Теодор Адорно 18 страница
Одновременно также, однако, учитывалось, что экономические мотивы могут и не играть ту господствующую и решающую роль для индивида, которая им обычно приписывается. Если бы мнения определялись только экономическими интересами, то мнения лиц с одинаковым социологическим статусом должны были бы отличаться значительным сходством, а мнения различных социально-экономических групп соответственно отличаться. Однако наше исследование не дало убедительного подтверждения этому предположению. У лиц с одинаковым социоэкономическим статусом выявляются сходства лишь самого общего характера, а расхождения четко выражены; что касается расхождений между социально-экономическими группами, то они лишь редко бывают однозначны. Чтобы объяснить, почему лица с одинаковым социально-экономическим статусом столь часто привержены различным, а лица с различным статусом — одним и тем же идеологиям, нужно учитывать не только их чисто экономические, но и другие потребности.
Кроме того. все более и более становится ясным то, что люди часто ведут себя не соответственно своим материальным интересам, даже в тех случаях, когда осознают, в чем эти интересы заключаются. Неприятие служащими профсоюзных организаций имеет в своей основе отнюдь не ту точку зрения, что профсоюзы бесполезны в плане защиты экономических интересов. Склонность мелкого предпринимателя по многим экономическим и политическим вопросам становиться на сторону крупного предпринимателя не может быть объяснена его верой в то, что это поможет ему защитить свою экономическую независимость. Кажется, что в подобных случаях индивид не только игнорирует свои экономические интересы, но даже действует во вред им, идентифицируя себя с определенной группой, как будто его позицию определяют не столько рациональные соображения, исходящие из собственных интересов, сколько потребность поддержать именно данную группу и противоборствовать противоположным направлениям. Сегодня аналитики ощущают почти что облегчение, когда выясняется, что конфликт групп есть не более, чем столкновение экономических интересов, что обе стороны хотят всего лишь «вмазать хорошенько» противной стороне — и при этом ими не движут некоторые глубинные эмоциональные побуждения. Когда людям приходится давать оценку социальным явлениям, выявляются яркие черты иррационализма. Так, например, некий специалист может выступать против иммиграции еврейских беженцев из-за того. что они усиливают конкуренцию и соответственно уменьшают его доходы. Сколь ангидемократичес-№й ни была бы такая позиция, она, по крайней мере, рациональна в определенном смысле этого слова. Но совершенно нелогичным будет, если этот человек начнет приписывать евреям все самое плохое на свете, как это Делают в большинстве своем люди, которые по причинам деловой карьеры ьыступают против евреев, поддерживая различного рода мнения, многие
|
из которых противоречат друг другу. И столь же нелогично хвалить евреев по единому «доброму» клише. Несомненно, существует враждебность по отношению к группам, основанная на подлинных неудачах, вызванных членами той или иной группы; однако то обстоятельство, что предубеждение легко приобретает обобщающий характер, вряд ли можно объяснить только такими личными неудачами, материал нашего исследования подтверждает то, о чем уже было вскользь сказано: тот, кто проявляет враждебность к одному меньшинству, вероятно, питает ее и по отношению к большинству других. Для такого утверждения не может быть рационального основания; и что еще более удивительно, предубеждения против той или иной группы или, наоборот, абсолютно некритическая ее поддержка часто встречаются у тех, кто вообще не имеет опыта общения с ее членами. Объективная ситуация, в которой находится индивид, в данном случае никак не может считаться причиной столь иррациональной позиции; ее следует поискать там, где психология уже нашла источник мечтаний, фантазий и неадекватных интерпретаций мира — в скрытых потребностях структуры характера.
В качестве еще одного аспекта ситуации индивида, способной определять его идеологическую восприимчивость, следует рассматривать его принадлежность к социальным группам — в плане профессии, провождения свободного времени, религиозной жизни и т. п. По историческим и социологическим причинам такие группы фаворизируют и распространяют — официально или неофициально — самые различные идеи. Очевидно, что люди вследствие своей потребности приспособляться, присоединяться и во что-то верить, с помощью таких средств, как подражание и подключение. перенимают в большей или меньшей мере некритично мнения, типы поведения и представления о ценностях, характерные для группы, членами которой они являются. В той мере, в которой господствующие в данной группе идеи. имеют имплицитно или эксплицитно антидемократический характер, каждый отдельный член этой группы становится подверженным воздействию пропаганды аналогичного направления. Соответственно, мы исследовали ряд групповых принадлежностей на предмет господствующего общего направления мышления и имеющихся отклонений. Разумеется, что корреляция между групповой принадлежностью и идеологией у разных индивидов имеет различные детерминанты. В некоторых случаях индивид, возможно, лишь повторяет взгляды, которые в его окружении рассматриваются как данности, и у него нет основания подвергать их сомнению; в других случаях он. возможно, выбрал для себя определенную группу, поскольку- она представляет идеалы, которым он еще ранее симпатизировал. Несмотря на широко распространенную всеобщую культуру в современном обществе, индивид, достигший того возраста, в котором идеи для него начинают что-то значить и склонный при этом лишь к какому-то одному образу мыслей, представляет собой исключение. Как правило, он сделает
|
выбор, предположительно, соответствующий потребностям структуры своего характера. Даже среди индивидов, которые в период своего становления были подвержены одной единой твердой схеме политических, экономических, социальных и религиозных идей, имеются и те, кто приспосабливается, и те, кто восстает. Поэтому и возникает вопрос, а не обусловлены ли такие различия психологическими факторами. Следовательно, следует исходить из того, что образ поведения детерминирован как ситуативным, так и психологическими моментами, и для максимально точного прогноза необходимо тщательно взвесить роль того и другого.
Ситуативно обусловленные факторы и прежде всего такие, как экономический и принадлежность к социальным группам, подробно исследованы в последних работах, посвященных мнениям и поведению людей, в то время как психологические факторы, относящиеся к индивиду, пока еще не удостоены того внимания, которое они заслуживают. Кроме этого, есть еще одно основание для проведения данного исследования — необходимость сосредоточить внимание на структуре характера. Для того, чтобы быть успешным политическим движением, фашизму необходима опора в массах. Он должен обеспечить себе в массах не только боязливое подчинение, но также и активное сотрудничество со стороны значительного большинства народа. Поскольку уже в силу одной своей природы он действует в интересах немногих за счет большинства, он не может позволить себе объявить своей целью улучшение положения большинства в соответствии с его подлинными интересами. Поэтому он вынужден апеллировать в первую очередь не к рациональному самоидеалу, а к эмоциональным потребностям — часто к самым примитивным и иррациональным желаниям и опасениям. Аргумент о том, что фашистская пропаганда обманывает людей, обещая им изменить их судьбу к лучшему, влечет за собой вопрос:
«А почему, собственно, люди так легко позволяют себя обманывать? » По-видимому, потому, что это соответствует структуре их характера; потому, что несбывшиеся желания и ожидания, страхи и беспокойства делают людей восприимчивыми по отношению к одним и резистентными по отношению к другим убеждениям. И чем больше уже имеющийся в народных массах антидемократический потенциал, тем легче задача фашистской пропаганды. Возможно, и верно то, что в Германии одни только экономические конфликты и потрясения были настолько сильны сами по себе, что сделали победу фашизма ранее или позднее неизбежной, но вожди национал-социализма вели себя отнюдь не в этом духе. они действовали так, как если бы было необходимо в каждый данный момент учитывать психологию народа, активизировать малейшую искорку его антидемократического потенциала, заключать с ним компромиссы и подавлять даже любой намек на сопротивление. Чтобы определить преспективы победы фашизма в США, очевидно, необходимо учитывать соответствующий потенциал в характере -^юдей. В нем не только причины подверженности людей антиде-
|
мократической пропаганде, но и наиболее надежный источник сопротивления.
Авторы этой работы убеждены, что решать, перейдет ли эта страна под власть фашизма — дело народа. На основе же познания сути и масштабов антидемократического потенциала, надо думать, возникнут программы демократических акций; они не должны ограничиваться инструментарием для манипуляций людьми с целью воспитания их в духе демократического поведения; они должны иметь своей целью поддержание такого самосознания и такой воли к самоопределению, которые не оставят шансов для манипуляций. Есть одно объяснение идеологии, индивида, которое еще не учитывалось: она (идеология) может представлять собой картину мира, которую составляет себе одаренный разумом человек, понимающий роль детерминантов в вышеописанном смысле и наблюдающий за событиями. Будучи упомянута в самом конце раздела, эта концепция, однако, имеет решающее значение для достоверности анализа идеологии. Не будь этой концепции, мы должны были бы встать на достаточно широкопринятую в современном мире точку зрения, согласно которой нет основания утверждать, что одна идеология лучше другой, поскольку, мол, все идеологии и философии имеют иррациональное происхождение.
Однако рациональная система рационально мыслящего человека неотделима от структуры его характера. Даже и у такой системы есть мотивы. Решающее влияние на ее формирование оказывает прежде всего тип характера, из которого она возникает. Можно сказать, что зрелый характер (если позволительно употребить это выражение без последующих дефиниций) ближе к рациональной системе мышления, чем незрелый; однако зрелый характер не менее динамичен и не менее структурирован, а его описание не отличается от описания иного характера. Теоретически объективность и рациональность идеологии определяют прежде всего те переменные характера, которые составляют часть Я, ту часть структуры характера, которая оценивает реальность, интегрирует другие его части и наиболее сознательно реагирует.
Именно Я опознает нерациональные силы в характере и берет на себя ответственность за них. На этом базируется наше убеждение, что в основе поисков психологических детерминант идеологии лежит надежда на то, что люди могут стать разумнее. Разумеется, мы не ждем, что вместе с этим исчезнут противоречия во мнениях. Мир достаточно комплексен и трудно познаваем; у людей много реальных интересов, входящих в конфликт с реальными интересами других людей. Существует множество принимаемых нашим Я различий между отдельными характерами, которые никогда не дадут стать скучными спорам по вопросам политики, экономики и религии. Познав психологические детерминанты идеологий, мы все еще не будем знать, какие из них являются подлинной идеологией, мы способны лишь устранить несколько препятствий с того пути, на котором мы ее ищем.
|
В. Методология
1. Общие характеристики
Решение вышеобозначенных проблем потребовало методов описания и измерения идеологических тенденций и методов выявления структуры характера, текущей ситуации и социального фона. Особые методологические требования возникали в связи с концепцией различных слоев в индивиде; потребовались специальные приемы для наблюдения поверхностных мнений, поведений и представлений о ценностях, позволяющие вскрыть идеологические тенденции, появляющиеся на поверхности лишь в виде непрямых манифестаций, а также высветить силы характера, действующие в сфере неосознанного. И поскольку нас прежде всего интересовали структуры динамически взаимосвязанных факторов, требующие изучения индивида в целом, мы посчитали наиболее подходящим методом интенсивные клинические исследования; их смысл и практическое значение, однако, нельзя было измерить до тех пор, пока не было известно, в какой мере они допускают обобщения. Так что. пришлось проводить как групповые, так и индивидуальные исследования и одновременно искать пути и средства, позволяющие интегрировать то и другое.
Отдельные испытуемые исследовались в специальных клиниках с помощью специальных клинических приемов на предмет выявления скрытых желаний, страхов и защитных механизмов, а группы — с помощью опросных листов. Мы не рассчитывали на столь полные и основательные клинические исследования, как они проводились ранее, особенно психоаналитиками, мы не ожидали также, что наши опросные листы получатся более точными, чем те. что используют в наши дни социальные психологи. Но мы надеялись, и это было необходимо для наших целей, что нам удастся таким образом упорядочить наш клинический материал, чтобы его можно было квантифицировать и спроецировать на групповые исследования, а также что опросные листы будут применимы для тех уровней реакций, которые обычно являются предметом лишь клинических исследований. Другими словами, мы попытались поставить на службу теорий и понятий новейшего динамического учения о характерах методы традиционной социальной психологии и при этом сделать доступными для статистических методов «глубинно-психологические» феномены, а также повысить психологическую осмысленность и рациональность сбора количественных данных о поведениях и мнениях.
Дчя интегрирования клинических и групповых исследований, те и другие производились в тесной взаимосвязи. Когда в центре исследования был инвалид, задача состояла в том, чтобы детально описать его образ мышления, поведение и представления о ценностях, понять лежащие в их основе
|
динамические факторы и на этой базе предварительно сформулировать вопросы для исследования групп. Когда в центре исследования находилась группа, задачей было определить, какие мнения, поведения и представления о ценностях обычно сопутствуют друг другу и какие факторы в период развития индивидов и в текущей ситуации обычно связаны с отдельными идеологическими констелляциями; групповые исследования создавали базу для отбора отдельных лиц для интенсивных исследований;
наибольшего внимания требовали те, которые могли рассматриваться в качестве образцов общераспространенных структур и у которых коррелирующие моменты, предположительно, находились в динамическом отношении друг к другу.
Для того. чтобы могли быть исследованы потенциально антидемократические индивиды, их следовало сначала идентифицировать. Поэтому мы начали с опросного листа, который нам анонимно заполнила большая группа лиц. Наряду с вопросами о прошлых и настоящих объективных жизненных обстоятельствах испытуемого, опросный лист содержал ряд антидемократических высказываний с просьбой выразить их приятие или неприятие. Определенное количество лиц, высказавших наибольшую степень приятия, и — после сопоставления — некоторые с наибольшей степенью неприятия, а также некоторые с нейтральными реакциями, затем подверглись изучению с помощью интервью и других клинических приемов, а опросный лист и вся процедура повторялась.
Интервью частично служило для проверки адекватности опросного листа, а именно: опрос подтверждал, действительно ли лица с высшими антидемократическими показателями, согласно опросным листам, были идентичны с теми. кто наиболее темпераментно высказывал антидемократические чувства в личных беседах. Но прежде всего клинические исследования позволяли увидеть психологические факторы, лежащие за антидемократическими идеологиями, и подсказывали пути их исследования на большом материале. По мере того как накапливались знания тенденций, выражавшихся в предубеждениях, нам становились все понятнее и другие признаки и манифестации, по которым их можно было узнать. Отразить эти манифестации в опросных листах для последующих групповых исследований — было нашей следующей задачей. Мы находили все новые достоверные индикаторы центральных сил характера и все с большей степенью четкости могли определить их отношение к антидемократическим манифестациям.
|
|