Некоторые из ранних почитателей

10 Некоторые из ранних почитателей

Хотя учение, которое давал Шри Бхагаван, никогда не менялось, методы обучения варьировались в зависимости от характера и понимания слушателя. За годы, что он провёл на горе, собралось много записей о переживаниях учеников и объяснений, которые он им давал, и ниже приведены некоторые из них. И в самом деле, можно сказать, что переживания его учеников и составляют биографию Шри Бхагавана, так как сам он был укоренён в неизменности за пределами событий и переживаний.

Шивапракашам Пиллай

Шивапракáшам Пиллáй был преданным-интеллектуалом. Он изучал философию в университете и уже задумывался над тайнами Бытия. В 1900 году его направили на службу в Налоговое управление района Южный Аркот. Два года спустя работа привела его в Тируваннамалай, где он услышал о юном Свами с Горы. Он был очарован с самого первого визита и стал почитателем. Он поставил перед Свами четырнадцать вопросов, и так как тот ещё хранил молчание, и вопросы, и ответы были изложены в письменной форме. Ответ на первый вопрос был записан Свами на грифельной доске, и Шивапракашам Пиллай его немедленно скопировал. Остальные тринадцать ответов были записаны позже по памяти, но Шри Бхагаван их все проверил перед публикацией.

ШП: Свами, кто я? И как достичь спасения?

Б: Неустанным внутренним вопрошанием «Кто я?» ты узнаешь себя и таким образом достигнешь спасения.

ШП: Кто я?

Б: Истинное «Я», или Самость, – это не тело, не какое-либо из пяти чувств, не объекты чувств, не органы действия, не прана (дыхание или жизненная сила), не разум, даже не глубокий сон, где нет знания всех этих вещей.

ШП: Если я – ничто из этого, то что же я?

Б: После отвержения каждой из этих вещей, говоря «Это – не я», то, что единственно остаётся, это «Я», и это Сознание.

ШП: Какова природа этого Сознания?

Б: Это Сат-Чит-Ананда (Бытие-Сознание-Блаженство), в котором нет даже малейшего следа я-мысли. Его так же зовут Мауна (Молчание) и Атма (Самость). Это единственная вещь, которая есть. Если троицу, состоящую из мира, эго и Бога, рассматривать как отдельные сущности, они будут просто иллюзией, как отблеск серебра в перламутре. На самом деле Бог, эго и мир – это Шива сварупа (форма Шивы), или Атма сварупа (форма Духа).

ШП: Как нам осознать эту Реальность?

Б: Когда исчезают видимые вещи, появляется истинная сущность видящего, или субъекта.

ШП: Разве нельзя осознать ТО, по-прежнему наблюдая внешние вещи?

Б: Нет, потому что видящий и видимое – как верёвка и появление змеи в ней. Пока вы не избавитесь от видения змеи, вы не сможете увидеть, что существует только верёвка.

ШП: Когда исчезнут внешние объекты?

Б: Если ум, который является причиной всех мыслей и деятельности, исчезнет, то и внешние объекты тоже исчезнут.

ШП: Какова природа ума?

Б: Ум – это только мысли. Это форма энергии. Он проявляет себя как мир. Когда ум погружается в Самость, тогда Самость осознаётся; когда ум выходит наружу, появляется мир, и Самость не осознаётся.

ШП: Как может исчезнуть ум?

Б: Только через запрашивание «Кто я?» Хотя это расследование – тоже ментальное действие, оно разрушает всю ментальную деятельность, включая саму себя, так же как палка, которой перемешивают погребальный костёр, сама превращается в пепел, когда прогорят костёр и труп. Только тогда приходит Осознание Себя. Если я-мысль разрушена, дыхание и прочие проявления жизненности стихают. Эго и прана (дыхание или жизненная сила) имеют один источник. Что бы вы ни делали, делайте это без эгоизма, то есть без ощущения «я это делаю». Когда человек достигнет такого состояния, даже его собственная жена покажется ему Вселенской Матерью. Подлинная Бхакти (преданность) – это сдача эго Самости.

ШП: Разве нет других способов разрушить ум?

Б: Других подходящих способов, кроме Само-исследования, нет. Если ум успокоить другим способом, он ненадолго затихнет, а потом снова оживёт и возобновит свою прежнюю активность.

ШП: Но когда же в нас умрут все инстинкты и тенденции (васаны), вроде инстинкта самосохранения?

Б: Чем больше вы погружаетесь в Самость, тем слабее становятся тенденции, и в конце концов они отпадут.

ШП: Реально ли искоренить все эти тенденции, которые за многие рождения так впитались в наши умы?

Б: Никогда не давайте в вашем уме места подобным сомнениям, но погрузитесь в Самость с твёрдой решимостью. Если ум, благодаря этому вопрошанию, постоянно направлен на Самость, он в итоге растворится и превратится в Самость. Когда вы чувствуете какое-то сомнение, не пытайтесь прояснить его, а постарайтесь узнать, кто тот, кому явилось это сомнение.

ШП: Как долго нужно выполнять это исследование?

Б: До тех пор, пока в вашем уме остаются малейшие следы тенденций, которые могут вызвать мысли. Пока в крепости есть враги, они будут продолжать делать вылазки. Если вы будете убивать их по мере того, как они будут выходить, крепость в конце концов падёт. Точно так же, каждый раз, когда мышление поднимает голову, сокрушайте её вопрошанием. Разрушать все мысли в их источнике называют вайрагьей (бесстрастием). То есть вичару (Само-исследование) нужно продолжать, пока не будет осознана Самость. Нужно постоянное, беспрерывное вспоминание Самости.

ШП: Разве мир и то, что в нём происходит, не результат Божьей Воли? И если да, то почему Бог захотел всё это?

Б: У Бога нет цели. Он не связан никакой активностью. Деятельность мира не воздействует на Него. Возьмите аналогию с солнцем. Солнце всходит безо всякого желания, намерения и усилий, но когда оно восходит, на земле начинается бесконечная деятельность: линза, сфокусировав его лучи, производит огонь, бутон лотоса распускается, вода испаряется, и каждое живое существо проявляет активность, поддерживает её и в конце концов отбрасывает. Но само солнце никак не затрагивается этой активностью, так как оно просто действует согласно своей природе, по установленным законам, без всякой цели. Оно просто является свидетелем. Так же и с Богом. Или возьмём аналогию с пространством, или эфиром. Вода, земля, огонь и воздух – все они находятся и видоизменяются в нём, и при этом никто из них не может повлиять на эфир, или пространство. То же самое с Богом. У Бога нет желания или цели, когда Он сотворяет, поддерживает и разрушает, а также выводит и спасает живые существа. Так как, в соответствии с Его законами, существа пожинают плоды своих действий, ответственность лежит на них, а не на Боге. Бог не связан никакими действиями.

Высказывание Шри Бхагавана, что истинная природа того, кто смотрит, проявляется только тогда, когда исчезают вещи, видимые им, не следует принимать буквально, как несознавание физического мира. Это было бы состояние бесформенного транса, или нирвикальпа самадхи; высказывание Бхагавана значит, что эти вещи прекращают восприниматься реальными и переживаются просто как формы, которые принимает Самость. Это можно пояснить на примере верёвки и змеи. Это традиционный пример, который приводил ещё Шри Шанкара. Человек видит в сумерках свёрнутую верёвку и по ошибке принимает её за змею, и поэтому пугается. Когда приходит день, он видит, что это была лишь верёвка и его опасения были беспочвенными. Реальность Бытия – это верёвка, а иллюзия змеи, которая напугала его – это объективный мир.

Утверждение, что сокрушать мысли в их источнике – это вайрагья, тоже требует пояснения. Значение термина «вайрагья» – это бесстрастие, непривязанность, беспристрастность. Вопрос Шивапракашама Пиллая о том, когда в человеке будут подавлены инстинкты и скрытые тенденции, показывает, что именно к вайрагье он чувствовал необходимость стремиться. Шри Бхагаван, в сущности, говорил ему, что «вичара», или Само-запрос, это самая короткая дорога к вайрагье. Страсти и привязанности находятся в уме; таким образом, когда разум контролируется, они подавляются, и это есть вайрагья.

Позднее эти вопросы были расширены и изложены в виде книги под названием «Кто я?», возможно, самым признанным изложением учения Шри Бхагавана.

К 1910 году Шивапракашам Пиллай ощутил, что государственная служба для него утомительна и препятствует садхане, духовному поиску. Он был достаточно состоятелен, чтобы вести жизнь домохозяина без необходимости зарабатывать на жизнь, поэтому ушёл в отставку. Через три года он столкнулся с проблемой, была ли его отставка уходом из мирской жизни, или же он просто ушёл от того, что ему докучало, и оставил то, что было приятным. Его жена умерла, и ему требовалось решить, жениться ли снова или принять жизнь садху. Он был ещё среднего возраста, и была девушка, которая его очень привлекала. Но тогда появится вопрос о деньгах, если он захочет снова жениться и завести семью.

Поначалу он избегал спрашивать Шри Бхагавана об этом всём, возможно, в глубине души зная, какой последует ответ; поэтому он попытался получить ответ другим путём. Он написал на листе четыре вопроса:

1) Что я должен делать, чтобы избежать горя и забот на земле?
2) Нужно ли мне жениться на девушке, о которой я думаю?
3) Если нет, то почему?
4) Если свадьба должна состояться, как найти необходимые деньги?

С этим листком он пришёл в храм Вигнешвары, аспекта Бога, которому он с детства имел привычку молиться. Он положил бумагу перед образом и бодрствовал всю ночь, молясь, чтобы ответы появились написанными на бумаге или он получил какой-нибудь знак или видение.

Ничего не произошло, и теперь у него не было иного выхода, кроме как обратиться ко Свами. Он пришёл в пещеру Вирупакша, но всё ещё стеснялся задать вопросы. День шёл за днём, а он всё откладывал. Хотя Шри Бхагаван никогда никого не призывал отказываться от домашней жизни, это не означало, что он одобрит того, кого отпустила сама судьба, чтобы тот вернулся за второй порцией. Шивапракашам Пиллай постепенно стал ощущать, что ответ сам рождается в нём, когда он наблюдал за собственной жизнью Свами, в его безмятежной чистоте, совершенно равнодушного к женщинам, не озабоченного деньгами. Дата, которую он установил для отъезда, приближалась, а вопросы так и не были заданы. В тот день вокруг было много людей, так что даже если бы он и хотел задать свои вопросы, он не смог бы этого сделать, не огласив их публично. Он сидел, глядя на Свами, когда внезапно узрел ореол ослепительного света вокруг его головы и золотого ребёнка, появившегося из головы и потом вернувшегося в неё обратно. Был ли это живой ответ, что чадо рождается не от плоти, но от Духа? Его затопил поток экстаза. Напряжение долгого периода сомнений и нерешительности спало, и он зарыдал от облегчения.

Такова иллюстрация величайшей нормальности, царившей вокруг Шри Бхагавана, – когда Шивапракашам Пиллай рассказал другим преданным о том, что произошло, то кто-то засмеялся, кто-то не поверил, а другие подумали, что он принял наркотики. Хотя можно было бы собрать много случаев видений и необычных происшествий, они достаточно редко происходили за более чем пятидесятилетний срок проявления Шри Бхагавана среди нас.

Переполненный радостью, Шивапракашам Пиллай отбросил все мысли о том, чтобы в тот день уехать. Следующим вечером, когда он сидел перед Шри Бхагаваном, у него снова было видение. На этот раз тело Бхагавана сияло, как утреннее солнце, а вокруг него было свечение, как у полной луны. Потом ещё раз он увидел, что всё тело Бхагавана покрыто священным пеплом, а глаза светятся состраданием. Через два дня опять было видение, на этот раз как будто всё тело Бхагавана было чистым кристаллом. Он был ошеломлён и боялся уезжать, чтобы радость, бурлившая в его сердце, не прекратилась. В конце концов он вернулся в свою деревню, с ответами на свои незаданные вопросы. Он провёл остаток жизни в безбрачии и аскетизме. Все свои переживания он описал в поэме на тамильском языке. Он также написал ряд поэм, восхваляющих Шри Бхагавана, и некоторые из них до сих пор распеваются преданными.

Натеша Мудальяр

Не все посетители понимали молчаливую упадешу (наставление) Шри Бхагавана. Натéша Мудалья´р в конечном счёте понял, но это случилось не быстро. Он был учителем в начальной школе, когда прочитал Вивекананду, который зажёг в нём жажду отречься от мира и найти Гуру. Друзья рассказали ему о Свами с горы Аруначала, но добавили, что получить от него упадешу (руководство) – занятие почти безнадёжное. Несмотря на это, Мудальяр решился попробовать. Это был 1918, Шри Бхагаван уже жил в Скандашраме. Мудальяр добрался туда и сел перед ним, но Шри Бхагаван молчал, и Мудальяр, не осмелившись заговорить первым, ушёл разочарованным.

Потерпев в тот раз неудачу, он пустился путешествовать, посещая разных Свами, но не встретил никого, в ком бы чувствовал Божественное Присутствие и кому мог бы отдаться. После двух лет бесплодных поисков он написал длинное письмо Шри Бхагавану, умоляя его не быть эгоистично равнодушным к судьбе томящихся душ и спрашивая разрешения приехать снова, поскольку первый визит оказался безрезультатным. Прошёл месяц, а ответа всё не было. Тогда он послал заказное письмо с уведомлением о вручении, в котором написал: «Сколько бы перерождений мне ни пришлось пройти, мне суждено получить упадешу от Вас и только от Вас. Поэтому Вам придётся родиться снова, если в этой жизни Вы откажетесь от меня как от слишком неподготовленного и незрелого для Вашей упадеши. Я клянусь в этом».

Несколько дней спустя Шри Бхагаван явился ему во сне и сказал: «Не думай постоянно обо мне. Сначала тебе надо получить Милость Господа Махешвары, Повелителя Быка (то есть Шивы). Медитируй сначала на нём и добейся его Милости. Моя помощь придёт сама собой». У него дома было изображение Господа Махешвары, сидящего на быке, и он использовал его для медитации. Через несколько дней он получил ответ на своё письмо: «Махарши не отвечает на письма; вы можете приехать и увидеть его лично».

Он написал ещё одно письмо, чтобы убедиться, что то письмо было написано по указанию Шри Бхагавана, и затем отправился в Тируваннамалай. Следуя тому, что было сказано ему во сне, сначала он отправился в Великий храм, где имел даршан (наслаждался присутствием) Господа Аруначалешвары, и провёл там ночь. Какой-то брамин, которого он там встретил, пытался отговорить его. «Послушай, я провёл шестнадцать лет с Раманой Махарши, тщетно пытаясь получить его Ануграхам (Милость). Он равнодушен ко всему. Размозжи ты себе голову, он даже не поинтересуется, зачем ты это сделал. Так как получить его Милость невозможно, тебе нет никакого смысла его посещать».

Это замечательная иллюстрация того понимания, которое требовалось почитателям Шри Бхагавана. Там, где тот, у кого открыто сердце, увидит, что Бхагаван более заботлив, чем родная мать, а другой будет трепетать от благоговения, тот, кто судит лишь по внешним признакам, не увидит ничего. Натеша Мудальяр был не из тех людей, кто сдаётся. Так как он настаивал на том, чтобы пойти, другой человек сказал ему: «По крайней мере, есть один способ узнать, удастся ли тебе получить его Милость. На горе есть один Свами по имени Сешадри. Он ни с кем не общается и обычно прогоняет тех, кто пытается к нему подойти. Если тебе повезёт получить какой-нибудь знак его расположения, это будет хорошим предзнаменованием успеха».

На следующее утро Мудальяр вместе со своим коллегой, Дж.В. Субраманьей, отправился на поиски неуловимого Сешадри. После долгих поисков они наконец увидели его, и, к удивлению и облегчению Мудальяра, тот сам подошёл к ним. Не нуждаясь в их объяснениях, он обратился к Мудальяру: «Бедное моё дитя! Почему ты в печали и тревоге? Что такое Джняна (Знание)? После того, как ум отвергнет всё, одно за другим, как преходящее и нереальное, ТО, которое переживёт это устранение, и есть Джняна. Это Бог. Всё есть ТО и только ТО. Глупо бегать туда-сюда, веря, что Джняну можно достичь, придя на гору или в пещеру. Иди без страха». Таким образом, он дал не свою упадешу (наставление), но Шри Бхагавана, в тех же выражениях, что Бхагаван мог использовать.

Воодушевленные этим благоприятным предзнаменованием, они продолжили свой путь наверх, в Скандашрам. Было около полудня, когда они пришли. Пять или шесть часов просидел Мудальяр около Шри Бхагавана, и ни одно слово не прозвучало между ними; а потом пришло время вечерней трапезы, и Шри Бхагаван поднялся, чтобы выйти. Дж.В.С. Айер сказал ему: «Вот тот человек, который писал те письма». Шри Бхагаван пристально посмотрел на него, а затем повернулся и вышел, всё ещё не сказав ни слова.

Месяц за месяцем приезжал Мудальяр и сидел там весь день, молчаливо умоляя, но Шри Бхагаван не говорил с ним, а он не осмеливался заговорить первым. Так прошёл целый год; он больше не мог этого вынести, и поэтому наконец заговорил: «Я хотел бы узнать и пережить, что такое ваша Милость, так как люди по-разному рассказывают о ней».

Шри Бхагаван ответил: «Я всегда даю свою Милость. Если вы не можете её постичь, что я могу поделать?»

Даже сейчас Мудальяр не мог понять безмолвной упадеши; он всё ещё был в замешательстве, каким путём ему следовать. Вскоре Шри Бхагаван явился ему во сне и сказал: «Пусть твоё видение станет однонаправленным и повёрнутым от объектов, как внешних, так и внутренних. Таким образом, по мере того, как будут исчезать различия, у тебя будет прогресс». Мудальяр понял это как относящееся к его физическому зрению и ответил: «Это не кажется мне верным путём. Если такой исключительный человек, как вы, даёт мне такой совет, кто же даст мне настоящий совет?» Однако Шри Бхагаван заверил его, что это правильный путь.

Так описывает дальнейшее развитие событий сам Мудальяр: «Некоторое время я следовал этой упадеше, полученной во сне, а потом у меня был новый сон. На этот раз Шри Бхагаван явился мне, когда рядом стоял мой отец, и спросил, указывая на отца: „Кто это?” С некоторым сомнением насчёт философской точности ответа я сказал: „Мой отец”. Махарши улыбнулся мне многозначительно, и я добавил: „Мой ответ дан на общепринятом языке, он не философский”, потому что я помнил, что я – не тело. Махарши подвёл меня к нему и положил руку сначала мне на голову, а потом на правую грудь, нажав пальцем на сосок. Это было довольно больно, но так как это была его Милость, я принял это спокойно. Я тогда не знал, почему он давит мне на правую грудь, а не на левую»[1].

Таким образом, хотя он и не смог получить молчаливую инициацию, он получил инициацию прикосновением, несмотря на то что она произошла во сне.

Он был одним из тех, чьи пыл и желание идти до конца вели к идее отречься от домашней жизни и уйти бродяжничать. Как и в других случаях, Шри Бхагаван отговорил его. «Также как здесь ты избегаешь забот домашней жизни, возвращайся домой и постарайся быть равно невовлечённым и незатронутым там». У Мудальяра всё ещё не было полного доверия и убеждённости, которые испытывает ученик к своему Гуру, и поэтому он всё же совершил отречение, несмотря на ясное указание Шри Бхагавана. Он обнаружил, как и предсказывал Шри Бхагаван, что трудностей на его пути стало больше, и несколько лет спустя вернулся к семье и снова устроился на работу. После всех этих событий его преданность углубилась. Он сочинил ряд поэм во славу Шри Бхагавана на тамильском. И в конечном счёте он получил словесное наставление, которого так жаждал, и даже полнее, чем большинство других преданных, так как именно он был адресатом значительной части изложения учения Шри Бхагавана, содержащейся в «Катехизисе наставления», в котором красивее всего излагается доктрина Гуру и его Милости.

Ганапати Шастри

Среди преданных совершенно выдающимся был Ганапати Шастри, также известный как Ганапати Муни (то есть «Мудрец Ганапати») и как носитель славного титула Кавьяканта (тот, у кого поэзия в горле, то есть поэт-импровизатор) за его победу в стихотворных дебатах на санскрите. Он был человеком исключительных талантов, что могло выдвинуть его на передовую современной литературы и науки, имей он достаточно амбиций, или сделать его великим Духовным Учителем, не имей он вовсе никаких амбиций, но он застрял где-то между этими двумя полюсами. Слишком настроенный на Бога, чтобы искать успех или славу, он в то же время был слишком озабочен помощью человечеству и его духовным подъёмом, чтобы избежать иллюзии «я-есть-делатель».

Во время его рождения в 1878 году (за год до Шри Бхагавана) его отец был в Бенаресе (Варанаси) и стоял перед образом Господа Ганапати (Ганеши), когда у него было видение ребёнка, бегущего к нему от Господа; поэтому он назвал сына Ганапати. Первые пять лет жизни Ганапати был тупоумен и подвержен эпилептическим припадкам и казался кем угодно, но только не многообещающим ребёнком. Его, по-видимому, лечили клеймением раскалённым железом, и после этого он стал выказывать свои изумительные способности. К десяти годам он написал стихотворение на санскрите, подготовил астрологический календарь, сделал несколько Кавий (работы на санскрите) и учебников по грамматике. В четырнадцать он создал ряд Панчакавий и книг по основам санскритской просодии и риторике, прочитал Рамаяну и Махабхарату и некоторые из Пуран. Он уже мог бегло говорить и читать на санскрите. Как и Шри Бхагаван, он обладал феноменальной памятью. Что бы он ни прочёл или услышал, он всё запоминал, и, опять же, как Шри Бхагаван, имел способность аштавадхана, то есть уделять внимание сразу нескольким разным вещам.

Рассказы о древних Риши зажгли в нём желание подражать, и с восемнадцати лет, сразу после женитьбы, он стал путешествовать по Индии, посещая святые места, повторяя мантры и выполняя тапас (аскезу). В 1900 он приехал на собрание учителей санскрита, пандитов, в Надия, Бенгалия, где его экстраординарная способность к импровизированному стихосложению и блестящее философское дебатирование завоевали ему титул Кавьяканта, о котором упоминалось выше. В 1903 он приехал в Тируваннамалай и дважды посетил Брахману Свами на горе. На какое-то время он стал работать школьным учителем в Веллоре, в нескольких часах езды на поезде от Тируваннамалая, и там собрал вокруг себя небольшую группу учеников, которые должны были развивать свою Шакти (силу или энергию) путём использования мантр до такого уровня, чтобы её тонкое влияние могло проникать и духовно поднимать всю нацию, если не всё человечество.

Жизнь учителя не могла удержать его надолго. К 1907 году он вернулся в Тируваннамалай. Но теперь его стали преследовать сомнения. Его возраст приближался к среднему, но несмотря на всю свою исключительность и обширные познания, несмотря на все мантры и тапас, он не достиг успеха ни в Боге, ни в мире. Он чувствовал, что близится его смертный час. На девятый день фестиваля Картикай он неожиданно вспомнил о Свами на горе. У него наверняка есть ответы. Как только приходило побуждение, он начинал действовать. Под палящим полуденным солнцем он взошёл на гору к пещере Вирупакша. Свами сидел один на веранде. Шастри склонился перед ним и обнял его стопы вытянутыми руками. Голосом, дрожащим от эмоций, он сказал: «Всё, что нужно было прочитать, я прочитал; даже Веданта Шастру я полностью изучил; я выполнял джапу (призывание) от всего сердца; и всё же я до сих пор не понял, что такое тапас. Поэтому я ищу прибежища у ваших стоп. Молю вас просветить меня насчёт природы тапаса».

Свами обратил на него свой пристальный взгляд и пятнадцать минут спустя ответил: «Если человек наблюдает, откуда возникает идея «себя», ум погружается в ТО; вот что такое тапас. Когда повторяют мантру, если человек смотрит на Источник, откуда появляется звук мантры, ум погружается в ТО; вот что такое тапас».

Не столько эти слова, сколько Благодать, излучающаяся от Свами, наполнили его радостью. С бьющей через край жизненной энергией, которую он вкладывал во всё, он написал друзьям об этой упадеше, которую он получил, и начал составлять восхваления Свами в стихах на санскрите. Он узнал от Паланисвами, что имя Свами – Венкатарамана, и объявил, что отныне тот должен быть известен как Бхагаван Шри Рамана и как Махарши. Имя «Рамана» немедленно вошло в обиход; так же и титул Махарши (Маха-риши, Великий Риши, мудрец). На протяжении долгого времени обычным было называть его устно и на письме как «Махарши», однако постепенно среди преданных возобладала практика обращения к нему в третьем лице как «Бхагаван», что означает «Божественный» или просто «Господь». Сам он обычно говорил безлично, избегая использования слова «я». Например, на самом деле он не говорил: «Я не знал, когда всходит солнце и когда оно садится», как процитировано в пятой главе, он сказал: «Кто знал, когда солнце всходит и когда оно садится?» Иногда он говорил о своём теле как об «этом». Только делая какие-то утверждения, где уместно было слово «Бог», он употреблял «Бхагаван» и говорил о себе в третьем лице. К примеру, когда моя дочь должна была вернуться в школу и просила его вспоминать о ней, когда она уедет, ответ был: «Если Китти будет вспоминать Бхагавана, Бхагаван будет вспоминать Китти».

Ганапати Шастри также любил отзываться о Шри Бхагаване как о проявлении Господа Субраманьи; однако тут почитатели справедливо отказывали ему в поддержке, чувствуя, что считать Шри Бхагавана проявлением какого-то одного божественного аспекта – это попытка ограничить безграничное. И сам Шри Бхагаван не поддерживал такую идентификацию. Один посетитель однажды спросил его: «Если Бхагаван – аватар Субраманьи, как некоторые говорят, почему он не скажет нам об этом открыто, не вынуждая нас гадать?»

И он ответил: «Что такое аватар? Аватар – это проявление одного аспекта Бога, тогда как Джняни – это Бог сам».

Примерно через год после встречи со Шри Бхагаваном у Ганапати Шастри было замечательное переживание излияния его Благодати. Он сидел, медитируя, в храме Ганапати в Тирувотиюре и чувствовал, что ум его блуждает, и поэтому пылко жаждал присутствия и руководства Шри Бхагавана. В этот момент Шри Бхагаван вошёл в храм. Ганапати Шастри простёрся перед ним и когда хотел подняться, вдруг ощутил руку Шри Бхагавана на своей голове и чудовищную жизненную силу, проходящую через его тело от этого прикосновения, так что он тоже получил Милость от Учителя через прикосновение.

Рассказывая об этом случае в поздние годы, Шри Бхагаван сказал: «Как-то раз, несколько лет назад, я лежал, бодрствуя, когда отчетливо ощутил, что моё тело поднимается всё выше и выше. Я видел, как физические объекты внизу становятся всё меньше и меньше, пока не исчезли вовсе, и всё вокруг меня не стало одним беспредельным пространством ослепительного света. Через какое-то время я почувствовал, что тело начало опускаться, и стали появляться физические объекты внизу. Я так полно осознавал обстановку, что в конце концов решил, что именно так Сиддхи (Мудрецы со сверхъестественными силами) путешествуют на большие расстояния и таинственно появляются и исчезают. Пока тело приземлялось, мне открылось, что я в Тирувотиюре, хотя я никогда не был в этом месте. Я увидел, что я на большой дороге, и зашагал по ней. На некотором расстоянии от дороги был храм Ганапати, и я вошёл в него».

Этот случай очень характерен для Шри Бхагавана. Примечательно, что беда или преданность кого-то из его учеников вызывали непроизвольный отклик и вмешательство в форме, которую можно назвать только чудесной, и так же показательно, что Шри Бхагаван, с любыми силами, лежащими у его ног, был совершенно не заинтересован использовать силы более тонкие, чем физический мир, и когда в ответ на запрос преданного происходили такие вещи, он мог сказать с простотой ребёнка: «Думаю, именно так делают Сиддхи».

И именно этого безразличия Ганапати Шастри не мог постичь. Однажды он спросил: «Достаточно ли для достижения моих целей искать источник я-мысли? Или же нужна ещё мантра дхьяна (повторение)?» Всегда одно и то же: его цели, его амбиции, восстановление страны, оживление религии.

Шри Бхагаван ответил кратко: «Первого достаточно». А когда Шастри продолжил говорить о своих целях и идеалах, он добавил: «Будет лучше, если ты скинешь всю ношу на Господа. Он позаботится о любом бремени, и ты будешь свободен от него. Он сделает свою часть работы». Характерно, что одним из вопросов, что задал Ганапати Шастри, был тот, что если кто-то, кто достиг Джняны (Само-осознания) в процессе, так сказать, поиска некоторых особенных сил, вдруг обнаружит, что его первоначальные желания исполнились. И нигде тонкий и молниеносный юмор Шри Бхагавана не проиллюстрирован лучше, чем в ответе, который он дал: «Если йог, хотя он и начал заниматься йогой ради удовлетворения желаний, в процессе занятий получил Знание, он не станет особо радоваться, даже если его желания каким-то образом исполнились».

Примерно в 1934 году Ганапати Шастри с группой последователей поселился в деревне Нимпура около Карагпура и посвятил себя тапасу (аскетизму), которым занимался до смерти два года спустя. Однажды, после смерти Шастри, Шри Бхагавана спросили, мог ли он достичь Осознания в течение этой жизни, и он ответил: «Как он мог? Его санкальпы (внутренние склонности) были слишком сильны».

Ф.Х. Хамфрис

Первый западный почитатель Шри Бхагавана уже занимался оккультизмом, когда в 1911 году приехал в Индию. Ему было всего двадцать один, и он прибыл, чтобы занять пост в полицейской службе Веллора. Он нанял преподавателя, некоего Нарасимхайю, чтобы тот обучил его телугу, и на первом же уроке спросил, может ли он достать книгу по индийской астрологии на английском. Это была странная просьба для белого сахиба[2], но Нарасимхайя согласился и принёс одну из библиотеки. На следующий день Хамфрис задал ещё более удивительный вопрос: «Вы знаете здесь какого-нибудь Махатму?»

Нарасимхайя коротко ответил, что не знает. Это не надолго спасло его от замешательства, так как на следующий день Хамфрис сказал: «Вчера вы мне сказали, что не знаете никакого Махатму. Что ж, я видел вашего Гуру этим утром, сразу после того, как проснулся. Он сел возле меня и что-то сказал, но что, я не смог понять».

Так как Нарасимхайя всё ещё не выглядел убеждённым, Хамфрис продолжил: «Первым человеком из Веллора, которого я встретил в Бомбее, были вы». Нарасимхайя стал возражать, что он никогда не был в Бомбее, но Хамфрис объяснил, что когда он прибыл туда, его положили в больницу с высокой температурой. Чтобы облегчить себе боль, он направил свой ум в Веллор, куда он должен был направиться немедленно по прибытию в Индию, но не смог из-за болезни. Он путешествовал в Веллор в астральном теле и видел там Нарасимхайю.

Нарасимхайя просто ответил, что не знает, что такое астральное тело, и вообще других тел, кроме физического. Однако, чтобы проверить истинность того сна, на следующий день он оставил на столе Хамфриса пачку фотографий, перед тем как уйти на урок к другому офицеру полиции. Хамфрис просмотрел их и сразу выбрал фото Ганапати Шастри. «Вот!» – воскликнул он, когда его учитель вернулся. «Это ваш Гуру».

Нарасимхайя признал, что это так и есть. После этого Хамфрис снова заболел и вынужден был поехать в Утакаманд на лечение. Через несколько месяцев он вернулся в Веллор и снова удивил Нарасимхайю, на этот раз нарисовав горную пещеру, которую увидел во сне, с ручьём, текущим перед ней, и Мудрецом, стоящим у её входа. Это могла быть только Вирупакша. Нарасимхайя рассказал ему о Шри Бхагаване. Хамфрис был представлен Ганапати Шастри и проникся к нему большим уважением, и в тот же месяц, ноябрь 1911 года, все трое отправились в Тируваннамалай.

Первое впечатление Хамфриса от потрясающей тишины Шри Бхагавана уже упоминалось в предыдущих главах. В том письме он также писал: «Самым трогательным было зрелище множества детей, примерно до семи лет, которые самостоятельно поднимались на гору, приходили к Махарши и сидели около него, хотя он мог весь день даже не взглянуть на них и не сказать ни слова. Они не играли там, а просто тихо сидели, совершенно довольные».

Как и Ганапати Шастри, Хамфрис жаждал помочь миру.

Х: Учитель, могу ли я помочь миру?

Б: Помоги себе, и ты поможешь миру.

Х: Я желаю помочь миру. Разве я не могу быть полезен?

Б: Да, помогая себе, ты помогаешь миру. Ты в мире, ты – мир. Ты не отличаешься от мира, как и мир не отличается от тебя.

Х: (после паузы) Учитель, могу ли я совершать чудеса, как делали раньше Шри Кришна и Иисус?

Б: Разве кто-нибудь из них, когда совершал чудо, чувствовал, что это он сделал его?

Х: Нет, Учитель.

Это случилось незадолго до того, как Хамфрис приехал повторно.

«Я прибыл на мотоцикле и поднялся к пещере. Мудрец улыбнулся, когда увидел меня, но был ничуть не удивлён. Мы зашли внутрь, и перед тем, как сесть, он задал мне личный вопрос, о котором он знал. Очевидно, он распознал меня в тот момент, когда увидел. Любой, кто приходит к нему, открытая книга для него, и ему хватает одного взгляда, чтобы открыть её содержание.

„Вы ещё ничего не ели, – сказал он, – и голодны”. Я признался, что так оно и есть, и он сразу позвал челу (ученика), чтобы тот принёс мне поесть – рис, гхи, фрукты и так далее, которые едят пальцами, так как индусы не используют ложки. Хоть я и пробовал уже так есть, мне не хватало сноровки. Поэтому он дал мне ложку из кокоса, улыбаясь и беседуя между делом. Вы не можете представить ничего более прекрасного, чем эта улыбка. Мне дали запить кокосовое молоко, белое, как коровье, и вкусное, в которое он сам добавил щепотку сахара.

Когда я доел, то был ещё голоден, и он знал это и попросил принести ещё. Он знает всё, и когда на меня стали наседать, чтобы я съел фрукт, хотя я уже насытился, он сразу их остановил.

Мне пришлось извиниться за мою манеру пить. Он просто сказал: «Ничего». Индусы щепетильны в этом вопросе. Они не хлебают через край и никогда не касаются сосуда губами, а льют жидкость прямо в рот. Так многие могут пить из одного сосуда без боязни подхватить инфекцию.

Пока я ел, он рассказывал обо мне остальным, и весьма подробно. Хотя видел меня до этого всего однажды, а после меня – ещё многие сотни других. Он просто, так сказать, включил ясновидение, как будто открыл энциклопедию. Я сидел около трёх часов, слушая его наставления.

Позднее я захотел пить, так как поездка была по жаре, но не высказал этого вслух. И всё же он узнал и сказал челе принести мне лимонада.

В конце концов я собрался уходить и поэтому поклонился, как мы обычно делаем, и вышел из пещеры, чтобы обуться. Он тоже вышел и сказал, что я могу прийти увидеть его снова.

Удивительно, какую перемену может пережить человек в его Присутствии!»

Нет сомнений, что любой, кто сидел перед Шри Бхагаваном, был для него открытой книгой; и всё же Хамфрис, скорее всего, был неправ насчёт ясновидения. Хотя Шри Бхагаван и видел людей насквозь, чтобы помогать им и направлять, он не использовал подобных сил на человеческом плане. Его память на лица была такой же феноменальной, как и на книги. Из тысяч, приходивших к нему, он не забывал ни одного почитателя, кто хоть однажды побывал у него. Пускай тот возвращался через годы, он узнавал его. Он не забывал и историю жизни преданного, а Нарасимхайя, должно быть, рассказывал ему о Хамфрисе. Когда какой-то вопрос не стоило обсуждать, он соблюдал предельную осторожность, однако обычно он был прост и непосредственен, как ребёнок, и так же, как ребёнок, мог обсуждать кого-то прямо в его присутствии, совершенно непринуждённо и не вызывая у того смущения. Что касается еды и питья, Шри Бхагаван был не только внимательным, но и невероятно наблюдательным и смотрел, удовлетворён ли гость.

В Хамфрисе начали проявляться чудодейственные силы, но Шри Бхагаван предостерёг, чтобы тот не потворствовал им, и он оказался достаточно силён, чтобы сопротивляться искушению. На самом деле, под влиянием Шри Бхагавана он вскоре утратил весь интерес к оккультизму.

Более того, он перерос заблуждение, почти общепринятое на Западе и всё больше распространяющееся на современном Востоке, что человечеству можно помочь только внешней активностью. Ему было сказано, что помогая себе, человек помогает миру; это изречение, которое школа laissez faire[3] ошибочно считает истиной в экономическом смысле, на самом деле правдиво в духовном смысле, так как духовное богатство одного не отнимает духовного богатства у другого, но увеличивает его. Точно так же, как он увидел Шри Бха