Ленинград. День Победы

Стр 1 из 4Следующая ⇒

Светлана Амбрасовская

22 июня

Что с тобою, репродуктор,

Онемел или оглох?

Пригласи нас летним утром

Прокатиться в Петергоф!

Расскажи нам о погоде

На воскресных островах.

Но при всём честном народе

ты запутался в словах

И умолк… Играют марши

Час, другой… тревожно всем

От какой-то скрытой фальши.

Должен быть Бизе – «Кармен».

Полдень. Марш затих… и что же?

Что же, что же ты сказал?

Вздрогнул дворник, встал прохожий,

Замер сквер, затих вокзал…

Что же, что же ты сказал?!!

Понять бы мне – тогда, на Белорусском,

Когда гремел «Священной» сводный хор,

Впервые сбрив задиристый вихор,

Что думал паренёк глубинки русской?

Оставлены жена, сестра и мама.

Оставлены мечты о сыновьях.

а что случится завтра на полях

узнает только Бог и… телеграмма…

– Петенька! Родимый! Это ты?!

Господи, а я не угадала…

Два шагА, как будто две версты

На ногах ослабших прошагала,

Пряча слёзы, старенькая мать

И затихла у плеча родного.

Войнам всего мира не прервать

Этого мгновения святого…

Ленинград

Всё вижу – саночки, голодная позёмка

снежинки робко слизывает с них.

Промёрзшая коростится пелёнка,

в них кто-то маленький навеки стих.

Но не рыдает город над усопшим.

Как тени – силуэты вдалеке,

все заняты каким-то делом общим

от смерти на тончайшем волоске.

Пульс метронома теплится в минуте,

под мешковиной дремлют купола.

Всё выглядит обыденным до жути…

Здесь даже боль от горя умерла.

День Победы

(в память о разговорах с дедушкой и бабушкой)

Ах, это время… где-то – лечит, где – калечит…

Послевоенный патефон, платочки, плечи,

кипенье белое старух-черёмух

и тишина, разящая как обух…

Победа жизни – воцаренье в доме мира.

«Не сотворите на крови себе кумира –

не надо плясок на костях и боли.

Мы честно исполняли долг, не боле…

Мы просто жили, возрастали к счастью,

огромной были были малой частью…»

Крутнули ручку, и кружит фокстрот по новой

за деревянной, уцелевшей чудом школой.

Вы просто жили, возрастали к славе –

мы эту простоту предать не вправе!

Бабушке

Пали листья надежд с одинокого дерева жизни,

осень тушью выводит далёкого леса узор.

А по небу на запад ползут тёмно-синие слизни –

подступившего снега неспешный, но верный дозор.

И с последним листом догорает печальное солнце,

обессилев от битвы с громадой критических масс.

И такая тоска, будто мир никогда не проснётся!

И так хочется жить, будто жизнь оборвётся сейчас…

Она уходила сквозь белую зиму

в залитые солнцем чужие края.

Снежинки безропотно приняли схиму

близ перегоревшего вдруг фонаря.

И стало темно. И торжественно тихо.

Лишь старый будильник тревожил буфет,

а в этом «тик-так» столько горя и лиха –

без малого сотня отмерянных лет.

Она уходила сквозь время и небо,

в едва приоткрытую вечностью дверь,

от трудной судьбы, от блокадного хлеба,

от послевоенных тревог и потерь.

Она уходила, а мы оставались.

Фонарь починили, и в брызнувший свет

снежинки сверкающим роем ворвались.

И тикал будильник, тревожа буфет…

12 3 4 Следующая ⇒