|
|||
«Жиль де Ре»
Алистер Кроули «Жиль де Ре» для представления перед Университетским Поэтическим Обществом вечером понедельника, 3 февраля, 1930 г. В далекие времена, когда король Брахмандатта правил в Варанаси, один джентльмен, христианское имя которого было Томас Генри (вы, возможно, слышали о нем – он был ни кем иным, как дедом знаменитого Олдоса Хаксли), однажды оказался в весьма затруднительном положении, схожем с тем, в коем я пребываю сегодня. Его попросили прочитать лекцию перед группой самых разных людей. Беспокоило его вот что: какое предположение следует ему сделать об уровне знаний аудитории? Он принял разумное решение, обратившись за советом к бывалым и получил ответ: «Вы должны сделать одно из двух. Можете предположить, что они знают все, либо же что они не знают ничего». Томас Генри подумал и решил, что будет считать, что они ничего не знали. Я думаю, что это попросту показывает как он, должно быть, был плохо воспитан; и объясняет, как случилось, что он стал грязным маленьким атеистом, и как покаялся на своем смертном одре, и умер, богохульствуя. Жиль Де Ре родился примерно в 1404 году. Он женился на Катрин де Тонар 30 ноября 1420 года, таким образом, став богатейшим дворянином Европы. Жил он довольно экстравагантно до тех пор, пока не был арестован Церковью. Он начал алхимические исследования под контролем Жиля де Силле, священника из Сен-Мало. Монтегю Саммерс считает, что он пожертвовал около восьмисот детей и приводит цитаты из материалов верховного церковного суда, на котором доминиканский священник по имени Жан Блоун представлял инквизицию перед городом и епархией Нанта. Само собой, Жиль «признался» и отправился на костер 26 октября 1440 г., оставив свои имения и несметные богатства Матери-Церкви, которая, не теряя времени, присовокупила их к своему списку материальных благ. Частью этого наследия были личные рукописи Жиля, которые с великой радостью были приняты в хранилищах Матери-Кладези (Mother Lode), где и хранятся по сей день. К сожалению, библиотека Ватикана недоступна для «простых смертных», и, вероятно, останется таковой до исчезновения самой Матери Церкви, и тогда автор окажет иным заинтересованным лицам всю возможную помощь, чтобы превратить ее в публичную библиотеку. Нет! Нет! Это было бы крайне невежливо. Я буду предполагать, что вы знаете все о Жиле Де Ре. И с учетом этого с моей стороны было бы дерзко рассказывать вам что-либо о нем. Так что мы можем считать, что наша лекция подходит к концу и, после обычного выражения благодарности, перейти непосредственно к обсуждению, которое, я думаю, должно быть скорее забавным, нежели информативным. Это, пожалуй, странные слова – однако, достойные всякого приема в университете вроде Оксфордского, где, как я понимаю, извечный грех тамошних обитателей – чтение и слушание лекций, но обсуждения вполне могут оказаться забавными, особенно если происходят при помощи тернов и дробовиков, тогда как прочтение лекции – это не более, чем попытка (обреченная, впрочем, на провал) сообщить знания, которыми лектор не обладает. Я уверен, мы все понимаем, что подобные попытки невозможны в принципе. Нет! Я не пытаюсь наказать вас своим знаменитым Скептицизмом как Инструментом Разума. Я даже не собираюсь упоминать первую и последнюю лекции, которые я пережил в безнадежном университете где-то возле Ньюмаркета и которые экземпляр старого красного песчаника на кафедре начал, заметив, что политическая экономия – очень сложная тема для теоретизирования ввиду отсутствия достоверных данных. Я бы никогда не рассказал столь печальную историю вечером понедельника, когда мысль о вторнике уже мрачно сгущается в уголках каждого меланхолического ума. Я бы хотел быть просто дружественным и благоразумным, хотя, возможно, напрасно ждать от меня игривости. Дело в том, что я нахожусь в очень подавленном состоянии. Мое внимание привлекло это мелкое слово «знание», о котором мы часто слышим, но редко сталкиваемся. Я не предполагаю давить на вас М. С. Н. и показывать, что жизнь и взгляды Жиля де Ре неизбежно определяются ценой лука в Хайдарабаде. Но мне думается, что рассматривая исторический вопрос, нам следует предельно осторожно определить, что мы подразумеваем – в нашей отдельной вселенной или дискурсе – под словом «знание». Могу я задать вопрос? Знает ли кто-либо дату битвы Вателлоо? Пауза. (Кто-то, держу пари, скажет мне: «1815») Большое спасибо. Если быть откровенным, я это и сам знал. Я не нуждался в информации об этом конкретном факте. Меня лишь интересовало, знает ли кто-либо эту дату. Я чувствовал, что если так, то это создало бы комфортную обстановку. Но так как мы говорим о Ватерлоо, мы можем спросить себя: какова, грубо говоря, степень достоверности наших знаний? Я слышал множество теорий о том, почему Наполеон потерпел поражение. Мне говорили, что он уже страдал от болезни, которая убила его. Мне говорили, что он был превзойден Веллингтоном в военном искусстве. Мне говорили, что его армия призывников недоедала и не была надлежащим образом тренирована. Также мне говорили, что битва была выиграна бельгийцами. Однако, все эти версии спорны. Некоторые из них могут быть не так уж и верны. Но у нас почти нет возможности определить причины, насколько, даже если документальной базы у нас достаточно для того, чтобы подтвердить любую из них. Кроме того, невозможно проследить следствия любого события, хотя бы потому, что следствий этих несчетное количество и каждое из них в определенной степени является важной определяющей причиной. Рассмотрим достаточно простой вопрос, вроде времени года. Если бы это была зима вместо лета, куры бы не откладывали яйца, и Угумон и Ла Эйе-Сен[1] не могли бы прокормить сражающуюся армию. Но хотя и душеполезно созерцать границы того, что мы не знаем, в некотором роде более удовлетворительно для нашего низшего естества рассмотреть то, что мы знаем, в разумном смысле этого слова. Бесспорно то, что битва при Ватерлоо имела место и была выиграна. И также бесспорно, что это была кульминация или, скорее, завершение походов, продолжавшихся много лет. Нет также причин сомневаться, что Наполеон родился на Корсике, что он вступил во французскую армию и быстро вознесся к власти, благодаря военному гению и политическим интригам. Существует большое количество косвенных доказательств, которые подтверждают каждое их этих утверждений. Взятые в целом, они были бы совершенно бесполезны для любой другой гипотезы. Но когда мы рассматриваем характер Наполеона, мы сразу же погружаемся в массу противоречий. Наверное, никто в истории не был столь обсуждаем, и каждый писатель высказывал свою, отличную от других, точку зрения. Каждый стремится подкрепить свою точку зрения эпизодами, которые мы не можем не признать подлинными, хотя они и кажутся несовместимыми. Насколько мы вообще можем истинно утверждать, характер Наполеона, как и характер любого, кто когда-либо жил, был крайне сложным. И писатели в той или иной степени подобным шести индийским мудрецам, рожденным слепыми, которым было нужно описать слона. Духовно укрепившись этими простыми размышлениями, мы можем применить их плоды к проблеме Жиля де Ре, и спросить себя, что же мы действительно о нем «знаем», а не просто «слышали». Мы знаем, что он был джентльменом из хорошей семьи, потому что иначе он не смог бы занимать те должности, которые занимал. Мы знаем, что он был храбрым воином и товарищем Жанны д`Арк. . Мы знаем, что у него была страсть к науке, ибо основание своей репутации он заложил, часто находясь в обществе ученых людей. Наконец, мы знаем, что он был обвинен в тех же преступлениях, что и Жанна д`Арк, теми же людьми, которые обвиняли её, и что к нему была применена та же мера наказания. Я не думаю, что пропустил какой-то поддающийся проверке факт. Полагаю, что все остальное относится к домыслам. Реальная проблема Жиля де Ре, таким образом, относится к ним же. Мы рассматриваем человека, который почти во всех отношениях является мужским эквивалентом Жанны д`Арк. Они оба вошли в историю. Однако эта история несколько любопытна. Я до сих пор склонен считать, что «нет такого животного». [2] Во времена Шекспира, Жанна д’Арк считалась в Англии символом всего самого мерзкого. Он выставляет её не только колдуньей, но и шарлатанкой и лицемеркой. И, вдобавок ко всему – трусливой, лживой и распутной шлюхой. Я подозреваю, что они начали оправдывать её после того, как решили, что она была девственницей, то есть сексуально помешанной, или, по меньшей мере, неполноценной, животной, но, как известно изучающим религию, идея всегда заставляет людей действовать. Во всяком случае, ее породу впоследствии канонизировали. Имя Жиля де Ре, с другой стороны, такое же типичное словосочетание, которое ассоциируется с чудовищными пороками и преступлениями. Настолько, что он даже связывается со сказочной фигурой Синей бороды, о котором, даже если он и существовал, мы немного знаем, кроме того, что он наиболее мужским образом реагировал на домашние неурядицы. Минутное отступление; на самом деле, основная мысль. Каково самое точное и жестокое обвинение, предъявленное ему? Что он в ходе алхимических и магических экспериментов принес в жертву около 800 детей? Я утверждаю, что, a priori, это звучит крайне неправдоподобно. Жиль де Ре управлял округом, население которого не было слишком велико, и даже в те времена рабства, грязи, болезней, разврата, нищеты и невежества, которые кажутся мистеру Г. К. Честертону единственно идеальным состоянием общества, это должно было быть весьма трудно - осуществлять похищения и убийства людей в таких массовых количествах. Всякий раз, когда возникают вопросы, связанные с черной магией или черными мессами, вызыванием дьявола и т. д. и т. п., никогда не следует забывать, что эти виды практик - порождения христианства. Там, где невежественные дикари выполняют свои искупительные обряды, там и только там укрепляется христианство. Но среди огромного множества систем, известных в цивилизованных частях мира, нет и следа такого извращения религиозного чувства. Это только кровожадный и пустой Иегова появился на свет столь ужасающим образом. Такие отравленные ростки могут всходить только на ядовитом болоте страха и стыда, на котором всякая мысль перегнивает в христианство. Такие образом, нет причин считать невероятным, что Жиль де Ре (или любая другая личность того времени и места) были причастны к практике черной магии, ибо все они были католиками. Власть Церкви в те времена была абсолютной, и даже исследования были ограничены деспотичной теологией, которая навязывалась каждому. Мерзость разворачивалась в полную мощь. Но её упадок был быстрым. Действительно, сто лет спустя все еще было возможно, что королеву раздавят пресвитерианские проповедники, но это было уже достаточно предсказумое время, когда гомосексуальным священнослужителям удавалось запугать разве что студентов. Полагаю, это у них семейное. Хотя эти глубокие размышления и наводят на меня ипохондрическое помрачение умственных способностей, в конце концов мне неожиданно открылось, что я уже слышал эту историю. И я увидел связь. В темные века, когда христианство удерживало неоспоримое господство над теми частями мира, которые были в достаточной мере испорчены, стремление к знаниям – знаниям любого рода – справедливо оценивались людьми у власти как единственное опасное стремление. Хотя и 300 лет тому назад уметь читать и писать было не так уж по-джентльменски. Не уверен, изменилось ли положение сейчас. В любом случае, обучение подобным предметам – большая ошибка в образовании. Грамматика, как мы никогда не должны забывать, проявляется в слове «gramarye», [3] любимом сэром Вальтером Скоттом, и «гримуар», ритуал черной магии – то есть любой письменный документ. Драгоценные крупицы знаний, просочившиеся сквозь христианство. Это противоречило интересам Церкви, и в те времена было проще подавлять людей или идеи, нежели сейчас, хотя и сегодня мы можем найти священников (по крайней мере, в Оксфорде), которые, по-видимому, не слышали о некоем новом изобретении пресловутого Мага, вдохновленного Дьяволом – Печатном Станке. Однако, они боялись. Так что те, кто стремился к знаниям, были в лучшем случае под подозрением в ереси. Мне нет необходимости приводить здесь очевидные имена. Но были определенные «сообщества» людей, которые передавали старые знания, по большей части устно, и которых волей-неволей до определенной степени терпели, ибо даже то малое знание, доступное им, было чрезвычайно ценно. Лучший способ делать доспехи, или строить соборы, или лечить болезни мог позволить христианину опередить своих коллег. Таким образом, хотя очевидно, что совесть требовала максимального уровня наказания сравнимого с наказанием злодеев, евреям и арабам, по крайней мере, было позволено жить. Кроме того, арабы заботились об этом сами. Но никто лучше Папы не осознавал, что знание - власть. За все, что он знал, а он, вероятно, осознавал, что знал немного, евреи и арабы могли бы собраться вместе и перевернуть общество. Разве в его архивах не было самого лучшего примера подобной катастрофы? Существует очень много замечательных людей, не наделенных количеством мозгов, достаточных хотя бы для того, чтобы вкрутить шуруп, которые постоянно надоедают нам угрозой иудео-большевизма. Но так как большинство из них является римско-католической паствой, не знающей, что Рим тайком посмеивается над ними, они полностью игнорируют то, что могло бы быть (если бы они осознали это) их лучшим аргументом. Что стало основной причиной разрушения великой Римской цивилизации? Что сломило дух людей, непобедимых оружием? Что, как не распространение рабской морали иудейских коммунистов того времени? Если вы достанете томик Нового Завета из кармана, вы найдете в четвертой главе Деяний стих тридцать второй: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее». Конечно, один из них, и он тоже был евреем, попытался утаить банк, и за это сверхъестественным образом пал мертвым. [4] Ленин и Троцкий не справились бы лучше! Так что, как католики всегда говорят нам, Церковь обладает монополией на логику, а Папа утверждал, что все евреи были коммунистами. Любой кто имеет или хочет иметь знание, должно быть, еврей и, следовательно, коммунист и поэтому – ну, Папа тоже верил в готовность, хотя, вероятно, называл ее программой разоружения. Когда люди отправляют в лом линкоры во имя мира на земле и доброй воли, это значит, что они нашли их бесполезными и чересчур дорогими, обнаружим нечто подешевле и более смертоносное. Потому курия держала оружие в запасе, чтобы быть уверенной, что стоит сказать слово, и разразится распрекрасный погром. Так что это было за слово? Славный и тихий крестьянский народ или же трудолюбивых охотников и воинов совсем непросто побудить к беспорядочной резне без веской причины. Для того, чтобы их заставить, есть только две вещи, на которых вы можете сыграть – жадность и страх. Движущим мотивом Крестовых походов стала легенда о сказочных богатствах Востока. Мы находим, в действительности, что хорошо организованные армии разбойников, такие как Тамплиеры, вернулись с несчетными богатствами, тогда как честные и набожные дуралеи погубили себя в процессе. Но в подавлении всех искренне интересующихся было не так уж разумно играть на жадности. Ведь каждый знал, что даже если евреи имели сокровища, то они хорошо его прятали, и что они у них была мерзкая особенность иметь протекцию людей, которые были слишком влиятельны для запугиваний и достаточно разумны как бизнесмены, чтобы убить курицу, несущую золотые яйца. Таким образом, единственным остающимся мотивом был страх, и в те века, когда невежество сочеталось с бесконечной преданностью, придумать страшилку было проще, чем это может представить нынешняя пропаганда. Я был в Венеции незадолго до войны, когда рядом с Землей пролетала комета Галлея. И хотя сам Папа окропил комету святой водой, и ex cathedra послал свое особое благословление, сказав людям, что она не причинит вреда, венецианцы сбились в сраженную паникой толпу на площади Святого Марка, воя и ожидая конца света. Соответственно, было достаточно легко ассоциировать стремление к знаниям с наиболее отвратительными преступлениями, реальными или мнимыми, либо и теми, и другими. Потому мы постоянно слышим (не как подтвержденный тезис, а как общеизвестное унаследованное знание), что евреи - колдуны и волшебники. Иными словами, они знают кое-что о грамматике. Мы слышали, что они превращаются в кошек или летучих мышей и сосут кровь у людей. Лично я никогда не исследовал вопрос о том, является ли такое питание приятным. Но - увы! – даже в те идиллические честертоновские времена появлялись слабые проблески мерзкого здравого смысла; инстинкт – иногда очаровательно описываемый как «лошадиное чувство», [5] - идущий из глубокого бессловесного сообщения с Природой (пожалуйста, не поймите слово «сообщение» (communion) в дурном смысле; если бы не Болдуин, [6] я бы и сам стал консерватором) – инстинкт некоторых людей, которые в глубине сердца не особенно верят во все эти домыслы. Было не так-то просто заставить их выйти и убить беззащитных людей по одному слову. Их нужно было снабдить чем-то более весомым. Вы заметите, что такого рода аргумент, несомненно, из области «ad captandum» (т. е. «из желания угодить» - прим. перев. ). Он появляется из ниоткуда для определенной цели и, как говорят французы, ни с чем не рифмуется. Если бы рифмовался, тогда, конечно, сразу был бы разоблачен как бессмыслица. Достаточно того, что никто не может его опровергнуть, как и никто не может его доказать. Рассмотрим конкретный пример. Приятный молодой человек, захотев однажды (и это очень правильно) заработать себе на жизнь и не будучи особенно одарен от природы оригинальностью, решил, что смог бы придумать сюжет на основе идеи «Клуба самоубийц». В этом он был, несомненно, прав. Что подтвердил Роберт Луис Стивенсон. Так что он взял историю Стивенсона, перенес ее в Германию, напорол чуши по поводу туза пик, привел статистику самоубийств и сказал, что я был президентом Клуба и меня разыскивает берлинская полиция. Однако, боюсь, будет не так-то просто доказать, что я ответствен за любое самоубийство, произошедшее в Германии. Но, с другой стороны, для меня совершенно невозможно опровергнуть это. Так что теперь, если вы захотите напасть на кого-то без малейшего страха опровержения, вы знаете, как это обставить. Я забыл упомянуть, что все эти самоубийства были совершены чрезвычайно прекрасными и даже сладострастными молодыми женщинами высокого социального положения, и что безнравственный президент шантажировал их огромными суммами. Видите ли, все люди, для которых писал наш дорогой юный джентльмен, сексуально возбуждаются от образов молодых женщин и упоминаний о больших суммах денег. Ведь у них сразу же разгорается воображение – если бы у них было так много денег, какими ужасными парнями они могли бы быть. В Средние века искусство возбуждения людей не особенно отличалось. Еврей всегда имел несметные сокровища, нажитые нечестным путем, и, конечно, каждый пенни, выжатый Реджинальдом Фрон де Бефом, [7] ложился на счет еврея. Но было и другое сокровище, которое крестьянин боялся потерять, и это самое дорогое из сокровищ – его дети. Поскольку маленькие мальчики, слава Богу, имеют привычку искать приключения и полностью отдаваться этому занятию, что благим образом влияет на их души, крестьяне, само собой, беспокоятся, не случилось ли что-то страшное с маленьким Томми. Очень хорошо. Все что нам требуется, так это сыграть на этой тревоге. Мы вбиваем ему в голову, что маленький Томми (который вернется целым и невредимым, разве что перепачканным, через полтора часа) почти наверняка был похищен евреями для ритуального убийства. Главное обвинение против Жиля де Ре – это, таким образом, основное обвинение против всякого христианина, который испытывает тягу к знаниям. Только в его случае оно было целенаправленным и фантастически преувеличенным из-за того или иного фактора, о котором, как мне кажется, бесполезно строить догадки. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что 800 детей – это чересчур. Я не могу даже представить, сколько лет должны были занять подобные практики. Как, думаю, вы уже успели убедиться, я вообще ничего не знаю о моей теме. Но научный эксперимент в те дни всегда был очень длительной операцией. Им ничего не стоило выставить неизвестное вещество под лучи солнца или луны на срок около трех месяцев в надежде, что загадочным образом удачно свершится первая стадия смутно представляемой ими операции. И даже если они приносили в жертву по ребенку ежедневно, то для уничтожения 800 детей понадобилось бы около двух с половиной лет. Кроме того, очевидно, что требуется больше пары минут, чтобы похитить ребенка, соблюдая должную секретность. Разве исчезновение, скажем, первых четырехсот не заставило бы родителей тщательнее опекать своих чад? Я думаю, что это как если бы маленький Томми сообщил матери, что видел миллион кошек на стене заднего дворика, но при перекрестном допросе выяснилось бы, в лучших традициях диалога Лота со Всемогущим Господом, что это был «Том и еще один». Конечно же, к этому времени для вас стало очевидно, что я был соблазнен еврейским золотом, и единственный для меня способ развеять вашу подозрительность – это привести другой подобный пример, немногим старше ста лет, с которым евреи никак не связаны. Был один придворный поэт - я не совсем уверен, что это за вид животного, - но имя его было Роберт Саути, и он жил, если это можно назвать жизнью, во времена Уильяма Блейка. Он писал много слов, выстроенных по определенной схеме и связанных рифмой и ритмом, навроде гольф-клуба, «набор инструментов, плохо приспособленных для своего назначения». Но он, во всяком случае, называл это стихами, и название их было связано с пожилой женщиной из Беркли и тем, кто гнался за ней. Последним был друг мистера Монтегю Саммерса, Дьявол. Что уж она сделала, чтобы удостоиться такой чести, для меня осталось неясным, потому что я позабыл эту ужасную вещицу. Но я помню пару строки, потому что сам занимаюсь теми же делами. У меня есть свечи из жира младенцев и я плясал на оскверненных могилах. Саути был амбициозным человеком. Он не был удовлетворен блестящим успехом этого шедевра поэтического искусства. Он тут же сел и написал «другое» предположительно стихотворение, снова о жире младенцев, оскверненных могилах и Дьяволе, приходящем в должный момент за селянами. Стихотворение это никак не связано с колдовством. Оно называется «Предостережение хирургу». Я думаю, это лучшее свидетельство в пользу моего тезиса – не уверен, какого именно – которое можно приобщить к делу. Для тех людей, которые верят, что их соседи делают свечи из жира младенцев и раскапывают трупы, чтобы сэкономить на счетах мясника, хирург (то есть человек, ищущий знания, которое может облегчить человеческую боль) – это такое же животное, как ведьма или еврей, занимающийся ритуальными убийствами. Это, несомненно, часть табуированного комплекса, касающегося трупов родственников, вынудила клерикалов сконцентрироваться на одном факте – чтобы выучиться на хирурга, необходимы трупы для вскрытия. Необходимо помнить, что в те времена больницы не столь процветали, как сейчас, и затруднительно было найти живых людей, которых можно было разрезать и посмотреть, что из этого выйдет. Хирургов, действительно, вообще не понимали, разве что тем образом, на который люди были способны – т. е. как похитетелей тел. Все, что следовало за этим, было для них крайне загадочно. Можно заметить, что даже Чарльз Диккенс (который тоже может войти в историю за желание наказать Холмана Ханта и всех людей в мире за рисование непристойных картин) во многом принимает этот взгляд на медицину и фармацею в «Пиквике». Думаю, не будет большой ошибкой считать, что и Жиль де Ре во многом пал жертвой типичной католической логики. Католическая логика: дурные желания-фантазии, созданные их подавлением, страхом перед ними и невежеством. Он хотел одарить человечество благом, следовательно, он общался с учеными; следовательно, он убивал маленьких детей. Я думаю, это же ожидает Дж. Б. С. Холдейна. [8] Поздно делать что-то еще с Ридли[9] и Латимером, [10] но я определенно уверен, что свечи, которые они зажигали, были из жира младенцев. Бесполезно начинать осквернять Грейвза, [11] потому что его издатели могут оскорбиться таким столкновением. И да помилует Господь ваши души!
[1] Угумон и Ла Эйе-Сен – фермерства неподалеку от Ватерлоо – прим. ред. [2] Распространенное выражение, приписываемое некоему фермеру, который впервые увидел в зоопарке жирафа (верблюда и т. д. ) – прим. ред. [3] Оккультные науки, магия – прим. ред. [4] Речь об Анании, Деян. 5: 1-5 – прим. ред. [5] «Horse sense» - идиоматические выражение, означающее грубый, практический здравый смысл - прим. ред. [6] Стенли Болдуин (1867-1947) – британский премьер-министр в 1935-1937 гг., влиятельный политик, член партии консерваторов – прим. ред. [7] Барон, владеющий поместьем Айвенго из одноименного романа Вальтера Скотта– прим. ред. [8] Джон Бёрдон Сандерсон Холдейн (1892-1964) – английский биолог, философ науки, один из основоложнников молекулярной генетики и синтетической теории эволюции – прим. ред. [9] Николас Ридли (1500-1555) – епископ Лондонский, сожженный на костре как еретик во времена Марии I Католички – прим. ред. [10] Хью Латимер (1485-1555) – епископ Вустерский, деятель Реформации, сожженный во времена на костре как еретик вместе с Николасом Ридли, ставший одним из трех Оксфордских Мучеников англиканства – прим. ред. [11] Роберт Грейвз (1895-1985) – известный английский поэт, романист и переводчик. Кроули использует игру слов «graves» («могилы») и «Graves» («Грейвз») - прим. ред. Перевод Diofant
|
|||
|