Ю. Тынянов. Р. Якобсон

Ю. Тынянов

Маяковский возобновил грандиозный образ, где-то утерянный со времен Державина. Как и Державин, он знал, что секрет грандиозного образа не в «высокости», а только в крайности связываемых планов — высокого и низкого, в том, что в XVIII веке называли «близостью слов неравно высоких», а также «сопряжением далековатых идей». <... >

Маяковский в ранней лирике ввел в стих личность не «стершегося поэта», не расплывчатое «я» и не традиционного «инока» и «скандалиста», а поэта с адресом. Этот адрес все расширяется у Маяковского; биография, подлинный быт, мемуары врастают в стих («Про это»). Самый гиперболический образ Маяковского, где связан напряженный до истерики высокий план с улицей, — сам Маяковский.

(Из статьи «Промежуток»)

Р. Якобсон

Поэтическое творчество Маяковского от первых стихов в «Пощечине общественному вкусу» до последних строк едино и неделимо. Диалектическое развитие единой темы. Необычайное единство символики. <... > Я поэта — это таран, тарахтящий в запретное Будущее; это «брошенная за последний предел» воля к воплощению Будущего, к абсолютной полноте бытия: «надо вырвать радость у грядущих дней». < …>

Вершина цикла — стихи Сергею Есенину. Обдуманно парализовать действие предсмертных есенинских стихов — такова, по словам Маяковского, целевая установка этого стихотворения. Но когда читаешь его сейчас, оно звучит еще могильнее, чем последние строки Есенина. Эти строки ставят знак равенства между жизнью и смертью, а у Маяковского на сей день один довод за жизнь — она труднее смерти.

(Из статьи «О поколении, растратившем своих поэтов»)

⇐ Предыдущая 123 4 5 6 7 Следующая ⇒