстое. А как бегать?

Мамочки присылали и посылки. Правда, получить немедленно ее было нельзя. Надо было дождаться выходного, попасть в увольнение и получить долгожданное. Посылки поедали всей ротой. Крысятничества не помню.

В общем, мудрость берегла нас на каждом шагу.

После года службы уже и голод куда-то пропадал, а вот вольности всякие открывались. Один боец нашей роты, отслужив полтора года, зимой на посту подстрелил зайца. Сдал его поварихе – поменял на пирог Невский. Все бы было прекрасно, но особисты прознали про несанкционированную стрельбу на посту. Откуда у бойца неучтенные патроны?

А патронов у нас было – завались. Пулеметчик ПК 7, 62 Коха из Тулы частенько грозил товарищам: гляди, на трассеры нарвешься... Но в шутку, конечно. Матроса, который зайца подстрелил, стращали до самого дембеля, грозились посадить. Но обошлось.

Время после встречи с моим новым родственником прошло как-то незаметно. Я узнал потом, что после службы Сергей пошел служить в ОМОН. В каком-то кабаке отметелил милиционера, чей папа оказался начальником милиции. Посадили, конечно, не милиционера.

Возможно, и там, где он теперь коротает время, есть кабаки, чипки и что еще там… продают какие-нибудь вкусные вкусности, встретит он товарища, который скажет ему: а вот едал он пирог Невский, и нет ничего вкусней в жизни.

Не дай, Бог, конечно! Или, наоборот, – в помощь – родню встреить.

КОМБАТ И ЕГО ВЕРНЫЕ СЕРЖАНТЫ

С фотографии смотрят счастливые дембеля-сержанты. Красавцы! В бескозырках, бушлатах, классических морских брюках клеш. Все спортсмены-разрядники и даже кандидаты в мастера спорта. В 80-е дембелям официально не разрешалось уходить домой в ПШ и беретах. Возле штабов батальона или бригады дембеля становились по тройке и в бескозырках. Отличить их от обыкновенных моряков можно было только по нарукавному штату морской пехоты – тому, кто понимал, конечно. Ну и потому, что все они были – как на подбор – высокого, более 182 роста и завидного спортивного телосложения.

Каким-то волшебным образом при пересечении границ Калининградской области их форма превращалась в ПШ с черным беретом и короткими юфтевыми сапожками. Все в бригаде это знали, но, тем не менее, у морпеха-срочника дорога домой была именно такой.

А еще совсем недавно – каких-то полтора года назад – они, прибывшие с учебки морской пехоты Сатурн, скромно стояли на построении батальона, испытывали на себе «интерес», подковырки со стороны старших товарищей, которые и старше их были всего на полгода.

Тогда принявший батальон командир, пришедший в бригаду морской пехоты с ВДВ, прямо с Афганистана, к новым бойцам как-то сразу проникся. Они тоже старались. Все праздники и показухи проходили с их участием.

На торжественном принятии Присяги молодым пополнением приехавшие мамы с восхищением наблюдали, как лихие парни в беретах крушат, словно печенье кирпичи и старую немецкую черепицу, с паучьей легкостью взбираются по стенам, лихо работают руками и ногами.

А комбат присутствующим впечатлительным гражданкам говорил: «эти бойцы всего прослужили полгода».

ЧТО же могут те бойцы, которые отслужили полтора года? Они могли бы за себя традиционно ответить: «Не утомить того народа, кому служить еще полгода». Подними морпеха после отбоя, отправь на полигон закапывать САУ по самую башню в песок, а утром по подъему поставь в строй. Не отдохнувшего, он скажет: «Еп тать …лять толково». Даже и не обидится толком-то. И это, наверное, главнее. Были, конечно, случаи постыдного в бригаде: один с парашютом не прыгнул, другой пытался сломать себе ногу. Хотя нет, не другой. Это был один и тот же персонаж – и то, только в первые полгода службы.

Шутки шутками, а третья рота оказалась молодцом не только на показухах. Достойно прошли в свое время все сложные учения. Побывали в Польше в момент смуты Солидарности, успокоили тревожную душу Войцеха Ярузельского. Типа, если что, мы подгоним наш бронепоезд и защитим наши светлые идеалы. Ярузельский прошелся перед строем пожал каждому морпеху 3 ДШР руку. Потом, правда, пришел Горбачев и отменил бронепоезд.

Типа, мы за демократию тож. Бери, Лех Валенса власть, если уж невтерпеж.

А морпехи обратно в Балтийск подались.

Смотришь на фотографии комбата и всегда в кадре мелькают сержанты 3ДШР. А он, как черный ворон, кружит над птенцами, заглядывает им в глаза. А если что, скажет: «Дежурный, сержантов 3ДШР ко мне». Причем минуя их непосредственное командование.

«Если что», это – сбежал молодой матрос с оружием. Полгода отслужил. Милиция заприметила его в лесочке, но сама побоялась сунуться. Сообщили комбату, он сказал кому-то по телефону просто: «Ничего не предпринимайте, сейчас буду». Взял собой двух сержантов из 3 ДШР, прыгнули они в санитарку (это ГАЗ-66 с кунгом), дежурившую в то время на прыжках, и отбыли.

К тому времени стало известно, что у бойца девушка вышла замуж. Явление нередкое. Что только не вытворяли матросы в таких случаях. Один даже плавающий танк ПТ-76 по этому случаю угнал и двинул в сторону дома. Но это большая и длинная, да и совсем другая история.

Комбат с сержантами разделись сверху до тельников – нет у них оружия – и пошли на беседу с бойцом. Комбат посередине, сержанты с флангов. Комбат своим зычным голосом кричит: «Боец, твоя девушка уже в Храброво (аэропорт Калининграда и место для учебных прыжков) прилетела. Не дури». Боец (что у него там в голове было – неизвестно) кричит: «Стоять, стрелять буду! ». А они идут, не останавливаются. Подошли вплотную. Комбат говорит: «Ты чего, боец, мы же без оружия». А он ствол в грудь Комбату наставил, сержанты как-то, не сговариваясь, среагировали, скрутили его. Комбат едва отдышался, крикнул: «Только не бейте его! Не бейте! ».

Скрученного бойца загрузили в санитарку. По рации на связь уже Командующий флотом вышел. Спросил коротко, тревожно и не по форме: «Ну как? »

– Нормально, взяли. Жертв нет, – также не по форме ответил запыхавшийся.

Этого бойца тогда не посадили, отправили к врачам.

А потом у сержантов был дембель. Такое бывало, что перед дембелем бойцам, в том числе и сержантам, давали так называемый «дембельский аккорд», после выполнения которого отпускали домой. Это могли быть какие-то бытовые задачи: кто на что годился. Кто заборы строил, а кто и памятники делал.

Комбату и в голову не приходило требовать от сержантов 3 ДШР каких-то услуг. Он спросил прямо: «Когда хотите домой? Может, у кого какие-то срочности имеются? »

Домой хотелось всем, но сержанты постеснялись сказать.

– Да мы, да мы…

– Кто желает поступить в МГУ, обращайтесь, не стесняйтесь. Всем помогу.

У комбата в МГУ преподавала сестра, и она с группой коллег-профессоров однажды приезжала в Балтийск. Как они говорили – за «свежей кровью».

– А может, у кого тельника в подарок нет, – обращайтесь.

Батальон сдал еще одну проверку для очередной комиссии из Минобороны. После нее сержанты и засобирались на дембель. Решили ехать домой не прямиком, а через Приднестровье, где жил один из них.

У кого могут быть более счастливые лица как не у дембелей, возвращающихся домой! Вот снова фотография: идут они по ПШ в беретах по перрону какого-то вокзала, улыбаются. Народ смотрит им в след.

Дембелям невдомек, что пока они служили, страна сильно изменилась. Некоторые слои населения пробуют силу своих мускулов. Свобода манит. Петя Олейников ведет сослуживцев в кафе, где отдыхают местные бравые пацаны – им так хочется позаедаться с морпехами. Один из сержантов, танцующий с девушкой, получает бутылкой из под шампанского в глаз. «Наверное, это не выпить предложили…», – сквозь пелену думает он. Как только залитый кровью глаз проявляет изображение, сержант наносит первый удар местному. Тот эвакуируется под стол. Но местных много и, опьяненные своей дьявольской злобой, они наступают на морпехов. Три сержанта и примкнувший к ним молодой лейтенант вэдэвэшник, встав в круг, отражают удары. Местные упорно наступают, падают, их сменяют другие. Когда весь личный состав пацанвы лежит всюду с разбитыми мордами, офицер вэдэвэшник командует: «Надо валить от сюда, а то заметут». Он, видимо, уже знал новые реалии жизни и предполагал, чем это может закончиться.

Сержанты 3 ДШР могли бы и не доехать до дому, не осчастливить своих матерей, если бы друг отца Пети Олейникова не уладил все с ментами. А так сидеть бы им – не пересидеть. Самая большая неприятность, которая случилась у сержанта москвича Миши Белицкого – это в аэропорту на досмотре у него забрали стабилизирующий купол, весь в крови, который он вез домой в качестве сувенира. Он не стал спорить. Очень хотелось домой.

Через 29 лет на юбилее батальона Комбат вспоминал того обезумевшего сбежавшего матроса и размышлял: «на кой черт мне это надо было? Афган прошел. Слава Богу, жив остался. А тут пацаненок подстрелил бы меня. Глаза у него были готовые. Сержанты мои спасли меня от смерти».

Сержант Игорь – солидный заматеревший и от этого кажущийся огромным – обнимает нисколько не пополневшего генерал-полковника командира нашего: «Батяня! »

Батяня берет гитару и поет песню про иволгу. Поет задушевно, хорошо поставленным голосом, сержанты 3ДШР неумело ему подпевают. Комбат даже не морщится.

Они помнят, как на прыжках батяня-комбат схватился за сердце. Все видели, что у одного бойца, не понятно по какой причине, не раскрылся парашют, и он стремительно приближался к земле. Кто-то считал: 12, 13, 14 секунд. Потом – раз! – и раскрылся запасной. Комбат присел на траву и долго не мог подняться.

Кто-то запечатлел этот момент. Все тревожно смотрят в небо. Комбата не видно.

МИХОЛАП

Погода в Питере выдалась обычная – прохладная и дождливая. Приехав в Северную столицу, очень захотелось увидеться с легендарным Михолапом. Уходя на дембель, он поселился в Питере.

28 лет я его не видел и очень волновался. Узнает ли? Как отреагирует? Общаться непосредственно по службе (я был матросом, а он майором, начальником штаба десантно-штурмового батальона) приходилось редко, но метко. Во время досадных, но к счастью, немногочисленных залетов.

Не скажу, что мы, срочники, его боялись, но видели, как молодые офицеры ходили при нем «по струнке». В общем –неприступная скала человек! Я сегодня опять рисковал попасть в немилость, так как не очень точно определил место встречи и пришлось перезванивать и уточнять у Константина Константиновича ориентиры.

Я стоял возле киоска, полного книжек в ярких обложках про разведчиков и разных спецназовцов с большими ножиками и пистолетами, ждал настоящего разведчика гвардии полковника морской пехоты Константина Константиновича Михолапа.

На удивление – он меня узнал. Мы обнялись. Как они, офицеры, умудряются помнить нас, срочников? Нас ведь тысячи, а их по пальцам посчитать. Он даже не показал виду, что раздосадован моей навигационной тупостью. Напротив, был приветлив и пригласил в кафешку.

– Не люблю я прохладную погоду, – признался Михолап. Хоть и сам я с Благовещенска. А там такие холодные зимы!

Вот ведь как! А я помню: стоим мы по осени на плацу. Ветрище вымораживает сквозь хэбэшку и тельник... А Михолап – тогда начальник штаба десантно-штурмового батальона, – выстроив нас и повернувшись навстречу ветру, поглаживает кожаной перчаткой свою мощную челюсть. Очень уж терпеливо, как памятник, ждет комбата, чтобы доложить, что мы построены и ко всему готовы. Кажется, что никакой озноб его просто не может брать. Михолап, одним словом. А вот ведь – не любит он морозы.

Мне о многом хотелось его расспросить. Целый шлейф легенд в бригаде был связан с Михолапом.

– А правда, что Вы на учениях ворота КПП бригады вместе с дневальным выкрали?

– А правда, что в «Золотом якоре» молодым лейтенантом.....

Дальнейшее походило на известный эпизод фильма «Бриллиантовая рука».

– Могло...

– Нет…

– Возможно…

– Ни в коем случае…

Мы понимали друг друга с полуслова.

Больше поговорили о нашей гражданской жизни: как работа, как дети и внуки (уже! ). Сын у Михолапа пошел по десантной стезе. Моя дочь с парашютом прыгала. Его это искренне интересовало.

– Со мной трудно смотреть фильмы про войну, про разведку, – говорит гвардии полковник морской пехоты Михолап. Моя семья жалуется на неудобства просмотра. Косяки в кино – это моя зубная боль.

Если увидите невеселого Михолапа – значит, он только что посмотрел кино про разведку.

Не фамилии красят человека, а должности и посты окрашиваются фамилиями. Есть разные фамилии. Например – Отраковский. Эта фамилия – понятно – полководческая… Или Верба. Мягкая фамилия. Но основательная. Звучит в гармонии с должностью Начальника штаба бригады. А вот начальник комендатуры Балтийска носил фамилию Слёзкин. Не любили его в Балтийске матросы: сколько сухих слез «пролила» из-за него срочная и несрочная служба. И если бы появился на горизонте второй человек с такой фамилией, знающие люди быстро бы определились с его возможной профессией.

У командира разведбата фамилия – Михолап. Если не вдаваться во всякие морфемы слова, не умничать, то его фамилия – в гармонии с его внешностью. Есть в этой фамилии, что-то таежное и могучее. Я в интернете посмотрел, там написано очень пространно: «О точном месте и времени возникновения фамилии Михолап в настоящий момент говорить сложно, поскольку для этого необходимы глубокие генеалогические исследования. Однако можно утверждать, что данное семейное имя представляет собой замечательный памятник славянской письменности и культуры». И еще добавлено, что фамилии такого типа могли быть образованы от прозвищ. Типа, как у индейцев – Отважный клык или Светлая луна. В данном случае – Мохнатая лапа.

Никакой мохнатой лапы у Михолапа не было. Свою карьеру он строил упорством и грамотным расчетом.

Однажды командир разведвзвода Костя Михолап сумел воскресить убитый перегревом БРДМ*. Подчиненный Михолапа матрос-водитель не досмотрел. Виной тому оказался слетевший патрубок системы охлаждения двигателя. Вывести из строя боевую машину на учениях сначала смертельно, потом позорно. Лейтенант Михолап, не зная никого в округе, сумел достать в соседнем городе Гвардейске голову двигателя, в полевых условиях к утру поменять запчасть и тем самым поставить машину в строй. Правда, был все равно наказан начальством – за то, что не доглядел за подчиненным. Но не суть.

Молодым лейтенантам при Михолапе служилось много труднее, чем нам, срочникам. Он, видимо, считал их главными винтиками в боеспособности десантно-штурмового батальона и очень внимательно к ним относился.

Подчиненные ему офицеры должны были прибыть на службу до подъема, чтобы контролировать подъем личного состава и убывать часто после отбоя, чтобы контролировать отход того же личного состава ко сну. В выходные свидания с девушками могли быть прерваны внезапной тревогой. А если офицеры не появлялись на месте сбора вовремя, они имели дело с начальником штаба батальона гвардии майором Михолапом. Он говорил:

– Мне без разницы, с кем вы спите, но ваш посыльный должен знать, где вы спите.

Был один лейтенант, который любил выпить в выходной до состояния недвижимости. Если его по тревоге не было на построении, Михолап посылал к нему двух матросов с приказом: «Доставьте мне это тело».

– Часто Костя Михолап даже делал больше, чем требовалось. Я иногда сдерживал его порывы, – рассказывал мне через 28 лет командир батальона Иван Яковлевич Верба.

Михолап и к себе был строг. У него, у первого в бригаде, завелась дача. По нынешним временам просто домик с грядками. Политотдел, узнав про этот, позорящий советского офицера индивидуализм, высказал неудовольствие, и политработники сообщили куда следует. Приехала парткомиссия и решила проверить сигнал. А вдруг подрыв устоев. Пока политработники ехали на место проверки, опытный разведчик Михолап успел прибыть первым и уничтожил объект. Просто сжег и все. Нет, он не испугался. Не хотелось всякие «антимонии» разводить.

– Трудно «выделить» улыбку на моем лице, – сказал он, когда мы фотографировались на память на его и на мой телефоны. Его фигуру словно вытесали из камня каменотесы – по-видимому, для того, чтобы рассекать заблудившийся ветер и направлять куда надо.

Михолап – мастер слова. Да не простого, а доходчивого. Люди учатся на всяких журфаках, в литературных институтах, а так доходчиво, как Михолап, мысль свою выразить не умеют. «Бегущий человек – думающий человек», – говорил Михолап. И провинившиеся матросы, сержанты и лейтенанты бегали и думали. Думали и бегали. Думали – как не бегать.

Мы попрощались с ним возле киоска с книжками про разведчиков. Он пригласил заезжать в гости.

– А пока дела: жажда наживы зовет, – сказал он. Полковники морской пехоты ведь и на пенсии продолжают трудиться.

Он исчез на людной питерской улице так же внезапно, как и появился, как настоящий разведчик.

В День морской пехоты я ему позвонил, стал поздравлять с праздником.

– Слушаю стоя, – сказал он.

– Не понял: что стоя? – спросил я.

– Принимаю твои поздравления стоя, – пояснил он.

По нашим праздникам от него всегда приходят смски с поздравлениями. И я читаю их стоя.

ВОДОЛАЗНЫЕ СВИТЕРА

Командующий Балтийским Флотом адмирал Егоров, отправлявший морпехов на войну, прислал им всем в Грозный по водолазному свитеру. Вещь качественная, полностью натуральная, в общем, настоящая. Несколько штук осталось, и Начальник штаба десантно-штурмового батальона решил обогреть ими двух солдатиков ВДВ, охранявших палатку штаба объединенного командования морской и воздушной пехоты. Изрядно похолодало, и они отсвечивали своими голубыми тельниками и посиневшими носами.

Десантура свитерами согрелась. Вскоре и лица порозовели, солдатики заулыбались.

Утром смотрит НШ на солдатиков – нет свитеров. У одного фингал под глазом.

– Кто забрал?, – спросил.

Они молчали, как партизаны, но, в конце концов, признались – «ихний» командир взвода изъял. Старлей.

НШ срочно пошел беседовать с ним.

Он рассказал молодому старлею, что в военном деле главное – уют и тепло. На флоте, поскольку обычная жизнь часто на грани фола, все для этого предусмотрено.

– Знаешь, – говорил он старлею вкрадчиво и ласково, – почему флотские штаны расстегиваются с боков? Чтобы баба не успела убежать. Ну и, конечно, чтобы в воде их можно было снять. А тельник, знаешь для чего? Ты же тоже тельник носишь, хоть и голубой. Чтобы матросов во время шторма на реях было видно. А лейтенант, знаешь, что значит? Командир мачты. Так вот, ты – командир мачты. А мы все на корабле. А на корабле должен быть уют и порядок. Потому ты, как отец родной, должен о матросе заботиться. Тогда матрос за тебя жизнь отдаст.

А потом, уже всерьез, без улыбки рассказал, как матросы выносили с поля боя командира разведгруппы. Один погибал, шел другой, за ним третий. Без приказа.

К вечеру солдаты ВДВ стояли в теплых военно-морских свитерах.

ДЯДЯ ТОЛЯ

Есть такой очень хороший фильм про десантников – «В зоне особого внимания». Все его знают. Основательного и немногословного командира взвода разведки гвардии прапорщика Волентира, который жизнь положил на ВДВ, талантливо сыграл Михай Волонтир. Если говорить объективно, то гвардии старший прапорщик Анатолий Егорович Усов покруче будет. Перечень его военных профессий впечатляющ: водолаз, сапер, танкист, парашютист и разведчик. В роли инструктора он учил и учит этим премудростям молодежь.

С 1966 года служил он в бригаде. Офицеры, пришедшие в бригаду из военных училищ, двигались по служебной лестнице, волей-неволей меняли «дислокацию». А дядя Толя, неизменно оставаясь на своем посту, совершенствовал профессиональное мастерство: спускался под воду, водил танки, прыгал с парашютом, разминировал старые немецкие боеприпасы, водил на задания взвод разведки, боролся с диверсантами в Сирии. Даже легендарную тридцатьчетверку на постамент в Балтийске загонял Анатолий Егорович.

Как обычный добрый дедушка он сидит вечерами, просматривает свое богатство – фотографии со службы. А служба – вся его жизнь. Гвардии сержант Виктор Морозов говорил, что два года службы в морской пехоте заняли добрую треть в моей душе: больше чем техникум или институт.

Тут он в Сирии с пулеметом всматривается в морскую акваторию. Диверсанты достали тогда, приходилось каждые пять минут по гранате за борт бросать. Вражеские боевые пловцы сумели-таки потопить ГДРовский корабль, стоящий по соседству.

А тут прапорщик Усов ведет взвод разведки в дозор. Это фото из «Красной Звезды» с подписью: «Командир лучшего взвода разведки гвардии прапорщик Усов». Молодой еще.

А это высадка в Москве на водохранилище на праздновании Дня Флота. Тут дядя Толя на танке.

Есть и фотографии с дарственной: «Дяде Толе в память о службе в десантно-штурмовом батальоне».

После Чечни офицеры и прапорщики Десантно-штурмового батальона сфотографировались на память и подарили фото Анатолию Егоровичу. Дядя Толя тоже хотел с ними отправиться в Чечню, но не судьба. В утешении ему подарили эту фотографию.

Вот Коля Чижиков. После Чечни, перед назначением командиром батальона на Каспийскую флотилию, он зашел к Анатолию Егоровичу попрощаться.

Дядя Толя, чего-то я так не хочу туда ехать, – говорил он.

9 мая 2002 года года в Каспийске на праздновании Дня Победы погиб командир батальона гвардии майор Чижиков. Теракт унес жизни 23 морских пехотинцев.

Военный пенсионер Анатолий Егорович Усов и сегодня на службе. Его вахта – на учебно-тренировочном судне. Учит молодых моряков многочисленным морским премудростям. А для начала – узлы вязать и бак от юта отличать.

Кто догадается признать в скромном пенсионере, неторопливо едущем на мокике, учителя и наставника бойцов ГРУ, спецназа, командиров батальонов и бригад? Дядя Толя был их правильным началом в морской пехоте.

БОЕВЫЕ ТОВАРИЩИ

Во время Чеченской кампании Армия и Флот снабжались из рук вон плохо. Офицеры не получали жалование, солдаты и матросы голодали.

Командование Балтийского флота организовало сбор помощи морпехам, воюющим на Кавказе. Жители Калининградской области посылали теплые носки, какие-то вещи и даже конфеты. Чему морпехи, большей частью вчерашние школьники, были несказанно рады.

Морские пехотинцы выполнили свой долг. Сменили своих братьев –десантников ВДВ – которые, вконец измотанные, сражались на последнем дыхании. Морпехи взяли дворец Дудаева, водрузили в логове врага Андреевский флаг. Они не были рейнджерами из голливудских фильмов. Но никто из морпехов не сдался в плен и не был силою пленен. И боевую задачу свою они выполнили. Их так воспитали.

46 балтийских моряков погибли.

Враги уважали моряков, звали их волками черными, а себя – серыми.

У Командующего Балтийским Флотом по поводу окончания Чеченской кампании состоялся импровизированный прием. В окружении Командующего общались морские пехотинцы: офицеры и прапорщики, матросы, сержанты и старшины. Неизвестно откуда возникший капраз увидел матросов у стола с угощениями и спиртным, спросил:

– А что тут делают матросы?

– Это мои боевые товарищи, – ответил Командующий Флотом пришлому капитану первого ранга.

Есть документ, предписывающий выделить семьям погибших морпехов денежные средства на приобретение овощей на зиму. За подписью Командующего Дважды Краснознаменным Балтийским флотом адмирала Егорова.

ЮРКА-МОРПЕХ

Однажды на промплощадке я долго любовался, как немецкий трактор по имени Фукс железной рукой давил и грузил в ломовозы металлолом. Как мне сказал знакомый экскурсовод-водитель, сложность состояла в том, чтобы напихать в ломовоз как можно больше металла за короткое время, не повредив при этом сам ломовоз. Случаи, как говорится, присутствовали. Вплоть до опрокидывания самого трактора или ломовоза.

Когда груженый ломовоз отбыл на металлургический комбинат, акробат на Фуксе в высоко поднятой кабине (она у него поднимается на уровень третьего этажа) достал из-под сидения бутылку водочки и намахнул стаканчик. Потом занялся приборкой площадки. Железная ручища взяла метелку (это такая спрессованная куча стружки) и стала лихо подметать разбросанные кучки металлолома. Акробат на тракторе не выставлял опорные лапы и от резкого движения стрелы колеса трактора то и дело отрывались от земли. Мне было страшно. Я с тревогой посмотрел на своего спутника.

– Не пужайся, все в норме.

Мой экскурсовод рассказал, что тракториста зовут Юркой, и за его мастерство, за отличное содержание техники начальство прощает ему горячительные напитки. Более того, без них он вообще за рычаги не садится. У Юрки, точнее у его трактора-немца, никакие шланги не текут. А ведь немец уже старенький, двадцать три года верой и правдой служит на благо России.

Экскурсовод рассказал, что Юрка служил в морской пехоте Северного Флота. Об том в их конторе знают все.

Однажды на «корпоративной» вечеринке, он утихомирил распоясавшегося кузнеца-богатыря, местного Вакулу.

Нет, я его не бил. Я только шею его к земле прижал – и все.

А надо было.

Не очень любили кузнеца Вакулу мужики.

Мне сразу захотелось с Юркой пообщаться. Узнав, что я тоже служил в морской пехоте, он распахнул свои ручищи, мы крепко обнялись и сразу стали братьями.

Он рассказал мне, что пару лет работал в охранной конторе, но вскоре эти понты – сами подтянуться десять раз не могут – ему надоели и он пришел на Вторчермет на настоящее дело. За рычаги. В морской пехоте он был механиком-водителем плавающего танка.

Дело было после Дня Флота. Я спросил Юрия;

– Как праздник отметил?

– Брат, я его не отмечаю, мне тяжело.

А я и не стал допытываться – почему? Знаю только, что не раз он бывал на боевой службе.

Экскурсовод поведал мне, что десяток лет тому назад на промплощадке во время обеденного перерыва горел вагончик. А вокруг только Юрка и мой собеседник. Вот его рассказ от первого лица.

Юрка бросился в вагончик, а я ему ору:

– Куда, там баллоны с газом!

А он их уже вытаскивает из огня, а я дальше отношу балоны. Завод-то рабочий был, военный. Вагончик сгорел, но баллоны вынесли, завод, по сути, спасли.

Ни медали, ни ордена Юрке не дали. А так же премии не дали, грамоту не вручили и в газетах не написали.

Я подарил Юрию вымпел морской пехоты, который мне вручил на празднике замполит Парфёнов (да простит он меня). Юра смахнул скупую слезу, выпил стопку водки и пошел работать.

Теперь на немецком тракторе – вымпел Российской морской пехоты.

БОРИСЫЧ

«Золотой якорь» – не просто гостиница и ресторан в Балтийске. Это историческое место еще с прусского периода. Именно в «Золотом якоре» посиживали за рюмкой коньяка разные литературные и киношные знаменитости… Какой-то перебежчик от Суворова, который не Александр Васильевич, кофеи тут распивал. В «Золотом якоре» останавливался Нобелевский лауреат поэт Иосиф Бродский.

Частые гости здесь и морские офицеры.

Вот и тогда, лет тридцать тому назад, сидели в ресторане «Золотой якорь» молодые офицеры морской пехоты. В общем, засиделись морпехи далеко за полночь. Борисыч, он же гвардии лейтенант морской пехоты Евгений Борисович Романенко, он же Борисыч*, не помнит, что тогда происходило, но помнит, что было весело. Повод какой-то был. Проснулся он поутру, вспомнил, что проиграл. Проиграл какой-то спор или пари. Суть в том, что ему предстояло доехать до расположения бригады верхом на капоте автомобиля.

Так и есть, вернувшись с утренней пробежки по берегу моря (он сих пор бегает), увидел у своего подъезда машину товарища – такого же лейтенанта как и он. Борисыч вроде и смотрел в глаза другу, надеясь на снисхождение, но ответный взгляд был тверд как никогда: честь превыше всего.

Хорошо, что у Волги большой капот, не то, что у современных шушлаек. Да и крепкий. Через весь Балтийск гвардии лейтенант Романенко ехал на капоте Волги, держась руками за зеркала.

Время выбрало Борисыча как раз в тот момент, когда навстречу проезжал командир бригады на служебном УАЗике. Увидев комбрига, Борисыч, как мог, изобразил на капоте «смирно» и сумел-таки отдать честь.

Именно это и спасло Борисыча от дисциплинарных взысканий и оргвыводов перед уходом на боевую службу в Анголу.

– Раз в таком положение сумел отдать честь, значит, толк с него будет, – сказал комбриг.

Служба у молодого офицера Романенко шла не сказать, чтобы ровно. Ярко шла. Минометная батарея, которой он командовал, была не просто на хорошем счету, была первой в социалистическом соревновании. И стрельбы, и порядок в расположении. В отношении дисциплины – оптимальное соотношение залетов и прогибов.

На парадах статный офицер красавец Романенко шагал впереди, возле знамени. В общем, офицер не спал, но служба шла. Пришел час, и гвардии майор Романенко стал командовать Артиллерийским дивизионом. Жаль, что наступило безвременье: служить стало неинтересно. Варяги, не ведующие традиций морской пехоты, заполонили всё. Полный сил, знаний и опыта гвардии подполковник Романенко ушел на дембель. Не стал, конечно, сидеть, сложа руки. Военный инженер открыл автомастерскую. И лет через десять стал флагманом автодела в Балтийске.

Его мастерская – рукой подать от бригады. Он не может просто так игнорировать это обстоятельство. Он частый там гость. А в мастерской целый филиал бригады. Артиллерийских орудий нет, а флаг морской пехоты, железная каска и берет – в Красном углу. Правда, комбрига он теперь называет бригадиром, но не суть. Все памятные мероприятия бригады без Борисыча не обходятся.

Борисыч всегда кого-то встречает. Будь тот хоть матросом, хоть полковником или генералом. Если служил в бригаде, значит – свой. На бригадные праздники съезжаются со всех российских и заморских городов и весей.

Борисыч, тебе неудобно будет встречать меня ночью?

Неудобно, но я встречу. Ты морпех или не морпех?!

В отличие от Дня ВДВ, День МП отмечается не одним днем, а в ночь с 16 на 27 ноября. Бывает, весь спирт в Балтийске морпехи выпьют. Так ведь рост у морпеха большой – много надо, чтобы достало до берета. А общение – самое ценное, что нам теперь осталось – РАДОСТЬ для родственных душ. Разные истории приключаются…

… Как-то Борисыч провожал товарища. За руль не стал садится, потому как «до берета» уже подступило. Подхватил друга, вышли они на железку, прямо на рельсы… Борисыч взмахнул черным беретом, поезд и остановился. Попросил машиниста:

Подвези братушку до Калининграда.

Да нет проблем. Свои люди.

Только ты до вокзала его не вези, высади под мостом. Ему от вокзала до дому не дойти.

Борисыч протянул в окошко машинисту бутылку водки, раз свои люди…

А вот еще показательный случай. Симптоматичный. Утром какой-то дед принес в мастерскую Борисыча ключи от его BMW.

Гляжу, – говорит дед, – Штат морской пехоты на ключах. Значит, твои, Борисыч. Давай на чекушку.

– Дед, на тебе на коньяк, выпей за морскую пехоту, – обрадовался Борисыч.

Совсем недавно гостил у него сержант из родной Белоруссии. Узнал Борисыч, что тот ездит в Москву на заработки, пригласил его к себе в автомастерскую на стажировку. И стажировку оплатил, и проживание. И помог ему бизнес автосервисный наладить в Белоруссии. Свои люди.

Словно катер Командующего флотом летит по узким балтийским дорогам ярко-белый BMW в сторону Калининграда. На торпеде черный берет. Это Борисыч едет в Брест на празднование Дня флота. Доехал быстро, загнал всех в реку Буг, в аккурат напротив Брестской крепости. Для фотографирования. Картина маслом: стоят тридцать три богатыря в воде по грудь в беретах с флагами морской пехоты, как и положено – в центре Борисыч. Где Борисыч, там весело, там праздник.

На следующий год на День Флота Борисыча пригласили в Красноярск. Там могучая река Енисей. К слову.

А может он мчит свой автомобиль в сторону Смоленска, потом Луганск. И там наши братушки сражаются. Надо навестить, поздравить с Новым годом.

Бывают, конечно, и грустные дни у Борисыча. Так защемит что-то внутри – как шторм, что порой по целым неделям нагибает Балтийск. Жуть жуткую на всех наводит. Даже Чертово колесо в Калининграде ноет и скрипит как зверь, закрытое от посещений. Закрытое для простых смертных, но не для Борисыча. Подойдет он к смотрителю, песню свою любимую про пушку споет, где такие слова:

К нам подмога не пришла,

Подкрепленье не прислали.

Нас осталось только два,

Нас с тобою на... обманули.

Все братушки полегли,

И с патронами напряжно.

Но мы держим рубежи

И сражаемся отважно.

Пушка сдохла. Все – пипец!

Больше нечем отбиваться...

..............................................

Жаль подмога не пришла,

Подкрепленье не прислали.

Что ж обычные дела:

Нас с тобою на... обманули.

Потом скажет ему, положив свою огромную ладонь на плечо:

– Братушка, запусти колесо, душа просит.

Кто ж ему откажет.

Один-одинешенек поднимется на самую верхотуру над Калининградом – тоску выдавливать. На верхотуре жутко, ветрище страшенный. Даже Борисычу страшно. Но он страх преодолеет, конечно, потому что он – морпех из Балтийска.

БРИГАДА. РОДНЕЕ РОДНИ

Балтийск – родной город для многих морпехов Советского Союза и России. Город, где находится бригада, мы называем просто – Бригада. Часто слышим: «поеду в Бригаду», «недавно в бригаде был»… Бригада – как дом и как семья. Место намоленное, чтимое и святое для сердца любого морпеха.

Наша бригада – как мать родная – вскормила и взрастила много хорошего народу. Наши – всюду. У Путина спросите.

Кого бригада не уберегла, тех помнит фамилиями на памятниках и постаментах. Цветами – к праздникам и скорбным датам. Встречами однополчан. И третьим тостом, не чокаясь.

Мы съезжаемся со всего бывшего Союза. За жизнь есть что рассказать друг другу, сравнить с чем, да и вдохновиться от дорогих встреч! То, что раньше вблизи не виделось, издали стало заметнее – «лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи... ». Есть, чему гордиться.

Как хорошо сказал Василий Варуков, морской пехотинец и балтиец:

«Наденут ветераны черные береты, прищурив вдруг помолодевшие глаза. Морская юность снова шлет приветы, на сердце падают знакомые слова:

«Полей прибрежных королева,

царица суши и морей,

Пехота, черная от гнева,

с десантных сходит кораблей. »

Может, мы временами преувеличиваем дух морской пехоты. Но! Сто двадцать два морских пехотинца во время Великой Отечественной войны были удостоины звания Героя Советского Союза. Это половина всех военных моряков СССР. В наше время только в 879 отдельном десантно-штурмовом батальоне, который входит в состав 336 ОГБрМП, званием Героя России удостоины пятеро. Именами наших командиров называют улицы и корабли.

Как-то так получается, что ни одно «горячее» событие в мире без не обходится без морской пехоты. От Бородинского сражения до Чечни. Хоть и мало нас, но мы в тельняшках.

«Там, где мы, там никто кроме нас с победой» – так сказал Михолап.

ОТРАК. ЧЕЛОВЕК И ПАРОХОД

Напротив штаба 336 ОГБрМП – бюсты Героев Советского Союза, России, моих однополчан.

Я смотрю на бюст Отраковского Александра Ивановича, пытаюсь в холодном материале разглядеть черты его характера. Суровый тяжелый взгляд, незаметно переходящий в иронию и улыбка, как внезапная вспышка. Таков Александр Иванович в моей памяти.

Тридцать лет тому назад на этом самом месте мы, новобранцы, вновь прибывшие в бригаду, дожидались постановки на довольствие. С верхних этажей казарм доносилось веселое гоготание бывалых морпехов: «Духи, вешайтесь! ». Это волновало.

В тот момент по центральной аллее неторопливо шла группа старших офицеров. Они с интересом стали разглядывать нас, новобранцев. Отраковский подошел ко мне.

– О, откуда такой? – спросил он меня.

– С Урала, – с некоторым раздражением ответил я.

Шинель по размеру не нашли, сапоги на два размера больше. А я ведь не напрашивался в морские пехотинцы. До нормального морпеха мне не хватало всего ничего – 20 см. А я мечтал попасть на подводную лодку.

Отраковский похлопал меня по плечу, улыбнулся и сказал:

– Если будут обижать, обращайся ко мне, мы тут вдвоем любого побьем.

Вечером старшина принес мне сапоги моего размера. Как я через много лет узнал, этим занимался сам начальник тыла бригады по приказу Отраковского.

Я прошел карантин, попав в роту связи – интеллигенцию бригады. Мне говорили, что мне повезло как в лотерею и дважды. Первое, что попал в морскую пехоту, второе, что в роту связи. Теперь оставалось всего ничего – дожить до дембеля.

Служба легко ли, трудно ли – шла. В карасьей голове появлялись какие-то выводы. После учений «Запад-84», я для себя отметил, что рота связи не совсем то, что надо для настоящего морпеха. Неплавучая секретная машина ЗАС на базе автомобиля ГАЗ-66 редко грузилась на корабли, что само по себе резко ограничивало мой кругозор.

С восхищением наблюдал, как бойцы десантно-штурмового батальона занимались воздушно-десантной подготовкой: прыгали с парашютной вышки, катались на «крокодиле», укладывали загадочные парашюты. Я ведь помню, мы пацанами в детстве бегали в горящий лес смотреть, как парашютисты-десантники боролись с огнем.

Командир десантно-штурмового батальона Иван Яковлевич Верба обратил внимание на мои «слюни», подошел и спросил:

– Что, нравится?

– Угу, – ответил я.

– Так, пиши рапорт и переходи.

И вот я на ящике с четырьмя килограммами тротила, который предназначался в период учений для подрыва секретного оборудования, чтоб не досталось врагу, пишу пространный длинный рапорт командованию.

Если коротко, то суть его заключалась в том, что я хочу написать книгу про морпехов. А для этого я должен быть настоящим морпехом. Т. е. служить в десантно-штурмовом батальоне. А командир десантно-штурмового батальона мне обещали и все такое.

Комбат Иван Яковлевич Верба не отказался от своих слов и меня резко перевели из интеллигенции в ДШБ. Отраковский в тот момент стал командиром бригады.

При встрече с замполитом батальона Парфеновым, Отраковский откоммментировал мой перевод: «если он доживет до дембеля, мы его заспиртуем и оставим в музее».

Пути матросов и комбригов пересекаются редко, но метко. А чаще всего мы в строю – смирно, равнение на право… А они, командиры, приветствуют нас строем.

Идут, например, счастливые три морпеха-дембеля – береты у двух на затылках, у одного наоборот – на носу, и ничто не предвещает грозы. Тут раз и полундра – Отрак навстречу (так между собой мы звали Отраковского). Все удовольствия от такой встречи – вплоть до «губы» могли быть обеспечены.

Только одному морпеху однажды позволилось небрежно одеть берет при комбриге – Коле Чаусову.

Однажды Коля – Коха, как мы его звали – был в наряде по роте. Ночью дежурный по батальону прапорщик уже в который раз заставлял чистить от снега плац. А снег метет и метет. Коха вспылил, ведь не карась уже, и прапорщик вспылил, ударил его в грудак сапогом. Коха обиделся и в чем был, в ПШ со штык-ножом, сбежал из расположения части. Поскольку, Балтийск был закрытым городом, он с моста прыгнул на проходящий поезд, на товарную платформу и отбыл в Калининград. Отогрелся в какой-то кочегарке, моча отступила от головы, подошел в Калининграде к патрулю и спросил, – как доехать до Балтийска. Мы его искали полдня по садам и подземельям.

После обеда Коха нашелся. Построили бригаду, Коха с поникшей головою стоял перед строем.

За самовольное оставление части комбриг объявил Кохе десять суток «губы».

– Ладно хоть с мостов на поезда прыгать умеет, – сказал тогда комбриг между прочем.

Так вот, Кохе, как дипломированному строителю, перед дембелем, дали сыграть прощальный «аккорд» – достроить стеллу памятника, который возводили в начале плаца. По краям БТР и ПТ-76, а в центре – стелла. Стелла высокая. Вот ее-то по кирпичику возводил Коха. Мы, когда строились на обед, смотрели на стеллу и гадали – в какую сторону она отклоняется. Кому казалось влево, кому вправо. Мы доказывали Кохе, что стелла его отклоняется от центра и может упасть. Коха нервничал и у него частично проглатывались слова, как и у комбрига, когда тот максимально быстро хотел донести задачу до подчиненных. Вот комбриг подошел к строителю Кохе и спросил: – А не упадет?

Коха разнервничался окончательно, одел берет задом наперед, сказал комбригу вроде: «Если такие все умные – стройте сами». Комбриг даже не оскорбился, сказал что-то типа: «Работай, работай, боец». И даже берет не заставил одеть, как положено.

Коха тридцать лет как на дембеле, а стелла его стоит.

У каждого срочника были какие-то встречи с комбригом, которые надежно закрепились в памяти.

Матрос-связист сидел на БТРе, за спиной радиостанция, килограммов шестнадцать. Вдруг БТР неожиданно дернулся и лететь бы связисту спиной вперед, если бы не Отраковский, который сидел на броне и успел схватить матроса за куртку:

– Связь, держись, – только и сказал.

В то время, когда служил мой призыв, Отраковскому было 37–39 лет. Время, когда, мы, мужики чувствуем себя еще совсем пацанами. А комбриг, Отрак, казался нам умудренным жизненным опытом человеком, прожженным морпехом. Будучи комбригом, он долгое время носил погоны подполковника. Хотя его заместители были полковниками: начальник политотдела, начальник тыла.

Упал матрос с крыши, когда лед скалывал, убился – комбригу опять полковника не дали. На боевую пошли в Анголу, молодой матрос повесился.

На полигоне заблудшего кабана подстрелили, разделали и чуть не сожрали, еще хотели комбрига угостить свининкой. Потом оказалось, что этот трехметровый хряк - племенной, сбежал из совхоза. А звали его Гюнтер, и стоит несколько тысяч долларов. А нефига немцам по нашим позициям бегать.

Но, комбриг за все в ответе.

Еще Александр Иванович следил за розами, которые росли неподалеку от штаба, чтоб постригали, укрывали на зиму.

Как-то утром, дежурный по бригаде обыкновенно доложил приехавшему комбригу, что за время несения службы происшествий не случилось.

– За десять часов в бригаде морской пехоты происшествий не случилось? – с раздражением переспросил комбриг. – Может я не туда попал...

Патруль задержал матроса в самоволке при пикантных обстоятельствах.

Матрос побегивал в самоволку к девице легкого поведения на известный всем матросам район Балтийска – Камсигал. Там его и задержал патруль.

Когда комбриг построил бригаду по этому случаю, он коротко пояснил бойцам суть:

– Самое постыдное в проступке то, что у этой девицы было много ухажеров и наш матрос не был первым в этом трафике. За то, что уронил достоинство морского пехотинца – десять суток ареста. И тихонько добавил: – Что, побить там их не мог?!

Однажды и я с комбригом встретился на узкой дорожке. За пятьдесят метров перешел на строевой шаг, ладонь к виску, вытянулся сантиметров на пять, иду навстречу.

Почему за пятьдесят? Отдельная история. Бригада готовилась к юбилейному параду Победы на Красной площади. Жили мы тогда на Тушинском аэродроме в палатках в Москве. Целый палаточный городок со своими улицами. Парадный гарнизон. Меня командование отправило на почту. Я иду между палаток, а навстречу мне генералов – около сорока. Как я потом узнал про эту компанию – заместитель министра обороны со свитой.

Не доходя до группы офицеров, метров за двадцать, я резко повернул налево. Чтобы не смущать собой генералов. Упустил единственный шанс в жизни, когда тебя одного приветствует сорок генералов. Я точно их не считал, но в глазах рябило от лампасов.

В тот день командование бригады от командующего парадным гарнизоном генерала Бельтюкова выслушивало упрёки флоту и всей морской пехоте за всю историю своего существования. Самые основные заключались в том, что матросов воспитывают в неуважении к сухопутным офицерам. А эти громилы-морпехи и генералов не уважают. Услышав про громил, Отраковский улыбнулся, с трудом сдерживая себя, уткнул свой большой нос в грудь, стал с интересом рассматривать свои сапоги.

Не любил генерал Бельтюков морскую пехоту, хотя на параде мы всегда были лучше всех.

В свое оправдание комбригу я говорил, что в Уставе сказано, что честь надо отдавать за пять метров, а там было двадцать.

– Ну, ты, человек, предпринимающий неоправданные усилия для достижения цели (это расшифровка термина), сказал мне тогда комбриг, – за пятьдесят теперь будешь честь отдавать.

А теперь, на узкой дорожке комбриг скомандовал мне:

– Матрос!

Я встал как вкопанный.

– Почему не свернул налево?

– Некуда тут, – сказал глупость я.

Он рассмеялся и сказал:

– Иди с глаз моих.

В Москве было много всего интересного. Я уже побывал в какой-то знаменитой комендатуре, забыл название, откуда меня забирал майор Данилко. Снова не отдал кому-то честь. Ей-богу, не видел – кому.

Во время парада я пронес фотоаппарат на Красную площадь. Прошел через все кордоны и заслоны. Пока ждали Министра обороны, я подошел к комбригу. Когда он меня увидел, стал заикаться.

– Ладно.., фотографируй, но быстро. А то тебя сейчас упекут, я тебя неделю искать буду.

После московского парада я, уже не таясь, фотографировал какие-то события в бригаде.

В момент выноса Знамени бригады, когда все стояли по стойке «Смирно», Отраковский честь отдавал, а я сделал шаг в сторону и прицелился фотоаппаратом.

– Семь суток ареста ему, тихонько сказал в микрофон комбриг.

На губу меня не отправили, не знаю по какой причине. Может, забыли.

Однажды Отраковский приехал на прыжки. Я приземлился, укладываю в сумку купол, тороплюсь, поднимаю глаза – Отраковский. Говорит мне:

– И ты тут? Молодец! Похлопал меня по плечу, сел в УАЗик и уехал.

Дембель неизбежен. Пришел и мой черед. Можно было, конечно, как-то увидеть перед уходом домой комбрига, попрощаться. Сказать, ну вот и я дожил до дембеля. Где спирт? Где место в музее? Но я не посмел.

Время шло, я видел иногда своих офицеров по телевизору. Шла первая Чеченская война. Как-то углядел среди офицеров Николая Ростова – начальника связи бригады. Однажды увидел Отраковского. Александр Иванович, уже генерал-майор, давал короткое интервью как командующий силами морской пехоты и ВДВ в Чечне.

Я стал искать информацию про нашего комбрига. День рождения, оказалось, у нас с ним в один день. Североморцы считали его своим. После нашей бригады он стал Командующим БРАВ и МП Северного флота. Черноморцы тоже считали его своим, так как он начинал свою службу там. Был командиром взвода и командиром роты. Мне пишут: строгий был и как чего-нибудь завернет запоминающееся... На ТОФе у него тоже друзья. А у нас на Балтике – он целых шесть лет нашей бригадой командовал! А еще и замом успел побывать, и начальником оперативного отдела. В общем, наш он. Он нас воспитывал, а мы его.

Генералом в Чечне он был необычным. Не таким, какие в литературе встречаются обычно, которые подальше от передовых позиций, продажные насквозь, которые на смерть посылают солдат сотнями.

А он жил на передовой. Ел с матросами из одного котла. И сына своего Ивана не в Москву пристроил, а на передовую. Иван – офицер морской пехоты, разведчик. Был ранен. Заслуженный боец.

Чечены Александра Ивановича звали Черным вороном. На стрелку его вызывали неоднократно. Он садился в УАЗик с одним водителем и ехал на переговоры. И боем командовал, когда в засады попадали, брал автомат и отстреливался.

Местное население выводил из под обстрела.

Вот фотография – Отраковский и два бойца. Похож на счастливого дедушку с богатырями-внуками, которыми он гордится.

Его в Чечне наши так и звали – Дед.

Сердце у него больное было. Ведь комбриг за все в ответе. Подлечится и снова в Чечню: «Уйду оттуда вместе со своими бойцами. Я их посылал туда, вместе и уйдем».

Во вторую кампанию, когда Родина сказала – надо, он обратился к морпехам-дембелям, собравшимся домой, помочь бригаде, а то одни пацаны остались. Из 200 морпехов-дембелей 120 добровольно пошли на войну.

Дед просил.

Он берег своих «внучат» и сильно переживал за их гибель.

Сердце болело. Спал мало, утром обливался холодной водой. Водкой не заливал свои переживания, как водится на войне среди офицеров. Много сил ему давала любимая женщина. Поговорит с ней по телефону пять минут и живет.

Александр Иванович на войну брал с собой любимую книжку – Двадцать тысяч лье под водой.

Я помню (мне лет тринадцать было), зимой в пургу, стараясь сократить путь, пошел через небольшой и знакомый лес. Пурга усиливалась, становилось все страшнее. Домой я все же добрался. Но простыл. Ночью мне приснился сон, что я на подводной лодке и рядом капитан Немо. На душе спокойно и тепло.

Мы козероги – упрямые романтики. Александр Иванович был Главным романтиком морской пехоты.

Умер в Чечне 6 марта.

Именем Героя России генерал-майора Отраковского назван большой десантный корабль, в Мурманске есть улица, названная в его честь.

Память о нем в наших сердцах.

Александр Иванович, книжку я написал, хоть и маленькую, но старался. Директор музея ДКБФ, я ему рассказал о вашем приказе, мне место, возле большой рогатой мины, определил.

Все по плану Боевой и Политической подготовки.

P. S трудно найти синоним к длинному существительному «человек, предпринимающий неоправданные усилия для достижения цели” нежели то короткое значимое слово из семи букв, которое употреблял Отраковский, которое знают все морпехи.

Некоторые пояснения

БДК – большой десантный корабль.

БОРИСЫЧ – морпех обыкновенный, рост 190 см, вес 100 кг.

БРАВ и МП – береговая ракетная артиллерия и морская пехота.

ДКБФ –Дважды Краснознаменный Балтийский Флот

СДК – средне-десантый корабль.

ТДК –танко-десантный корабль.

ПЛАШКОУТ –десантный корабль с плоским дном преимущественно для десантирования техники

Андрей Шангин, гв. ст. матрос,

879 ОДШБ 336 ОГБрМП