ГРУСТНАЯ БАСНЯ. Средневековый монах.

ГРУСТНАЯ БАСНЯ

Средневековый монах.

Где праздность с ленью с пьянством процветают,

И кутежи столь частые бывают,

Там люди образ свой теряют,

ЗАКОНЫ БОЖЬИ забывают,

И не в радении живут,

Но небеса их с грустью ждут,

Их, позабывших разный труд,

Но впавших в пьянство, в лживость в блуд!

Был монастырь средневековый,

Он в Англии,

Вполне готовый,

К осаде, битвам и войне,

Я, видел всё это во сне,

Открылось всё в ночи и мне,

Но жизнь его велась в вине,

Ни в чём монахи не нуждались,

Постом, трудом,

Не утруждались,

Был сытым стол,

Порой, к обеду,

На вертеле,

Готовился олень,

Хоть постным был назначен день!

Но праздность порождает лень,

Тогда в обители беседу проводили,

О святости,

Но тут же пили!

Кутили и гостей водили,

Блудниц в обитель,

В монастырь,

Забыв про святость и псалтырь!

Вино в бочонках,

Ром, коньяк,

И настоятель их дурак,

Но девок щупать он мастак,

Как проповедник он простак,

Но пост в трудах, ему пустяк,

Он, не постился никогда,

Не знал работы и труда!

В исповедальне запирался,

И с ними в пьянстве развращался!

В монастыре монахи жили,

О жизни праведной,

Крестьян они учили,

Как надо соблюдать посты,

И как молиться, что читать,

И службы в церкви посещать!

Крестьяне при монастыре,

Работали и во дворе!

Растили сладкий виноград,

Но каждый из монахов рад,

Вина испить и им напиться,

И подвигом в посте хвалиться!

Ну словом, пьянство процветало,

Поста в монастыре не знало!

За стенами монастыря,

Молитву частую творя,

Монахи вместе собирались,

Как водится, там сильно напивались,

И часто за стеною дрались,

Порой различной кто чем мог,

Хоть камнем, и дубиной смог,

Тот в драке сам себе помог!

Там слышались и крики, стоны,

Колоколов, святые перезвоны,

Звучали реже шума драк,

Ведь настоятель их дурак!

Но исповедуя крестьян,

Был резок настоятель, рьян,

Нередко также, был он пьян,

Тогда, проснувшись в нём буян,

Готов был всё ломать крушить,

Монахов кулаком учить!

Кричал он, я,

Монахов сброд,

Ты устрашись теперь меня,

Вас пьяниц кулаком виня,

Вам повторю я ночью, среди дня,

Я воином ходил на сарацин,

И шёл вперёд, на них один!

В походе трудном и крестовом,

Давно случившимся,

Не новом!

Всё сочинял, напившись настоятель,

В походах не был он крестовых,

Всё врал, в речах своих готовых,

И для монахов тех, не новых!

Веселья в кутежах, искатель,

И блуда с пьянством лишь приятель!

Пришла эпоха Возрожденья,

Великие её умы,

Труды которых,

Изучаем мы,

Людей старались поднимать,

В трудах к мечтаньям устремлять!

В монастыре всё между тем,

Вверх к высоте не двигалось совсем!

Однообразность без дилемм,

Не выдвигала новых тем,

К учёбе и познанию, развитью,

Плелось всё так же, прошлой нитью!

В амбаре кончилось вино,

Так радует пропойц оно,

Что настоятель, глупый Рональд,

Его крестьяне звали Дональд,

К себе монаха вызвал одного,

Но звали толстого того,

Наш брат в обители Рол Джозеф

Мой брат по Вере,

Джозеф наш,

За Веру знаю, жизнь отдашь,

Тебя я в Лондон посылаю,

Сто золотых даю,

Я знаю,

Нам купишь доброго вина,

Всё выпито оно до дна!

Поверь, теперь нам не до сна,

Обитель, как же без вина!?

Но, как же можно спорить трезвым,

Веселья нет и разум спит,

Вино, сколь много сил таит!

Сказал монаху настоятель,

Но драться, вовсе невозможно,

И девок щупать так же трудно,

Монахов трезвых,

Мне представить сложно,

Их трезвость рассуждает ложно,

Так неразумно, осторожно!

Сто фунтов вот,

Чтоб ехать в Лондон без забот,

И доброго купить вина в обитель,

Я знаю, сладкого ты Джозеф наш ценитель,

И веры нашей друг, ревнитель,

И рома крепкого любитель,

Морали БОЖИЕЙ блюститель,

Греха и пьянства обличитель!

Скачи мой друг ты поскорей,

Вина нам привези быстрей,

И в Лондон поскачи смелей!

Вот открываются ворота,

Толпа монахов, сотня, рота,

Все Джозефа решили проводить,

Скорее в Лондон отпустить,

Чтоб быть с вином,

И дальше с ним грешить,

И не трудясь в заботах, пить!

Он за ворота выезжает,

И из деревни после отъезжает,

Толпа монахов провожает,

Его, сочувствуя устало,

Ведь без вина им плохо стало!

Скрывает Джозефа туман,

Он скачет быстро в поле, рьян,

Под ним конь пегий и большой,

Тяжеловесный, молодой!

Он хлещет резвого коня,

В тумане сильном, среди дня!

Рол Джозеф мчался на коне,

Но мысли были о вине,

Толстяк скакал быстрей вперёд,

Конь путь в обитель сам найдёт,

Но монастырь вино всё ждёт!

Но честно Вам скажу друзья,

Так жить в обители нельзя!

Монах вспотел, скакал быстрей,

Конь мчался мощный, веселей,

От запаха бежал он прочь,

Не в силах фана превозмочь!

Был банный день,

В обители раз в год,

В тот день монахи шли в народ,

В селения из их ворот,

Девиц и дам в обитель приглашали,

И в бане сильно угощали!

Но настоятель, тот не мылся,

Но регулярно Рональд брился!

Он воду в бане освящал,

Молитву там же он читал,

В обитель девок, женщин приглашал,

Ласкать монахов, их увещевал,

Те, приходили иногда,

Чтоб пролилась на них вода,

Пред оргией, что до утра!

Тогда, все дружно напивались,

Ласкались, вместе утешались,

Утеха шла и пир горой,

В обители монашеской, святой!

Где должен был царить покой,

Что к БОГУ обращён с мольбой,

Кипели страсти,

И вино,

Рекой лилось,

Багровое оно!

Там пьянство бурно процветало,

В нём страсть монашество познало,

Его с распутством признавало!

Но даже Джозеф сибарит,

У монастырских, тяжких плит,

Такого не видал греха,

Не испытал того разврата,

Что видела молельная палата!

До той поры, пока скакал,

Он в Лондон,

Настоятель ждал,

Его с бочонками вина,

Чтоб братия была пьяна,

И песням радости верна!

Конь мчался,

Вдруг Джозефа сбросил,

Дождь мелкий там заморосил,

Монах упал,

Изо всех сил,

Назад в обитель,

Конь помчался,

И в полдень в стойле отдыхал,

В своей конюшне долго ржал!

Монахи грустно удивлялись,

Что конь вернулся лишь один,

Их настоятель, господин,

Всё это время с девкой спал,

Её, недолго соблазнял!

Вина резервного достал,

Что для него предназначалось,

Гостям его лишь открывалось!

Под дерево Джозеф упал,

Сознанья он не потерял,

Не стукнулся об землю головой,

Хоть был он толстый и большой!

Решил поспать немного он,

Он скачкой быстрой утомлён,

Джозефу снился странный сон,

Как будто был он на коне,

Но пьяным, всё вокруг в вине,

Его шептал, подайте мне!

Монах проснулся,

Но затем,

Для мыслей много будет тем,

Загадочных и непонятных,

В пути его, таких занятных!

Вдруг слышит рёв,

И стрекоза,

Над ним большая пролетела,

Над лесом быстрая летела,

В полёте, сильная ревела!

И громко, страшная шумела!

Не видел он таких стрекоз,

По коже пробежал мороз,

И оторопь его взяла,

Ведь эта злая стрекоза,

Под брюшком что-то понесла,

Когда она над ним летела,

Над лесом громкая рычала!

И в Лондон снова Рол пошёл,

Вдруг вещь он странную нашёл,

Вполне конический предмет,

Но чёрный, времени обед,

И полдень, быстро наступил,

И не нашёл монах ответ,

О назначении предмета,

Но поиграл им,

Вдруг луч света,

Он видит яркий из него,

И стало Ролу так легко!

Я, не останусь в темноте,

Свет посылает БОГ и мне,

Хоть он из странной сей игрушки,

Но вижу вещь, не побрякушки!

Он понял, кнопка выключатель,

Мне сей прибор, послал СОЗДАТЕЛЬ,

Я, луч его поберегу,

И в Лондон побыстрей пойду,

К нему спеша, не побегу,

Ведь тучен, льётся жаркий пот,

Как запах, пар лесных болот!

Не знал до этого забот,

Но Лондон и обитель ждёт,

Вино я должен в нём купить,

Попробовав его, испить,

И в монастырь свой возвратившись,

Вино всей братии отдать,

И золотой остаток сдать!

Вдруг снова гул, и скрип и рык,

Монах он к дереву приник,

Рол Джозеф спрятался за ель,

Мохнатая его закрыла,

Колючек зеленью прикрыла!

Он видит новое явленье,

Страх обретая и сомненье,

Что не попал ли в наважденье,

Молчит у Рола разуменье!

Пол мили было,

Рол увидел,

Змея, вся синяя бежит,

На гусеницу так похожа,

Но звуком с стрекозою схожа!

Она так быстро пробежала,

Монаха сильно удивляла!

Туда пошёл он побыстрее,

Шаг ускоряя свой живее!

И что он видит,

БОЖЕ мой!

Полос железных,

Путь большой,

Что в обе стороны и странный,

Загадочный железный путь,

С него не сможет Рол свернуть!

И брёвен ровных, крепкий строй,

Что вдоль полос в земле лежали,

Как будто полосы держали!

Пред ними он задумчиво пошёл,

И деревеньку ту нашёл,

В которой раньше отдыхал,

Когда он в Лондон уезжал!

Но странная она была,

И незнакома и знакома,

Где пил он виски, много рома,

И был почти что в ней как дома!

Но домом он считал свою обитель,

Где настоятель был блюститель,

Лишь пьнства, девок соблазненья,

И женщин, дам прелюбоденья,

Вина, но без трудов, терпенья,

Молитв и БОГА восхваленья,

Монашеских к трудам раденья!

Итак, в селенье Рол приходит,

Свою харчевню он находит,

Не понял он, что в будущем теперь,

Хотя ему открылась дверь!

Харчевня та, но и не та,

Где в пьянстве ночи проводил он,

Там, где не раз Рол оставался,

И сытно ел и напивался!

Её теперь он не узнал,

Ту где он раньше пировал!

Зайти туда он не решился,

На всякий случай помолился,

Голодный Джозеф прослезился,

И тут же он перекрестился!

Вдруг видит пожилых людей,

Идущих молча, без затей!

То пара крепкая была,

Семьи свой долгий век вела!

Они к монаху подошли,

Но запахи стерпеть смогли!

Вы голодны,

Она спросила?

Меня Эмилией зовут,

Мой муж Бернард прошёл войну,

Он видел, падали ко дну,

Суда английские на море,

Повсюду в Мире было горе!

А я монах Рол Джозеф,

Аббат, наш добрый настоятель,

И Веры Божией старатель,

Меня послал в столицу за вином,

Обитель мой уютный дом!

Вот фунтов сто, все золотые,

Вы не печальтесь,

Деньги ведь большие!

Мне много денег дал он на дорогу,

Не ощущаю я тревогу!

И на вино вполне мне хватит!

Молитвы обращаю к БОГУ!

Вино я в Лондоне куплю,

Часть фунтов в дом, в обитель я верну!

Я утром завтракал беконом,

Но с хлебом, сыром, зеленью и ромом!

Пол литра выпив молока,

Потом, перекусив слегка,

Я в Лондон выехал скорей,

Нёс першерон меня быстрей,

Затем меня он ловко сбросил,

Он вздыбился,

Меня подбросил!

И убежал назад, домой,

А я, пошёл,

Дорогою одной,

Что мне уверенно знакома,

От стен обители, от дома!

Вы голодны, сказал Бернард!

Минуло 2 часа с момента,

Когда часы пробили полдень!

А где златые Ваши вдруг,

Ему Эмилия сказала,

Внимание супруга обращала,

На то, что Джозеф,

В прошлом жил,

И в будущем случайно он гостил!

Ну вот мой кошелёк из кожи,

А в нём все фунты золотые!

Сказал в ответ Джозеф монах.

Была Эмилия умна,

И мужу добрая, верна,

Прекрасная ему жена,

Надёжный друг, товарищ верный,

И добрый и совсем не нервный!

Ах БОЖЕ мой!

Смотри Бернард!

Попал Рол Джозеф в наше время,

Ведь фунты нашей королевы,

Что век 16 чеканные хранят,

В себе опасности для Джозефа таят!

Должны ему мы здесь помочь,

Быть может, предоставить в ночь,

Ему жильё, постель, тепло,

Ведь Время к нам его перенесло!

Вот только должен он отмыться,

Одеть всё чистое, побриться,

Я, бритву дам ему свою,

Но должно вымыться ему!

Одежду мы ему прикупим,

Еды, питья ему накупим!

Нас русские учили доброте,

Любви и дружбе в полноте,

И даже ночью, в темноте,

Шпионов вместе мы ловили,

Предателей совместно обличили,

Которых дружно, храбро били!

Сказал Бернард,

Так на войне,

Плечо к плечу мы с ними вместе бились,

Когда германцы, готы обострились,

На нас пойти большой войной,

И разорительной бедой!

Ему всё это расскажу,

Как против готов дружно воевали,

Друзей в боях своих теряли,

Все вместе, братски мы дерзали,

Германцев дружбой побеждали!

Пусть знает он, была война,

Фашизма готского на них лежит вина!

Да, русские, продолжил мой Бернард,

Они, отважны и умны,

Для дружбы созданы, войны!

России дочери,

Отважные сыны!

А ловкие они какие!

В те годы, страшные, лихие,

Здесь готы подлые,

Шпионили чужие!

Предателей из местных вербовали,

И совесть, честь их покупали!

Но в Лондоне отряд мы россов ждали,

Союзники, славяне оказали,

Огромную нам помощь, шпионаж,

Предательства гнилой кураж,

Здесь в Англии был русскими раскрыт,

И центр фашистов, готов вскрыт,

Совместно с нами он разбит!

Здесь русских сыщики дерзали,

Предателей, шпионов истребляли,

И нам бороться помогали,

Они, в той битве огневой,

В борьбе той долгой и большой!

Так, настоящий Шерлок Холмс,

И прототип того героя,

У русских сыщиков,

Он мог бы поучиться,

Как сыск вести и в контрразведке,

И в хитрой с готами разведке,

У русских многое герой бы перенял,

Их сыска методы познал,

Коль вместе с нами он бы воевал!

У немцев скрытое подполье,

Но в Лондоне ему раздолье!

Шпионили они умело,

И подло, с хитростью, и смело!

За сложное, ответственное дело,

Мы взялись с русскими тогда,

В военной той поры года!

Ещё я Вам скажу, монах,

Правители, желают Мир во прах,

Оружьем страшным превратить,

Все русских города испепелить!

Когда эсминец в Чёрном Море,

К брегам Российским Крыма подошёл,

И за границы их зашёл!

Я, возмущён был их проступком и подлостью,

Всех этих моряков,

Дерзнувших твердь законов и основ,

Спокойствия и Мира тем нарушить,

Добрососедство сим разрушить,

Когда они зашли без разрешения,

В России воды, для давленья!

На русских, действуя как тать,

А тать известно, надо драть,

Наказывать сурово,

Поражать,

Людей от татей защищать!

Но я б, нисколько б не жалел,

Эсминца в водах русских утопленья,

Мой БОГ, как много в них терпенья,

К трудам и подвигам раденья,

Гордыни нет в них дерзновенья,

Я, не могу без возмущенья,

Монах Вам рассказать о том,

Что экипаж подставил свой же дом,

Британию он этим обесчестил,

Как тать зайдя в чужие воды,

Нам не нужны войны те всходы,

Ведь в дружбе жить,

Должны ЗЕМЛИ народы,

У ГЕИ_МАТУШКИ ПРИРОДЫ!

О мой Бернард,

Жена сказала,

Монаху вот что расскажи,

Как взявшись готы за ножи,

Завербовали целый экипаж,

Большой эсминец,

Стал немецким,

И частым он набегом дерзским,

Топил союзные суда,

И принимала их вода!

О том скажи, о мой Бернард,

Что наша контрразведка,

Была бессильна против них,

Казалось, англичан своих,

За золото врагов, чужих,

Наёмников тогда, морских!

Ведь мы и этого не знали,

В своих, врагов не распознали,

Что завербован целый экипаж,

Он перешёл на сторону врага,

И зверя выросли близ Лондона рога!

Тогда мы русских попросили,

Помочь нам в сыске,

Мы их пригласили!

Жена моя,

Я продолжаю,

Но русских так же уважаю,

Сказал Бернард и продолжал,

Я, с ними вместе воевал!

Плечо к плечу зверей разили,

Жестоких готов долго били,

Без русских мы б не победили,

Ведь в той войне,

Нас готы не щадили,

И многих множество людей они убили!

Евреев голыми живьём они сжигали,

В славян, цыган, смеясь стреляли,

И газом нас всех отравляли!

И бомбы сыпали на нас,

И Лондон бит был много раз,

И готы применяли газ,

Свой, подло, гадко, ядовитый,

Увы, потомками наш героизм забытый,

Хоть был фашизм тогда разбитый,

Он поднимается теперь,

В обличье новом,

Подлый зверь!

Что в Англии творится,

Боже мой,

Фашизма подлый, мерзский строй,

Там где царил один разбой,

Теперь бы снова усмехался,

На радостях над нами бы смеялся!

Ведь мы в разврате пребываем,

Так, честь с моралью мы теряем,

Содом, Гоморра,

Боже мой,

И позабыли про покой!

Рабами готов мы не стали,

Хотя нас готы истязали,

Преступно, подло убивали,

Но против них мы воевали,

Людей отважных, многих потеряли!

О русские!

Какой народ!

Ведёт свой труд из рода в род!

Великий северный народ,

Он побеждал среди невзгод!

Они храбры, умны, техничны,

В борьбе с врагом хитры, практичны!

Но в дружбе мягкие, тактичны,

И бескорыстны,

Дружба их,

В годах суровых и лихих,

Сияла яркою звездой,

Объединяла нас войной,

Сплотив суровою бедой!

Монах, скажу Вам прямо, честно,

Добавив то, что здесь уместно!

До той поры мне было неизвестно,

Какой великий русские народ,

Я это понял в этот год!

В какой, спросил монах Рол Джозеф?

Бернард ответил, в 43,

Потом поправил он себя,

И полную назвал он дату,

И Джозеф снова удивился,

Тому, что в будущем,

Монах сей поразился!

Бернард ему тогда открылся,

Но старый воин прослезился!

Затем продолжил свой рассказ,

Но слёзы капали из глаз!

Мы звали, ждали русских,

Группу храбрецов,

Отважных, умных удальцов,

И с готами в борьбе бойцов!

На помощь в сыске, нашей контрразведки,

И для борьбы с врагом, разведки!

И русские к нам скоро прилетели,

Громадный самолёт имели,

В нём было всё, что мы давно хотели!

С собой герои взяли много снаряженья,

Средств связи и вооруженья!

Их оснащённость удивляла,

Но ловкость в сыске, поражала!

Бригада наша создана,

Из двух отрядов,

Нам дана,

Большая сила полномочий,

Прямых, конкретных,

Но без многоточий!

В союзе крепком,

Русских и британцев,

Ловили мы предателей, германцев!

Но Боже Мой,

Народ России, он герой!

Они так быстро взяли след,

Здесь устранили много бед,

Завоевали ряд побед!

Мы их уму, упорству поразились,

И ловкостью их в сыске удивились!

В союзе русские у нас,

Сказали нам, предатели у вас,

Так вышли мы на адмирала,

Ячейку немцев разгромив сначала,

Он готами подкуплен был,

Английским патриотом слыл!

Бригада наша сеть взломала,

Шпионов готских разыскала,

Предателей своих взяла,

К суду потом их привела!

Но русские!

Великий сей народ,

Растёт в трудах из рода в род!

Я, не устану повторять,

Что сеть шпионскую сломать,

Мы только с русскими смогли,

Славяне так нам помогли,

Как мы и сами не мечтали,

Нам помогать они желали,

И прибыли,

Но сыск наладив свой,

С прекрасной, хитрою борьбой,

И с готами обманчивой игрой,

Мы позабыли про покой!

Но русские шпионский взяли след,

Они стремительно и быстро,

Он нас привёл к большим разоблаченьям,

И многих среди нас, к прозреньям!

Что русские, народ их гениален,

Трудолюбив, упорен, храбр,

Великий северный народ,

Отряд его,

Дерзал он в Англии в тот год!

И нам помог он очень сильно,

Шпионов выловив обильно,

Объединённая бригада,

Сражалась храбро, дерзко, смело,

Так строилось в том сыске дело,

Что с готами вполне умело,

Плечо к плечу мы воевали,

И их в борьбе мы побеждали,

И одолели в битве той,

Их покарав в войне большой!

Монах стоял, рассказ тот слушал,

И находился в потрясеньи,

Он от того, что здесь услышал!

Был потрясён Джозеф в смятеньи,

От этого в большом смущеньи!

Что с готами была война!

И русские теперь друзья!

Им, англичанам, сильно помогли,

К своим предателям отважно привели,

Их русские надёжные друзья,

Здесь действуя по дружески, не зря!

Сказал Джозеф,

Всё это я,

В своём аббатстве расскажу,

Монахам, братьям я скажу,

О том, как наши смелые потомки,

Боролись с готами отважно,

Как с русскими нам было важно,

Наладить дружбы крепкой единенье,

И прочь прогнать о том сомненье!

Я обо всём поведаю в аббатстве,

Что русские нам в сыске помогли,

Они к врагам нас привели!

Бернард часы отдал Джозефу,

Как доказательство того,

Что в будущем монах сей побывал,

И здесь он многое узнал!

Семейной парой был накормлен,

Отмыт, обстиран,

Подарили,

Ему они велосипед,

Чтобы вернулся он без бед,

В свою не близкую обитель,

Надеясь в том,

Что он вернётся,

В своё прошедшее теперь,

Откроется обратно дверь!

С семейной парой Джозеф попрощался,

Был благодарен сильно им,

За кров, еду, питьё,

И чистую постель,

И баню, стиранную рясу,

Скрип двери,

Стареньких петель,

Открытых ими перед ним,

Он обращался так к двоим!

За Вас в аббатстве помолюсь,

Когда в обитель я вернусь,

И Вами как потомками горжусь!

Поехал робко он домой,

Дорогою знакомой и одной,

Был оснащён монах едой,

Еда в багажнике лежала,

Супругов пара пожелала,

Ему удачи в возвращеньи,

Велосипед осваивать в терпеньи!

Монах велосипед освоил,

Так конь стальной,

Его устроил!

Домой поехал наш монах,

Но думал,

Видел не во снах,

Картины эти, в настоящем,

И в будущем теперь я побывал!

Сумею ль я назад уйти,

Обитель снова обрести,

Во времени моём средневековом,

Мне столь привычном, и не новом!

Вдруг видит Джозеф гей парад,

Где голых мужланов наряд,

Лишь шляпки дамские да туфли,

Все напомажены они,

И Джозеф обращает взгляд,

На них,

Но каждый этот рад,

Чтоб Джозеф стал в их пошлый ряд,

И там его скорее обольстить,

Раздеть совсем и наклонить!

О ужас!

Видит содомию,

Гоморрию полнейшего разврата,

Ума у них полна палата,

Умишко их, сплошная вата,

Когда же им придёт расплата?!

Друг друга пользуют на улице они,

В разврате ночи их и дни!

Он слышит крики, охи, ахи, стоны,

Поклоны, пляски и наклоны!

Вдруг рослый тип,

Джозефа замечает,

Его нагим он тут же соблазняет,

Стояк большой он показал,

Но крикнул, я его сосал!

Кричал тот тип,

Эй ты разденься,

И с нами ты придурок слейся,

Но пива нашего напейся!

Баварское оно из наших почек,

Мы пьём его средь тёмных ночек,

И нет у нас детей,

Сынов и дочек!

Нам ничего не помешает,

Ведь каждый среди нас желает,

Друг друга в страстном наклоненьи,

В таком радения забвеньи!

И рясу скинь и к нам пристань,

И будешь с нами веселиться,

И в сауне с наклонами резвиться,

Но можешь с нами ты напиться,

И членом толстый похвалиться,

Давай, давай скорее к нам,

Отдай хозяйство ты к рукам!

Так Джозеф свастику у них заметил,

И кличи готские затем монах приметил,

И про себя потом отметил,

Всё их желание к разбою,

Звериному, но не волков, их вою!

А кличи были их такими,

Что мол фашизм прекрасен и велик,

Имеет человечий лик!

Но всякий «человечий лик»,

Несёт в себе сокрытый клык!

Клыки кинжалов для разбоя,

И для грабительского воя!

Монах велосипед пришпорил,

Езду свою Джозеф удвоил,

И скоро он от них умчался,

Уехал быстро он от них,

Развратных пошляков,

В содомии чужих!

За город выехал монах,

И в поле скоро очутился,

Он ехать быстро научился!

Светило Солнце на закате,

Он думал так,

Теперь в палате,

Где трапезы у нас проходят,

Там, где закончилось вино,

Есть пиво,

Было б там легко!

Упали эти здесь на дно,

Отпадного и пошлого греха,

Греха содомии, с гоморрой,

В разврате с блудом быстрой, скорой!

Да, мы постов не соблюдали,

И ели, пили, пировали,

Вина мы много выпивали,

И девок щупали и женщин,

По кельям с ними оставаясь,

Их от мужей порою уводили,

Но ужас, ох, какой разврат,

От них умчался,

Как я рад,

Конь радует меня сто крат!

Вдруг хитрый Джозеф вспоминает,

Что есть давно уже желает!

Эмилия с Бернардом честно,

Еду ему в багажник положили,

И виноградный сок налили,

Ему в старинную бутылку.

Так в ХХI нашем веке,

Монах поел, попил неплохо,

Свой путь в обитель продолжал,

Но приключение продолжил,

Его ждёт снова испытанье,

Последнее его терзанье!

Монах поел, поехал быстро,

Одетый и отмытый чисто!

Так на коне стальном своём,

К аббатству подъезжает он,

Вдруг слышит, всё мы здесь пропьем,

Нагие, страстно и втроём!

К дверям подъехал,

К свежим, новым,

Ему, Джозефу незнакомым!

Стена была совсем разбита,

Видна с проломами повсюду,

Была знакомой, целой люду!

А раньше сильной возвышалась,

Она, примерно метров в десять!

Монах Джозеф перекрестился,

И на коленях помолился!

Молитву стал наш Рол читать,

Он ей не мог пренебрегать!

Вдруг гей парад он рядом слышит,

Взволнованно Рол Джозеф дышит,

Его они гурьбой настигли,

Ему большое испытанье,

И с ними в драке состязанье,

Ждёт заново упрямого Джозефа,

У свода, арочного нефа!

Вдруг геи злобно прибежали,

Но тут аббатство им открылось,

И тут же все они разделись,

Но в обуви одной остались!

Гоморрия случилась с ними там,

Содомия и каждый пьян,

В развратной страсти, в пошлой рьян,

Был Джозеф в целом, не буян,

В своём аббатстве за стенами,

Стоял Рол Жозеф наш сражённый,

И этим видом поражённый!

За стенами монастыря,

Разврат и гадости творя,

Они в бесчинстве, в иступленьи,

Не пребывали в искупленьи,

Грехов своих,

И блуд был там,

Разврат, бедлам,

И шум возник из оргии и гам!

Крестился Джозеф,

Черти, бесы,

Вы, развращённые повесы,

Пойдите прочь отсюда, вон,

В молитвах призывает он!

Тут снова шок его постиг,

Он видит новый, грязный миг!

Вдруг видит Джозеф аббатису,

Она, раздевшись догола,

Двух голых геев привела,

Но в ту молельную палату,

Где в прошлом братия молилась,

Там ела и пила, бранилась,

Но аббатиса здесь глумилась,

Над Верой в БОГА и ТВОРЦА,

Венчая геев в блуде и разврате,

В молитвенной и сей палате!

И рясу скинув она быстро,

Нагою тут же оказалась,

Но только в туфельках из кожи!

Двух геев в зал она приводит,

В аббатсве дураков сих сводит

Как жениха с его невестой!

Их скоро дура обручает,

И тут же геев двух венчает!

Сказав им ну же, тут целуйтесь,

Друг друга быстро Вы берите,

Ну и…! Ну и…!

Здесь нет понятия любите,

Заботу, ласку, верность Вы дарите!

Они отсутствуют совсем,

Без размышлений и дилемм,

Всех прочих важных, нужных тем!

Она разделась и затем,

С прислужницей своей нагою!

Что тоже девка лесбиянка,

Зовётся дура, просто, Жанка!

Она им кольца золотые преподносит,

На старом медном блюде!

Слова такие произносит,

Пусть каждый нас обнять попросит,

Мы снова оргию начнём,

Её мы в страсти разовьём,

В молельной зале вчетвером,

И выпьем старый, крепкий ром,

В бочонках он у нас остался,

Но быстро нами выпивался!

О ужас, крикнул наш Джозеф,

В той зале дружно мы молились,

С крестьянами потом крестились,

Сей зал был самым главным местом,

Обрядов веры протестантской,

Но проще рифмой, англиканской!

И тут случилась содомия,

Разврат, совсем паденье нравов,

В аббатстве этом развращенье,

В котором жил я в прошлом, раньше,

И ел и пил, крестился и трудился,

И храмом сим монашеским гордился,

В котором в прошлом я молился!

А блюдо,

Блюдо, БОЖЕ мой,

Оно с просфорами для храма,

Служило нам оно когда-то,

Для хлебов постных преломленья!

Нет больше сил моих, терпенья,

И нет им здесь совсем прощенья!

Тут Джозеф наш монах решился,

На храбрый сей, отчаянный поступок,

Из храма выгнать геев прочь

И лесбиянок тоже, в ночь!

По коже пот вдруг побежал,

Всю содомию Джозеф осознал,

Холодный, быстрый, липкий, пот,

Со лба накапал в его рот!

Спина монаха мокрой стала,

Но аббатиса закричала,

С ругательством на тучного монаха!

На них он ринулся один,

Со словом, БОГ здесь господин,

Ударил одного, другого,

И бьёт он третьего, второго!

Их вырубил большими кулаками,

Помял немного сапогами,

Что были у него под рясой,

Хотел побить четвёртого, большого,

Который просто так стоял,

И что то он в руках держал!

Снимал он видео,

И камера его,

Запечатлела всё легко,

Как храм очистил храбро Джозеф,

От геев, также лесбиянок,

Но те на помощь вдруг позвали,

Другие геи прибежали,

И бился с ними наш Джозеф,

В крови был пол,

И этот неф,

Он схватку видел до конца,

Монаха били, храбреца!

Жестоко Джозефа теперь,

Пред ним закрыли в неф тот дверь,

И в зале он один остался,

Монах, он долго отбивался,

Его хотели там раздеть,

По содомитски поиметь!

Он бил ногами и руками,

И в схватке их кусал зубами,

Раз двинул в челюсть головой,

Своей тяжёлой и большой,

И кто то с воплем улетел,

Подняться больше не посмел!

Но аббатиса тут нагой,

Кричала, бей козла толпой!

Все вы его скорей убейте,

И голову затем разбейте,

И изнасилуйте потом,

Он, оскверняет БОЖИЙ ДОМ!

На видео побоище снималось,

Там Джозефу несчастному досталось,

Уже побит он сильно был,

Но храбрости в горячке не забыл!

И драться продолжал упорно,

Стремились силы быстро и не ровно,

Из боя прочь,

Стоял монах,

Как лев отважно, средь гиен,

Не поддавался Джозеф в плен!

Вдруг мысль одна к нему пришла,

Большого с ног сбить наглеца,

И проучить тем подлеца,

Что в отдалении стоял,

И всё на камеру большую он снимал!

К нему пробился с боем наш монах,

Уставший, мокрый, весь в крови,

Но схвачен он за рясу был,

В аббатстве смелым Джозеф слыл,

Он наглеца того схватил,

И на пол в зале уронил,

Тут ряса лопнула его,

В крови рубаху вдруг открыла,

И раны, ссадины раскрыла!

Но камеру монах отнял,

Её с плит пола он поднял,

И целою она была,

Но съёмку всё ещё вела!

Он в доме двух супругов видел,

Вполне похожее устройство,

Бертран Джозефу объяснял,

Как фильмы камерой снимал!

И фильм монаху показал,

И кнопок смысл монах наш понял,

Так, видео экранное смотрел,

Он в доме у супругов добрых,

Что гостя сытно, вкусно, с пользой накормили,

Отмыли, обстирали,

И чаем Рола напоили,

Добром своим монаха одарили,

И в доме спать в постели уложили!

Немного в ней он пролежал,

Так, с пол часа, потом он встал,

В обитель Джозеф торопился,

И с парой доброю простился,

Чтоб в этот столь урочный день,

Прогнав в аббатстве сонном лень,

Домой во времени вернуться,

И в настоящее скорее окунуться!

Мне важно будет доказать,

Что я здесь смог в бою узнать,

Сказал себе Джозеф избитый,

В крови, уставший и побитый!

Он к входу быстро устремился,

На геев наш монах сердился,

В руке он левой камеру держал,

Но видео ещё снимал!

Сумел он к выходу пробиться,

Дверь отворил,

Всё начало кружиться,

Вдруг перед ним,

На пол монах упал,

От боли громко застонал,

И в прошлое своё он провалился,

В своём аббатстве очутился

И крепким сном монах забылся,

Могучим сном!

Его велосипед,

Узнал в бою цепь Джозефа побед,

И избегая многих бед,

С ним в его прошлое ушёл,

Тут настоятель Джозефа нашёл,

Как будто из стены тумана,

Упал Джозеф окровавленный,

И сон им овладел мгновенный,

На плиты нефа в этом зале,

С вещами, что он в будущем добыл,

Где побывал он, дрался, был!

Часы, фонарь, велосипед,

И камера одна, но дорогая,

Но с сильной памятью, большая!

Консервы, мясо, рыба, в банках в масле,

И сыр и хлеб и мёд и молоко,

И нож, и ложка, вилка, вот ещё,

Припас супругов оставался,

В багажнике его велосипеда,

На дно там спрятаны два пледа,

Бертран с женой монаху положили,

Потом домой Джозефа проводили,

Не смели удержать его,

Надеясь в то, что возвращенье,

Свершится быстро у монаха,

Во времени Джозеф перенесётся,

Домой в обитель он вернётся!

Так и случилось, в тот же миг,

Когда гоморру он постиг,

Упав пред выходом из залы,

Избитый в той борьбе кровавой,

Толпою умственно отсталой!

Монах, неделю отдыхал,

Он только ел и пил и спал,

Потом он к братьям возвратился,

Пред ними он перекрестился,

В молельной зале помолился,

И с речью к ним он обратился,

Всё рассказал и показал,

Он то, что каждый долго ждал!

И все, застыв от изумленья,

Джозефа слушали,

Полны были смущенья,

И изумлённого терпенья!

Так, фильм им Джозеф показал,

Как в нефе бился, воевал,

И кулаками храбро дрался,

И с содомитами сражался!

Достоин почестей и славы,

Что бесов храбро прогонял,

И с ними смело воевал,

Сказал Джозефу настоятель,

Добавив, спас тебя СОЗДАТЕЛЬ!

Открылась истина, потомки,

Их содомии пошлой гонки,

Увы, совсем развращены,

Но ужас, это нам не сны!

Сказал в аббатстве настоятель,

Послал все факты нам СОЗДАТЕЛЬ!

Европа сильно развратилась,

Ей бездна адова открылась,

Мы в пьянстве жили, но разврат,

Нам не открыл ещё столь врат,

Сказал монах, он заключил,

Что в будущем по Англии бродил!

Обитель приключение узнала,

О том, как Англия в Европе обмельчала,

Как всуе пошло развратилась,

В Содом в Гоммору частью превратилась,

И участь грустная столь ей определилась,

В разврате пошлом, так она свершилась!

24 февраля 2021 год. 18 марта 2021 год, 23, 36 до полуночи.

4 июля 2021 год, 21, 03 до полуночи.

Павлычев-Коронелли Глеб Борисович.