2.3 “Картофельные” бунты.

Самые древние следы измельченного картофеля найдены в американском штате Юта. Гранулы крахмала, сохранившиеся в щелях камней, которыми, очевидно, толкли клубни, свидетельствует о том, что картошку древние люди культивировали и употребляли в пищу уже 10, 9 тысячи лет назад.

Ученым удалось даже идентифицировать вид картофеля, который предпочитали коренные американцы. Это Solanum jamesil («четыре угла»), популярный в свое время у североамериканских племен – апачей, навахо и хопи. В настоящее время по всему миру распространен картофель другого типа Solanum tuberosum. Он был выведен в Андах, на территории Южной Америки, около 7 тысяч лет назад.

Открытием заинтересовались не только историки, но и растениеводы. По их мнению, древний картофель содержит вдвое больше протеинов, цинка и марганца, чем Solanum tuberosum, а также втрое больше кальция и железа. Не исключено, что имеет смысл вернуться к его широкому культивированию или использовать для повышения устойчивости современных сортов к засухам и болезням.

Вплоть до середины XIX века главным овощем в России была репа, урожай репы собирали два раза в году. В питании русского народа она играла ту же роль, что и картофель сегодня. Наши предки не сразу оценили достоинства картофеля. Да и не хотели даже пробовать. Как и в Европе, крестьян заставляли разводить картофель насильно. Те отказывались. Хватались за топоры и вилы.

В Россию этот овощ привез Петр I. Во время путешествия по Голландии царь, отведавший диковинное яство (отметим — в Голландии картофель уже ели давно и даже вельможных гостей потчевали), послал с обозом через Архангельск и Новгород мешок «земляных яблоков» графу Шереметеву и велел разослать их по всей стране «на расплод». Естественно, ничего не получилось — народ ушел в глухой отказ. Петр, привыкший к повиновению народа и в голову не бравший даже возможность недовольства и неподчинения, когда переплавлял колокола на пушки, запрещал «иконам плакать», отменял пост в армии, отбирал церковные земли, устранял патриарха учреждением синода и т. д., заставить народ сажать картошку не смог. В начале XVIII века число жителей в России (15, 7 млн. ) меньше даже чем в Австрии (16, 9 млн. ), не говоря уж о Франции (20, 4 млн. чел. ). Петр понимает — народ надо накормить. Но картошки народ не желает. У Петра ничего не получилось.

Следующей за картофель взялась Екатерина II, изъявившая монаршее желание «без большого иждивения» помочь голодающему крестьянству. В 1765 году Медицинская коллегия рапортовала Сенату: «Лучший способ к предотвращению бедствия состоит в тех земляных яблоках, кои в Англии называют «потетес». Заметим, что в Англии названий картофеля вроде «чертовы яйца» не было — там он рожь не вытеснял, ибо последняя там и так не особо прижилась. В массовом порядке императрица стала заставлять сажать картофель и... опять ничего не получилось. Екатерина вместо этого была вынуждена заняться подавлением пугачевского бунта.

Жалкие, хоть и непрекращающиеся, попытки заставить народ возлюбить картофель продолжались и в начале XIX века. «Внедрение картофеля в России было государственной политикой. В 1809 году в Яренск поступило распоряжение Вологодского губернатора обнародовать наставление о разведении картофеля «и всячески побуждать поселян к разведению картофеля и других овощей». Отечественный популяризатор картошки, русский агроном, естествоиспытатель и основоположник русского усадебного хозяйства А. Т. Болотов, успехов своего французского коллеги Парментье достичь не смог, хотя и прославился замечательным способом распространения овоща, за что даже получил высочайшую императорскую награду. Болотов был не только агрономом, но и потомственным тульским помещиком, и знал «загадочную русскую душу» хорошо. Он распорядился рассыпать корнеплоды по площадям родной губернии и выставлять караул, чтобы отгонять каждого, кто приближался к картофельным развалам. Естественно, когда стражники покидали свой пост и разбредались по трактирам, народ «запретный плод» вовсю воровал. А для счастливых обладателей наворованного Болотов проводил воспитательные беседы: учил, как его готовить и выращивать. Такова, по крайней мере, легенда, хотя то же рассказывали и о Парментье. В любом случае такие локальные меры серьезно помочь не могли, и до реального распространения картофеля агроном не дожил.

Следующая серьезная попытка была сделана в 30-х годах XIX века. Она закончилась массовыми выступлениями удельных крестьян в 1834 году. Начавшись среди вятских удельных крестьян, они прокатились по многим российским губерниям.

Пислегин Н. В. в работе «Русские Удмуртского Прикамья: к истории колонизации в дореформенный период» так отразил этот период:

« Завершило волнения удельных крестьян по поводу преобразований их ведомства выступление в Нечкинском приказе в мае – июне 1834 г. в форме так называемого «картофельного бунта». 10 марта 1834 г. Департамент уделов разослал предписание посеять картофель на казенных запашках как средство предотвращения голода в результате возможного неурожая зерновых. Семена картофеля зачастую доставать должны были сами крестьяне. В начале мая крестьяне деревни Дулесовой отказались исполнять указание головы приказа о посадке картофеля. На сходке, собранной управляющим Мостовинским отделением Вятской удельной конторы Сергиевским, они заявили, что «на их земле, якобы неудобной, не будет родиться картофель, что посев оного для них обременителен, наконец, что должны сеять картофель только те, которые во время бывшего возмущения по введению поземельного сбора были покорны, а они решительно не хотят исполнять сего, не боясь никаких наказаний» …

…Среди крестьян ходили упорные слухи о том, что посеявших картофель на общественном участке запишут «под барина Перовского»; в частности, их распространял мещанин Егор Вечтомов на рынке с. Каракулинского. Крестьяне полагали, что правительства «ведет их под барина: сперва обложило тяглами, потом заставляет сеять картофель и травы, там заставит сеять мак, собирать холсты, лен и пр. ». По мнению старообрядцев, а их среди удмуртских удельных крестьян было много, картофель «есть отрождение того заветного яблока, за которое лишился блаженства первоначальный человек, и что когда оно с проклятием было брошено на землю, то от него родилась картофель и, следовательно, семя сие есть антихристово».

В Нечкинском приказе принятых земской полицией мер оказалось недостаточно, и 30 мая, управляющий Вятской удельной конторой А. П. Найденов обратился к оренбургскому генерал-губернатору с просьбой откомандировать 600 башкир для усмирения крестьян. После проведенной военной операции по указанию Николая I от 24 июня при Сарапульском уездом суде была учреждена военно-судная комиссия. И здесь выяснились некоторые непосредственные причины «картофельного бунта».

Следует отметить, что картофель для удельных крестьян Нечкинского приказа уже был знаком, многие его сажали в своих огородах. Сопротивление возникло именно в результате указа о его посадке на общественных запашках. В показаниях арестованные крестьяне нарисовали такую картину: «47 человек, что им не было дано семян для посева, 10 человек, что они находились в отлучках и приказаний о посеве картофеля не слыхали, 5 человек, что они сеяли картофель при своих домах, но потом по приказанию сельских начальников опять вырывали оный из земли, 2 человека, что они сами не сеяли, а по приказанию вахтера д. Поповки пололи траву, 11 человек, что картофель сеяли без всякого ослушания, а за недостатком семян остальную землю засеяли овсом, 17 человек, что они не сеяли картофель по невнятности предписания, которое им было объявлено, и что за освобождение от сей повинности требованы были от них деньги удельным депутатом и сельскими начальниками». Управляющий Вятской удельной конторы, обвиняя главу Мостовинского отделения в неправильном предании многих крестьян военному суду, 19 августа распорядился освободить из тюрьмы 46 человек, 27 августа – 12 человек; затем военно-судная комиссия, рассматривая дела, освободила еще 17 человек.

В сентябре Департамент уделов командировал особого чиновника, поручив ему произвести следствие «как об ослушании крестьян, так и действиях местного начальства, предшествовавших и сопровождавших сказанное происшествие». Выяснилось, например, что некоторые сельские начальники в связи с распоряжением о посадке картофеля на общественной запашке запретили крестьянам сажать его в огородах, грозя 25-рублевым штрафом, а в одной деревне смотритель общественной запашки вместе с десятником «ходя по селению, сами выдергивали посаженный картофель, вполне уверенные, что этим исполняют волю начальства».

Приговор комиссии военного суда был следующим: троих крестьян, «как главных виновников возмущения и обличенных в покушении на жизнь головы», наказать шпицрутенами и отдать в крепостные арестанты; 18 виновных «в распространении неблагоприятных слухов» и одного, «обличаемого в произношении заочно угроз против удельных чиновников», наказать плетьми; одного, «самовольно давшего крестьянам приказание не садить картофеля», наказать батогами; 31-го, «показанных виновными в возмущении без доказательств, из коих многие хорошего поведения, а другие сверх того оправдываются обстоятельствами, и одного, преданного суду за сопротивление при взятии под стражу, но в том не обличенного, от суда и следствия освободить». Затраты государства на подавление выступления и проведение следствия по нему подлежали компенсации за счет волновавшихся сельских обществ…

…В целом можно отметить, что в своих действиях удельные крестьяне опирались на мнение «мира», зачастую принимали решения и формулировали требования на общинных сходах. Выборные же органы в этих случаях занимали неоднозначную позицию: иногда они оставались с крестьянами, в других случаях поддерживали действия официальных властей, а иногда и старались получить собственную материальную выгоду от происходящих событий. Власти, спровоцировав волнения и упустив их развитие в зародыше, в дальнейшем вынуждены были прибегать к репрессивным мерам…

…в феврале – марте 1842 г. серьезное выступление произошло в Опалевском, Батовском и Кошаринском обществах Верхосвятицкой волости Глазовского уезда. Здесь волостное начальство было вынуждено четыре раза собирать волостные и сельские сходы для выбора «добросовестных» заседателей в волостную и сельские расправы, создаваемые для местного судопроизводства, и одобрения дополнительного общественного сбора. Крестьяне отказывались исполнять новые предписания, послали выборных в Вятку для подачи жалобы, считая, «что этот противозаконный и излишний общественный сбор, и выбор добросовестных сделала одна казенная палата, а правительство о сем совсем не знает». По их мнению, «служащих лиц уже довольно, но даже и должно удалить от должностей заседателей волостного правления, а в сельских управлениях старшин и старост определять на 1 год без всякого им жалованья». Волостной писарь Демид Наговицын, который «растолковывал о вышеозначенных предметах», был избит «бесчеловечно и имеющуюся на нем одежду всю изорвали»; крестьянин Савва Пестов, призывавший на одном из сходов «подождать окружного начальника или какого-нибудь чиновника» для разъяснений, был объявлен «ябедником и заединщиком с волостными начальниками» и также избит.

Проявилось противостояние между крестьянами и их выборным волостным начальством, которому по новым положениям увеличивалось жалованье. Только с прибытием окружного начальника Шрейдера, уездного стряпчего Домрачева, станового пристава Овчинникова и глазовского протоиерея Стефанова крестьяне были успокоены. Из 324 участников сходок, обвиненных в нарушении «тишины и спокойствия», наказанию подверглись 13: двоим назначены работы при волостном правлении на 6 дней, один был отдан под караул при сельском управлении на 4 дня, они были подвергнуты 50 ударам розог, еще одному крестьянину назначили 35 ударов розгами и 9 человек наказаны арестом при сельском управлении по 6 дней. Остальным крестьянам было сделано «строжайшее подтверждение». Это событие стало предвестником волнений лета 1842 г.

«Картофельные бунты» 1842 г. были вызваны весьма позитивными, на первый взгляд, мероприятиями государства. 18 июля 1840 г. в секретном комитете под председательством военного министра Чернышева обсуждался вопрос о мерах предотвращения голода. В числе таких мер было принято решение в селениях государственных крестьян засевать поля картофелем. 28 августа 1840 г. Министерство государственных имуществ разослало на места циркуляр, в котором предписывалось отводить для посева картофеля специальные участки. Дополнительно в октябре 1841 г. последовал новый циркуляр министра государственных имуществ, в котором губернаторам предлагалось принять особые меры для сохранения семян на будущие посевы. С этой целью с каждой крестьянской души предписывалось взыскивать по полторы четверти хлеба.

Еще осенью 1840 г., когда начали отводить участки земли для посадки картофеля при волостных правлениях и сельских обществах, появились первые признаки недовольства и сопротивления крестьян. Глазовский исправник при отводе земли получил отпор со стороны общинников, и участки были отведены помимо крестьянской воли и участия в этом деле. Посеянный в 1841 г. картофель не уродился. Неурожай охватил и зерновые культуры. Тем временем Министерство государственных имуществ издало еще один циркуляр, в котором предписывалось разводить картофель не только при одних волостных правлениях, но и при каждом сельском обществе по одной десятине. Если ранее пытались как-то убедить крестьян, то в 1842 г. упор был сделан на принудительных мерах.

В итоге в четырех уездах Вятской губернии, в том числе и Глазовском, разразились «картофельные бунты». 12 мая 1842 г. движение началось в Осиновской волости Нолинского уезда. Именно в Нолинском уезде появились и кровавые жертвы, которых не было в других уездах.

В Глазовском уезде волнения происходили в семи сельских обществах Тишинской, Елганской, Комаровской и Рябининской волостей. Движение началось в связи с распространившимися из Нолинского и Слободского уездов слухами, «будто бы если в течение двух дней не разломана будет около посеянного картофеля изгорода, то заключится контракт, и казенные крестьяне будут барские или удельные». Пролог волнений можно представить по следующей схеме: после распространения слухов крестьяне собирали тайные сходки для их обсуждения, где намечали время выхода на картофельные участки. Обычно организаторами выступали деревенские десятники. Помимо отказа сажать картофель высказывались желания, «чтобы управление над ними было по-старому». В большинстве для успокоения крестьян оказалось достаточно «увещаний» уездных и губернских чиновников и местных священников.

9 июня крестьяне Ветошкинского общества Тишинской волости сломали изгороди и выбросили картофель, а уже 12-го асессор Тлущиковский доносил, что большинство тех же ветошкинцев согласны дать «подписку в покорности». То же повторилось в Дворищеском обществе. Небольшая часть крестьян, заперев дома, удалилась в леса. Но скоро и они подчинились. Несколько дней спустя после успокоения тишинцев повторилось то же самое в Поломском обществе Елганской волости. Здесь одного упоминания о «нолинских мерах» оказалось достаточно, чтобы «уничтожить дух неповиновения и водворить дух кротости и покорности».

Одновременно с поломцами заволновались Пислеговское и Ключевское общества Елганской волости и Забалуевское общество Рябининской волости. В последнем обществе «увещания и кроткие меры» не помогали; пришлось ждать воинской команды. 19 июня команда прибыла в Рябининскую волость. «Бунтовщики» стояли в сборе и ожидали. К ним обратились с «увещанием» покориться посеву картофеля. Тогда «повинуясь и убедившись в пользе мер правительства к разведению сего овоща», крестьяне пали на колени и просили прощения. «Употребивши над некоторые исправительные меры» (т. е. выпоров – Н. П. ), крестьян отпустили по домам. На следующий день картофель был посажен.

После проведения церковной службы власти отобрали подписки в покорности. 18 июня незначительные волнения прошли в Барашковском обществе Комаровской волости, где «по малому количеству собравшихся людей (около 80 человек – Н. П. ) и по недопущению к сломанию изгороды сельскими начальниками все расходились в свои жительства».

Рис. 9. Подавление мятежа.

Интересны показания крестьян в ходе следствия. Например, государственный крестьянин починка Калининского Ветошкинского общества Василий Кулябин начало волнений и свои переживания описывает следующим образом: «7 числа минувшего июня месяца однодворец мой Артемей Тимофеев Кулябин ездил на базар в село Елганское и, возвратясь того же числа поздно вечером, в следующий затем понедельник начал с сыном своим Трофимом ходить по селениям и разглашать мужикам, что он слышал, что будто бы государственных крестьян хотят отдать барину или подвести под удел. Эту весть, приняв я для себя невыгодной, начал думать о совете с обществом, и ежели случилось встречаться с кем другим, то рассказывал ее им. Федор Никулин, крестьянин деревни Плетеневской Пислеговского общества, объясняя причины своего «успокоения», говорит: «однако же когда при господине Тлущиковском дошли до меня верные слухи, что за подобные действия в Нолинском уезде строго наказывают крестьян, то потому, раскаявшись в своем заблуждении и поняв чрез чиновников, что вести о барине есть ложные, я согласился на покорность, в коей и буду находиться всегда». Думается, пример соседних уездов имел не последнее значение как для начала волнений, так и их прекращения в Глазовском уезде…

… «Картофельные бунты» государственных крестьян Удмуртии и в целом России, тем не менее, принесли положительный для крестьян результат: 30 ноября 1843 г. принудительные общественные посевы картофеля были отменены. Однако выступления были направлены в целом против реформ П. Д. Киселева, менявших привычные формы взаимоотношений крестьянства и власти и уже из-за этого казавшихся опасными. Увеличение общих платежей и повинностей (а это произошло в результате преобразований государственных имуществ) угрожало, по мнению крестьян, их выживанию.

Когда правительство начало насаждать самыми грубыми, нередко военными мерами посевы картофеля, у крестьян возникло невольное опасение или даже страх, что их передают уделам. Это опасение было основано на сходстве мер, осуществляемых Министерством государственных имуществ среди казенных крестьян, с порядками, существовавшими в удельных имениях (насаждение картофеля и общественных запашек). Насаждавшиеся волостные и сельские уровни власти напоминали государственным крестьянам таковые же в удельных имениях; особенно это бросилось в глаза, когда волостного голову и других волостных и сельских начальников ведомство государственных имуществ обрядило в «форменные кафтаны с позументами». Если ко всему этому добавить, что ранее государственных крестьян могли передавать в удельные имения, то выходило, что опасения имели реальную почву».

Клубни картофеля имеют свойство зеленеть при хранении на свету, что является индикатором повышенного содержания соланина в них. Употребление в пищу одного позеленевшего клубня вместе с кожурой может привести к серьёзному отравлению. Кроме того, крестьяне употребляли в пищу несозревшие семена картофеля, зеленые «яблочки», которые тоже могли привести к отравлению. Вследствие невежества и отсутствия достоверной информации это приводило к гибели людей и общему протесту.

24 февраля 1841 года вышло распоряжение российского правительства «О мерах к распространению разведения картофеля». Циркуляр Министерства Государственных имуществ предлагал «приступить к разведению картофеля во всех селениях, как на общественных запашках, так и при волостных правлениях, так, чтобы на 1 душу выходило не более полчетверти». Несмотря на активное противодействие крестьян, заявлявших: «Нет, ни под каким видом не дадим земли», участки были отведены и для пущей важности огорожены кольями с волостной печатью на каждом.

Тиражом в 30000 экземпляров по всей России разослали бесплатные наставления по правильной посадке и выращиванию картофеля. Ежегодно всю информацию о выращивании картофеля губернаторы отсылали в Петербург.

Рецепты использования картофеля были весьма разнообразны. Рекомендовалось подмешивать картофельную муку в тесто для хлеба, заменять им седьмую часть дневного рациона домашних животных. Кроме того, предлагалось открыть в каждом уезде по 1-2 небольших заведения " для обращения картофеля в крахмал", а также винокуренный завод для переработки его в вино и т. д. Всем помещикам губернии предписывалось в обязательном порядке завести четвертое поле – овощное.

Основные картофельные бунты начались в России в 1842 году после того, как Николай I издал указ об обязательной посадке картофеля. Всего в бунтах по всей России участвовало более полмиллиона крестьян.

Мятежники повсюду разломали изгороди с волостными печатями и кричали, что им «картофеля, чертовых яблок, и нового управления не надобно».

Вятская администрация для распространения посевов картофеля на крестьянских полях и огородах довольно успешно сочетала методы административного воздействия с методами поощрения. Для поощрения крестьян был даже учрежден особый фонд в 25 тыс. рублей, из которого отличившимся предлагалось раздавать премии от 10 до 100 рублей, велась пропаганда способов ее посадки и уборки. В частности, предлагалось сажать картофель не только клубнями, но и стеблями и ветками: "... Когда весной посаженный картофель пустит стебли вершка на 2 или 3, то, оставив на месте по 1 или 2 ростка, остальные срезать, захватив стебли на вершок глубиной в землю. Стебли эти сажать на земле, обыкновенно приготовленной, с такими же промежутками, но четвертою долей глубже, нежели они были в земле. Когда рассада поднимется от земли вершков на 5, то должно каждый куст окутывать землею". Составители инструкции уверяли, что посаженный таким образом картофель созревает одновременно с обычными посадками. Оригинальностью отличались и предлагаемые способы уборки картофеля, среди которых была рекомендация, обеспечивавшая раннее получение клубней.

В итоге в четырех уездах Вятской губернии, в том числе и Глазовском, разразились «картофельные бунты».

В Центральном Государственном архиве Удмуртской республики есть дело (Ф. 126, оп. 1, д. 679, на 217 л. ), в котором отражены события тех лет.

Фото 1. Так выглядит это дело.

Фото 2. Опись дела по мятежу крестьян в Глазовском уезде.

Фото 3. Переписка с Вятским Губернским судом.

Вот так выглядел Указ Его Императорского Величества в 1844 году(копия):

Фото 4. Указ Его Императорского Величества.

В последнем обществе «увещания и кроткие меры» не помогали; пришлось ждать воинской команды. 19 июня команда прибыла в Рябининскую волость. «Бунтовщики» стояли в сборе и ожидали. К ним обратились с «увещанием» покориться посеву картофеля. Тогда «повинуясь и убедившись в пользе мер правительства к разведению сего овоща», крестьяне пали на колени и просили прощения. «Употребивши над некоторые исправительные меры» (т. е. выпоров), крестьян отпустили по домам. На следующий день картофель был посажен.

Фото 5. Крестьяне садят картофель.

Наиболее активные «бунтовщики» были наказаны двухнедельными заключениями, ударами палок или розог и денежными возмещениями пострадавшим представителям местного самоуправления. В основном были наказаны как раз крестьяне, причинившие побои сельскому и волостному начальству. Остальные отделались внушением, «что освобождаются они ныне от наказания единственно из уважения к их легкомыслию и невежеству». Как обычно, понесенные в ходе подавления выступлений расходы были списаны на счет самих крестьян.

«Картофельные бунты» государственных крестьян Удмуртии и в целом России тем не менее принесли положительный для крестьян результат: 30 ноября 1843 года принудительные общественные посевы картофеля были отменены. Однако выступления были направлены в целом против реформ П. Д. Киселева, менявших привычные формы взаимоотношений крестьянства и власти и уже из-за этого казавшихся опасными.

Увеличение общих платежей и повинностей (а это произошло в результате преобразований государственных имуществ) угрожало, по мнению крестьян, их выживанию.

Более успешно шло внедрение картофеля в помещичьих имениях Елабужского, Малмыжского, Сарапульского уездов.

Рис. 10. Посадка картофеля под надзором.

Всего в бунтах приняло участие полмиллиона крестьян. Для их подавления пришлось использовать войска. Бунты подавили. Крестьян ссылали в Сибирь, отдавали в солдаты, прогоняли сквозь строй. Но картошка все равно не пользовалась популярностью. Мой прапрапрадед Казаков Ефим Парамонов, 1813 года рождения, из Верхосвятитской волости д. Глабаново, был выслан в Сибирь, как бунтовщик “картофельного” бунта, там он и умер.

Зато потом правительство разрешило «свободную выкурку вина из картофеля на всех заводах и прием такого вина, спирта или водки наравне с хлебными». Из картошки начали делать спирт. И дело пошло. Крестьянам понравилось сажать картофель. А потом уж они его и на вкус распробовали.

В глазах же чиновников вятские крестьяне выглядели, по замечанию Герцена А. И., ― ябедниками и беспокойными, недаром на страницах «Былого и дум» (том 4, гл. XV) он поведал об одном из ― картофельных бунтов, при подавлении которого ― дело дошло до пушечной картечи и ружейных выстрелов.

«... в заключение упомяну о знаменитой истории картофельного бунта и о том, как Николай приобщал к благам петербургской цивилизации - кочующих цыган.

Русские крестьяне неохотно сажали картофель, как некогда крестьяне всей Европы, как будто инстинкт говорил народу, что это дрянная пища, не дающая ни сил, ни здоровья. Впрочем, у порядочных помещиков и во многих казенных деревнях " земляные яблоки" саживались гораздо прежде картофельного террора.

Но русскому правительству то-то и противно, что делается само собою. Все надобно, чтоб делалось из-под палки, по флигельману, по темпам.

Крестьяне Казанской и долею Вятской губернии засеяли картофелем поля. Когда картофель был собран, министерству пришло в голову завести по волостям центральные ямы. Ямы утверждены, ямы предписаны, ямы копаются, и в начале зимы мужики скрепя сердце повезли картофель в центральные ямы. Но когда следующей весной их хотели заставить сажать мерзлый картофель, они отказались. Действительно, не могло быть оскорбления более дерзкого труду, как приказ делать явным образом нелепость. Это возражение было представлено как бунт. Министр Киселев прислал из Петербурга чиновника; он, человек умный и практический, взял в первой волости по рублю с души и позволил не сеять картофельные выморозки.

Чиновник повторил это во второй и в третьей. Но в четвертой голова ему сказал наотрез, что он картофель сажать не будет, ни денег ему не даст. " Ты, - говорил он ему, - освободил таких-то и, таких-то; ясное дело, что и нас должен освободить". Чиновник хотел дело кончить угрозами и розгами, но мужики схватились за колья, полицейскую команду прогнали; военный губернатор послал казаков. Соседние волости вступились за своих.

Довольно сказать, что дело дошло до пушечной картечи и ружейных выстрелов. Мужики оставили домы, рассыпались по лесам; казаки их выгоняли из чащи, как диких зверей; тут их хватали, ковали в цепи и отправляли в военно-судную комиссию в Козьмодемьянск.

По странной случайности старый майор внутренней стражи был честный, простой человек; он добродушно сказал, что всему виною чиновник, присланный из Петербурга. На него все опрокинулись, его голос подавили, заглушили, его запугали и даже застыдили тем, что он хочет " погубить невинного человека".

Ну, и следствие пошло обычным русским чередом: мужиков секли при допросах, секли в наказание, секли для примера, секли из денег и целую толпу сослали в Сибирь»...

26 августа 1770 года Россия признала картофель. Поэтому 26 августа является днем рождения картофеля. К концу XIX века в России картофелем было занято более 1, 5 млн. га.

А картошку стали уважительно величать «вторым хлебом», так как она уже не являлась противником «хлеба первого». Картошка не заменила хлеб, лишь стала сопутствующим продуктом, дополнением к хлебу. Раньше в народе складывались поговорки: «Щи да каша — пища наша», «Гречневая каша — матушка наша, а хлебец ржаной — отец родной».

Появились на Руси и соответствующие новые поговорки: «Картофель — хлебу подспорье» и «Картошка — хлебу присошка». Или еще: «Любовь не картошка – не выкинешь в окошко». А могло ли, и быть иначе?

Перечисленные выше крестьянские волнения являются наиболее значительными. Однако только ими открытые выступления против власти не исчерпываются.

Продолжение следует…