ПОУЧЕНИЕ ВЛАДИМИРА МОНОМАХА:. Материалы к докладу

ПОУЧЕНИЕ ВЛАДИМИРА МОНОМАХА:

Материалы к докладу

«Поучение» — уникальный памятник древнерусской письменности. Его автор, князь Владимир Всеволодович (1053–1125), внук Ярослава Мудрого, получил прозвище Мономаха по матери — родственнице византийского императора Константина IX Мономаха. Он был князем черниговским, затем переяславским (Переяславля Южного), а с 1113 г. — киевским. «Поучение» состоит из собственно наставления детям, написанного около 1100 г. В завершающей части «Поучения» наиболее ярко проявилась авторская позиция Мономаха: текст представляет собой своего рода «княжеское зерцало» — свод нравственных и практических заповедей правителя.

Князь Владимир Всеволодович, один из выдающихся государственных деятелей эпохи Киевской Руси, родился в 1053 г. Он был старшим сыном Всеволода, сына Ярослава Мудрого, и византийской принцессы — родственницы (возможно, дочери) императора Константина IX Мономаха. Из-за происхождения по материнской линии Владимир также получил прозвание Мономаха. При жизни своего отца Владимир в качестве его наместника княжил в Ростове Великом, затем, вероятно, во Владимире-Волынском, позднее в Турове, Смоленске. В молодости Мономах не раз исполнял поручения отца и своих дядей — киевских князей: например, по приказу князя Святослава Ярославича он в 1074 г. заключил мир с польским князем Болеславом II, а осенью следующего года участвовал вместе с двоюродным братом Олегом Святославичем в походе в Чехию.

После смерти отца (13 марта 1093 г. ) Мономах, хотя и располагал значительным авторитетом и военными ресурсами, отказался занять киевский великокняжеский стол, уступив его старшему двоюродному брату — туровскому князю Святополку Изяславичу. В этом поступке впервые отчётливо проявилось стремление Мономаха следовать традиционному порядку наследования стола от старшего брата к младшему. Эта верность традиции стала одной из характерных черт его политического кредо. Так, в 1094 г., когда Олег Святославич, вынужденный покинуть Русь после смерти отца, потребовал вернуть себе отцовский Чернигов, Мономах добровольно уступил город старшему родственнику. В 1096 г. Олег Святославич отказался от совместного похода русских князей против кочевников-половцев. Это привело к кровопролитной междоусобице, в которой Мономах поддержал киевского князя Святополка против Олега. Чтобы предотвратить повторение подобных печальных событий, Мономах вместе с другими князьями организовал в 1097 г. в крепости Любеч съезд князей-Рюриковичей со всей Руси. На съезде князья провозгласили принцип единства и династического мира под лозунгом «каждый да держит отчину свою». Тем самым, фактически, закреплялось распределение княжеств-волостей, сложившееся к 1094 г.

В результате Мономах закрепил за собой Переяславль-Русский, Ростов, Смоленск, а также Новгород, где княжил его старший сын Мстислав (от англосаксонской принцессы Гиды, дочери короля Харальда Годвинсона). В результате Любечского съезда на Руси сложился своеобразный «дуумвират» — соправление Мономаха и Святополка Изяславича. При этом Мономах пользовался даже большим влиянием и авторитетом, чем Святополк. Именно Владимир Всеволодович стал главным организатором походов русских князей в степь для совместного активного отпора набегам половцев. Именно противостояние угрозе со стороны степи являлось важнейшей военно-политической задачей того времени. В результате победоносных походов 1103, 1107, 1111 и 1116 гг. половецкая опасность была устранена более, чем на полвека. Половцам отныне оказалась отведена подчиненная роль союзников тех или иных русских князей в их междоусобной борьбе.

После кончины великого князя киевского Святополка (в апреле 1113 г. ) по приглашению киевлян Мономах беспрепятственно занял киевский стол. Вскоре, однако, ему пришлось подавлять волнения и беспорядки, вызванные притеснениями администрации умершего князя и деятельностью ростовщиков. По-видимому, именно в это время Владимир Всеволодович издал некоторые законы, направленные на ограничение доходов ростовщиков. Эти установления сохранились в составе Пространной редакции Русской правды под заглавием «Устав Володимерь Всеволодича». Княжение Мономаха в Киеве стало временем внутриполитической стабилизации на Руси. Под властью Владимира Всеволодовича с 1118 г. находилась бó льшая часть русских земель, за исключением Чернигова и Полоцка.

Важнейшим элементом внутриполитической программы Мономаха стало решение вопроса о передаче по наследству киевского великокняжеского стола. Владимир Всеволодович мечтал, что «мать городов русских» останется в руках его старшего сына Мстислава Владимировича, а затем и его потомков. Подготавливая осуществление своего плана, Мономах в 1117 г. перевёл Мстислава из Новгорода на княжение на юг, в Белгород Киевский. Одновременно он добился, чтобы Мстислав и следующий по старшинству сыном Мономаха — Ярополк (у которого не было наследников), заключили договора, по которому после Ярополка киевский стол должен был перейти к Мстиславичам.

Эти меры шли резко вразрез сложившейся на Руси так называемой «лествичной» системе, по которой великоняжеский престол должен был занимать старший в роду. Вероятно, в знак протеста против подобных радикальных преобразований владимиро-волынского князь Ярослав Святополчич, к которому по традиционным правилам должен был перейти Киев после Мономаха, в 1117 г. выступил против Владимира Всеволодовича. В военном конфликте Мономах одержал победу и присоединил Волынь к своим владениям. Это привело к военному конфликту Руси с Венгрией и Польшей, правители которых – король Иштван II и князь Болеслав III Кривоустый – поддерживали Ярослава. Конфликт завершился лишь в 1123 г., после гибели Ярослава Святополчича под стенами Владимира-Волынского. Два года спустя скончался и сам Владимир Всеволодович. Его замыслам о единстве Руси не суждено было сбыться. Уже в 30-е гг. XII в. вражда между Мономашичами (Ярополком, Юрием Долгоруким, Андреем) повергла Русь в череду усобиц, практически не прекращавшихся вплоть до монгольского нашествия. Время правления Владимира Всеволодовича вскоре стало восприниматься как своего рода «золотой век» Русского государства. Это нашло отражение в некоторых позднейших летописях, а также написанном во 2-й четверти XIII в. «Слове о погибели земли Русской». Мифологизация его фигуры повлияла в XVI в. на формирование предания о византийском происхождении так называемой шапки Мономаха как коронационной инсигнии Русского государства.

Как бы предчувствуя грядущие потрясения, Владимир Всеволодович адресовал своим детям «Поучение», в котором призывал хранить единство и не искать чужого. Этот уникальный памятник древнерусской литературы сохранился в единственном (частично поврежденном) списке — в составе Лаврентьевской летописи XIV в. Там он помещен под 1096 г., между рассуждением о происхождении половцев и рассказом летописца о беседе с новгородцем Гюрятой Роговичем. Сразу за «Поучением» следуют еще два произведения Владимира Всеволодовича: своеобразная автобиография князя («рассказ о путях и ловах») и его послание черниговскому князю Олегу Святославичу. Список «путей» представляет собой перечисление военных походов и административных поездок Мономаха. Он несомненно основан на каких-то ведшихся князем или сопровождавшими его лицами летописно-дневниковых записях и содержит ряд сведений, дополняющих или уточняющих летописи. Как и «Поучение», список был первоначально составлен около 1100 г., а позднее дополнен в 1117 г. или несколько позднее.

Большой интерес представляет вопрос об источниках, которыми пользовался Мономах при создании своего сочинения. «Поучение» начинается призывом князя Владимира к своим преемникам «не лениться, а трудиться», иметь «страх Божий в сердце своем» и «милостыню подавать нескудную». Следуя этому принципу Мономах не захотел участвовать в предложенной ему другими князьями клятвопреступной — то есть нарушавшей достигнутые на Любечском съезде 1097 г. соглашения — войне против своих двоюродных племянников: сидевших на юге Волыни сыновей князя Ростислава Владимировича, старшего внука Ярослава Мудрого. От нахлынувших грустных мыслей князь сталь искать утешения в Псалтири, из которой он приводит пространную подборку цитат. Далее князь обращается к «Житию святителя Василия Великого», составленному в VIII или IX в. анонимным византийским автором, известным как Псевдо-Амфилохий Иконийский. В этом агиографическом памятнике Мономаха привлекают слова о скромности и послушании старшим. Славянский перевод этого жития известен только по одному русскому списку 2-й половины XIV в., но памятник, вероятно, имел хождение на Руси в составе Миней (сборников житий святых) уже в XI-XII вв.

Последующие нравственные сентенции Владимира Всеволодовича представляют собой парафраз одного из поучений уже самого святителя Василия Великого (IV в. ), вошедшего в православные богослужебные сборники: «Пролог» (под 21 января) и «Триодь Постную» (среди паремийных чтений в первый день Великого поста).

Далее Мономах обращается к мысли о величии Бога и Его творения. При этом он вновь приводит многочисленные цитаты из Псалтири, а также «Триоди Постной», в основном из песнопений 1-й великопостной недели. Возможно, в этой части Мономах использовал также популярный в средние века богословский трактат «Шестоднев» Иоанна, экзарха Болгарского (болгарского книжника Х в. ), хотя прямых заимствований установить не удается.

Завершающая часть «Поучения» (перед списком «путей», княжеских походов и поездок) – представляет собой наиболее самостоятельный текст, принадлежащий самому Владимиру Всеволодовичу. Это своего рода «княжеское зерцало» — свод нравственных и практических заповедей правителя. Прежде всего, Мономах призывает во всякое свободное время совершать индивидуальную молитву; далее следуют краткие и емкие наставления о покровительстве слабым, недопустимости убийства ни при каких обстоятельствах, об осмотрительности при принесении клятв и необходимости их строгого соблюдения, о почитании и покровительстве духовным лицам, о погибельности различных грехов (гордыни, лжи, пьянства и блуда). По мнению Монмаха, князь должен и у себя дома, и в военных походах лично следить за всеми делами, не пролагаясь на слуг и приближенных, контролировать дисциплину в своем войске, соблюдать неприкосновенность иноземных купцов и послов, учиться, в особенности — знать другие языки, но главное — иметь «страх Божий».

Послание к черниговскому князю Олегу Святославичу было написано в 1097 г. Оно стало откликом на события в Муроме 6 сентября 1096 г., когда в битве с Олегом был убит один из старших сыновей Мономаха — князь Изяслав Владимирович. Вина Олега усугублялась тем, Изяслав был не только его родичем, но и крестником. Несмотря на это, в послании, отмеченном чистотой и искренностью, Мономах прощает князю Олегу гибель сына, призывает черниговского князя к миру, удивляется тому, что Олег не раскаивается в совершенном грехе, и, наконец, указывает на суетность земных приобретений. В заключительных молитвах к Святой Троице, Христу, Богоматери и святителя Андрею Критскому (автору знаменитого покаянного канона, который читают на православном богослужении в начале Великого Поста) Мономах, как и в «Поучении» обильно использует цитаты из «Триоди Постной», а также покаянного канона Андрея Критского.

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ

ПЕРЕВОД

ПОУЧЕНИЕ Азъ худый, дѣ домъ своимъ Ярославомъ, благословленымъ, славнымъ, наречный въ крещении Василий, русьскымь именемь Володимиръ, отцемь възлюбленымь и матерью своею Мьномахы… и хрестьяных людий дѣ ля, колико бо сблюдъ по милости своей и по отни молитвѣ от всѣ х бѣ дъ! Сѣ дя на санех, помыслих в души своей и похвалих бога, иже мя сихъ дневъ грѣ шнаго допровади. Да дѣ ти мои, или инъ кто, слышавъ сю грамотицю, не посмѣ йтеся, но ему же люба дѣ тий моихъ, а приметь е́ в сердце свое, и не лѣ нитися начнеть, тако же и тружатися. Первое, бога дѣ ля и душа своея, страх имѣ йте божий в сердци своемь и милостыню творя неоскудну, то бо есть начатокъ всякому добру. Аще ли кому не люба грамотиця си, а не поохритаються, но тако се рекуть: на далечи пути, да на санех сѣ дя, безлѣ пицю си молвилъ. Усрѣ тоша бо мя слы от братья моея на Волзѣ, рѣ ша: «Потъснися к нам, да выженемъ Ростиславича и волость ихъ отъимем; иже ли не поидеши с нами, то мы собѣ будем, а ты собѣ ». И рѣ хъ: «Аще вы ся и гнѣ ваете, не могу вы я ити, ни креста переступити». И отрядивъ я́, вземъ Псалтырю, в печали разгнухъ я́, и то ми ся выня: «Вскую печалуеши, душе? Вскую смущаеши мя? » и прочая. И потомь собрах словца си любая, и складохъ по ряду, и написах: Аще вы последняя не люба, а передняя приимайте. «Вскую печална еси, душе моя? Вскую смущаеши мя? Уповаи на бога, яко исповѣ мся ему». «Не ревнуй лукавнующимъ, ни завиди творящимъ безаконье, зане лукавнующии потребятся, терпящии же господа, — ти обладають землею». — И еще мало. — «И не будеть грѣ шника; взищеть мѣ ста своего, и не обрящеть. Кротции же наслѣ дять землю, насладяться на множьствѣ мира. Назираеть грѣ шный праведнаго, и поскрегчеть на нь зубы своими; господь же посмѣ ется ему и прозрить, яко придеть день его. Оружья извлекоша грѣ шьници, напряже лукъ свой истрѣ ляти нища и убога, заклати правыя сердцемь. Оружье ихъ внидеть в сердця ихъ, и луци ихъ скрушатся. Луче есть праведнику малое, паче богатства грѣ шных многа. Яко мышца грѣ шных скрушится, утвержаеть же праведныя господь. Яко се грѣ шници погыбнуть; праведныя же милуя и даеть. Яко благословящии его наслѣ дят землю, кленущии же его потребятся. От господа стопы человѣ ку исправятся. Егда ся падеть, и не разбьеться, яко господь подъемлеть руку его. Унъ бѣ х, и сстарѣ хся, и не видѣ хъ праведника оставлена, ни сѣ мени его просяща хлѣ ба. Весь день милуеть и в заимъ даеть праведный, и племя его благословлено будеть. Уклонися от зла, створи добро, взищи мира и пожени, и живи в вѣ кы вѣ ка». «Внегда стати человѣ комъ, убо живы пожерли ны быша; внегда прогнѣ ватися ярости его на ны, убо вода бы ны потопила». «Помилуй мя, боже, яко попра мя человѣ къ весь день боряся, стужи ми. Попраша мя врази мои, яко мнози борющиися со мною с выше». «Возвеселится праведник, и егда видить месть; руцѣ свои умыеть в крови грѣ шника. И рече убо человѣ къ: аще есть плодъ праведника, и есть убо бог судяй земли». «Измий мя от врагъ моихъ, боже, и от встающих на мя отьими мя. Избави мя от творящих безаконье, и от мужа крови спаси мя; яко се уловиша душю мою». «И яко гнѣ въ въ ярости его, и животъ в воли его; вечеръ водворится плачь, а заутра радость». «Яко лучьши милость твоя, паче живота моего, и устнѣ мои похвалита тя. Тако благословлю тя в животѣ моемь, и о имене твоемь въздѣ ю руцѣ мои». «Покры мя от соньма лукаваго и от множьства дѣ лающих неправду». «Възвеселитеся вси праведнии сердцемь. Благословлю господа на всяко время, воину хваля его», и прочая. Яко же бо Василий учаше, собрав ту уноша, душа чисты, нескверньни, тѣ леси худу, кротку бесѣ ду и в мѣ ру слово господне: «Яди и питью бесъ плища велика быти, при старых молчати, премудрыхъ слушати, старѣ йшимъ покарятися, с точными и меншиими любовь имѣ ти; без луки бесѣ дующе, а много разумѣ ти; не сверѣ повати словомь, ни хулити бесѣ дою, не обило смѣ ятися, срамлятися старѣ йших, к женам нелѣ пымъ не бесѣ довати, долу очи имѣ ти, а душю горѣ, пребѣ гати; не стрѣ кати учить легкых власти, ни в кую же имѣ ти, еже от всѣ х честь. Аще ли кто васъ можеть инѣ мъ услѣ ти, от бога мьзды да чаеть и вѣ чных благъ насладится». «О Владычице богородице! Отъими от убогаго сердца моего гордость и буесть, да не възношюся суетою мира сего» в пустошнѣ мь семь житьи. Научися, вѣ рный человѣ че, быти благочестию дѣ латель, научися, по евангельскому словеси, «очима управленье, языку удержанье, уму смѣ ренье, тѣ лу порабощенье, гнѣ ву погубленье, помыслъ чистъ имѣ ти, понужаяся на добрая дѣ ла, господа ради; лишаемъ — не мьсти, ненавидимъ — люби, гонимъ — терпи, хулимъ — моли, умертви грѣ хъ». «Избавите обидима, судите сиротѣ, оправдайте вдовицю. Придѣ те, да сожжемъся, глаголетъ господь. Аще будуть грѣ си ваши яко обращени, яко снѣ гъ обѣ лю я́ », и прочее. «Восияеть весна постная и цвѣ тъ покаянья, очистимъ собе, братья, от всякоя крови плотьскыя и душевныя. Свѣ тодавцю вопьюще рцѣ мъ: «Слава тобѣ, человѣ колюбче! » Поистинѣ, дѣ ти моя, разумѣ йте, како ти есть человѣ колюбець богъ милостивъ и премилостивъ. Мы человѣ ци, грѣ шни суще и смертни, то оже ны зло створить, то хощемъ и́ пожрети и кровь его прольяти вскорѣ; а господь нашь, владѣ я и животомъ и смертью, согрѣ шенья наша выше главы нашея терпить, и пакы и до живота нашего. Яко отець, чадо свое любя, бья, и пакы привлачить е́ к собѣ, тако же и господь нашь показал ны есть на врагы побѣ ду, 3-ми дѣ лы добрыми избыти его и побѣ дити его: покаяньемъ, слезами и милостынею. Да то вы, дѣ ти мои, не тяжька заповѣ дь божья, оже тѣ ми дѣ лы 3-ми избыти грѣ ховъ своихъ и царствия не лишитися. А бога дѣ ля не лѣ нитеся, молю вы ся, не забывайте 3-х дѣ лъ тѣ хъ: не бо суть тяжка; ни одиночьство, ни чернечьство, ни голодъ, яко инии добрии терпять, но малым дѣ ломь улучити милость божью. «Что есть человѣ къ, яко помниши и́? » «Велий еси, господи, и чюдна дѣ ла твоя, никак не разумъ человѣ ческъ не можетъ исповѣ дати чюдес твоихъ; и пакы речемъ: велий еси, господи, и чюдна дѣ ла твоя, и благословено и хвално имя твое в вѣ кы и по всей земли». Иже кто не похвалить, ни прославляеть силы твоея и твоих великых чюдес и доброт, устроеных на семь свѣ те: како небо устроено, како ли солнце, како ли луна, како ли звѣ зды, и тма, и свѣ т, и земля на водах положена, господи, твоимъ промыслом! Звѣ рье разноличнии, и птица и рыбы украшено твоимъ промыслом, господи! И сему чюду дивуемъся, како от персти создавъ человѣ ка, како образи разноличнии въ человѣ чьскыхъ лицих, — аще и весь миръ совокупить, не вси въ одинъ образ, но кый же своимъ лиць образом, по божии мудрости. И сему ся подивуемы, како птица небесныя изъ ирья идутъ, и первѣ е, въ наши руцѣ, и не ставятся на одиной земли, но и сильныя и худыя идуть по всѣ мъ землямъ, божиимь повелѣ ньемь, да наполнятся лѣ си и поля. Все же то далъ богъ на угодье человѣ комъ, на снѣ дь, на веселье. Велика, господи, милость твоя на нас, иже та угодья створилъ еси человѣ ка дѣ ля грѣ шна. И ты же птицѣ небесныя умудрены тобою, господи; егда повелиши, то вспоють, и человѣ кы веселять тобе; и егда же не повелиши имъ, языкъ же имѣ юще онемѣ ють. «А благословенъ еси, господи, и хваленъ зѣ ло! » Всяка чюдеса и ты доброты створивъ и здѣ лавъ. «Да иже не хвалить тебе, господи, и не вѣ руеть всѣ м сердцемь и всею душею во имя отца и сына и святаго духа, да будеть проклятъ». Си словца прочитаюче, дѣ ти моя, божественая, похвалите бога, давшаго нам милость свою: а се от худаго моего безумья наказанье. Послушайте мене: еще не всего приимете, то половину. Аще вы богъ умякчить сердце, и слезы своя испустите о грѣ сѣ х своих, рекуще: яко же блудницю и разбойника и мытаря помиловалъ еси, тако и нас грѣ шных помилуй! И в церкви то дѣ йте и ложася. Не грѣ шите ни одину же ночь, аще можете, поклонитися до земли; а ли вы ся начнеть не мочи, а трижды. А того не забывайте, не лѣ нитеся, тѣ мъ бо ночным поклоном и пѣ ньем человѣ къ побѣ жаеть дьявола, и что въ день согрѣ шить, а тѣ мъ человѣ къ избываеть. Аще и на кони ѣ здяче не будеть ни с кым орудья, аще инѣ х молитвъ не умѣ ете молвити, а «господи помилуй» зовѣ те беспрестани, втайнѣ: та бо есть молитва всѣ х лѣ пши, нежели мыслити безлѣ пицю, ѣ здя. Всего же паче убогых не забывайте, но елико могуще по силѣ кормите, и придайте сиротѣ, и вдовицю оправдите сами, а не вдавайте сильным погубити человѣ ка. Ни права, ни крива не убивайте, ни повелѣ вайте убити его. Аще будеть повиненъ смерти, а душа не погубляйте никакоя же хрестьяны. Рѣ чь молвяче, и лихо и добро, не кленитеся богомь, ни хреститеся, нѣ ту бо ти нужа никоея же. Аще ли вы будете крестъ целовати к братьи или к кому, а ли управивъше сердце свое, на нем же можете устояти, тоже цѣ луйте, и цѣ ловавше блюдѣ те, да не, приступни, погубите душѣ своеѣ. Епископы, и попы, и игумены… с любовью взимайте от них благословленье, и не устраняйтеся от них, и по силѣ любите и набдите, да приимете от них молитву… от бога. Паче всего гордости не имѣ йте в сердци и въ умѣ, но рцѣ мъ: смертни есмы, днесь живи, а заутра в гробъ; се все, что ны еси вдалъ, не наше, но твое, поручил ны еси на мало дний. И в земли не хороните, то ны есть великъ грѣ хъ. Старыя чти яко отца, а молодыя яко братью. В дому своемь не лѣ нитеся, но все видите; не зрите на тивуна, ни на отрока, да не посмѣ ются приходящии к вам ни дому вашему, ни обеду вашему. На войну вышедъ, не лѣ нитеся, не зрите на воеводы; ни питью, ни ѣ денью не лагодите, ни спанью; и сторожѣ сами наряживайте, и ночь, отвсюду нарядивше около вои тоже лязите, а рано встанѣ те; а оружья не снимайте с себе вборзѣ, не розглядавше лѣ нощами, внезапу бо человѣ къ погыбаеть. Лжѣ блюдися и пьянства и блуда, и томъ бо душа погыбаеть и тѣ ло. Куда же ходяще путемъ по своимъ землямъ, не дайте пакости дѣ яти отрокомъ, ни своимъ, ни чюжимъ, ни в селѣ х, ни в житѣ х, да не кляти вас начнуть. Куда же поидете, иде же станете, напойте, накормите унеина; и боле же чтите гость, откуду же к вам придеть, или простъ, или добръ, или солъ, аще же не можете даромъ, — брашном и питьемь: ти бо мимоходячи прославять человѣ ка по всѣ м землямъ, любо добрым, любо злымъ. Болнаго присѣ тите; надъ мертвеця идѣ те, яко вси мертвени есмы. И человѣ ка не минѣ те, не привѣ чавше, добро слово ему дадите. Жену свою любите, но не дайте имъ надъ собою власти. Се же вы конець всему: страхъ божий имѣ йте выше всего. Аще забываете сего, а часто прочитайте: и мне будеть бе-сорома, и вамъ будеть добро. Его же умѣ ючи, того не забывайте доброго, а его же не умѣ ючи, а тому ся учите, яко же бо отець мой, дома сѣ дя, изумѣ яше 5 языкъ, в томъ бо честь есть от инѣ хъ земль. Лѣ ность бо всему мати: еже умѣ еть, то забудеть, а его же не умѣ еть, а тому ся не учить. Добрѣ же творяще, не мозите ся лѣ нити ни на что же доброе, первое к церкви: да не застанеть васъ солнце на постели; тако бо отець мой дѣ яшеть блаженый и вси добрии мужи свершении. Заутренюю отдавше богови хвалу, и потомъ солнцю въсходящю, и узрѣ вше солнце, и прославити бога с радостью и рече: «Просвѣ ти очи мои, Христе боже, иже далъ ми еси свѣ тъ твой красный! И еще: «Господи, приложи ми лѣ то къ лѣ ту, да прокъ, грѣ ховъ своих покаявъся, оправдивъ животь», тако похвалю бога и сѣ дше думати с дружиною, или люди оправливати, или на ловъ ѣ хати, или поѣ здити, или лечи спати: спанье есть от бога присужено полудне. О тъ чина бо почиваеть и звѣ рь, и птици, и человѣ ци. А се вы повѣ даю, дѣ ти моя, труд свой, оже ся есмь тружалъ, пути дѣ я и ловы с 13 лѣ т. Первое к Ростову идохъ, сквозѣ вятичѣ, посла мя отец, а сам иде Курьску; и пакы 2-е к Смолиньску со Ставкомь и с Гордятичемъ, той пакы и отъиде к Берестию со Изяславомь, а мене посла Смолиньску, то и-Смолиньска идохъ Володимерю. Тое же зимы тои посласта Берестию брата на головнѣ, иде бяху ляхове пожгли, той ту блюдъ городъ тихъ. Та идохъ Переяславлю отцю, а по Велицѣ дни ис Переяславля та Володимерю — на Сутейску мира творить с ляхы. Оттуда пакы на лѣ то Володимерю опять. Та посла мя Святославъ в Ляхы; ходивъ за Глоговы до Чешьскаго леса, ходивъ в земли ихъ 4 мѣ сяци. И в то же лѣ то и дѣ тя ся роди старѣ йшее новгородьское. Та оттуда Турову, а на весну та Переяславлю, таже Турову. И Святославъ умре, и язъ пакы Смолиньску, а и-Смоленьска той же зимѣ та к Новугороду; на весну Глѣ бови в помочь. А на лѣ то со отцемь подъ Полтескъ, а на другую зиму с Святополкомъ подъ Полтескъ, — ожьгъше Полтескъ; онъ иде Новугороду, а я с половци на Одрьскъ, воюя, та Чернигову. И пакы, и-Смолиньска къ отцю придох Чернигову. И Олегъ приде, из Володимеря выведенъ, и возвах и́ к собѣ на обѣ дъ со отцемь в Черниговѣ, на Краснѣ мь дворѣ, и вдахъ отцю 300 гривен золота. И пакы и-Смолиньска же пришедъ, и проидох сквозѣ половечьскыи вои, бьяся, до Переяславля, и отца налѣ зохъ с полку пришедше. То и пакы ходихомъ, том же лѣ тѣ, со отцемь и со Изяславомь биться Чернигову с Борисомь, и побѣ дихомъ Бориса и Олга. И пакы идохом Переяславлю, и стахом во Обровѣ. И Всеславъ Смолнескъ ожьже, и азъ всѣ дъ с черниговци о двою коню, и не застахом… въ Смолиньскѣ. Тѣ м же путем по Всеславѣ пожегъ землю и повоевавъ до Лукамля и до Логожьска, та на Дрьютьскъ воюя, та Чернигову. А на ту зиму повоеваша половци Стародубъ весь, и азъ шедъ с черниговци и с половци, на Деснѣ изьимахом князи Асадука и Саука, и дружину ихъ избиша. И на заутреѣ за Новым Городом разгнахомъ силны вои Белкатгина, а семечи и полонъ весь отяхом. А въ вятичи ходихом по двѣ зимѣ на Ходоту и на сына его, и ко Корьдну, ходихъ 1-ю зиму. И пакы по Изяславичихъ за Микулинъ, и не постигохом ихъ. И на ту весну къ Ярополку совкуплятъся на Броды. Том же лѣ тѣ гонихом по половьцихъ за Хоролъ, иже Горошинъ взята. И на ту осень идохом с черниговци и с половци, с читѣ евичи, к Мѣ ньску изъѣ хахом городъ, и не оставихом у него ни челядина, ни скотины. На ту зиму идохом къ Ярополку совокуплятися на Броды, и любовь велику створихом. И на весну посади мя отець в Переяславли передъ братьею, и ходихом за Супой. И ѣ дучи к Прилуку городу, и срѣ тоша ны внезапу половечьскыѣ князи, 8 тысячь, и хотѣ хом с ними ради битися, но оружье бяхомъ услали напередъ на повозѣ хъ, и внидохом в городъ; только семцю яша единого живого, ти смердъ нѣ колико, а наши онѣ хъ боле избиша и изьимаша, и не смѣ ша ни коня пояти в руцѣ, и бѣ жаша на Сулу тое ночи. И заутра, на Госпожинъ день, идохом к Бѣ лѣ Вежи, и богъ ны поможе и святая богородица: избихом 900 половець, и два князя яхом, Багубарсова брата, Асиня и Сакзя, а два мужа толко утекоста. И потомь на Святославль гонихом по половцих, и потомь на Торческый городъ, и потомь на Гюргевъ по половцих. И пакы на той сторонѣ у Красна половци побѣ дихом; и потомь с Ростиславомъ же у Варина вежѣ взяхом. И потом ходивъ Володимерю, паки Ярополка посадих, и Ярополкъ умре. И пакы по отни смерти и при Святополцѣ, на Стугнѣ бившеся съ полови и до вечера, бихом — у Халѣ па, и потом миръ створихом с Тугорканомъ и со инѣ ми князи половечьскыми; и у Глѣ бовы чади пояхом дружину свою всю. И потом Олегъ на мя приде с Полевьчьскою землею к Чернигову, и бишася дружина моя с нимь 8 дний о малу греблю, и не вдадуче внити имъ въ острогъ; съжаливъси хрестьяных душь и селъ горящих и манастырь, и рѣ хъ: «Не хвалитися поганым! » И вдахъ брату отца его мѣ сто, а самъ идох на отця своего мѣ сто Переяславлю. И выидохом на святаго Бориса день ис Чернигова, и ѣ хахом сквозѣ полкы половечьскиѣ, не въ 100 дружине, и с дѣ тми и с женами. И облизахутся на нас акы волци стояще, и от перевоза и з горъ. Богъ и святый Борись не да имъ мене в користь, — неврежени доидохом Переяславлю. И сѣ дѣ хъ в Переяславли 3 лѣ та и 3 зимы, и с дружиною своею, и многы бѣ ды прияхом от рати и от голода. И идохом на вои ихъ за Римовъ, и богъ ны поможе: избихом я́, а другия поимахом. И пакы Итлареву чадь избиша, и вежи ихъ взяхом, шедше за Голтавомь. И Стародубу иходом на Олга, зане ся бяше приложилъ к половцем. И на Богъ идохом, с Святополком на Боняка за Рось. И Смолиньску идохом, с Давыдомь смирившеся. Паки идохом другое с Вороницѣ. Тогда же и торци придоша ко мнѣ, и с половець читѣ евичи, идохом противу имъ на Сулу. И потомь паки идохом к Ростову на зиму, и по 3 зимы ходихом Смолинску. И-Смолиньска идох Ростову. И пакы, с Святополком гонихом по Боняцѣ, но ли оли… убиша, и не постигохом ихъ. И потом по Боняцѣ же гонихом за Рось, и не постигохом его. И на зиму Смолинску идохъ, и-Смоленска по Велицѣ дни выидох; и Гюргева мати умре. Переяславлю пришедъ на лѣ то, собрах братью. И Бонякъ приде со всѣ ми половци къ Кснятиню, идохом за не ис Переяславля за Сулу, и богъ ны поможе, и полъкы ихъ побѣ дихом, и князи изьимахом лѣ пшии, и по Рожествѣ створихом миръ съ Аепою, и поимъ у него дчерь, идохом Смоленьску. И потом идох Ростову. Пришед из Ростова, паки идох на половци на Урубу с Святополком, и богъ ны поможе. И потом паки на Боняка к Лубьну, и богъ ны поможе. И потом ходихом к Воиню с Святополком; и потом пакы на Донъ идохом с Святополком и с Давыдомъ, и богъ ны поможе. И к Выреви бяху пришли Аепа и Бонякъ, хотеша взяти и́ ко Ромну идох со Олгомь и з дѣ тми на нь, и они очутивше бежата. И потом к Мѣ ньску ходихом на Глѣ ба, оже ны бяше люди заялъ, и богъ ны поможе, и створихом свое мышленое. И потом ходихом къ Володимерю на Ярославця, не терпяче злобъ его. А и-Щернигова до Кыева нестишьды ѣ здих ко отцю, днемъ есмъ переѣ здилъ до вечерни. А всѣ х путий 80 и 3 великих, а прока не испомню менших. И мировъ есмъ створилъ с половечьскыми князи безъ единого 20, и при отци и кромѣ отца, а дая скота много и многы порты своѣ. И пустилъ есмъ половечскых князь лѣ пших изъ оковъ толико: Шаруканя 2 брата, Багубарсовы 3, Осеня братьѣ 4, а всех лѣ пших князий инѣ хъ 100. А самы князи богъ живы в руцѣ дава: Коксусь с сыномь, Акланъ, Бурчевичь, Таревьскый князь Азгулуй, и инѣ хъ кметий молодых 15, то тѣ хъ живы ведъ, исѣ къ, вметахъ в ту рѣ чку въ Салню. По чередам избьено не съ 200 в то время лѣ пших. А се тружахъся ловы дѣ я: понеже сѣ дох в Черниговѣ, а и-Щернигова вышед, и до сего лѣ та по сту уганивал и имь даром всею силою кромѣ иного лова, кромѣ Турова, иже со отцемь ловилъ есмъ всякъ зверь. А се в Черниговѣ дѣ ялъ есмъ: конь диких своима рукама связалъ есмь въ пущах 10 и 20 живых конь, а кромѣ того же по ровни ѣ здя ималъ есмъ своима рукама тѣ же кони дикиѣ. Тура мя 2 метала на розѣ х и с конемъ, олень мя одинъ болъ, а 2 лоси, одинъ ногами топталъ, а другый рогома болъ. Вепрь ми на бедрѣ мечь оттялъ, медвѣ дь ми у колѣ на подъклада укусилъ, лютый звѣ рь скочилъ ко мнѣ на бедры и конь со мною поверже, и богъ неврежена мя съблюде. И с коня много падах, голову си розбих дважды, и руцѣ и нозѣ свои вередих, въ уности своей вередих, не блюда живота своего, ни щадя головы своея. Еже было творити отроку моему, то сам есмь створилъ, дѣ ла на войнѣ и на ловѣ хъ, ночь и день, на зною и на зимѣ, не дая собѣ упокоя. На посадники не зря, ни на биричи, сам творилъ, что было надобѣ, весь нарядъ, и в дому своемь то, я творилъ есмь. И в ловчих ловчий нарядъ сам есмь держалъ, и в конюсѣ х, и о соколѣ хъ и о ястрябѣ х. Тоже и худаго смерда и убогыѣ вдовицѣ не далъ есмъ сильным обидѣ ти, и церковнаго наряда и службы сам есмъ призиралъ. Да не зазрите ми, дѣ ти мои, ни инъ кто, прочетъ: не хвалю бо ся ни дерзости своея, но хвалю бога и прославьляю милость его, иже мя грѣ шнаго и худаго селико лѣ т сблюд от тѣ хъ часъ смертныхъ, и не лѣ нива мя былъ створилъ, худаго, на вся дѣ ла человѣ чьская потребна. Да сю грамотицю прочитаючи, потъснѣ теся на вся дѣ ла добрая, славяще бога с святыми его. Смерти бо ся, дѣ ти, не боячи, ни рати, ни от звѣ ри, но мужьское дѣ ло творите, како вы богь подасть. Оже бо язъ от рати, и от звѣ ри, и от воды, от коня спадаяся, то никто же вас не можеть вредитися и убити, понеже не будет от бога повелѣ но. А иже от бога будеть смерть, то ни отець, ни мати, ни братья не могуть отьяти, но аче добро есть блюсти, божие блюденье лѣ плѣ ѣ есть человѣ чьскаго. О многострастный и печалны азъ! Много борешися сердцемь, и одолѣ вши, душе, сердцю моему, зане, тлѣ ньнѣ сущи, помышляю, како стати пред страшным судьею, каянья и смѣ ренья не приимшим межю собою. Молвить бо иже: «Бога люблю, а брата своего не люблю», — ложь есть. И пакы: «Аще не отпустите прегрѣ шений брату, ни вам отпустить отець вашь небесный». Пророкъ глаголеть: «Не ревнуй лукавнующим, не завиди творящим безаконье». «Что есть добро и красно, но еже жити братья вкупѣ! » Но все дьяволе наученье! то бо были рати при умных дѣ дѣ х наших, при добрых и при блаженыхъ отцихъ наших. Дьяволъ бо не хочет добра роду человѣ чскому, сваживаеть ны. Да се ти написах, зане принуди мя сынъ мой, его же еси хрстилъ, иже то сѣ дить близь тобе, прислалъ ко мнѣ мужь свой и грамоту, река: «Ладимъся и смѣ римся, а братцю моему судъ пришелъ. А вѣ ему не будевѣ местника, но възложивѣ на бога, а станутъ си пред богомь; а Русьскы земли не погубим». И азъ видѣ х смѣ ренье сына своего, сжалихси, и бога устрашихся, рекох: онъ въ уности своей и в безумьи сице смѣ ряеться — на бога укладаеть; азъ человѣ къ грѣ шенъ есмь паче всѣ х человѣ къ. Послушах сына своего, написах ти грамоту: аще ю́ приимеши с добромь, ли с поруганьемь, свое же узрю на твоемь писаньи. Сими бо словесы варих тя переди, его же почаяхъ от тебе смѣ реньем и покаяньем хотя от бога ветхыхъ своихъ грѣ ховъ оставления. Господь бо нашь не человекъ есть, но богъ всей вселенѣ, иже хощеть, в мегновеньи ока вся створити хощеть, то сам претерпѣ хуленье, и оплеванье, и ударенье, и на смерть вдася, животом владѣ я и смертью. А мы что есмы, человѣ ци грѣ шни и лиси? — днесь живи, а утро мертви, днесь в славѣ и въ чти, а заутра в гробѣ и бес памяти, ини собранье наше раздѣ лять. Зри, братъ, отца наю: что взяста, или чим има порты? но токмо оже еста створила души своей. Но да сими словесы, пославше бяше переди, брат, ко мнѣ варити мене. Егда же убиша дѣ тя мое и твое пред тобою, и бяше тебѣ, узрѣ вше кровь его и тѣ ло увянувшю, яко цвѣ ту нову процветшю, яко же агньцю заколену, и рещи бяше, стояще над ним, вникнущи въ помыслы души своей: «Увы мнѣ! что створихъ? И пождавъ его безумья, свѣ та сего мечетнаго кривости ради налѣ зох грѣ х собѣ, отцю и матери слезы». И рещи бяше Давыдскы: «Азъ знаю, грѣ х мой предо мною есть воину». Не крове дѣ ля пролитья, — помазаникъ божий Давыдъ, прелюбодѣ янье створивъ посыпа главу свою и плакася горко; во тъ час, отда ему согрѣ шенья его богъ. А к богу бяше покаятися, а ко мнѣ бяше грамоту утѣ шеную, а сноху мою послати ко мнѣ, зане нѣ сть в ней ни зла, ни добра, да бых обуимъ оплакалъ мужа ея и оны сватбы ею́, въ пѣ сний мѣ сто: не видѣ хъ бо ею́ первѣ е радости, ни вѣ нчанья ею́, за грѣ хы своя! А бога дѣ ля пусти ю́ ко мнѣ вборзѣ с первым сломь, да с нею кончавъ слезы, посажю на мѣ стѣ, и сядеть акы горлица на сусѣ древѣ желѣ ючи, а язъ утѣ шюся о бозѣ. Тѣ м бо путем шли дѣ ди и отци наши: судъ от бога ему пришелъ, а не от тебе. Аще бы тогда свою волю створилъ и Муромъ налѣ злъ, а Ростова бы не заималъ, а послалъ ко мнѣ, отсюда ся быхом уладили. Но сам разумѣ й, мнѣ ли бы послати к тебѣ достойно, ци ли тобѣ ко мнѣ? Да же еси велѣ лъ дѣ тяти: «Слися къ отцю», десятью я есмъ послалъ. Дивно ли, оже мужъ умерлъ в полку ти? Лѣ пше суть измерли и роди наши. Да не выискывати было чюжего, — ни мене в соромъ, ни в печаль ввести. Научиша бо и паропци, да быша собѣ налѣ зли, но оному налѣ зоша зло. Да еже начнеши каятися богу, и мнѣ добро сердце створиши, пославъ солъ свой, или пископа, и грамоту напиши с правдою, то и волость възмешь с добромъ, и наю сердце обратиши к собѣ, и лѣ пше будемъ яко и преже; нѣ смъ ти ворожбитъ, ни местьникъ. Не хотѣ хъ бо крови твоея видѣ ти у Стародуба: но не дай ми богъ крови от руку твоею видѣ ти, ни от повелѣ нья твоего, ни котораго же брата. Аще ли лжю, а богъ мя вѣ даеть и крестъ честный. Оли то буду грѣ х створилъ, оже на тя шедъ к Чернигову, поганых дѣ ля, а того ся каю; да то языком братьи пожаловахъ, и пакы е́ повѣ дах, зане человѣ къ есмь. Аще ти добро, да с тѣ мь… али ти лихо е, да то ти сѣ дить сынъ твой хрестьный с малым братомъ своимь, хлѣ бъ ѣ дучи дѣ день, а ты сѣ диши в своемъ — а о се ся ряди; али хочеши тою убити, а то ти еста, понеже не хочу я лиха, но добра хочю братьи и Русьскѣ й земли. А его же то и хощеши насильем, тако вѣ даяла и у Стародуба и милосердуюча по тебѣ, очину твою. Али богъ послух тому, с братом твоимъ рядилися есвѣ, а не поможеть рядитися бес тебе. И не створила есвѣ лиха ничто же, ни рекла есвѣ: сли к брату, дондеже уладимся. Оже ли кто вас не хочеть добра, ни мира хрестьяном, а не буди ему от бога мира узрѣ ти на оном свѣ тѣ души его! Не по нужи ти молвлю, ни бѣ да ми которая по бозѣ, сам услышишь; но душа ми своя лутши всего свѣ та сего. На страшнѣ й при бе-суперник обличаюся, и прочее. «Премудрости наставниче и смыслу давче, несмысленым казателю и нищим заступниче! Утверди в разумѣ мое сердце, владыко! Ты дажь ми слово, отче, се бо устнама моима не възбрани въпити ти: милостиве, помилуй падшаго! » «Упованье мое богъ, прибѣ жище мое Христосъ, покровъ мой святый дух». «Надеже и покрове мой, не презри мене, благая! Тебе бо имуще, помощницю в печали и в болѣ зни и от злых всѣ х, и тебе славлю, препѣ тая! » «И разумѣ йте и видите, яко азъ есмь богъ, испытаяй сердця и свѣ дый мысли, обличаяй дѣ ла, опаляяй грѣ хы, судяй сиротѣ, и убогу, и нищю». «Всклонися, душе моя, и дѣ ла своя помысли, яже здѣ я, пред очи свои принеси, и капля испусти слезъ своих, и повѣ жь явѣ дѣ янья и вся мысли Христу, и очистися». «Андрѣ а честный, отче треблаженый, пастуше Критьскый! Не престай моляся за ны чтущая тя, да избудем вси гнѣ ва, и печали, и тля, и грѣ ха, и бѣ дъ же, чтуще память твою вѣ рно». Град свой схрани, дѣ вице мати чистая, иже о тебѣ вѣ рно царствуеть, да тобою крѣ питься и тобѣ ся надѣ еть, побѣ жать вся брани, испромѣ тает противныя и творить послушанье. «О препѣ тая мати, рожьшия всѣ х святых пресвятаго Слова! Приимши нынешнее послушанье, от всякия напасти заступи и грядущия мукы к тебѣ вопьющих. Молим ти ся, раби твои, и преклоняем си колѣ ни сердця нашего: приклони ухо твое, чистая, и спаси ны в скорбех погружающаяся присно, и сблюди от всякого плѣ ненья вражья твой град, богородице! Пощади, боже, наслѣ дья твоего, прегрѣ шенья наша вся презри, нынѣ нас имѣ я молящих тя, на земли рожьшюю тя бе-сѣ мене, земную милость, изволивъ обратитися, Христе, в человѣ чьство». Пощади мя, Спасе, рожься и схрань рожьшюю тя нетлѣ нну по рожествѣ, и егда сядеши судити дѣ ла моя, яко безгрѣ шенъ и милостивъ, яко богъ и человѣ колюбець. Дѣ во пречистая, неискусна браку, богообрадованая, вѣ рным направленье! Спаси мя погыбшаго, к Сыну си вопьющи: «Помилуй мя, господи, помилуй; егда хощеши судити, не осуди мя въ огнь, ни обличи мене яростью си; молит тя дѣ ва чистая, рожшая тя, Христе, и множество ангелъ и мученикъ зборъ». О Христѣ Исусѣ господѣ нашемъ, ему же подобаеть честь и слава, отцю и сыну и святому духу, всегда и нынѣ, присно, вѣ къ.

ПОУЧЕНИЕ Я, худой, дедом своим Ярославом, благословенным, славным, нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею из рода Мономахов... и христианских ради людей, ибо сколько их соблюл по милости своей и по отцовской молитве от всех бед! Сидя на санях, помыслил я в душе своей и воздал хвалу Богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться. Прежде всего, Бога ради и души своей, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, это ведь начало всякого добра. Если же кому не люба грамотка эта, то пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу молвил. Ибо встретили меня послы от братьев моих на Волге и сказали: «Поспеши к нам, и выгоним Ростиславичей, и волость их отнимем; если же не пойдешь с нами, то мы – сами по себе будем, а ты — сам по себе». И ответил я: «Хоть вы и гневаетесь, не могу я ни с вами пойти, ни крестоцелование преступить». И, отпустив их, взял Псалтырь, в печали разогнул ее, и вот что мне вынулось: «О чем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня? » — и прочее. И потом собрал я эти полюбившиеся слова и расположил их по порядку и написал. Если вам последние не понравятся, начальные хоть возьмите. «Зачем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня? Уповай на Бога, ибо верю в него». «Не соревнуйся с лукавыми, не завидуй творящим беззаконие, ибо лукавые будут истреблены, послушные же Господу будут владеть землей». И еще немного: «И не будет грешника; посмотришь на место его и не найдешь его. Кроткие же унаследуют землю и многим насладятся миром. Злоумышляет грешный против праведного и скрежещет на него зубами своими; Господь же посмеется над ним, ибо видит, что настанет день его. Оружие извлекли грешники, натягивают лук свой, чтобы пронзить нищего и убогого, заклать правых сердцем. Оружие их пронзит сердца их, и луки их сокрушатся. Лучше праведнику малое, нежели многие богатства грешным. Ибо сила грешных сокрушится, праведных же укрепляет Господь. Как грешники погибнут, — праведных же милует и одаривает. Ибо благословляющие его наследуют землю, клянущие же его истребятся. Господом стопы человека направляются. Когда он упадет, то не разобьется, ибо Господь поддерживает руку его. Молод был и состарился, и не видел праведника покинутым, ни потомков его просящими хлеба. Всякий день милостыню творит праведник и взаймы дает, и племя его благословенно будет. Уклонись от зла, сотвори добро, найди мир и отгони зло, и живи во веки веков». «Когда восстали бы люди, то живыми пожрали бы нас; когда прогневалась бы на нас ярость его, то воды бы потопили нас». «Помилуй меня, Боже, ибо попрал меня человек; всякий день нападая, теснит меня. Попрали меня враги мои, ибо много восстающих на меня свыше». «Возвеселится праведник и, когда увидит отмщение, руки омоет свои в крови грешника. И скажет человек: “Если есть награда праведнику, значит есть Бог, творящий суд на земле”». «Освободи меня от врагов моих, Боже, и от восстающих на меня защити меня. Избавь меня от творящих беззаконие и от мужа крови спаси меня, ибо уже уловили душу мою». «Ибо гнев в мгновение ярости его, а вся жизнь в воле его: вечером водворится плач, а наутро радость». «Ибо милость твоя лучше, чем жизнь моя, и уста мои да восхвалят тебя. Так благословлю тебя при жизни моей и во имя твое воздену руки мои». «Укрой меня от сборища лукавых и от множества делающих неправду». «Возвеселитесь все праведные сердцем. Благословлю Господа во всякое время, непрестанна хвала ему», и прочее. Ибо как Василий учил, собрав юношей: иметь душу чистую и непорочную, тело худое, беседу кроткую и соблюдать слово Господне: «Есть и пить без шума великого, при старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свиреповать словом, не хулить в беседе, не смеяться много, стыдиться старших, с нелепыми женщинами не беседовать, глаза держать книзу, а душу ввысь, избегать суеты; не уклоняться учить увлекающихся властью, ни во что ставить всеобщий почет. Если кто из вас может другим принести пользу, от Бога на воздаяние пусть надеется и вечных благ насладится». «О владычица Богородица! Отними от сердца моего бедного гордость и дерзость, чтобы не величался я суетою мира сего» в ничтожной этой жизни. Научись, верующий человек, быть благочестию свершителем, научись, по евангельскому слову, «очам управлению, языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела, Господа ради; лишаемый — не мсти, ненавидимый — люби, гонимый — терпи, хулимый — молчи, умертви грех». Избавляйте обижаемого, давайте суд сироте, оправдывайте вдовицу. Приходите да соединимся, — говорит Господь. – Если будут грехи ваши как обагренные, – как снег обелю их», и прочее. «Воссияет весна поста и цветок покаяния; очистим себя, братья, от всякой крови телесной и душевной. Взывая к Светодавцу, скажем: “Слава тебе, Человеколюбец! ”» Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец Бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить и поскорее пролить его кровь; а Господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю нашу жизнь. Как отец, чадо свое любя, бьет его и опять привлекает к себе, так же и Господь наш показал нам победу над врагами, как тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь Божия, как теми делами тремя избавиться от грехов своих и царствия небесного не лишиться. Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они; ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость Божию. «Что такое человек, как подумаешь о нем? » «Велик ты, Господи, и чудны дела твои; разум человеческий не может постигнуть чудеса твои», — и снова скажем: «Велик ты, Господи, и чудны дела твои, и благословенно и славно имя твое вовеки по всей земле». Ибо кто не восхвалит и не прославит силу твою и твоих великих чудес и благ, устроенных на этом свете: как небо устроено, или как солнце, или как луна, или как звезды, и тьма, и свет, и земля на водах положена, Господи, твоим промыслом! Звери различные, и птицы и рыбы украшены твоим промыслом, Господи! И этому чуду подивимся, как из праха создал человека, как разнообразны человеческие лица; если и всех людей собрать, не у всех один облик, но каждый имеет свой облик лица, по Божьей мудрости. И тому подивимся, как птицы небесные из рая идут, и прежде всего в наши руки, и не поселяются в одной стране, но и сильные и слабые идут по всем землям, по Божьему повелению, чтобы наполнились леса и поля. Все же это дал Бог на пользу людям, в пищу и на радость. Велика, Господи, милость твоя к нам, так как блага эти сотворил ты ради человека грешного. И те же птицы небесные умудрены тобою, Господи: когда повелишь, то запоют и людей веселят; а когда не повелишь им, то и, имея язык, онемеют. «И благословен, Господи, и прославлен зело! » «Всякие чудеса и эти блага сотворил и совершил. И кто не восхвалит тебя, Господи, и не верует всем сердцем и всей душой во имя Отца и Сына и Святого Духа, да будет проклят! » Прочитав эти божественные слова, дети мои, похвалите Бога, подавшего нам милость свою; а то дальнейшее – это моего собственного слабого ума наставление. Послушайте меня: если не все примете, то хоть половину. Если вам Бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: «Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал ты, так и нас, грешных, помилуй». И в церкви то делайте и ложась. Не пропускайте ни одной ночи, – если можете, поклонитесь до земли; если вам занеможется, то трижды. Не забывайте этого, не ленитесь, ибо тем ночным поклоном и молитвой человек побеждает дьявола, и что нагрешит за день, то этим человек избавляется. Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то «Господи помилуй» взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молитва всех лучше, — нежели думать безлепицу, ездя. Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь Богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от Бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на немного дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам, ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтеся, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда же пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком, — то пищей и питьем: ибо они, проходя, прославят человека по всем землям, или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте им власти над собой. А вот вам и основа всему: страх Божий имейте превыше всего. Если не будете помнить это, то чаще перечитывайте: и мне не будет стыдно, и вам будет хорошо. Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь — как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а чего не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее, прежде всего к церкви: пусть не застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные. На заутрене воздавши Богу хвалу, потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью прославить Бога и сказать: «Просвети очи мои, Христе Боже, давший мне свет твой прекрасный». И еще: «Господи, прибавь мне год к году, чтобы впредь, в остальных грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою»; так я хвалю Бога и тогда, когда сажусь думать с дружиною, или собираюсь творить суд людям, или ехать на охоту или на сбор дани, или лечь спать: спанье в полдень назначено Богом; по этому установленью почивают ведь и зверь, и птица, и люди. А теперь, поведаю вам, дети мои, о труде своем, который нес я, в разъездах и на охотах, с 13 лет. Сначала я к Ростову ходил, через землю вятичей; послал меня отец, а сам он пошел к Курску. И еще второй раз ходил я к Смоленску, со Ставком Гордятичем, который, затем, повернул на Берестье с Изяславом, а меня послал в Смоленск; а из Смоленска я пошел во Владимир. Той же зимой послали меня в Берестье братья на пожарище, где поляки пожгли, и там соблюдал я город в тишине. Затем, ходил в Переяславль к отцу, а после Пасхи из Переяславля во Владимир в Сутейске мир заключить с поляками. Оттуда опять на лето во Владимир. Затем, послал меня Святослав в Польшу: ходил я за Глогов до Чешского леса, и проходил в земле их 4 месяца. И в том же году и сын родился у меня старший новгородский. А оттуда ходил я в Туров, а на весну в Переяславль, потом в Туров. И Святослав умер, и я опять пошел в Смоленск, а из Смоленска той же зимой в Новгород; весной — Глебу на помощь. А летом с отцом — под Полоцк, а на следующую зиму со Святополком под Полоцк, и выжгли мы Полоцк; он пошел в Новгород, а я с половцами на Одреск, войною, и в Чернигов. И опять я пришел из Смоленска к отцу в Чернигов. И Олег пришел туда, из Владимира выведенный, и я позвал его к себе на обед с отцом в Чернигове, на Красном дворе, и поднес я отцу 300 гривен золота. И еще раз, из Смоленска же придя, пробился я через половцев с боем к Переяславлю, и отца там застал, вернувшегося из похода. Затем ходили мы опять в том же году с отцом и с Изяславом к Чернигову биться с Борисом, и одержали победу над Борисом и Олегом. И опять пошли в Переяславль, и стали в Оброве. И Всеслав Смоленск пожег, и я с черниговцами погнал, захватив поводных коней на перемену, и не застали в Смоленске. В погоне за Всеславом пожег землю и с боем прошел до Лукомля и до Логожска, затем на Дрюцк с боем же, а потом в Чернигов. А в ту зиму разорили половцы Стародуб весь, и я, идя с черниговцами и с половцами, на Десне взяли в плен князей Асадука и Саука, а дружину их перебили. И наутро за Новым городом рассеяли сильный отряд Белкатгина, а семечей и пленников всех отняли. А в Вятичскую землю ходили две зимы на Ходоту и на сына его, и к Корьдну ходил первую зиму. И опять ходили мы и за Изяславичами за Микулин, и не настигли их. И тою весною — к Ярополку на совет в Броды. В том же году ходили за Хорол реку в погоню за половцами, которые взяли Горошин. И тою осенью ходили с черниговцами и с половцами — читеевичами к Минску, захватили город и не оставили там ни челядина, ни скотины. В ту зиму ходили к Ярополку на совет в Броды и дружбу великую заключили. И весною посадил меня отец в Переяславле впереди всей братии и ходили за Супой. И на пути к Прилуку городу встретили нас неожиданно половецкие князья, с 8 тысячами, и мы бы и рады были с ними сразиться, но оружие было отослано вперед на повозках, и мы вошли в город. Только семца захватили живым одного да смердов несколько, а наши половцев побольше убили и захватили, и половцы, не смея сойти с коней, побежали к Суле в ту же ночь. И на следующий день, на Успение, пошли мы к Белой Веже, и Бог нам помог и святая Богородица: перебили 900 половцев и двух князей взяли, Багубарсовых братьев, Осеня и Сакзя, и два человека только спаслись бегством. И затем, на Святославль мы гнались за половцами, и потом на Торческ город, и потом на Юрьев за половцами. И опять на той же стороне, у Красна, половцев победили, и потом с Ростиславом же у Варина вежи взяли. И потом я ходил во Владимир, вторично Ярополка там посадил, и Ярополк умер. И вновь, после смерти отца и при Святополке, на Стугне бились мы с половцами до вечера, бились у Халепа, и потом мир заключили с Тугорканом и с другими князьями половецкими, и от Глебовых людей отняли дружину свою всю. И потом Олег на меня пришел со всеми половцами к Чернигову, и билась дружина моя с ними 8 дней за малую греблю, и не дала им проникнуть в крепость. Жалеючи христианских душ и сел пылающих и монастырей, я сказал: «Не быть тому, чтобы поганым похваляться». И отдал брату отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль. И вышли мы в Борисов день из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие, около 100 человек, считая детей и женщин. И облизывались на нас точно волки, стоя у перевоза и на горах, Бог и святой Борис не выдали меня им на поживу, невредимы дошли мы до Переяславля. И сидел я в Переяславле 3 лета и 3 зимы с дружиною своею, и много бед натерпелись мы от войны и голода. И ходили на воинов за Римов, и Бог нам помог, перебили их, а иных взяли в плен. И опять Итларевых людей перебили, и вежи их взяли, зайдя за Голтав. И к Стародубу ходили на Олега, потому что он перекинулся к половцам. И на Буг ходили с Святополком на Боняка, за Рось. И в Смоленск ходили, с Давидом помирившись. Также ходили во второй раз с Вороницы. Тогда же и торки пришли ко мне с половцами — читеевичами, мы ходили им навстречу на Сулу. И потом еще раз ходили к Ростову на зиму, и три зимы ходили к Смоленску. Из Смоленска пошел я в Ростов. И опять со Святополком гнались за Боняком, но убили, и не настигли их. И потом за Боняком же гнались за Рось и не настигли его. И на зиму в Смоленск пошел я; из Смоленска после Великого дня вышел; и Юрьева мать умерла. В Переяславль я вернулся летом, собрал братьев. И Боняк пришел со всеми половцами к Кснятину, мы пошли за ними из Переяславля за Сулу, и Бог нам помог, и полки их разбили, и князей их взяли в плен лучших, и после Рождества заключили мир с Аепою, и, взяв у него дочь, пошли в Смоленск, и потом я пошел в Ростов. Вернувшись из Ростова, вновь пошли мы с Святополком на половцев на Урубу, и Бог нам помог. И потом снова ходили на Боняка к Лубьну, и Бог нам помог. И потом ходили к Воиню со Святополком, и потом опять на Дон ходили со Святополком и с Давидом, и Бог нам помог. И к Вырю пришли было Аепа и Боняк, хотели взять его; к Ромну пошли мы с Олегом и с детьми на них, и они, прознав об этом, бежали. И потом к Минску ходили на Глеба, который захватил наших людей, и Бог нам помог, и успели в том, что задумали. И потом ходили к Владимиру на Ярославца, не вытерпев злодеяний его. А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, выезжал утром и приезжал к вечерне. А всего переездов было 83 больших, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и после отца, а передал много скота и много одежи своей. И отпустил на волю из оков лучших князей половецких столько: Шаруканевых 2 братьев, Багубарсовых 3, Осеневых братьев 2, а всего других князей лучших 100. А самих князей Бог живыми в руки передавал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, Таревский князь Азгулуй, и иных кметей молодых 15, этих я, приведя живых, зарубил и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около 200 лучших мужей. А вот как я трудился, охотясь, пока сидел в Чернигове; а из Чернигова выйдя и до этого года по сту загонял и брал без усилия, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя. А вот что в Чернигове я делал: коней диких своими руками связал я в пущах 10 и 20 живых коней, помимо того, что, разъезжая по степи, ловил своими руками тех же диких коней. Два тура поднимали меня на рогах, вместе один меня ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил мне на бедра и коня вместе со мной повалил. И Бог невредимым меня сохранил. И с коня много раз падал, голову себе разбивал дважды, и руки и ноги свои я повреждал, в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей. Что надлежало делать отроку моему, то сам я делал — на войне и на охоте, ночью и днем, в зной и в стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей, сам делал, что требовалось, отдавая распоряжения, и в доме у себя поступал так же. И в отношении ловчих и конюхов, и в отношении соколов и ястребов весь распорядок держал я в своих руках. Также и бедного смерда и убогую вдовицу не давал я в обиду сильным, и за церковным порядком и за службой сам следил. Не осуждайте меня, дети мои, или кто другой, это прочитав: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю Бога и прославляю милость его за то, что он меня, грешного и дурного, столько лет оберегал от смертного часа и не ленивым меня создал, бедного, на всякие дела человеческие годным. Эту грамотку прочитав, подвигнитесь на всякие дела добрые, славя Бога и святых его. Смерти ведь, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, мужской долг исполняйте, как вам Бог пошлет. Ибо, если я ни от войны, ни от зверя, ни от воды, ни от падения с коня не пострадал, то и никто из вас не может пострадать или лишиться жизни, пока не будет от Бога повелено. А если от Бога придет смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут вас отнять от нее. Но если и хорошее дело — остерегаться самому, то Божия охрана лучше, чем человеческая. © Российская национальная библиотека (РНБ) F. п. IV. 2. Ф. 550 - Основное собрание рукописной книги, инв. 219

ВОПРОСЫ

1. Какие из советов Владимира Мономаха можно считать актуальными в наше время?

2. Обращение Владимира Мономаха к памятникам церковной письменности: проявление искренней религиозности или литературные клише?

3. Что означает выражение «на санях» в начале «Поучения»?

4. Какие качества Владимир Мономах считает наиболее важными для правителя?