|
|||
Часть первая ГОЛУБОЙ БАРЬЕР ВЗЯТ 7 страницаЧто же касается снов о полете, то их объясняли такими причинами, что мысль о кровати-весах показалась бы просто нелепой. Сталкиваясь же с абсолютно неопровержимыми проявлениями работы антигравов, человек, не задумываясь, сваливал все на счастливый случай. Упал парашютист с нераскрывшимся парашютом и остался при этом жив, говорят: «Повезло! » Сорвался кровельщик с крыши пятиэтажного дома и отделался одним испугом — опять: «Повезло! » Примеров такого рода великое множество, но они всегда и неизменно объясняются удобным и ни к чему, в общем-то, не обязывающим «счастливым случаем». Это вошло в привычку и тоже немало способствовало тому, что в среде ученых не возникало даже подозрения о существовании ферментов антигравов. Но вот антигравы обнаружены, их нельзя больше игнорировать. Что же теперь делать? Нужно научиться по желанию вызывать в организме появление этих ферментов в нужном количестве, управлять их потоком, держать антигравитационное поле в активном состоянии столько, сколько это человеку понадобится. Таков путь к свободному полету, путь к новому физическому совершенству человека. В заключение доктор Коринта сказал: — Обычным людям, даже с выдающейся способностью выделять ферменты-антигравы, нелегко научиться летать. И дело тут не в физической тренировке. Главное препятствие для человека на пути к свободному полету — психологический барьер. Трудно неподготовленному человеку поверить, что он полетит, что воздух его удержит. А без этой уверенности полет невозможен. Вы же, друг мой, перешагнули через этот рубеж. Пусть это вышло случайно, в момент смертельной опасности, но это произошло, и никто этого у вас больше не отнимет. Природа с исключительной щедростью наделила вас чудесным даром создавать в своем теле мощные, устойчивые потоки антигравов. Но не будь вашего трагического падения с нераскрывшимся парашютом, и не будь в вашем детстве счастливого прыжка через ров, вы так никогда и не узнали бы о своей способности летать. Такое удачное стечение обстоятельств искусственно не создашь. Тут сошлись все оптимальные компоненты: и ваша способность создавать устойчивые потоки антигравов, и пережитое в детстве ощущение свободного полета, и особый душевный накал военного времени, и умение создавать в себе предельное волевое напряжение перед лицом смерти, и многое, многое иное, чего сразу до конца не учтешь. Все это, вместе взятое, помогло вам совершить гигантский качественный скачок, повторить который не скоро кому-нибудь удастся. И теперь вы попали в совершенно новую для вас физическую и психическую сферу. Вы должны как можно скорее свыкнуться с ней, чтобы принимать ее как абсолютно естественное состояние. Полет стал для вас нормальной физиологической функцией. Не надо в этом видеть патологию лишь потому, что вы первый из людей овладели этим качеством и что какое-то время вы будете единственным летающим человеком на Земле. Человеческое общество всегда порождало и впредь будет порождать самых разнообразных «первых и единственных». Когда-нибудь первый человек, отказавшись от скафандра, освоит морские глубины; когда-нибудь первый человек вырвется из объятий Земли в космическое пространство… Многое, бесконечно многое будет совершаться «первыми и единственными», вплоть до биологического бессмертия. И ни в одном из этих случаев не будет ни патологии, ни извращения человеческого естества. Напротив, это будут всё новые и новые шаги к вершине человеческого совершенства. Будьте на этот счет спокойны, пан Кожин, и с гордостью несите свое прекрасное бремя «первого и единственного». Доктор умолк, утомленный своей продолжительной речью. Молчал и Кожин, переполненный новыми мыслями и чувствами. Сомнения его полностью рассеялись. Он готов был лететь хоть сейчас. Свое душевное состояние он выразил наконец в таких словах: — Спасибо, доктор. Спасибо за все. Вы убедили меня. Я готов на любой риск, на любые опасности, на любые опыты. По изнуренному лицу Коринты скользнула добродушная улыбка — скользнула и исчезла в густых усах. — Об опасности, друг мой, думать не будем. А опыт нам придется проделать очень простой: вы должны будете спрыгнуть с крыши этой избушки. Высота тут пустяковая, и я уверен, что вы полетите, но на всякий случай хочу, чтобы нога ваша была в полном порядке. Рисковать вашим здоровьем я не имею права. — Возможно, вы и не имеете такого права, ну, а я-то имею право распоряжаться собой! В глазах Коринты появилась тревога. Пристально глядя на сержанта, словно впервые его увидел, доктор медленно покачал головой: — Нет, пан Кожин, вы тоже не имеете права распоряжаться собой и совершать безрассудные поступки. И не только потому, что вы солдат и подчиняетесь воинскому уставу, но и потому еще, что вы теперь первый и единственный человек, овладевший искусством свободного полета. Кожин на это ничего не возразил, но по его поскучневшему лицу было видно, что замечание Коринты ему не понравилось. Помолчав, сержант хмуро спросил: — Когда можно будет проделать этот опыт с прыжком? — Не раньше чем через неделю. — Хорошо, доктор, я потерплю… Роль полновластного хозяина больницы пришлась доктору Манеру по душе. Конечно, он понимал, что за Коринтой ему не угнаться, что положение его временное, что пройдет еще несколько дней, и он снова станет скромным заместителем по административной части. Но сознание всего этого нисколько ие угнетало его. С того дня, когда в больницу вернулась Ивета, доктор Майер поставил перед собой особую цель, и теперь ему казалось, что этой желанной цели он уже достиг. Он задумал тогда своей настойчивостью и упорством приучить Ивету к мысли, что она его невеста, и одновременно убедить ее, что ему, доктору Майеру, пост главврача больницы вполне по плечу. Честолюбие, страсть и болезненное чувство собственной неполноценности сделали этого человека непоколебимым в достижении намеченной цели. В душе Майер продолжал считать Коринту своим главным соперником, но говорить об этом больше не решался. Он довольствовался тем, что Ивета терпит его, не уклоняется от его провожании, и строил на этом далеко идущие планы. В день возвращения Коринты он решил еще раз предложить Ивете свою руку и сердце, причем самым серьезным образом, без всяких фиктивностей. Но совершенно неожиданные события вконец расстроили его планы. Однажды в полдень, когда в больнице шла раздача скудных, бескалорийных обедов, доктора Майера позвали к телефону. — Женщина какая-то звонит, главврача спрашивает, — доложила дежурная сестра. Майер прошел в свой кабинет и взял трубку. — Главврач слушает! — с удовольствием крикнул он слова, само звучание которых приятно щекотало его самолюбие. — Что? Какой главврач? Мне нужен доктор Коринта! — раздался в трубке взволнованный женский голос. — Доктора Коринты нет, он в отпуске. А кто его спрашивает? — Это говорит его жена, Марта Коринтова. Я только что приехала с дочерью из Праги, сижу на станции… — Что?! — срывающимся фальцетом закричал доктор Майер. — Вы жена главврача Коринты? Вы приехали из Праги?! — Да, да, из Праги… Чему вы, собственно, удивляетесь? — Минутку, милостивая пани, одну минутку! Да, я крайне удивлен, но по телефону неудобно объяснять, что и почему. Я немедленно приду на станцию и все вам объясню. Ждите меня, минут через десять — пятнадцать я буду у вас! — Это странно… но… Хорошо, я подожду вас, — сказал женский голос в трубке, и тут же телефон дал отбой. Сбросив с себя халат, доктор Майер схватил плащ, шляпу и, одеваясь на ходу, помчался на своих коротеньких ножках по больничным коридорам к выходу. Врачам и медсестрам, которые попадались ему по пути, он, не останавливаясь, коротко бросал: — Шеф пропал! С доктором Коринтой что-то случилось!.. Главврач Коринта исчез!.. Вернусь — все расскажу! Не задерживайте меня!.. По улице он бежал трусцой, тяжело отдуваясь и то и дело хватаясь за сердце. Ему было и радостно, и вместе с тем страшновато сознавать, что соперник его исчез, пропал, быть может, даже навсегда. В голове его плясали отрывочные мысли: «Время военное, всякое может случиться… Вдруг Коринта попал в дороге под бомбежку и погиб… Или его грабители ночью подкараулили… или машина в темноте сбила… или… Да не все ли равно, где и как он пропал! Важно, что пропал!.. Важно, что пропал!.. » Войдя в здание вокзала и немного отдышавшись, Майер привел себя в порядок и спокойным шагом направился в буфет — единственное приличное место в этом унылом казенном здании. В буфете он и нашел жену и дочку доктора Коринты, которых прежде никогда не видел. Марта Коринтова оказалась красивой полной брюнеткой с большими серыми глазами и с ямочками на щеках. Возраст ее определить было трудно: может, тридцать пять, а может, и все сорок. Доктор Майер подошел к ней и снял шляпу: — Простите, вы пани Коринтова? Женщина сидела у столика и уговаривала бледную капризную девочку лет восьми съесть бутерброд и выпить чай. В ответ на обращение Майера она внимательно оглядела его, словно сфотографировала, и спокойно сказала: — Да, я Коринтова. Вы из больницы? Это с вами я говорила по телефону? — Со мной, милостивая пани. Разрешите представиться: доктор Карел Майер, заместитель главврача здешней больницы. Он почтительно пожал небрежно протянутую руку и, заметив на груди у женщины нацистский партийный значок, густо покраснел от смущения. — Вы пришли мне что-то сообщить? — Да… но… — Майер глазами дал понять, что при девочке об этом говорить не следует. — Индра, иди погуляй. Только не выходи на улицу. Девочка охотно вылезла из-за стола и убежала. А Майер, пробормотав: «С вашего разрешения! » — присел на краешек стула и, держа шляпу на коленях, заговорил: — Месяц назад… точнее говоря, двадцать шесть дней назад ваш муж, милостивая пани, взял неожиданно отпуск и уехал в Прагу. Я сам провожал его. Мне он объяснил свой внезапный отъезд тем, что, мол, ему необходимо срочно уладить семейные дела. Он обещал, что по прибытии в Прагу сообщит свой адрес, но… по сей день от доктора Коринты не было никаких вестей. В глазах красивой женщины мелькнула тревога. — Странно… Уехал в Прагу по семейным делам, а к семье даже и не наведался… Странно… А когда он обещал вернуться? — Точных сроков он не указывал, но отпуск взял ровно на месяц. — Так. Значит, через неделю он должен вернуться… — Через пять дней, милостивая пани. — Через пять дней… Ну что ж, мы с дочкой подождем его. Вы сможете нам помочь с жильем, доктор Майер? — Разумеется, милостивая пани! Позвольте предложить вам комнату в моей квартире. Места у меня достаточно, и маменька моя будет очень рада… — Благодарю вас, доктор. Я с удовольствием воспользуюсь вашим любезным гостеприимством… У меня есть к вам еще несколько вопросов, но, думаю, их можно отложить. Носильщики тут есть? — Какие носильщики! В нашей дыре вообще ничего нет… Но не волнуйтесь, милостивая пани, до моего дома отсюда буквально рукой подать. Доберемся как-нибудь и без носильщика. Через минуту, нагруженный двумя увесистыми чемоданами, доктор Майер уже семенил по тихим уличкам К-ова. За ним с дорожной сумкой в руках величественно шествовала пани Коринтова. Рядом, с любопытством глазея по сторонам, уныло ковыляла худенькая девочка. Майер обливался потом, но усталости не чувствовал. С каждым шагом в нем росла и крепла уверенность, что Коринта исчез, погиб, пропал навсегда. Уверенность эта и придавала ему силы. Устроив семью Коринты у себя на квартире, доктор Майер поспешно вернулся на службу. За час, в течение которого он отсутствовал, тихая больница превратилась в гудящий улей. В палатах, кабинетах, по коридорам и лестницам — всюду велись взволнованные разговоры об исчезновении главврача. Его любили все: и подчиненные и пациенты. Как только Майер появился, его тотчас же засыпали вопросами. Но пани Коринтова строго-настрого приказала ему держать пока язык за зубами. Помня о ее нацистском значке, Майер не посмел нарушить приказ. Он напустил на себя непроницаемую важность и на все вопросы давал одни и те же уклончивые ответы: — Не имею права о чем-либо говорить. Но дело серьезное, очень серьезное! В ближайшие дни все выяснится… Больше чем кого-либо другого слухи об исчезновении Коринты взволновали и встревожили сестру Ивету. Понимая, какая страшная опасность за ними кроется, девушка решила во что бы то ни стало узнать причину этих неожиданных слухов. Уверенная, что ей-то Майер не откажется открыть правду, она решительно отправилась в кабинет главврача. Однако Майер встретил ее на сей раз холодно. По-видимому, он весь был сейчас во власти своих честолюбивых устремлений и отодвинул любовь на второй план. — Что вам нужно, сестра Ивета? — Я хочу знать, пан доктор, что случилось. Почему все говорят, что доктор Коринта пропал без вести? Его кто-нибудь ищет? Майер подумал, снова вспомнил нацистский значок пани Коринтовой, но махнул рукой и решил сказать Ивете правду. Пусть знает, что на Коринту ей рассчитывать нечего! — Меня просили не говорить. Я дал честное слово. Но от вас, Ивета, я не хочу скрывать правду. Из Праги приехали жена и дочка доктора Коринты. Девочка так соскучилась по отцу, что даже заболела от этого. Вот почему пани Коринтова привезла ее сюда. О том, что доктор Коринта уехал в Прагу, она не знала, так как в Праге он у нее не показывался, хотя и сказал мне, что уезжает по семейным делам. Пани Коринтова очень этим обеспокоена. До конца отпуска доктора Коринты она решила подождать, а потом примет меры. Нетрудно догадаться, что это будут за меры. Ведь пани Коринтова немка и член нацистской партии… Вы удовлетворены, Ивета? — Спасибо, пан доктор… — Только смотрите, никому ни слова. Иначе и меня подведете, и себе доставите массу неприятностей! — Я знаю… Девушка вышла из кабинета не только не успокоенная, но еще больше растревоженная. Она понимала, что доктора Ко-ринту необходимо немедленно предупредить о неожиданном прибытии семьи. Если он вернется этими днями, все может обойтись. Жене и Майеру он как-нибудь объяснит свое странное исчезновение. Но хуже будет, если жена встретится со здешними немцами и обмолвится им о том, что у нее пропал муж. Ведь Крафт видел Коринту во дворе сторожки!.. Идти в лес самой никак нельзя: «надзиратель» Майер глаз с нее не спускает. Остается одно — послать Владика. Ивета глянула на часы, висевшие в вестибюле. «Боже мой! Уже половина второго! У Владьки уже кончились занятия, и он с минуты на минуту будет проходить мимо больницы домой! » Она со всех ног бросилась к выходу, пробежала через больничный дворик и выскочила за ворота. Как раз вовремя! Владик в компании двух одноклассников уже подходил к воротам. Мальчишки двигались не спеша, размахивали сумками и о чем-то оживленно спорили. — Владик! Увидев сестру, мальчик опередил своих приятелей и подбежал к ней: — Что случилось, Ветка? — Идем! Мне нужно кое-что сказать тебе! Ивета провела братишку через двор, завернула за угол больничного здания и направилась в небольшой сад, разбитый для прогулок пациентов. В эту холодную осеннюю пору в саду было безлюдно и тихо. Лишь вороха желтых листьев шуршали под ногами. В глубине аллеи виднелась покосившаяся будка садовника. Уверенная, что там им никто не помешает, Ивета торопливо затащила брата в будку. Но лишь только они скрылись в ней, с черного хода больницы в сад вышел доктор Майер. Он случайно заметил в окно, как Ивета ведет к будке какого-то школьника, и, заподозрив неладное, решил узнать, в чем дело. Не рискнув идти прямо по аллее, Майер протрусил по размякшему газону, среди редких голых деревьев, и осторожно подкрался к будке с другой стороны. Вот что он услышал, приложив ухо к тонкой стене будки: — …и скажи доктору Коринте, что ему нужно как можно скорее возвращаться домой. Лучше всего сегодня вечером или завтра утром. Но никак не позже. Иван уже ходит, с ним может побыть один Влах. Ты понял меня? — Понял, Ветка. А если пан доктор спросит, что случилось? Ведь он же обязательно спросит! — Ну еще бы! Скажи ему, что из Праги приехали сегодня то жена и дочка. Еще скажи, что в больнице полно разговоров о том, что он исчез и что жена, наверно, станет его искать с помощью полиции. Оставаться в сторожке ему больше нельзя. Это опасно и для него, и для Ивана, и для всех нас! Сумку с книжками оставь пока здесь. Потом заберешь. Ну, беги! Владик шмыгнул носом. — Привет Кожину передать? Он всегда спрашивает, есть ли от тебя привет. — Конечно, передай! Ну, пошли! Они выскочили из будки и остановились как вкопанные. Перед ними, растопырив руки, стоял толстяк Майер. — Я все слышал! — проговорил он хрипло. — Это… это… преступление! Мальчишка никуда не пойдет! Ивета опомнилась. Она отпрянула вместе с мальчиком назад и крикнула ему: — Убегай, Владик! Скажи Коринте, что нас подслушали! Пусть все спасаются! Беги! — Ветка, а ты? — Я задержу этого негодяя! Беги! — Нет, он никуда не побежит! — завизжал Майер и ринулся к Владику. Но Ивета бросилась вперед и схватила доктора за руки. Владик воспользовался моментом, прошмыгнул мимо них и во весь дух помчался по аллее. Ивета продолжала бороться с толстяком. Майер пыхтел, ругался, но никак не мог отделаться от крепко держащей его девушки. Наконец ему удалось вырваться. С криком: «Держите его! » — он хотел было броситься прочь, но Ивета подставила ему ногу, и толстяк во весь рост растянулся на грязной аллее. Поднявшись, Майер со злобой уставился на Ивету. Оба тяжело дышали. Глаза девушки горели решимостью. Доктор понял, что ему не легко будет от нее отделаться. Тогда он решил прибегнуть к хитрости. Отряхнув с белого халата листья, Майер изобразил на лице некое подобие улыбки и сказал: — Неужели вы поверили, Ивета, что я собираюсь на вас донести? Меня просто поразило все это, и я погорячился немного. Но доносить? Нет, нет, я не таков! Мне, конечно, горько и обидно было узнать, что и вы, и доктор Коринта замешаны в какое-то темное дело и помогаете какому-то советскому диверсанту! Но ведь я собираюсь жениться на вас, Ивета! Поднимется ли у меня рука, чтобы погубить вас? Ивета не отвечала, и весь вид ее свидетельствовал, что она все еще готова помешать Манеру уйти. — Ну, что вы молчите? — продолжал толстяк. — Вы до самого вечера думаете меня держать здесь? Ведь это глупо! Кто-нибудь выйдет, увидит нас и бог весть что подумает. Да и холодно! Мы оба простудимся… Не лучше ли нам пойти ко мне в кабинет и по-дружески обсудить положение? Поверьте мне, Ивета, я вам желаю только добра… Решив, что Владик убежал уже достаточно далеко и что ее борьба с Майером действительно может привлечь чье-нибудь внимание, Ивета пошла на предложение перенести «разговор» в кабинет главврача. Про себя подумала: «Мне уже терять нечего. А этому негодяю я все равно не дам снестись с немцами. Буду мешать, пока сил хватит». — Хорошо, пан доктор, пойдемте к вам в кабинет, — сказала она презрительно. — Но учтите: если вы посмеете совершить свое гнусное предательство раньше чем через два часа, вам будет плохо!.. Она не сказала ему, что с ним сделает, потому что и сама не знала этого. Но в ее голосе прозвучала такая угроза, что толстая физиономия Майера вся скривилась от страха. — Идите вперед! — приказала Ивета, и Майер не посмел ей не подчиниться. Они молча прошли по аллее, вошли в больницу с черного хода, поднялись на третий этаж, в кабинет главврача. У пациентов в это время был «мертвый час», коридоры больницы были безлюдны. Их никто не увидел. У себя в кабинете Майер почувствовал себя более уверенно. Он сел за стол и крикнул: — Вы злоупотребляете моей добротой, сестра Сатранова! Но я не намерен терпеть ваши выходки! — Как вам угодно, пан доктор, — холодно ответила Ивета, зорко следя за каждым движением своего врага. У нее не было ни малейших сомнений в том, что Майер способен донести. Может быть, раньше она и не поверила бы этому, но его поведение у будки убедило ее, что он человек трусливый и подлый. Это и заставляло ее быть начеку. Не удивительно поэтому, что, как только Майер протянул руку к телефону, Ивета с ловкостью и быстротой хищного зверька метнулась к столу, схватила старый скальпель, которым Коринта пользовался для очинки карандашей, и одним взмахом перерезала телефонный шнур. — Не выйдет, пан доктор! Если вы хотите звонить фашистам, то пожалуйте в вестибюль! Там тоже есть телефон. Но знайте, я подниму крик на всю больницу, и вам придется при всех совершить свое предательство! — Вы сумасшедшая девчонка! — завизжал Майер. — Я хотел позвонить домой! Посоветоваться с пани Коринтовой!.. — Нашли с кем советоваться! С немкой, с фашисткой! Вы что, дурочкой меня считаете? Ивета, не выпуская из руки скальпель, отошла от стола и села на диван. Майер вскочил и принялся бегать по кабинету, размахивая руками и взвизгивая от бессильной ярости. — Вы поплатитесь за это, сестра Сатранова! Вы заходите слишком далеко! Ваши большевистские штучки вам не помогут. Вы сами для себя готовите веревку, и будьте уверены, я не стану вас выгораживать. Я думал, вы умная девушка, с которой можно говорить по-человечески, а вы самая настоящая бандитка!.. Положите скальпель на место! Я не могу смотреть, как вы им играете! Если бы не скальпель в руках Иветы, быть может, Майер так и просидел бы в кабинете два часа, на которые девушка его арестовала. Но вид скальпеля наводил на него ужас. Ивета, поняв, чего он боится, неосторожно сказала: — Я не играю, пан доктор! Скальпель мне очень может понадобиться — им ведь не только операции делают. Этого ей не следовало говорить. Обезумевший от страха Майер вдруг выскочил из кабинета, захлопнул за собой дверь и дважды повернул ключ в замке. Ивета, не ожидавшая от него такой прыти, опоздала буквально на несколько секунд. Она дернула ручку двери и крикнула: — Вернитесь! Доктор Майер, вернитесь! Но в ответ ей раздался лишь злобный истерический смешок да быстро удаляющиеся шаги по коридору. Поняв, какую страшную оплошность она совершила, Ивета сразу утратила всю свою стойкость и мужество. В глубоком отчаянии упала она на диван и горько расплакалась. Капитан Фогель и обер-лейтенант Крафт трудились над донесением для штаба дивизии о безрезультатных поисках бесшумного снаряда. В самый разгар их работы появился штабс-фельдфебель роты и доложил о приходе доктора Майера. — Что ему надо? — недовольно поморщился капитан Фогель. — В больнице что-то случилось, господин капитан. Ему нужно срочно вас видеть. — Какое мне дело до больничных происшествий? Я занят! Но тут вмешался обер-лейтенант Крафт: — Примите его, господин капитан. Этот тип отбил у меня девушку. По пустому делу он не посмел бы к нам соваться. — Вы думаете? Ну ладно, штабс-фельдфебель, позовите его. Доктор Майер был без пальто и без шляпы. Он выскочил из больницы в белом халате, на котором виднелись еще пятна грязи, и в таком виде явился в комендатуру. Поздоровавшись и не дожидаясь вопросов, он выпалил: — Я обнаружил диверсантов, господа офицеры!.. Совершенно случайно я подслушал разговор. В сторожке Влаха скрывается советский диверсант. Да, да, это точно! Нужно спешить! Мальчишка побежал предупредить их!.. В это замешаны главврач Коринта, медсестра Сатранова… — Сатранова? Ивета? — воскликнул Крафт. — Да, да, Сатранова Ивета! Она послала своего брата… — Но ведь она ваша невеста, господин Майер! — Бывшая невеста… Но не в этом дело. Надо спешить, иначе… — Погодите! — резко оборвал его Фогель. — Вы слишком много болтаете, а толку никакого. Сядьте и расскажите все по порядку. Майер сел и рассказал все по порядку, начиная с внезапного приезда жены Коринты и кончая бегством из собственного кабинета. — Он говорит правду, господин капитан. Три дня назад я сам видел доктора Коринту во дворе лесной сторожки. Но я не знал, что ему следует находиться в Праге, — сказал Крафт. — Вот видите, видите! — радостно подхватил Майер. — Молчите и отвечайте на вопросы! — гневно крикнул капитан и тут же спросил: — Когда мальчишка удрал из будки? — В половине второго, господин капитан. — Сейчас у нас десять минут третьего. До сторожки отсюда семь с лишним километров. Значит, он еще в дороге… Обер-лейтенант, слушайте мой приказ! Крафт вскочил и вытянулся. Фогель продолжал: — Возьмите автомат, каску и гоните на мотоцикле за мальчишкой. Постарайтесь его задержать. Если не успеете, займите удобную позицию и держите сторожку под обстрелом. Любыми мерами задержите бандитов до нашего прихода. Выполняйте! — Есть, господин капитан! Крафт щелкнул каблуками и выбежал из кабинета. — Штабс-фельдфебель! — крикнул капитан. Штабс-фельдфебель мгновенно появился: — Слушаю, господин капитан! — Поднять роту по боевой тревоге! Офицеров ко мне! Через пятнадцать минут выезжаем! — Есть, господин капитан! Здание школы наполнилось грохотом солдатских сапог, отрывистыми криками команды. В кабинет Фогеля один за другим вбегали офицеры, на ходу оправляя оружие и застегивая каски. Последним вошел штабс-фельдфебель. — Господин капитан, по вашему приказанию рота погрузилась в машины и готова к выезду. — Хорошо. Вы, штабс-фельдфебель, от операции освобождаетесь. У вас будет особое задание. Отправляйтесь с доктором Майером в больницу и помогите ему постеречь девицу Сатранову. Можете с ней особо не церемониться, но помните одно: она нужна нам живая. Ясно? — Так точно, господин капитан, ясно! — Доктор Майер, имейте в виду, если с Сатрановой что-нибудь случится, вам придется отвечать за это перед гестапо. Запереть ее в комнате со скальпелем в руках! Если эта истеричка что-нибудь над собой сделает, вам придется плохо! Ступайте! Бледный, растерянный, вконец перепуганный доктор Майер молча пошел прочь. Здоровенный краснорожий штабс-фельдфебель загрохотал сапогами вслед за ним. Не успели они отойти от школы и ста шагов, как у них за спиной взревели и один за другим помчались через город к лесу автомобили, груженные солдатами. В больницу Майер пришел как раз вовремя. У дверей его кабинета собралась толпа, а санитар Бабула копался в замке отмычкой, пытаясь открыть двери. — Вы что тут делаете? — взвизгнул Майер. — Там кто-то плачет. Мы думали, что-нибудь случилось! — раздались смущенные голоса. — Р-р-разойдись! — густым басом проревел штабс-фельдфебель. Но при виде немца толпа и без приказа стала рассеиваться. Первым ретировался санитар Бабула. Когда перед дверьми не осталось ни души, Майер прислушался и сказал: — Плачет. Значит, все в порядке. Вы, штабс-фельдфебель, будете караулить здесь, а я внутри. Если понадобится ваша помощь, я позову. Согласны? — Мне, доктор, все равно. Лишь бы девчонка осталась в сохранности. Капитан не зря говорил про гестапо… — Не беспокойтесь, я все понимаю. Майер отомкнул дверь и вошел в кабинет вместе со штабс-фельдфебелем. Ивета по-прежнему лежала на диване и всхлипывала. На вошедших она даже не посмотрела. — Видите, штабс-фельдфебель, она в порядке. — Да, она в порядке… — А теперь прошу вас, берите стул и садитесь за дверью. Да гоните всех любопытных. — Сам знаю! Штабс-фельдфебель взял стул и вышел. А Майер замкнулся изнутри и тоже сел на стул поближе к двери. Бедная Ивета оказалась в тюрьме и сразу при двух надзирателях. Теперь, когда Кожин мог ходить, Коринта по пять-шесть раз в день выгонял его на прогулку, заставлял тренироваться. Опираясь на палку, Кожин осторожно спускался с чердака и гулял по довольно просторному двору сторожки. Влах на это время забирал Тарзана и уходил с ним в лес караулить дорогу. Так было и в этот злополучный день. Плотно пообедав и отлежав в постели обязательный «мертвый час», Кожин спустился во двор, а Коринта, как обычно, зорко наблюдал за ним, развлекал его беседой и в случае надобности делал массаж. Влах вскинул на плечи двустволку, взял Тарзана на поводок и отправился в лес следить за окрестностью. Настроение у лесника было отличное. Он радовался успехам Кожина, которого успел полюбить, как сына, радовался и тому, что непонятная работа его друга доктора тоже идет удачно. Он понимал, что своим скромным трудом немало способствовал всем этим успехам, и это сознание наполняло его законным чувством гордости. Хорошее настроение хозяина передавалось обычно и собаке. Но сегодня Тарзан вел себя как-то странно. Прогулка явно не радовала его. Взгляд у него был угрюмый, настороженный. Он часто останавливался, взъерошивал шерсть на загривке и глухо рычал. Поведение собаки обеспокоило Влаха. Он знал своего Тарзана, знал, что тот не станет волноваться попусту. — Ну что, Тарзанушка, что с тобой? Заболел ты у меня или беду какую почуял? Лесник гладил собаку, но та не отвечала на ласку, как обычно, а смотрела на хозяина умным пристальным взглядом, словно хотела сказать: «Берегись! Я чую что-то нехорошее! » Эти сторожевые обходы Влах делал не по дороге, а по лесной чаще, но так, чтобы дорога постоянно оставалась на виду. Обычно он ходил не далее одного километра в одну и в другую сторону от сторожки. На сей раз беспокойное поведение Тарзана заставило его сделать более длинный конец в сторону К-ова. Там немцы, и, стало быть, опасность может угрожать только оттуда.
|
|||
|