ВОСПОМИНАНИЕ О ЛЁУШКИНЕ. Михаил РОМАНОВ

ВОСПОМИНАНИЕ О ЛЁУШКИНЕ

Михаил РОМАНОВ

Член Литературного объединения «ДАНКО»,

Нижнекамского литературного общества

Ему тоже было бы 60…

Я познакомился с Лёушкиным в сентябре 1986 года, когда приехал из Тольятти в Нижнекамск на новое место жительства. Устроился на работу в «Нижнекамскнефтехим». Получил койко-место в общежитии. Достал из чемодана с холостяцкими пожитками тетрадку первых стихов и пошёл искать городское литобъединение.

Нашёл его в помещении редакции газеты «Ленинская правда». В составе – 3 членов. Председатель Евграфов Николай Аверкович и два местных поэта – Михаил Федосенко и Владимир Лёушкин. Рискнул вынести на обсуждение несколько своих опусов. Естественно, восторг они не вызвали. Скорее, наоборот, со стороны Федосенко.

Но слова Лёушкина до сих пор в памяти:

- Стихи, конечно, не фонтан. Но, знаешь Миша, в них есть зерно. И слишком много шелухи. Поработай. Русский язык богат на прекрасные слова. Уверен, стих зазвучит по-новому, сильно и красиво.

Примерно также в поддержку высказался Евграфов. Пошёл домой, огорчённый, но с надеждой. Несколько бессонных ночей мне хватило для того, чтобы на следующее заседание нести эти же, но обновлённые стихи.

Результат: на следующей Литературной странице они были опубликованы.

Потом впоследствии заметил, что Володя охотно опекал каждого пришедшего начинающего. В этом отношении он и Федосенко были две большие разницы.

В общем, «дальше больше», как говорится, и нас как-то стало притягивать обоюдно. Тут несколько факторов.

Погодки. Оба с 1958 года.

Володя – уроженец Самарской области. И я там прожил много лет.

Нашли много общего друг в друге. Любимые стихи, произведения, песни переплетались на двоих. Как поразило меня, когда песня моей души «Я в весеннем лесу пил берёзовый сок» оказалась Вовкиной любимой.

А как он пел! Нужно отдать должное его голосу. Чистый, сильный. И он умел управлять им. Его стихи и песни здорово трогали слушателя.

Выступать он умел. Умел и любил. Откликался на любое предложение выступать. Неважно где. Будь то на сцене клубной библиотеки или на площадке пионерлагеря или в «Красном уголке» студенческого или рабочего общежития.

Часто ездил в Набережные Челны на заседания «Орфея», на творческие семинары. Мне где-то в конце восьмидесятых годов с ним удалось съездить на творческий семинар, организованный издательством «Молодая гвардия». Я воочию убедился, как он пользовался там любовью и уважением друзей, когда читал свои стихи, общался, высказывал свои взгляды.

Частенько мы, здоровые мужики, друзья по литературе и вообще друзья детства, встречая, складывались для приятного и раскованного общения. Володя очень редко вносил свою лепту. Он не имел постоянной работы, жил случайными заработками, которые тут же тратились. И у него деньги, можно сказать, в карманах не водились. Но это между нами уже было привычно. И ни от кого и никого упрёк. Да разве скажешь после этих слов что-нибудь обидное?

У Митрюшкина – трёшка,

У Харьковского – пять.

Извините, Серёжки,

Я без денег опять…

Сергей Митрюшкин и Сергей Харьковский – это друзья его детства.

Часто просто так, «на ходу», Володя мог запросто выдать хохму стихотворную. И не только хохму. Например:

Думал я перед женщиной слабою

На коленях стоял, умолял.

Оказалось, пред каменной бабою

Дурака я большого валял.

Разведённый, одинокий, здоровый мужчина, он очень остро переживал свою жизненную пустоту. От него женщины не шарахались, наоборот тянулись как мотыльки на огонь. С ним приятно, тепло, хорошо. И как мужчина здоров во всех отношениях. Но всё это на время. Неустроенный быт, отсутствие работы и безотказное отношение к алкоголю впоследствии снова толкало его в одиночество.

И выпивка служила ему как возможность общения. Как говорится, когда губу развести, то ему уже было всё равно с кем пить, где пить и сколько пить. Вот эта черта помалу и привела его к трагическому концу.

До сих пор в памяти это событие чётко выражено, как будто произошло всё вчера.

Конец июля 1999 года. Приезжаю в город на выходные. Находился в очередной сельхозкомандировке в подшефном совхозе. Отдохнул, поработал в огороде. В понедельник утром собираюсь в обратный путь.

Телефонный звонок. Взволнованный голос тогдашнего председателя «Данко» Валерия Михайловича Лаврова: «Лёушкин убит. Надо хоронить. Можешь принять участие?».

Подумал. У меня как раз временный простой в совхозной работе. Решил остаться.

Поехал к Лаврову. Там уже ребята собрались. Затем всей гурьбой отправились к Ермаковой Анастасии Алексеевне. Её квартира на все три дня превратилась в похоронный «штаб». Стали распределять роли для участия. Мне досталась самая незавидная. Вручили пакет чистой одеждой и отправили в морг, а другие отправились на поиски и приобретение гроба.

Приезжаю. Встречает служительница морга. Этакая маленькая худенькая старушка. Про таких говорят «божий одуванчик». Подвела к покойнику. Давай, - говорит, - помогай.

Глянул я на Володю. Нет живого места на горле. Шито-перешито. Всё стянуто суровыми нитками. Бабуля что, - она привычная и не к таким видам. А у меня желудок сразу поднялся выше глотки…

И не отпускало до самого конца процедуры. Не помню сколько раз выбегал на свежий воздух. С перерывами не спеша всё-таки управились. Обмыли, приодели.

Тут вопрос бабушки мне в лоб: Он православный? Вспомнил: он же крещённый! Всем снабдили, да в суматохе про крестик забыли. Благо – храм недалеко. Бегу в церковную лавку. Ну, вот и всё. Жду ребят.

Приезжают. Везут гроб. Да не простой, обшитый, а какой-то крутой. Из морёного дерева с вырезанными евангельскими записями. Ещё хвалятся: Недорого обошёлся!

Скажу сразу, в то время ритуальный сервис ещё не был налажен. Похороны обычно ложились на плечи родственников и организации, где работал покойник. У Володи в то время – ни тех, ни других. Кроме «Данко».

Нужно отдать должное Лаврову и Ермаковой. Приобретение атрибутов (гроб, памятник) – заслуга Валерия Михайловича. Похоронный обряд, соблюдение канонов, поминальный обед – это всё легло на хрупкие женские плечи Александры Алексеевны.

Вот так мы проводили в последний путь товарища, самого талантливого сподвижника нижнекамской поэзии Владимира Лёушкина. С его смертью пришла чёрная трагическая полоса моей жизни. Но это – другая, моя история, которую я впоследствии отразил в статье «Вашей газете».

Волком воющим на луну

Прослыву я, зверея в полночь

Мне бы женщину хоть одну

Но такую как сам я сволочь

Уж я с ней стал бы пить не сок

Не словам, а дыханию веря

Целовал бы ей грудь в сосок

Загонял бы ей в нору зверя

Душу вытряс бы из себя

Переплюнул бы Кама-сутру

Лишь бы женщине не скорбя

Улыбнулось как равной утро.

Писал свой стих. На образе «Псом дворовым завыл этой болью» споткнулся, и на память пришёл стих Володи Лёушкина «Волком воющим…».