Хелпикс

Главная

Контакты

Случайная статья





Занавес. Действие третье. Картина первая



Занавес

Действие третье

 

 

Картина первая

 

Утро. Кабинет командующего фронтом.

Вошел адъютант, ставит на стол графин с водой. Выложил карандаши, чинит их. В открытую дверь видно специального корреспондента Крикуна.

 

Крикун (подошел к двери). А как вы думаете, командующий скоро будет?

Адъютант. Не могу знать. Он всю ночь сидел на узле связи. А оттуда пойдет на квартиру. Поспать-то ему надо?

Крикун. А может, сюда зайдет?

Адъютант. Все возможно, подождите.

Крикун. Ах, какая жалость. У меня через полчаса Москва на проводе. Я должен передать статью о героической гибели сына командующего.

Адъютант. Так передавайте.

Крикун. Дело в том, что у меня статья кончается так. Вот послушайте. (Вынимает, читает. ) «Он погиб на моих глазах, этот чудесный юноша, достойный сын своего отца. Сквозь грохот артиллерийской канонады я услыхал его последние бодрые слова: «Передайте отцу, я умираю спокойно, знаю, что он за меня отомстит кровавым гадам». Понимаете, если бы теперь всего несколько строчек от отца... я даже текстик набросал. (Читает. ) «Старик генерал долго сидел с опущенной головой, узнав о смерти любимого сына... потом поднял голову, в глазах его не было слез. Нет, слез я не увидел! Глаза горели священным пламенем мести. Он твердо сказал: «Спи, мой мальчик, и не беспокойся. Я отомщу. Клянусь честью старого солдата». Вы понимаете, если бы это удалось мне сейчас провернуть! Вы понимаете, какая была бы статья! Это же фитиль всем газетам. Что же делать? Вот-вот Москва будет на проводе. А как вы думаете, если согласовать текстик по телефону?

Адъютант. А как же вы глаза командующего увидите по телефону? Вы ж так их расписали.

Крикун. Милый мой, если бы я писал о том, что я видел, я бы не смог писать ежедневно. И никогда бы не имел такой популярности. Редакция требует материал каждый день. Читатель ко мне привык. Без статьи Крикуна газета не может выйти. Все газеты завидуют нашей. Всегда говорят моему редактору: вы счастливый, за вашего одного Крикуна мы бы отдали всех своих, — да, отдали бы всех корреспондентов.

Адъютант. Да, вы пишете много. Я всегда читаю. Очень бойко у вас выходит.

Крикун. Что же делать? Как позвонить командующему?

Адъютант. Туда звонить нельзя.

Крикун (посмотрел на часы). Я уже опаздываю. Передам так. Думаю, что командующий протестовать не будет. Ведь написано здорово, а? Как вы находите?

Адъютант. Ничего.

Крикун. Бегу передавать. Привет, привет! (Вышел. )

 

Входят Благонравов и Удивительный.

 

Благонравов. Не пришел?

Адъютант. Никак нет.

Благонравов. Звонил, что выезжает сюда. (Садится. )

 

Адъютант вышел.

 

Удивительный. Подумайте, кто бы мог ожидать, что лишимся танкового корпуса? Ведь все данные разведки говорили за то...

Благонравов. Не говорите. Какие данные? У нас никогда не было серьезных данных. В этом наше несчастье.

Удивительный. По-вашему выходит, что у нас вообще разведки не существует.

Благонравов. Если говорить правду, на нашем фронте ее нет. Передовые части видят, что делается у неприятеля, только до первого бугра, а что за бугром — чаще гадают. Мы, если бы не авиация, совершенно бы ничего не знали. А авиаразведка не в силах все сделать, не говоря уже о том, что данные авиаразведки сами нуждаются в проверке.

Удивительный. Я с вами не согласен. Даже удивлен. Сводки, которые я каждый день готовлю для вас, для...

Благонравов (перебивает). А я их решил не читать. Довольно! Надо принимать самые серьезные меры. Не то нас с вами будут судить. Настоящая разведка — это всегда пятьдесят процентов успеха, а иногда и все сто. Только дурак этого не понимает. А мы же — слепые люди. Позор!

Удивительный. Странно. Выходит, мы...

Благонравов. Да, да. Дураки. Я — потому, что с вами работаю. Вы же — от природы такой... удивительный.

Удивительный. Товарищ начальник штаба, командующий другого мнения о моей работе. Он меня знает много лет. Я протестую. Я, наконец, орденоносец...

Благонравов. Я знаю, что думает о вас командующий. А то, что вы орденоносец, — это просто недоразумение.

Удивительный. Ага, по-вашему, выходит, что правительство, награждая меня, ошиблось.

Благонравов. Да. И дважды. Первое — что вас наградили. И второе — что за нашу работу до сих пор ни у меня, ни у вас орденов не отобрали, с треском, с опубликованием в печати. (Вышел. )

Удивительный (вынул книжечку, записывает). Правительство ошибается. Правительство ошиблось дважды... Разведка у нас плохая. Что он еще говорил? Ага. (Пауза. ) Меня назвал дураком. Ясно. Эти настроения известны. Типично пораженческие. Обожди, ты еще почувствуешь, какой я разведчик! (Берет трубку телефона. ) Иванова... Иванов, это Удивительный. Когда у тебя партбюро? Сегодня? Очень хорошо. У меня есть вопросик, разобрать одно дельце надо. Слушай, ты не помнишь по анкете, Благонравов из какой семьи? Происхождение? Ага. Сын дьякона... Ясно... Да так... Все. Я буду. (Положил трубку. )

 

Входит Горлов.

 

Здравствуйте, товарищ командующий.

Горлов. Здоров! Фу, голова трещит. Не спал всю ночь.

Удивительный. Как можно, Иван Иванович! Ведь ваше здоровье дорого всей стране.

Горлов. Ничего. Что у тебя?

Удивительный. Вот. (Подал бумагу. )

Горлов. Хорошо. Потом почитаю.

Удивительный. Иван Иванович, нехорошее настроение у Благонравова.

Горлов. А что?

Удивительный. Всем и всеми недоволен. Пахнет пораженчеством. Он говорит...

Горлов (перебивает). Да ну его. Это же народ, знаешь, какой. Командующий сделает — они сразу к его славе примазываются. Ходят гоголем и ордена получают. А чуть что не так — в кусты, боятся ответственности. Я их душонку знаю. А причина очень простая: мозолей-то у них не было, откуда же у них закваска возьмется.

Удивительный. Правда, святая правда! Вот взять меня. На заводе я хотя и не очень долго работал, три года и две недели, но просто сам не понимаю, как это мне нутра пролетарского на всю жизнь хватает. Вот, смотришь, другой и культуру имеет, и университеты окончил, — все-таки присмотришься, — не то, нет. Типичное не то...

Горлов. Ясно. Сверху культура, а нутра-то земляного и нет. Потому и выходит не то.

 

Входит Благонравов. Удивительный уходит.

 

Благонравов. Прочтите. (Подал бумагу. ) Если исправлений не будет, сейчас дам шифровать. Из Москвы второй раз звонили. Требуют подробностей.

Горлов (читает). Да. Хорошо... Так... А это уже нет. (Отметил карандашом. )

Благонравов (смотрит). Почему?

Горлов. Ты что, с неба упал? Командир танкового корпуса кто у нас? Балда. Дурак. Потому его и побили. Об этом и надо честно написать.

Благонравов. Я все-таки думаю...

Горлов (перебивает). Меня сейчас не интересует, что ты думаешь. Будет так, как я желаю. (Читает дальше. ) О!.. А это что еще за открытие? Что же это ты Огнева сразу в Александры Македонские производишь, а старую калошу Колоса — в Суворовы?

Благонравов. Там этого нет. Но операцию провели они блестяще. Колокол взят.

Горлов. Кто же это «они»? А мы-то где? По чьему приказу они действовали?

Благонравов. Как раз они вопреки вашему последнему плану действовали, по своему собственному плану, на что они получили согласие Москвы.

Горлов. А за это я спрошу с них. Для этого и вызвал их. Игнорировать командование фронта не позволю. Да и нечего развращать молодежь. Огнев и так выскочка. А тут уж совсем испортится. Нет. (Перечеркнул. ) Изволь переделать и через час тащи ко мне.

Благонравов. Товарищ командующий, извините, но я больше с вами не могу работать. (Взволнованно. ) Я прошу меня снять. Я решил это потому...

Горлов (перебивает). Постой, постой! Корабль еще не тонет и тонуть не собирается. А ты, как крыса, уже наутек. Не выйдет, братец! Я с тебя сначала штаны сниму, потом шкуру сниму, а потом, может, и выгоню.

Благонравов. Товарищ командующий...

Горлов. Довольно! Все! Иди и исполняй приказание.

Благонравов. Я.. я... я.. не могу.

Горлов. Ты не заикайся, а то будешь всю жизнь заикаться. Ты мой нрав знаешь. Я в психологиях не понимаю.

 

Благонравов вышел. Входит адъютант.

 

Адъютант. Генерал-майор Огнев и генерал-майор Колос прибыли по вашему приказанию.

Горлов. Пусть сидят там и ждут.

Адъютант. Есть. (Вышел. )

Горлов (взял трубку). Хрипуна. Хрипун? Вот что, крой сейчас ко мне, позавтракаем вместе... Коньяк? Прихвати. (Положил трубку. ) 

 

Входит Мирон Горлов.

 

Мирон. Здорово, Иван! Ты что же, всю ночь просидел на узле связи?

Горлов. Да. Едешь?

Мирон. Самолет готов. Сейчас на аэродром отчаливаю; Больше погоды ждать не могу. Что будет, то и будет.

Горлов. Сегодня как будто немного лучше.

Мирон. Как-нибудь доберусь. Не думал я, что такой отъезд печальный будет.

Горлов. Да, Сергея я любил...

 

Большая пауза.

 

Мирон. Какой он был весь солнечный. Я просто не могу представить. Трудно понять...

Горлов. Что же делать? Война есть война.

Мирон. Я понимаю, Иван, как тяжело тебе... Не знаю, скоро ли мы встретимся, а может... Поэтому я решил на прощанье... Прошу, прости меня. Хочу тебе сказать несколько горьких, но правильных слов. Я должен это сделать.

Горлов. Давай, давай.

Мирон. Знаешь, брат, не надо обманывать себя и государство. Ты не умеешь и не можешь командовать фронтом. Это не по твоим плечам, не то время. В гражданскую войну ты воевал почти без артиллерии, и у врага ее немного было, воевал без авиации, без танков, без серьезной техники, которая теперь есть и которую надо знать — знать как свои пять пальцев... А ты ее мало знаешь или даже вовсе не знаешь. Уйди сам. Пойми, ведь мы строим машины для фронта день и ночь. Лучшие машины в мире. И для чего? Чтобы из-за твоей неумелости, из-за твоей отсталости гибла их добрая половина. Что я скажу рабочим, когда вернусь на завод? Инженерам? Ведь они с первого дня войны не выходят из цехов. Герои! Как бойцы на передовой линии фронта. Я не могу скрыть от них, что их драгоценный труд, наша богатая техника используется тобой на фронте неумело, без знания дела. Пойми, Иван, покуда не поздно. Иначе тебя снимут.

Горлов (перебивает). Обожди. (Нажал кнопку. )

 

Входит адъютант.

 

Адъютант. Слушаю, товарищ командующий.

Горлов. Этот гражданин сейчас едет на аэродром. Проводи его к машине.

Адъютант. Слушаюсь, товарищ командующий. Прошу вас.

 

Большая пауза.

 

Мирон. Не беспокойтесь обо мне. Свою дорогу я знаю хорошо. Вы останетесь с командующим. Я думаю, что его самого скоро придется провожать. (Вышел. )

Адъютант. Разрешите, товарищ командующий...

Горлов. Ну...

Адъютант. Генерал-майор Огнев просит: или сейчас его примите, или назначьте точно время, ему надо идти на перевязку.

Горлов. А что ему перевязывать, опять башку?

Адъютант. Никак нет, правую руку.

Горлов. Ну давай их.

Адъютант. Есть. (Вышел. )

 

Входят в парадных костюмах Огнев и Колос.

 

Огнев. Прибыли по вашему приказанию.

Горлов. Вижу. Оба калеки?

 

Пауза.

 

Колос. Ранен только генерал-майор Огнев, я здоров.

Горлов. Что же это вы так сегодня вырядились? (Колосу. ) Ты, небось, всю ночь усы крутил. Думаете, поздравлять будем, банкет вам устроим? Нет, голубчики, ошиблись.

Огнев. Мы знали, что вы это скажете, товарищ командующий.

Горлов. Ну?

Колос. Так точно.

Горлов. Что ж, садитесь, голубчики, поговорим по душам.

 

Огнев и Колос сели.

 

С кого же начинать? С тебя, Огнев, придется, тебе дано было больше, с тебя больше и спросится. Ну! (Пауза. ) Чего молчишь?

Огнев. Жду вопросов.

Горлов. А чего ждать? Расскажи, почему оперативный план не провели в жизнь?

Огнев. Мы действовали по своему плану, имели на то разрешение. Вам это известно. Станция Колокол взята, вся группировка немцев разгромлена. Наш оперативный план оказался правильным.

Горлов. Кто же я здесь в таком случае: командующий фронтом или нет?

 

Огнев молчит.

 

Слушай, Огнев, ты что задумал, чего ты от меня хочешь?

Огнев. Одного — чтобы вы больше фронтом не командовали.

Горлов. Ага, и ты этого желаешь, мой старый друг?

Колос. Так точно.

Горлов. Теперь я вас, молодчики, понимаю.

 

Входит Гайдар.

 

Вовремя приехал. Здоров!

Гайдар. Здравствуйте! (Пожал всем руки. ) Задержали меня в Москве. (Огневу и Колосу. ) Очень рад, что вас застал. Поздравляю с замечательной победой.

Горлов. Обожди поздравлять.

Гайдар. Почему?

Горлов. Ты знаешь, что он только что сказал?

Гайдар. Ну?

Горлов (Огневу). Повтори! Пусть член Военного совета услышит. (Пауза. ) Что хвост поджал?

Огнев. Товарищ член Военного совета, я заявляю, что у нас нет командующего фронтом.

Колос. Так точно.

Горлов. Слыхал?

 

Большая пауза.

 

Гайдар. Да. (Огневу и Колосу. ) Выйдите на несколько минут и обождите.

Огнев. Есть.

 

Вышли.

 

Горлов (пишет). Я им покажу...

 Гайдар. Ты что делаешь?

Горлов. Сейчас кончу, будешь подписывать, прочтешь. (Пишет. ) Я им вправлю мозги, на всю жизнь запомнят. На, подпиши.

Гайдар (взял, не читая разорвал и бросил). Хватит, товарищ Горлов, мозги вправлять. Пора вам отдохнуть от этой тяжелой работы. Прочтите приказ о вашей отставке. (Подает. )

 

Горлов прочитал. Большая пауза.

 

Вы человек храбрый и преданы нашему великому делу. Это очень хорошо, и за это вас уважают. Но этого недостаточно для победы над врагом. Для победы необходимо еще уменье воевать по-современному, уменье учиться на опыте современной войны, уменье выращивать новые молодые кадры, а не отталкивать их. Но этого уменья у вас нет, к сожалению. Конечно, знание дела, уменье воевать — дело наживное. Сегодня не умеешь воевать, сегодня нет у тебя достаточных военных знаний — завтра они будут — и уменье воевать и знание дела, если, конечно, есть сильное желание учиться, учиться на опыте войны, работать над собой и развиваться. Но этого-то желания и нет у вас. Могут ли старые полководцы развиваться и стать знатоками приемов современной войны? Конечно, могут, и не меньше, а, пожалуй, больше, чем молодые, если только они захотят учиться на опыте войны, если только они не будут считать для себя зазорным учиться и развиваться дальше. Недаром говорит мудрая народная пословица: «Век живи — век учись». Но вся беда здесь состоит в том, что вы, то есть некоторые старые полководцы, не хотите учиться, вы больны самомнением и думаете, что вы уже достаточно учены. В этом ваш главный недостаток, товарищ Горлов.

 

Горлов встал. Большая пауза.

 

Горлов. Что же, это ты подготовил мою отставку?

Гайдар. Да. Очень жалею, что раньше не мог этого сделать. Мне не верили и только теперь согласились.

Горлов. Благодарю за откровенность. Что ж, приказ есть приказ. Я человек военный, подчиняться привык. Увидим, как это вы без меня воевать будете. (Надел шапку, шинель. ) Пожалеете, но будет поздно.

Гайдар. Не пугай, большевики не из пугливых. У нас нет незаменимых людей. Многие нас пугали, но они давно почивают на мусорной свалке истории. А партия крепка, как сталь.

 

Пауза.

 

Горлов. Кому прикажете сдать дела?

Гайдар. Узнаете сегодня, вас вызовут.

Горлов. Слушаюсь. (Козырнул, вышел в боковую дверь. )

 

Зазвенел телефон. Гайдар взял трубку.

 

Гайдар. Слушаю. Что такое? Кто вы? Крикун? Это вы специальный корреспондент? Обождите. Это вы раскритиковали нашу фронтовую газету за то, что она опубликовала статью о связи?.. Вы?.. Так слушайте. С вами говорит член Военного совета фронта Гайдар. Немедленно уматывайтесь отсюда к чертовой матери, и если завтра вас обнаружат на территории нашего фронта, то вы запищите, как никогда в жизни. (Положил трубку. )

 

Входит Хрипун. В руках у него большой сверток.

 

Хрипун. С приездом, товарищ член Военного совета. Командующий вышел?

Гайдар. Сейчас зайдет. (Нажал кнопку. )

 

Входит адъютант.

 

Адъютант. Я слушаю.

Гайдар. Попросите командующего фронтом генерал-майора Огнева и генерал-майора Колоса.

Хрипун. Вы хотели сказать — генерала Горлова, вы ошиблись.

Гайдар. Я не ошибся. (Адъютанту. ) Исполняйте приказ.

Адъютант. Есть. (Вышел. )

Хрипун. Что же это? (Сверток вылетел из рук, и раздался звон разбитых бутылок. )

Гайдар (подошел). Что это?

Хрипун. Коньячок. Жаль, разбился. Можно было бы в честь нового командующего, а? У меня еще есть, а?

Гайдар. Заберите и убирайтесь вон.

Хрипун. Слушаюсь, слушаюсь, слушаюсь! (Схватил сверток, побежал. )

 

Входит Огнев, за ним — Колос.

 

Гайдар. Я очень рад, что вручаю вам этот приказ о назначении вас командующим фронтом. (Подал Огневу. )

 

Огнев читает. Колос тоже.

 

Огнев. Как же это, ведь я слишком молод...

Гайдар. Партия учит, что нужно смелее выдвигать на руководящие должности молодых, талантливых полководцев наряду со старыми полководцами, и выдвигать надо таких, которые способны вести войну по-современному, а не по старинке, способны учиться на опыте современной войны, способны расти и двигаться вперед.

Колос. Володя, дорогой!.. Извините... (Вытянулся. ) Товарищ командующий фронтом, посмотрите на меня, старика, и вы поймете, как это правильно. (Обнял и поцеловал Огнева. )

 

Занавес

 

 

Из послесловия:

... В творчестве украинского советского драматурга А. Е. Корнейчука тема воинского долга и воинского подвига также занимает важное место. Он вошел в драматургию пьесой «Гибель эскадры», написанной в 1933 году. Это произведение о трагическом эпизоде гражданской войны, когда возникла необходимость потопить эскадру Черноморского флота, чтобы она не досталась немецким интервентам.

«Гибель эскадры» казалась в творчестве А. Е. Корнейчука исключением, ибо после этой пьесы он писал о колхозниках («В степях Украины»), о молодых интеллигентах советской формации («Платон Кречет»).

Однако в суровые дни первого этапа войны А. Е. Корнейчук, писатель активной общественной позиции, не мог не высказать то, что волновало в те годы миллионы людей. Он написал тогда две пьесы — «Партизаны в степях Украины» и «Фронт». Пьеса «Фронт» стала фактом не только художественной, но общественной жизни, получила большой политический резонанс.

Если попытаться в нескольких словах определить основную тему всего творчества А. Е. Корнейчука, то можно будет сказать, что его волновала тема гражданской, нравственной связи человека и общества, ответственности человека перед обществом, перед завоеваниями революции. Это было конкретным проявлением в его творчестве новаторской сущности искусства социалистического реализма, которое ввело в круг эстетических идей мир человека, мировоззрение и действия которого определены чувством сопричастности ко всему, что происходит в стране.

Пьеса содержала в себе острую критику действия тех военачальников, которые, кичась прошлыми заслугами, не поняли условий современной войны, придерживались старых военных доктрин. Им противопоставлен молодой командующий армией Огнев, человек новой нравственной формации, современного взгляда на способы ведения военных действий, человек исключительной храбрости и высокого воинского мастерства. Пьеса несла в себе обжигающую правду, содержала острейшую критику, что в самый разгар войны, в момент временных трудностей прозвучало с необычайной общественной силой. Такую правду, такую творческую смелость продиктовала драматургу убежденность в несокрушимой силе социалистического строя.

Герой пьесы Огнев выступает человеком, который превыше всего ставит свою ответственность перед народом и армией, он неотделим от ее героических и славных традиций, но ему свойственно чувство нового, неприятие отжившего, что встало на пути к победе.

Этот синтез могучей веры и острой критики определяет художественный строй пьесы. Смелая в постановке идейных вопросов, пьеса столь же смела и в своих художественных приемах. А. Е. Корнейчук, которого всегда отличало тонкое чувство сцены, который всегда помнил, что пьеса пишется не только для читателя, но и для зрителя, соединяет во «Фронте», казалось бы, несоединимые вещи: пафос героического и карикатурное изображение некоторых персонажей, сами фамилии которых (Хрипун, Крикун) свидетельствуют о том, что тут автор использует приемы откровенной сатиры. В пьесе в едином сплаве соединены приемы публицистики, прямого спора о способах ведения военных действий и открытая симпатия автора к своему герою, восхищение его прямотой и смелостью.

Как каждое значительное произведение, пьеса «Фронт» прошла испытание временем и до сих пор ставится в театрах. Недавняя постановка ее состоялась в московском Театре им. Евг. Вахтангова, который играл пьесу и в годы войны.

Возникает естественный вопрос: что же позволило пьесе сохранить свое значение и в наши дни, когда над головой мирное небо?

Искусство ведь отображает что-то общее для людей и общества, а потому нас и сегодня волнуют классические пьесы, герои которых живут совсем в иных исторических и социальных обстоятельствах. Так и пьеса «Фронт» сохранила для нас сегодня живое звучание нравственного опыта войны, который живет в советских людях как память о тех трудных и героических днях. Память о войне вошла в наше историческое сознание важной и неотъемлемой частью. Но можно посмотреть на конфликт пьесы как на столкновение старого и нового, увидеть в ней смелую постановку назревших проблем, это и сегодня найдет отголосок в наших сердцах и умах. Партия всегда призывала к острой и смелой критике недостатков, безбоязненному обсуждению вопросов нашего развития. Советскому человеку близок характер, который внутренне ощущает себя хозяином своего дела, горячо радуется успехам, но — умеет прямо говорить о недостатках...

Ю. С. Рыбаков

 

 



  

© helpiks.su При использовании или копировании материалов прямая ссылка на сайт обязательна.