Глава XIII

Затишье. — Фрикэ сидит без приключений и не жалуется на это. — Общее возбуждение на всем побережье. — Невольный вербовщик. — Туземное земледелие. — Лентяи. — Экваториальные леса. — Потерянное богатство. — Без разведчиков ходить опасно. — Сюрприз. — У друзей. — Подданные Сунгойи. — Фрикэ думает, что он во сне. — Шагистика. — Черные рекруты на ученье. — Селение претендента.

С той минуты, как Фрикэ оставил Фри-Таунский рейд, прошло десять дней.

Перед тем жандарм неожиданно сбежал с яхты, на которую попала его мучительница, вследствие совершенно непредвиденных обстоятельств. Теперь он, по всей вероятности, находился в селении Сунгойя, недалеко от истоков реки Рокелль, в обществе негра, прозванного по имени этого селения, претендента на местный престол.

После всех приключений наступила полоса затишья, но Фрикэ на это не жаловался. Не все же драться с крокодилами, гиппопотамами и носорогами! Нужно и отдохнуть. Парижанин шагал вдоль реки по трясинам и болотам, положившись на своих негров. Дикие звери встречались все реже и реже, зато люди попадались чаще.

Обыкновенно очень апатичные, на этот раз туземцы были крайне возбуждены в ожидании крупных событий. В селениях, попадавшихся на полянах среди больших лесов, обычные полевые работы совершенно прекратились. Перед легкими хижинами, крытыми листвой, собирались группы, спорили, ораторствовали, сговаривались, пили. Последнее в особенности. Много говорили о Сунгойе, о фетише необыкновенной силы, который должен дать ему победу, о белом человеке, который с ним прибыл, о начинающейся войне, о грядущих переменах. И опять пили и пили.

Превосходная вещь — политика на гвинейском берегу.

Фрикэ принимали радушно, как европейца. Свита его все увеличивалась. Его люди рассказывали по дороге об его подвигах, восхваляли его храбрость, его ловкость, его щедрость, грозную силу его оружия, разящего гиппопотамов и носорогов, — и вот к нему примкнул уже целый отряд любителей пожить в свое удовольствие за чужой счет, притом не утруждая себя.

— Если так пойдет дальше, — думал Фрикэ, — у меня наберется целый экспедиционный корпус. Эти бродяги пошли за мной ради того, чтобы поесть убитой мною дичи и попить моего рому. В Сунгойю они придут с пустыми желудками и будут сражаться. С кем же и за кого?.. Выходит, что я, сам того не желая, окажу сильное влияние на местную политическую ситуацию? Как быть? Ничего не поделаешь. Будь что будет, лишь бы только отыскался наш Барбантоша.

Все больше и больше чувствовалась близость населенного центра. Появились обработанные поля на просеках, которые обыкновенно вырубаются среди леса и где потом с большим трудом выкорчевываются громадные пни. Просеки обычно засеваются маниоком и бананами; эти овощи вместе с сушеной рыбой составляют основную пищу туземцев.

Как бананы, так и маниоки (иначе кассаву) мы описывали уже неоднократно и потому не считаем нужным возвращаться к ним еще раз. Прибавим только, что африканский маниок имеет над американским то преимущество, что совершенно лишен ядовитых свойств. Из него получается грубая мука, но хранят его не в этом виде, а в виде мягкого теста, подвергшегося известному брожению, придающему всей массе острый и вонючий запах. Туземцам это очень нравится.

Хозяйство ведется, таким образом, подсечное. После двух посевов поле забрасывается и производится новая вырубка. А между тем при правильной и последовательной смене культур расчищенная земля могла бы сохранить надолго производительную силу. Но для чего все это неграм? Им нужны только маниоки и бананы, а для того, чтобы их получить, достаточно вырубить еще один уголок в лесу.

Покинутые вырубки с невероятной быстротой и силой зарастают новыми растениями, но только не такими, которые росли раньше, а всегда другими.

Вместо твердых, реликтовых деревьев, на которых обыкновенно не бывает съедобных плодов, вырастают более нежные породы, могущие доставлять человеку то, что требуется для поддержания его существования.

Тут прорастают зерна, занесенные ветром или птицами, дают ростки орехи и ягоды, брошенные неграми после еды, всходят семена, принесенные сюда паводками. Все это быстро разрастается и созревает на благодатной и щедрой почве.

В несколько лет получается дикий фруктовый сад, если только можно так выразиться. Тут и манговое дерево с пышными, вкусными плодами, внутренние ядрышки которых наполнены веществом, сходным по вкусу и по цвету с шоколадом; тут и sterculia acuminata, дающая несравненные орехи кола, или гуру. Этот орех, ужасно пряный и в то же время очень сладий, интенсивно пропитывает вкусовые бугорки языка и сразу отшибает дурной привкус во рту. Тухлая вода кажется тогда свежей и сладкой. Из-за этого свойства орехи гуру очень ценятся в Судане и составляют там предмет весьма бойкой торговли. Кроме того, им приписываются тонизирующие и противолихорадочные свойства, засвидетельствованные многими путешественниками.

Вырастает тут на просеках также великолепная пальма — Eloeis guineensis, из плодов которой добывается пальмовое масло, и множество других полезных деревьев. Из нежных кустарников назовем имбирный куст, перцовое дерево, различные виды кардамонов и много других растений, поставляющих кулинарные приправы и лекарства.

Не забудем отметить виноград с громадными лозами и с очень сладкими плодами, только недостаточно мясистыми. Путем окультуривания этот виноград можно, разумеется, улучшить.

И все это бывает пестро украшено цветущими растениями-паразитами с пышными листьями и роскошными цветами: бромелиями, орхидеями, ароидами.

Фрикэ и его люди двинулись в путь после отдыха на одной из таких заброшенных засек, которая дала им и тень, и возможность кое-чем освежиться.

Они готовились окончательно расстаться с лесом и выйти на обширную равнину, над которой голубым куполом сияло небо.

Неприятельская земля кончилась. Отряд вступил на территорию Сунгойи. Поэтому люди шли довольно беспорядочно, нестройно, проявляя большую усталость.

Не успели негры, ступившие на равнину, закончить свой протяжный, радостный крик, как их окружил плотным кольцом неизвестно откуда появившийся отряд черных воинов. Сделано это было молниеносно.

— Это еще что такое? — шутливо спросил Фрикэ. Он не встревожился, а лишь удивился.

Болтливые негры сейчас же заговорили все разом, стараясь объяснить, в чем дело, но Фрикэ, конечно, ничего не понял.

— Так. Орите все вместе, тогда скорее пойму… Однако прочь лапы, а то от вас воняет вашим противным маслом. Я хоть и не Бог весть какой щеголь, но все-таки предпочитаю илан-илан. Лантот, ведь ты у меня присяжный толмач. Спроси у них, чего им нужно.

— Они нас не пропускают.

— А!.. Ну, объясни им цель нашего прихода сюда… Так. Ты по-ихнему говоришь бойко. Что они говорят?

— Что нас отведут к вождю.

— К какому еще вождю? Кто он такой? Если сам Сунгойя, то я согласен, а если другой, тогда заговорят мои винтовки.

— Вождь — сам Сунгойя.

— В добрый час. Нечего больше и разговаривать. Пусть нас ведут!

Фрикэ вскинул винтовку на плечо, сдвинул свой пробковый шлем немножко набекрень, выгнул грудь колесом и пошел впереди своего отряда. Конвой окружил их с тыла и флангов. Видно было, что Сунгойя, во всяком случае, умеет блюсти свою безопасность.

Парижанин первым вступил на поляну, посреди которой виднелся укрепленный поселок. Хижины были опрятные и окружены бамбуковым забором, не в пример прочим туземным поселкам. Но не это заинтересовало Фрикэ. Его слух поразили удивительные звуки.

— Положительно — я во сне!.. Нет, этого быть не может. Звуки доносились все явственнее и явственнее:

— Раз, два! Раз, два!.. Слушай!

На открытой площадке французский жандарм в полной форме обучал шагистике пехотный отряд цвета настоящего черного дерева.

Их было тут около сотни, без всякого иного одеяния, кроме собственной стыдливости и нескольких амулетов (гри-гри на их языке). Виноградный листок, впрочем, был — в виде коленкорового лоскутка.

" Для коллекции недоставало пока только этого, — подумал Фрикэ. — Наш жандарм положительно неподражаем".

Почтенный воин, увидав друга, отсалютовал ему саблей, окинул свой отряд гипнотизирующим взглядом бравого командира и продолжал ученье.

— Стой!.. Равнение направо!.. На плечо!.. К ноге!.. Шагом марш!.. — доносилось до парижанина.

Черные рекруты проделывали все это довольно исправно и, во всяком случае, усердно.

Но вот Барбантон степенно вложил саблю в ножны и направился наконец к парижанину, раскрывая объятия.

— Здравствуйте, дорогой Фрикэ. Знаете, я вас давно поджидаю и уже начал беспокоиться.

— Вы ждали меня? Да вы что — колдун?

— Нисколько. Просто я знаю хорошо своих друзей. Я знал, что вы пуститесь по моим следам и непременно догоните. Впрочем, я позаботился послать вам отсюда людей навстречу.

— Кого это? Уж не дезертиров ли, которых мы встретили на прошлой неделе?

— Это наши, мы послали их, чтобы они вас провели сюда.

— Однако позвольте вас поздравить. Вы здесь генерал и командуете армией, хотя и черномазой. Это всегда очень лестно.

— Что ж, от безделья и то рукоделье. А моему приятелю Сунгойе очень хочется попасть в монархи.

— Удивительно! Жандарм — творец королей! — пробормотал про себя Фрикэ и прибавил вслух: — Вы, значит, скоро собираетесь посадить его на здешний трон?

— Да, Фрикэ. А пока вот обучаю его воинов.

— Удивляюсь одному: неужели они понимают ваши команды?

— Не понимают, а все-таки исполняют… механически.

— Как это так?

— А как у нас в армии: разные инородцы не понимают ни слова по-французски, а команду заучивают? Так же вот и они.

— Это правда.

— И мои здешние рекруты не очень тупы: как видите, в одну неделю обучились всему. Правда, у Сунгойи есть очень действенное средство для развития понятливости.

— Понимаю. Что-нибудь в немецком вкусе, мордобой, палки…

— Совсем нет. Он просто объявил с самого начала, что тем, которые окажутся бестолковыми, будет отрублена голова. Вы представить себе не можете, как подействовало это нехитрое средство. Однако пойдем в хижину. Таким важным персонам неприлично долго беседовать под открытым небом. Да и форму мне хочется скинуть: хоть она и впечатляет, зато жарко в ней невыносимо.

— Это вы ее так бережно увозили в чемодане, когда покидали улицу Лафайета?

— У меня во всем доме только одно и оставалось, чем я дорожил.

Сказано это было с таким чувством, что вся комичность положения, в котором находился старый солдат, как бы на время отошла на второй план. Не хотелось больше смеяться над его непризнанным генеральством и над тем, что он всю эту глупость принимал всерьез.

— Как monsieur Андрэ… отнесся… к моему… бегству?

— Очень жалеет и послал меня за вами.

— Я не вернусь на яхту, пока там моя жена. Лучше сделаюсь канаком и умру здесь.

— Ну, вот, что это вы! Желтая лихорадка не век будет продолжаться, и monsieur Андрэ отправит вашу дражайшую половину в Европу с первым же почтовым пароходом. Я и сам буду рад, когда она вас покинет. Знаете, как только она появилась, на нас посыпались несчастья и беды. Сломал себе ногу monsieur Андрэ, потом…

— Что вы говорите?.. Monsieur Андрэ? — Жандарм побледнел.

— Доктор говорит, что ничего опасного нет, но шесть недель нужно лежать, а для энергичного человека это очень тяжело. Не случись несчастья, он бы тоже был здесь. Но это еще не все. С вашей женой тоже случилась неприятность.

— Вот что, Фрикэ. Я вас очень люблю и очень дорожу вашей дружбой. Ради этой любви и этой дружбы дайте мне слово никогда не упоминать о моей жене. Я ее имени не желаю больше слышать. Хорошо?

— Извольте, но только я вам должен сначала сказать…

— Довольно. Ни слова. Вы мне обещали.

— Ну, как угодно, — сказал Фрикэ. — В конце концов, дело не мое.

Друзья шли в это время по бесконечно длинной улице с многочисленными хижинами по обеим сторонам и красивыми тенистыми деревьями.

Позади хижины вся поляна была очищена с помощью огня от пней, и на ней в изобилии росли бананы, маниоки, сорго, просо.

Это селение было гораздо благоустроеннее и опрятнее других деревень, встречавшихся вблизи морского побережья. Бамбуковые хижины, крытые пальмовыми листьями, имели привлекательный и даже кокетливый вид.

Фрикэ и Барбантон подошли к дому, превосходящему других по размеру. У дверей стоял часовой, молодецки взявши на караул. Барбантон отдал честь.

— Мы пришли, — сказал он.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 Следующая ⇒