Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Приложение I 6 страница



Данных этих никто, насколько известно, не пробовал опровергнуть, да и нельзя их опровергнуть. Как же можно обходить и замалчивать эти факты, называть такую промышленность в противоположность капиталистической - «народной» и толковать о возможности развития из неё настоящей?

Объяснение этому прямому игнорированию фактов только и может быть одно: общая тенденция «друзей народа», как и всех российских либералов, замазывать антагонизм классов и эксплуатацию трудящегося в России, представляя все это в виде простых только «дефектов». А может быть, впрочем, причина лежит вдобавок и в таких глубоких познаниях о предмете, которые выказывает, например, г. Кривенко, называя «павловское ножевое производство» - «производством полуремесленного характера». Это феноменально, до какой степени доходит искажение дела у «друзей народа»! Как можно тут толковать о ремесленном характере, когда павловские ножевщики работают на рынок, а не на заказ? Разве не относит ли г. Кривенко к ремеслу такие порядки, когда купец заказывает кустарю изделия, чтобы отправить их на Нижегородскую ярмарку? Это уж слишком забавно, но должно быть, что это так.

На самом деле производство ножа всего менее (сравнительно с другими павловскими производствами) сохранило мелкую кустарную форму с (кажущейся) самостоятельностью производителей: «Производство столового и ремесленного ножа [Наиболее крупное из всех остальных, дающее изделий на 900 тыс. руб., при общей сумме павловских изделий в 2750 тыс. ], - говорит Η. Φ. Анненский, - уже в значительной степени приближается к фабричному или, правильнее, мануфактурному». Из занятых столовым ножом кустарей в Нижегородской губернии 396-ти человек - на базар работают только 62 (16%), на хозяина [То есть на купца, который даёт кустарям материал и платит им за работу обыкновенную заработную плату. ] - 273 (69%) и в наёмных рабочих - 61 (15%). Следовательно, только  кустарей не порабощена прямо предпринимателю. Что касается до другого подразделения ножевого производства - производства складного (перочинного) ножа, - то оно, по словам того же автора, - «занимает промежуточное место между столовым ножом и замком: большая часть мастеров здесь работает уже на хозяина, но наряду с ними есть ещё довольно много самостоятельных кустарей, имеющих дело с рынком».

Всего этот сорт ножа работают 2552 кустаря в Нижегородской губернии, из которых на базар работают 48% (1236), на хозяина - 42% (1058) и в наёмных рабочих 10% (258). И здесь, следовательно, самостоятельные (? ) кустари в меньшинстве. Да и самостоятельны, конечно, работающие на базар только по виду, а на деле они не менее порабощены капиталу скупщиков. Если мы возьмём данные о промыслах всего Горбатовского уезда Нижегородской губернии, в котором промыслами занято 21983 работника, т. е. 84, 5% всех наличных работников [Самобытные российские экономисты, измеряя русский капитализм числом фабричных рабочих (sic! ), без церемоний относят этих работников и бездну подобных им к населению, занятому сельским хозяйством и страдающему не от гнёта капитала, а от искусственных давлений на «народный строй»], то получим следующие данные (точные данные об экономике промысла имеются лишь о 10 808 рабочих - в промыслах: металлическом, кожевенном, шорном, валяльном, пенькопрядильном): 35, 6% кустарей работают на базар; 46, 7% - на хозяина и 17, 7% - состоят в наёмниках. Таким образом, мы видим и здесь преобладание домашней системы крупного производства, преобладание таких отношений, когда труд порабощён капиталу.

Если «друзья народа» так свободно обходят подобного рода факты, то это происходит ещё потому, что в своём понимании капитализма они не ушли дальше обыденных вульгарных представлений - капиталист = богатый и образованный предприниматель, ведущий крупное машинное хозяйство, - и не хотят знать научного содержания этого понятия. Мы в предыдущей главе видели, как г. Южаков прямо начинал капитализм с машинной индустрии, минуя простую кооперацию и мануфактуру. Это - общераспространённая ошибка, ведущая, между прочим, и к тому, что игнорируют капиталистическую организацию наших кустарных промыслов.

Разумеется, домашняя система крупного производства - капиталистическая форма промышленности: мы имеем здесь налицо все её признаки - товарное хозяйство на высокой уже ступени развития, концентрация средств производства в руках отдельных личностей, экспроприация массы рабочих, которые не имеют своих средств производства и потому прилагают труд к чужим, работают не на себя, а на капиталиста. Очевидно, по организации промысла это - чистый капитализм; особенность его сравнительно с крупной машинной индустрией - техническая неразвитость (объясняется главным образом безобразно низкой заработной платой) и сохранение рабочими крохотного земельного хозяйства. Это последнее обстоятельство особенно смущает «друзей народа», привыкших мыслить, как и подобает истым метафизикам, голыми непосредственными противоречиями: «да, да - нет, нет, а что сверх того, то от лукавого».

Безземельные рабочие - капитализм; владеют землёй - нет капитализма; и они ограничиваются этой успокоительной философией, опуская из виду всю общественную организацию хозяйства, забывая тот общеизвестный факт, что владение землёй нимало не устраняет скотской нищеты этих землевладельцев, подвергающихся самому бесстыдному грабежу со стороны других таких же землевладельцев - «крестьян».

Они и не знают, кажется, что капитализм нигде не в состоянии был - находясь на низких сравнительно ступенях развития - оторвать совершенно рабочего от земли. По отношению к Западной Европе Маркс установил тот закон, что только крупная машинная индустрия окончательно экспроприирует рабочего. Понятно поэтому, что ходячие рассуждения об отсутствии у нас капитализма, аргументирующие тем, что «народ владеет землёй», - лишены всякого смысла, потому что капитализм простой кооперации и мануфактуры нигде и никогда не был связан с полным отлучением работника от земли, нисколько не переставая, разумеется, от этого быть капитализмом.

Что же касается до крупной машинной индустрии в России - а эту форму быстро принимают наиболее крупные и важные отрасли нашей промышленности - то и у нас, при всей нашей самобытности, она обладает таким же свойством, как и на всем остальном капиталистическом Западе, она абсолютно уже не мирится с сохранением связи рабочего с землёй. Факт этот доказал, между прочим, Дементьев точными статистическими данными, из которых он (совершенно независимо от Маркса) сделал тот вывод, что механическое производство неразрывно связано с полным отлучением работника от земли. Исследование это ещё раз доказало, что Россия - страна капиталистическая, что в ней связь трудящегося с землёй так слаба и призрачна, могущество имущего (владельца денег, скупщика, крестьянского богатея, мануфактуриста и пр. ) так уже прочно, что достаточно ещё одного шага техники - и «крестьянин» (?? живущий давным-давно продажей рабочей силы) превращается в чистого рабочего [Домашняя система крупного производства не только капиталистическая система, но ещё и наихудшая капиталистическая система, соединяющая с наисильнейшей эксплуатацией трудящегося наименьшую возможность для рабочих вести борьбу за своё освобождение. ]. Непонимание «друзьями народа» экономической организации наших кустарных промыслов далеко не ограничивается, однако, этим. Представление их даже и о тех промыслах, где нет работы «на хозяина», так же поверхностно, как и представление о земледельце (что уже мы видели выше). Это, впрочем, и вполне естественно, когда берутся судить и рядить о политико-экономических вопросах господа, только, кажется, и знающие, что есть на свете средства производства, которые «могут» быть соединены с трудящимся, - и это очень хорошо; а «могут» быть и отделены от него - и это очень плохо. На этом не далеко уедешь.

Рассуждая о промыслах, которые капитализуются и которые не капитализуются (где «свободно может существовать мелкое производство»), г. Кривенко указывает, между прочим, на то, что в некоторых производствах «основные затраты на производство» очень незначительны и где потому возможно мелкое производство. В пример приводит он кирпичное производство, стоимость затрат на которое может-де быть в 15 раз меньше годового оборота заводов.

Так как это чуть ли не единственное фактическое указание автора (это, повторяю, самая характерная черта субъективной социологии, что она боится прямо и точно характеризовать и анализировать действительность, воспаряя предпочтительно в сферу «идеалов»... мещанства), - то мы его и возьмём, чтобы показать, насколько неверны представления «друзей народа» о действительности.

Описание кирпичного промысла (выделка кирпича из белой глины) имеем в хозяйственной статистике московского земства («Сборник», т. VII, вып. I, часть 2). Промысел сосредоточен главным образом в 3-х волостях Богородского уезда, где находится 233 заведения с 1402 рабочими (567 семейных [Под «семейными» рабочими, в противоположность наёмным, разумеются работающие члены хозяйских семей. ] = 41 % и 835 наёмных - 59%) и с суммой годового производства в 357000 рублей. Промысел возник давно, но особенно развился в последние 15 лет, благодаря проведению железной дороги, значительно облегчившей сбыт. До проведения железной дороги главную роль играла семейная форма производства, уступающая теперь эксплуатации наёмного труда. Этот промысел тоже не свободен от зависимости мелких промышленников от крупных по сбыту: вследствие «недостатка денежных средств» первые продают последним кирпич на месте (иногда «сырцом» - не обожжённый) по страшно пониженным ценам.

Однако мы имеем возможность познакомиться и с организацией промысла помимо этой зависимости благодаря приложенной к очерку подворной переписи кустарей, - где указано число рабочих и сумма годового производства для каждого заведения.

Чтобы проследить, применим ли к этому промыслу тот закон, что товарное хозяйство есть капиталистическое хозяйство, т. е. неизбежно перерождается в него на известной ступени развития, мы должны сравнить заведения по величине их: вопрос состоит именно в взаимоотношении мелких и крупных заведений по роли в производстве, по эксплуатации наёмного труда. Взяв за основание число рабочих, делим заведения кустарей на три группы: I) заведения, имеющие от 1-5 рабочих (и семейных и наёмных вместе); II) имеющие от 6-10 рабочих и III) имеющие свыше 10 рабочих.

Прослеживая величину заведений, состав рабочих и сумму производства в каждой группе, получаем такие данные:

 

 

Группы кустарей по числу рабочих

Среднее число рабочих

на 1 завед.

Проц.

Годов. производство

1 работ.

Процентное распределение

Абсолютные цифры

Завед. с наем. рабоч. Наемн. рабоч. Заведений Рабочих Суммы производ. Число заведений* Число рабочих Суммы производства (руб. )
I. Им. 1-5 рабоч. 2, 8 167/43 476/92
II. » 6-10 » 7, 3 43/39 317/186
III. » бол. 10 » 26, 4 23/23 609/557
Итого 233/105 1402/835

*(Знаменатель означает число заведений с наёмными рабочими и число наёмных рабочих. - То же и в следующей таблице. )

Всмотритесь в эту табличку и вы увидите буржуазную или, что то же, капиталистическую организацию промысла: по мере того, как заведения становятся крупнее, повышается производительность труда [Один рабочий производит в год в I-ой группе на 251 руб.; во II-ой - на 249; в III-ей - на 260. ] (средняя группа представляет исключение), усиливается эксплуатация наёмного труда [Процент заведений с наёмниками в I-ой группе - 25%; во II-ой - 90% и в III-ей - 100%; процент наёмных рабочих - 19% - 58% - 91%. ], увеличивается концентрация производства  [В I-ой группе на 72% заведений - 34% производства; во II-ой на 18%-22%; в III-ей на 10%-44%. ].

Третья группа, которая почти всецело основывает своё хозяйство на наёмном труде, держит в своих руках - при 10% всего числа заведений - 44% общей суммы производства.

Эта концентрация средств производства в руках меньшинства, связанная с экспроприацией большинства (наёмные рабочие), и объясняет нам как зависимость мелких производителей от скупщиков (крупные промышленники и являются скупщиками), так и угнетение труда в этом промысле. Мы видим, следовательно, что причина экспроприации трудящегося и эксплуатации его лежит в самих производственных отношениях.

Русские социалисты-народники, как известно, держались противного мнения, усматривая причину угнетения труда в кустарных промыслах не в производственных отношениях (которые объявлялись построенными на таком начале, которое исключает эксплуатацию), а вне их - в политике, именно в политике аграрной, платёжной и т. д. Спрашивается, на чем держалось и держится это мнение, которое приобрело теперь почти уже прочность предрассудка? Не на том ли, что господствовало иное представление о производственных отношениях в кустарных промыслах? Совсем нет. Оно держится только благодаря отсутствию какой бы то ни было попытки точно и определённо охарактеризовать данные, действительные формы экономической организации; оно держится лишь благодаря тому, что не выделяют особо производственные отношения и не подвергают их самостоятельному анализу. Одним словом, оно держится лишь по непониманию единственно научного метода общественной науки, именно - материалистического метода. Понятен теперь и ход рассуждений старых наших социалистов. По отношению к кустарным промыслам они относят причину эксплуатации к явлениям, лежащим вне производственных отношений; по отношению к капитализму крупному, фабрично-заводскому они не могли не видеть, что там - причина эксплуатации лежит именно в производственных отношениях. Получалась непримиримая противоположность, несоответствие, оказывалось непонятным, откуда мог вырасти этот крупный капитализм, - когда в производственных отношениях (которые и не рассматривались! ) кустарных промыслов нет ничего капиталистического. Вывод естественный: не понимая связи кустарной и капиталистической промышленности, противополагают первую последней, как «народную» - «искусственной». Появляется идея о противоречии капитализма нашему «народному строю», - идея, имеющая такое широкое распространение и недавно ещё в подновлённом и улучшенном издании преподнесённая русской публике г. Николаем -оном. Держится такая идея лишь по рутине, - несмотря на всю её феноменальную нелогичность: о фабрично-заводском капитализме составляют представление по тому, что он действительно есть, а о кустарной промышленности по тому, чем она «может быть», о первом - по анализу производственных отношений, - о вторых - и не пытаясь рассмотреть отдельно производственные отношения и прямо перенося дело в область политики. Стоит обратиться к анализу этих производственных отношений, и мы увидим, что «народный строй» представляет из себя те же капиталистические производственные отношения, хотя бы и в неразвитом, зародышевом состоянии, - что если отказаться от наивного предрассудка считать всех кустарей равными друг другу и выразить точно различия в среде их, - то разница между «капиталистом» фабрики и завода и «кустарём» окажется подчас меньше разницы между одним и другим «кустарём», - что капитализм представляет из себя не противоречие «народному строю», а прямое, ближайшее и непосредственное продолжение и развитие его.

Может быть, впрочем, найдут неподходящим взятый пример? скажут, что в данном случае вообще слишком велик [Это едва ли верно по отношению к промыслам Московской губернии, но по отношению к менее развитым промыслам остальной России, может быть, и справедливо. ] процент наёмных рабочих? Но дело в том, что важны тут совсем не абсолютные цифры, а отношения, вскрываемые ими, отношения, по сущности своей буржуазные и не перестающие быть таковыми ни при сильно выраженной буржуазности, ни при выраженной слабо.

Если угодно, возьму другой пример - нарочно с слабой буржуазностью - возьму (из книги г. Исаева о промыслах Московской губернии) промысел горшечный, «чисто домашний промысел», по словам г-на профессора. Этот промысел, конечно, может служить представителем мелких крестьянских промыслов: техника самая простая, приспособления самые незначительные, производство даёт предметы повсеместного и необходимого обихода. И вот, благодаря подворной переписи кустарей с теми же данными, как и в предыдущем случае, мы имеем возможность изучить экономическую организацию и этого промысла, несомненно уже вполне типичного для всей громадной массы русских мелких, «народных» промыслов. Делим кустарей на группы - I) имеющие от 1-3 рабочих (и семейных и наёмных вместе); II) имеющие 4-5 рабочих; III) имеющие более 5 рабочих - и приводим те же расчёты:

Группы кустарей по числу рабочих

Среднее число рабочих

на 1 завед.

Проц.

Годов. производство

1 рабоч.

Процентное распределение

Абсолютные цифры

Завед. с наем. рабоч. Наемн. рабоч. Заведений Рабочих Суммы производ. Число заведений Число рабочих Суммы производства (руб. )
I. Им. 1-3 рабоч. 2, 4 72/28 174/33
II. » 4-5 » 4, 3 33/16 144/29
III. » бол. 5 » 8, 4 16/16 134/87
Итого 3, 7 121/60 459/149

Очевидно, отношения и в этом промысле - а таких примеров можно бы привести сколько угодно - оказываются буржуазными: мы видим то же разложение на почве товарного хозяйства и притом разложение специфически капиталистическое, приводящее к эксплуатации наёмного труда, играющей уже главную роль в высшей группе, сосредоточившей при 1/8части всех заведений и при 30% рабочих - почти 1/3всего производства при значительно высшей сравнительно с средней производительностью труда. Одни уже эти производственные отношения объясняют нам появление и силу скупщиков. Мы видим, как у меньшинства, владеющего более крупными и более доходными заведениями и получающего «чистый» доход от чужого труда (в высшей группе горшечников на 1 заведение приходится 5, 5 наёмных рабочих), - скапливаются «сбережения», тогда как большинство разоряется, и даже мелкие хозяева (не говоря уже о наёмных рабочих) не в состоянии свести концов с концами. Понятно и неизбежно, что последние будут в порабощении у первых, - неизбежно именно вследствие капиталистического характера данных производственных отношений. Эти отношения состоят в том, что продукт общественного труда, организованного товарным хозяйством, достаётся в руки частных лиц и в их руках служит орудием угнетения и порабощения трудящегося, средством к личному обогащению на счёт эксплуатации массы. И не думайте, что эта эксплуатация, это угнетение выражаются слабее оттого, что такой характер отношений развит ещё слабо, что накопление капитала, идущее рядом с разорением производителей, ничтожно. Совсем напротив. Это ведёт только к более грубым, крепостническим формам эксплуатации, ведёт к тому, что капитал, не будучи ещё в состоянии прямо подчинить себе рабочего простой покупкой его рабочей силы по её стоимости, опутывает трудящегося целой сетью ростовщических прижимок, привязывает его к себе кулаческими приёмами и в результате грабит у него не только сверхстоимость, а и громадные части заработной платы, да притом ещё забивает его, отнимая возможность переменить «хозяина», издевается над ним, обязывая считать благодеянием то, что он «даёт» (sic! ) ему работу. - Понятно, что ни один рабочий никогда не согласился бы переменить своё положение на положение русского «самостоятельного» кустаря в «настоящей», «народной» промышленности. Понятно также, что все мероприятия, излюбленные российскими радикалами, либо нимало не затронут эксплуатации трудящегося и порабощения его капиталу, оставаясь единичными экспериментами (артели), либо ухудшат положение трудящихся (неотчуждаемость наделов), либо, наконец, только очистят, разовьют и упрочат данные капиталистические отношения (улучшение техники, кредиты и т. п. ).

«Друзья народа», впрочем, никогда не смогут вместить того, чтобы в крестьянском промысле, при общей его мизерности, при ничтожной сравнительно величине заведений и крайне низкой производительности труда, при первобытной технике и небольшом числе наёмных рабочих был капитализм. Они никак не в состоянии вместить, что капитал - это известное отношение между людьми, отношение, остающееся таковым же и при большей, и при меньшей степени развития сравниваемых категорий. Буржуазные экономисты никогда не могли понять этого: они всегда возражали против такого определения капитала. Помнится, в «Русской Мысли» один из них, говоря о книге Зибера (о теории Маркса), приводил это определение (капитал - отношение), ставил восклицательные знаки и негодовал.

Это - самая характерная черта буржуазных философов - принимать категории буржуазного режима за вечные и естественные; поэтому они и для капитала берут такие определения, как, например, накопленный труд, служащий для дальнейшего производства, - т. е. определяют его как вечную для человеческого общества категорию, замазывая таким образом ту особую, исторически определённую экономическую формацию, когда этот накопленный труд, организованный товарным хозяйством, попадает в руки того, кто не трудился, и служит для эксплуатации чужого труда. Поэтому и получается у них, вместо анализа и изучения определённой системы производственных отношений, - ряд банальностей, приложимых ко всяким порядкам, вперемежку с сентиментальной водицей мещанской морали.

Вот теперь и смотрите, - почему называют «друзья народа» эту промышленность «народной», почему противополагают её капиталистической? Только потому, что эти господа - идеологи мещанства и не в состоянии себе даже представить того, что эти мелкие производители живут и хозяйничают при системе товарного хозяйства (почему я их и называю мещанами) и что их отношения к рынку необходимо и неизбежно раскалывают их на буржуазию и пролетариат. Попробовали бы вы изучить действительную организацию наших «народных» промыслов, вместо того, чтобы фразёрствовать о том, что «может» из них выйти, - и мы посмотрели бы, сумели ли бы вы найти в России такую мало-мальски развитую отрасль кустарной промышленности, которая бы не была организована капиталистически.

А если вы не согласны с тем, что признаками, необходимыми и достаточными для этого понятия, являются монополизация средств производства в руках меньшинства, освобождение от них большинства и эксплуатация наёмного труда (говоря общее, - присвоение частными лицами продукта общественного труда, организованного товарным хозяйством, - вот в чем суть капитализма), - тогда потрудитесь дать «своё» определение капитализма и «свою» историю его.

На деле организация наших кустарных «народных» промыслов даёт превосходную иллюстрацию к общей истории развития капитализма. Она показывает нам наглядно возникновение, зародыш его, например, в форме простой кооперации (высшая группа в горшечном промысле), показывает далее, как скапливающиеся в руках отдельных личностей - благодаря товарному хозяйству - «сбережения» становятся капиталом, монополизируя сначала сбыт («скупщики» и торговцы) вследствие того, что только у владельцев этих «сбережений» есть необходимые для оптовой продажи средства, позволяющие выждать реализации товаров на далёких рынках; как далее этот торговый капитал порабощает себе массу производителей и организует капиталистическую мануфактуру, капиталистическую домашнюю систему крупного производства; как, наконец, расширение рынка, усиление конкуренции приводит к повышению техники, как этот торговый капитал становится индустриальным и организует крупное машинное производство. И когда этот капитал, окрепши и поработивши себе миллионы трудящихся, целые районы, - начинает прямо уже и без стеснения давить на правительство, обращая его в своего лакея, - тогда наши остроумные «друзья народа» поднимают вопли о «насаждении капитализма», об «искусственном создании» его!

Нечего сказать, вовремя спохватились!

Таким образом, г. Кривенко своими фразами о народной, настоящей, правильной и т. п. промышленности просто-напросто попытался замазать тот факт, что наши кустарные промыслы представляют из себя то же самое капитализм на разных ступенях его развития. С приёмами этими мы достаточно познакомились уже у г. Южакова, который вместо изучения крестьянской реформы - говорил фразы об основной цели знаменательного манифеста и т. п., вместо изучения аренды - называл её народной, вместо изучения того, как складывается внутренний рынок капитализма, - философствовал о неминуемой гибели его по неимению рынков, и т. д.

Чтобы показать, до какой степени извращают факты гг. «друзья народа», остановлюсь ещё на одном примере [Хотя этот пример касается разложения крестьянства, о котором уже много говорено, но я считаю необходимым разобрать их собственные данные, чтобы показать наглядно, какая это наглая ложь, будто социал-демократы интересуются не действительностью, а «провидениями будущего», и как шарлатански поступают «друзья народа», обходя в полемике с нами сущность наших воззрений и отделываясь вздорными фразами. ]. Наши субъективные философы так редко дарят нас точными указаниями на факты, что было бы несправедливо обойти одно из этих, наиболее точных у них, указаний, - именно ссылку г-на Кривенко (№ 1 за 1894 г. ) на воронежские крестьянские бюджеты. Мы можем тут, на примере ими же выбранных данных, наглядно убедиться, чьё представление о действительности более правильно, русских ли радикалов и «друзей народа» или русских социал-демократов.

Статистик воронежского земства, г. Щербина, даёт в приложении к своему описанию крестьянского хозяйства в Острогожском уезде 24 бюджета типичных крестьянских хозяйств и в тексте разрабатывает их.

Г-н Кривенко воспроизводит эту разработку, не видя, или, вернее, не желая видеть, что приёмы её совершенно не пригодны для того, чтобы составить представление об экономике наших земледельцев-крестьян. Дело в том, что эти 24 бюджета описывают совершенно различные хозяйства - и зажиточные, и средние, и бедные, на что указывает и сам г. Кривенко, причём, однако, он, подобно г. Щербине, оперирует просто над средними цифрами, соединяющими вместе различнейшие типы хозяев, и таким образом прикрывает совершенно их разложение. А разложение нашего мелкого производителя - такой всеобщий, такой крупный факт (на который давно уже обращают внимание русских социалистов социал-демократы. См. произведения Плеханова), что он совершенно ясно обрисовывается даже на таком небольшом числе данных, какое выбрал г. Кривенко. Вместо того, чтобы, говоря о хозяйстве крестьян, разделить их на разряды по величине их хозяйства, по типу ведения хозяйства, - он делит их так же, как и г. Щербина, на юридические разряды крестьян бывших государственных и бывших помещичьих, обращая все внимание на большую зажиточность первых сравнительно с последними, и упускает из виду, что различия между крестьянами внутри этих разрядов гораздо больше, чем различия по разрядам [Несомненно, хозяйство крестьянина, живущего исключительно своим земледельческим хозяйством и держащего батрака, - по типу отличается от хозяйства такого крестьянина, который живёт в батраках и от батрачества получает 3/5 заработка. А среди этих 24 хозяев есть и те и другие. Судите сами, какая это выйдет «наука», если мы будем складывать батраков с хозяевами, которые держат батраков, и оперировать над общей средней! ]. Чтобы доказать это, разделяю эти 24 бюджета на три группы: а) особо выделяю 6 зажиточных крестьян, затем б) 11 среднесостоятельных и в) 7 бедных. Г-н Кривенко говорит, например, что расход на 1 хозяйство у бывших государственных крестьян составляет 541, 3 руб., а у бывших помещичьих - 417, 7 руб. При этом он упускает из виду, что расход этот далеко не одинаков у разных крестьян: у бывших государственных есть, например, крестьянин с расходом в 84, 7 руб. и с расходом вдесятеро большим - 887, 4 рубля (если даже опустить немца-колониста с расходом в 1456, 2 руб. ). Какой смысл может иметь средняя, выведенная из сложения таких величин? Если мы возьмём приведённое мною деление по разрядам, то получим, что у зажиточного расход на 1 хозяйство в среднем даёт 855, 86 руб., у среднего - 471, 61 руб., а у бедного - 223, 78 руб. [Колебания в величине средней семьи гораздо меньше; а) 7, 83, б) 8, 36, в) 5, 28 человек на 1 семью. ]



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.