Аквамарин» 6 страница

Бессмысленно говорить матери, которая воспитывает ребенка, что она должна быть к нему не привязана. А как же иначе-то? Как она может быть к нему не привязана? Вот когда она его уже вырастила, когда ее ответственность за него существенно снижается: он, предположим, женится, уезжает в другой город и начинает свою собственную жизнь, - то у нее должно уйти отношение к нему как к младенцу. И в этом смысле можно говорить о непривя- занности. Взрослый сын или взрослая дочь строят отношения со своими родителями уже на других основаниях, нежели в детстве

— не на биологических, а на социальных, дружеских или духовных. Вообще, в родственных связях карма работает обычно достаточно сильно, то есть какая-то связь со своими выросшими детьми у родителей обычно остается, но у нее уже должен быть другой фундамент, и в этом смысле можно говорить об отвязывании. Но пока ребенок не выращен, естественно, к нему ощущается привязанность, и это правильно.

То же самое относится к любому серьезному делу, которое подростковая личность берется делать, неважно, внешнее это дело или внутреннее. Например, она говорит: «Я хочу выучиться кататься на лыжах», — или: «Я хочу познакомиться с японской культурой живописи», — и предпринимает существенные усилия для того, чтобы этот план осуществить. Вроде бы, чисто этически, она может в любой момент оставить это занятие, поскольку это не есть ее обязательство перед кем-то, и она никого не подведет, если бросит намеченное на полпути. Но она взяла серьезное обязательство перед самой собой — и ей нужно научиться тому, что такого рода обязательства тоже должны доводиться до конца. Это

— кармическая задача подростковой личности.

Еще раз повторю: ее задачи — освоение и правильная реализация состояния привязанности, освоение культуры жизни в состоянии привязанности и овладение искусством обнаружения финалов длительных жизненных программ. Это в первую очередь относится к межличностным отношениям, особенно в семье, особенно в нашей культуре, где браки часто недолговечны, и часто люди женятся с тем, чтобы через несколько лет развестись. Окончание брачного сюжета требует определенной культуры. На уровне подростковой личности нет надежды на то, что внутреннее «я» подскажет, как в этой ситуации правильно себя вести. Оно пока что еще не существует, или, правильнее сказать, оно говорит так тихо, что человек его не слышит или приравнивает его голос к случайному ментальному шуму. Но есть определенная этика расхождения с людьми и обстоятельствами, которую этот человек должен прочувствовать, чтобы научиться завершать фрагменты своей жизни, не оставляя сильных негативных следов буддхиаль- ного (ценностного) плана, да и каузального тоже.

Все это, однако, легче сказать, чем сделать. И жизненный опыт соответствующего плана постигается этим человеком чисто эмпирически. У него пока что нет внутреннего учителя и по серьезным ценностным вопросам он не принимает во внимание указаний внешних учителей, или выбирает последних, заранее зная характер их советов. Он может куда-то ходить, что-то слушать, но по серьезным вопросам он действует так, как считает нужным какая-то не ясная для него самого сила, которая ведет его по жизни, и он этой силе ничего противопоставить не может.

Поэтому ценно не то, что этот человек правильно живет (на это шансов нет), а то, что он набирает по ходу своей жизни определенный опыт. Этот опыт может быть достаточно тяжелым, негативным. Но важно то, что это опыт не отдельных мелких событий, а более или менее продолжительных программ. Что в наше время говорят опытные подруги матери, чей подросший сын женится не на той девушке, которую ей хотелось бы видеть в невестках? «Ничего, раньше женится — раньше разведется!» Такой подход очень характерен для подростковой личности. Она набирает опыт; может быть, он пригодится ей на склоне лет, может быть — в следующем воплощении, но он всегда ценен, лишь бы был продолжительным и лично пережитым. И не так важно, как он оформляется: резким отторжением отрезка жизни или его благодарным приятием, признанием его совершенно правильным или наоборот,

— через некоторое время станет понятно, что это был достаточно ценный опыт.

Человек, который в своем развитии с первого (инфантильного) уровня сразу перепрыгнул на третий (юношеский), в отсутствие жизненного опыта, получаемого на втором (подростковом) уровне, обычно быстро скатывается вниз, снова становясь инфантильной личностью, или начинает всерьез прорабатывать подростковую.

Вообще эволюционное развитие в целом напоминает прыжки блохи по лестнице. Она прыгает со ступеньки на ступеньку, потом не удерживается, сваливается куда-то вниз, потом прыгает на две- три ступеньки вверх, короткое время там находится, сваливается обратно и т. д.

Почему так? Не знаю, насколько тут можно говорить о целесообразности, но, по крайней мере, оказавшись на новой для себя ступеньке, вы испытываете меньший стресс, если вы туда когда-то раньше хоть на секундочку запрыгивали — тогда у вас есть воспоминания, на которые вы можете опереться, вы знаете, что так иногда бывает, а не думаете, что просто-напросто сошли с ума.

Этика. Какова же этика подростковой личности? Как правило, она не вырабатывается ею самостоятельно. Обычно это этика, наведенная ведущим человека эгрегором, но частично им (человеком) уже осознанная. Разница с инфантильной личностью здесь исключительно в уровне служения и осознания.

Обычно этика подростковой личности это в точности этика ее ведущего эгрегора. Однако у подростковой личности иные (по сравнению с инфантильной) отношения с эгрегорами и иные роли в их программах. Обычно у нее есть эгрегор, с которым она на данном периоде жизни плотно связана. Этот эгрегор выделяет ей постоянную роль, дает определенные полномочия, и управление с его стороны идет не локально, то есть эгрегор не дергает ее каждую минуту за ниточки, как это происходит в случае инфантильной личности (марионеточное управление): управление подростковой личностью эгрегор осуществляет именно через ее этику. Как это делается? Человеку в подсознание, и частично в сознание, встраивается этика (то есть правила поведения и предпочтения) соответствующего эгрегора. И человек, может быть, даже не очень это осознавая или воспринимая как нечто само собой разумеющееся, следует этике фирмы, в которой он работает, дружеского коллектива, в котором он вращается, и т. д.

Это может быть вполне приятный и последовательный человек, с которым можно иметь дело. В рамках своей семьи он может иметь определенную роль и длительное время ее исполнять: достаточно последовательно и неформально.

Единственное, чего ему не хватает — это сколько-нибудь устойчивых позиций в маргинальных (пограничных) ситуациях, то есть на стыке различных жизненных программ. В ситуации на стыке старой жизни и новой жизни он нередко совершенно теряется и не знает, как себя вести. Один эгрегор его уже отпустил, второй эгре- гор его еще не взял себе на служение. И он оказывается в пустоте, поскольку устойчивых жизненных позиций, устойчивой жизненной философии у него нет — они появляются лишь на следующем, третьем уровне развития личности.

Подростковая личность нередко испытывает трудности, оказавшись на стыке двух эгрегоров, под огнем их перекрестного внимания и давления. Этому человеку очень плохо, когда, например, обстоятельства на работе приходят в противоречие с обстоятельствами в семье. Например, у него на работе начинаются проблемы, он должен ходить туда больше, чем обычно, — но в семье тоже возникает напряжение, поскольку теперь он свои функции исполняет хуже, и начинается конфликт, в котором ему проще выбрать какую-то одну сторону (а другую воспринять как вражескую), нежели найти между ними баланс, как внутри себя, так и во внешнем мире.

В этой ситуации у него нарушается согласование цепочек событий, которые обычно более или менее как-то согласуются. Обычно часть своего времени он посвящает семье, часть — работе, часть — друзьям, и его время как-то между ними делится. А тут возникают неожиданные конфликты, и друзья начинают предъявлять претензии, и дома начинается и продолжается недовольство, и на работе он виноват, всем он неотложно нужен, и совершенно

непонятно, что делать.

Однако для подростковой личности в такой ситуации совет обратиться внутрь себя и найти там ответ, по-видимому, не эффективен. Тут лучше действовать чисто инструментально, входить в его положение, давать конкретные рекомендации по повышению его энергетики, по балансировке этики различных эгрегоров. И это ситуация, где психотерапевт действительно может быть полезен, а сам человек никак сам не может из нее выбраться. У него не хватает ресурсов.

В современной гуманистической психологии, а также западной психологии вообще, распространена идея, что в каком бы положении человек ни оказался, у него всегда есть внутренние ресурсы, чтобы это положение выправить. Я эту идею не разделяю — если бы это действительно было так, то профессия психотерапевта (а также врача) была бы ненужной. Я считаю, что есть положения, в которых человек довольно-таки беспомощен, и выбраться он может только усилиями других людей.

Другой вопрос, что при этом он не поднимается по эволюционной лестнице. Я по этому поводу иногда предлагаю своим клиентам такую метафору: «Вы находитесь на дне ямы с отвесными краями, а ваш психолог или ваш целитель может перетащить вас из этой ямы в другую, находящуюся в другом месте, но той же глубины — однако с пологими краями, откуда вы уже будете в состоянии выбраться сами. А из той ямы, где вы находитесь, вы сами не выберетесь». Может быть, это вопрос личного опыта, ибо каждый человек строит свою философию на основе своего жизненного опыта, - но я видел в своей жизни многих людей, которые были в абсолютном тупике, и было совершенно не похоже, чтобы они сами могли из него выбраться. В особенности это относится к первым двум уровням личности, то есть к инфантильной и подростковой. Дальше уже как-то легче, а эти две в некоторых ситуациях совершенно беспомощны.

Но зато если подростковая личность хорошо уцепится за свою ценность, особенно если это мощная, традиционная ценность, например, ценность принадлежности к определенному социальному слою — то ее уже не отдерешь: никто другой так не вцепляется в свои ценности, как подростковая личность. Для того чтобы она отцепилась от полюбившегося ей социального слоя, нужно как минимум устроить революцию, чтобы он потерпел крах, и лишь тогда она отойдет от него добровольно. А иначе — нет, поскольку чем меньше уверенность человека в себе, тем больше его стремление держаться за что-то такое, что кажется ему устойчивым. А для подростковой личности устойчивыми являются ее программы, ее текущие ценности — и зачастую в первую очередь это ценности, разделяемые ее социальным кругом, то есть наведенные соответствующим эгрегором.

Этика этого человека отличается тем, что ему непонятно, куда ему в целом следует идти. Он следует этике эгрегора, который всегда меньше, чем человеческая личность. Эгрегор — это не микрокосм. Вообще, говоря о природе эгрегоров, как и о природе любых других ангелов (или демонов), надо понимать, что они до самого верха, т. е. до Бога, не поднимаются. Они — как бы промежуточные инстанции между более тонкими планами и более плотными, своего рода почтовые голуби, если хотите.

Поэтому когда человек идентифицирует себя с эгрегором, он заведомо ставит себе определенный потолок. Когда он говорит, что служит человечеству, это, конечно, хорошо, особенно если это бескорыстное служение — но при этом он себя ограничивает. Человек единосущен Абсолюту, который творит весь мир. Однако на уровне подростковой личности этика не поднимается выше идеи служения тому или иному конкретному эгрегору, той или иной разворачивающейся плотной программе: дальше этого человек не идет. Ему непонятно, зачем надо идти дальше (и возможно ли это в принципе).

И здесь нет идеи влияния на эгрегор. Этот человек подчиняется воле эгрегора, и хотя он эгрегора не осознает, но он его чувствует. Однако у него нет идеи, что можно как-то повлиять на эгрегор и каким-то образом его изменить своей личной энергией. Энергии своего истинного внутреннего «я» этот человек еще не ощущает, поэтому он чаще всего и не может этого сделать, да и не ставит это себе целью.

Его этика чаще всего представляет собой дифференцированную сетку запретов, своего рода расписание того, что и когда ему нельзя (и что обязательно необходимо), причем расписание, разработанное иногда весьма подробно. Но эти запреты для него безличны; это означает, что хотя они вроде бы относятся лично к нему, но он не ощущает потребности как-то их корректировать с учетом своей, как говорится, «неповторимой индивидуальности».

Дело в том, что он ее не ощущает. Он сам для себя в достаточной степени формален. Он ощущает себя как винтик в определенном механизме, или как шестерню, которую крутит большое колесо, а эта шестерня, в свою очередь, крутит шестеренку поменьше, и есть определенные правила этого вращения, которые надо соблюдать. Он не очень думает, почему их надо соблюдать, и он совсем не думает о том, что он может эти правила изменить. Они для него как бы внешние, хотя бы даже речь шла и о его внутренней этике, то есть о правилах поведения во внутреннем мире.

С другой стороны, у него есть нехорошее ощущение свободы выработки своей этической системы. Ему кажется, что когда он попадает в какую-то ситуацию и в ней адаптируется, он свободно себе назначает ценности и цели, к которым надо стремиться, и он в этом свободен. Ощущения того, что у него есть некоторое внутреннее «я», которое может воспротивиться той этической системе, которую он себе «свободно» назначил, у него нет. Оно приходит лишь на следующем, третьем уровне развития личности.

И именно за счет этого ложного ощущения ценностной свободы и вследствие неправильной выработки этической системы (неправильной не по отношению к внешней реальности или к эгрегору, а по отношению к своему внутреннему «я», которого человек не чувствует), подростковая личность не в состоянии интегрироваться и найти выход из сложных для себя ситуаций на жизненных переломах и на эгрегориальных стыках.

Я не хочу сказать, что у подростковой личности нет внутреннего «я». Оно есть, но оно человеком не осознается и не чувствуется — и то же самое относится и к инфантильной личности. Но вследствие того, что человек его не чувствует и не принимает во внимание, он сам себе создает ложную этическую ситуацию и плохо состыкованные, несанкционированные его внутренним «я» программы, которые через некоторое время ломаются. И вот он приходит, предположим, к вам на консультацию и говорит: «Вот, господин психолог, у меня болезни, у меня личные и жизненные неудачи». А вам не хочется его лечить. Вам не хочется, чтобы у него получалось то, что, по его словам, у него не получается. Вы понимаете, что его ломает его собственное внутреннее «я». Оно не дает ему идти по тем программам, которые он произвольно себе назначил или которые определены ему теми или иными эгрего- рами, но не санкционированы его внутренним «я». Это сложное положение — сложное для консультанта, потому что фактически по ситуации он должен бы выступить в роли практического духовного учителя, но клиент его об этом вовсе не просил и в позицию духовного ученика не становился. Я, однако, сейчас на этой теме останавливаться не буду, я просто обращаю на нее ваше внимание. Этот человек еще не может ощутить своего внутреннего «я», а тупик у него обусловлен неправильной этикой. Объяснять человеку второго уровня личности, что у него этика неправильная — это себе дороже. Кому-то это можно иногда аккуратно пояснить — например, юношеской личности. А здесь вас, скорее всего, слушать не станут. Вспомните, как очень точно выразила свою позицию героиня фильма «Москва слезам не верит»: «Не учите меня жить! Лучше помогите материально».

Самовыражение. Если на инфантильном уровне самовыражение идет спонтанно, «здесь и сейчас», то есть человек выкладывает на бочку то, что в нем есть в данную минуту, то у подростковой личности самовыражение гораздо более глубокое. На первый взгляд, оно даже может быть довольно конструктивным, например, идти через программы деятельности, строительство чего-либо. У этого человека происходит идентификация со своими программами, и через них же идет и его самовыражение.

Например, он учится в институте, становится специалистом в области строительства. Он начинающий, но уже знающий инженер. Потом он сколько-то лет работает, становится квалифицированным инженером. Потом он строит большой красивый полезный и не очень дорогой мост, и в этом строительстве выражает свое «я».

Однако он выражает себя не только во внешней деятельности. Он строит внутреннее пространство. Он способен к освоению культуры, как на дилетантском, так и, может быть, на профессиональном уровне. Он способен проводить длительные программы собственного обучения. Если это школьник, то он ставит себе задачу, предположим, исправить двойки, полученные в последней четверти. И в следующей четверти он эти самые двойки исправляет. Это в большой степени внутренние усилия, и в них заключено его самовыражение. И это надо понимать, если вы хотите с этим человеком правильно строить отношения и корректно им управлять. Если он уже находится на подростковом, а не на инфантильном уровне, надо активизировать его самовыражение: например, объяснить своему сыну-школьнику, что его дневник без двоек — это его красивый портрет, как бы очередная фотография. И он это поймет.

Типичная инфантильная личность описана Гоголем в образе одного из героев «Мертвых душ» - помещика Ноздрева. Однако и он однажды поднимается в глазах автора на уровень подростковой личности. Это происходит, когда Ноздрев скрывается на две недели — что ему совершенно несвойственно — у себя в доме, и наносит большой, тончайший, невидимый крап на талию, то есть на систему из двух карточных колод, и утверждает, что вот уж эта талия его никогда не подведет. Он с ее помощью обыграет всех. Этот эпизод отражает поднятие героя на подростковый уровень личности и соответствующее его самовыражение.

Самореализация. Для подростковой личности понятие самореализации приобретает смысл. На инфантильном уровне самореализации как таковой нет. Там есть лишь локальное самовыражение

— и все. А самореализация это нечто глобальное. И у подростковой личности она идет, как человек это сам себе представляет, через эффективные им проведенные программы деятельности — или внешней, или внутренней.

Эта самореализация может выглядеть чрезвычайно эффектно. Вот народный артист республики, или генерал танковых войск. То есть человек уважаемый. Или примадонна, которая каждый день получает овации своих поклонников, не считая ворохов писем, которые выбрасывает, не читая. Тем не менее, копни этого человека чуть поглубже, и вполне может оказаться, что самореализации в глубоком, самом важном для него смысле у него нет. И поэтому ему нужна постоянная поддержка в виде аплодисментов публики или лести подчиненных, но это — негодная психологическая компенсация. Программа, с которой человек идентифицировался, реализована — да, это так. Но реально он где-то в глубине души чувствует, что он есть нечто большее, чем та роль, которую он на себя взял. Может быть, у него идет идентификация с каким- то эгрегором. Например, он возглавляет область науки, занимает ведущий пост в производстве и ощущает себя этой наукой или производством. Но эта идентификация с социальным эгрегором не только поддерживает подростковую личность — она ее и унижает. Человек больше, чем эгрегор, и подсознательно чувствует это на любом уровне развития личности.

Поэтому подростковая личность вполне может прийти к психотерапевту с такой жалобой: «У меня все хорошо, дети выросли, на работе все успешно, а я себе места не нахожу. Нет у меня ощущения должной самореализации». А проблема связана с неправильной самоидентификацией: этот человек идентифицирует себя с конкретными программами, которые он ведет, а его истинная самоидентификация глубже и значительно менее рациональна. (Последнее относится к человеку любого уровня развития личности.)

Здесь происходит подъем, о котором я вам уже говорил: человек, находясь на втором (подростковом) уровне, краешком глаза подглядывает на четвертый уровень, на котором находится зрелая личность, в чем-то похожая на подростковую, но с той разницей, что все ее программы, подсвечены внутренним «я», то есть санкционированы изнутри; у зрелой личности есть ощущение, что каждая программа, которой он занимается, дает ей прямые возможности для самовыражения и самореализации. А подростковая личность очень хотела бы, чтобы у нее было так, но по неясным для нее причинам у нее это не получается.

В какой-то момент у подростковой личности обязательно возникает ощущение, что ее «я» это совершенно не та часть ее психики, которая ведет ее жизненные программы. В основном она идентифицируется со своими программами, но иногда у нее идет резкая отмашка и возникает ощущение, что они не имеют никакого отношения к ее истинному «я». «Я прихожу на работу, вроде все знакомые и место родное, но я-то тут причем?» Такое ощущение означает, что проснулось внутреннее «я» и говорит человеку: «Это твои роли, но это не ты сам».

Внешний и внутренний миры подростковой личности как-то коррелированы, между ними есть определенная взаимосвязь, но зависимы они слабо, причем эта зависимость ощущается человеком лишь в самых очевидных, грубых моментах: например, он признает, что если у него во внешней жизни все сильно неблагополучно, то и во внутреннем мире будет угнетенное состояние.

Он согласен с тем, что бытие определяет сознание (в том смысле, что человеку свойственно думать о том, что с ним и вокруг него происходит), а цель определяет результат, то есть что человек, у которого есть определенный потенциал, может добиться желаемого результата путем сосредоточенных усилий; у него есть внутреннее ощущение, что если он поставит себе цель и выделит достаточное количество внутренних резервов, то он соответствующего результата достигнет. Другими словами, он осознает и признает самые грубые связи между внешним и внутренним мирами; однако чуть более тонкие моменты от него ускользают.

К этим тонким моментам относится, в частности, символическая взаимосвязь между внешним и внутренним мирами. Это ситуация, когда один и тот же символ появляется у человека и внутри, и снаружи, и человек понимает, что он связывает внешнюю и внутреннюю реальности. У подростковой личности этих ситуаций практически нет, или мысль о подобных символах и связях она относит к предрассудкам или к глупым суевериям или приметам, в которые она верит и не верит одновременно, как большинство людей относится к гороскопам в колонках газет: «Вроде, что-то в этом есть, и я радуюсь, когда есть совпадения с тем, что написано, но когда совпадений не происходит, я понимаю, что в серьезных делах на это полагаться никак нельзя». И всерьез уверовать в символическую систему, связывающую ее внешний и внутренний миры, подростковой личности сложно.

Для этого человека характерно такое расслоение: у него есть внешний мир, которым он занимается, прикладывая к этому много сил, и у него есть внутренний мир, которым он тоже занимается, прикладывая душевные силы, но эти два мира очень слабо друг с другом связаны.

Например, это могут быть: с внешней стороны — нелюбимая, но необходимая работа, а с внутренней — увлекающее его хобби, которым человек занимается, внутренне глубоко переживая то, что он делает, но никак не пытаясь воплотить это вовне. Скажем, он строит себе фантастический мир, населяет его придуманными людьми и в своем воображении плотно с ними занимается. Или это могут быть не совсем им придуманные персонажи, а образы реальных знакомых, но существенно им видоизмененные. Это очень типично для подростковой личности: выстраивание внутреннего образа человека (себя самого или другого), очень сильно отличающегося от внешнего образца.

Вот типичный пример. У матери вырастает ребенок. Мальчику уже двадцать лет, а она по-прежнему смотрит на него через призму того, каким он был, когда только что научился ходить. Представьте себе реально, что происходит у нее в сознании? Попробуйте провести такую работу: все проявления двадцатилетнего юноши перенести на годовалый возраст. Что у вас получится? Причем проявления буквально все, а не то, что некоторые. Получится такой очень интересный годовалый младенец.

И представляете, какое негодование эта женщина вызывает у своего сына, когда ее взаимодействие с ним идет через призму этого образа? Он будет кричать, этот двадцатилетний юноша: «Ну когда же ты начнешь воспринимать меня всерьез? Когда же ты наконец поверишь, что я способен сделать что-то самостоятельно?» Как эти слова прозвучат в ушах его матери, представляете? Я могу предположить, что у нее возникнет зрительный образ, что ее годовалый сын бежит к ней навстречу, но в последний момент теряет равновесие, падает, больно ушибается и громко плачет от боли. И ей страшно хочется взять его на руки, погладить по головке и укачать.

Другими словами, смысл его слов ею не воспринимается вообще, до нее доходит лишь их эмоциональная составляющая. Вот это и есть расхождение между внешним и внутренним миром.

Внешний мир воспринимается подростковой личностью как объективно существующий, так что, как правило, влиять на него можно только своей прямой волей и откровенной силой личности. Здесь характерна примерно такая логика: если ты хочешь быть в безопасности, то выходя на улицу, клади в карман нож или, лучше, пистолет. Что ты при этом внутри себя чувствуешь, каковы твои мысли и чувства — дело десятое. Вот пистолет реален, он тебя защитит. Или, если это женщина, то ее защитит уверенное в себе, красиво накрашенное лицо. Она знает: это — оружие. Когда такое лицо направлено на соответствующий социальный слой — все разбегаются в стороны или от восхищения падают в художественный обморок. А ее внутреннее состояние при этом ощущается как несущественное.

Что же происходит во внутреннем мире подростковой личности? Там начинается процедура упорядочения. У инфантильной личности внутри — полный хаос, там внутреннего мира нет, там есть внутреннее пространство, которое ею совершенно неуправляемо и неосознаваемо. Подростковой личности свойственно упорядочение своих желаний, даже упорядочение мыслей — по крайней мере, она учится те и другие частично подавлять. И это очень важно — на этом уровне человек учится подавлять свои желания, вытеснять мысли, которые он считает неправильными. Кроме того, он учится делать паузы во внутреннем мире, отделяя желание от намерения. Здесь между ними становится возможной пауза.

Но он делает это грубо, так что становится вероятным объектом последующей психотерапии в стиле психоанализа. Он вытесняет свои мысли, чувства, желания и намерения и полагает, что они пропали, а о том, что они при этом не исчезают вовсе, а сохраняются где-то в глубине его психики, у него мысли нет.

Однако в его внутреннем мире образуется некоторая устойчивость. Более того, у него формируются определенные жизненные позиции и взгляды, возникают устойчивые ценности и внутренние роли, хотя и плохо им управляемые и плохо стыкующиеся друг с другом. И человек не ставит их согласование своей целью. Например, он вполне допускает, что у него есть несколько разных жизней, несколько разных образов «я», которые он использует, общаясь со своими друзьями, взаимодействуя дома с разными членами семьи и функционируя на своей работе.

Все эти роли для него как бы независимы, они могут подразумевать совершенно разную этику, совершенно разную психологическую акцентуацию. И они могут существенно противоречить друг другу. Но этот человек не ставит себе целью выяснить: что же такое есть его «я» на самом деле? Каков я настоящий? Этих вопросов перед ним не стоит. Он идентифицируется с той ролью, что он в данный момент исполняет, с той программой, в которой он в данный момент участвует. А то, что другие программы существуют и постоянно (как и материал, вытесненный в подсознание) на него влияют, он не осознает и об этом не думает.

Для него возможна позитивная работа по выработке основных добродетелей и подавлению своих, как он считает, дурных наклонностей. Но все это делается достаточно прямолинейно и прагматично. Обычно у него есть конкретные цели, ради которых это делается. Например, у Чехова есть рассказ о том, как студент учит разбогатевшего купца приличным манерам. И, в частности, учит его пить не водку, а коньяк — из надлежащих рюмочек. А ему этот купец возражает: «Не могу я коньяк пить! Душа не принимает! Мне бы водочки стаканчик!» На что студент ему отвечает: «У вас вкус грубый, но здоровый».

И это очень типично для подростковой личности. У нее вкус грубый, но здоровый. И ее психическое здоровье используется ею для преодоления отдельных сложных и напряженных отрезков жизни. Этот человек может, например, организовать свой бизнес, не очень разбираясь в тонкостях человеческих отношений, и действуя, так сказать, грубой силой, положив в карман револьвер, а под кровать — ящик с гранатами. И потом, выйдя на следующий уровень личности, он, может быть, будет вспоминать себя самого в прошлом с некоторым ужасом. Как сказал в возрасте сорока лет кто-то из великих писателей: «Я бы себе двадцатилетнему руки не подал». Однако на втором уровне личности приобретается определенный опыт, который пригодится позже, особенно на четвертом уровне.

Восприятие внешнего мира. Вообще, в очень большой степени все мои старания, когда я пишу книги или читаю лекции, направлены на то, чтобы люди лучше понимали друг друга, потому что у каждого человека есть глубоко запрятанное внутри ощущение, что другие люди таковы же, каков он сам, и, в частности, видят мир и других людей, точно так же, как видит он. Однако в действительности видение мира у разных людей качественно различается.

⇐ Предыдущая 1 2 3 4 567 8 9 10 Следующая ⇒