ТАЙНА НА ТРОИХ

В первых числах декабря было слякотно. Отчего-то зима хандрила, и морозы в низовье Волги приходить не спешили. Лёд на реке местами подмерзал, но день, другой, и снова таял.

Митя со старшим братом Фёдором, гуляя у реки, кидали камушки в воду. Митька пытался бросить камушек как можно дальше, но ничего не выходило. Фёдор, который был ловчее и на голову выше, с лёгкостью обыгрывал младшего брата почти во всех соревнованиях.

– Мазила! – съязвил Федька.

Митя насупился.

– Скучаете, пацаны? – услышали мальчишки голос отца.

Они обернулись и подбежали.

– Зима на носу, а у бабушки опавшие листья во дворе валяются. Пойдите, соберите.

– Федя, пошли, – Митька потянул старшего брата за рукав.

Тот отдёрнул руку, и, увидев, расстёгнутую верхнюю пуговицу куртки, неспешно стал её застёгивать. Потом сделал несколько шагов к реке и заходил взад-вперёд.

– Федька, ну что ты вошкаешься[1]? Как бабка с зимбилём[2]! – прикрикнул отец.

Мальчик сгорбился, уклоняясь от ветра.

– Да иду я, иду, – буркнул Фёдор и, деловито размахивая руками, зашагал к дому бабы Тани.

Митька побежал следом.

– Какие молодцы, вдвоём пришли. Так и надо друг друга держаться, вы же братья! – радовалась бабушка.

Она снабдила внуков старенькими граблями, лопатой, метлой с коротким черенком и торчащими во все стороны прутьями.

– Пока моряна[3] не раздулась, схожу в сельсовет. А на обратном пути гостинцев вам прикуплю. Как ворочусь, чаёвничать будем… Помощники мои, - ласково проговорила баба Таня и направилась к калитке.

На улице было зябко и сыро. Жёлтые и багровые листья рваными заплатками лежали на земле. Фёдор схватил грабли и стал проворно собирать опавшую листву в большую пёструю кучу, а Митя сметал с дорожки мелкие листочки.

– Раз, два и готово! – весело сказал Митяй, наблюдая, как старший брат бросает лопатой шуршащие листья в тележку.

Мальчишки присели на завалинку, с любопытством поглядывая на ворону, которая копошилась недалеко от бани. Она выковыряла из-под земли грецкий орех и, зажав его в клюве, взлетела на орешник. С высоты бросила добычу на землю и, громко каркая, подлетела. Вновь схватила орех, забралась на ветку повыше, кинув его оземь. Наконец-то скорлупа раскололась. Птица, схватив лакомый трофей, полетела прочь.

Пацаны захохотали. Они, ожидая бабушку, зашли в дом. Разделись и бросили верхнюю одежду на лавку в сенях. Митька подбежал к стеклянной бутыли с узким вытянутым горлышком, которая стояла в углу коридора.

– Ух ты, сколько мёда!

– Больше на подсолнечное масло похоже, – обронил Фёдор.

– Какое ещё масло?! Это – мёд, вот увидишь сейчас!

Митя попытался открыть бутыль.

– Дай, я! – вызвался помочь Федьька. – Тяжёлая, шельма!

Он одной рукой наклонил бутыль, а другой стал снимать крышку.

– Я сам открою, я первый увидел! – заканючил младший брат.

В конце концов, крышка сорвалась с горлышка, бутыль выскользнула из рук Фёдора и покатилась по коридору.

– Так и знал, что это масло! – всполошился Федька и бросился собирать подсолнечное масло в ладошки.

Митька хотел помочь ему, но ноги сами собою разъехались на масляной жиже. Он грохнулся во весь рост, проехался на спине по коридору и тут же вскочил.

– Вот это умора! – крикнул Федька и покатился вслед за братом на пузе.

– Я тоже так хочу! Ой-е-ей! – Митька, укатываясь со смеху, снова шмякнулся на пол.

Перемазанные подсолнечным маслом мальчишки хохотали и катались по дощатому крашеному полу то на пузе, то на спине! Туда-сюда, туда-сюда!

Баба Таня возвращалась с сельсовета в приподнятом настроении. Она успешно порешала свои вопросы с главой села и на радостях купила в магазине для внуков шоколадные пряники и конфеты.

– Играетесь? – как гром среди ясного неба, услышали пацаны голос бабушки и застыли на месте.

Баба Таня, почуяв неладное, щурилась, разглядывая Фёдьку и Митю.

– Вы чего блестите, как начищенные самовары?

Её взгляд наткнулся на валяющуюся в углу коридора бутыль.

– Забери вас мамо холера! – взвилась бабушка. – Головы ваши садовые! Ах, паганцы, что удумали! Два сапога пара, да вот беда – оба левые! В доме нахавозили, сами все чумазые, как чугунки!

Мальчишки, оторопев, слушали её.

– Прижухались, как мыши? Все мои запасы медным тазом накрылись!

– Я куплю тебе масло, у меня есть деньги в шкатулке! – завопил Митька, глотая слёзы.

– Чего ты буровишь? Помалкивай лучше, деньги он даст! Какой барин выискался! Бог с ним с этим маслом, но вы же одёжу свою попачкали! Все ваши хурды-мурды теперь только выкинуть! – раздражённо кричала бабушка.

Митя всхлипывая, закрыл лицо руками, а Федька заныл:

– Бабуль, ты только папке не рассказывай! Брат маленький, а мне опять достанется!

– Хватит кундить[4], как девчонка! Набедокурил – отвечай!

Фёдор, потупив взгляд, замолчал. Он знал: бабушка, как чайник, покипит, покипит, выпустит пар и остынет.

Баба Таня, ещё немного поругавшись, принялась хлопотать вокруг внуков:

– Сымайте рубахи и шаровары!

Она заботливо обтёрла мальчишек влажным полотенцем и достала из шкафа чистую одежду.

– Чего молчите? Озябли, небось. Накидывайте одёжонку, а то ведь и застудиться недолго.

Федька и Митя оделись и присели на краешек дивана в комнате. Бабушка растопила баню, бросив в печку к дровам промасленное барахло. Набрала в ведро воду, взяла тряпку и начала прибираться в доме.

– Бабуль, давай помогу, – предложил Федя.

– Напомогались уже, – укорила она.

– Я тоже могу помочь! – оживился Митя.

Мыть залитый подсолнечным маслом деревянный пол было нелегко. Его драили втроём раз пять. Пока баба Таня возилась на кухне, внуки отмывались в бане.

– Задали вы мне сегодня работёнку, – разливая после обеда горячий чай по чашкам, ворчала баба Таня. – Только утром прибралась в доме, а здесь сызнова начинай.

Митька сидел за столом, не шелохнувшись, а Федор то и дело одёргивал штаны, которые были ему чуток коротковаты.

– Зима нынче совсем никудышная! – в сердцах бросил Фёдька, – Ни на коньках, ни на санках не покататься!

– Да, уж! Вы сегодня всласть накатались!

– Мы ничего такого не хотели. Митька думал, что это мёд, – робко оправдывался внук.

– А у меня как раз есть земляничный мёдок! – смягчившись, проговорила бабушка.

Она достала из буфета крем-мёд.

– Мой любимый! – Митька потянулся с ложкой за лакомством нежно-розового цвета.

– Федя, а ты, что сладкое не ешь? Сидишь, насупился?

– А чему радоваться? На улице морось, грязь.

– Сейчас зимы не то, что раньше были, – согласилась баба Таня. – Такие морозы стояли, что воздух звенел. От нашего дома до школы было рукой подать, но пока доберёшься, как сосулька обледенеешь. Помню, как-то из-за морозов даже уроки отменили. Чернила в чернильницах замёрзло, в классах такой колотун, будто печник и не топил вовсе печку. Детвора из школы гурьбой на улицу высыпала. На радостях стали в снежки играть, с заборов в сугробы прыгать, кататься с горки на ранцах, чунках[5], а ещё на карусели до одури.

– На какой такой карусели? – спросил Митя.

– Карусель пацаны каждую зиму мастерили. С вечера пешнёй пробивали во льду лунку, в неё вставляли брёвнышко, которое за ночь примораживалось. Чуть погодя мальчишки на брёвнышко прикручивали колесо от телеги, а уже на него привязывали жердь. За длинный конец цепляли чунки, на них кто-нибудь ложился. На короткий конец налегали толпой, чтобы пустить чунки по кругу. Раскручивали их, пока лежачий не вылетит из чунок. А вылетит, катится по льду куда попало и орёт на всё село, – пояснила бабушка.

– Я бы прокатился на такой карусели! – сказал Федька.

– А я нет. У меня голова закружится, – отозвался Митя и деловито подпёр голову рукой.

– Ничего ты не понимаешь, малёк! Нам бы такую зиму, и чтобы уроки отменили!

– У меня, Феденька, в детстве зимой не только развлечения на льду были, – сдержанно произнесла бабушка. – Нужно было печь дровами топить, во дворе дорожки чистить от снега, каждый день с речки воду таскать. Бывало, отец запряжёт в сани верблюдицу, и еду я с бугра к реке. Вокруг всё белым-бело, под полозьями снег скрипит, а через рукавицы холодом пальцы обжигает. Когда с верблюдицей Маней первый раз к проруби отправились, я перепугалась не на шутку.

– А что случилось? – поинтересовался Федя.

– Да вот какая штука вышла. Я из проруби в бочку воду набрала, села в сани, и стали мы с верблюдицей на бугор забираться. Дорожка за ночь вся заледенела. Маня согнула длинные ноги, плюх, и упала на снег. Я в санях сижу, держусь крепко за поводья и кричу ей: «Чу-чу! Манечка, миленькая, что с тобой?! ». А она по мёрзлой дорожке стала на карачках ползти. Оказывается, ей так проще на бугор залезать, – сказала баба Таня. – До сих пор помню её глаза: большие, тёмные, немного грустные с длинными, мохнатыми ресницами.

– Какая умная верблюдица, – заметил Фёдор.

– А сколько смешных случаев было, – улыбнулась бабушка. – Как-то зимой мы с отцом собрались в гости к его сестре, моей тётке. Мама укутала меня хорошенько, постелила в чунки тёплую козью шкурку. Папа привязал к своим валенкам железные бузлуки[6] с шипами. Их носили зимой, чтобы ноги не скользили по льду. И отправились мы с отцом в соседнее село. Он через замёрзшую речку бежит, а я в чунках качусь. Почти у противоположного берега папа обернулся и глазам своим не поверил – чунки пустые! Пригляделся: я на льду сижу и хнычу. Остаток пути он меня на закорках нёс. Мы с ним эту историю часто вспоминали. Как тяжело ни было, а зиму с Рождеством я как чуда ждала! На живую ёлку детвора могла только в доме культуры поглазеть, поэтому дома мы с мамой и сестрой Варей наряжали нашу любимую розу[7], что в деревянной кадке росла. Из бумаги вырезали разные фигурки и снежинки, из ячной скорлупы делали курочек, петушков. Вешали на ветки, так чтобы не задеть красные цветки, похожие на граммофончики.

В Рождество мама с бабушкой распевали песнопение «Рождество Твое, Христе Боже наш», а я с сестрой ранёхонько спешила на улицу. Мы c соседскими детьми ходили по дворам колядовали. Первым шёл звездарь – одноклассник сестры. Голосистый и кучерявый Терентий помнил столько колядок, сколько никто из ребят сроду не знал. Он нёс на посохе блестящую восьмиконечную звезду. Следом шёл звонарь. Меня пару раз выбирали звонарём. Я бойко звонила в колокольчик и пела:

Колокольчик наш звенит,

Добрым людям говорит,

Мы пришли колядовать,

С Рождеством вас поздравлять.

Потом должен был идти мехоноша с мешком из яркой ткани. Но у нас мехоноши не было, с котомками каждый ходил. Мы забегали в дом и распевали колядку:

Маленький вьюнчик

Сел на стульчик.

В дудочку играет,

Христа забавляет.

Хозяин с хозяюшкой

сходите в сундучок,

Принесите пятачок

Нам на орешки,

А вам для потешки.

За старания нам давали мелкие монетки, лепёшки, пышки и конфеты.

– А кто такой вьюнчик? – поинтересовался Митька.

– Это мальчик непоседливый, как ты, – с улыбкой ответила баба Таня.

Внуки рассмеялись.

– Бабуль, прости нас, – робко произнёс Федя.

Просьба о прощении осталась без ответа. За окошком смеркалось. Мальчишки засобирались домой. Провожая внуков, баба Таня нежно посмотрела сначала на одного, потом на другого и проговорила:

– Наказать бы вас надо, да ладно. То, что сегодня произошло, я никому не расскажу. Пусть это будет нашей тайной на троих.

Федька от радости захлопал в ладоши, а Митька встал на носочки и поцеловал бабулю в щёку. Старший брат взял младшего за руку, и зашагали они домой.

[1] Вошкаться – долго возиться с чем-либо.

[2] Зимбиль – большая хозяйственная сумка из рогозы, чакана.

[3] Моряна – ветер, дующий в направлении с моря.

[4] Куньдить – хныкать, капризничать.

[5] Чунки – ручные, короткие санки.

[6] Бузлуки – приспособление для передвижения по льду.

[7] Китайская роза (гибискус) – вечнозелёное растение с крупными яркими цветами. Окрас цветков в зависимости от сорта может быть красным, розовым, белым или желтым.