Бей, Ася, бей!

Мария Огнева

Бей, Ася, бей!

Привет, любимая моя Ася. Если ты читаешь это письмо, значит, дела мои плохи.

Перед тем, как ты сделаешь то, что нужно сделать, хочу рассказать немного о том дедушке, которого ты не знала, и о том мире, в котором он жил до всей этой случившейся фигни. О фигне ты и так всё знаешь. А вот обо мне – не всё.

В общем, как бы ни было трудно сознаться, но я вообще-то тот ещё врун. Да-да, даже тебе, своей любимой внучке, я очень много врал.

Ты как-то спрашивала, почему не помнишь меня в детстве? Я ответил, что часто ездил в командировки. Честно говоря, сначала я хотел наврать, что был космонавтом, но вовремя сообразил, что с учетом моих габаритов этому не поверит даже семилетний ребенок. Так что сказал, что часто ездил по стране и ты маленькая просто не запомнила меня, потому что у детей очень плохая память.

Это не так. Точнее, не совсем так – у маленьких детей и правда плохая память, но ни в какие командировки я не ездил. Я жил всё это время в соседнем городе. Совсем близко от тебя и твоих родителей. Если быть точным, в двух часах езды. В двух часах. Был ли я слишком занят, чтобы потратить два часа на дорогу к вам? Нет. Болел ли я чем-то, что мешало мне к вам приехать? Нет. Хотя кто-то предпочитает называть это болезнью, но я с ними не согласен. Болезнь – это то, в чём ты не виноват, что приходит вопреки твоей воли. В моем же случае это был вполне осознанный выбор.

Я выбрал быть алкоголиком. Я выбрал бросить своего сына и свою жену и уехать от них, чтобы никто и ничего не мешало мне день за днём пить в одиночестве или в сомнительных компаниях.

Десять лет из тех тридцати я не помню совсем, они тянутся в памяти одним сплошным днём. Вот я просыпаюсь в своей комнате - я смог купить только комнату в четырехкомнатной квартире, моими соседями были мать и сын, почти никогда не показывающие нос из своей комнатушки, и двое мужчин - такие же, как я, мы часто пили вместе. За окном уже день, уже часа два, ищу деньги, если нахожу, то иду в магазин, мне же нужно опохмелиться. Если денег нет, то иду к соседям занять или – о, чудо, опохмелиться тем, что осталось со вчерашнего вечера. Если и у них денег нет, то ищу какую-нибудь дневную работу – в прошлой жизни я был мастер на все руки, чинил, ремонтировал. Сантехнические работы. Ремонт. В прошлой жизни всё это было важно и полезно. Представляешь? Сейчас даже смешно говорить про починку унитаза. Унитаза! Ха-ха! Так вот, опохмел плавно перетекал в новый виток застолья, дальше всё как в тумане, как говорится, и вот новое утро начинается в два часа дня на вонючем матрасе в маленькой комнате, в которой живёт некогда неплохой мастер по ремонту, но которой уже двадцать лет требуется ремонт.

Потом я стал получать пенсию и жизнь наладилась – деньги на бутылку-две были почти всегда, за исключением последней недели перед получкой – но это какое-то общее проклятие четвертой недели, так же было и с зарплатой. Видимо, все зарплаты и пенсии рассчитаны максимум на три недели существования, а нам никто об этом не сказал.

Вот так я жил тридцать лет своей жизни. Почти половину жизни я не помню. Почти половина жизни утекла в унитаз вместе с рвотными массами выпившего слишком много алкоголика.

Наверное, тебе хочется узнать, как это вообще случилось, почему я стал тем, кем стал? Хорошо было бы услышать какую-нибудь историю про детскую травму – например, мой батя ударил меня бутылкой по башке и я стал алкоголиком. Или бабуля уронила меня в чан с самогоном, я чуть не утонул, пришлось выпить весь чан, чтобы выжить. Но правда в том, что ничего такого не было, Ася. Нет причины. Нет логики. Нет связи. Чаще всего так и бывает, Ася. Почему с нами случилась вся эта фигня? Потому что она случилась. Никто не виноват. В этом нет логики и смысла. Человечество не наказывают небеса или невидимый бог. Это просто случилось и нам с этим дальше жить. И всё, у чего действительно есть смысл, - это мы сами и люди, которые вокруг нас.

Тридцать лет я был один. Я почти никогда физически не был в одиночестве – попробуй это сделать в густонаселённой коммунальной квартире! – но на самом деле всегда был один. Было ли мне страшно и одиноко? Нет. Мне было никак. Я не чувствовал ничего. Я тридцать лет ничего не чувствовал. Ничего не хотел. Никого не любил. И меня никто не любил. Да и не за что меня было любить, скажем прямо. Жалкий, мерзкий старикашка, сбежавший от семьи и гниющий заживо на вшивом матрасе.

За это время твой папа вырос, моя жена и твоя бабушка умерла (я узнал об этом спустя неделю. Что я сделал? Угадай с трёх раз. Если что, правильный ответ – напился), твой папа встретил твою маму и они родили тебя. Про твоё рождение я узнал в тот же день и напился до чёртиков. Кстати, «до чёртиков» - это выражение такое, самих чертей я в жизни не видел, белочек тоже. Точнее, белочек видел, но только настоящих. Как я понял, что они настоящие? Они мне сами сказали. Ха-ха! Шучу.

Один раз я всё-таки приехал к вам. Я мог бы придумать какую-нибудь душещипательную историю о том, как меня замучила совесть, как я страдал и всё такое прочее, но на самом деле я приехал в город по делам. Нужна была какая-то бумажка для пенсии и надо было ехать по месту старой регистрации. Посещать вас я не планировал. Хотел только зайти на могилу к твоей бабушки. Господи, да кого я пытаюсь обмануть?! Какой же твой дед старый эгоистичный дурак, которому так хочется казаться лучше, чем он есть!

В общем, Ася, не планировал ни к вам пойти, ни к бабушке на могилу. Вот.

Я просто приехал за бумажками и был за три дома от вашего. И просто шёл по улице. Конечно, в магазин. Конечно, за бутылкой. И тут на дорогу, на проезжую часть выкатился розовый мяч. Ты всегда любила розовый цвет, да? К мячу подбежала кудрявая девчушка лет четырёх. И мужчина в сером пальто крикнул ей: «бей, Ася, бей!» И ты – а это была ты – пнула мяч изо всех сил. И твой папа – это был твой папа – его поймал. Он, конечно же, узнал меня, бросился ко мне, мы долго стояли, обнявшись, и плакали. Вру, конечно. Он на несколько секунд посмотрел в мою сторону, но меня не узнал. Ещё бы, меня бы мать родная не узнала тогда, а уж сын, который двадцать семь лет не видел отца, - тем более. Он взял тебя за руку, и вы ушли. Ты подпрыгивала на каждом шагу и твою кудряшки будто тоже прыгали. А я посмотрел вам вслед и пошёл в магазин. Дальше сама знаешь что было.

А когда всё это случилось… в общем, самое начало я пропустил. Не выходил из дома неделю, телевизор не смотрел – его я уже давно продал, когда как-то не хватило денег на бутылку. В окно не выглядывал, хотя с десятого этажа со своим зрением вряд ли что-то интересное увидел. В общем, только когда один мой сосед ушёл и не вернулся спустя сутки, а второй сосед не выходил из комнаты дня три, я забеспокоился. Не за них, конечно, а потому, что пришлось бы самому идти в магазин, а мне очень не хотелось.

В общем, я пошёл стучаться ко второму соседу. Он не ответил. Дверь была закрыта изнутри на щеколду. И воняло. Я сразу подумал, что он повесился. Он в пьяных ссорах иногда грозил это сделать, считал, что его все обидели – жена, которую он бил до посинения и которую спасли родители, начальники, терпевшие его запои годами и только недавно его уволившие, соседи, которые не любят и не ценят. Такой вот человек он был интересный. Считал, что его смерть всем докажет, что он был прав, а они – не правы. Короче, без бутылки тут не разберёшься, подумал я и решил не вызывать полицию, а сходить сначала в магазин. Но вспомнил, что денег у меня нет – как раз была та самая проклятая последняя неделя перед пенсией. А ещё вспомнил, что этот сосед должен был мне пятьсот рублей с прошлого месяца. Подумал, что если приедет полиция и всё опечатает, то хрен мне кто-то отдаст мои пятьсот рублей.

Короче, я решил выбить дверь, забрать свои деньги и позвонить в полицию уже после магазина. Видишь ли, Асенька, у алкоголиков страсть к алкоголю затмевает всё остальное, и мне этот план казался вполне нормальным. Приложил я к носу и рту полотенце, чтобы не дышать трупными выделениями, выбил дверь с первого раза (ну ладно, с четвертого) и с удивлением увидел, что сосед мой не висел в петле, а лежал на кровати, укутавшись одеялом. Воняло нестерпимо! Это я теперь к этим запахам привык и даже не чувствую, а тогда казалось, что открыли упаковку с окорочками, которым уже полгода, и ткнули меня в них носом. Подошёл к соседу, потряс его – спит? Вроде бы он зашевелился, поэтому я с чистой совестью пошёл к себе. Вру. Сначала полез по карманам его штанов искать кошелёк. Штаны, если что, не на нём были, а на стуле висели. Кошелёк нашел, пятьсот рублей забрал.

И уже собрался было выходить, как услышал, что сосед стонет. Дико так, будто собака завывает и рычит одновременно. Поворачиваюсь к нему, а он – матерь божья (я, конечно, похлеще тогда выругался, сама понимаешь, какая ситуация) – стоит передо мной, весь в крови, зрачков нет, они белые, зубы скалит, руки ко мне тянет. Я сначала решил, что всё, белочка у парня. Допился, где-то упал, ободрался. Со зрачками, конечно, хрен знает что случилось, но в остальном эта версия вполне подходила. «Валера, - говорю (а его Валера звали), - ты это, брат, хорошо себя чувствуешь?» (конечно, я сказал не это, но смысл был такой). А он не отвечает, рычит только, хватает меня за плечи и зубами клацает. Тут надо сказать, что я был с дичайшего перепоя, мне было так хреново, что Валера этот с его белочкой был ну вообще не вовремя. Так что я применил свой фирменный приём – как вдарил ему головой по голове! Если бы Валера был жив, он бы от такого удара сразу же помер. Но, к счастью, Валера уже дня три был мёртв, так что он только отскочил на метр, а потом опять на меня пошёл.

Я успел выбежать, припёр дверь стулом, побежал звонить в скорую, чтобы забрали Валеру и полечили. Ни скорая, ни полиция, ни даже пожарные мне не ответили. Не могу сказать, что я удивился или начал что-то подозревать. У нас в городе вообще обычное дело, когда ты не можешь дозвониться до скорой или дозваниваешься, но она к тебе всё равно не приезжает. Так что я не удивился и пошёл в магазин, сжимая в потной ладошке добытые пятьсот рублей.

И вот когда я вышел на улицу, вот тогда-то я начал что-то подозревать. Меня смутили скорее не горы мусора – так-то у нас и до этих событий дворники через раз прибирались, не очень-то любили они наш район и за дело – одни алкаши и бандиты. Меня смутила баба Надя, доедающая бабу Нюру на лавочке. Надо сказать, обе те ещё змеи подколодные были, так что я не очень расстроился. Но слегка удивился, да. Обычно они всё-таки умудрялись свою истинную сущность скрывать, а тут, видимо, бабе Наде надоело обсуждать личную жизнь соседей, решила чем-то интереснее заняться. Я, наверное, слишком долго стоял и разглядывал происходящее, потому что баба Надя, хоть и увлечена была бабой Нюрой, что-то почуяла и обернулась.

Ох, Ася, никто не знает, а твой дед в этот день побил мировой рекорд по бегу на длинные дистанции! Ей-богу! Я летел, а не бежал, Ася!

По пути баба Надя собрала себе команду из двадцати бывших человек, так что у меня появилось ещё двадцать поводов бежать ещё быстрее. И спасибо неизвестному и уже покойному парнише, который прятался от них в машине и любезно позволил мне к нему присоединиться. На самом деле, мне пришлось силой забраться к нему в машину, он изо всех сил этому сопротивлялся – хотел, видите ли, побыть в одиночестве. Познакомиться мы толком не успели, через десять минут наши поклонники догадались разбить ветровое окно собственными головами и парнише не повезло оказаться сидящим на водительском сидении – а я сидел сзади и успел улизнуть, когда все накинулись на него. Почему парень не уехал? Это самая смешная часть, Ася. У него закончился бензин. Прямо посреди толпы зомбаков у него закончился бензин! Иногда бывают неудачные дни, когда всё валится из рук. Вот у парниши действительно был неудачный день.

А мы тем временем переключаемся на твоего деда, который пять лет назад был моложе и бодрее, хоть и с бодуна, но передвигался вполне неплохо, особенно ему в этом помогали клацающие зубами бывшие жители города. Я давно подозревал, что городок загнивает, что жители разлагаются и пора валить, но не думал, что это будет так явно и так буквально.

Следующие пару дней я прятался в подвалах и передвигался короткими перебежками в поисках еды и – ура, ура – бесплатного алкоголя. Все магазины были уже разгромлены, алкоголь вынесли первым, еда кое-где оставалась, так что надо было просто не попасться на глаза зомбакам и найти удачное место. Несколько раз встречал живых людей, но они как-то не стремились продолжать общение, каждый был сам за себя. Единственное, что мне удалось понять по их коротким ответам, это то, что всё началось уже неделю назад, что уже несколько дней нет ни телефонной связи, ни интернета, ни телевещания и никто не знает, что произошло. Были версии насчет какого-то вируса, насчет американцев, насчет сбежавших из лаборатории мартышек, но мне кажется, что все ребята просто пересказывали свои любимые фильмы про зомби-апокалипсис. В кино всегда понятно, с чего всё началось и чем кончится. Но у нас не кино, у нас реальная жизнь, а в жизни ты хрен докопаешься до истины и до первопричин. И до смыслов тоже. Были ли баба Надя и баба Нюра мерзкими бабулями? Были. Надо ли их было наказывать настолько, чтобы одна оказалась съеденной, а вторая – той, кто её съел? Вот тут сомневаюсь. Могли бы быть в нашем Запердищенске тайные лаборатории по производству вируса-мутанта? Вряд ли. У нас даже Икеи не было в городе, какая уж там тайная лаборатория. Я лично во всём виню москвичей. Не знаю, что там именно у них произошло – мартышки выбежали у них там, или крысы, или вирус попал на лицо сотрудника и тот чихнул в переполненном метро на весь вагон, - не знаю. И никогда никто уже не узнает. Но что москвичи во всём виноваты – это точно.

Однажды я попался. Уж слишком маняще пахло протухшей, но всё-таки едой из той помойки, что я потерял бдительность и сосредоточился на содержимом мусорного бака, а когда повернулся с подгнившим яблочком в зубах, то было уже поздно – в двух шагах от меня стояло штук сорок мертвецов. Ладно-ладно, не сорок. Десять. Ну хорошо-хорошо, один. Но огромный! Я наложил в штаны сразу. Бежать мне было некуда - позади мусорка. Впереди – огромный зомбак. Он медленно шёл ко мне (тогда они ещё были медленными и неповоротливыми, это сейчас раскачались дай бог) и я, собственно, приготовился к смерти. Яблочко выплюнул и стал молиться. И знаешь, Ася, до сих пор считаю, что это был тот самый особый момент перед смертью, когда ты наконец всё про себя и про жизнь понимаешь. Перед тобой не проносятся кадры из жизни – это бред собачий, такое тоже в кино придумали. Ты просто всё понимаешь. И у тебя перед глазами появляется что-то одно, что-то самое главное. И этим самым главным был твой папа. Я вспомнил его ещё совсем малышом, двух-трёх месяцев от роду. Я тогда ещё старался быть хорошим отцом и даже не пил несколько недель, держался. Тогда всё казалось возможным, я представлял себя мудрым отцом семейства и любящим отцом, а потом, в далёком будущем – стареньким дедушкой в окружение десятка внуков. В общем, тогда я пообещал кому-то там, наверху, кто решил посмеяться над человечеством и устроить наконец апокалипсис, что если я выживу, то это будет не зря. Что я найду твоих родителей и тебя, что спасу вас, помогу вам выжить. Как видишь, этот чувак сверху меня услышал, хоть он и не может взять себе все лавры, - моя заслуга в спасении тоже есть. Подробности рассказывать не буду, это очень неприятная история, включающая в себя мусорный бак, размозжённую голову зомбака и мою заляпанную его кровью рубашку.

До вас я добирался трое суток. Да-да, тот путь, который раньше преодолевался на машине за два часа, теперь пришлось идти три дня. Я шёл окольными путями, через лес, - там была меньшая вероятность встретить кого-то – и мёртвых, и живых. Живые к этому времени тоже распоясались - поняли, что нет больше никого, кто способен их остановить и наказать. Начались мародёрства, убийства, стали формироваться те самые группировки, от которых мы с тобой прячемся все эти годы. Надеюсь, ты уже поняла, что самое страшное чудовище – это человек, а не мертвяк. Эти зомбаки ничего не соображают, их поведение можно понять и просчитать, их желания просты, а вот поведение и желания живого человека – вот что страшно и вот что невозможно предугадать.

Ел я что попадалось – всякие ягоды и корешки, пил воду. Это были первые три чистых дня в моей жизни за тридцать лет. Первые! С тех пор я не пью. Ну ладно, было один раз, но мы праздновали твоё десятилетие, это, я считаю, позволительно.

У вас в городе обстановочка была не лучше – всё-таки областной центр, людей и, соответственно, мертвяков побольше, чем у нас. Так что пришлось научиться бежать на карачках, ползти по грязному асфальту под машинами, забираться на фонари (было один раз, не вру!) и учиться пользоваться молотком не как строительным инструментом.

И тут я должен сознаться в ещё одной большой лжи, Асенька. Я сказал тебе, что когда пришёл к вам, то обнаружил в квартире только тебя. Ты пряталась под кроватью и несколько дней не ела и никуда не выходила. Сказал, что не видел твоих родителей, и мы часто потом с тобой гадали, что с ними могло случиться и каким чудесным образом они могли бы спастись и добраться до Москвы, где давно уже ждут нас с тобой.

Теперь ты уже взрослая девочка и должна знать всю правду. Я видел их. Они стояли на лестничной клетке и пытались ворваться в квартиру, где ты пряталась. Дверь была открыта нараспашку и это было нетрудно сделать. Но знаешь, почему у них не получалось? Потому что перед смертью, перед тем как обратиться в ходячих голодных мертвяков, они привязали себя веревками к перилам лестницы. Они заботились о тебе, моя Асенька, они любили тебя настолько, насколько это вообще возможно. Ты не увидела их, потому что я закрыл тебе глаза ладонью, когда выносил тебя из квартиры. Кто знает, возможно, они всё ещё там, навечно прикованы к перилам. Хоть я и не был знаком с твоей мамой и тридцать лет не общался с твоим папой, но я точно знаю, что они были замечательными родителями, самыми лучшими на свете. Надеюсь, когда настанет мой черёд, мне хватит мужества поступить как они. Хотя, уверен, я буду бегать в ужасе и вопить: «Врача! Врача!» вместо каких-то благородных жестов.

Зачем я тебе это рассказываю? Потому что очень скоро ты попадёшь в Москву. Я уверен, там будет безопасно и замечательно. И мне бы очень не хотелось, чтобы всю свою дальнейшую жизнь ты потратила на поиски родителей. В Москве очень много людей. И даже если половина из них теперь трупаки, это всё равно много. Так что лучше займись поиском друзей, мальчика (но это строго после шестнадцати!!! потерпи!) или девочки (твой дедушка очень прогрессивный, даже если тебе так не кажется), на поиск того дела, который тебе понравится. Ты, конечно, замечательно управляешься с битой, но всё-таки, мне кажется, девочка может найти что-то интереснее. Это не сексизм! Ты можешь заниматься любым делом, каким захочешь. Твой дедушка очень продвинутый, помни!

Но пора уже заканчивать, что-то я разболтался.

Мы оба знаем, что раз это письмо у тебя в руках, значит, его дал тебе я или ты его нашла на моём хладном трупе. Надеюсь на второй вариант, но так как я не очень везучий и как-то проиграл в казино четыре зарплаты и, кажется, твою бабушку (это отдельная история), то есть подозрение, что я ещё в строю.

Я знаю, что тебе сейчас очень страшно и одиноко, моя дорогая Ася. Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду с тобой. Я люблю тебя. Твой дед тебя очень любит. Но тот, кто стоит перед тобой, оскалив зубы, смотрит на тебя белыми зрачками и жаждет крови, — это уже не я. Так что смелее, Ася! Перехвати посильнее свою розовую биту и размозжи голову тому чудовищу, в которое превратилось моё тело. Меня там уже нет, не бойся. Как не было твоих родителей в тех телах, которые стояли на лестничной площадке. Так же как меня не было в том теле, которое тридцать лет назад променяло твоего папу и твою бабушку на бутылку. Я уже был когда-то зомби, и какое же счастье, что на пять лет я им перестал быть! Я успел познакомиться с тобой, успел тебя вырастить, теперь ты почти подросток, юная девушка. Ты очень сильная девушка. Ты моя любимая девушка. Вру. Ты самая-самая любимая!

Не бойся ничего, Ася.

Бей, Ася. Бей. И беги.

Твой любимый дед

Конец.

12 Следующая ⇒