Михаил Булгаков. Похождения Чичикова

Начало формы

Конец формы

Михаил Булгаков. Похождения Чичикова

Поэма в двух пунктах

с прологом и эпилогом

- Держи, держи, дурак! - Кричал Чичиков

Селифану.

- Вот я тебя палашом! - Кричал скакавший

навстречу фельдъегерь, с усами в аршин.

Не видишь, леший дери твою душу, казенный

экипаж.

I. Пролог

Диковинный сон... Будто бы в царстве теней, над входом в

которое мерцает неугасимая лампада с надписью " Мертвые души",

шутник-сатана открыл двери. Зашевелилось мертвое царство и

потянулась из него бесконечная вереница.

Манилов в шубе на больших медведях, Ноздрев в чужом

экипаже, держиморда на пожарной трубе, Селифан, Петрушка,

фитинья...

А самым последним тронулся он - Павел Иванович Чичиков в

знаменитой своей бричке.

И двинулась вся ватага на советскую русь и произошли в ней

тогда изумительные проишествия. А какие - тому следуют пункты.

Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в нем по

московским буеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя:

- Чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обеими глазами

по пузырю в копну величиною! Испакостил, изгадил репутацию так,

что некуда носа показать. Ведь ежели узнают, что я - Чичиков,

натурально, в два счета выкинут к чертовой матери! Да еще

хорошо, как только выкинут, а то еще, храни бог, на лубянке

насидишься. А все Гоголь, чтоб ни ему, ни его родне...

И размышляя таким образом, въехал в ворота той самой

гостиницы, из которой сто лет тому назад выехал.

Все решительно в ней было по прежнему: из щелей

выглядывали тараканы и даже их как-будто больше сделалось, но

были и некоторые измененьица. Так например, вместо вывески

" гостиница" висел плакат с надписью: " общежитие N такой-то" и,

само собой, грязь и гадость была такая, о которой Гоголь даже

понятия не имел.

- Комнату!

- Ордер пожалте!

Ни одной секунды не смутился гениальный Павел Иванович.

- Управляющего!

Трах! Управляющий старый знакомый: дядя лысый Пимен,

который некогда держал " Акульку", а теперь открыл на Тверской

кафе на русскую ногу с немецкими затеями: аршадами, бальзамами

и, конечно, с проститутками. Гость и управляющий облобызались,

шушукнулись, и дело наладилось в миг без всякого ордера.

Закусил Павел Иванович, чем бог послал, и полетел устраиваться

на службу.

III

Являлся всюду и всех очаровал поклонами несколько набок и

колоссальной эрудицией, которой всегда отличался.

- Пишите анкету.

Дали Павлу Ивановичу анкетный лист в аршин длины, и на нем

сто вопросов самых каверзных: откуда, да где был, да почему?..

Пяти минут не просидел Павел Иванович и исписал всю анкету

кругом. Дрогнула только у него рука, когда подавал ее.

- Ну, - подумал, - прочитают сейчас, что за сокровище,

и...

И ничего ровно не случилось.

Во-первых, никто анкету не читал, во-вторых, попала она в

руки барышни регистраторши, которая распорядилась ею по обычаю:

провела вместо входящего по исходящему и затем немедленно ее

куда-то засунула, так что анкета как в воду канула.

Ухмыльнулся Чичиков и начал служить.

А дальше пошло легче и легче. Прежде всего оглянулся

Чичиков и видит, куда ни плюнь, свой сидит. Полетел в

учреждение, где пайки де выдают, и слышит:

- Знаю я вас, скалдырников: возьмете живого кота,

обдерете, да и даете на паек! А вы дайте мне бараний бок с

кашей. Потому что лягушку вашу пайковую, мне хоть сахаром

облепи, не возьму ее в рот и гнилой селедки тоже не возьму!

Глянул - Собакевич!

Тот, как приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И

ведь получил! Съел и надбавки попросил. Дали. Мало! Тогда ему

второй отвалили; был простой - дали ударный. Мало! Дали

какой-то бронированный. Слопал и еще потребовал. И со скандалом

потребовал! Обругал всех христопродавцами, сказал, что мошенник

на мошеннике сидит и мошенником погоняет и что есть один только

порядочный человек делопроизводитель, да и тот, если сказать

правду, свинья!

Дали академический.

Чичиков лишь увидел, как Собакевич пайками орудует,

моментально и сам устроился. Но конечно, превзошел и

Собакевича. На себя получил, на несуществующую жену с ребенком,

на Селифана, на Петрушку, на того самого дядю, о котором

бетрищеву рассказывал, на старуху-мать, которой на свете не

было. И всем академические. Так что продукты к нему стали

возить на грузовике.

А наладивши таким образом вопрос с питанием, двинулся в

другие учреждения, получать места.

Пролетая как-то раз в автомобиле по Кузнецкому, встретил

Ноздрева. Тот первым долгом сообщил, что он уже продал и

цепочку и часы. И точно, ни часов, ни цепочки на нем не было.

Но Ноздрев не унывал. Рассказал, как повезло ему на лотерее,

когда он выиграл полфунта постного масла, ламповое стекло и

подметки на детские ботинки, но как ему потом не повезло и он,

канальство, еще своих шестьсот миллионов доложил. Рассказал,

как предложил внешторгу поставить за границу партию настоящих

кавказских кинжалов. И поставил. И заработал бы на этом тьму,

если б не мерзавцы англичане, которые увидели, что на кинжалах

надпись " мастер савелий сибиряков" и все их забраковали.

Затащил Чичикова к себе в номер и напоил изумительным, якобы

из франции полученным коньяком, в котором, однако, был слышен

самогон во всей его силе. И, наконец, до того доврался, что

стал уверять, что ему выдали восемьсот аршин мануфактуры,

голубой автомобиль с золотом и ордер на помещение в здании с

колоннами.

Когда же зять его мижуев выразил сомнение, обругал его, но

не софроном, а просто сволочью.

Одним словом надоел Чичикову до того, что тот не знал, как

и ноги от него унести.

Но рассказы Ноздрева навели его на мысль и самому заняться

внешней торговлей.

Емельян только рукой махнул:

- Это говорит неописуемо!

- Ну раз неописуемо - выдать ему N+1 миллиардов.

Так он и сделал. И опять анкету написал и начал

действовать и показал себя во всем блеске. Баранов в двойных

тулупах водил через границу, а под тулупами брабантские

кружева; бриллианты возил в колесах, дышлах, в ушах и нивесть в

каких местах.

И в самом скором времени появились у него пятьсот

апельсинов капиталу.

Но он не унялся, а подал куда следует заявление, что

желает снять в аренду некое предприятие и расписал

необыкновенными красками, какие от этого государству будут

выгоды.

В учреждении только рты растегнули - выгода,

действительно, выходила колоссальная. Попросили указать

предприятие. Извольте. На тверском бульваре, как раз против

страстного монастыря, перейдя улицу и называется - пампушь на

твербуле. Послали запрос куда следует: есть ли там такая штука.

Ответили: есть и всей москве известна. Прекрасно.

- Подайте техническую смету.

У Чичикова смета уже за пазухой.

Дали в аренду.

Тогда Чичиков, не теряя времени полетел куда следует:

- Аванс пожалте.

- Представьте ведомость в трех экземплярах с надлежащими

подписями и приложением печатей.

Двух часов не прошло, представил и ведомость. По всей

форме. Печатей столько, как в небе звезд. И подписи налицо.

- За заведующего - Неуважай-Корыто, за секретаря -

Кувшинное Рыло, за председателя тарифно-расценочной комиссии -

Елизавета Воробей.

- Верно. Получите ордер.

Кассир только крякнул, глянув на итог.

Расписался Чичиков и на трех извозчиках увез дензнаки.

А затем в другое учреждение:

- Пожалте подтоварную ссуду.

- Покажите товары.

- Сделайте одолжение. Агента позвольте.

- Дать агента.

Тьфу! И агент знакомый: ротозей Емельян.

Забрал его Чичиков и повез. Привел в первый попавшийся

подвал и показывает. Видит Емельян - лежит несметное

колличество продуктов.

- М-да... И все ваше?

- Все мое.

- Ну, - говорит Емельян, - поздравляю вас в таком случае.

Вы даже не милльонщик, а трильонщик.

А Ноздрев, который тут же с ними увязался, еще подлил

масла в огонь:

- Видишь, - говорит, - автомобиль в ворота с сапогами

едет? Так это тоже его сапоги.

А потом вошел в азарт, потащил Емельяна на улицу и

показывает.

- Видишь магазины? Так это все его магазины. Все что по

эту сторону улицы - все его. А что по ту сторону - тоже его.

Трамвай видишь? Его. Фонари?.. Его. Видишь? Видишь?

И вертит его во все стороны.

Так что Емельян взмолился:

- Верю! Вижу... Только отпусти душу на покояние.

Поехали обратно в учреждение.

Там спрашивают:

- Ну что?

Дальше же карьера Чичикова приняла головокружительный

характер. Уму непостижимо, что он вытворял. Основал трест для

выделки железа из деревянных опилок и тоже ссуду получил. Вошел

пайщиком в огромный кооператив и всю Москву накормил колбасой

из коррекция дохлого мяса. Помещица Коробочка, услышав, что

теперь в Москве " все разрешено", пожелала недвижимость

приобрести: он вошел в компанию с замухрышкиным и утешительным

и продал ей Манеж, что против Университета. Взял подряд на

электрификацию города, от которого в три года никуда не

доскачешь, и войдя в контакт с бывшим городничим, разметал

какой-то забор, поставил вехи, чтобы было похоже на планировку,

а на счет денег, отпущенных на электрификацию, написал, что их

у него отняли банды капитана копейкина. Словом произвел чудеса.

И по Москве вскоре загудал слух, что Чичиков - трильонщик.

Учреждения начали рвать его к себе нарасхват в спецы. Уже

Чичиков снял за 5 миллиардов квартиру в пять комнат, уже

Чичиков обедал и ужинал в " Ампире".

Но вдруг произошел крах.

Погубил же Чичикова, как правильно предсказал Гоголь,

Ноздрев, а прикончила Коробочка. Без всякого желания сделать

ему пакость, а просто в пьяном виде, Ноздрев разболтал на бегах

и про деревянные опилки, и о том, что Чичиков снял в аренду

несуществующее предприятие, и все это заключил словами, что

Чичиков жулик, и что он бы его растрелял.

Задумалась публика, и как искра побежала крылатая молния.

А тут еще дура Коробочка вперлась в учреждение

расспрашивать, когда ей можно будет в Манеже булочную открыть.

Тщетно уверяли ее, что Манеж казенное здание и что ни купить

его, ни что-нибудь открывать в нем нельзя, - глупая баба ничего

не понимала.

А слухи о Чичикове становились все хуже и хуже. Начали

недоумевать, что такое за птица этот Чичиков, и откуда он

взялся. Появились сплетни, одна другой зловещее, одна другой

чудовищней.

Беспокойство вселилось в сердца. Зазвенели телефоны,

начались совещания. Комиссия построения в комиссию наблюдения,

комиссия наблюдения в жилотдел, жилотдел в наркомздрав,

наркомздрав в главкустпром, главкустпром в наркомпрос,

наркомпрос в пролеткульт, и т. д.

Кинулись к Ноздреву. Это, конечно было глупо. Все знали,

что Ноздрев лгун, что Ноздреву нельзя верить ни в одном слове.

Но Ноздрева призвали и ответил по всем пунктам,.

Объявил, что Чичиков действительно взял в аренду

несуществующее предприятие, и что он, Ноздрев, не видит

причины, почему бы не взять, ежели все берут? На вопрос: уж не

белогвардейский ли шпион Чичиков, ответил, что шпион и что его

недавно хотели даже расстрелять, но почему то не расстреляли.

На вопрос: не делал ли Чичиков фальшивых бумажек, ответил, что

делал и даже рассказал анекдот о необыкновенной ловкости

Чичикова: как, узнавши, что правительство хочет выпускать новые

знаки, Чичиков снял квартиру на марьиной роще и выпустил оттуда

фальшивых знаков на 18 миллиардов и при этом на два дня раньше,

чем вышли настоящие, а когда туда нагрянули и опечатали

квартиру, Чичиков в одну ночь перемешал фальшивые знаки с

настоящими, так что потом сам черт не мог разобраться, какие

знаки фальшивые, а какие настоящие. На вопрос: точно ли Чичиков

обменял свои миллиарды на бриллианты, чтобы бежать за границу,

Ноздрев ответил, что это правда, и что он сам взялся помогать и

участвовать в этом деле, а если бы не он, ничего бы и не вышло.

После рассказов Ноздрева полнейшее уныние овладело всеми.

Видят никакой возможности узнать, что такое Чичиков, нет. И

неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не нашелся среди

всей компании один. Правда Гоголя он тоже как и все и в руки не

брал, но обладал маленькой дозой здравого смысла.

Он воскликнул:

- А знаете, кто такой Чичиков?

И когда все хором грянули:

- Кто?

Он произнес гробовым голосом:

- Мошенник.

VII

Тут только и осенило всех. Кинулись искать анкету. Нету.

По входящему. Нету. В шкапу - нету. К регистраторше. - Откуда я

знаю? У Иван Григорьича.

- Где?

- Не мое дело. Спросите у секретаря и т. д. и т. д.

И вдруг неожиданно в корзине для ненужных бумаг - она.

Стали читать и обомлели.

Имя? Павел. Отчество? Иванович. Фамилия? Чичиков. Звание?

Гоголевский персонаж. Чем занимался до революции? Скупкой

мертвых душ. Отношение к воинской повинности? Ни то ни се, ни

черт знает что. К какой партии принадлежит? Сочуствующий (а

кому - неизвестно). Был ли под судом? Волнистый зигзаг. Адрес?

Поворотя во двор, в третьем этаже направо, спросить в

справочном бюро штаб-офицершу Подточину, а та знает.

Собственноручная подпись? Обмокни!!

Прочитали и окаменели.

Крикнули инструктора Бобчинского:

- Катись на Тверской бульвар в арендуемое им предприятие и

во двор, где его товары, может там что откроется!

Возвращается Бобчинский. Глаза круглые.

- Чрезвычайное проишествие!

- Ну!

- Никакого предприятия там нету, это он адрес памятника

Пушкину указал. И запасы не его, а " ара".

Тут все взвыли:

- Святители угодники! Вот так гусь! А мы ему миллиарды!!

Выходит, теперича, ловить его надо!

И стали ловить.

VIII

Пальцем в кнопку ткнули:

- Курьера.

Отворилась дверь и предстал Петрушка. Он от Чичикова уже

давно отошел и поступил курьером в учреждение.

- Берите немедленно этот пакет и немедленно отправляйтесь.

Петрушка сказал:

- Слушаю-с.

Немедленно взял пакет, немедленно отправился и немедленно

потерял.

Позвонили Селифану в гараж:

- Машину срочно.

- Чичас.

Селифан встрепенулся, закрыл мотор теплыми штанами,

натянул на себя куртку, вскочил на сиденье, засвистел, загудел

и полетел.

Какой же русский не любит быстрой езды?!

Любил ее и Селифан, и поэтому при самом въезде на лубянку

пришлось ему выбирать между трамваем и зеркальным окном

магазина. Селифан в течение одной терции времени выбрал второе,

от трамвая увернулся и, как вихрь, с воплем: " спасите! " Въехал

в магазин через окно.

Тут даже у тентетникова, который заведовал всеми

Селифанами и Петрушками, лопнуло терпение:

Уволить обоих к свиньям!

Уволили. Послали на биржу труда. Оттуда командировали: на

место Петрушки - плюшкинского Прошку, на место Селифана -

Григория Доезжай-не-доедешь.

А дело тем временем кипело дальше!

- Авансовую ведомость!

- Извольте.

- Попросить сюда Неуважая-Корыто.

Оказалось, попросить невозможно. Неуважая месяца два тому

назад вычистили из партии, а уже из Москвы он и сам вычистился

сейчас же после этого, так как делать ему в ней было больше

решительно нечего.

- Кувшинное рыло!

Уехал куда-то на куличку инструктировать губотдел.

Принялись тогда за Елизавета Воробья. Нет такого! Есть

правда, машинистка Елизавета, но не Воробей. Есть помощник

заместителя младшего делопроизводителя замзавгодотдел Воробей,

но он не Елизавета!

Прицепились к машинистке:

- Вы?!

- Ничего подобного! Почему это я? Здесь Елизавета с

твердым знаком, а разве я с твердым? Совсем наоборот...

И в слезы. Оставили в покое.

А тем временем, пока возились с Воробьем, правозаступник

самосвистов дал знать Чичикову стороной, что по делу началась

возня и, понятное дело, Чичикова и след простыл.

И напрасно гоняли машину по адресу: поворотя направо,

никакого, конечно, справочного бюро не оказалось, а была там

заброшенная и разрушенная столовая общественного питания. И

вышла к приехавшим уборщица Фетинья и сказала, что никого

нетути.

Рядом, правда, поворотя налево, нашли нашли справочное

бюро, но сидела там не штаб-офицерша подточина, а какая-то

подстега сидоровна и, само собой разумеется, не знала не только

Чичиковского адреса, но и своего собственного.

Тогда напало на всех отчаяние. Дело запуталось до того,

что и черт в нем никакого вкуса не отыскал. Несуществующая

аренда перемешалась с опилками, брабантские кружева с

электрификацией, коробочкина покупка с бриллиантами. Влип в

дело Ноздрев, оказались замешанными и сочувствующий ротозей

Емельян и беспартийный вор антошка, открылась какая-то панама с

пайками Собакевича. И пошла писать губерния!

Самосвистов работал не покладая рук и впутал в общую кашу

и путешествия по сундукам и дело о подложных счетах за

разъезды.

(По одному ему оказалось замешано до 50. 000 лиц) и проч.

и проч. Словом, началось черт знает что. И те у кого миллиарды

из-под носа выписали и те, кто их должны были отыскать,

метались в ужасе и перед глазами был только один непреложный

факт:.

- Миллиарды были и исчезли.

Наконец встал какой-то дядя митяй и сказал:

- Вот что, братцы... Видно не миновать нам следственную

комиссию назначить.

И вот тут (чего во сне не увидишь! ) вынырнул, как некий

бог на машине, я и сказал:

- Поручите мне.

Изумились:

- А вы... Того... Сумеете?

А я:

- Будьте покойны.

Поколебались. Потом красным чернилом:

- Поручить.

- Тут я и начал (в жизнь не видел приятнее сна! ).

Полетели со всех сторон ко мне 35 тысяч мотоциклистов:

- Не угодно ли чего?

А я им:

- Ничего не угодно. Не отрывайтесь от ваших дел. Я сам

справлюсь. Единолично.

Набрал воздуху и гаркнул так, что дрогнули стекла:

- Подать мне сюда Ляпкина-Тяпкина! Срочно! По телефону

подать!

- Так что подать невозможно... Телефон сломался.

- А-а! Сломался! Провод оборвался? Так чтоб он даром не

мотался, повесить на нем того, кто докладывает!!

Батюшки! Что тут началось!

- Помилуйте-с... Что вы-с... Сию... Хе-хе... Минутку...

Эй! Мастеров! Проволоки! Сейчас починят.

В два счета починили и подали.

И я рванул дальше:

- Тяпкин? М-мерзавец! Ляпкин? Взять его прохвоста! Подать

мне списки! Что? Не готовы? Приготовить в пять минут, или вы

сами очутитесь в списках покойников! Э-э-то кто?! Жена Манилова

- регистраторша? В шею! Улинька бетрищева - машинистка? В шею!

Собакевич? Взять его! У вас служит негодяй мурзофейкин? Шуллер

утешительный? Взять!! И того, что их назначил - тоже! Схватить

его! И его! И этого! И того! Фетинью вон! Поэта Тряпичкина,

Селифана и Петрушку в учетное отделение! Ноздрева в подвал... В

минуту! В секунду!! Кто подписал ведомость? Подать его

каналью!! Со дна моря достать!!

Гром пошел по пеклу...

- Вот черт налетел! И откуда такого достали?!

А я:

- Чичикова мне сюда!!

- Н... Н... Невозможно сыскать. Они скрымшись...

- Ах, скрымшись? Чудесно! Так вы сядете на его место.

- Помил...

- Молчать!!

- Сию минуточку... Сию... Повремените секундочку. Ищут-с.

И через два мгновения нашли!

И напрасно Чичиков валялся у меня в ногах и рвал на себе

волосы и френч и уверял, что у него нетрудоспособная мать.

- Мать?! - Гремел я, - мать?.. Где миллиарды? Где народные

деньги?! Вор!! Взрезать его мерзавца! У него бриллианты в

животе!

Вскрыли его. Тут они.

- Все?

- Все-с.

- Камень на шею и в прорубь!

И стало тихо и чисто.

И я по телефону:

- Чисто.

А мне в ответ:

- Спасибо. Просите, чего хотите.

Так я и взметнулся около телефона. И чуть было не выложил

в трубку все смутные предположения, которые давно уже терзали

меня:

" Брюки... Фунт сахару... Лампу в 25 свечей... "

Но вдруг вспомнил, что порядочный литератор должен быть

бескорыстен, увял и пробормотал в трубку:

- Ничего, кроме сочинений Гоголя в переплете, каковые

сочинения мной недавно проданы на толчке.

И... Бац! У меня на столе золотообрезный Гоголь!

Обрадовался я николаю васильевичу, который не раз утешал

меня в хмурые бессонные ночи, до того, что рявкнул:

- Ура!

И...

Эпилог

... Конечно, проснулся. И ничего: ни Чичикова, ни Ноздрева

и, главное Гоголя...

- Э-хе-хе, - подумал я себе и стал одеваться, и вновь

пошла передо мной по-будничному щеголять жизнь.