|
|||
Она ошибается. 7 страницаОна хотела быть доступной для моих потребностей. И она призналась, что ей доставляет удовольствие, когда я держу ее спящую в своих объятиях. Я также наслаждаюсь этим. Я почти сказал «да», просто потому, что хотел чувствовать ее мягкое тело рядом со своим, пока мы спали. Я хотел находиться там на случай, если у нее будет еще один ночной кошмар. Но в ее глазах было кое-что еще, что заставило меня оттолкнуть ее. Для нее все изменилось, я знаю, что изменилось. Когда она прикасается ко мне, целует меня, даже то, как она разговаривает со мной. Катя чувствует себя непринужденно и доверяет мне. Она отдала мне контроль надо всем. Полностью. — Как ты думаешь, я хороший Хозяин? — спрашиваю я Катю, мои пальцы дразнят ее внизу, прежде чем прижать ее спину к моей груди и положить подбородок на ее плечо. Ее бледно-голубые глаза находят мои в зеркале. — Хороший. Я очень благодарна вам, — говорит она нежно, слегка поворачивая голову, чтобы потереться своей щекой об мою. Я закрываю глаза, наслаждаясь ее теплом, ее искренностью, но празднование Нового года продолжает проигрывать в моей голове. Когда она сказала мне, что боится. Катя имеет полное право бояться. Ее жизнь и ее цели не совпали с моими. Она знает это, но продолжает верить в меня, и наши долбанные отношения будут продолжаться так долго, как я позволю. У меня осталось пять дней. Я целую ее нежно в губы, ненавидя, как сильно я люблю нежность ее прикосновений и мягкие звуки ее вздохов. Я не хочу прощаться с ней, но должен. Я буду выполнять контракт в течение следующих нескольких дней, только потому, что я эгоист. Но я буду держать дистанцию. Я все упрощу для нее, как смогу. Я не хочу причинить ей боль, но я должен отпустить ее. — Катя, что означает быть Хозяином? — Это означает любить кого-то настолько сильно, что твоя жизнь вращается вокруг них. Что каждое действие производится с учетом их благополучия. Их счастье становится твоим. Их удовольствие — твое. Их жизнь — твоя. И, наоборот. Любовь? Мне жаль, что я не могу сказать ей, что она ошибается. Но она не ошибается. — Мое счастье – твое? — спрашиваю я ее. Она смотрит мне в глаза и отвечает уверенно: — Да, Хозяин. Глава 28 Катя Я присаживаюсь на корточки у стола Айзека, наблюдая за его работой на его ноутбуке. Я чувствую тепло его ноги и хочу прислониться к нему, но не делаю этого. Нахмурив брови, он печатает что-то важное, не обращая на меня ни малейшего внимания. Тем не менее, он все, о чем я могу думать. Я беспокоилась о нем. О нас. В последнее время он был сам не свой, его слова и поступки слишком отдаленные, его глаза наполнены болью, как будто он что-то теряет. Я хочу помочь ему с тем, что беспокоит его. Как он помог мне. Но когда я пытаюсь заставить его открыться, он закрывается от меня. Всплеск эмоций грозит задушить меня, но я отталкиваю их. Ненавижу это.
Я изучаю его профиль, его точеный подборок и отросшую щетину, слушая щелкающие звуки клавиатуры, по которой бегают его пальцы. Я не знаю, что происходит, но что-то не так. Что-то изменилось. Я чувствую, словно он стал менее привязан ко мне. Может, это из-за ошейника, — спрашиваю я себя, бессознательно поднося руки к шее, чтобы дотронуться до него. Мне нравится ошейник и это заявление прав на меня. Но с тех пор, как я надела его на себя, кажется, будто между нами выросла стена. Меня это бесит. Я хочу вернуться к тому, что у нас было. Я желаю пережить все, что его беспокоит. Мы можем пройти через это вместе. Все, что он должен сделать, это просто позволить помочь. Я думаю, он специально дистанцируется от меня. Он знает, что наш контракт скоро закончится. Я постоянно напоминаю себе, что наши дни сочтены, и договор заканчивается. Но я не хочу, чтобы все закончилось. Если бы он хотел удержать меня, то я бы с удовольствием осталась. Мне плевать на деньги. Меня волнует все, что он сделал для меня. Я никогда бы не обрела эту внутреннюю силу без него. Я знаю, что не смогла. Я снова чувствую себя целостной. Я даже ощущаю себя неприкасаемой. Я не хочу покидать его. Не могу произнести это вслух, возможно, не хочу признавать этого. Но я люблю его. Мне плевать, правильно это или нет. Мне необходимо дать ему повод удержать меня. — Хозяин? – спрашиваю я. Айзек перестает печатать, глядя на меня сверху вниз. Мое сердце замирает, кожу покалывает под взглядом этих зеленых глаз. Но не из-за интенсивности, которая была раньше. Он не смотрит на меня так больше. Его глаза полны печали. — Да? Разочарование накрывает меня из-за того, что он не использует мое имя питомца. Еще один признак того, что что-то не так. Но, возможно, я параноик и слишком мнительная. Хотя что-то подсказывает мне, что это не так. — Что я могу сделать, чтобы порадовать вас? — спрашиваю я, сглатывая комок в горле, ненавидя стеснения в своей груди. Айзек смотрит на меня, и я прикусываю щеку изнутри, все более ощущая, как будто что-то не так. Это так. — Ты уже делаешь это, — отвечает он, нежно поглаживая мои волосы. Обычно я бы чувствовала себя уверенно, но его слова делают меня более неспокойной. В них нет ни силы, ни страсти. Даже его ласки слабы. Я облизываю губы, не желая напрямую обвинить его во лжи, но я знаю, так не должно продолжаться. — Но я не чувствую, будто прямо сейчас радую вас. Я ощущаю, что … мне нужно делать больше, чтобы удовлетворить вас. Айзек хмурится, его рука падает с моей головы и безжизненно повисает сбоку кресла. — Тебе нет необходимости делать больше. Его слова говорят одно, но я чувствую что-то еще совсем другое. Ощущается так, словно ледяное копье медленно пронзает мое сердце. — Я не могу принять, что вы дарите мне столько удовольствия, в то время как я не даю ничего взамен. Я знаю, что тебе больно. Я вижу это каждый день. Айзек бросает на меня взгляд, который заставляет меня напрячься. Его глаза сужены, как будто подзадоривая продолжать ход моих мыслей. Но, по крайне мере, в них есть страсть. — Почему ты думаешь, ты не даешь мне ничего? Ты даешь мне так много, Катя. — Я хочу сделать вас счастливым, — говорю я заплетающимся языком. Я смотрю ему прямо в глаза, пока произношу: — А вы не счастливы…, — бросаю ему вызов, доказывая обратное. Бросая ему вызов в том, что он лжет мне. Айзек долго не отвечает, его изумрудные глаза изучают мое огорченное лицо. — Ты беспокоишься обо мне? — спрашивает он, наконец. Я киваю головой. — Да. Я более чем обеспокоена. Я думаю, ты хочешь избавиться от меня, как только контракт закончится. Ты не хочешь иметь дело с тем, что причиняет тебе боль. Просто мысли об этом заставляют слезы подступить к глазам. Я отчаянно надеюсь, что ошибаюсь и просто все выдумываю. Но знаю, что это не так. — Тогда это моя вина, — у меня перехватывает дыхание от боли, отражающейся в его глазах. — Мне жаль, что я подвел тебя в этом отношении, Катя. Боже, нет. Мое сердце выскакивает из груди, дыхание прерывается, когда я кричу: — Нет, Хозяин. Вы не подвели меня ни в чем. Я пытаюсь сохранить спокойствие. Мы можем разобраться с этим. Я могу помочь ему. Пожалуйста, просто дай мне хоть что-нибудь. — Подвел, — его голос лишен эмоций, как будто он не видит, что я разваливаюсь перед ним. Боже, он меня убивает! — Твои заботы — мои, а не наоборот. Я дрожу у его ног и стараюсь не сломаться окончательно, надеясь, что это только дурной сон. Это не по-настоящему. — Иди в свою комнату, — приказывает он холодно, не показывая, что замечает мои страдания. Я смотрю на него, видя боль в его глазах и чувствуя пренебрежение. Твою мать, он не может нанести мне удар подобным образом. Он не должен этого делать. — Нет, — говорю я бунтующее. — Я никуда не пойду. Он тянется вниз, сжимая мой подбородок. — Иди, — рычит он прямо мне в лицо, его горячее дыхание посылает озноб по моей шее и плечам. — Сейчас же. Его голос звучит угрожающе, но меня это не волнует. Я пытаюсь покачать головой, но не могу. Он крепко удерживает мою голову на месте. — Нет, — повторяю я, затаив дыхание, мое сердце отчаянно бьется. — Я не хочу покидать тебя. Я чувствую, что ты не хочешь меня больше. Больно произносить эти слова и признавать правду. Во-первых, вспышка боли проскальзывает в его глазах, но затем гнев пересекает красивое лицо Айзека. Он отпускает мой подбородок и поднимает на ноги, увлекая меня за собой. — Это то, чего ты хочешь? — рычит он, хватая меня за бедра и притягивая к своему твердому телу. Он захватывает мои руки и сводит их за моей спиной, его мощный захват посылает искры желания по моему телу. Я только хочу эту страсть. Всегда. — Да, — шепчу я. — Возьми меня. Используй меня. Делай, что хочешь со мной. Я просто хочу помочь тебе. Айзек смотрит на меня долгим взглядом, его грудь вздымается, а затем, не сказав ни слова, он вытаскивает меня из комнаты, таща дальше по длинному коридору. Я не сопротивляюсь, пока он тянет меня весь путь к моей комнате, открывает дверь и швыряет меня в комнату. — Пожалуйста, останься! — кричу я умоляюще, с трудом поднимаясь на ноги и бросаясь к двери. — Поговори со мной, Айзек! Что я сделала не так? Позволь мне все исправить. — Нет, Катя. Ты не сделала ничего не правильного. Его голос звучит жестко, но, по крайней мере, он разговаривает со мной. — Просто скажи мне, скажи, что случилось! Я хочу все исправить. Я хочу, чтобы ты вернулся! Он смотрит на меня с выражением уязвимости, желания и необузданности. Он нуждается во мне. Он крепко сжимает дверь, и я клянусь, так сложно будет переломить это. Айзек, пожалуйста, просто поговори со мной. — Стой, — командует он. Прежде чем я успеваю добраться до двери, он захлопывает ее с огромной силой. Я стою там, глядя на дверь, через меня проходят разнообразные сильные эмоции. Боль. Печаль. Ярость. Я чувствую себя настолько беспомощной, настолько потерянной. Я не знаю, что здесь происходит, но что-то мне подсказывает, что это может быть концом. Я подношу свои руки к моему ошейнику, желая снять и швырнуть его в ярости о стену. Если он собирается порвать со мной в конце нашего контракта, зачем тянуть-то? Осталось всего несколько дней. Я должна покончить с этим сейчас. Я помещаю мой палец на защелку, мое сердце вырывается из груди, пока слезы текут по моему лицу. Но я не могу заставить себя сделать это. Я не знаю, что он чувствует или переживает сейчас, но я знаю одно точно. Я хочу принадлежать ему. Глава 29 Айзек Она думает, что мне больно. Я — тот, кто нуждается в помощи? Она ошибается. Я расхаживаю по кабинету, прокручивая в голове ее слова снова и снова. Ярость закипает во мне. Я не сломлен и не страдаю. Я знаю, что у меня имеются шрамы прошлого. Но со мной, черт побери, все в порядке. Я делаю рваный вдох и пытаюсь сохранять спокойствие. Ей не следует пытаться исправить меня. Или исцелить. Это не ее задача. И не моя, чтобы требовать это от нее. Я знал, что мне следует отослать ее. Эгоист! Я повел себя эгоистично, и теперь плачу за это. Она тоже расплачивается. Я пробегаюсь рукой по лицу, сжимая челюсть и пытаясь успокоиться, на место гнева приходит печаль. Я прерывисто дышу, и мое тело еще дрожит, когда погружаюсь в кожаное кресло около своего стола. Я не заслуживаю ее. Совсем. Она не должна была переносить на себя мою боль. Это не ее бремя. Я не могу просить жить ее с таким человеком, как я. Я наклоняюсь вперед, потирая лоб рукой и закрывая плотно глаза, желая отринуть все это, но не могу. Она должна уйти. Сейчас же. Я уже размышлял над причинами, которые позволили бы мне удержать ее. Осталось два дня до окончания контракта, но я не могу продолжать. Моя Катя полна счастья, в ней сохранилась чистота, которую я запятнаю. Я не могу так поступить с ней. И не буду. Я поднимаюсь из-за стола, чувствуя прилив осуждения и ненависти к себе. Мне противно то, кем я являюсь. Меня раздражает, что я способен только разрушать, наносить рубцы и причинять боль. Чувствую, как ярость возвращается ко мне. Я смахиваю все со стола и одновременно кричу. Когда скидываю все на пол, бумаги порхают в воздухе, как будто дразня меня. Ей нужно уйти. Она должна уйти сейчас же. Я не могу допустить, чтобы она находилась здесь. Я причиню ей боль. Знаю, что причиню. — Катя! — выкрикиваю я громко ее имя так, что даже начинает першить в горле. — Катя! — кричу я еще громче, и гневные интонации очевидны в моем тоне. Я никогда не звал ее так. Я смотрю на открытую дверь, и когда Катя мгновенно не появляется, я иду прямо по бумагам и папкам, разбросанным по полу, берусь за ручку двери, резко распахиваю ее так, что она ударяется об стену, и с яростью несусь к ней в комнату. Так не похоже на нее не приходить, когда я ее зову. Это все мой гнев, — киваю я головой при этой мысли, когда приближаюсь к ее двери. На мгновение мне в голову приходит мысль, что, может, она уже ушла. Возможно, я напугал ее. Она поняла, что ей нужно оставить такого монстра, как я. Мое сердце перестает биться в груди, и я чуть ли не падаю, приваливаясь к стене. Нет. Я делаю вдох, разрываюсь между болью, возникшей только от одной мысли об этом, и необходимостью сохранить ее. Меня разрывает на части, и я не знаю, какая сторона победит. Я хочу удержать ее навечно. Я больше не хочу отрицать чувства, которые испытываю к ней. Но я также хочу удержать ее прекрасный свет от моей тьмы. Мне необходимо отпустить ее. Я делаю несколько последних шагов с закрытыми глазами и медленно открываю их, когда вхожу в ее комнату, частично ожидая найти ее пустой, но Катя находится там. Стоя на коленях на полу. Она обнажена, и на ней только мои цепи, и даже с ореолом печали вокруг нее, даже с намеком гнева она идеальна в своем подчинении. — Одевайся, Катя, — мне удается сказать с легкостью. Мне нужно, чтобы она ушла. Сейчас. Прежде чем я потеряю свою решимость. Когда она встает, я ловлю вспышку гнева в ее глазах. Взгляд, граничащий с неуважением и просящий меня взять ее. Я хочу подтолкнуть ее на кровать и наказать. Но не могу. В этот момент у меня хватает сил отослать ее, и мне нужно сделать это сейчас, прежде чем я растеряю их. Я смотрю, как она открывает ящик комода, звук его открытия — единственный шум в комнате. Я нахожусь на краю и держусь на волоске, чтобы не сорваться, пока она одевается, ее глаза наполнены слезами. Но она не перечит мне. Катя хватает джинсы, и я сжимаю рукой дверь, закрыв глаза. Ненавижу, что мне приходится делать это. Ненавижу себя и то, что я не достаточно хорош, чтобы удержать ее. — Хозяин? — спрашивает она меня. Мое сердце разбивается на множество осколков, слыша, как она называет меня. В последний раз. — Да? — отвечаю я, пока она открывает ящик и надевает одежду, которую принесла с собой сюда. Простые джинсы и майку. — Зачем вы это делаете? — спрашивает она, и в голосе проскальзывает злость, заменяющая нечто еще похуже. Печаль. Она натягивает свитер поверх топа, не глядя мне в глаза. — Простите, Хозяин. Больно видеть ее такой. Но это для ее же блага. Я игнорирую ее вопрос. Я игнорирую ее извинение. — Ты можешь идти сейчас. Я отправлю вещи тебе завтра. Катя делает шаг назад, смотрит на меня, как будто я собираюсь причинить ей боль. — Ты можешь идти. — Я не хочу уходить, — говорит она, качая головой, глаза широко распахнуты. — Ты должна. — Не делайте этого, — ее голос слаб, она умоляет меня, и я так сильно желаю подчиниться ее желаниям. — Я не то, что тебе нужно, — наконец, признаюсь я ей. — Вы – — Я — убийца! — кричу я, прерывая ее. Она съеживается от такого резкого тона. Я, в конце концов, произнес это. Сказал ей. — Я и раньше убивал людей, Катя. Я не хороший человек. Она смотрит на меня с холодом в глазах, которого я никогда не видел. — Я тоже. — Тебе нужно большее, чем я могу тебе дать. — Я хочу тебя! Я сама могу решить за себя. Она на взводе и сердится, но в большей степени расстроена. Я не думаю, что кто-то из нас ясно мыслит, но это должно произойти сейчас, прежде чем все зайдет слишком далеко. — Я твой Хозяин! Ты будешь слушаться меня! — Тебе нужно отправиться домой, Катя, — говорю я ей с каменным лицом, отказываясь признавать боль, раздирающую меня изнутри. Я даю ей ключи от своей машины. Она может забрать ее. Черт, она может забрать все, если захочет. Но ей нужно уйти прежде, чем я схвачу и удержу ее навсегда. — Нет! — кричит она мне, но я не могу принять этот ответ. Я хватаю ее за талию, притягиваю ее тело близко к своему, поднимаю ее с пола и несусь к лестничному пролету. — Остановись!— кричит она на меня. — Айзек, нет! Ее тело содрогается, она всхлипывает, и я сейчас более, чем когда-либо ненавижу себя за причиненную ей боль. Но я должен. Мне следует спасти ее. Я не могу позволить ей остаться со мной и разрушить ее красоту. Ее силу. Мне необходимо, чтобы она покинула меня. — Ты должна уйти, — я стараюсь произнести как можно категоричнее, но мой голос срывается. — Мне нужно, чтобы ты знал, насколько ты владеешь мной, — кричит она мне, ее голос так громок, что режет слух, но мне плевать. Я тащу ее к двери. Она ударяет меня, оттягивая назад свой кулачок, и снова бьет им по моей грудной клетке. Я чувствую рывок и слышу какой-то щелчок, но не пойму что это такое. Мои глаза взлетают к ее браслету, но он по-прежнему на месте. — Ты не можешь выставить меня, — говорит она, безуспешно вырываясь, когда мы достигаем фойе. — Я не позволю тебе, — ее голосу не хватает убедительности и силы. Слезы текут по ее лицу и падают на мое плечо, разрывая мое сердце от ее боли. Уже лучше. Лучшее решение. Наконец, я опускаю ее вниз, и она спотыкается, пока прилагает огромные усилия, пытаясь обрести равновесие. Я открываю дверь. — Уезжай, — говорю я ей, стараясь избавиться от всех эмоций в моем голосе. — Я люблю тебя, Айзек, — ее голос прерывается от эмоций. Эти слова из ее уст почти заставляют меня упасть на колени. Вымолить у нее прощение. Умолять ее не бросать меня. Я стою молча, не двигаюсь, не отвечаю. — Пожалуйста, — говорит она, ее голос дрожит, — пожалуйста, Хозяин. — Уходи, Катя, — слова вынужденно слетают с моих уст. Я буду только ее Хозяином. Это все, что я могу обещать ей. Она нуждается в большем. Это единственный способ, каким я могу дать ей больше. Ее прекрасные губы раскрываются, и вспышка раздражения покидает ее. Боль все еще осталась, но появляется намек на гнев. Удержи этот гнев, мой котенок, так будет легче. Ей нужно время прийти в себя. Хватаю ключи и выхожу из двери, но прежде чем она уходит навсегда, Катя поворачивается ко мне. — Я не останусь с человеком, который не хочет меня, — говорит она тихим голосом, полным боли. Ее широко раскрытые глаза умоляют меня, прося сказать ей все, что я эгоистично хочу высказать. — Ты не хочешь меня? — спрашивает она с разрушающимся на глазах самообладанием, слезы катятся по ее лицу. Я так сильно хочу заключить ее в свои объятия и впиться своими губами в ее, чтобы осушить слезы и удержать ее. Но я не могу так поступить с ней. Нет, если я действительно люблю ее. Люблю. Я твердо знаю, что конкретно я делаю. — Нет, — в конце концов, произношу я. Это слово сложно вытолкнуть из себя, но после того, как оно срывается с моих губ, дело сделано. Катя разворачивается, резко втягивает воздух и направляется прямо к машине. Она не оборачивается. Ни разу. Даже когда садится в машину, она отказывается смотреть на меня. Мои ноги угрожают выдать меня, в то время как каждый миллиметр моего тела горит от необходимости бежать к ней, чтобы остановить. Я смотрю, как она уходит от меня. Я смотрю, как она покидает меня. И я стою в дверном проеме, ожидая, что вот сейчас осознаю, я сделал то, что лучше для нее. И эта боль оправдана. Но это слишком больно. Как только я начинаю закрывать дверь, я вижу, что же сломалось раньше, когда я вел ее, сражающуюся со мной, сюда. Цепь. Моя цепь. Я закрываю дверь и нагибаюсь, чтобы поднять ее с пола. Тонкое серебро с алмазной резьбой переливается, когда я подбираю ее и сжимаю в кулаке. Я сломал ее. В тот момент, как мой большой палец проходится по цепочке, у меня перед глазами появляется образ ожерелья моей матери, когда она лежала на холодном, жестком полу кухни.
Почему она все еще лежит? Мое сердце бьется все быстрее и быстрее, но тело становится только холоднее, когда я медленно выхожу из коридора и подхожу к ней. Он ушел, монстр оставил ее после того, как я смотрел, что он проделывал с ней. Я не знал. Как я мог знать, что на этот раз он убьет ее? — Мама? — зову я ее шепотом, все еще боясь, что она побьет меня за вмешательство, как обычно она это делала. Но ее глаза открыты. Они красные, но не так, как обычно. Не от наркотиков. Это кровь. Ее кровеносные сосуды полопались, и ее глаза такие красные. — Мама? — говорю я громче, когда подхожу ближе к ней. Ее грудь не двигается. Все также. Так тихо. Стоя рядом с ней на коленях, я смотрю на ее грудь, ожидая, что мама сделает вдох. Перед моими глазами все размыто. Почему я плачу? Она не мертва. Она не может этого сделать. Я трясу ее за плечи. — Мама! — кричу я ей, и мое сердце начинает биться быстрее от страха из-за того, что она ударит меня за мой крик и из-за того, что она действительно мертва. Я трясу ее, но единственный звук издает ожерелье на ее шее, которое я купил ей на все свои деньги. Она надела его сегодня. Она носит его в те дни, как я думаю, когда хочет показать мне, что она любит меня. Она надела его сегодня. Я рыдаю, когда трясу ее за плечи сильнее, выкрикивая ее имя. Ожерелье звенит и звенит, когда я тяну маму вверх, и я ломаю его. Случайно. Я просто хотел, чтобы она дышала. Я не хотел. Я не хотел всего этого. Мне жаль, что я не могу вернуть его обратно. Это моя вина. Я держу сломанную цепочку у груди, прислонившись к двери. Изо всех сил стараясь дышать и справляясь с тем, что она покинула меня, хотя я так хотел ее. Она не может находиться с таким монстром, как я. Мне только очень жаль, что я не смогу больше проводить время с ней. Мне жаль, что я не был достаточно хорош для нее.
|
|||
|