|
|||
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
С первых же дней вместного следования соединенной партии от Нижнего к Казани Сергей стал видимым образом заискивать расположения солдатки Фионы и не пострадал безуспешно. Томная красавица Фиона не истомила Сергея, как не томила она по своей доброте никого. На третьем или четвертом этапе Катерина Львовна с ранних сумерек устроила себе, посредством подкупа, свидание с Сережечкой и лежит не спит: все ждет, что вот-вот взойдет дежурный ундерок, тихонько толкнет ее и шепнет: " беги скорей". Отворилась дверь раз, и какая-то женщина юркнула в коридор; отворилась и еще раз дверь, и еще с нар скоро вскочила и тоже исчезла за провожатым другая арестантка; наконец дернули за свиту, которой была покрыта Катерина Львовна. Молодая женщина быстро поднялась с облощенных арестантскими боками нар, накинула свиту на плечи и толкнула стоящего перед нею провожатого. Когда Катерина Львовна проходила по коридору, только в одном месте, слабо освещенном слепою плошкою, она наткнулась на две или три пары, не дававшие ничем себя заметить издали. При проходе Катерины Львовны мимо мужской арестантской, сквозь окошечко, прорезанное в двери, ей послышался сдержанный хохот. - Ишь жируют, - буркнул провожатый Катерины Львовны и, придержав ее за плечи, ткнул в уголочек и удалился. Катерина Львовна нащупала рукой свиту и бороду; другая ее рука коснулась жаркого женского лица. - Кто это? - спросил вполголоса Сергей. - А ты чего тут? с кем ты это? Катерина Львовна дернула впотьмах повязку с своей соперницы. Та скользнула в сторону, бросилась и, споткнувшись на кого-то в коридоре, полетела. Из мужской камеры раздался дружный хохот. - Злодей! - прошептала Катерина Львовна и ударила Сергея по лицу концами платка, сорванного с головы его новой подруги. Сергей поднял было руку; но Катерина Львовна легко промелькнула по коридору и взялась за свои двери. Хохот из мужской комнаты вслед ей повторился до того громко, что часовой, апатично стоявший против плошки и плевавший себе в носок сапога, приподнял голову и рыкнул: - Цыц! Катерина Львовна улеглась молча и так пролежала до утра. Она хотела себе сказать: " не люблю ж его", и чувствовала, что любила его еще горячее, еще больше. И вот в глазах ее все рисуется, все рисуется, как ладонь его дрожала у той под ее головою, как другая рука его обнимала ее жаркие плечи. Бедная женщина заплакала и звала мимовольно ту же ладонь, чтобы она была в эту минуту под ее головою и чтоб другая его же рука обняла ее истерически дрожавшие плечи. - Ну, одначе, дай же ты мне мою повязку, - побудила ее утром солдатка Фиона. - А, так это ты?.. - Отдай, пожалуйста! - А ты зачем разлучаешь? - Да чем же я вас разлучаю? Неш это какая любовь или интерес в самом деле, чтоб сердиться? Катерина Львовна секунду подумала, потом вынула из-под подушки сорванную ночью повязку и, бросив ее Фионе, повернулась к стенке. Ей стало легче. - Тьпфу, - сказала она себе, - неужели ж таки к этой лоханке крашеной я ревновать стану! Сгинь она! Мне и применять-то себя к ней скверно. - А ты, Катерина Ильвовна, вот что, - говорил, идучи назавтра дорогою, Сергей, - ты, пожалуйста, разумей, что один раз я тебе не Зиновий Борисыч, а другое, что и ты теперь не велика купчиха: так ты не пыщись, сделай милость. Козьи рога у нас в торг нейдут. Катерина Львовна ничего на это не отвечала, и с неделю она шла, с Сергеем ни словом, ни взглядом не обменявшись. Как обиженная, она все-таки выдерживала характер и не хотела сделать первого шага к примирению в этой первой ее ссоре с Сергеем. Между тем этой порою, как Катерина Львовна на Сергея сердилась, Сергей стал чепуриться и заигрывать с беленькой Сонеткой. То раскланивается с ней " с нашим особенным", то улыбается, то, как встретится, норовит обнять да прижать ее. Катерина Львовна все это видит, и только пуще у нее сердце кипит. " Уж помириться бы мне с ним, что ли? " - рассуждает, спотыкаясь и земли под собою не видя, Катерина Львовна. Но подойти же первой помириться теперь еще более, чем когда-либо, гордость не позволяет. А тем временем Сергей все неотступнее вяжется за Сонеткой и, уж всем сдается, что недоступная Сонетка, которая все вьюном вилась, а в руки не давалась, что-то вдруг будто ручнеть стала. - Вот ты на меня плакалась, - сказала как-то Катерине Львовне Фиона, - а я что тебе сделала? Мой случай был, да и прошел, а ты вот за Сонеткой-то глядела б. " Пропади она, эта моя гордость: непременно нонче же помирюсь", - решила Катерина Львовна, размышляя уж только об одном, как бы только ловчей взяться за это примирение. Из этого затруднительного положения ее вывел сам Сергей. - Ильвовна! - позвал он ее на привале. - Выдь ты нонче ко мне на минуточку ночью: дело есть. Катерина Львовна промолчала. - Что ж, может, сердишься еще-не выйдешь? Катерина Львовна опять ничего не ответила. Но Сергей, да и все, кто наблюдал за Катериной Львовной, видели, что, подходя к этапному дому, она все стала жаться к старшему ундеру и сунула ему семнадцать копеек, собранных от мирского подаяния. - Как только соберу, я вам додам гривну, - упрашивала Катерина Львовна. Ундер спрятал за обшлаг деньги и сказал: - Ладно. Сергей, когда кончились эти переговоры, крякнул и подмигнул Сонетке. - Ах ты, Катерина Ильвовна! - говорил он, обнимая ее при входе на ступени этапного дома. - Супротив этой женщины, ребята, в целом свете другой такой нет. Катерина Львовна и краснела и задыхалась от счастья. Чуть ночью тихонько приотворилась дверь, как она так и выскочила: дрожит и ищет руками Сергея по темному коридору. - Катя моя! - произнес, обняв ее, Сергей. - Ах ты, злодей ты мой! - сквозь слезы отвечала Катерина Львовна и прильнула к нему губами. Часовой ходил по коридору, и, останавливаясь, плевал на свои сапоги, и ходил снова, за дверями усталые арестанты храпели, мышь грызла перо, под печью, взапуски друг перед другом, заливались сверчки, а Катерина Львовна все еще блаженствовала. Но устали восторги, и слышна неизбежная проза. - Смерть больно: от самой от щиколотки до самого колена кости так и гудут, - жаловался Сергей, сидя с Катериной Львовной на полу в углу - Что же делать-то, Сережечка? - расспрашивала она, ютясь под полу его свиты. - Нешто только в лазарет в Казани попрошусь? - Ох, чтой-то ты, Сережа? - А что ж, когда смерть моя больно. - Как же ты останешься, а меня погонят? - А что ж делать? трет, так, я тебе говорю, трет, что как в кость вся цепь не въедается. Разве когда б шерстяные чулки, что ли, поддеть еще, - проговорил Сергей спустя минуту. - Чулки? у меня еще есть, Сережа, новые чулки. - Ну, на что! - отвечал Сергей. Катерина Львовна, ни слова не говоря более, юркнула в камеру, растормошила на нарах свою сумочку и опять торопливо выскочила к Сергею с парою синих болховских шерстяных чулок с яркими стрелками сбоку. - Эдак теперь, ничего будет, - произнес Сергей, прощаясь с Катериной Львовной и принимая ее последние чулки. Катерина Львовна, счастливая, вернулась на свои нары и крепко заснула. Она не слыхала, как после ее прихода в коридор выходила Сонетка и как тихо она возвратилась оттуда уже перед самым утром. Это случилось всего за два перехода до Казани.
|
|||
|