![]()
|
|||||||
Семен Слепынин 11 страница⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 11 Гибкие пальцы Тани забегали по клавишам аппарата, излучающего радиоволны. Многокрасочная пульсация непривычно огромных цветов, вначале хаотичная, приобрела стойкость и ритм. А в затрепетавших лепестках зазвучали тихие рассветы, шорохи трав, гул сумеречных лесов. Загрохотали морские бури, и словно на невидимых крыльях мелодии мы унеслись в космос. Мы слышали то волнующие, как ветер, земные легенды, то шелест иных планет, летящих в звездных пространствах... А цветы полыхали, бросая на лица слушателей багровые, синие, зеленые отсветы. Счастливая Таня принимала поздравления и благодарности за столь яркое и необычное светомузыкальное представление. Даже Орион, настроенный вначале весьма иронически, удивленно хмыкнул и снисходительно потрепал сестру по плечу. - Молодец! Твои лягушки не подвели. Спустя месяц после концерта в Антарктиде мы совершили туристский поход. О нем мы договорились давно. Мы - это Вега с Патриком, я с Таней и Орион, взявший жену и Настю. Поход начали на Южном Урале, с горы Ильмень-Тау. Лишь изредка пересекали густонаселенные места в вагонах скользящих поездов. На седьмой день пути, когда солнце катилось к закату, мы поднялись на знакомую гору с лысой вершиной - место нашей первой встречи. Здесь я предложил спутникам сходить в гости к лесничему Эридану Потапову. - Какой Потапов? - спросил Орион. - Случайно не родственник погибшего Алеши Потапова? - Это его отец. Вскоре мы расположились на поляне перед хижиной. Я уже знал, что мое прежнее обиталище стало временной резиденцией Эридана, покинувшего свой городской дом. Горе люди переносят по-разному. Видимо, Потапову легче было здесь, в лесном уединении. Лесничий появился минут через десять. Он бесшумно посадил свою гравиплощадку рядом с нашими палатками. Две недели я не видел Потапова. И сейчас с облегчением отметил, что этот мужественный человек в утешениях не нуждался. Когда мы извинились за непрошенное вторжение, его губы, казалось, навсегда скорбно закаменевшие, тронула смущенная улыбка. - Только рад гостям, - сказал он. - Я вам на ночь сделаю неугасающий огонь древних уральских охотников - нодью. Наступил вечер. В сумерках вершины гор и зубчатые очертания леса смягчились и напоминали романтические гравюры из старинных книг. На поляне заплясало пламя. Раскрасневшаяся Настя бегала в лес за сухими ветками и подкладывала их в костер, с наслаждением вдыхая горький дым. Мне всегда нравились уютные вечера около костра, в кругу близких друзей. А сегодняшний вечер для Тани, да и для всех нас, особенный. Днем, в час передачи важных известий, мы включили походный телеэкран и услышали новость: Таня - лауреат Солнечной системы. Ее симфоническая поэма “Из звездных странствий” признана лучшим музыкальным произведением года. Поэма вызвала споры. Оказывается, не одному мне в беспросветном и неизученном океане нуль-материи почудилась мелькнувшая тень - тень Непознаваемого. Только разным людям явилась эта тень в разных конкретных образах. Мне она представилась, например, в виде неведомого черного всадника, с тревожным рокотом скачущего во мраке вакуума. У вечернего костра первым заговорил о Таниной поэме Орион. - А поэма твоя все-таки того... Мрачновата, - сказал он. - Категорически против такого мнения, - возразила Вега. - Напрасно нападаешь на сестру. Первая часть поэмы говорит лишь о том, что все трудности познания еще впереди. А по закону контраста все остальные части звучат особенно победно и радостно. - Мне тоже кажется, что серьезное искусство не должно быть слащавым, - поддержал я Вегу. - Оно должно потрясать. - Мне тоже, - решительно заявила Инга. - Я-то что... Я согласен, - сдавался Орион, отмахиваясь от нас руками. - Я говорю для ее же пользы. Посмотрите на Татьяну. Она сияет, раздуваясь от тщеславия. - Вполне объяснимая радость, а не тщеславие. - Как бы не так, - не унимался Орион, желавший во что бы то ни стало поиронизировать над сестрой. - Посмотрели бы, как в подобных случаях она вертится в своем пенелоновом платье. К сожалению, сегодня мы лишимся этого пышного зрелища. Она ничего не знала и платье не прихватила. - А вот возьму и надену, - рассмеялась Таня. - Смотри! Она вытащила из кармана походной куртки клубок не больше теннисного мяча. Подбросила его вверх, и клубок в воздухе развернулся в искрящееся платье, отливающее холодным фиолетовым пламенем. Настя прыгала от восторга и бережно расправляла звездное полотнище. Все хохотали до слез, глядя на заморгавшего от неожиданности Ориона. Даже хмурый Эридан Потапов улыбнулся. - Ты смотри, - бормотал Орион. - И тут все предусмотрела... Таня ушла в палатку переодеваться. Костер угасал. Но Эридан вместо него соорудил нодью из двух сухих бревен. Обращенные друг к другу тлеющими боками, бревна багрово светились и разливали вокруг домашнее тепло. Мы потом всю ночь спали у нодьи, как около печки. Костер почти погас. На тлеющих углях плясали голубые мотыльки. Нодья источала тепло и приглушенный свет. В это время из палатки вышла Таня в своем удивительном платье, в котором то переливались земные туманы, то колыхался звездный блеск. - Гм, - бормотнул Орион, стараясь придать голосу иронию. - Ты похожа на эту... На странствующую звездную принцессу, ступившую на грешную Землю. Что-то в этом роде. В голубоватых отсветах звездного платья лицо Тани выглядело непривычно белым, а волосы - черными, как ночь, и она снова напомнила мне другую женщину из иного мира... Как они все-таки похожи, и как не похожи их жизни! Два мира - две судьбы... С трагически одинокой Элорой у меня связываются страшные образы города Электронного Дьявола и тотальной пустыни Вечной Гармонии. А когда думаю о Тане, перед глазами развертывается совсем иная картина: усеянный цветами луг и жаворонок, повисший в небе серебряным колокольчиком. ... Не заметил, как прошло два часа. Пирамидальный город-сад повернулся на 180 градусов, и веранда опять в тени. На севере, в тридцати километрах отсюда, в лучах заходящего солнца четко выступали очертания огромной голубой тарелки. Это новый город - чудо гравитационной техники. Он парил в воздухе над излучиной Камы и походил издали на циклопических размеров цветок. Чуть наклоненный к югу, цветок медленно вращался и, подобно подсолнечнику, сопровождал наше светило, раскрывая навстречу лучам свои гигантские лепестки-сектора. И опять я подумал о Тане, о ее увлеченности цветами и музыкой. После окончания туристского похода мы поселились здесь, в пирамидальном городе. В тот же день вот на этой веранде Таня делилась со мной своей мечтой. - Природа допустила небольшой просчет, - говорила она. - В лесу поют птицы, звенят сосны, шумит листва. Выйдешь в поле - цветы... Они приятно пахнут, ласкают глаз. Но почему молчат? Они должны звучать, как музыка, петь, как птицы. Что нужно, чтобы исправить оплошность природы? Небольшое вмешательство в генетическую основу... Таня рассказала о своей будущей работе, в которой найдут применение обе ее профессии - биолога и композитора. “Поющие луга” - так я тут же назвал ее проект, фантастически трудный по исполнению. И продекламировал подходящие к ее замыслу стихи поэта XIX века. Я помнил их еще со школы: Колокольчики мои, Цветики степные, Что глядите на меня, Темно-голубые? И о чем звените вы В день веселый мая, Средь некошеной травы Головой качая? - Какие хорошие стихи! - обрадовалась Таня. - Вот видишь, поэты давно мечтали о поющих степях. Вернее, они воспринимали их поющими. Колокольчики!.. Они должны у меня именно звенеть, как серебряные. Тихо и нежно. Чуть громче, на манер пастушеской свирели, будут звучать полевые лютики. А ромашкам и василькам отведу роль первых скрипок. Мои питомцы в Антарктиде - не то... Это почти биороботы. А наши дорогие с детства полевые цветы останутся у меня такими же живыми. И откликаться они будут не на грубые радиоволны, а на биоизлучение человека. Мне понравилось, что Танины луга будут жить словно в едином ритме с человеком, с его думами и настроениями. Отзываться на биоизлучение человека! Эти слова подсказали мне замысел фантастической картины, которую я вскоре начал писать. Картина под названием “Поющие луга” должна стать своего рода картиной-метафорой, картиной-символом. Один вариант готов, стоит сейчас на веранде передо мной. Многое хочется вместить в картину: и просторы степей, в которых то печет солнце, то гуляют дожди и грозы; и бесшумный скользящий поезд; и парящий вдали на горизонте город. Фантастический, еще никем не виданный сиреневый аэрогород, этакий медленно вращающийся шар-глобус, плавающий на гравитационных волнах. На переднем плане - люди: гиперастронавт, только что вернувшийся на Землю, и его подруга. Они идут по тропинке среди пахучего степного разнотравья. Медуницы и ромашки, яркие лютики и трогательные васильки - все цветы вблизи людей вздрогнули лепестками, отозвавшись на биоизлучение. Они чутко уловили их настроение и встретили никем и никогда не слыханной мелодией. Лица двоих изумлены и радостны, их мысли и чувства сливаются в едином звучании с природой... ... Зашуршали под ветром листья, и на моем столе заплясали узорчатые солнечные блики - веранда вновь на южной стороне. Сзади послышались легкие шаги - пришла Таня. “Жаворонок”, - с нежностью подумал я, когда почувствовал на плечах ее длинные пальцы. - Заканчиваешь свои страшные звездные воспоминания? - Да. Но не только страшные; ведь есть кое-что и о тебе... Таня ушла в небольшой зал с высоким, акустически выверенным полусферическим потолком и села за электронный музыкальный аппарат, сочетающий достоинства многих старинных инструментов - рояля, скрипки, органа и арфы. Зал рядом с верандой, и я хорошо слышал, как Таня импровизировала. Под ее удивительными пальцами расцветала сказка, где солнечные дали открывались одна за другой. На западе, за лесистыми увалами, заполыхал костер вечерней зари. Я смотрел на колышущееся марево и думал о том, каким странным сиянием, предзакатным блеском озарилась моя жизнь, прежде полная тревог и опасностей. Теперь, казалось бы, можно отдыхать, тихо грезить и писать фантастические картины о поющих лугах. Но я еще не стар. Я - астронавт и пока еще не думаю о Земле как об уютной гавани, где можно осесть навсегда. Скоро в другой рукав нашей Галактики уйдет новый отряд вакуум-кораблей. Туда, где находится загадочная Глория. По отрывочным сведениям наших космических братьев и соседей, на Глории в древние времена развивалась цивилизация технологического типа. Сейчас планета лишилась биосферы. Она покрылась металлическим панцирем, ощетинилась лесом антенн и огромных вибрирующих усиков, которые стреляют аннигиляционными разрядами по всякому приблизившемуся кораблю. Там тоже произошел, очевидно, технологический коллапс. Может быть, причина - гедонизм? В Совете Астронавтики я высказал предположение, что Глорию населяла изнеженная гуманоидная раса, передавшая технике заботу о себе и всякий труд, в том числе и духовный. Непомерно разросшаяся на Глории техносфера стала нянькой бездумно наслаждающихся жизнью разумных существ, спрятавшихся в электронных или иных уютах от природы, духовных поисков и труда. Потом техно-сфера, вытесняя биосферу, обрела полную самостоятельность, “поумнела” и в конце концов решила, что такие гуманоиды - тупиковый вариант эволюции, который следует упразднить... Новая экспедиция должна разгадать загадку далекой Глории. ... Закатный костер на западе погас, дотлевали его последние тускнеющие угли. В темном небе рассыпался светящийся пепел - легионы далеких солнц. Мыслью, воображением я уже был там, в распахнувшейся звездной тиши, в которую вплетались еле слышные задумчивые звуки музыки. Вакуум-эскадра совершит переход к отдаленному витку Галактики в считанные месяцы. Не пройдет и года, как корабли выплывут из черных глубин вакуумного океана на свет, на волнующуюся звездную поверхность. Вынырнут вблизи Солнечной системы. И я увижу издали нашу Землю... Зеленую планету в синем плаще океанов, где нас будут ждать светлые города, прохладные леса и поющие луга.
|
|||||||
|