МИР СКАЗКИ И МИР ИДЕАЛЬНОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ

МИР СКАЗКИ И МИР ИДЕАЛЬНОЙ ПРЕДМЕТНОСТИ

Халин Сергей Михайлович

Тюмень, Российская Федерация

«Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма! »

А. С. Пушкин

Выражения: «мир сказки» и «мир идеальной предметности» в данной статье не метафоры, а рабочие термины. И вот почему.

«Человек по своей природе — разумное, практическое, творческое, преобразующее все доступное ему в той или иной степени существо. Вопрос заключается в условиях и границах этой его разумно-преобразующей натуры.

Именно способность разумного преобразования человека и есть то, что мы называем культурой, культурным началом. То есть человек формируется как культурное, культуротворящее существо с самого начала своей эволюции. Историю всех народов, этносов, человека как такового, человечества в целом можно и нужно рассматривать как эволюцию, развитие разумной преобразующей способности» (11, с. 38).

Сама разумная способность человека есть ничто иное, как наше сознание, взятое во всём объеме его видов, форм, уровней, а главное — его содержания. Вот это содержание сознания человека, людей мы и называем «миром идеальной предметности». Имеется в виду то содержание сознания, которое представляет собой, с одной стороны, знания всех видов, т. е. отражённая в сознании действительность как таковая. А с другой — то содержание, те элементы мира идеальной предметности, которые возникли и возникают в мире идеальной предметности, хотя и в зависимости от предметного содержания, знания, но представляют собой исключительно своеобразные сотворённые внутри самого сознания элементы. Они, как правило, могут вообще не иметь ничего общего со знанием, информацией о внешнем мире. Или по видимости не иметь.

В своей трактовке идеальной предметности, мира идеальной предметности, содержания сознания мы зашли настолько далеко, что даже сформулировали онтологическую гипотезу: идеальное, идеальная предметность, содержание человеческого сознания можно понимать как особую форму движения материи (см. 8, 9 и 10). Если придерживаться категориальной сетки философии диалектического материализма, сторонником которой мы являемся. Человек по своей природе вообще есть некий максимальный синтез всего того, что заключено в природе, во Вселенной. Человек есть физико-химико-био-социо-идеально предметное существо. Думается, такая концепция человека и идеального позволяет видеть феномен идеального, идеальной предметности в полном объеме. В частности, она позволяет снять известное в своё время противостояние подхода к идеальному со стороны его субстрата, материальной (физико-химико-биологической (психофизиологической)) основы (См. работы Д. И. Дубровского), с одной стороны; и подхода в аспекте социальной, практически-деятельностной природы сознания (См. работы Э. В. Ильенкова) — с другой.

В данной статье мы исходим из самого положения об идеальном, содержании сознания человека (т. е. собственно об идеальной предметности) как важнейшей предпосылки рассмотрения феномена сказки, русской народной сказки, народной и авторской сказки в контексте культуры. В нашем понимании, мир сказки, т. е. их содержание, является особой частью единого мира идеальной предметности, т. е. содержания сознания в целом. Мир сказки, а вот это уже действительно метафора, является своеобразной «галактикой» в мире идеального, как некоторой «Вселенной идеальной предметности». Эта «Вселенная идеального» наполнена многочисленными другими «галактиками»: «галактикой (галактиками)» знания всех видов, от знания далёких предков-дикарей до современного самого продвинутого научного знания; «галактиками» экономического, политического, правового, этического (морального), эстетического, мифологического (религиозного) содержания.

Цель настоящей статьи состоит в том, чтобы хотя бы отчасти показать место «сказочной галактики» в этой «вселенной идеального».

Очевидно, что сказка относится к разряду тех видов идеальной предметности, содержания сознания человека, которые представляют собой нечто сотворённое самим человеком, нечто искусственно сконструированное. Человек живет как бы в двух мирах идеальной предметности — 1) мире отражённого (знания) и 2) мире сотворённого им самим (сконструированного тем или иным способом). Кстати, этот второй мир даёт себя знать не только в таких «галактиках», как сказка, миф, искусство, но и в той же науке, теоретические абстракции которой тоже являются по своей субъективной природе сконструированными, своеобразно «придуманными» человеком. И в этом нет ничего удивительного. Все «галактики» «Вселенной идеальной предметности» имеют общую — субъективно-человеческую природу, но как части единой действительности, материи, природы, физической Вселенной; единой истории человеческого рода, культуры и их частей.

Во всякой сказке присутствует один важный компонент — «необычное». Как говорится в послесловии к сказкам Е. Шварца (12, с. 269), сказка побуждает «видеть необычную, скрытую от поверхностного взгляда сторону вещей», а именно ту, которую создаёт (творит, конструирует) сам человек. Важно видеть, что феномен сказки связан с определенными историческими типами сознания и познания. Она близка, прежде всего, таким историческим типам сознания и познания, как магический и мифологический (Об исторических типах сознания и познания см. нашу работу «Метапознание: Некоторые фундаментальные проблемы». Тюмень: Мандр и Ка, 2005. 144 с. С. 36-55).

«За что мы любим сказку?

За то же, что и праздник — она тоже меняет обычаи будничной жизни» (12, с. 269). Сказка содержит в себе то, что можно приветствовать своеобразным лозунгом: «Да здравствует непривычное…! » (12, с. 268). В то же время сказка «живёт и развивается вместе с человеческим обществом. Сказка — вид коллективного творчества» (4, с. 9).

Вообще-то: «Сказки, произведения народной литературы, почти исключительно прозаические, частью объективно-эпического содержания, частью с целью дидактической, существуют у всех народов» (1, с. 562). Причём, как отмечается там же: «Древнейшие литературные сказки появились в Египте в XIV веке до Р. Х. », а в «средние века появились сборники народных сказок» (Там же). Сказка: «1. Повествовательное произведение устного народного творчества о вымышленных событиях с участием волшебных, фантастических сил … Выдумка, небылица». (7, с. 744). Она есть повествование о чём-либо «необыкновенном, поразительном, чудесном» (Там же). Сказка — это любое «литературное произведение такого содержания и формы. Сказки Г. Х. Андерсена» (Там же). О т. н. авторской сказке будет сказано ниже, поскольку следует различать собственно сказку, как форму коллективного народного творчества, и сказки, сочинённые определёнными конкретными авторами в определённое время и в определённом месте. Это, кстати, тесно связано с вопросом о причинах и целях появления феномена сказки, а также о причинах его сохранения и продолжения в форме авторских сказок.

Можно говорить, исходя из нашей концепции идеального, идеальной предметности, исторических типов сознания и познания, о своеобразной синтетической форме, типе «народного» сознания и познания. Сегодня его часто называют термином «обыденное (повседневное) сознание». Этот феномен, кстати, требует особого углублённого исследования философами, социологами, социальными психологами и т. п. Кроме того, следует учитывать и то обстоятельство, что сказки, так же, как и мифотворчество, присущи всем без исключения народам мира. Не случайно в советское время издавалось большое количество сборников сказок различных народов мира (см., например, 4, «Кубинские народные сказки»).

Думается, можно говорить об особом разделе философии, социальной философии, философской антропологии — «философии сказки». Ну, хотя бы в связи с различными видами т. н. философии здравого смысла. Ибо сказка, несмотря на все ее фантастические элементы, это, прежде всего, выражение народного здравого смысла. Именно поэтому они и несут в себе заряд здоровой народной культурной потенции. Кто даже сегодня будет отрицать позитивное значение сказки для воспитания личности человека в его фазе детства! В отличие от так называемом феномена Фэнтези и т. п.

Говоря о феномене сказки, следует привлечь огромный терминологический арсенал. Сказка не может быть понята, а значит и объяснена, если не использовать таких понятий, как: вымысел, волшебство, фантастическое, необыкновенное, поразительное, чудесное и т. д., и т. п. Не может она быть объяснена и без использования таких понятий, как: чувственное и рациональное, воображение, фантазия, интуиция, правда и истина. Не говоря уже обо всей совокупности социально-философских, философско-антропологических категорий. Главная же категория в этой объяснительной схеме сказки — категория культуры.

Мы понимаем под культурой специфически человеческий способ освоения действительности, основу которого составляет развившаяся в определенных объективных (материальных) условиях разумная способность человека; в свою очередь, в структуре которых следует выделять три основных компонента: 1) знания (номологический компонент), 2) технологии (собственно технологии, а также все виды навыков и умений) и 3) ценности (аксиологический компонент, включающий в себя всю совокупность значимостей для человека, чего бы то ни было). При этом ценности мы понимаем, как базис любого типа культуры. А знания и технологии мы трактуем как цивилизационный компонент всякой культуры — цивилизацию. Не бывает культуры без цивилизационного компонента — своеобразной надстройки культуры. Не бывает культуры без ценностного блока, играющего, фактически, роль базиса всякого типа культуры. Особенно в виде т. н. духовных ценностей, прежде всего, ценности человеческой личности. Хотя последнее — это признак далеко не всякой культуры, скорее, нескольких последних ее исторических типов.

Культурное содержание сказок никто не отрицает. Причём, любых видов сказок: «… с самого начала своего возникновения кубинское народное творчество отмечено взаимопроникающим влиянием различных культур» (4, с. 7). Можно много дискутировать по вопросу о сказочных смыслах и о смысле сказок как таковых. Сказка одновременно и вымысел, и умысел (цель, задача, программа). Сказка, конечно, прежде всего, вымысел, но она же и догадка, если хотите, своеобразная народная гипотеза. Да, сказка — выдумка, даже небылица. Но она же и некое, нередко, эпическое повествование, дидактическое предприятие. Сказка, не много ни мало, близка даже науке. Они, как говорится, «одного поля ягодки» — результат творческой, конструктивной способности человеческого сознания. Вспомните научно-фантастические произведения братьев Стругацких. В них очевидно присутствие мотивов русских народных сказок.

Сказки содержат знание. Конечно, далёкое от требований к научным знаниям. Не случайно так часто можно слышать утверждение: «Не рассказывайте мне сказок». Сказка по внешнему виду близка к т. н. заблуждениям, даже предрассудкам. Сказка — «ложь». Но далее: да «в ней намёк, добрым молодцам урок». Это вообще сложный вопрос — вопрос о т. н. истинности высказываний об идеальных, созданных самим разумом объектах, как сказочных, так и научных, например, научных идеализациях. А ведь т. н. научное теоретическое знание — это знание, представленное в виде систем научных же теоретических абстракций, т. е. идеализаций. Вопрос в природе различных видов и типов идеализаций. Очевидно, особым видом идеализации были мифы. Сказки — это в известной мере продолжение практики мифов, хотя и в особом качестве. Но из мифов же, точнее на смену мифам пришли первые теоретические идеализации — древнегреческая натурфилософия. Развитие последней, минуя средневековье, привело к появлению в Новое время феномена науки, научного знания.

Считаем, что сказка никогда не теряла своей связи с реальным миром, миром народной жизни. В сказках, особенно русских народных, всегда присутствует т. н. «принцип реальности» (Фрейд), т. н. «естественная установка» (Гуссерль). Сказка — это далеко не сновидение. Сказка — это сознательное творение образов, которые лишь внешне сходны со сновидениями. Сказка всегда двойственна. В ней присутствует некий ближний план — выдумка, фантастическое, небылица. Но в ней же всегда присутствует и некая объективная человеческая реальность, прежде всего моральная. О чём ниже.

Сказка, особенно авторская, бывает очень даже объективной, в прямом смысле слова. Так, в кратком предисловии к сказке Р. Киплинга «Маугли» говорится: «Животные-герои книги Киплинга действуют, думают и разговаривают, как люди. Так всегда бывает в сказках. Но в отличие от сказки, в рассказах Киплинга так поразительно точно и верно описаны и обличье зверей, и вся их повадка, и образ их жизни, что мы узнаём о них очень много нового и видим их такими, какие они есть на самом деле» (3а, с. 4).

Сказка, очевидно, тесно связана с народной мудростью. Достаточно вспомнить ещё раз пословицу (или поговорку): «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок». И это правильно. Это касается как народных сказок, так и, особенно, авторских. «Для Шварца сказка — путь в глубину жизни, и рассказывается она, по его убеждению, «не для того чтобы скрыть, а для того чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь» (12, с. 269).

Да, в сказке зачастую самым неопределённым образом говорится о месте, времени, персонажах и т. д.: «В некотором царстве, в некотором государстве…». Потому что сказка — это, прежде всего, игра воображения. Сказка призвана создавать иллюзию, даже нечто призрачное. Сказка — это своеобразное историческое Фэнтези. Но это и делает сказку такой эффективной в ее воздействии на личность человека. Особенно на личность формирующегося человека. Это отражение процесса человекогенеза, если можно так сказать. Сказка воспроизводит, в особом виде, определённые этапы в развитии человеческого сознания, мира идеальной предметности. И так же, как эмбрион, в своем внутриутробном развитии повторяет, за 9-ти месячный срок, этапы развития человека в десятки, сотни тысяч, миллионы лет, так же сказка повторяет в развитии личности человека, детской личности, те же десятки тысяч лет его развития в качестве социального, культурного и культуротворящего существа.

Сказке близки такие качества человеческого сознания, как, например, грёзы, мечты всех видов, в т. ч. несбыточные. Имея в виду специфику развития разумной природы народов современной России, можно отметить, что это своеобразно проявилось у нас. Так, можно с уверенностью утверждать, что такой феномен, как «маниловщина — чисто отечественный феномен» (11, с. 40). Продолжением этой линии стали сказки М. Е. Салтыкова-Щедрина. Достаточно вспомнить его образ премудрого пескаря. Думаю, все помнят из слова песни из советских времён: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…». Но далее: «На разум дал стальные руки-крылья…».

Да, «скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». И вообще, как говорится в тех же сказках, «делать нечего», нужно заниматься делом.

Немалое значение для понимания природы сказки имеет анализ языка сказки. На первый взгляд, он обычный, простонародный, как говорится, кондовый. Но давайте присмотримся. Язык сказок, как мы думаем, это язык выражения содержания такой формы сознания и познания, как представление, т. е. наглядный образ, который сохранён в памяти, который уже начинает обобщать. Представление — это главная, ведущая форма познания, а именно, такого его уровня, как чувственное сознание и познание. Именно из представления вырастают первые понятия, элементы т. н. рационального уровня сознания и познания; того, что мы называем мышлением, рациональным уровнем сознания и познания. Да, при этом в сказке очевидно присутствует эмоциональное начало, как признак чувственной ступени сознания и познания. И это очень важно. Ибо на рациональной ступени сознания и познания эмоции начинают играть все более и более второстепенную роль, а нередко становятся помехой, на первый взгляд. Считаем категорической ошибкой исключать эмоции, эмоциональный компонент из моделей поведения человека, каких бы высоких рациональных ступеней он не достиг. Механизм эмоций — механизм соединения социальной и идеально-предметной природы человека с такими его компонентами, как физическое, химическое и биологическое. Устранить, или пытаться устранить эмоции из жизни человека — значит роковым образом оторвать человека от такой основы его существования, как физико-химио-биологический уровень. Что по определению невозможно и гибельно.

Да, всякая сказка представляет собой некое чувственное обобщение, на уровне представления. Но без такого уровня обобщения в принципе не могло бы возникнуть собственно абстрактное, теоретическое, современное научное обобщение. Это нужно понимать и помнить. Особенно в практике воспитания новых поколений людей. Детства ещё никто не отменял, и отменить не может.

В реальной практике существования сказки можно отметить значимость таких вещей, как чтение сказок взрослыми детям. Роль кинофильмов, мультфильмов на сказочные сюжеты. Как сказано в предисловии к сказкам Пушкина: (6, с. 10): «Стихи Пушкина очень хороши. Но и читать их надо умеючи: не спеша и не один раз, да при этом ещё и представлять себе мысленно всё то, о чём они говорят, что показывают (6, с. 10). При этом не следует забывать о том, как воспринимают сказки взрослые, а как дети. Существует даже особая разновидность сказок — сказки для взрослых. Впрочем, сегодня сказками для взрослых можно назвать большую часть современного кинематографа, особенно западного. Более того, подобная практика представляет собой очевидную опасность, не много ни мало, как для всего человеческого рода сегодня. Это ненормальные сказки, это нечто противоестественное. Хотя, возможно, и связано с некими особенностями развития сознания и познания современного человека. Одно слово — «Опасность! », «Danger! »

Сказки, как особое образование в мире идеальной предметности, «сказочная галактика» в «галактике идеальной предметности», не могут не взаимодействовать с другими «галактиками», например, эстетической (искусством), этической (морально-нравственной), религиозной (мифологической). Миф, мораль, искусство (эстетическое) — древнейшие, как утверждается в историческом материализме, формы общественного сознания. При этом формы общественного сознания понимаются как, фактически, общность содержания сознания, присущего большим, системообразующим общество группам людей (классам). Короче, очевиден коллективный характер любого народного творчества, в том числе, сказочного. Так, искусство «африканских племён тоже составило неотъемлемую часть народного творчества Кубы», кубинских народных сказок (4, с. 8).

Эстетическое присутствует в сказках во всём и на каждом шагу. Особенно в последнее время. Печатные варианты сказок, как правило, сопровождаются иллюстрациями. Сказки экранизируются, как целостные кинофильмы, так и в варианте мультфильмов. Сказки выступают сюжетами многочисленных произведений живописи (В. С. Васнецов), скульптуры и т. д.

Важнейшей составляющей сказки является этическая, моральная составляющая. Сказка вообще имеет необыкновенное, ни с чем не сравнимое качество влияния на формирование человеческой личности, человека как человека. Сама мораль, этическое представления являются особой формой идеальной предметности, особой «галактикой» во «Вселенной идеальной предметности» — галактикой «морали». Как и сказка, этические представления не отражают ничего, что существует во внешнем мире. Они являются творческим выражением тех установок, которые формируются исключительно разумом человека. Хотя, конечно, при этом, так или иначе, учитываются, нередко бессознательно, объективные условия существования того или иного сообщества, того или иного объединения людей (мораль — совокупность правил взаимоотношений людей). При этом, сказка формирует, чаще всего в иносказательной форме, некий идеал человека, нормальной человеческой жизни. Это ей досталось во многом от мифа (О сказке и мифе ниже). Как и в пословицах, в сказках «большая часть … обращена к нравственной сути человека — поискам и определению содержания таких понятий, как добро, зло, правда, кривда, жалость, сострадание» (5, с. 12).

Сказки содержат в себе своеобразный игровой компонент, воображаемую деятельность. Это известным образом коррелирует с современными представлениями о человеке, как существе играющем, homo loudens. При этом не следует сближать сказку и такой ныне распространённый феномен — инфантильность взрослых или достаточно взрослых людей. Такие люди не столько, и вообще, не суть порождения сказочной реальности, сколько суррогатов идеальной предметности, которые предлагает современная, прежде всего, компьютерная, интернетовская практика, с их специфической т. н. виртуальной реальностью.

Исторически, генетически сказка ближе всего к таким феноменам человеческого сознания и познания, как древняя магия и мифология. Магия и мифология, как мы понимаем, это вообще древнейшие, первичные формы сознания и познания становящегося человека. Ими мы во многом обременены и сегодня. Своего рода родовая травма. Так, в источнике (4, с. 8) говорится: «Одним из … зверей-предков (тотемов) американские индейцы часто считали черепаху… ей посвящено много легенд. Но из них черепаха пришла в кубинскую сказку, утратив на протяжении веков свои мифологические черты». И вообще: «В сказках (кубинских народных — С. Х. ) отразились материалистичность, присущая народному мышлению, ироническое отношение к религии» (4, с. 10-11). Да и мы сегодня нередко можем слышать о некоей «сказочной жизни», «райской жизни» и т. п. в самых различных, в том числе иронических, контекстах.

Попробуйте ребёнку в 4-6 лет сказать, что Баба Яга живёт на 9-м этаже многоквартирного дома. Он вас засмеёт. И будет прав. Потому что есть своя правда (своеобразная истина) во вселенной идеальной предметности, в галактике сказочной идеальной предметности. Сказка близка религиозной составляющей человеческой культуры. В этом нет ничего удивительного, если понимать религию как своеобразную образующую социум форму идеальной предметности, основу которой составляет миф.

Сказка близка многочисленным жанрам, как фольклорной, так и современной вербальной культуры. Вспомните эпиграф к данной статье, пушкинское: «Что за прелесть, эти сказки! ». Но там есть, как можно видеть, вторая часть: «Каждая есть поэма! ». Сказку нередко характеризуют через соотношение и с поэмой, но это уже некоторая модернизация. И с различными видами фольклорного творчества. «Некоторые кубинские сказки имеют своей основой индейский фольклор» (4, с. 7). Сказка иногда имеет характер эпоса, былины, были, легенды. Иногда «сказки сродни народным песням» (6, с. 7). Сказка иногда, особенно краткая, бывает близка к басне. А ещё есть связь сказки и т. н. народного анекдота: «… кубинский народный анекдот … иногда его трудно отличить от бытовой сказки» (4, с. 11).

Но самое интересное, на наш взгляд, относительно сказок, русских народных, по крайней мере, проявляется в соотношении сказки и пословиц и поговорок, русской народной сказки и русских пословиц и поговорок. По В. И. Далю: «Пословица — коротенькая притча … Это — суждение, приговор. Поучение, высказанное обиняком и пущенное в оборот, под чеканом народности … Как всякая притча, полная пословица состоит из двух частей: из обиняка, картины, общего суждения и из приложения, толкования, поучения» (2, с. 8). В другой книге, посвящённой пословицам, мы находим: «Главное в пословице как жанре фольклора, не её логическая природа, не информация, заложенная в ней, а художественный образ, смысловая двуплановость» (5, с. 6). Иначе говоря, пословица, в отличие от поговорки, всегда иносказательна. В ней главным является второй, подразумеваемый план (ср. с методологией современного постмодернизма). Именно этот второй план выражает основное содержание пословицы. Однако то же самое имеет место и в случае сказки. Сказка — это же сплошное иносказание. Пословица — типичное порождение способности сокращать длинные пассажи в одном выражении. Сказка — это, скажем так, утилизированная, развёрнутая пословица. А может быть и наоборот: пословица — утилизированная, сокращённая до минимума сказка.

Миф, религия, прежде всего ранняя религия, — тотемизм, фетишизм, язычество, сказка — это «Протовселенная идеальной предметности», из которой произошла «Вселенная современной идеальной предметности», включая современную науку.

Мир сказки — важнейшая, существеннейшая, во многом определяющая часть мира идеальной предметности человека, особенно в его становлении в каждом новом поколении.

«Галактика сказки» — то действительно особый мир, где можно встретить и такие ситуации:

«Сердцу любо! Я там был,

Мёд, вино и пиво пил;

По усам хоть и бежало,

В рот ни капли не попало» (Пётр Ершов, 3, с. 56).

Библиография

Брокгауз Ф. А. Иллюстрированный энциклопедический словарь: современная версия. / Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. — М.: Эксмо, 2010. 960 с.
Даль В. И. Пословицы русского народа. — СПб.: Авалон, Азбука-классика, 2007. — 304 с.
Ершов Пётр. Конёк-Горбунок. — Свердловск: Средне-Урал. Книж. Изд-во, 1971. — 56 с.

3а. Киплинг Р. Маугли. — М.: Детская литература, 1972. 191 с.

Кубинские народные сказки. Пер. с испан. — М.: Художественная литература, 1966. — 295 с.
Пословицы. Поговорки. Загадки / Сост., авт. предисл. и коммент. А. Н. Мартынова, В. В. Митрофанова. — М.: Современник, 1986. — 512 с.
Пушкин А. С. Стихи и сказки. Изд. 11-е. — М.: Дет. лит., 1976. — 159 с.
Современный толковый словарь русского языка / Гл. ред. С. А. Кузнецов. — СПб.: «Норинт», 2005. — 960 с.
Халин С. М. Эстетическое – классическое выражение идеального как особой формы движения материи. В сб.: Эстетическая антропология в системе экологического воспитания: сб. стат. по мат. Все-росс. науч. -практ. конф. «Эстетическая антропология: Красота как «экосистема», 23 декабря 2010 г. Тюмень: Изд-во Тюм. гос. ун-та, 2011. 196 с. С. 5-11.
Халин С. М., Ересько М. Н. Идеальное как особая форма движения материи. Вестник тюм. гос. ун-та. 2012, № 2. История. С. 190-193.
Халин С. М. Идеальное как особая форма движения материи (Онтологическая гипотеза) // Философия в современном мире: диалог мировоззрений. Материалы VI Всероссийского философского конгресса (Нижний Новгород, 27-30 июня 2012г. ). В 3 томах. Т. II. Н. Новгород: Изд-во Нижегородского гос. ун-та им. Н. И. Лобачевского, 2012. 467 с. С. 73.
Халин С. М. Россия и разумно-преобразовательная природа человека. Вестник тюм. гос. ун-та. 2012, № 10. Философия. С. 38-44.
Шварц Е. Рассеянный волшебник. Сказки. Пьесы. — М.: Детская литература, 1989. — 271 с.