Абсолютное оружие

Девятый Вал

Абсолютное оружие

Когда какой-нибудь приезжий литератор спрашивал, есть ли в городе N писатели-сатирики, ему называли поэта Василия Бородинского. Хотя другой N-ский поэт Аморалов называл его сатиру «сортирой», а стихи «крокодильскими» (по названию журнала «Крокодил»). И не скупился на пасквили и едкие эпиграммы в адрес поэта, наподобие такого стишка:

Поэт Василий, негодуя,

Взирает на мужей и жён,

И молвит так: «Какого чёрта

Они все лезут на рожон?..

Не вычисляйте логарифмы,

Слагая хитро панторифмы.

Тайн мирозданья не постичь.

Для вас есть пряник, есть и бич…

Так вставьте в рот свои протезы,

Вот вам с икрою бутерброд,

Пишите сладкие поэзы,

Тогда полюбит вас народ,

И ваше вознесёт стило.

Сим миром правит лишь бабло! »

Злопыхатель и пародист («паразитс», как его в свою очередь величал Бородинский) Аморалов не церемонился и с женщинами.

Известная в городе N поэтесса Вероника Ахматулова написала стихотворение, которое у многих читателей вызывало слезы:

Люби меня за немудрящие

Еду, победу и беду.

За травянисто-серых ящерок

Под лавкой в яблочном саду.

За бабкин крест - сосновый, тёсаный,

Её же крестик в три рубля.

За " козьи ножки" с папиросами,

За сходство " я люблю" и " бля"

......

И на это трепетно-нежное произведение Аморалов сочинил непристойную пародию:

Любовь – не вздохи на скамейке,

а секс над пропастью во ржи.

Люби за нежность в телогрейке,

Любовью, сцуко, дорожи!

Люби за те стихотворенья,

которые тебе складу,

и за компоты и варенья,

цветущих в яблочном саду.

За то, что птицы улетели,

За снег, что выпал к ноябрю.

За то, что птицы прилетели,

за сходство «я люблю» - «блюю».

Люби, как мавра Дездемона.

Люби сильнее во сто крат!

Люби хоть за бином Ньютона,

За Е равно эм-це-квадрат!

Люби за песни канареек

и за крапиву у плетня;

за плюс и минус батареек

люби меня, люби меня!

За песни Пугачевой Аллы!

Люби за белых яблонь дым.

За то, что бью тебя я мало:

по вторникам и выходным.

Люби за то, что каруселью

под нами вертится Земля,

что яровые зеленеют

и колосятся тополя.

Люби, хоть пьяный, хоть с похмелья...

Люби меня ты, сцуко бля!

Совсем иного рода писателем был Бородинский. Острие его сатирического пера направлено было на врагов нашего многострадального Отечества.

И по-другому, с восторгом и нежностью, писал Бородинский о родных просторах, реках, полях и лесах, рифмуя «березы – слезы», «метели – капели», «Россия – мессия», «птица-тройка – утренняя дойка», «обнулитель – наш спаситель», не забывая помянуть добрым словом правительство страны, которое в годину тяжких бед и суровых испытаний оберегает народ своей заботливой рукой. Не забывал Василий и про коллег, поэтов города N. Стихотворение, которое он посвятил своему другу Елисею Бурлакову, барду с густой рыжей бородой, начиналось так:

Провинциальный – видно, классный, –

Так о поэте я сужу.

Не раз, не в суете напрасной

Его я взглядом провожу.

Вглядитесь же и вы поближе,

И с близи можно увидать:

Такой же, как Есенин, рыжий,

Печатью – божья благодать…

Но любые прекрасные порывы Бородинского осмеивались циником Амораловым, для которого не было ничего святого. И на это проникновенное произведение он сочинил пародию:

Провинциальный – значит, классный, –

Такого на брегах Невы,

и в суете Москвы напрасной,

убейтесь, – фиг найдете вы.

Пусть он не знает этикета,

и водкой за версту разит, –

провинциального поэта

нам сладок и приятен вид.

Вглядитесь вы в него поближе,

не воротите гордо нос:

он, как Есенин, тоже рыжий,

как Тютчев, бородой зарос.

Таких мужей в столице много ль?

России гордость и оплот,

он в бане парится, как Гоголь,

и самогон, как Пушкин, пьет.

Дымит махрой, как Достоевский,

подмышки бреет, как Маршак,

как Данте, пишет юморески,

как Байрон, кушает форшмак.

В душе сокровища сокрыты,

на рытвинах ее не раз

вывихивал крыло, копыто,

взбираясь на Парнас, Пегас.

И всё же, всё же... Как мессия,

провинциальный наш поэт,

опора и краса России,

спасет поэзию от бед.

Однако по жестокой и трагичной иронии судьбы так и случилось: именно провинциальный поэт спас не только поэзию, но и страну. Ценой своей жизни. Этот поэт — Василий Бородинский.

Вот как это было.

Однажды, когда он читал свои стихи на собрании городского литературного объединения, в зале вдруг издохли все мухи. Их мертвые тела падали на головы изумленных слушателей.

Оно конечно, давно известна поговорка «мухи мрут», но на практике такое явление в городе N наблюдали впервые.

Василий повторил опыт дома, прочтя вслух смертоносное стихотворение. Кончина постигла всех насекомых в квартире: мух, тараканов, клопов, пауков...

Поэт продолжал эксперименты. Вскоре ему удалось создать произведение, лирическая сила которого отправила на тот свет мышей и хомячка.

Следующий его шедевр сразил наповал коккер-спаниеля.

И вот однажды жена Василия, войдя в кабинет поэта, нашла его в кресле бездыханным. На письменном столе лежал листок с последним произведением мастера. Прочитав его, жена упала замертво.

Прибывшие на место трагической гибели полицейские прочли несколько строк стихотворения и были доставлены в больницу в тяжелом состоянии.

Такое воздействие поэзии на организм человека и животных наблюдалось и раньше, и было описано некоторыми авторами. Например, у Есенина:

... И Клюев, ладожский дьячок,

Его стихи как телогрейка,

Но я их вслух вчера прочел —

И в клетке сдохла канарейка.

Однако подобные свидетельства не принимались всерьез, их считали поэтической вольностью и фантазией игривого ума.

И вдруг выяснилось, что стихи могут стать оружием массового поражения!

Последняя рукопись Бородинского, обладающая такой страшной силой, хранилась в сейфе министра обороны. В закрытой типографии печатали копии стихотворения, чтобы в случае войны разбрасывать их над местом расположения армии противника.

В секретной студии несколько десятков актеров записали последнее стихотворение Бородинского для трансляции во вражеские страны. Каждый из актеров знал и декламировал только одну строку, но и это нанесло их здоровью невосполнимый ущерб.

Программисты создавали вирусные программы, которые будут внедрять стих под видом рекламы в ролики на ютюбе и на других вражеских сайтах.

Иностранной разведке стало известно о новом оружии. Военные лаборатории Запада начали изобретать подобное и приглашали на работу поэтов разных стран.

Аморалов эмигрировал в США. Справедливо Бородинский со свойственной ему проницательностью говорил, что он агент мирового империализма, подрывающий наши традиционные ценности, и питается печеньками госдепа.

В своей апокалиптической поэме Аморалов описал воображаемое нападение на родной штат Арканзас вражеского самолета, вооруженного секретным оружием Бородинского:

Раскинув с гордостью орла
Свои зловещие крыла,

Аэроплан парил над нами

И сверху клал на всех стихами.

На землю сыпались стихи,

Как пепел с неба в год пожара,

И от словесной шелухи

Все, что могло бежать, бежало.

Глаголом жжет, наречьем косит,

И мрут от пламенной строки

На сносях бабы на покосе

И комбайнёры-мужики.

Под небом сел, лугов и пашен

Он пролетал, тяжел и страшен,

Роняя бледные страницы,

И дохли мухи, звери, птицы…

На службе копы, в банках воры —

Всем приходилось нелегко.

На грядках кисли помидоры

И в тетрапаках молоко.

Микробам даже было плохо:

Бациллам с палочками Коха;

Коронавирус от стихов

Кирдыкнулся и был таков.

Но как ни старались зарубежные разработчики стихо-бомбы — все их усилия оказались тщетны.

Не было и нет другого такого поэта, как Василий Бородинский. И не будет.