РИШАР. Шампанского! 1 страница

Стр 1 из 6Следующая ⇒

ТЕКТОНИКА ЧУВСТВ

Пьеса Эрика-Эммануила Шмитта

Перевод с французского Ирины Мягковой

Памяти Дидро

в который раз…

Октябрь 2005 года

У НЕЕ

Все начинается с поцелуя.

Мужчина обнимает женщину. Они долго не прерывают объятья.

Затем мужчина отнимает губы.

РИШАР. Я вернусь.

По тем движениям, которыми она пытается его удержать, чувствуется, что для женщины это объятие важнее, чем для мужчины. Она трепещет от страсти и хотела бы продлить ласки как можно дольше.

ДИАНА. Иди.

РИШАР. Ровно на пять минут.

ДИАНА. Пять минут.

РИШАР. Пять минут ты продержишься?

ДИАНА. Надеюсь.

РИШАР. Поклянись, что выдержишь.

ДИАНА. Нет, слишком рискованно. А ты сам выдержишь?

РИШАР. Попытаюсь. Но я-то готов поклясться.

Он удаляется, элегантный, беспечный, уверенный в себе, что свойственно мужчинам, которые нравятся и любимы.

С другой стороны входит Мадам Помрей. Мать Дианы, которая успевает увидеть Ришара как раз в тот момент, когда он выходит из гостиной.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Куда он пошел?

ДИАНА. За газетами.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Ах, снова в разлуке!

ДИАНА. Только на пять минут.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Какая драма! Постараюсь помочь тебе вынести это тяжкое испытание. (Обе смеются) Дыши размеренно, расслабься, думай о том, что по дороге в киоск ему не надо переходить через улицу и, стало быть, он не рискует попасть под машину, и напоминай себе, что за последнее время самолеты над Парижем совсем не разбивались. Помогает?

Диана с лукавым выражением лица кивает утвердительно, а Мадам Помрей продолжает шутить, на сей раз, сделав трагическую мину.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Правда, остаются лисы! О, да! Мы не задумываемся над этим, но вполне возможно, что какая-нибудь бешеная лисица вдруг выпрыгнет из сквера и вцепится ему прямо в левую ногу! Или в правую!

ДИАНА (Сохраняя юмор игры). О, боже, ты права! Как же мы не задумываемся над этим!

МАДАМ ПОМРЕЙ. И тогда он вернется раненный, с остолбеневшим лицом…

ДИАНА …с пеной у рта…

МАДАМ ПОМРЕЙ …в лихорадке…

ДИАНА …инфицированный…

МАДАМ ПОМРЕЙ …заразный…

ДИАНА …умирающий…

ДИАНА …и он поцелует меня, и я тоже буду обречена. Через несколько дней мы умрем вместе, нас похоронят в одном гробу, не сумев разомкнуть последнего объятья. В общем, отлично!

МАДАМ ПОМРЕЙ. Ты права, все складывается удачно! А я разобью свою пенсионную копилку и на все деньги куплю вам хризантем. (Вздыхает) Ах, Диана, мне даже не снилось увидеть свою дочь в таком счастье. Просто уписаться можно от счастья!

ДИАНА (ворчливо). Ну, мама…

МАДАМ ПОМРЕЙ. Что, мама… И это ты, всегда такая серьезная, занятая исключительно уроками, потом экзаменами, потом политической карьерой… Ты, которая занимается в Парламенте женщинами вообще и никогда – собою лично, ты, у которой был уже печальный опыт первого брака…

ДИАНА. Мама, прошу тебя, перестань рассказывать мне мою биографию.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Но это мое любимое занятие, и, когда тебя нет рядом, я всех достаю с историей твоей жизни.

ДИАНА. Я здесь есть, сдерживай себя.

МАДАМ ПОМРЕЙ (хлопает в ладоши). Короче, все плохо, что хорошо кончается. Моя дочь, которой, казалось, решительно не везло в любви, познала великую любовь.

ДИАНА (сомневаясь, помимо воли). Уж и великую…

МАДАМ ПОМРЕЙ. Несомненно! Как же мне, безутешной, не назвать это великой любовью, если несколько лет мужчина бьется за то, чтобы привлечь твое внимание, если ухаживания его напоминают осаду хорошо укрепленного города, если он любит тебя больше и намного дольше, чем любишь его ты!

ДИАНА (взволнована). Любит меня больше, чем я его? Ты действительно так думаешь?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Да.

ДИАНА. И что же заставляет тебя так думать?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Ты сделала всё, чтобы его отвадить. Более того, ты делала это достаточно агрессивно, целых два года насмехаясь над ним, унижая его суждениями о смехотворности его чувств. А когда позволила , наконец, приблизиться к себе, внятно объяснила, что карьера для тебя гораздо важнее мужчины, что годы, проведенные с первым мужем, - скучнейшие в твоей жизни, и поэтому ты вела с ним раздельное хозяйство. И если после всего мужчина продолжал настаивать, то, разумеется, только потому, что любил тебя сверх всякой меры. Он продолжал, вопреки и в пику тебе. Еще ни один мужчина не лез так вон из кожи, чтобы добиться женщины. Кстати, ты для него уже не просто женщина: ты – его победа.

ДИАНА. Тогда почему он не женится на мне?

МАДАМ ПОМРЕЙ (Задыхается от возмущения). Но…! Но потому что ты не желаешь!

ДИАНА. Ну и что?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Бред какой-то! Ты отклоняешь его брачные предложения и его же обвиняешь в том, что он не женится!

ДИАНА. Я вела себя так всегда, но раньше это ему не мешало. Почему же сейчас мой отказ имеет какое-то значение?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Я породила чудовище!

Пауза. Мадам Помрей осознает, что Диана как будто растеряна.

МАДАМ ПОМРЕЙ. И он не повторял своего предложения?

ДИАНА. Ни разу за последние месяцы.

МАДАМ ПОМРЕЙ. А если что, ты выйдешь за него?

Пауза.

ДИАНА. Не знаю.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Какая негодяйка!

ДИАНА. Нет, мама, я тревожусь. Я боюсь. Он ведет себя не так, как прежде. Иногда зевает, когда мы читаем, сидя рядом. И, если нам случается ненадолго разлучиться, больше не возвращается бегом с этим своим видом несчастного ребенка, которому только что удалось спастись от стихийного бедствия. Да, он по-прежнему обнимает меня, как только что, но не прижимает к себе неистово. Кстати, нет в нем больше ни горячности, ни безумных жестов, выражавших крайнее нетерпение, жестов, которые порою причиняли мне боль. (С глубокой печалью) Мама, он больше не делает мне больно.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Он стал тоньше. Не забывай, что это только мужчина.

ДИАНА. Теперь он гораздо легче переносит нашу разлуку, когда деловые командировки вынуждают его уезжать. А раньше он просто заболевал от тоски: боялся, что не застанет меня, вернувшись.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Сие означает доверие к вам, сударыня.

ДИАНА (очень искренне). Но тот, кто влюблен, доверять не может.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Очень даже может!

ДИАНА. Нет!

МАДАМ ПОМРЕЙ. Это твое мнение, не его.

ДИАНА. Что ты об этом знаешь?

МАДАМ ПОМРЕЙ. А ты? (Кротко). Спроси у него прямо.

ДИАНА. Нет, мне страшно уже от предположений.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Женщинам дано понять лишь то, что есть в мужчине женского; мужчины же понимают в женщине, что есть в них мужского. Иначе говоря, понять другой пол невозможно. И, объясняя каким-то образом его поведение, ты непременно ошибаешься.

ДИАНА. Мужчина и Женщина чужды друг другу?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Разумеется. Только поэтому дело и ладится столько лет.

ДИАНА. Именно поэтому оно никак и не ладится.

МАДАМ ПОМРЕЙ (властно). Спроси у него прямо.

ДИАНА. Нет! Это означало бы, во-первых, его обвинить. А, во-вторых, выказать свое беспокойство.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Спроси!

ДИАНА. Нет! Я слишком страшусь его ответа. Я его не переживу.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Диана, перестань отвечать за него. Спроси у него прямо! Но как женщина… Не в лоб…Потоньше…Говори с ним так, будто речь идет о тебе самой: «Ришар, ты не замечаешь, что я иногда зеваю, когда мы читаем, сидя рядом, что не возвращаюсь бегом, как прежде, когда мы расстаемся на несколько часов, что не делаю тебе больно, когда сжимаю в своих объятьях, и т.д.» И посмотрим, что он тебе ответит.

Диану явно привлекает предложение матери, но она все еще дрожит от страха.

ДИАНА. Я так его люблю. Мама, слышишь, никогда ни к одному мужчине я не была так привязана, как к нему.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Знаю, солнышко мое. И это еще одна причина развеять гнусные сомнения, которые отравляют твой разум.

ДИАНА. Ты думаешь?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Поверь мне: тебя ждет приятный сюрприз.

ДИАНА. Разочарования я не переживу.

В это время возвращается Ришар с газетами под мышкой. Обе женщины немедленно возвращаются к ранее продемонстрированной манере поведения.

МАДАМ ПОМРЕЙ. А, вот и Ришар с его газетами! Газеты – всегда! Газеты – везде!

РИШАР. Да, знаю, это наркотик.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Именно так! Обойтись не можете и каждый день к ним прибегаете: типично для больного. Уверена, что вы даже не знаете, зачем их читаете. Кстати, они продолжают оказывать на вас хоть какое-то воздействие? Случается ли день, когда они действуют лучше, чем в другие дни?

РИШАР. Да, в понедельник, потому что я лишен их в воскресенье.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Обратите внимание: клинический случай наркозависимости. Бедный мальчик, мне жаль вас.

РИШАР. Неблагодарная! И этой женщине я непрерывно поставляю кроссворды!

МАДАМ ПОМРЕЙ. Каждому известно, что газеты только для того и существуют, чтобы снабжать нас кроссвордами. Иначе, какой в них толк?! Новости ведь меняются всякий день, а на следующий день неизбежно устаревают: так разве могут они быть серьезными?

РИШАР. Все меняется ежедневно. И только вы не хотите с этим смириться.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Не стану вступать с вами в научную дискуссию: не тот у вас уровень. До скорой встречи.

РИШАР. До скорой, мамочка.

Она заливается смехом, в восторге от своих взаимоотношений с Ришаром, потом уходит.

Ришар отбирает несколько газет и отдает их Диане.

РИШАР. Вот тебе твои.

ДИАНА. Спасибо.

Они располагаются, чтобы прочитать газеты. Ришар полностью погружается в свою ежедневную газету, а Диана настороже.

ДИАНА. Ты всерьез говорил, что «всё меняется ежедневно»?

РИШАР. Я нередко бываю серьезным с твоей матерью. Что я говорил?

ДИАНА. Ты сказал «всё меняется ежедневно». Ты действительно так думаешь?

РИШАР. Конечно.

ДИАНА. Хотелось бы мне, чтобы это было не так.

Он никак не реагирует на это заявление. Потому что погружен в чтение статьи. Однако, с некоторым опозданием слышит то, что она сказала. Обернувшись к ней, констатирует, что лицо у нее - мрачное.

РИШАР. Что случилось?

ДИАНА. Ришар, уже давно мне хотелось тебе кое в чем признаться. Но боюсь, что огорчу тебя.

РИШАР. Ты огорчишь меня? Такого не было никогда.

ДИАНА. Так будет.

Пауза.

РИШАР. О чем ты говоришь?

ДИАНА. Прости, но я подумала и решила помолчать…

РИШАР. Ты что-то от меня скрываешь? У тебя секреты? Диана, мы ведь сразу договорились ничего друг от друга не скрывать.

Диана закрывает лицо руками, наклоняет голову вперед и изменяет голос.

ДИАНА. Ты не заметил, что я изменилась?

Он смотрит на нее. Не отвечает.

Пауза.

Она вздрагивает.

ДИАНА. Заметил, стало быть.

РИШАР. О чем ты?

ДИАНА. Да, заметил. Что я, например, зеваю иногда, когда мы читаем, сидя рядом. Что не возвращаюсь бегом, как прежде, когда нам случается ненадолго расстаться . Что больше не делаю тебе больно, когда сжимаю в объятьях. Легче переношу твои отъезды в разлучающие нас командировки.

Он смотрит на нее внимательно и серьезно. Она решается продолжить.

ДИАНА. Вначале я постоянно хотела, остаться дома с тобой наедине; потом раз в неделю мы стали выходить в город, потом выходили уже через день, а сейчас я предпочитаю всегда ужинать не дома и с друзьями. Время от времени, когда мы остаемся вдвоем, я беру в руки какую-нибудь брошюру и засыпаю с ней. Ты замечал?

Глубокая пауза.

ДИАНА. Я больше не настаиваю, чтобы мы все ночи проводили вместе. Достаточно какого-нибудь небольшого насморка, тяжести в желудке, легкого переутомления на работе, чтобы я отправила тебя спать к тебе домой.

Она замолкает. Он страшно бледнеет, но по-прежнему не реагирует.

ДИАНА. Ты обратил внимание, что я не так весела, как прежде? И аппетит испортился. Я ем и пью без всякого желания, плохо сплю. Почему у меня так часто появляется потребность в одиночестве? Ночью я постоянно спрашиваю себя: он ли это? Я ли это? Разве он переменился? Нет. Стал не так мил? Нет. Значит, переменилась я. Что происходит?

Исчерпав красноречие, на грани нервного срыва, она замолкает.

ДИАНА. Разумеется, это только признаки, но признаки чего?

Ришар встает, подходит к ней, берет ее руку, подносит ко рту и целует долгим поцелуем. Потом, потрясенный, падает к ее ногам.

РИШАР. Я тебя обожаю.

ДИАНА. Что?

РИШАР. Обожаю тебя, Диана. Люблю больше всего на свете.

Это признание бросает ее в краску.

ДИАНА. Как, после всего, что я тебе наговорила?

РИШАР. Ты – необыкновенная женщина.

ДИАНА. Как ты сказал?

РИШАР (у него на глазах слезы). Гораздо выше других.

ДИАНА. Что?

РИШАР. Я тебя не достоин. Кстати, я всегда так считал.

Взволнованная этим порывом, Диана не знает, как реагировать.

Пауза.

РИШАР. Да, ты права.

ДИАНА. Я?

РИШАР. Ты права.

ДИАНА. В чем я права? Я ничего не сказала.

РИШАР. Нет, ты осмелилась сказать. Ты нашла мужество, которого не оказалось у меня. Ты осмеливаешься говорить то, о чем я умалчиваю, что скрываю и от тебя, и от себя самого.

ДИАНА (бледнея). О чем?

Он садится очень близко к ней. Диана начинает опасаться того, что ей предстоит услышать.

РИШАР. Какой великой я тебя нахожу и каким ничтожным – себя… Ты заговорила первой, но твоя история – слово в слово моя. Да, Диана, помимо меня, вопреки мне, мое чувство тоже слабеет.

В шоке, содрогаясь от нервного потрясения, Диана закрывает глаза и отворачивает голову. Ей бы хотелось не видеть и не слышать его больше, но поздно: Ришара понесло.

РИШАР. Ты права, мы не такие, как прежде. Любовь слабеет. Всем сердцем, всем разумом своим я хотел бы опровергнуть этот факт. Но бессилен. Воля моя бессильна…

Глаза Дианы наполняются слезами.

ДИАНА. Значит, это правда?

РИШАР. Самая горькая.

Пауза.

ДИАНА. И что же теперь?

Ришар вздыхает.

РИШАР. Теперь моя очередь проявить такое же мужество, как твое… (Делает глубокий вдох, встает и объявляет): Довольно претворяться, расстанемся.

Диане, хотя она задыхается от волнения, удается себя контролировать.

ДИАНА. Согласна.

РИШАР. Так будет честнее.

ДИАНА (подтверждая). Так будет честнее.

Вставая, она пошатнулась.

ДИАНА. Ты не против, если мы на этом остановимся? Не пойдем вместе обедать? Мне надо подумать.

РИШАР. Нет, конечно, не против. (Пауза). Так будет лучше.

ДИАНА. Да, так будет лучше.

Она хочет удалиться, но он удерживает ее, широко улыбаясь.

РИШАР. Мы станем большими друзьями.

ДИАНА (она страшно устала). Разумеется.

РИШАР. Самыми большими друзьями на свете.

ДИАНА. По крайней мере.

Он целует ее в лоб.

Оскорбленная до глубины души, она на секунду меняет облик: в яростной позиции ее тела, в полных ненависти глазах, в сжатых кулаках угадывается одно желание – ударить.

Однако, прежде чем он что-либо заметил, она успевает взять себя в руки.

РИШАР. Друзья?

ДИАНА. Друзья!

Она удаляется.

Оставшись один, Ришар кажется взволнованным, но вместе с тем как будто испытывает облегчение.

Появившаяся Мадам Помрей видит, что он собирает свои газеты, чтобы вместе с ними уйти.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Как, вы не остаетесь обедать? Уходите?

РИШАР. Да. (Пауза). Диана вам объяснит.

Мадам Помрей ведет себя так, как будто уже поняла, в чем дело.

МАДАМ ПОМРЕЙ. До скорого!

РИШАР. До скорого.

Она его останавливает у самого выхода.

МАДАМ ПОМРЕЙ. Ришар, я понимаю, что вмешиваюсь в то, что меня не касается – впрочем, это совершенно в моем духе и привычках ,- но, поскольку я люблю вас обоих, и поскольку я хорошо знаю свою дочь, хочу дать вам один совет: сделайте ей предложение.

РИШАР. Простите?

МАДАМ ПОМРЕЙ. Я знаю, что вы получили отказ несколько месяцев тому назад. И все же убеждена, что, если вы к этому вернетесь теперь, она согласится.

Ришар в растерянности и не знает, что ответить.

МАДАМ ПОМРЕЙ. На самом деле, она только об этом и мечтает.

Ришар бросается к Мадам Помрей и целует ее в обе щеки.

РИШАР. До свидания, мамочка.

МАДАМ ПОМРЕЙ. До свидания, Ришар.

Он исчезает чуть быстрее, чем можно было бы ожидать.

КАФЕ

В прокуренном кафе, где непрерывно стрекочет радио, выплевывая модные шлягеры, Диана и вполне зрелая дама сидят за столом.

Перед ними на мраморной столешнице лежат бумаги Дианы, ее диктофон, стоят пустые чашки, корзинка с круасанами, остатки пищи, поглощенной во время беседы.

Беседа заканчивается, и Диана делает последние пометки в своем блокноте.

РОДИКА. Ну вот, я рассказала вам всё, что знала.

ДИАНА. Спасибо, спасибо огромное, мадам Николеску. Благодаря вам, я получила чрезвычайно важную информацию. Весьма признательна также за вашу искренность.

Диана укладывает в папки свои заметки.

Родика Николеску, пятидесятилетняя особа довольно потрепанного вида, утянутая в костюм, слишком вызывающий и броский для ее возраста, вытягивает ноги, потягивается, вздыхает, сохраняя скептическое выражение лица.

РОДИКА. Думаете, это может на что-нибудь сгодиться?

ДИАНА. Не только думаю, но и обещаю вам. Как только будет готов мой доклад, Парламент сделает всё, чтобы мы могли улучшить ваше положение.

РОДИКА. Невозможно поверить. Вы, респектабельная дама, депутат при должности и полномочиях, и вдруг интересуетесь нами! Почему?

ДИАНА. Когда я заканчивала учиться, почти единственная женщина среди мужчин, пообещала себе: если у меня получится с политической карьерой, основным направлением моей деятельности станет положение женщин.

РОДИКА. С положением женщин понятно. Но речь идет о проститутках.

ДИАНА. С ними скверно обращаются потому, что они – женщины, не так ли?

РОДИКА. Может, у вас в семье кто-то занимался…

ДИАНА (смущена). Нет.

РОДИКА. Сестра…мать…

ДИАНА (развеселилась). Нет, нет. Кстати, моя мать была бы в шоке, узнав, что я согласилась, вернее сказать – сама возложила на себя – эту миссию!

РОДИКА. Вы – человек широких взглядов.

ДИАНА. Не сказала бы: просто занимаюсь своим делом. Вы представляете врача, который отказался бы помочь больному на том основании, что его не устраивает, как тот обращается со своим телом?

РОДИКА. Само собой, отказался бы.

ДИАНА. Я говорю о хорошем враче, гуманисте, человеке, верующем в медицину. То же и в политике. Когда проституция вызывает у тебя ужас, невозможно жить так, как будто ее не существует вовсе.

РОДИКА. Вот видите, вам не нравится!

ДИАНА. Что?

РОДИКА. Проституция.

ДИАНА. Разумеется. А вам, что, нравится?

РОДИКА (подтверждая, что да). Я – другое дело. Это моя жизнь, поэтому ясно, что мне не нравится!

ДИАНА. Мадам Николеску, я здесь не для того, чтобы поставить себя на ваше место или выносить суждения о вас или о мужчинах, которые ходят к вам. Даже если мир мне не нравится, я принимаю его таким, какой он есть, и работаю, засучив рукава. Я не уверена, что человека вообще можно изменить, более того, не уверена, что это нужно делать. Я не верю политикам, у которых имеются подобные амбиции, потому что все они в результате становятся диктаторами. Ни вы, мадам Николеску, ни я, мы не станем перевоспитывать человечество. Нам никогда не удалось бы это сделать, даже если бы безумно захотелось! Однако в наших силах улучшить законы, скорректировать, модернизировать их, очеловечить, отказавшись от лицемерия. Свой доклад я намерена представить исключительно ради того, чтобы не попирались ваши права, ваше человеческое достоинство и чтобы не злоупотребляли вашим здоровьем.

РОДИКА. Ну, тогда вперед! Если вы не боитесь черной работы, здесь ее – непочатый край!

В этот момент в кафе появляется удивительно красивая молодая женщина, утонченная, благородная, с печальными глазами.

В неспешности ее выхода, грациозности походки, нежной серьезности выражения лица есть нечто редкостное, нездешнее. Она похожа на видение.

Диана не может глаз от нее оторвать.

ДИАНА. Кто это?

РОДИКА. Да, одна незадачливая девица. Из очень, очень невезучих. Просто горе луковое.

ДИАНА. Редко увидишь такую красавицу…

РОДИКА. Из-за такой красоты и все несчастья. С мордоворотами ничего плохого не случается.

ДИАНА. И такую печаль…

РОДИКА. Не следовало бы мне вам говорить: это моя подопечная. Я делаю всё, чтобы ее поддержать. Вы представляете! Там, у нас, в Румынии двадцатилетняя девчушка грезит поэзией, театром, литературой, читает наизусть Верлена и Бодлера, и вдруг судьбы выбрасывает ее на панель. Анка, так ее зовут, часами может говорить о поэзии: стихи, проза, всякие там сонеты, строфы и прочее! Мы с ней вместе снимаем комнату. Подождите, я ее позову. Анка, пожалуйста, подойди к нам. Иди, иди сюда!

Анка повинуется. Всё в ней – послушание и смирение. Чувствуется, что одна пружина – пружина желания – сломана и не действует.

РОДИКА. Хочу представить тебе Мадам Помрей, она депутат и работает над докладом про нас, чтобы политики помогли подправить нашу ситуацию. Поздоровайся.

АНКА (без всякого выражения). Добрый день, Мадам.

ДИАНА. Добрый день.

Диана тщетно пытается поймать взгляд Анки.

РОДИКА. Я рассказала ей, что ты знаешь наизусть французские стихи. Кучу стихов. Выучила там, в Румынии.

Анка подтверждает, не вступая в беседу…

РОДИКА. Не хочешь прочитать?

АНКА. Я устала.

РОДИКА. Ну, не капризничай. Почитай ей, чтобы она знала, что Румынии есть такие, как ты.

АНКА. Я уже не в Румынии.

РОДИКА. Но ты же понимаешь, что я хочу сказать! Производит хорошее впечатление, когда девушка из наших показывает, что причастна к культуре. Может помочь делу.

Анка поворачивается к Диане.

АНКА. Поверьте, Мадам, я действительно очень устала.

Диану волнует печаль молодой девушки.

ДИАНА. Я вам верю.

РОДИКА. Ну и характер! (Диане). Но надо и ее понять, мадам. Она начинала изучать французскую литературу в Бухаресте, когда некие господа предложили ей место компаньонки во Франции, уверив, что одновременно она сможет поступить в университет, познакомиться с Парижем, его книжными магазинами, библиотеками, театрами…Разумеется, когда она приехала, они ее изнасиловали, отколотили, отобрали документы и послали на панель. Классический вариант!

ДИАНА (она потрясена). Мне страшно жаль, Анка.

Вместо ответа, Анка опускает глаза.

ДИАНА. И вы, конечно, не можете на них пожаловаться?

Анка отворачивается. Родика не может не развить мысль Дианы.

РОДИКА. Естественно! Какая может быть жалоба, если у тебя нет документов? Когда ты на нелегальном положении? И знаешь, что они исполнят свою угрозу, если ты на них заявишь.

ДИАНА. Чем же они угрожают?

РОДИКА. Привезти во Францию младшую сестренку Анки и тоже выпустить ее на панель. Классический вариант!

При этих словах Анка делает жест, который выдает ее глубокую тревогу, но быстро берет себя в руки и снова кажется совершенно безучастной.

Диана принимает ситуацию близко к сердцу.

ДИАНА. Чудовищно. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вам помочь, не сомневайтесь. Доклад мой будет вопиющим, и я буду проталкивать его через все комиссии и кулуары Национального собрания, пока не осуществятся реформы и не улучшится ситуация… Поверьте также, что это – не пустые слова и не предвыборные посулы.

РОДИКА. Я верю вам, мадам, спасибо.

ДИАНА (обращаясь к молодой девушке). Я сочувствую вам, Анка. Даже если в данный момент это ничего не меняет, знайте, что я вам сочувствую.

Анка как будто даже и не слышит.

Диана не настаивает и встает, чтобы уйти.

Но стоит ей сделать три шага, как Анка ее останавливает.

АНКА. Постойте, я хочу прочесть вам стихи.

РОДИКА (раздраженно). Сейчас уже не нужно, Анка! И потом поздно, пора уходить!

Диана делает Родике знак замолчать, садится, улыбается Анке и шепчет ей тепло и ободряюще:

ДИАНА. Буду счастлива их услышать.

АНКА. Это стихи Бодлера. Я выучила их уже здесь.

12 3 4 5 6 Следующая ⇒