8. День победы

Из операции Висла — Одер мы, гвардейцы, вышли ещё более возмужавшими. Каждому из нас она дала богатую пищу для размышлений и выводов. Было ясно: враг будет отчаянно сопротивляться, надо быть готовым ко всяким неожиданностям. А то, что такие неожиданности следует ждать, подсказывала сама действительность. Нет, нет, и небо вдруг прочертит последняя новинка немецкой авиационной техники — реактивный истребитель, — или появится в воздухе какая-нибудь «спарка» из бомбардировщика, начинённого взрывчаткой, и сидящего у него на спине «фокке-вульфа» или «мессершмитта».

С такой «спаркой» первым встретился наш лётчик Петров. Сначала он ничего не мог понять: может, у него двоится в глазах? Идёт двухмоторный «юнкерс», а сверху, на его фюзеляже, стоит «фокке-вульф». Столкнулись, что ли, немцы? Нет, они летят вместе. Что за аппарат? Но пристало ли советскому пилоту раздумывать. Немцы, значит надо их бить! И Петров аккуратно заходит в атаку, даёт очередь по «фокке-вульфу». Вражеский пилот был, повидимому, сразу убит, так как всё двухсамолётное сооружение крутым штопором пошло вниз и взорвалось в лесу.

После мы осмотрели это место. Воронка от взорвавшихся немецких машин была огромной. Такой воронки никто из нас ещё не видел. Для поражения каких целей была рассчитана бомбовая зарядка этих машин? По остаткам конструкций самолётов мы определили, что «спарка» состояла из «юнкерса», летевшего без экипажа и доотказа набитого взрывчатыми веществами, и «фокке-вульфа», прочно прикреплённого к фюзеляжу бомбардировщика. Управление всей этой «двухэтажной» машиной осуществлял пилот истребителя. В нужном месте он наводил «юнкерс» на цель и отцеплял от него свою машину. Всё это было придумано для того, чтобы разрушить автостраду, по которой непрерывным потоком шли к фронту наши войска и автомобильные транспорты.

Невольно возник вопрос: а разве нельзя этого было делать, нарядив не один «юнкерс», а десять, двадцать, тридцать? Да, очевидно, было нельзя. Разрушение автострады требовало исключительно крупных бомб. Это раз. Загружая бомбардировщик взрывчатыми веществами и бросая его вместе с начинкой на цель, немцы пытались скорее достичь разрешения поставленной перед собой задачи. Такова одна сторона дела.

«Спарка», сбитая лётчиком Петровым, была своего рода первой ласточкой. Эти сооружения стали встречаться всё чаще и чаще и в зоне действий нашей части, и на других участках фронта, теперь уже совсем близко придвинувшегося к Берлину. Дело шло к последней завершающей Отечественную войну операции. К этой операции мы, лётчики-гвардейцы, должны были притти во всеоружии и, следуя славным боевым традициям нашей части, вновь выработать нечто новое, отлично разящее врага.

И вот, поблизости от аэродрома мы организуем учебный полигон. Техники свозят туда захваченные у врага планёры, старые самолёты, повреждённые автомашины, брошенные врагом пушки. Всё это располагается в определённом порядке. В одном углу полигона делается «аэродром», в другом оборудуются артиллерийские позиции, в третьем — создаётся автоколонна.

Зачем нам, истребителям, такой полигон, который, пожалуй, подходил бы больше к штурмовикам и бомбардировщикам? А затем, что в создавшейся обстановке, когда основные силы воздушного противника уже разгромлены и завоевание господствующего положения в воздухе не является для нас такой острой задачей, как, скажем, год-полтора назад, следовало подумать о том, чтобы вся наша сила в предстоящем наступлении была использована на полную мощность.

Да, теперь истребитель приобретал новые качества. Он мог стать и — мы доказали это на практике — стал истребителем-бомбардировщиком. Мы вполне могли сочетать действия в воздухе по изгнанию воздушного противника с поля боя с ударами, направленными на поддержку своих сухопутных войск. Штурмовку различных наземных объектов мы не раз применяли и раньше. Это был интенсивный обстрел из пушек и пулемётов пехоты, автомашин и поездов противника. Сейчас, в сердце Германии, враг зарывался в землю, укрывался в солидных железобетонных сооружениях. Разбить их могла увесистая фугасная бомба, сброшенная совершенно точно. Такой точности бомбометания вполне мог достичь лётчик-истребитель, круто, почти отвесно пикирующий на цель.

Старые лётчики прекрасно штурмовали и бомбили с пикирования, но молодёжь ещё не имела точности в бомбометании. Кроме того, массовый переход к крупным бомбам требовал тренировки и для «старичков». Верные своему принципу подходить к каждому делу, связанному с новым использованием техники, с должным обоснованием, наши лётчики засели за расчёты. Дело в том, что с крупной, подвешенной под фюзеляж бомбой истребитель мог приобрести какие-то неожиданные качества. Они, несомненно, могли повлиять на его манёвренные способности. Пилотировать самолёт с бомбой, выполнять на нём какие-то, пусть даже самые простейшие фигуры высшего пилотажа было, конечно, труднее, нежели управлять машиной без бомбовой нагрузки. Определённых расчётов и обоснований требовало и само прицеливание при бомбометании с истребителя.

Ежедневно на полигон вылетало несколько групп самолётов. Бомбили мы немецкими же бомбами, которых на захваченном у противника аэродроме было вполне достаточно.

Первым, по обыкновению, испытал намеченный способ бомбометания я сам. Вышло хорошо. За мной Голубев. Тоже вышло. А потом на полигон один за другим пошло большинство лётчиков, личная подготовка которых не вызывала никаких опасений. Наша учёба не обошлась без забавного казуса. Немецкие разведчики, довольно усердно шнырявшие в то время в нашем районе, впопыхах приняли, повидимому, наш полигон за настоящий военный объект. И вот как-то раз, когда мы производили разбор учебных полётов, вдруг раздались близкие взрывы.

— Кто бомбит?

Наши самолёты были все на земле. Никто из соседей заявок на использование полигона не давал. Оказалось, что его бомбили немцы. Выскочив из-за облаков, они сбросили несколько серий бомб. Должен сказать — наши истребители бомбили гораздо точнее. Немецкие бомбы расположились вокруг мишеней. Только одна или две попали в планёры, изображавшие стоянку самолётов. Всех интересовала мысль: придут ли немцы ещё раз? Звено лётчика Вахненко приготовилось для встречи непрошенных гостей. Назавтра это звено сбило здесь два немецких самолёта. После этого больше немцы не приходили, учёба наша продолжалась нормально.

Пользуясь некоторым затишьем на фронте, мы выбрали время, чтобы съездить в историческое, дорогое русским воинам, место. Я говорю о памятнике, который поставлен на месте, где похоронен выдающийся русский полководец, герой Отечественной войны 1812 года, Михаил Илларионович Кутузов. Памятник стоял неподалёку от города Бунцлау, на дороге, ведущей из Силезии в Саксонию. В самом городе на обелиске друзьями русского фельдмаршала было начертано: «До сих мест полководец Кутузов довёл победоносные войска российские, но здесь смерть положила предел славным делам его. Он спас отечество своё и открыл пути освобождения Европы. Да будет благословенна память героя».

Мы возложили венки на памятник русскому полководцу, воздали ему воинские почести.

Скоро, в тёплый апрельский вечер пришёл приказ товарища Сталина: на Берлин! Мы к тому времени уже перебазировались на аэродромный узел, расположенный юго-восточнее гитлеровской столицы. От неё нас теперь отделяло всего несколько десятков километров. А ведь было время, когда расстояние между фронтом и Берлином исчислялось тысячами километров.

Вокруг Берлина выросли целые леса из зенитных пушек, насторожённо поднявших свои жерла к небу. Берлин был окопан траншеями и противотанковыми рвами, опоясан железобетонными сооружениями, рассчитанными на долговременную оборону, густыми минными полями. Всё мужское население Германии и в том числе Берлина было определено в так называемый «фольксштурм». Рядовым и офицерам этой прогитлеровской военной организации, кроме обычных винтовок и гранат, выдавали противотанковые ружья — «фаустпатроны».

Большой ратный труд предстояло вложить советским пехотинцам, артиллеристам, танкистам и сапёрам, чтобы прогрызть всю толщу берлинской обороны, сломить сопротивление врага, овладеть Берлином. Серьёзные задачи возникали и у нас, лётчиков, чья боевая жизнь тесно сплетается с боевой жизнью солдат и офицеров сухопутных армий. На десятках стационарных лётных полей аэродромного узла берлинской зоны противовоздушной обороны немцы сосредоточили почти полторы тысячи боевых самолётов, входивших в резервный шестой воздушный флот, такие отборные соединения, как корпуса противовоздушной обороны Берлина и центральной Германии, специализированные эскадры немецких асов «Удет», «Геринг», «Гинденбург» и т. д. Кроме того, здесь были части, вооружённые новинками авиационной техники: истребители «Ме-109-Г10» и «Фв-190А-8», самолётами с реактивными двигателями; бомбардировщиками, оснащёнными ракетными приспособлениями для повышения скорости полёта.

Что представляли собой эти новинки немецкой авиационной техники? Прежде всего это был «мессершмитт-262» — двухмоторный истребитель-перехватчик, обладающий повышенными скоростными данными. Борьбу с ним наши лётчики строили на принципе максимального использования вооружения своих самолётов. Делалось это с таким расчётом, чтобы каждая неприятельская машина с реактивными двигателями тотчас после её обнаружения попадала под огонь нескольких наших истребителей, Создание сплошной зоны поражения вокруг этих реактивных «мессеров» требовало определённого боевого порядка наших воздушных патрулей. Построение этого боевого порядка несколько отличалось от обычных форм, применяемых в прежних боях. Но здравая оценка воздушной обстановки, лётные навыки и настойчивость в поиске более совершенных тактических приёмов борьбы позволили нашим лётчикам достигать реальных успехов в бою с «реактивными немцами».

Вот, к примеру, хотя бы один такой бой «Яковлевых» с соседнего аэродрома. Он протекал так. Командир звена, барражировавшего вдоль линии фронта, получил предупреждение от рации наведения и усилил наблюдение за воздухом. Вскоре наши лётчики заметили реактивный «мессершмитт-262». Он летел встречно-пересекающимся курсом, на одной высоте с «Яковлевыми». Полагаясь на свою повышенную скорость, немец, видимо, рассчитывал пройти мимо наших истребителей. Сблизившись с противником до ста метров, командир звена дал очередь из всех огневых точек своей машины. Уходя из-под удара, «мессершмитт-262» развернулся вправо и попал под огонь другого нашего самолёта. Точно выпущенная очередь дала прямые попадания. Вслед за тем немец подвергся третьей атаке замыкающего звено самолёта. На этот раз огонь был открыт по хвосту. Вражеская машина с реактивными двигателями загорелась и, пикируя, врезалась в землю.

В ходе этой и других воздушных схваток отчётливо выявились уязвимые места немецких самолётов с реактивными двигателями. Обладая повышенной скоростью, они вместе с тем были очень неуклюжи в манёвре. Радиус виража у них велик. Полёт на повышенных скоростях во времени ограничивался малым запасом горючего, и самолёты не выдерживали длительного боя.

О другой авиационной «новинке» немцев — самолётах-бомбах, или «спарках», — я уже говорил. В одних случаях, как это имело место на нашем участке фронта, роль бомбы играл бомбардировщик; в других — преимущественно на 1-м Белорусском фронте — в качестве бомбы немцами применялся истребитель. Производя в момент расцепления «спарки» грубую наводку на цель, лётчик корректировал по радио движение «самолёта-бомбы», на котором была смонтирована небольшая радиоустановка, связанная с рулевым управлением.

С рассветом мы пошли в воздух. Целых две недели длилось сражение, прежде чем советские солдаты водрузили над рейхстагом знамя Победы. Эти две недели были временем сильных, напряжённых боёв и для нас, лётчиков. Несмотря на насыщенность берлинского неба различными авиационными новинками, несмотря на все попытки врага организовать сильное авиационное противодействие наступающим, советские истребители, бомбардировщики и штурмовики, умело взаимодействуя с сухопутными войсками, прочно держали господство в воздухе.

В развернувшейся битве над Берлином усилия наших лётчиков были направлены на решение ряда задач. Несмотря на всю сложность воздушной обстановки эти задачи были выполнены блестяще. Мастерство советских авиационных офицеров, отличная боевая выучка лётчиков в этом историческом сражении ещё раз продемонстрировали превосходство нашей сталинской авиации над германским воздушным флотом и его отборными лётными кадрами.

Немцы, так же как и мы, готовились к развернувшейся битве в воздухе. Они заранее продумали тактику действий своих эскадр. Они сосредоточивали их в двух основных ярусах: на предельно низких и на больших высотах. Таким образом враг надеялся избежать больших потерь и вместе с тем стремился распылить силы наших истребителей. Суть тактики немцев заключалась в том, что их истребители и штурмовики, появляясь большими группами на малых высотах, пытались бомбить и штурмовать наши сухопутные войска. В то же время в верхнем ярусе, на высоте пять-шесть тысяч метров шли группы прикрытия.

«Двухъярусной» воздушной тактике немцев мы противопоставили хорошо продуманные, изменяющиеся, в зависимости от обстановки, свои боевые порядки. Основная цель боевого построения наших истребителей заключалась в том, чтобы перехватить немецкие самолёты и разгромить врага ещё на подступах к полю боя.

В отличие от некоторых других сражений, мы сейчас действовали, вынося свой боевой порядок далеко за линию фронта. Это было ярким проявлением нашей наступательной тактики в широких, невиданных до сего времени масштабах. Подобный боевой порядок истребителей в своей принципиальной схеме часто применялся и при сопровождении бомбардировщиков и штурмовиков. Он дал высокий эффект. Одно авиационное соединение, прикрывая наземные войска и неся службу сопровождения, в течение двух-трёх дней сражения под Берлином сбито более 250 немецких самолётов. Большинство из них были «фокке-вульфы» штурмового варианта, перехваченные и уничтоженные на вражеской территории, в нескольких десятках километров за линией фронта.

У нас, прикрывавших танки, которые пробивали себе путь к южным окраинам Берлина, вскоре же после начала сражения отличился лётчик Сухов. Со своими ведомыми он проник к Шпрее. Там, в гуще вражеских аэродромов, лётчики безбоязненно искали и находили противника, одним своим присутствием нагоняя страх на немцев, препятствуя им подняться со своих лётных полей. К концу блокировки лётчики заметили три эшелона «мессеров» и «фокке-вульфов». Сухов прикинул по бензочасам: сколько минут ещё можно пробыть здесь? Выходило, что времени будет в обрез. Ну что же, раз времени мало, значит бой надо делать самым скоротечным.

Первая атака воздушного патруля из четырёх самолётов была направлена на «мессеров». Она закончилась тем, что три вражеские машины пылающими факелами пошли к земле. Ещё атака. Теперь огонь перенесён на вторую и третью группы «фокке-вульфов». Как ни маневрировал противник, как он ни хитрил и ни изворачивался, ещё шесть вражеских лётчиков заштопорили вниз на зажжённых и продырявленных советскими снарядами машинах. Девять немцев за один бой! Но бензин теперь уже действительно кончался. Его едва хватило на то, чтобы прямо с хода, нарушая даже инструкцию, приземлить машины. Почти у всех самолётов воздушного патруля на рулёжке от старта к капонирам остановились винты. Бензочасы стояли на нуле.

Многое из того, чем располагали немцы в сражении под Берлином и в самом Берлине, было известно нам. Иное было выявлено только в самом ходе битвы. И к чести советских воинов надо отнести: их не смутило ничто, они уверенно шли к цели, поставленной перед ними Верховным Главнокомандующим, Генералиссимусом Советского Союза товарищем Сталиным.

С именем Сталина в предрассветной мгле на лётных полях аэродромов нашей части мы устанавливали свои гвардейские знамёна, пронесённые сквозь битвы, орошённые кровью погибших за Родину гвардейцев, овеянные славой побед на всём пути нашей борьбы с врагом. Возле гвардейских знамён часовыми встали лучшие солдаты батальонов аэродромного обслуживания. Мимо знамён, отдавая им честь, в полной боевой форме, направляясь к самолётам, проходили лётчики. У каждого учащённо билось сердце. Ведь нам выпало счастье участвовать в штурме Берлина!

Борьба за Берлин уже началась. На дальних подступах к городу уже бушевал огонь. Сила наших атак на железобетонные обводы многополосного оборонительного берлинского кольца известна хорошо. Она измерялась десятками тысяч орудийных и миномётных стволов, тысячами танков и самолётов, десятками тысяч штыков. Она измерялась ещё — и это, конечно, было самым главным, — тем непревзойдённым духом советских воинов, той волей к победе, верой в правоту своего дела, которых, конечно, нет и не может быть в душе солдат, офицеров и генералов никакой другой армии, кроме армии социалистического государства.

Отлично действовали в берлинском небе наши ближние и дальние соседи — бомбардировщики и штурмовики. Их удары были строго нацеленными.

Характер всего сражения на земле предопределялся сильным насыщением вражеских позиций различными огневыми средствами. Под Берлин и в самый город немцы стянули тысячи полевых, тяжёлых крепостных и зенитных орудий различного калибра. На борьбу с вражеской огневой системой, на уничтожение и подавление его артиллерии были направлены усилия значительной части «ильюшиных», «пятляковых», «Туполевых». Их действия осложнялись исключительно сильной насыщенностью воздуха, разрывами вражеских зенитных снарядов.

Немцы, имея в своих руках хорошо оснащённую различными приборами и стационарными установками массу зенитной артиллерии, вели огонь по заранее пристрелянным квадратам неба. Стоило только группе наших самолётов появиться в районе целей, как враг открывал бешеную стрельбу, стараясь расположить разрывы по всем высотам. Этим немцы пытались сделать невозможным групповой противозенитный манёвр наших самолётов. Чтобы парализовать усилия врага, наши бомбардировщики и штурмовики строили полёт так, чтобы заранее нацеленной группой самолётов, идущей впереди основной волны штурмовиков, подавить вражеский зенитный огонь. Кроме того, для уничтожения огневых точек противника широко применялись истребители-бомбардировщики, наносившие удары с крутого пикирования, то-есть делали именно то, чему мы учились на своём импровизированном полигоне до начала операции.

Кстати сказать, свои густые «зенитные поля» враг использовал и для спасения своих лётчиков, удирающих из-под атак советских истребителей. Случалось, что, преследуя немца, снизившегося до самой земли, наш лётчик вдруг попадал под бешеный огонь зениток. Немец специально держал курс на известное ему «зенитное поле», чтобы, прикрывшись разрывами зенитных снарядов, уйти от преследования. Мы разгадали эту уловку и старались сбивать немецкие самолёты ещё до того, как они крутым манёвром пытались уходить в сторону позиций своей зенитной артиллерии.

В зависимости от этапов исторической битвы за Берлин наша авиация видоизменяла организацию и характер взаимодействия с сухопутными войсками. Если на первом этапе борьбы её основной задачей было содействие артиллерии и пехоте во взломе долговременной оборонительной полосы немцев вблизи Одера, то несколько позднее усилия лётчиков были переключены на сопровождение танков и подвижных отрядов, обтекающих опорные пункты немцев в пригородной зоне Берлина. В последующем, когда борьба с немцами переместилась непосредственно в пригороды и на улицы немецкой столицы, нашим лётчикам пришлось одновременно решать две задачи: содействовать пехоте в уличных боях и сильно забаррикадированных и превращённых в крепости кварталах Берлина, и вместе с тем сопровождать свои танки, маневрирующие на оперативном просторе, севернее и южнее города с целью окружения и изоляции берлинской группировки немцев. Кроме того, в ходе сражения появилась необходимость массированного воздействия с воздуха на крупную немецкую группировку, окружённую нашими войсками между Берлином и Франкфуртом на Одере. Здесь, между прочим, изрядно пришлось поработать и истребителям нашего соединения.

Мы только что перелетели на новый, отбитый у немцев аэродромный узел. Наши площадки находились почти на самом краю того лесного массива, через который немецкие части пытались пробиться на запад.

— Покрышкин, — сказал мне по телефону генерал, — помогите пехоте…

Вот когда в полную силу мы смогли использовать приобретённый запас знаний по бомбометанию с пикирования! В ход опять пошли немецкие бомбы. Мы делали по много вылетов в день, обрушивая бомбы на заполненный немцами лес, яростно поливая их потоками свинца из своих пушек и пулемётов. Мы гоняли немцев по просекам, снижаясь порою так низко, что едва не задевали крыльями деревья.

Ночами на наших аэродромах бывало очень тревожно. Мелкие группы немцев, выскальзывая из леса, нападали на часовых, старались проникнуть к самолётам. А однажды они предприняли настоящую, развёрнутую. но всем правилам атаку. Это было днём. Мы совершали боевые полёты по установленному графику. Вдруг с самой крайней площадки пришло радио: «Наступают немцы»! Я тотчас бросился к самолёту и полетел к своим, попавшим в беду.

Цепи немецких пехотинцев уже были совсем близко к стоянкам самолётов. Рассчитывая, что враг не осмелится среди белого дня сунуться на аэродром, люди, которым была поручена его охрана, несколько уменьшили свою бдительность. Первым поднял тревогу расчёт зенитного пулемёта. Он заметил подползавших к нему немцев — очевидно отделение боевой разведки — и открыл по ним огонь. А в это время на поле уже во весь рост поднялись атакующие подразделения. Немцев было много. Они открыли бешеную пальбу из автоматов.

К моему прилёту здесь начальником штаба уже была организована своеобразная оборона. Техники и механики, вооружившись винтовками и весьма небольшим количеством ручных пулемётов, залегли за укрытиями. Часть самолётов была вырулена и поставлена носами в ту сторону, откуда угрожала опасность. Экипажи их вели огонь по немцам из пушек и пулемётов. Наводка осуществлялась тем, что механики, по команде лётчиков, сидевших в кабинах, чуть приподнимали или опускали хвосты самолётов, заносили их то вправо, то влево. Словом, действовали, как правильные у артиллерийских орудий. Остальные лётчики под прикрытием этого огня взлетали и садились на другом конце аэродрома, каждый взлёт сопровождая штурмовкой немецкой пехоты. На аэродроме в те минуты было горячо.

Обстановка характеризовалась следующим соотношением сил: немецкой пехоты много, но она вооружена только лёгким оружием; нас мало, но мы представляем собой пехоту — залёгшие за укрытия техники и механики, — и артиллерию — истребители, ведущие по немцам огонь с земли, и авиацию — истребители, штурмующие врага с воздуха. Все рода оружия! Для полной картины общевойскового боя нехватало только танков.

Пролетая сюда над одной дорогой поблизости, я видел с воздуха несколько наших самоходных орудий. Тотчас в это место был командирован офицер. Самоходки появились как раз во-время. Они зашли с правого и левого фланга немцев. Техники и механики, поднялись в контратаку. Вскоре натиск немцев был окончательно отбит. Враг оказался разгромленным. Самоходчики набрали целую толпу пленных. Из них сто человек, взятых в плен в рукопашном бою, пришлось и на долю наших техников и механиков.

Когда всё кончилось и подразделение смогло приступить к нормальной лётной работе, я невольно вспомнил свой первый бой на земле в Запорожской степи, когда мне, раненому, с подбитой машиной, вместе с пехотинцами пришлось пробивать плотное кольцо вражеского окружения. Нас тогда было очень мало, но мы пробились к своим. Сейчас, три года спустя, крупные силы немцев не смогли пробить нашего, в сущности очень слабого, заслона, и при первом же нажиме с нашей стороны стали пачками сдаваться в плен. Такова была внешняя сторона этих двух боёв. Внутреннее же их единство заключалось в том, что и в Запорожской степи, и здесь, неподалёку от Берлина, наш советский воин много раз превосходил врага своей стойкостью, своим высоким моральным духом. И если этот моральный дух советского человека был силён в те грозные дни наших временных отходов и отступлений, то теперь, в дни штурма Берлина, он стал гораздо сильнее, питаясь сознанием близкой, окончательной победы над врагом.

Позднее, когда всё было подсчитано и зафиксировано, на долю нас, лётчиков-гвардейцев, помогавших сухопутным войскам в разгроме окружённой немецкой группировки, командующий отнёс солидные цифры. Бомбардируя и штурмуя немцев, наши лётчики уничтожили больше тридцати немецких танков и самоходок, почти двести автомашин и транспортёров и около восьми тысяч солдат. Это, разумеется, было хорошим добавлением к сбитым в ходе войны самолётам противника, которых на боевом счету части насчитывалось больше тысячи. И счёт этот продолжал возрастать.

Красивую победу над горящим, окутанным дымами боя Берлином, одержал весёлый, никогда не унывающий лётчик Слава Берёзкин. В одной из прошлых операций Берёзкину немного не повезло. В ожесточённой схватке с немецкими самолётами он протаранил «раму». От удара его машина загорелась. Раненый лётчик выбросился из неё на парашюте. После госпиталя, хотя его и хотели назначить в другой полк, Берёзкин явился в нашу часть:

— Прибыл для прохождения дальнейшей службы…

И свою дальнейшую боевую службу под нашим гвардейским знаменем он провёл отлично. В тот день, о котором идёт речь, Берёзкин в качестве ведомого пошёл на Берлин. Задача — охранять небо над нашими войсками, штурмовавшими южные кварталы вражеской столицы. Случилось так, что с главного авиационного командного пункта воздушному патрулю приказали снизиться на малую высоту и произвести нужную в интересах боя разведку. Для прикрытия командир патруля оставил в верхнем ярусе один самолёт Берёзкина.

И вот, как часто это бывало, появляются немцы. Их много. Конечно, они сразу набрасываются на одиночный советский самолёт. Начинается неравный бой.

Обеспокоенный авианаводчик советует Берёзкину:

— Вырывайся вниз, уходи к своим…

Да неужели советский истребитель-гвардеец спасует перед врагом? Да ещё над Берлином! Нет! Берёзкин получил воспитание в гвардейской части, целиком воспринял все её боевые традиции, хорошо перенял боевое мастерство её ветеранов. Он резким манёвром вырывается из-под огня немцев, атакует одного из них сам и немедленно ныряет в облако. Крутясь в последнем штопоре, один вражеский истребитель падает рядом с главным авиационным командным пунктом. Авианаводчики уже по радио вернули с разведки воздушный патруль. Форсируя моторы, он спешит на высоту, к очагу боя. Но Берёзкин опять атакует. Сбив с толку немцев уходом в облако, он неожиданно вываливается из него и соколиной атакой сверху сваливает ещё один немецкий самолёт. Опять манёвр в облако. Опять атака. Словом, пока подоспел воздушный патруль, отважный лётчик снял с берлинского неба трёх немецких пилотов. В тот же день на аэродроме Берёзкину был вручён боевой орден.

Сражение за Берлин подходило к концу. Уже над рейхстагом водружено знамя Победы. Но немцы, засевшие в тоннелях метро и в центральных кварталах города, ещё яростно сопротивлялись. Это было сопротивление обречённых.

Охраняя водружённое над поверженной фашистской столицей знамя Победы, мы барражировали в берлинском небе. Какой это радостный был полёт! Берлин лежал под крыльями наших истребителей притихший, ещё дымящийся.

Всюду, в окнах, на чердаках, на крышах зданий — белые флаги, знак капитуляции. На улицах длинные, нескончаемые, зеленовато-серые колонны пленных немецких солдат.

Ещё под оголёнными и сломанными артиллерийским огнём деревьями Тиргартена стоят немецкие самолёты связи. Они остались без пилотов, так же как и сам Гитлер остался без своего шеф-пилота, генерала авиации, захваченного нашими солдатами в плен. Слева — центральный берлинский аэродром — Темпельгоф, С воздуха видны наши советские лётчики. Они группами проходят мимо гор разбитой немецкой техники, исковерканных и разломанных самолётов всех немецких марок, мимо последних остатков поверженного нами гитлеровского воздушного флота.

Гарь догоравших пожарищ Берлина проникала в кабины наших самолётов. Но всё равно дышалось свободно и легко.

Мы долго барражировали над городом, беспримерный штурм которого ещё больше вознёс воинскую славу советских пехотинцев, артиллеристов, лётчиков, сапёров, танкистов, моряков, солдат и матросов, сержантов и старшин, офицеров, генералов и адмиралов всех родов войск доблестных советских Вооружённых Сил.

Ещё и ещё разворачивая свои машины в скоростном пилотаже, мы патрулировали над Берлином, охраняя завоёванную Победу, охраняя здесь, во вражеском небе, честь и независимость нашей Родины.

Так началась последняя неделя войны. Мы перелетели на новый аэродромный узел и вместе с танкистами добили в Карпатах уклонившихся было от капитуляции немцев, освободили от них Прагу. Уже после того, как в Москве отгремели залпы тысячеорудийного победного салюта, наши лётчики-гвардейцы закрыли свой боевой счёт. Мой боевой товарищ — сибиряк Голубев — сбил около Праги последний немецкий самолёт.

* * *

…Всю радость победы, высокую честь быть воином Советской Армии я ощутил июньским утром тысяча девятьсот сорок пятого года. Красная площадь. Парад Победы. Мимо Кремля в торжественном марше проходят воины-победители. К подножью мавзолея они бросают немецкие знамёна. Я несу боевой штандарт войск нашего фронта. Рядом со мной боевые друзья и товарищи, с которыми пройдены все дороги войны. Я иду совсем близко от Сталина. Мне видна его отеческая улыбка, обращённая к нам, воинам, к нашему народу.

Что может быть выше для советского человека, чем эти исторические минуты торжества любимой Родины!

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib. ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 5 6 78