Новаторство Л.Толстого в обрисовке характера героя в повести «Детство»

Русская литература Нового времени уже на ранних своих этапах (XVIII век) предложила свои концептуальные подходы к теме детства. Она изначально поставила жесткую грань между периодом детства и взрослой (сознательной) жизнью героя. Эти два возрастных этапа представлены здесь как качественно различные.

Событийно насыщенная взрослая жизнь активно входящего в мир героя начиналась вне связи с его детством, неожиданно, а порой и вопреки тому, что должно было составлять его. Во всяком случае, герои повестей петровского времени входили в мир, нарочито разрывая свою связь с патриархальным укладом отчего дома и с детством, проведенным в нем. Интерес к ним рождался именно с этого момента - ухода из отчего дома, а детские годы априори признавались незначимыми и неинтересными с точки зрения художественного воплощения. Они просто выпадали из поля зрения автора и читателя.

Как уже отмечалось выше, русская литература XVIII века в целом не знает детства в качестве предмета художественного изображения. Ребенок осознается ею как пассивный объект внешнего воспитательного воздействия, а его субъективное, волевое начало здесь просто отсутствует. В таком качестве он в лучшем случае оказывается фактом биографии своих отцов или воспитателей. Собственная жизнь человека начинается за чертой его детства, и он не признается ответственным за свои детские годы как субъект творческих контактов с миром. В русской художественной концепции мира детство героя является исключительной прерогативой, сферой ответственности предшествующего поколения. В такой конфигурации граница между детством и взрослой жизнью героя - это не условная черта между временными отрезками, а непроницаемая стена, резкий водораздел, по разные стороны которого осуществляют себя устремления и установки разных субъектов. По существу, это две совершенно разные жизни, по-разному организованные и выстроенные в независимых друг от друга системах координат.

Н. М. Карамзин в своей революционно экспериментальной прозе первым делает прорыв в область изображения детства. Однако сюжетная незавершенность его повести «Евгений и Юлия», нарочитая прерванность повествования в романе «Рыцарь нашего времени» как художественный прием продиктованы все той же установкой на непроницаемость границы между детством героя и его взрослой сознательной жизнью. Открытая Н. М. Карамзиным самоценность детства героя обусловлена этой особенностью русских литературных представлений.

Новым словом в раскрытии темы детства в XIX столетии стала повесть Л. Н. Толстого «Детство» (1852). Впервые прочитав рукопись повести, редактор журнала «Современник» Н. А. Некрасов увидел в ней «настолько интереса», «простоты и действительности содержания», а в авторе - таланта 56, что немедленно решил ее напечатать. Повесть появляется в девятом номере журнала «Современник» за 1852 год и, по словам И. С. Тургенева, «производит фурор», «читается нарасхват», а сам Л. Н. Толстой «входит в моду»157 и становится знаменитым. Сам Л. Н. Толстой в последние годы жизни так объясняет причину столь активного читательского интереса к своему произведению: «Когда я писал «Детство», то мне казалось, что до меня никто так не почувствовал и не изобразил всю прелесть и поэзию детства». «Трогательная поэзия» (И. С. Тургенев), «чистота нравственного чувства» (Н. Г. Чернышевский), «пластическая искренность» (А. И. Герцен) поразили современников писателя.

Вслед за критиками эпохи последующее поколение исследователей отмечает, что несомненным новаторством Л. Н. Толстого в повести является гармоничность изображения детства героя (Н. П. Лощинин, А. В. Чичерин, З. С. Шепелева). При этом наиболее сильное впечатление на современников произвело мастерство психологического анализа Л. Н. Толстого, впервые проявившее себя в повести «Детство». Критики увидели в литературном опыте молодого писателя «правдивое развитие психической жизни человека» (П. Анненков), «строгое, твердое и беспощадное отношение автора к внутреннему миру души» (К. Аксаков), «беспощадный анализ душевных движений» (А. Григорьев).

«Правдивость» и «беспощадность» объявляются «необыкновенно оригинальным и смелым психологическим приемом» молодого Л. Н. Толстого, который заключается в его «неумолимой вражде ко всякой фальши», а также смелости «говорить вслух о таких душевных дрязгах, о которых до него все молчали»159.

Л. Н. Толстой признается «глубоким психологом», который «заглядывает в душу человека», «разбирает самые сокровенные побуждения, самые мимолетные, случайные, таинственные, неясные движения души, не достигшие сознания»160. По мнению А. В. Дружинина, он выявляет «мастерски обозначенные переходные пункты, переходные состояния», что позволяет «смело и отчетливо выставить духовное расширение человека»16. «Тонкость пси-хологического наблюдения» первой повести Л. Н. Толстого была отмечена И. С. Тургеневым.

В декабрьском номере журнала «Современник» за 1856 год появляется знаменитая статья Н. Г. Чернышевского, в которой формулируется принципиальная особенность таланта молодого Л. Н. Толстого - раскрытие «самого психического процесса, его форм, законов», «как одни чувства и мысли развиваются из других», как «полумечтательные, полурефлективные сцепления понятий и чувств растут, движутся, изменяются перед нашими глазами»163. По сути, критик обобщает наблюдения современников над мастерством психологического анализа Л. Н. Толстого, где ключевыми понятиями становятся «движение», «переход», «развитие», «изменение» чувств и мыслей героя, что и определяется им как метод «диалектики души» - термин, прочно вошедшим в литературный оборот.